Впереди конный; позади конный; между ними бредут вереницей, руки связаны, головы опущены, глядеть и жутко, и жалко, и стыдно.
Так вернулся Ульф.
С той поры у Ульфа разлад пошел с отцом его. Тарасмунд же ни словом не попрекнул брата за безрассудство его; но и от Тарасмунда Ульф, брат его, с того времени отдалился.
Привечал у себя Ода-сироту и Мунда-калеку; нас же с Гизульфом не жаловал.
Несколько лет прожил Ульф в покое, и думали мы, что уж беды, которые преследовали Ульфа, отступились; но тут случилось проиграться Ульфу. И сказал в сердцах Рагнарис: "В несчастливый день зачал я Ульфа". И рассказал, в тяжком хмелю, перед тем, как уйти на курганы, что поссорился раз крепко с женой своей Мидьо, избил ее, а после повалил на пол и доказал ей свое мужское превосходство. Мидьо же прокляла его семя. И так был зачат Ульф.
Что после дивиться, если несчастья так и сыплются на Ульфа!
Од и Мунд не позабыли прежней их дружбы с Ульфом. Когда Ульфа в селе не стало, продолжали водить между собой знакомство.
Так и случилось, что Мунд ушел к Оду в подпаски.
АЙНО И ТВИЗО
Говорят, что Од-пастух понимает язык зверей. Мой брат Гизульф языка зверей не понимает, хотя собаки его никогда не трогают.
У Хродомера большое хозяйство. Хродомер говорит, что из помета одного щенка сука всегда съедает, ибо этот щенок, выросши, убьет всех прочих. Сука сразу видит, который из ее щенков убийца и убивает его, пока он еще слеп.
Такого-то щенка Хродомер не дал своей дворовой суке убить, отобрал и Оду-пастуху дал, чтобы вырастил.
Од со щенком-убийцей нянчился, как мать с младенцем. Так выросла Айно.
Айно сражалась с волками и убивала их, охраняя стадо. Подобно тому, как мы, готы, убивая наших врагов, берем иногда себе жен из вражеских народов, так и Айно понесла однажды от волка потомство.
Так родилась Твизо. Самая крупная была в помете; ее Од отобрал, а прочих утопил.
Эти две собаки - вся родня Ода. Ходят они за Одом, как Одвульф за годьей.
Твизо крупнее, чем Айно, лобастая, глаза у нее как у волка, одно ухо у Твизо порвано.
ДЯДЯ АГИГУЛЬФ - ОРАРЬ
Когда настала пора пахать землю, мы все радовались тому, что Тарасмунд дома. Вспоминали, как плохо было без него пахать. Больше же всех радовался дядя Агигульф.
Дядя Агигульф радовался больше всех потому, что когда отца моего Тарасмунда не было, ему, Агигульфу, пришлось все тяготы пахоты брать на себя.
Один раз только и случилось так, что Агигульф вместо Тарасмунда был. Тогда Теодобад пришел, звал людей с собой в поход. Поход же обещал много добра принести, хоть и уходили перед посевной. Из нашего села ушло немного воинов. Из нашего рода обычно всегда Агигульф в походы ходит, Теодобад его и звал. Агигульф же на этот раз пойти не мог. Он рыбу ловил на дальнем озере, на слабый лед ступил, провалился и сразили его огневица да трясовица. Тут как раз и явился в село человек теодобадов - в поход зовет. Как не пойти? Агигульф лежит, встать не может. Рагнарис зубами скрежещет, на Агигульфа ругается: не сын, а колода. Хродомер, старая лиса, вон, одних баб да рабов в хозяйстве оставил, всех прочих к Теодобаду отправил гепидов разорять (но не соседних, а дальних, тех, что на озерах сидят, соль варят). У тех гепидов вождь, по прозванию Афара, удачно сходил в поход и много взял скота. Алчность того Афару обуяла; только вернулся из похода и на нас войной двинулся. Недалеко от бурга гепиды спалили деревню. Ближние же гепиды клянутся, что не ходили они в ту деревню и не жгли ее. Стало быть, того, дальнего Афары, рук это дело.
Наш Теодобад сказал, что не книжник он премудрости эти распутывать, кто деревню спалил, собрал воинов и на гепидов пошел, и на ближних, и если повезет - то и на дальних.
Нашему селу теодобадова вражда с ближними гепидами ни к чему. Гепиды - они полгода думать будут, почему Теодобад на них ополчился, а потом вдруг сообразят, что это же на них войной пошли. И, конечно, после этого наше село первым пожгут. А уж гепид воевать начнет - его не остановишь. Останавливаются они еще медленнее, чем начинают, таково уж их племя.
Но дело обернулось к нашей удаче. Ближние гепиды вовремя смекнули, что к чему, присоединились к теодобадову войску и вместе с ним пошли на дальних гепидов. Ближних гепидов вождь Арка давно посматривал на соляные варницы - главное богатство Афары. Арка много лет неустанно мутил те роды гепидские, которые сидели под Афарой. Тут же удачный случай подвернулся Афару извести.
Так и вышло, что наши готы с ближними гепидами пошли вместе дальнего Афару бить.
А дядя Агигульф, наш воин, лежит в бессилии, слезы по бороде текут. Рагнарис волком по дому рыщет, злобится, разве что пена изо рта не идет. Такая добыча из рук уплывает.
Несколько дней так продолжалось; потом держал Рагнарис совет со старшим своим сыном, Тарасмундом. До посевной еще седмицы три, к тому времени Агигульф встанет с постели. А с Теодобадом Тарасмунду идти, больше некому.
Случилось же все это вскорости после того, как Ульфа в рабство забрали со всем семейством.
И снял со стены щит с волшебным крестом отец мой Тарасмунд и отправился с Теодобадом дальнего Афару бить.
Тарасмунд и другие, кто верит в Бога Единого, ходили в храм к годье, исповедались. Годья всех звал к себе в храм, обещал хорошую защиту со стороны Бога Единого. И многие воины пришли в храм и слушали богаря. Потом же немалое их число отправилось в капище Вотана. Рагнарис хотел, чтобы Тарасмунд тоже в капище пошел, но Тарасмунд как бык рогом в землю уперся и не пошел. Моя мать Гизела плакала.
Еще Агигульф плакал: хотел в капище, но с ложа встать не мог.
Брат мой Гизульф тоже готов был плакать. Ведь если бы дядя Агигульф в поход пошел, он, Гизульф, мог бы из дома сбежать и с Агигульфом пойти дальнего Афару бить. С Тарасмундом же в поход не пойдешь; прогонит его Тарасмунд. И потому ходил Гизульф мрачнее тучи.
С тем воинство из села и отправилось к Теодобаду. Одвульф все кричал годье, что принесет ему из похода большую добычу, чтобы было, чем украсить храм Бога Единого. Одвульф очень хочет стать святым.
Годья молчал и хмурился. Когда-то годья тоже был воином. Я думаю, ему тоже хотелось пойти в поход. Когда я вырасту, я тоже буду хотеть ходить в походы.
Время пахоты приближалось, а Агигульф все хворал. Все надеялся, что Тарасмунд вернется, подсчитывал, сколько воинству теодобадову до дальних гепидов идти, сколько воевать, да сколько времени на дорогу обратно уйдет - обратно ведь с добычей идти, не налегке.
Не лежала душа Агигульфа к пахоте. Однако деваться некуда: пришлось ему встать и браться за работу, воинскому сердцу ненавистную.
Дедушка Рагнарис за эту работу душой болеет. Когда идет работа, он всегда на пашне. Ведь поле весь год будет кормить всю нашу семью. Но сам дедушка не пашет. Он глава семьи и много знает. Дедушка Рагнарис следит за тем, чтобы все делалось по правилам. Он идет рядом с пахарем и следит, чтобы все делалось как нужно.
Как нужно пахать в этом году, дедушка узнает от своих богов. Перед началом пахоты дедушка Рагнарис выгнал всех из дома и стал говорить со своими богами. Он дал богам овцу. За это боги ему все рассказали.
Потом дедушка пошел к Хродомеру. Они долго ругались с Хродомером, потому что Хродомеру боги сказали совсем другое. Дедушка говорил, что боги нарочно сказали Хродомеру неправду, потому что Хродомер по скупости своей дал богам тощую курицу. А вот дедушке боги всегда говорят правду, потому что дедушка Рагнарис дает богам щедро.
Хродомер же пришел в ярость от слов дедушки Рагнариса и прилюдно показал шкуру овцы, которую подарил в этом году богам.
На это дедушка Рагнарис закричал, что помнит эту овцу, что это шкура от прошлогодней овцы. С тем и удалился с хродомерова подворья.
Так и вышло, что часть людей пахала по совету дедушки Рагнариса, а часть - по совету Хродомера. Рагнарис начал пахать за два дня до полнолуния; Хродомер же начал пахать в день полнолуния.
Дядя Агигульф первым вышел на поле. Наладился пахать. Рагнарис сам провел первую борозду, как велит наш обычай. Поставил у сохи дядю Агигульфа, а сам сбоку пошел, стал следить, чтобы по правилам все было. И все время ругал дядю Агигульфа: то сохой зря дергает, то борозду криво ведет. Пенял дяде Агигульфа: вот вывернула соха камень, нет чтобы с пашни его отбросить. Дядя Агигульф красен был, но молчал - уважал отца своего.
Тут иная напасть на Агигульфа. К полю Хродомер подошел и ну издеваться, обидные слова с края поля кричать. Тут Агигульф остановился, соху выпустил. Вол дальше пошел, соху за собой поволок. Вол - он как гепид: раз начав, с трудом останавливается.
Агигульф сказал, что хочет он Хродомера убить. Дедушка Рагнарис с видимой неохотой дядю Агигульфа остановил. Сказал, незачем священный праздник пахоты смертоубийством осквернять.
Тут соха перевернулась, запуталась в ременной упряжи.
Мы с братом Гизульфом бросили выбирать из борозды камни и сорняки, побежали вола останавливать, соху спасать.
Хродомер смеялся и пальцами на нас показывал. Дядя Агигульф дал торжественную клятву у Хродомера весь урожай сжечь. Дедушка Рагнарис крикнул Хродомеру, чтобы тот не позорил бороды своей седой. Хродомер плюнул и ушел.
Дедушка Рагнарис с Хродомером друзья, только всегда ругаются. Ведь именно Хродомер призвал дедушку Рагнариса к себе, когда дедушку Рагнариса выгнал из дома его отец.
И вот дедушка Рагнарис увидел, как вол наискось через паханое пошел. Да как понес бранить всех подряд: дядю Агигульфа за то, что соху бросил, нас с братом Гизульфом за то, что по вспаханному бегали, вола ловили, Теодобада - за то, что некстати поход затеял. Досталось и Алариху - за то, что умер: уж Аларих-то такой бы глупости не придумал, в поход перед посевной уходить.
Тут пришли мать моя Гизела и дедушкина наложница Ильдихо, принесли еды. На том споры и утихли.
Так дедушка Рагнарис всю посевную с Агигульфом и проходил.
Посевная закончилась; тут из похода возвратился отец мой Тарасмунд, герой героем. Как будто специально поджидал. Дядя Агигульф увидел, как отец мой Тарасмунд с добычей возвращается, и даже затрясся.
Из похода отец мой Тарасмунд принес много добычи и пригнал раба-гепида, который на плечах принес мешок соли. Прозвание же этому гепиду было Багмс.
Мать моя Гизела соли очень обрадовалась, а на раба посмотрела с сомнением. Ибо здоровенный был этот Багмс, сразу видно, что привык много жрать.
Был он широкоплеч, очень светловолос, глаза имел голубоватые, почти белые, водянистые. Шевелился и говорил как во сне. Мешок однако донес исправно; Тарасмунд и взял его ради того, чтобы мешок тащил.
БАГМС-ГЕПИД
Дедушке Рагнарису этот Багмс сразу не по душе пришелся. Едва только Багмса завидя и гепида в нем признав, дедушка Рагнарис громко плюнул, рукой махнул, повернулся и в дом пошел. Багмс-гепид то в спину дедушке Рагнарису посмотрит, то на Тарасмунда поглядит, но с места не трогается только белыми коровьими ресницами моргает. И губа у него удивленно отвисла.
Дядя Агигульф гепидов хорошо знал, потому что не раз сражался с ними. Он сказал, что такой вид означает - думает гепид.
Закончив думать, Багмс обратился к Тарасмунду и попросил еды.
Тогда мы еще не знали, как нового раба зовут. Странные имена у этих гепидов. "Багмс" по-нашему "дерево". Но не доброе смоляное, а лиственное, у которого древесина бросовая, быстро гниет.
Багмс сказал нам, что его отец Айрус. Мы думали, что это еще одно странное имя гепидов. По-нашему "айрус" означает "посланник".
Отец Багмса и вправду был посланником от очень дальних гепидов к дальним гепидам. А звали его как-то иначе. Как - того Багмс не сказал.
У очень дальних гепидов в их бурге был свой военный вождь. Звали его Эорих. Этот Эорих задумал идти на аланов. Но он не хотел один на аланов идти и послал своего человека к дальним гепидам, чтобы склонить тех вместе с ним на аланов идти. Только долго ждал ответа этот Эорих. Посланник пришел к дальним гепидам, сел на их землю. Пока этот посланник переговоры со старейшинами дальних гепидов вел, много времени прошло. Он себе дом срубил, взял жену, она нарожала ему детей. Так и остался жить среди дальних гепидов, а к своему вождю Эориху не вернулся. Дальние же гепиды звали его просто "Айрус", то есть "Посланник".
Так вот, наш Багмс и был сыном этого Айруса.
Когда Багмсу было уже года три или четыре, старейшины дали Айрусу свой ответ: отказались они идти с Эорихом на аланов. Аланы же к тому времени Эориха уже наголову разбили, так что и искать этого Эориха теперь бесполезно.
Ближние гепиды, как и мы, с аланами и вандалами в мире живут. А как дальние гепиды с аланами живут - того никто не знает. Дядя Агигульф хотел узнать это у Багмса, но Багмс не мог ему сказать, потому что не понимал.
Мои сестры, Сванхильда и Галесвинта, на Багмса смотреть не могли - со смеху мерли. Пошепчутся и трясутся от хохота.
На другой день, как отец мой Тарасмунд вернулся из похода, дедушка Рагнарис устроил пир в своем доме. В тот день по всему селу праздник был. Хродомеровы родичи тоже пришли с богатой добычей.
Я любовался дедушкой Рагнарисом. Рядом с дедушкой блекла слава героя - Тарасмунда. Отец мой Тарасмунд вообще не умеет о своих подвигах рассказывать. Не то что дядя Агигульф. Тот как начнет о своих походах рассказывать - заслушаешься. А Тарасмунда послушать - ничего интересного: дождь, слякоть, лошадь охромела...
Испив немало, дедушка лицом стал красен и голосом звучен. Когда Ильдихо снова подошла к нему и поднесла кувшин с пивом, дедушка Рагнарис отправил ее к Тарасмунду и вдогонку хлопнул пониже спины: поторопись, мол, к герою. Брат мой Гизульф было захохотал, но дядя Агигульф остановил его отеческой затрещиной.
А мать моя Гизела у Ильдихо кувшин отобрала, чтобы самой поднести Тарасмунду. Ильдихо же она в шею вытолкала, чтобы к погребу шла и еще пива несла.
Ильдихо хоть и выше ростом, чем моя мать, хоть и крепче ее, и на язык бойчее, и постоять за себя умеет лучше (а уж на расправу скорая - про это говорить не хочется), но все же стерпела.
Моя мать Гизела и дедушкина наложница не очень-то любят друг друга.
Тут дедушка Рагнарис встал и стал говорить речь в честь Тарасмунда победителя гепидов. Он долго говорил. Рассказал всю историю племени гепидов. У нас в доме любят слушать, как дедушка Рагнарис рассказывает предания.
Я всегда слушаю дедушку очень внимательно. А Гизульф почти не слушал, он шептался с дядей Агигульфом. Гизульф когда-нибудь станет главой большого рода - что он будет рассказывать на пирах, если не запомнит слова дедушки Рагнариса?
А дядя Агигульф - что с него взять? Хоть и старше нас годами, но из сыновей Рагнариса младший и старейшиной ему не быть.
Когда мы, готы, вышли на трех больших кораблях с острова Скандзы (рассказывал дедушка), ветер для всех трех кораблей был одинаковым. Но два корабля пристали к новому берегу раньше, чем третий. Замешкались на третьем, выказали нерасторопность. От трех этих кораблей три рода пошли: от одного остроготы, от другого везеготы, а от третьего, того, что запоздал, - гепиды.
Будучи умом не быстры, гепиды не сразу поняли, что они на суше, и потому свой корабль на себе понесли. Сперва те гепиды несли, что с острова Скандзы вышли; потом дети их несли; потом передали корабль внукам. А как дети внуков за корабль взялись и на плечи взвалили, распался корабль, ибо истлел. И тогда поняли гепиды, что на суше они.
Так говорил на пиру дедушка Рагнарис.
Я сидел на дальнем конце стола, недалеко от Багмса. Когда дедушка про гепидов рассказывал, все хохотали. Мои сестры, Сванхильда и Галесвинта, визжали и аж слюной брызгали, так смешно им было.
Я приметил, что они все носили и носили еду Багмсу. Я поймал Сванхильду за косу и спросил, что это она Багмсу еду носит. Вроде как еще не жена ему, чтобы так о нем печься. Неужто за раба-гепида замуж собралась?
Сванхильда меня по голове ударила и обозвала дураком. Обиделась.
А Галесвинта сказала: смеха ради носит, чтобы посмотреть, сколько этот гепид пожрать может. Ее, мол, всегда интересовало, сколько в гепида влезет, ежели ему препонов в том не чинить.
А Багмс знай себе жует репу с салом.
Я посмотрел на Багмса. И вдруг люб мне стал этот Багмс.
От обжорства в животе у Багмса так ревело, что заглушало речи дедушки Рагнариса.
Когда дело пошло к ночи, воины затеяли свои богатырские потехи, а женщин, детей (и меня в том числе) и Багмса отправили спать.
Я шел по двору рядом с Багмсом, чтобы показать тому, где ему спать. Багмс вдруг забормотал себе под нос, что предки-де корабль не потому несли, что в море себя воображали, а от бережливости. Вдруг да снова к морю выйдут? Думали предки: вот глупый вид у готов будет, когда снова к морю выйдут, а корабля и нет. Мыслимое ли дело - такой хороший корабль просто взять да бросить!
Так ворчал Багмс.
ЗА ЧТО ДЯДЯ АГИГУЛЬФ БАГМСА НЕВЗЛЮБИЛ
Багмс у нас совсем недолго прожил, не больше месяца. Когда Багмса у нас не стало, я об этом жалел, потому что хотел, чтобы Багмс сделал мне лук и научил стрелять. Известно, что гепиды хорошие лучники. У нас в селе тоже есть луки. Но наши луки только охотничьи, а настоящих стрелков у нас не встретишь. У гепидов же есть большие луки. Как-то раз Гизарна показывал моему брату Гизульфу и мне стрелу от гепидского лука. Это была большая стрела, локтя в три. Говорят, что их луки в человеческий рост.
Этот Багмс мне сразу полюбился, и моему отцу Тарасмунду, видать, тоже. А вот дядя Агигульф сразу невзлюбил этого Багмса-гепида.
И было ему за что.
Едва возвратившись домой, встав утром после пира, Тарасмунд отправился на поле - посмотреть на подвиг брата-ораря. Тарасмунду беспокойно было: как без него пахота прошла. Еще во время пира он то у дедушки Рагнариса, то у дяди Агигульфа допытывался. Еле утра дождался, чтобы идти.
С Тарасмундом пошел дядя Агигульф. Только пошли к полю, как появился Багмс и, не таясь, но и не приближаясь, следом поплелся.
Дядя Агигульф уже тогда зло на него посмотрел, но промолчал. Очень не любит дядя Агигульф гепидов.
Я тоже с отцом пошел.
Пришли на поле.
Тарасмунд поле осмотрел, прошелся (а на лице ухмылка); после молча дядю Агигульфа по плечу похлопал - тот и взбеленился.
А Багмс по дальнему краю поля пошел и все на борозды глядел. Дошел до того места, где вол наискось пошел, борозду скривил (это когда дядя Агигульф, разъярясь, соху бросил). Остановился Багмс и думать начал: рот приоткрыл, ресницами заморгал.
Отец к тому месту пошел - поглядеть, что там такое Багмс увидел. Я рядом с дядей Агигульфом остался, не пошел туда. И видел, как все мрачнее и мрачнее становится дядя Агигульф.
Я еще вчера подумал: хорошо бы гепид мне лук сделал. Глядя на дядю Агигульфа, как он стоит и зло на этого Багмса глядит, я подумал: не убил бы он этого гепида прежде, чем этот гепид мне лук сделает.
Дядя Агигульф не раз рассказывал, что коли уж разъярится он, не успокоится, пока жизнь у кого-нибудь не отнимет. В походах так не раз и не два бывало.
Однажды, рассказывал дядя Агигульф, когда он в очередной раз на гепидов пошел с Теодобадом (а гепиды в лесах живут), набрел дядя Агигульф на кабаний выводок. И так разозлил дядю Агигульфа секач, что дядя Агигульф этого секача голыми руками порвал и двух свиноматок сгубил. И тут же сырыми терзал и ел их на поляне. А волки поодаль сидели, ждали, покуда дядя Агигульф насытит свою ярость - подойти не решались. Так он рассказывал.
Таков дядя Агигульф в гневе. И потому я опасался за жизнь этого Багмса.
Дядя Агигульф говорит, что когда он в гневе, даже Теодобад его побаивается.
Я видел, как священная ярость нисходит на дядю Агигульфа и мутнеют его глаза. Там, на краю поля, мой отец Тарасмунд разговаривал с этим гепидом Багмсом. Багмс что-то говорил, а отец кивал, будто соглашался. Потом отец мой Тарасмунд засмеялся и хлопнул этого Багмса по спине, и они пошли прочь от поля.
Дядя Агигульф заскрежетал зубами. Потом дядя Агигульф прочь пошел, а мне стало интересно: на что там Багмс загляделся, и я подошел к тому месту на краю поля, где он с моим отцом стоял.
Пшеница уже проросла, и зеленые ростки хорошо означили порушенную борозду.
Вечером я спросил отца, что такого Багмс-раб сказал, что он, Тарасмунд, засмеялся. Тарасмунд сказал: Багмс говорит - орарь, должно быть, за девкой погнался.
Дядя Агигульф на отца моего обижался и все чаще проводил время то у Валамира, то у Гизарны.
КАК ТАРАСМУНД БАГМСА-ГЕПИДА В ИСТИННУЮ ВЕРУ ОБРАЩАЛ
Вскоре после того, как отец мой Тарасмунд с Багмсом из похода пришел, настало время покоса. Тут-то и показал себя Багмс. Обычно как покос - так по вечерам мы все от усталости с ног валимся. Надо успеть скосить, пока солнце еще траву не пожгло.
Мать моя Гизела даже простила Багмсу его прожорливость. Тем более, что отцов раб не просил еды, только глядел вечно голодными глазами и заглатывал все, что ему давали. А не давали - так и молчал.
Говорят, что гепиды в бою мечом безумствуют. А отцов Багмс на покосе косой умствовал. Даже дедушка Рагнарис им любовался, хотя виду не показывал.
Тарасмунд поглядел, как Багмс косит, подумал и поставил гепида самые неудобные участки обкашивать - послал его к Большому Камню и к Старой Балке. В другие годы нас с Гизульфом посылали эти места серпом обжинать, потому что отец не успевал везде поспеть, а дядя Агигульф - тот больше косу правил, чем косил. И на попреки ворчал, что он не златоделец.
В прошлом и позапрошлом году роду Рагнариса хорошие участки под покос давали. А в нынешнем сколько дедушка Рагнарис с Тарасмундом и Агигульфом на тинге глотку ни драли, а участок нам выделили такой, что все трое старших потом несколько дней между собой не разговаривали.
Хороший покос получил наш сосед Агигульф, что у храма Бога Единого живет, родич наш новый, что ныне Ахме-дурачку вместо отца. Так что на нашем старом покосе Агигульф - отец кривой Фрумо с Ахмой-дурачком хозяйничают.
Багмс - он был какой? Ему главное показать, что нужно делать, а дальше самое трудное - вовремя остановить Багмса. Отец меня посылал, чтобы я Багмса останавливал. Гизульф дразнил меня за это "гепидом".
Когда настал воскресный день, отец мой Тарасмунд с матерью моей Гизелой велел мне и моему брату Гизульфу омыть с себя грязь и идти в храм Бога Единого, а работать в этот день не велел. Сказал, что грех. За это я еще больше полюбил Бога Единого.
Дедушка Рагнарис с отцом долго ругался, но отец, как всегда, стоял на своем и нас с братом от работы отстоял.
Дядя Агигульф с отцом не разговаривал. Он стоял в стороне, поглядывал на отца моего Тарасмунда и на дедушку Рагнариса и прутик обстругивал злился. Поговорив еще немного с отцом моим, дедушка Рагнарис плюнул себе под ноги, прикрикнул на дядю Агигульфа и погнал его на покос. И сам пошел.
Отец сказал Багмсу, чтобы тот тоже шел косить.
Я подумал о том, что Багмс, хоть и гепид, хоть и раб, а люб мне стал за эти дни. Хорошо было бы обратить его к вере в Бога Единого, чтобы и Багмс мог по воскресеньям не работать, как мы. И сказал об этом отцу моему Тарасмунду.
Отец мой Тарасмунд на это сказал, что не для того обращаются к Богу Единому, чтобы по воскресеньям не работать, и дал мне затрещину.
Но я видел, что заронил в него семя мысли.
Годья в этот раз много говорил, так что я всего не запомнил. Похвалил нас за то, что в страду не побоялись оставить свои луга и прийти в храм Бога Единого. То есть, сказал годья, сменить повседневную суету Марфы на служение Марии. И нечего бояться нам, сказал годья, что останемся без сена. Ибо трудящийся достоин пропитания, так говорил Сын земной Бога Единого, и это настоящие Его слова, их годья видел в книге.
Годья взял эту книгу и некоторое время пел по ней, а Одвульф ему подпевал. Одвульф читать по-писаному не умеет, но знает все слова на память.
Одвульф, как обычно, протолкался в первый ряд, поближе к алтарю и годье. Так и ел его глазами.
Потом годья отложил книгу и заговорил о том, как благочестие даже посреди трудов не покидает мужей. Великий рекс готов Аларих, который взял столицу ромеев и разграбил ее, велел своим воинам не трогать святыни Бога Единого. И даже святыни язычников трогать не велел. И через это благочестие, проявленное среди ратного труда, был Аларих многократно умножен во славе. Такой пример привел годья.
Мы стояли в храме и уже переминались с ноги на ногу. Только отец мой Тарасмунд слушал очень внимательно, как всегда. Но хмур был.
Про Алариха дедушка Рагнарис куда интереснее рассказывает. Дедушку послушать - Аларих великий воитель, а годью послушать - был этот Аларих скучный.
Потом годья велел нам запомнить заповедь, оставленную Сыном земным Бога Единого. Он сказал, что эта заповедь должна вечно гореть в наших сердцах. И помолчав, возвысил голос и впечатал ее в наши сердца: "Armahairti a wiljau jah ni hunsl", то есть: "Милости хочу, а не жертвы".
Я почувствовал, как отец мой Тарасмунд вздрогнул, потому что стоял рядом с ним.
По выходе из храма отец мой был очень задумчив.
А вечером, после ужина, вышел во двор, кликнул Багмса и вместе с ним отправился к дому годьи.
Я догадался, что у отца на уме, и хотел идти с ними - послушать, как годья будет с гепидом разговаривать. Но отец велел мне оставаться дома.
Вернулись они поздно. Утром я не стал есть свой хлеб - сберег для Багмса. Я изнывал от любопытства, хотел узнать, что произошло вчера у годьи. Багмс сжевал мой хлеб, но ничего толком не рассказал. Отговорился работой и ушел.
Так вернулся Ульф.
С той поры у Ульфа разлад пошел с отцом его. Тарасмунд же ни словом не попрекнул брата за безрассудство его; но и от Тарасмунда Ульф, брат его, с того времени отдалился.
Привечал у себя Ода-сироту и Мунда-калеку; нас же с Гизульфом не жаловал.
Несколько лет прожил Ульф в покое, и думали мы, что уж беды, которые преследовали Ульфа, отступились; но тут случилось проиграться Ульфу. И сказал в сердцах Рагнарис: "В несчастливый день зачал я Ульфа". И рассказал, в тяжком хмелю, перед тем, как уйти на курганы, что поссорился раз крепко с женой своей Мидьо, избил ее, а после повалил на пол и доказал ей свое мужское превосходство. Мидьо же прокляла его семя. И так был зачат Ульф.
Что после дивиться, если несчастья так и сыплются на Ульфа!
Од и Мунд не позабыли прежней их дружбы с Ульфом. Когда Ульфа в селе не стало, продолжали водить между собой знакомство.
Так и случилось, что Мунд ушел к Оду в подпаски.
АЙНО И ТВИЗО
Говорят, что Од-пастух понимает язык зверей. Мой брат Гизульф языка зверей не понимает, хотя собаки его никогда не трогают.
У Хродомера большое хозяйство. Хродомер говорит, что из помета одного щенка сука всегда съедает, ибо этот щенок, выросши, убьет всех прочих. Сука сразу видит, который из ее щенков убийца и убивает его, пока он еще слеп.
Такого-то щенка Хродомер не дал своей дворовой суке убить, отобрал и Оду-пастуху дал, чтобы вырастил.
Од со щенком-убийцей нянчился, как мать с младенцем. Так выросла Айно.
Айно сражалась с волками и убивала их, охраняя стадо. Подобно тому, как мы, готы, убивая наших врагов, берем иногда себе жен из вражеских народов, так и Айно понесла однажды от волка потомство.
Так родилась Твизо. Самая крупная была в помете; ее Од отобрал, а прочих утопил.
Эти две собаки - вся родня Ода. Ходят они за Одом, как Одвульф за годьей.
Твизо крупнее, чем Айно, лобастая, глаза у нее как у волка, одно ухо у Твизо порвано.
ДЯДЯ АГИГУЛЬФ - ОРАРЬ
Когда настала пора пахать землю, мы все радовались тому, что Тарасмунд дома. Вспоминали, как плохо было без него пахать. Больше же всех радовался дядя Агигульф.
Дядя Агигульф радовался больше всех потому, что когда отца моего Тарасмунда не было, ему, Агигульфу, пришлось все тяготы пахоты брать на себя.
Один раз только и случилось так, что Агигульф вместо Тарасмунда был. Тогда Теодобад пришел, звал людей с собой в поход. Поход же обещал много добра принести, хоть и уходили перед посевной. Из нашего села ушло немного воинов. Из нашего рода обычно всегда Агигульф в походы ходит, Теодобад его и звал. Агигульф же на этот раз пойти не мог. Он рыбу ловил на дальнем озере, на слабый лед ступил, провалился и сразили его огневица да трясовица. Тут как раз и явился в село человек теодобадов - в поход зовет. Как не пойти? Агигульф лежит, встать не может. Рагнарис зубами скрежещет, на Агигульфа ругается: не сын, а колода. Хродомер, старая лиса, вон, одних баб да рабов в хозяйстве оставил, всех прочих к Теодобаду отправил гепидов разорять (но не соседних, а дальних, тех, что на озерах сидят, соль варят). У тех гепидов вождь, по прозванию Афара, удачно сходил в поход и много взял скота. Алчность того Афару обуяла; только вернулся из похода и на нас войной двинулся. Недалеко от бурга гепиды спалили деревню. Ближние же гепиды клянутся, что не ходили они в ту деревню и не жгли ее. Стало быть, того, дальнего Афары, рук это дело.
Наш Теодобад сказал, что не книжник он премудрости эти распутывать, кто деревню спалил, собрал воинов и на гепидов пошел, и на ближних, и если повезет - то и на дальних.
Нашему селу теодобадова вражда с ближними гепидами ни к чему. Гепиды - они полгода думать будут, почему Теодобад на них ополчился, а потом вдруг сообразят, что это же на них войной пошли. И, конечно, после этого наше село первым пожгут. А уж гепид воевать начнет - его не остановишь. Останавливаются они еще медленнее, чем начинают, таково уж их племя.
Но дело обернулось к нашей удаче. Ближние гепиды вовремя смекнули, что к чему, присоединились к теодобадову войску и вместе с ним пошли на дальних гепидов. Ближних гепидов вождь Арка давно посматривал на соляные варницы - главное богатство Афары. Арка много лет неустанно мутил те роды гепидские, которые сидели под Афарой. Тут же удачный случай подвернулся Афару извести.
Так и вышло, что наши готы с ближними гепидами пошли вместе дальнего Афару бить.
А дядя Агигульф, наш воин, лежит в бессилии, слезы по бороде текут. Рагнарис волком по дому рыщет, злобится, разве что пена изо рта не идет. Такая добыча из рук уплывает.
Несколько дней так продолжалось; потом держал Рагнарис совет со старшим своим сыном, Тарасмундом. До посевной еще седмицы три, к тому времени Агигульф встанет с постели. А с Теодобадом Тарасмунду идти, больше некому.
Случилось же все это вскорости после того, как Ульфа в рабство забрали со всем семейством.
И снял со стены щит с волшебным крестом отец мой Тарасмунд и отправился с Теодобадом дальнего Афару бить.
Тарасмунд и другие, кто верит в Бога Единого, ходили в храм к годье, исповедались. Годья всех звал к себе в храм, обещал хорошую защиту со стороны Бога Единого. И многие воины пришли в храм и слушали богаря. Потом же немалое их число отправилось в капище Вотана. Рагнарис хотел, чтобы Тарасмунд тоже в капище пошел, но Тарасмунд как бык рогом в землю уперся и не пошел. Моя мать Гизела плакала.
Еще Агигульф плакал: хотел в капище, но с ложа встать не мог.
Брат мой Гизульф тоже готов был плакать. Ведь если бы дядя Агигульф в поход пошел, он, Гизульф, мог бы из дома сбежать и с Агигульфом пойти дальнего Афару бить. С Тарасмундом же в поход не пойдешь; прогонит его Тарасмунд. И потому ходил Гизульф мрачнее тучи.
С тем воинство из села и отправилось к Теодобаду. Одвульф все кричал годье, что принесет ему из похода большую добычу, чтобы было, чем украсить храм Бога Единого. Одвульф очень хочет стать святым.
Годья молчал и хмурился. Когда-то годья тоже был воином. Я думаю, ему тоже хотелось пойти в поход. Когда я вырасту, я тоже буду хотеть ходить в походы.
Время пахоты приближалось, а Агигульф все хворал. Все надеялся, что Тарасмунд вернется, подсчитывал, сколько воинству теодобадову до дальних гепидов идти, сколько воевать, да сколько времени на дорогу обратно уйдет - обратно ведь с добычей идти, не налегке.
Не лежала душа Агигульфа к пахоте. Однако деваться некуда: пришлось ему встать и браться за работу, воинскому сердцу ненавистную.
Дедушка Рагнарис за эту работу душой болеет. Когда идет работа, он всегда на пашне. Ведь поле весь год будет кормить всю нашу семью. Но сам дедушка не пашет. Он глава семьи и много знает. Дедушка Рагнарис следит за тем, чтобы все делалось по правилам. Он идет рядом с пахарем и следит, чтобы все делалось как нужно.
Как нужно пахать в этом году, дедушка узнает от своих богов. Перед началом пахоты дедушка Рагнарис выгнал всех из дома и стал говорить со своими богами. Он дал богам овцу. За это боги ему все рассказали.
Потом дедушка пошел к Хродомеру. Они долго ругались с Хродомером, потому что Хродомеру боги сказали совсем другое. Дедушка говорил, что боги нарочно сказали Хродомеру неправду, потому что Хродомер по скупости своей дал богам тощую курицу. А вот дедушке боги всегда говорят правду, потому что дедушка Рагнарис дает богам щедро.
Хродомер же пришел в ярость от слов дедушки Рагнариса и прилюдно показал шкуру овцы, которую подарил в этом году богам.
На это дедушка Рагнарис закричал, что помнит эту овцу, что это шкура от прошлогодней овцы. С тем и удалился с хродомерова подворья.
Так и вышло, что часть людей пахала по совету дедушки Рагнариса, а часть - по совету Хродомера. Рагнарис начал пахать за два дня до полнолуния; Хродомер же начал пахать в день полнолуния.
Дядя Агигульф первым вышел на поле. Наладился пахать. Рагнарис сам провел первую борозду, как велит наш обычай. Поставил у сохи дядю Агигульфа, а сам сбоку пошел, стал следить, чтобы по правилам все было. И все время ругал дядю Агигульфа: то сохой зря дергает, то борозду криво ведет. Пенял дяде Агигульфа: вот вывернула соха камень, нет чтобы с пашни его отбросить. Дядя Агигульф красен был, но молчал - уважал отца своего.
Тут иная напасть на Агигульфа. К полю Хродомер подошел и ну издеваться, обидные слова с края поля кричать. Тут Агигульф остановился, соху выпустил. Вол дальше пошел, соху за собой поволок. Вол - он как гепид: раз начав, с трудом останавливается.
Агигульф сказал, что хочет он Хродомера убить. Дедушка Рагнарис с видимой неохотой дядю Агигульфа остановил. Сказал, незачем священный праздник пахоты смертоубийством осквернять.
Тут соха перевернулась, запуталась в ременной упряжи.
Мы с братом Гизульфом бросили выбирать из борозды камни и сорняки, побежали вола останавливать, соху спасать.
Хродомер смеялся и пальцами на нас показывал. Дядя Агигульф дал торжественную клятву у Хродомера весь урожай сжечь. Дедушка Рагнарис крикнул Хродомеру, чтобы тот не позорил бороды своей седой. Хродомер плюнул и ушел.
Дедушка Рагнарис с Хродомером друзья, только всегда ругаются. Ведь именно Хродомер призвал дедушку Рагнариса к себе, когда дедушку Рагнариса выгнал из дома его отец.
И вот дедушка Рагнарис увидел, как вол наискось через паханое пошел. Да как понес бранить всех подряд: дядю Агигульфа за то, что соху бросил, нас с братом Гизульфом за то, что по вспаханному бегали, вола ловили, Теодобада - за то, что некстати поход затеял. Досталось и Алариху - за то, что умер: уж Аларих-то такой бы глупости не придумал, в поход перед посевной уходить.
Тут пришли мать моя Гизела и дедушкина наложница Ильдихо, принесли еды. На том споры и утихли.
Так дедушка Рагнарис всю посевную с Агигульфом и проходил.
Посевная закончилась; тут из похода возвратился отец мой Тарасмунд, герой героем. Как будто специально поджидал. Дядя Агигульф увидел, как отец мой Тарасмунд с добычей возвращается, и даже затрясся.
Из похода отец мой Тарасмунд принес много добычи и пригнал раба-гепида, который на плечах принес мешок соли. Прозвание же этому гепиду было Багмс.
Мать моя Гизела соли очень обрадовалась, а на раба посмотрела с сомнением. Ибо здоровенный был этот Багмс, сразу видно, что привык много жрать.
Был он широкоплеч, очень светловолос, глаза имел голубоватые, почти белые, водянистые. Шевелился и говорил как во сне. Мешок однако донес исправно; Тарасмунд и взял его ради того, чтобы мешок тащил.
БАГМС-ГЕПИД
Дедушке Рагнарису этот Багмс сразу не по душе пришелся. Едва только Багмса завидя и гепида в нем признав, дедушка Рагнарис громко плюнул, рукой махнул, повернулся и в дом пошел. Багмс-гепид то в спину дедушке Рагнарису посмотрит, то на Тарасмунда поглядит, но с места не трогается только белыми коровьими ресницами моргает. И губа у него удивленно отвисла.
Дядя Агигульф гепидов хорошо знал, потому что не раз сражался с ними. Он сказал, что такой вид означает - думает гепид.
Закончив думать, Багмс обратился к Тарасмунду и попросил еды.
Тогда мы еще не знали, как нового раба зовут. Странные имена у этих гепидов. "Багмс" по-нашему "дерево". Но не доброе смоляное, а лиственное, у которого древесина бросовая, быстро гниет.
Багмс сказал нам, что его отец Айрус. Мы думали, что это еще одно странное имя гепидов. По-нашему "айрус" означает "посланник".
Отец Багмса и вправду был посланником от очень дальних гепидов к дальним гепидам. А звали его как-то иначе. Как - того Багмс не сказал.
У очень дальних гепидов в их бурге был свой военный вождь. Звали его Эорих. Этот Эорих задумал идти на аланов. Но он не хотел один на аланов идти и послал своего человека к дальним гепидам, чтобы склонить тех вместе с ним на аланов идти. Только долго ждал ответа этот Эорих. Посланник пришел к дальним гепидам, сел на их землю. Пока этот посланник переговоры со старейшинами дальних гепидов вел, много времени прошло. Он себе дом срубил, взял жену, она нарожала ему детей. Так и остался жить среди дальних гепидов, а к своему вождю Эориху не вернулся. Дальние же гепиды звали его просто "Айрус", то есть "Посланник".
Так вот, наш Багмс и был сыном этого Айруса.
Когда Багмсу было уже года три или четыре, старейшины дали Айрусу свой ответ: отказались они идти с Эорихом на аланов. Аланы же к тому времени Эориха уже наголову разбили, так что и искать этого Эориха теперь бесполезно.
Ближние гепиды, как и мы, с аланами и вандалами в мире живут. А как дальние гепиды с аланами живут - того никто не знает. Дядя Агигульф хотел узнать это у Багмса, но Багмс не мог ему сказать, потому что не понимал.
Мои сестры, Сванхильда и Галесвинта, на Багмса смотреть не могли - со смеху мерли. Пошепчутся и трясутся от хохота.
На другой день, как отец мой Тарасмунд вернулся из похода, дедушка Рагнарис устроил пир в своем доме. В тот день по всему селу праздник был. Хродомеровы родичи тоже пришли с богатой добычей.
Я любовался дедушкой Рагнарисом. Рядом с дедушкой блекла слава героя - Тарасмунда. Отец мой Тарасмунд вообще не умеет о своих подвигах рассказывать. Не то что дядя Агигульф. Тот как начнет о своих походах рассказывать - заслушаешься. А Тарасмунда послушать - ничего интересного: дождь, слякоть, лошадь охромела...
Испив немало, дедушка лицом стал красен и голосом звучен. Когда Ильдихо снова подошла к нему и поднесла кувшин с пивом, дедушка Рагнарис отправил ее к Тарасмунду и вдогонку хлопнул пониже спины: поторопись, мол, к герою. Брат мой Гизульф было захохотал, но дядя Агигульф остановил его отеческой затрещиной.
А мать моя Гизела у Ильдихо кувшин отобрала, чтобы самой поднести Тарасмунду. Ильдихо же она в шею вытолкала, чтобы к погребу шла и еще пива несла.
Ильдихо хоть и выше ростом, чем моя мать, хоть и крепче ее, и на язык бойчее, и постоять за себя умеет лучше (а уж на расправу скорая - про это говорить не хочется), но все же стерпела.
Моя мать Гизела и дедушкина наложница не очень-то любят друг друга.
Тут дедушка Рагнарис встал и стал говорить речь в честь Тарасмунда победителя гепидов. Он долго говорил. Рассказал всю историю племени гепидов. У нас в доме любят слушать, как дедушка Рагнарис рассказывает предания.
Я всегда слушаю дедушку очень внимательно. А Гизульф почти не слушал, он шептался с дядей Агигульфом. Гизульф когда-нибудь станет главой большого рода - что он будет рассказывать на пирах, если не запомнит слова дедушки Рагнариса?
А дядя Агигульф - что с него взять? Хоть и старше нас годами, но из сыновей Рагнариса младший и старейшиной ему не быть.
Когда мы, готы, вышли на трех больших кораблях с острова Скандзы (рассказывал дедушка), ветер для всех трех кораблей был одинаковым. Но два корабля пристали к новому берегу раньше, чем третий. Замешкались на третьем, выказали нерасторопность. От трех этих кораблей три рода пошли: от одного остроготы, от другого везеготы, а от третьего, того, что запоздал, - гепиды.
Будучи умом не быстры, гепиды не сразу поняли, что они на суше, и потому свой корабль на себе понесли. Сперва те гепиды несли, что с острова Скандзы вышли; потом дети их несли; потом передали корабль внукам. А как дети внуков за корабль взялись и на плечи взвалили, распался корабль, ибо истлел. И тогда поняли гепиды, что на суше они.
Так говорил на пиру дедушка Рагнарис.
Я сидел на дальнем конце стола, недалеко от Багмса. Когда дедушка про гепидов рассказывал, все хохотали. Мои сестры, Сванхильда и Галесвинта, визжали и аж слюной брызгали, так смешно им было.
Я приметил, что они все носили и носили еду Багмсу. Я поймал Сванхильду за косу и спросил, что это она Багмсу еду носит. Вроде как еще не жена ему, чтобы так о нем печься. Неужто за раба-гепида замуж собралась?
Сванхильда меня по голове ударила и обозвала дураком. Обиделась.
А Галесвинта сказала: смеха ради носит, чтобы посмотреть, сколько этот гепид пожрать может. Ее, мол, всегда интересовало, сколько в гепида влезет, ежели ему препонов в том не чинить.
А Багмс знай себе жует репу с салом.
Я посмотрел на Багмса. И вдруг люб мне стал этот Багмс.
От обжорства в животе у Багмса так ревело, что заглушало речи дедушки Рагнариса.
Когда дело пошло к ночи, воины затеяли свои богатырские потехи, а женщин, детей (и меня в том числе) и Багмса отправили спать.
Я шел по двору рядом с Багмсом, чтобы показать тому, где ему спать. Багмс вдруг забормотал себе под нос, что предки-де корабль не потому несли, что в море себя воображали, а от бережливости. Вдруг да снова к морю выйдут? Думали предки: вот глупый вид у готов будет, когда снова к морю выйдут, а корабля и нет. Мыслимое ли дело - такой хороший корабль просто взять да бросить!
Так ворчал Багмс.
ЗА ЧТО ДЯДЯ АГИГУЛЬФ БАГМСА НЕВЗЛЮБИЛ
Багмс у нас совсем недолго прожил, не больше месяца. Когда Багмса у нас не стало, я об этом жалел, потому что хотел, чтобы Багмс сделал мне лук и научил стрелять. Известно, что гепиды хорошие лучники. У нас в селе тоже есть луки. Но наши луки только охотничьи, а настоящих стрелков у нас не встретишь. У гепидов же есть большие луки. Как-то раз Гизарна показывал моему брату Гизульфу и мне стрелу от гепидского лука. Это была большая стрела, локтя в три. Говорят, что их луки в человеческий рост.
Этот Багмс мне сразу полюбился, и моему отцу Тарасмунду, видать, тоже. А вот дядя Агигульф сразу невзлюбил этого Багмса-гепида.
И было ему за что.
Едва возвратившись домой, встав утром после пира, Тарасмунд отправился на поле - посмотреть на подвиг брата-ораря. Тарасмунду беспокойно было: как без него пахота прошла. Еще во время пира он то у дедушки Рагнариса, то у дяди Агигульфа допытывался. Еле утра дождался, чтобы идти.
С Тарасмундом пошел дядя Агигульф. Только пошли к полю, как появился Багмс и, не таясь, но и не приближаясь, следом поплелся.
Дядя Агигульф уже тогда зло на него посмотрел, но промолчал. Очень не любит дядя Агигульф гепидов.
Я тоже с отцом пошел.
Пришли на поле.
Тарасмунд поле осмотрел, прошелся (а на лице ухмылка); после молча дядю Агигульфа по плечу похлопал - тот и взбеленился.
А Багмс по дальнему краю поля пошел и все на борозды глядел. Дошел до того места, где вол наискось пошел, борозду скривил (это когда дядя Агигульф, разъярясь, соху бросил). Остановился Багмс и думать начал: рот приоткрыл, ресницами заморгал.
Отец к тому месту пошел - поглядеть, что там такое Багмс увидел. Я рядом с дядей Агигульфом остался, не пошел туда. И видел, как все мрачнее и мрачнее становится дядя Агигульф.
Я еще вчера подумал: хорошо бы гепид мне лук сделал. Глядя на дядю Агигульфа, как он стоит и зло на этого Багмса глядит, я подумал: не убил бы он этого гепида прежде, чем этот гепид мне лук сделает.
Дядя Агигульф не раз рассказывал, что коли уж разъярится он, не успокоится, пока жизнь у кого-нибудь не отнимет. В походах так не раз и не два бывало.
Однажды, рассказывал дядя Агигульф, когда он в очередной раз на гепидов пошел с Теодобадом (а гепиды в лесах живут), набрел дядя Агигульф на кабаний выводок. И так разозлил дядю Агигульфа секач, что дядя Агигульф этого секача голыми руками порвал и двух свиноматок сгубил. И тут же сырыми терзал и ел их на поляне. А волки поодаль сидели, ждали, покуда дядя Агигульф насытит свою ярость - подойти не решались. Так он рассказывал.
Таков дядя Агигульф в гневе. И потому я опасался за жизнь этого Багмса.
Дядя Агигульф говорит, что когда он в гневе, даже Теодобад его побаивается.
Я видел, как священная ярость нисходит на дядю Агигульфа и мутнеют его глаза. Там, на краю поля, мой отец Тарасмунд разговаривал с этим гепидом Багмсом. Багмс что-то говорил, а отец кивал, будто соглашался. Потом отец мой Тарасмунд засмеялся и хлопнул этого Багмса по спине, и они пошли прочь от поля.
Дядя Агигульф заскрежетал зубами. Потом дядя Агигульф прочь пошел, а мне стало интересно: на что там Багмс загляделся, и я подошел к тому месту на краю поля, где он с моим отцом стоял.
Пшеница уже проросла, и зеленые ростки хорошо означили порушенную борозду.
Вечером я спросил отца, что такого Багмс-раб сказал, что он, Тарасмунд, засмеялся. Тарасмунд сказал: Багмс говорит - орарь, должно быть, за девкой погнался.
Дядя Агигульф на отца моего обижался и все чаще проводил время то у Валамира, то у Гизарны.
КАК ТАРАСМУНД БАГМСА-ГЕПИДА В ИСТИННУЮ ВЕРУ ОБРАЩАЛ
Вскоре после того, как отец мой Тарасмунд с Багмсом из похода пришел, настало время покоса. Тут-то и показал себя Багмс. Обычно как покос - так по вечерам мы все от усталости с ног валимся. Надо успеть скосить, пока солнце еще траву не пожгло.
Мать моя Гизела даже простила Багмсу его прожорливость. Тем более, что отцов раб не просил еды, только глядел вечно голодными глазами и заглатывал все, что ему давали. А не давали - так и молчал.
Говорят, что гепиды в бою мечом безумствуют. А отцов Багмс на покосе косой умствовал. Даже дедушка Рагнарис им любовался, хотя виду не показывал.
Тарасмунд поглядел, как Багмс косит, подумал и поставил гепида самые неудобные участки обкашивать - послал его к Большому Камню и к Старой Балке. В другие годы нас с Гизульфом посылали эти места серпом обжинать, потому что отец не успевал везде поспеть, а дядя Агигульф - тот больше косу правил, чем косил. И на попреки ворчал, что он не златоделец.
В прошлом и позапрошлом году роду Рагнариса хорошие участки под покос давали. А в нынешнем сколько дедушка Рагнарис с Тарасмундом и Агигульфом на тинге глотку ни драли, а участок нам выделили такой, что все трое старших потом несколько дней между собой не разговаривали.
Хороший покос получил наш сосед Агигульф, что у храма Бога Единого живет, родич наш новый, что ныне Ахме-дурачку вместо отца. Так что на нашем старом покосе Агигульф - отец кривой Фрумо с Ахмой-дурачком хозяйничают.
Багмс - он был какой? Ему главное показать, что нужно делать, а дальше самое трудное - вовремя остановить Багмса. Отец меня посылал, чтобы я Багмса останавливал. Гизульф дразнил меня за это "гепидом".
Когда настал воскресный день, отец мой Тарасмунд с матерью моей Гизелой велел мне и моему брату Гизульфу омыть с себя грязь и идти в храм Бога Единого, а работать в этот день не велел. Сказал, что грех. За это я еще больше полюбил Бога Единого.
Дедушка Рагнарис с отцом долго ругался, но отец, как всегда, стоял на своем и нас с братом от работы отстоял.
Дядя Агигульф с отцом не разговаривал. Он стоял в стороне, поглядывал на отца моего Тарасмунда и на дедушку Рагнариса и прутик обстругивал злился. Поговорив еще немного с отцом моим, дедушка Рагнарис плюнул себе под ноги, прикрикнул на дядю Агигульфа и погнал его на покос. И сам пошел.
Отец сказал Багмсу, чтобы тот тоже шел косить.
Я подумал о том, что Багмс, хоть и гепид, хоть и раб, а люб мне стал за эти дни. Хорошо было бы обратить его к вере в Бога Единого, чтобы и Багмс мог по воскресеньям не работать, как мы. И сказал об этом отцу моему Тарасмунду.
Отец мой Тарасмунд на это сказал, что не для того обращаются к Богу Единому, чтобы по воскресеньям не работать, и дал мне затрещину.
Но я видел, что заронил в него семя мысли.
Годья в этот раз много говорил, так что я всего не запомнил. Похвалил нас за то, что в страду не побоялись оставить свои луга и прийти в храм Бога Единого. То есть, сказал годья, сменить повседневную суету Марфы на служение Марии. И нечего бояться нам, сказал годья, что останемся без сена. Ибо трудящийся достоин пропитания, так говорил Сын земной Бога Единого, и это настоящие Его слова, их годья видел в книге.
Годья взял эту книгу и некоторое время пел по ней, а Одвульф ему подпевал. Одвульф читать по-писаному не умеет, но знает все слова на память.
Одвульф, как обычно, протолкался в первый ряд, поближе к алтарю и годье. Так и ел его глазами.
Потом годья отложил книгу и заговорил о том, как благочестие даже посреди трудов не покидает мужей. Великий рекс готов Аларих, который взял столицу ромеев и разграбил ее, велел своим воинам не трогать святыни Бога Единого. И даже святыни язычников трогать не велел. И через это благочестие, проявленное среди ратного труда, был Аларих многократно умножен во славе. Такой пример привел годья.
Мы стояли в храме и уже переминались с ноги на ногу. Только отец мой Тарасмунд слушал очень внимательно, как всегда. Но хмур был.
Про Алариха дедушка Рагнарис куда интереснее рассказывает. Дедушку послушать - Аларих великий воитель, а годью послушать - был этот Аларих скучный.
Потом годья велел нам запомнить заповедь, оставленную Сыном земным Бога Единого. Он сказал, что эта заповедь должна вечно гореть в наших сердцах. И помолчав, возвысил голос и впечатал ее в наши сердца: "Armahairti a wiljau jah ni hunsl", то есть: "Милости хочу, а не жертвы".
Я почувствовал, как отец мой Тарасмунд вздрогнул, потому что стоял рядом с ним.
По выходе из храма отец мой был очень задумчив.
А вечером, после ужина, вышел во двор, кликнул Багмса и вместе с ним отправился к дому годьи.
Я догадался, что у отца на уме, и хотел идти с ними - послушать, как годья будет с гепидом разговаривать. Но отец велел мне оставаться дома.
Вернулись они поздно. Утром я не стал есть свой хлеб - сберег для Багмса. Я изнывал от любопытства, хотел узнать, что произошло вчера у годьи. Багмс сжевал мой хлеб, но ничего толком не рассказал. Отговорился работой и ушел.