Хаецкая Елена Владимировна. Возвращение в Ахен

по себе. ЭТОТ Мела казался ему совсем чужим.
Алвари тоже поежился, но совсем по другой причине. Божество,
избранное Мелой в качестве своего покровителя, звалось на самом деле
"Взявший меч от меча и погибнет". Но маленький скальный хэн не представлял
себе, как сказать об этом.


Синяка испустил такой вопль, что великан, который как раз колол
дрова, едва не отрубил себе ногу. Он ворвался в хибару с топором в руке и
чуть не разнес по пути косяк.
- Господин Синяка! - вскричал он. - Что с вами?
Он выронил топор и облапил Синяку своими ручищами. В последний момент
Синяке удалось подхватить кристалл, который едва не выпал из его пальцев.
- Пусти, чудовище, - сказал он, наконец.
Великан отодвинулся и обиженно проворчал:
- Чуть что - сразу "чудовище"...
Удостоверившись в том, что кристалл не разбился и никак не пострадал,
Синяка объяснил надувшемуся от огорчения Пузану:
- Я нашел их!
- Да кого нашли - их-то?
Великан все еще дулся, но любопытства подавить не мог. Уж очень
господин Синяка... Как бы это сказать? Неожиданный, что ли...
- Аэйта нашел и Мелу. Помнишь, мы с тобой еще думали связаться с ними
через кристалл?
Разомлев от этого дружеского "мы с тобой", Пузан мгновенно простил
Синяке все обиды, вольные и невольные, и придвинулся ближе. По дороге он,
к несчастью, не заметил брошенного на полу топора, и, наступив на него
босой ногой, сильно порезался. Великан взревел, как боевой слон, и упал,
высоко задирая раненую ступню. Порез действительно оказался довольно
глубоким.
Синяка расстроился. Он присел рядом на корточки, потрогал великанью
ступню, потом велел Пузану не двигаться, пока он сходит за полотном и
водой.
- А так залечить не можете? - плаксиво спросил великан, кривясь от
жалости к самому себе.
- Как это - "так"? - Синяка посмотрел на великана строго.
Под взглядом его потемневших глаз Пузан немного смешался, но все же
собрался с духом и ответил:
- Ну, магией...
- Зачем тебе магия, когда и так заживет?
Большой рот Пузана расплылся.
- Как болотную пакость всякую лечить, так за один вечер
чародейством... А как слугу своего верного, так сразу "и так заживет"?
По-вашему, выходит, если ты великан и из себя большой, так все стерпишь,
все снесешь?
- Замолчи, - тихо сказал Синяка, и великан замолчал. Он знал,
конечно, что без синякиной магии Мела бы умер и только это заставило
чародея обратиться к волшебству. И все же обида жгла чудовище.
Не слушая возмущенного сопения, Синяка перевязал ему ступню и помог
сесть на лавку.
- Хватит ныть, - сказал он. - Погляди-ка, где наши друзья оказались.
Пузан сунулся носом в смуглые синякины ладони, в которых светился
магический кристалл. Некоторое время созерцал, не замечая, как хозяин с
легкой усмешкой смотрит на его всклокоченные серые волосы и на застрявшие
в них щепки. Потом удивленно произнес:
- Куда это их занесло? Река по обличью вроде бы наша Элизабет, но
какая-то она незнакомая...
- Река действительно Элизабет, - проговорил Синяка задумчиво, - но
только не наша. Это их Элизабет.
- Как это "их"? Кто это - "они"?
- Еще не знаю. - Синяка внимательно всмотрелся в кристалл. - Да, это
другой мир. И как это ребят угораздило?
- Видать, пока они шли, кто-то сдвинул пространство, - высказался
великан, за что был вознагражден одобрительным взглядом синих глаз.
- Дело говоришь, Пузан. А я тебе даже больше скажу, друг мой. В этих
мирах смещать пространства могут только двое. Во-первых, я могу, но я
этого не делал, значит...
Внезапно Пузан посерел от страха.
- Значит, это сделал Торфинн! - шепнул он.


Черно-желтые флаги, щелкая на ветру, развевались на высоких башнях.
Неприступные стены, сложенные древним камнем и кое-где покрытые мхом,
уносились высоко в небо, впиваясь в него своими зубцами, и казалось, что
низкие облака проходили сквозь них, как волосы сквозь частый гребень.
Человек тридцать стражников беспорядочно слонялись по мощеному
булыжником двору. На них были островерхие шлемы поверх кольчужных
капюшонов, металлические наколенники. Все носили желтый и черный цвета.
Одни имели арбалеты и ножи, другие держали на плече алебарды и пики. Один,
самый мощный из всех, с густыми темно-рыжими волосами и заплетенной в
неопрятную косичку бородой, был вооружен моргенштерном.
Решетка в воротах донжона со скрежетом поднялась, и во двор, грохоча
подкованными сапогами по деревянному настилу, вышли двое. Тот, что шел
впереди, казался огромной черной тенью. Широкий плащ взлетал над его
плечами, открывая блестящую черную кольчугу, на которой лежала массивная
золотая цепь с рубинами. Седые волосы, схваченные золотым обручем,
спускались на сильные плечи старика, а под взглядом его черных
пронизывающих глаз солдаты невольно ежились. Это был Торфинн.
Второй следовал за ним, отступив на полшага. Ростом он был немного
пониже чародея, но все же и он был выше остальных. Он был одет в простую
темную рубаху с длинными рукавами, сапоги из хорошей кожи, темный плащ с
капюшоном. Ни кольчуги, ни шлема он не носил. Темно-русые волосы слуги
Торфинна были коротко подстрижены, серые глаза смотрели равнодушно, словно
ничего интересного этот человек уже не чаял увидеть. В правой руке он
держал кнут, левой придерживал эфес красивой сабли. Его неподвижное лицо и
властная осанка делали его странно похожим на Торфинна, словно он был его
сыном.
Чародей остановился, расставив ноги и упирая кулаки в бедра. Солдаты
вытаращились на него, постепенно сбиваясь в кучу.
- Стадо болванов! - рявкнул Торфинн. - И это - моя гвардия в этом
дурацком мире? - Он повернулся к стоящему за его спиной человеку с кнутом.
- Что скажешь, Вальхейм?
Вальхейм склонил перед чародеем голову и спокойно ответил:
- Скажу, что любой из них готов отдать за вас жизнь, ваша милость.
Торфинн расхохотался и крепко хлопнул Вальхейма по плечу.
- Молодец! На такое и возразить-то нечего...
Ингольв промолчал.
Каждый раз, когда Кочующий Замок попадал в какой-нибудь новый мир,
стража Торфинна меняла свой облик. Иногда это были невидимки, и капитан
командовал ими, прибегая к помощи простых заклинаний, которым в хорошую
минуту обучил его Торфинн. Порой солдаты чародея оказывались молчаливыми
воинами в диковинных доспехах, либо, что еще хуже, изъяснялись на
непонятном языке. Случалось ему управляться с ордой полуголых дикарей, и
тогда в ход шел кнут. Но на сей раз перед капитаном стояли белобрысые,
русые, рыжеволосые люди, тягостно напоминающие ахенцев.
- Мне нужна свита, как подобает властелину, - сказал Торфинн. -
Свита, а не сборище животных, обученных только тявкать и огрызаться.
Он еще раз оглядел свою гвардию, брезгливо покривился и ушел в башню.
Плащ взвился за его спиной.
Вальхейм остался стоять посреди двора, бесстрастно глядя в испуганные
лица своих солдат. Они постепенно замолкали. На самом деле Вальхейм думал
вовсе не о них. Он думал о том мире, где очутился Кочующий Замок.
Судя по тому обличью, которое приняло здесь жилище Торфинна, мир этот
должен быть старинным, много старше Ахена. Коллекция охотничьего
стрелкового оружия, которую Торфинн имел обыкновение размещать в
караульном помещении, исчезла, - значит, порох еще не изобрели. Дальше
арбалетов фантазия местных оружейников пока что не продвинулась.
Вальхейм знал - правда, не слишком хорошо - что Торфинн и замок
каким-то образом связаны между собой. Чародей был частью волшебного замка
и благодаря именно этому обстоятельству мог перемещать его из одного мира
реки Элизабет в другой, подобно улитке, которая сама несет на себе свой
дом.
Интересно, подумал вдруг Ингольв, как меняюсь я сам, оказываясь
всякий раз в ином пространстве? На этот вопрос ответа у него не
находилось. Зеркалам здесь доверять нельзя, а Торфинн никогда не скажет
ему правды.
С тех пор, как Анна-Стина Вальхейм отдала своего брата во власть
черного мага, прошло много лет. Анна-Стина, наверное, уже умерла, а он,
Ингольв, еще жив, и ему все еще нет тридцати. Иногда он думал, что давно
перестал быть человеком. В далеком прошлом остался тот день, когда он
поклялся в верности Торфинну и взял из рук торжествующего чародея
старинную тонкую саблю и кнут. Торфинн был первым и единственным, кому
удалось сломать гордость Вальхейма, и забыть этого Ингольв так и не смог
за все сто с лишним лет.
Торфинн навсегда остался для капитана загадкой. Временами Вальхейм
ненавидел его, порой восхищался - его мудростью, его умной жестокостью,
которая никогда не бывала бесцельной, его знаниями. Иногда старика
особенно тяжко угнетало одиночество, и ему требовался собеседник и,
насколько это возможно, друг. Торфинн не только был наделен блестящим
даром рассказчика; умел он и слушать, внимательно, сочувственно. Им
доводилось проводить за разговорами вместе целые вечера.
В такие дни Ингольв бывал почти счастлив.


Лодка остановилась у скалы Белые Пятна. Тихий свет заката ложился на
спокойные воды реки, и на веслах мерцали розоватые капли. Как только они
оказались на мелководье, Кари, помогая Аэйту, принялся толкать лодку
кормовым веслом, как шестом. Вдвоем они быстро завели суденышко в
небольшую пещерку. Мела вышел из лодки и встал сапогами в воду, потом
помог выбраться вконец обессилевшему от беготни и переживаний Кабари. Что
касается Алвари, то он остался дома, заявив, что ему необходимы уединение
и медитация. Для такого дела, как единоборство со страшным Торфинном,
нужно заручиться поддержкой богов, иначе все предприятие приобретет
самоубийственный оттенок.
Кари привязал лодку и провел гостей в свою пещерку. Ее красноватые
стены были испещрены белыми пятнами гипса. Здесь было сухо и довольно
уютно. Лосиные шкуры, натянутые на деревянную раму, служили хозяину
пещерки постелью. У входа был сложен очажок. Над входом имелась плотная
занавеска из выделанной шкуры. Кари наматывал ее на палку и подвязывал к
потолку.
Вчетвером они с трудом втиснулись в жилище скального хэна. Аэйт
одобрительно огляделся по сторонам.
- А вы молодцы, хэны, - заметил он. - Умеете устроиться.
Кари посмотрел на него сбоку, по-птичьи.
- Знаешь, как у нас говорят о тех, кто живет в пещерах? Три вещи не
грозят ему: холод - первая из них, ибо зимой он сумеет защитить себя от
ветра; вторая же - летняя жара, ибо каменные стены хранят прохладу...
Он замолчал, растянув в улыбке большой рот.
- А третья? - спросил Аэйт, видя, что Кари ждет вопроса.
- Третья? - протянул Кари. - Трупа не найдут, если вся эта штуковина
в один прекрасный день рухнет мне на голову...
Аэйт поперхнулся и посмотрел на скального хэна с невольным уважением.
Кари опустил занавеску, и в пещерке стало темно. Снизу доносилось
нежное позвякиванье воды о днище лодки.
- Ну так что, друзья мои, - заговорил Кари страшным шепотом, как
истый заговорщик, - что делать-то будем? Перед нами стоят две задачи,
взаимосвязанные и в равной степени невыполнимые. Во-первых, нам необходимо
изгнать из наших земель Торфинна и всю его кочующую банду, пока он не
наделал дел. И во-вторых, нужно помочь нашим друзьям вернуться домой, в
мир Ахена...


Был вечер. В караульном помещении сочно храпела солдатня. На третьем
этаже донжона горели свечи и было тихо. Нынче замок очутился в очень
древнем мире. Здесь были толстые каменные стены, надежно отгораживающие от
чужой ночи; здесь пылали камины и подавалось темное вино, помогающее
скоротать долгий вечер; здесь Торфинн почувствовал себя старым, одиноким и
склонным к размышлению...
Ингольв Вальхейм налил себе стакан вина и откинулся в кресле. Это
было тяжелое кресло, обитое коричневой, немного потертой кожей, с тусклой
позолотой на подлокотниках. Над жарким камином в полумраке вырисовывалась
массивная кабанья голова с оскаленными клыками.
В свете огня Ингольву хорошо был виден резкий профиль старика с
глубоко посаженными черными глазами. Сейчас эти глаза, обычно холодные и
насмешливые, казались грустными, почти добрыми.
- Славно сегодня, - сказал Вальхейм, потягивая вино.
- Да, пожалуй, - согласился Торфинн, не отводя взгляда от огня. -
Славно.
Вальхейм налил вина во второй стакан и протянул ему. Искоса поглядев
на капитана, Торфинн улыбнулся.
- В такие вечера, мой друг, я начинаю думать, что правильно поступил,
забрав тебя в мой замок. С кем бы я проводил эти печальные часы, не будь
тебя рядом?
- Я всего лишь армейский капитан, ваша милость, - напомнил Ингольв.
- Ты полагаешь? - Торфинн улыбнулся. - Это сто лет назад ты был
"всего лишь" армейским капитаном. Но с тех пор кое-что изменилось, не
правда ли?
Ингольв покусал губы, однако его голос прозвучал спокойно:
- Разумеется, ваша милость.
Тем не менее Торфинн, обычно безразличный к чувствам окружающих,
уловил в его тоне нотку горечи.
- Чем ты недоволен, Вальхейм? Я дал тебе пост командира моей
лейб-гвардии. А ведь вместо этого я мог и посадить тебя в подвал на цепь,
как того идиота-великана.
По сравнению с судьбой великана, с которым Торфинн обходился зверски,
участь Вальхейма действительно могла считаться завидной. Понимая, что есть
вещи, которых гордый Ингольв не переживет, Торфинн ни разу не поднял на
него руки. Ингольв нужен был ему живой. Его присутствие спасало старого
мага от приступов жесточайшей депрессии.
Оба замолчали. В тишине было слышно, как по замку бродит, охая,
тролльша Имд. Она, как и сам чародей и его замок, имела множество обликов
и ипостасей. Сегодня тролльша казалась просто дряхлой бабкой, которую
замучил ревматизм. Но Вальхейм знал, что она была могущественной ведьмой
и, как и Торфинн, имела власть над мирами.
- А знаешь, Вальхейм, - сказал вдруг Торфинн и посмотрел на капитана
с непонятной улыбкой, - есть один человек, которого я видел бы сейчас в
этом кресле куда охотнее, чем тебя. Скажу даже больше. Если бы можно было
вызвать его сюда, прибегнув к человеческой жертве, я убил бы тебя, не
задумываясь.
Ингольв знал, что старик говорит правду, но не испугался. За долгие
годы, проведенные на службе у Зла, он забыл чувство страха. Как забыл и
многое другое.
- А что для этого нужно? - спросил он.
Торфинн вздохнул.
- Увы, мой друг, всего лишь его желание. А он упрямый и гордый и
никогда этого не захочет.
- Что ж, его можно понять, ваша милость, - заметил капитан
равнодушно. - Мало приятного в том, чтобы стать вашей игрушкой.
- Не так уж плохо тебе живется, Вальхейм, - ответил Торфинн. - Еще
вина?
Вальхейм покачал в руке графин, в котором почти не оставалось
красного мозельского вина, и позвонил в колокольчик, стоявший на каминной
полке. Вошел один из стражников, дежуривших у двери, - мрачный белобрысый
пикинер со шрамом на широком лбу. Он остановился в двух шагах от кресла
Вальхейма и замер.
- Принеси полный графин, - сказал Вальхейм.
- Слушаюсь, господин капитан.
- А этот забери. Остатки можешь допить, - добавил Вальхейм.
- Благодарю, господин капитан.
Попивая мелкими глотками вновь принесенное винцо - на этот раз
вишневую наливку, приготовленную лично тролльшей Имд, большой мастерицей
по части наливочек и самогона, - Торфинн неожиданно сказал:
- Я понимаю, что ты имел в виду, Вальхейм. Но тот человек... не мог
бы стать моей игрушкой. Он - не ты. Он ровня мне. И будь мы с ним вместе,
мы могли бы повелевать мирами Элизабет.
Хищный нос старого мага дрогнул, узкий рот сжался. Он стиснул
пальцами подлокотники своего кресла и замолчал, глядя в огонь. Отсветы
бегали по его сумрачному лицу.
Вальхейм прикусил губу.
Помолчав, Торфинн словно бы через силу выговорил:
- Однако он предпочел идти своей собственной дорогой. Рано или поздно
это принесет гибель и ему, и мне.
Вальхейм отставил свой стакан и осторожно коснулся руки старика. Она
была крепкой, сухой и горячей.
- Его судьба - это его дело. Но при чем здесь вы, ваша милость?
Торфинн медленно повернул к нему голову.
- А, так ты все-таки не хочешь, чтобы я ушел из этих миров?
- Нет, ваша милость.
Торфинн усмехнулся.
- Верю. Слушай, Ингольв Вальхейм. Он и я - две половины одного
великого Целого, черная и белая. Хотя на самом деле мы с ним почти не
отличаемся друг от друга. Когда-то все было иначе. В прошлые эпохи в мирах
реки Элизабет существовало множество Белых Магов. Белая Сила была
рассеяна, и каждый из них, наделенный небольшой ее частью, был не так уж
могуществен. Но настал срок, и Белые Маги ушли, а вся их Сила соединилась
в одном. Черное и Белое должны находиться в равновесии. Поэтому, хоть мы и
родились в разное время, погибнем мы одновременно. Или не погибнем
никогда.
Ингольв снова откинулся в кресле.
- Вы боитесь его, ваша милость?
Прежде чем ответить, старик пошевелил в камине дрова, а потом
выпрямился и прямо посмотрел на Вальхейма.
- Нет, - спокойно сказал он, и это было правдой. - Я знаю, он не
преследует такой цели - уничтожить меня. А что касается самоубийства...
Ощутив вкус Силы, ни один маг, даже Белый, не захочет расстаться с жизнью.
- Как его зовут, ваша милость?
- На что тебе?
Ингольв пожал плечами.
- Я должен охранять вашу милость, - пояснил он. - Думаю, мне лучше
знать имена ваших врагов.
- Он мне не враг, - досадуя на прямоту армейского капитана, ответил
Торфинн, - и имени у него нет. Впрочем, о чем я! Ты же его знаешь. Это
Синяка.
Вальхейм, обычно невозмутимый, на этот раз поперхнулся, чем доставил
Торфинну немалое удовольствие.
- Кто? - вымолвил он наконец. - Тот мальчик? Солдат из моей роты?
За сто с лишним лет, проведенных в замке, Ингольву, который никогда
прежде не верил ни в какую магию, все же пришлось убедиться в ее
существовании. Торфинн потратил немало сил на то, чтобы вколотить эту
мысль в голову упрямого материалиста. И все же Ингольв так и не смог до
конца примириться со всей этой чертовщиной. И еще меньше он был готов к
тому, чтобы признать могущественного чародея, наследника Белой Магии
Ахена, в Синяке.
Капитан слишком хорошо помнил тот день накануне падения города.
Главнокомандующий дал ему пятьдесят человек с приказом "держать форт до
последнего". Среди солдат было несколько новобранцев. Вальхейм попытался
было отделаться от них, но на него наорали, и он отступился. Синяка,
худой, очень смуглый, стоял в стороне от прочих, и Вальхейм сразу заметил
его. Людей с таким цветом кожи среди жителей Ахена не наблюдалось, но
капитан не стал доискиваться, откуда взялся странный паренек. Солдатик ему
понравился. В отличие от других, он думал только о том, чтобы как можно
лучше делать свое дело.
- Синяка был со странностями, - сказал Вальхейм, наконец, - но я все
же не могу поверить...
- Да, он со странностями, - неожиданно согласился Торфинн. - Думаю,
это у него оттого, что он долго жил среди людей. И главная странность
нашего общего друга в том, что он тяготится своей Силой.
- Но я не понимаю, ваша милость, - сказал Вальхейм, который до сих
пор не оправился от удивления, - как ваша жизнь вообще может зависеть от
него? Ведь вы с ним даже живете в разных мирах.
- Не напрямую, конечно. - Торфинн отбросил плед, в который кутался,
и, встав с кресла, прошелся по комнате. - Все связано со всем, Вальхейм,
особенно в магии. Черное и Белое должны быть уравновешены. И если этот
несчастный все же найдет способ уничтожить себя, мне не придется надолго
задержаться в мирах Элизабет. Я уйду вслед за ним.
Он взял с полки, невидимой в темноте, старую книгу в кожаном
переплете. Ее застежки были украшены янтарными пластинами. Вальхейм
заметил на нескольких пластинах сеточку трещин.
- Это книга деяний Черной и Белой магии в мирах Элизабет, - сказал
Торфинн. - Она написана на языке мертвого мира Аррой, так что ты все равно
не сможешь прочесть ее. Но я кое-что переведу для тебя, хочешь?
Ингольв кивнул. Торфинн снова сел, положил раскрытую книгу себе на
колени и, склонившись поближе к свету, прочел стихотворные строки,
стараясь подчеркнуть их своеобразный ритм:

Розно пришли вы,
вместе исчезнете,
друг другу не став
надежной опорою.
Жди тогда смерти
от руки странника,
чужим оружием
вооруженного...

Оба собеседника опять замолчали, глядя в камин. Неожиданно Вальхейм
подумал о том, что, скорее всего, он сам погибнет вместе с Торфинном. И с
удивлением понял, что не боится и этого.
Наконец, он решился разрушить тишину.
- В любом случае, ваша милость, вы знаете, чего вам следует
опасаться. Хорошо, что и я это теперь знаю. Но что такое "чужое оружие"?
Если подумать, моя сабля - тоже чужое оружие.
- Ты не бродяга, - сказал Торфинн. - А оттого, что я знаю
предсказание, не легче, а только труднее. Появляется соблазн бежать от
судьбы.
- Если вы верите предсказаниям, ваша милость, то, мне кажется, вы
вполне в состоянии ускользнуть от них.
- Едва ли... - Торфинн захлопнул книгу и посмотрел в серые глаза
своего слуги. - Бежать от судьбы, Ингольв, - это бежать ей навстречу.


К любому могуществу можно подобрать ключ - так считал Мела. Аэйт
сильно сомневался в этом, но возражать старшему брату не решился. Мела
вздумал наняться охранником в свиту Торфинна, войти в доверие к чародею
или выследить его, как получится, а потом потребовать, чтобы он возвратил
их в мир Ахена. План был не ахти какой, но поскольку альтернативы не
имелось, братья остановились на нем.
Кари и Кабари показали им удобную тропинку, по которой они поднялись
на скалу, после чего хэны распрощались со своими гостями и, шмыгая от
сопереживания носами, удалились. Обернувшись, Аэйт долго смотрел им вслед,
пока яркие цветные плащи и всклокоченные огненные волосы хэнов не исчезли
под скалой. Теперь они с Мелой остались вдвоем перед грозными черными
воротами.
Аэйт задрал голову, разглядывая надвратную башню и прибитый к ней щит
с гербом Торфинна - черный крылатый конус на ослепительном золотом фоне.
От этого непонятного символа у Аэйта почему-то мурашки побежали по коже.
Но он не успел хорошенько разобраться в своих чувствах, потому что Мела
уже вынул из ножен меч Гатала и рукоятью постучал в обитые железом ворота.
Низкий звучный гул пронесся над холмом.
И вновь Аэйта кольнула чья-то чужая тревога, на сей раз так
явственно, что он даже обернулся - не стоит ли за спиной насмерть
перепуганный хэн. Однако на скале никого, кроме них с Мелой, не было.
Створка ворот медленно приоткрылась, и оттуда высунулась пика. Следом
за пикой показался профиль с крючковатым носом, жидкой светлой бороденкой
и недоверчивым глазом. Профиль был обрамлен кольчужным капюшоном.
- Чего надо? - недовольно спросил стражник и выставил пику еще
дальше.
- Позволь нам войти в замок, доблестный страж, - сказал Аэйт, по
возможности учтиво. Мела покосился на брата, но промолчал.
Похоже, высокопарный стиль, позаимствованный Аэйтом у скального
народца, не возымел положительного действия. Страж пробурчал:
- Еще чего.
И попытался закрыть ворота.
Мела вовремя подставил ногу и задержал створку открытой.
- Чего надо-то? - повторил стражник расстроенным тоном. - Лезут тут
всякие...
- Мы хотели бы предложить свои услуги твоему хозяину, Черному
Торфинну, - сказал Мела. - Нам нужен покровитель, мы попали в беду.
Разреши нам поговорить с ним.
- Ха, - произнес стражник, - в беду они попали, надо же! Да он на то
и Торфинн, чтобы были беды. Эка новость!
Он подергал створку, но она не поддавалась. Тогда стражник толкнул
Мелу кулаком в грудь.
- Убери ногу, недомерок!
За спиной у стражника прозвучал чей-то негромкий властный голос:
- Что здесь происходит?
Стражник мгновенно исчез, и до братьев донеслись его сердитые
оправдания:
- Лезут, ваше благородие. Говорят, у них дело к их милости. Да где
это видано, чтобы у каких-то оборванцев и бродяг были дела к их милости?
Верно я рассуждаю, ваше благородие? Приструнить мерзавцев, повесить их на
стене в назидание, верно я рассуждаю?
Послышался резкий хлопок и сразу же понесся вой:
- За что, ваше благородие?
- Вон отсюда, - сказал негромкий голос. После чего ворота раскрылись
от резкого толчка, и перед братьями оказался рослый человек в темном
плаще. В правой руке он держал сложенный вдвое кнут.
- Мы пришли к Торфинну, - сказал ему Мела, отступив на шаг. И,
поскольку человек молчал, не сводя с него хмурого взгляда, продолжал: - Я
Мела. Со мной мой брат Аэйт. Нам говорили о могуществе Торфинна,
предостерегали от его коварства. Но мы пришли открыто.
- Продолжай, - помолчав, отозвался человек с кнутом. - Что вам нужно
от Торфинна?
- Мы пришли предложить ему свои мечи, - сказал Мела.
- Торфинн не нуждается в помощи, - ответил человек с кнутом. -
Уходите.
- Из-за Кочующего Замка мы оказались в беде, - упрямо сказал Мела. -
Он причинил нам зло, пусть, по крайней мере, великий чародей не откажет
нам в покровительстве.
Мела оглянулся на Аэйта. Теперь речь зашла о вещах, в которых младший
брат понимал гораздо больше. Аэйт подошел поближе.
- Замок сместил границы миров, и мы заблудились в мирах Элизабет.
- Ну и что? - Человек с кнутом свысока посмотрел на беловолосого
воина.
- Если существуют чары, забросившие нас сюда, значит, имеется способ
доставить нас обратно, - отважно сказал Аэйт.
Серые глаза блеснули из-под темного капюшона. На угрюмом лице
человека с кнутом показалась неприятная улыбка.
- Вы что же, бедняжки, - проговорил он, - решили, что Торфинна