Страница:
Писец удивленно пожал плечами.
- Как угодно. Насколько я понял, ты ухватился за край одежды охотника и попросил приюта? В таком случае мы не можем тебе отказать, поскольку этот человек является гражданином нашего государства. Скорее всего, будешь спать на улице, но все зависит только от тебя и размеров твоего кошелька. - Писец ткнул гусиным пером в Солдата так словно это было оружие. - Только не вздумай дурить! Тебе повезло, что тебя не схватили и не повесили за городскими воротами. Я ясно выразился?
- Да. Я стану образцовым гражданином.
- Ты не станешь никаким гражданином, потому что ты чужестранец. Но ты будешь вести себя хорошо, иначе умрешь.
- Да-да, даю вам слово.
Писец вызвал стражу. Напуганного Солдата провели к тускло освещенной лачуге неподалеку от башни. Он надеялся, что его немедленно освободят, однако, судя по всему, сперва требовалось выполнить кое-какие формальности. Как выяснилось, в лачуге размещалась кузница. От большого горнила исходил невыносимый жар. Высокий тощий кузнец с кожей в черных оспинках от разлетающихся красными искорками капелек раскаленного металла надел Солдату на шею железный ошейник и скрепил его заклепкой.
Солдат вскрикнул от боли, когда горячая заклепка впилась ему в затылок.
Кузнец удовлетворенно хмыкнул.
Морщась от ожога, Солдат спросил:
- Ты, часом, не из Бландэна?
Кузнец удивленно уставился на него.
- А откуда ты знаешь?
- Я слышал, что все жители этого города - жестокие ублюдки.
Взгляд кузнеца стал жестким.
- Поосторожнее, незнакомец! Когда настанет срок, именно мне придется снимать воротник с твоей шеи. Моя мать была женщина добрая и ласковая, но я весь пошел в отца, служившего палачом ее величества королевы. Говорили, ему не было равных. - Стражник рассмеялся. - Все, теперь можешь идти куда хочешь. Но я бы на твоем месте отправился к каналу, где собирается такой сброд.
- И долго мне придется носить эту штуковину?
- Самое большее месяц.
Солдат понял: железный ошейник - своего рода отличительный знак. С первого взгляда люди поймут, что перед ними чужестранец, и будут его остерегаться. Он будет постоянно находиться под наблюдением местных жителей. Если выяснится, что он вор, его изгонят из города. Подобные предосторожности показались Солдату весьма разумными, хотя ему было немного не по себе от них. В смутные времена люди всегда защищаются от пришлых.
Солдат шел по тускло освещенным улицам, мощеным булыжником, не представляя себе точно, куда именно он направляется. В конце концов он вышел к каналу и повернул в сторону пришвартованных к берегу барж. Каналы питались водой изо рва, в свою очередь, сообщающегося с естественной системой рек и озер в окрестностях Зэмерканда. Увиденная на набережной картина потрясла его до глубины души.
Всплывший на поверхность раздутый женский труп запутался в швартовых небольшой баржи. Его заметил не только Солдат.
- Надоели эти проклятые трупы! - послышался раздраженный голос капитана баржи, поднявшегося на палубу. - Как они воняют в такую погоду!..
Схватив багор, капитан отпихнул мертвое тело от канатов с таким отвращением, как будто это было какое-то дохлое животное. Мертвенно-бледный труп, жертву страшного преступления - голова несчастной была раскроена от носа до верхней челюсти, - утащило течение. Удовлетворенно буркнув себе под нос, капитан скрылся в трюме. В его поведении не было ни капли сочувствия, лишь недовольство по поводу того, что какой-то кусок мертвечины зацепился за его судно. Солдат пришел в ужас как от отсутствия сострадания со стороны капитана, так и от жуткого вида ран на теле женщины.
- Куда я попал? - вслух спросил он себя.
Усевшись на парапет набережной и разглядывая отражение в воде канала, Солдат задумался о своей жизни. От начала и до конца она имела продолжительность всего двенадцать часов. Он родился в полдень - по крайней мере так утверждала его память, - а сейчас было около полуночи. Ему ничего не известно о самом себе. Солдат отчаянно цеплялся за крупицы недолгого опыта, что имели для него хоть какое-то значение. Например, охотник. Они по чистой случайности встретились на опушке леса, однако Солдату почему-то казалось, что охотник знает о нем больше, чем счел нужным сообщить. Он убеждал себя, что интерес, проявленный к нему охотником, это нечто большее, чем простое любопытство, вызванное случайным знакомством. И куда он пропал? Охотник буквально растворился в воздухе, причем вместе с кобылой, ястребом и тушей вепря.
- Скорее всего сейчас он жарит кабанину на вертеле, - с завистью промолвил Солдат.
- Вот и неправильно. Мясо уже приготовлено и ждет, когда его съедят. Как раз в эту минуту охотник расправляется с яблоком из головы кабана. Знаешь, его засовывают свинье в рот, когда ее жарят... В другой руке он держит кружку эля. Готов поспорить, ты бы не отказался ни от того, ни от другого. К сожалению, сегодня ночью, по всей видимости, тебе придется довольствоваться коркой пирога, выброшенной на берег водами канала.
Обернувшись, Солдат увидел ворона, усевшегося на край пристани. У ног птицы лежала корка хлеба.
- Где ты был? - спросил Солдат.
- О, тут, там... везде. Ты не собираешься поблагодарить меня за ужин? Я свою долю съел. Это тебе.
Нагнувшись, Солдат подобрал с каменных плит кусок пирога размером в пол-ладони.
- Нельзя достать еще? Я очень хочу есть.
- Мы с тобой друзья?
- А это обязательно? Разве ты не можешь оставаться частицей моего воображения?
- Нет, если я буду приносить тебе настоящую пищу.
Солдат кивнул.
- Кажется, понял. Ну хорошо, мы друзья, доволен?
- Не могу сказать, что без ума от счастья, но мы с тобой нужны друг другу. Что тебе принести? Кусочек свинины, зажаренной до хрустящей корочки?
Солдат закрыл глаза.
- О да - да, да, да!
- Ладно, если я не вернусь, знай - мне в задницу попала стрела арбалета. Да, кстати, какое милое ожерелье. Правда, жемчуг подошел бы тебе больше.
Взмыв в воздух, черная птица скрылась в ночи, а Солдат задумчиво провел пальцем по своему железному ошейнику.
Тем временем у причала возле складов на берегу канала стали собираться люди. Некоторые здания пустовали, и именно сюда стягивались бездомные в поисках укрытия на ночь.
Солдат подозрительно огладывал проходивших мимо оборванцев. Он сидел на парапете, погруженный в раздумья, ни с кем не разговаривая. По набережной брели женщины в лохмотьях, тащившие за собой грязных детей, измученные мужчины с пустыми взглядами. Приходили сюда и пьянчуги, и коптильщики рыбы, и заядлые игроки. Среди этих людей встречались те, кто опустился из-за превратностей судьбы, но в основном это были те, кто сам катился по наклонной. Никто из них не обращался напрямую к Солдату, а тот был не настолько уверен в себе, чтобы заговаривать первым.
Через какое-то время вернулся ворон и принес в клюве кусок мяса. В течение следующего часа птица кормила Солдата, словно своего птенца. Наевшись, он заснул прямо на парапете. К счастью, ночь выдалась теплой, поэтому Солдат не страдал от холода.
На следующее утро он пошел бродить по городу с вороном на плече, ища рынок. Отыскав торговые ряды, позавтракал капустными кочерыжками из сточной канавы.
На рынке Солдат впервые увидел свое отражение в бронзовом зеркале. Лицо, окаймленное черной бородой, было ему совершенно не знакомо. Он нашел, что выглядит усталым, но крепким; чистую кожу не портили ни шрамы, ни язвы. Действительно, он выглядел так, как должен выглядеть настоящий солдат. Черные волосы были не по местной моде коротко острижены, по-видимому, весьма неопытным цирюльником. Судя по внешнему виду, ему лет тридцать.
Солдат не почерпнул из отражения в зеркале никаких других сведений о себе. Он оставался для себя полной загадкой.
Солдат попробовал просить подаяние. Люди тотчас же начали относиться к нему враждебно. Его пихали и пинали ногами, разбередив все раны и едва не переломав кости. Еще Солдата потрясла полнейшая апатия жителей города. Похоже, их совершенно ничего не волновало. Несколько раз Солдат натыкался на трупы, валяющиеся в темных закоулках или плавающие по каналам, со следами насильственной смерти. По всей видимости, убийства в Зэмерканде были обычным делом, и он опасался, как бы его не обвинили в одном из них. Как просто ткнуть пальцем в чужестранца и крикнуть: "Убийца!"
В городе процветала коррупция; горожане в открытую передавали взятки представителям властей. Судя по всему, Гутрум был опасным местом для человека, не имеющего Друзей и не знающего неписаных правил, позволяющих выжить в беспокойное время.
Слоняясь по рынку и выклянчивая себе на пропитание, Солдат познакомился со Спэггом.
Он остановился перед одним из прилавков, ошеломленно разглядывая представленный на нем товар. На прилавке лежали отрубленные кисти рук. Одни были набиты травами, у других между указательным и средним пальцами торчали свечи. Остальные оставались в первозданном виде. Изо всех кистей была выпущена кровь. Высохшие руки выглядели серыми и бурыми; в некоторых хрящи и сухожилия так съежились, что кисти теперь напоминали когти гигантской хищной птицы.
- Дружище, я могу тебе помочь? - спросил продавец с прыщавым лицом, появившийся за прилавком. - Хочешь купить мой товар? - Он пристально посмотрел Солдату в лицо. - А может быть, ты хочешь продать свои голубые глаза? В Гутруме это большая редкость. Можно даже сказать, явление уникальное. Я много выручу за такие глаза, если мы сохраним их в крепком джине.
Солдат посмотрел на продавца. Тот был в кожаном фартуке и шапочке, прикрывающей макушку.
- Мне они самому нужны. Других у меня нет. И я ничего не могу у тебя купить. Совсем ничего. Разве ты не видишь, что я бедняк? Кстати, а для чего нужны эти руки?
Торговец фыркнул.
- Ты не знаешь, кто я такой? Ах да, железный ошейник! Ты чужестранец. Что ж, я Спэгг, а это, друг мой, особые амулеты, "руки славы". Кисти повешенных. Обладатель такой руки откроет себе двери к богатству. Ничего страшного, что у тебя нет денег прямо сейчас. Просто обещай делиться со мной, скажем так, своими будущими поступлениями, и я продам тебе одну кисть в кредит.
Солдат вспомнил трупы с обезображенными руками, болтающиеся на виселицах в окрестностях города.
- Ты отрезаешь их у трупов?
- Только у меня одного есть лицензия на руки повешенных! - с гордостью заявил Спэгг. - Я получил ее у самого королевского канцлера. В городе я единственный продавец товара такого рода. Лучшего качества ты больше нигде не найдешь. Спроси кого хочешь. - Взяв одну кисть, сморщенную и высохшую, торговец протянул ее Солдату. - Я буквально слышу, как ты бормочешь себе под нос: "Жуткий предмет". Но эта зловещая на вид штуковина может сделать тебя невидимым, друг мой. А если зажечь свечу, сделанную из натопленного отсюда сала, твои враги застынут, не в силах пошевелиться. Очень полезный инструмент для того, у кого лучшее время для занятий своим ремеслом поздняя ночь и раннее утро.
Солдат покачал головой.
- Видишь ошейник? Если меня поймают на воровстве, то вышлют из Зэмерканда.
- Но с одной из этих вещиц, - улыбнулся Спэгг, обводя рукой свой товар, - ты снова незамеченным вернешься назад.
- Как можно верить в такую чушь!
Спэгг тщательно уложил руку на прилавок.
- Друг мой, в этом-то вся хитрость. Для того чтобы колдовство сработало, надо в него поверить. Нередко покупатели возвращаются ко мне и жалуются: "Спэгг, от этого амулета нет никакого толку! " А я им отвечаю: "Все дело в том, друзья мои, что вы должны заставить ее работать". Надо наполнить ее своей верой, иначе она так и останется отрубленным куском тела, правда?.. Слушай, а как насчет честного обмена? Подлинная рука повешенного за старые кожаные ножны с серебряным ободком.
Торговец указал ножны, висящие у Солдата на поясе. Тот судорожно схватился за них.
- Нет... нет, я с ними ни за что не расстанусь.
Покачав головой, Спэгг усмехнулся.
- Дружище, такие жадины в жизни ничего не добиваются. Посмотри на себя. Ты едва стоишь на ногах от голода...
Внезапно он прищурился, погружаясь в раздумья.
- Слушай, есть одно предложение, - наконец сказал Спэгг. - Как насчет того, чтобы пойти ко мне работать? Много я платить не смогу, но по крайней мере на одну приличную кормежку в день хватит. Ну, что скажешь?
- И что я должен буду делать?
- Ну как же, ты будешь разъезжать по окрестностям Зэмерканда и собирать для меня руки, а я буду сидеть в лавке и торговать ими. Понимаешь, когда я сам езжу за руками, мне приходится закрываться. А так ты станешь поставлять мне товар, а я не буду отвлекаться от торговли.
- Ты предлагаешь мне это, случайно, не потому, что охота за руками занятие опасное?
Тщедушный человечек с впалой грудью и узкими плечами постарался как можно лучше изобразить негодование.
- Это я-то? Чего-то боюсь?.. Знай, в радиусе пяти миль нет другого такого храбреца! Просто я беспокоюсь о своей торговле. Я должен постоянно быть здесь, в лавке.
- А почему бы тебе не оставить лавку на меня? Тогда бы ты смог сам собирать руки.
- Доверить незнакомому человеку деньги и товар? - На этот раз Спэгг был искренне потрясен. - Наверное, у тебя в голове завелись черви. Слушай, железный воротник, я сделал тебе предложение. Ты его принимаешь или нет? Хватит пререкаться.
- Сколько положишь?
Спэгг с отвращением покачал головой.
- Еще ни разу не встречал человека, умирающего от голода " в то же время теряющего время на споры со своим хозяином. Не беспокойся, я о тебе позабочусь.
- Сколько?
- Две спенции за руку. Левая рука дороже правой, но я готов платить пять спенций за пару. Только помни, они должны быть от одного трупа. За кисти с отсутствующими большими пальцами я не дам ни гроша. Если повешенные перед тем, как стать убийцами, были просто ворами, у них наверняка отрублены большие пальцы. А вот против татуировки я ничего не имею, особенно против всякой чернухи - знаешь, черепов, магических символов и тому подобного. Кое-кто из моих покупателей коллекционирует руки с различными татуировками. Шрамы? Разве что единичные. Изуродованные руки мне не нужны. Вопросы есть?
- Дашь мне лошадь?
- Лошадь? - воскликнул Спэгг. Выражение отвращения прочно поселилось у него на лице. - Ты получишь осла, радуйся и этому.
Вот так Солдат устроился у Спэгга, торговца амулетами.
Осел Спэгга оказался животным отвратительным и упрямым, старым, как горы, и таким же неподвижным. Работа была мрачной и тяжелой, но Солдат был готов на все, лишь бы прокормиться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Спэгг вручил Солдату деревянный жезл с грубо вырезанным хорьком на одном конце. Этот жезл был символом ремесла торговца. Если Солдата останавливал патруль имперской гвардии или если ему требовалось покинуть Зэмерканд или вернуться назад, он должен был показать жезл, подтверждая свое право на свободное передвижение как работающего по найму на гражданина. Большие неудобства по-прежнему причинял ошейник. Стражники у городских ворот постоянно останавливали и обыскивали Солдата, а горожане сторонились его, провожая враждебными взглядами. Солдат ни на минуту не забывал, что в городе его только терпят.
Впервые покинув городские стены, Солдат поймал себя на том, что рад возможности снова оказаться вдали от суеты улиц. Теснота города давила на него; даже воздух в Зэмерканде был дымным и зловонным. Мостовые были завалены испражнениями собак, кошек, домашнего скота и птиц. На стенах, дверях и окнах чернели следы копоти. Солдату показалось, что, как только он вышел за ворота, воздух стал чище и прозрачнее. Вдыхая его полной грудью, он отпустил поводья ишака. Ворон тоже полетел с ним, за компанию. Солдат уже начинал привыкать к своему пернатому спутнику.
- Слушай, ворон, как получилось, что ты говоришь по-человечески? спросил Солдат, когда городской шум остался позади.
Небо было затянуто дымкой; бледное солнце висело над головой, похожее на вырезанный из бумаги кружок.
- На самом деле все обстоит как раз наоборот. Я кое-что украл у одной ведьмы.
- И та наградила тебя даром речи?
- Нет, она в отместку превратила меня из человека в птицу. Я был вором, промышлял на улицах Зэмерканда. Кленьоза, поймав меня в своем доме, превратила в ворона. А потом старая корова померла, и я застрял в обличье птицы. Впрочем, я ничего не имею против. Так проще добывать себе пропитание.
- И ты никогда не станешь человеком?
- Снять заклятие может только ведьма, наложившая его.
- Я обратил внимание, что ты нечасто раскрываешь перед людьми свой дар.
Ворон нахохлился.
- А зачем мне это? Я что, дурак? Ворона, который всем и вся хвастает, что умеет говорить, ждут одни неприятности. Найдутся люди, которые посадят меня в клетку и будут зарабатывать деньги, показывая чудо природы. Другие сочтут меня за демона и убьют.
- Но почему ты выбрал меня? - спросил Солдат. - С чего ты решил, что я не принадлежу ни к одной из этих категорий?
- Тебя? Да ты сам, голубоглазый и без имени, причуда почище меня. У тебя собственных проблем хватает.
- Наверное, ты прав, - вздохнул Солдат.
Осел медленно взбирался на холм, расположенный в милях двух от города. Склон порос травой, однако кое-где над землей поднимались гладкие гранитные валуны, похожие на спины всплывших на поверхность моря китов. Солдат увидел на вершине холма виселицу, на которой болталась одинокая фигура. Вот цель его пути, но как он ни старался, ему никак не удавалось к ней приблизиться. Через какое-то время Солдат понял, что дело тут не в магии, а в перспективе. Виселица была такой высокой, что до нее оказалось гораздо дальше, чем он предполагал. Добравшись наконец до виселицы, Солдат увидел, что жертва имела рост не меньше девяти футов. И это еще не все; голова, руки и ноги повешенного были непропорционально большими даже для такого огромного тела.
Великана казнили всего дня три назад, поэтому труп был относительно свежий.
- Он пробыл здесь примерно столько же, сколько должен провисеть заяц, прежде чем его тушить, - заметил ворон. - Иногда не очень свежее мясо нравится людям не меньше, чем птицам.
- Не смей приближаться к трупу, - предостерег его Солдат. - Если ты выклюешь ему глаза, меня, наверное, вывернет наизнанку.
- А их у него уже нет, - заметил ворон. - Как и некоторых других частей тела.
Присмотревшись, Солдат разглядел, что определенный орган отрезан по самое основание.
- Что ж, давай приниматься за дело.
Раскрыв сумку с инструментами, которую ему дал Спэгг, Солдат достал лучковую пилу и принялся отпиливать великану руки. Дело продвигалось медленно, поскольку труп раскачивался из стороны в сторону. Для того чтобы дотянуться до руки, Солдату пришлось усесться на правую ногу гиганта словно на качели. Но даже так ему не удалось справиться с толстой костью с помощью пилы, поэтому в конце концов он перерубил ее топориком. Спэгг просил его использовать топорик только в случае крайней необходимости, так как это портит внешний вид товара. Однако сейчас, несомненно, другого выхода не было. Солдат взмок от пота, ему хотелось пить. На одну пару рук у него ушло полдня, а он рассчитывал к вечеру вернуться в город с полным мешком.
Наконец удалось расправиться с обеими руками.
Тут к виселице подъехал отряд конных стражников.
- И чем это ты занимаешься? - поинтересовался у Солдата сержант.
- Законным ремеслом, - ответил тот, показывая свой жезл. - Я работаю на Спэгга, торговца руками.
Сержант поморщился.
- На эту блохастую шавку? Ну хорошо, продолжай, только не задерживайся здесь. В этих краях недавно видели бродягу-ханнака.
- Ханнака?
- Ты не знаешь, кто такие ханнаки? - спросил сержант. Его солдаты рассмеялись. - Узнаешь, если встретишься с ним. У тебя такая борода!
- Что вы хотите сказать?
- Ты не обратил внимания, что у меня и у моих людей подбородки гладкие, словно у ребенка? - сказал сержант. - На то есть причины. Ханнаки дерутся не так ожесточенно, если их противник гладко выбрит. Похоже, ты ничего не понял. Ладно, все скоро узнаешь. Передай этому сукину сыну Спэггу, чтобы в будущем он брал себе на работу тех, у кого хоть чуточку больше мозгов. Таких идиотов, как ты, нельзя выпускать из города. Впрочем, это не имеет никакого значения. По мне, одним голубоглазым чужеземцем больше, одним меньше - все равно.
Сержант дал своим людям команду следовать за собой, и маленький отряд поскакал к городу.
До конца дня Солдату удалось раздобыть еще несколько кистей повешенных - не так много, как ему хотелось бы, первый великан отнял слишком много времени и сил. К вечеру солнце снова стало кроваво-красным. Осел неторопливо трусил по дороге в город, и вдруг на западе показался всадник. Поднявшись на вершину холма, он оглядел окрестности и увидел собирателя рук.
- Ханнак! - воскликнул ворон. - Плохи твои дела!
Солдат недовольно встрепенулся.
- Мне все о них твердят, но кого или что в Гутруме называют ханнаком?
В этот момент всадник, тронув пятками своего неоседланного коня, поскакал вниз по склону прямо на Солдата.
Тот успел заметить, что дикий конь, невысокий и лохматый, сильно отличается от лошадей гутрумитских солдат. Сам Дник внешне казался таким же диким и свирепым, как его конь. Похоже, он был обнажен, хотя кожа как-то странно болталась на теле; вся в морщинах и складках, она трепетала на ветру. В левой руке всадник сжимал боевой молот, с одной стороны тупой, с другой - остро отточенный. На лице застыла жестокая маска. Своим конем он управлял с непринужденной легкостью, словно благородное животное приросло к его бедрам и двигалось, напрямую подчиняясь мозгу всадника.
Голова у ханнака на удивление была совершенно лысая.
- А вот и ханнак, - воскликнул ворон, - одетый в кожу убитого врага!
"Вот оно что, - подумал солдат. - Это плащ из человеческой кожи".
- Что ему от меня нужно? Разве он не видит, что я бедняк и у меня ничего нет?
- Твой подбородок, - ответил ворон. - Ему нужна твоя нижняя челюсть, Солдат.
Воины есть воины, но одни пытаются выглядеть красивыми и мужественными, другие же стараются придать себе как можно более устрашающий вид. Очевидно, ханнаки предпочитали самую жуткую сторону войны.
До города внизу, казалось, было рукой подать. До красных шатров карфаганцев еще ближе. Солдат пришпорил осла, заставляя его перейти с ленивого шага на рысь.
Упрямое животное не привыкло к подобному обращению. Когда его пихали ногами в ребра, оно останавливалось как вкопанное, кипя от негодования. Так осел поступил и на этот раз. Мысленно пустив из копыт корни в землю, он приготовился умереть, но не сдвинуться с места.
Спрыгнув с осла, Солдат побежал к городским воротам, таща в одной руке сумку с инструментом, а в другой - мешок с отрезанными кистями. Стражники заметили бегущего человека, за которым гнался дикий всадник, однако и не подумали ему помочь. Они с завороженным любопытством смотрели, как лохматый конь ханнака, грохоча копытами, настигает Солдата.
Карфаганцы тоже высыпали из шатров. Оживленно жестикулируя, они кричали, призывая своих товарищей насладиться зрелищем этого странного поединка. Кто-то крикнул, что это будет не поединок, а убийство. Никто не сомневался, что ханнак без труда расправится с темноволосым мужчиной с густой черной бородой.
Дыхание вырывалось изо рта Солдата судорожными порывами. Он понял, что не успеет добежать до ворот. Бросив мешок с руками, он порылся в сумке и достал топорик, которым отрубил кисти гиганту, и, крепко стиснув оружие, повернулся лицом к врагу. У него мелькнула мысль, что он, закаленный в боях ветеран, должен знать, как поступают в такой обстановке. И действительно, бесполезно пытаться поразить таким скромным оружием человека. Надо нанести удар по коню, ранить его, повалить вместе с всадником.
Ханнак стремительно несся вперед. На его лице не было ни первобытного злорадства, ни упоения боем - только сосредоточенность. Солдат понял, что этот одинокий свирепый всадник думает лишь о том, как его убить.
Конь ханнака скакал все быстрее, и вторая кожа воина трепетала на ветру, делая его похожим на ужасного мертвеца, восставшего из могилы. Широко расставив ноги, Солдат размахивал топориком, готовясь нанести удар. Страх прошел, сменившись спокойным хладнокровием. В голове остались лишь четкие мысли, оценивающие развитие ситуации. Да, он всегда был солдатом, и хотя память его предала, навыки боевых искусств остались.
- Правильно поступил, дружище! - восхищенно крикнул один из стражников у ворот. - Бежать бесполезно.
Ханнак был уже совсем близко. Солдат махнул топориком вбок, стараясь попасть в вытянутую морду коня. Молниеносно отреагировав, ханнак отвернул в сторону. Топорик, не угодив в первоначальную цель, все же вонзился ханнаку в бедро. Громко взвыв от боли, всадник развернул коня так, чтобы удобнее было нанести удар сверху вниз. Солдат успел вскинуть левую руку, защищая висок. Открытой осталась только нижняя часть лица. По каким-то известным одному ему причинам, ханнак остановился, не обрушив свой боевой молот на заросший подбородок Солдата. Вместо этого он, расстроившись, попытался ударить противника в правое плечо.
Удар не попал в цель, потому что в этот момент осел - то ли напуганный шумом, то ли просто выведенный из себя бессмысленной суетой - подбежал к коню ханнака и, развернувшись, лягнул его задними копытами. Удар пришелся лошади в круп. Осев, она вдруг резко дернулась вперед, и ханнак судорожно вцепился в поводья. При этом он выронил молот, и Солдат тотчас же подхватил оружие, более длинное, чем его топор, и значительно более опасное.
- Как угодно. Насколько я понял, ты ухватился за край одежды охотника и попросил приюта? В таком случае мы не можем тебе отказать, поскольку этот человек является гражданином нашего государства. Скорее всего, будешь спать на улице, но все зависит только от тебя и размеров твоего кошелька. - Писец ткнул гусиным пером в Солдата так словно это было оружие. - Только не вздумай дурить! Тебе повезло, что тебя не схватили и не повесили за городскими воротами. Я ясно выразился?
- Да. Я стану образцовым гражданином.
- Ты не станешь никаким гражданином, потому что ты чужестранец. Но ты будешь вести себя хорошо, иначе умрешь.
- Да-да, даю вам слово.
Писец вызвал стражу. Напуганного Солдата провели к тускло освещенной лачуге неподалеку от башни. Он надеялся, что его немедленно освободят, однако, судя по всему, сперва требовалось выполнить кое-какие формальности. Как выяснилось, в лачуге размещалась кузница. От большого горнила исходил невыносимый жар. Высокий тощий кузнец с кожей в черных оспинках от разлетающихся красными искорками капелек раскаленного металла надел Солдату на шею железный ошейник и скрепил его заклепкой.
Солдат вскрикнул от боли, когда горячая заклепка впилась ему в затылок.
Кузнец удовлетворенно хмыкнул.
Морщась от ожога, Солдат спросил:
- Ты, часом, не из Бландэна?
Кузнец удивленно уставился на него.
- А откуда ты знаешь?
- Я слышал, что все жители этого города - жестокие ублюдки.
Взгляд кузнеца стал жестким.
- Поосторожнее, незнакомец! Когда настанет срок, именно мне придется снимать воротник с твоей шеи. Моя мать была женщина добрая и ласковая, но я весь пошел в отца, служившего палачом ее величества королевы. Говорили, ему не было равных. - Стражник рассмеялся. - Все, теперь можешь идти куда хочешь. Но я бы на твоем месте отправился к каналу, где собирается такой сброд.
- И долго мне придется носить эту штуковину?
- Самое большее месяц.
Солдат понял: железный ошейник - своего рода отличительный знак. С первого взгляда люди поймут, что перед ними чужестранец, и будут его остерегаться. Он будет постоянно находиться под наблюдением местных жителей. Если выяснится, что он вор, его изгонят из города. Подобные предосторожности показались Солдату весьма разумными, хотя ему было немного не по себе от них. В смутные времена люди всегда защищаются от пришлых.
Солдат шел по тускло освещенным улицам, мощеным булыжником, не представляя себе точно, куда именно он направляется. В конце концов он вышел к каналу и повернул в сторону пришвартованных к берегу барж. Каналы питались водой изо рва, в свою очередь, сообщающегося с естественной системой рек и озер в окрестностях Зэмерканда. Увиденная на набережной картина потрясла его до глубины души.
Всплывший на поверхность раздутый женский труп запутался в швартовых небольшой баржи. Его заметил не только Солдат.
- Надоели эти проклятые трупы! - послышался раздраженный голос капитана баржи, поднявшегося на палубу. - Как они воняют в такую погоду!..
Схватив багор, капитан отпихнул мертвое тело от канатов с таким отвращением, как будто это было какое-то дохлое животное. Мертвенно-бледный труп, жертву страшного преступления - голова несчастной была раскроена от носа до верхней челюсти, - утащило течение. Удовлетворенно буркнув себе под нос, капитан скрылся в трюме. В его поведении не было ни капли сочувствия, лишь недовольство по поводу того, что какой-то кусок мертвечины зацепился за его судно. Солдат пришел в ужас как от отсутствия сострадания со стороны капитана, так и от жуткого вида ран на теле женщины.
- Куда я попал? - вслух спросил он себя.
Усевшись на парапет набережной и разглядывая отражение в воде канала, Солдат задумался о своей жизни. От начала и до конца она имела продолжительность всего двенадцать часов. Он родился в полдень - по крайней мере так утверждала его память, - а сейчас было около полуночи. Ему ничего не известно о самом себе. Солдат отчаянно цеплялся за крупицы недолгого опыта, что имели для него хоть какое-то значение. Например, охотник. Они по чистой случайности встретились на опушке леса, однако Солдату почему-то казалось, что охотник знает о нем больше, чем счел нужным сообщить. Он убеждал себя, что интерес, проявленный к нему охотником, это нечто большее, чем простое любопытство, вызванное случайным знакомством. И куда он пропал? Охотник буквально растворился в воздухе, причем вместе с кобылой, ястребом и тушей вепря.
- Скорее всего сейчас он жарит кабанину на вертеле, - с завистью промолвил Солдат.
- Вот и неправильно. Мясо уже приготовлено и ждет, когда его съедят. Как раз в эту минуту охотник расправляется с яблоком из головы кабана. Знаешь, его засовывают свинье в рот, когда ее жарят... В другой руке он держит кружку эля. Готов поспорить, ты бы не отказался ни от того, ни от другого. К сожалению, сегодня ночью, по всей видимости, тебе придется довольствоваться коркой пирога, выброшенной на берег водами канала.
Обернувшись, Солдат увидел ворона, усевшегося на край пристани. У ног птицы лежала корка хлеба.
- Где ты был? - спросил Солдат.
- О, тут, там... везде. Ты не собираешься поблагодарить меня за ужин? Я свою долю съел. Это тебе.
Нагнувшись, Солдат подобрал с каменных плит кусок пирога размером в пол-ладони.
- Нельзя достать еще? Я очень хочу есть.
- Мы с тобой друзья?
- А это обязательно? Разве ты не можешь оставаться частицей моего воображения?
- Нет, если я буду приносить тебе настоящую пищу.
Солдат кивнул.
- Кажется, понял. Ну хорошо, мы друзья, доволен?
- Не могу сказать, что без ума от счастья, но мы с тобой нужны друг другу. Что тебе принести? Кусочек свинины, зажаренной до хрустящей корочки?
Солдат закрыл глаза.
- О да - да, да, да!
- Ладно, если я не вернусь, знай - мне в задницу попала стрела арбалета. Да, кстати, какое милое ожерелье. Правда, жемчуг подошел бы тебе больше.
Взмыв в воздух, черная птица скрылась в ночи, а Солдат задумчиво провел пальцем по своему железному ошейнику.
Тем временем у причала возле складов на берегу канала стали собираться люди. Некоторые здания пустовали, и именно сюда стягивались бездомные в поисках укрытия на ночь.
Солдат подозрительно огладывал проходивших мимо оборванцев. Он сидел на парапете, погруженный в раздумья, ни с кем не разговаривая. По набережной брели женщины в лохмотьях, тащившие за собой грязных детей, измученные мужчины с пустыми взглядами. Приходили сюда и пьянчуги, и коптильщики рыбы, и заядлые игроки. Среди этих людей встречались те, кто опустился из-за превратностей судьбы, но в основном это были те, кто сам катился по наклонной. Никто из них не обращался напрямую к Солдату, а тот был не настолько уверен в себе, чтобы заговаривать первым.
Через какое-то время вернулся ворон и принес в клюве кусок мяса. В течение следующего часа птица кормила Солдата, словно своего птенца. Наевшись, он заснул прямо на парапете. К счастью, ночь выдалась теплой, поэтому Солдат не страдал от холода.
На следующее утро он пошел бродить по городу с вороном на плече, ища рынок. Отыскав торговые ряды, позавтракал капустными кочерыжками из сточной канавы.
На рынке Солдат впервые увидел свое отражение в бронзовом зеркале. Лицо, окаймленное черной бородой, было ему совершенно не знакомо. Он нашел, что выглядит усталым, но крепким; чистую кожу не портили ни шрамы, ни язвы. Действительно, он выглядел так, как должен выглядеть настоящий солдат. Черные волосы были не по местной моде коротко острижены, по-видимому, весьма неопытным цирюльником. Судя по внешнему виду, ему лет тридцать.
Солдат не почерпнул из отражения в зеркале никаких других сведений о себе. Он оставался для себя полной загадкой.
Солдат попробовал просить подаяние. Люди тотчас же начали относиться к нему враждебно. Его пихали и пинали ногами, разбередив все раны и едва не переломав кости. Еще Солдата потрясла полнейшая апатия жителей города. Похоже, их совершенно ничего не волновало. Несколько раз Солдат натыкался на трупы, валяющиеся в темных закоулках или плавающие по каналам, со следами насильственной смерти. По всей видимости, убийства в Зэмерканде были обычным делом, и он опасался, как бы его не обвинили в одном из них. Как просто ткнуть пальцем в чужестранца и крикнуть: "Убийца!"
В городе процветала коррупция; горожане в открытую передавали взятки представителям властей. Судя по всему, Гутрум был опасным местом для человека, не имеющего Друзей и не знающего неписаных правил, позволяющих выжить в беспокойное время.
Слоняясь по рынку и выклянчивая себе на пропитание, Солдат познакомился со Спэггом.
Он остановился перед одним из прилавков, ошеломленно разглядывая представленный на нем товар. На прилавке лежали отрубленные кисти рук. Одни были набиты травами, у других между указательным и средним пальцами торчали свечи. Остальные оставались в первозданном виде. Изо всех кистей была выпущена кровь. Высохшие руки выглядели серыми и бурыми; в некоторых хрящи и сухожилия так съежились, что кисти теперь напоминали когти гигантской хищной птицы.
- Дружище, я могу тебе помочь? - спросил продавец с прыщавым лицом, появившийся за прилавком. - Хочешь купить мой товар? - Он пристально посмотрел Солдату в лицо. - А может быть, ты хочешь продать свои голубые глаза? В Гутруме это большая редкость. Можно даже сказать, явление уникальное. Я много выручу за такие глаза, если мы сохраним их в крепком джине.
Солдат посмотрел на продавца. Тот был в кожаном фартуке и шапочке, прикрывающей макушку.
- Мне они самому нужны. Других у меня нет. И я ничего не могу у тебя купить. Совсем ничего. Разве ты не видишь, что я бедняк? Кстати, а для чего нужны эти руки?
Торговец фыркнул.
- Ты не знаешь, кто я такой? Ах да, железный ошейник! Ты чужестранец. Что ж, я Спэгг, а это, друг мой, особые амулеты, "руки славы". Кисти повешенных. Обладатель такой руки откроет себе двери к богатству. Ничего страшного, что у тебя нет денег прямо сейчас. Просто обещай делиться со мной, скажем так, своими будущими поступлениями, и я продам тебе одну кисть в кредит.
Солдат вспомнил трупы с обезображенными руками, болтающиеся на виселицах в окрестностях города.
- Ты отрезаешь их у трупов?
- Только у меня одного есть лицензия на руки повешенных! - с гордостью заявил Спэгг. - Я получил ее у самого королевского канцлера. В городе я единственный продавец товара такого рода. Лучшего качества ты больше нигде не найдешь. Спроси кого хочешь. - Взяв одну кисть, сморщенную и высохшую, торговец протянул ее Солдату. - Я буквально слышу, как ты бормочешь себе под нос: "Жуткий предмет". Но эта зловещая на вид штуковина может сделать тебя невидимым, друг мой. А если зажечь свечу, сделанную из натопленного отсюда сала, твои враги застынут, не в силах пошевелиться. Очень полезный инструмент для того, у кого лучшее время для занятий своим ремеслом поздняя ночь и раннее утро.
Солдат покачал головой.
- Видишь ошейник? Если меня поймают на воровстве, то вышлют из Зэмерканда.
- Но с одной из этих вещиц, - улыбнулся Спэгг, обводя рукой свой товар, - ты снова незамеченным вернешься назад.
- Как можно верить в такую чушь!
Спэгг тщательно уложил руку на прилавок.
- Друг мой, в этом-то вся хитрость. Для того чтобы колдовство сработало, надо в него поверить. Нередко покупатели возвращаются ко мне и жалуются: "Спэгг, от этого амулета нет никакого толку! " А я им отвечаю: "Все дело в том, друзья мои, что вы должны заставить ее работать". Надо наполнить ее своей верой, иначе она так и останется отрубленным куском тела, правда?.. Слушай, а как насчет честного обмена? Подлинная рука повешенного за старые кожаные ножны с серебряным ободком.
Торговец указал ножны, висящие у Солдата на поясе. Тот судорожно схватился за них.
- Нет... нет, я с ними ни за что не расстанусь.
Покачав головой, Спэгг усмехнулся.
- Дружище, такие жадины в жизни ничего не добиваются. Посмотри на себя. Ты едва стоишь на ногах от голода...
Внезапно он прищурился, погружаясь в раздумья.
- Слушай, есть одно предложение, - наконец сказал Спэгг. - Как насчет того, чтобы пойти ко мне работать? Много я платить не смогу, но по крайней мере на одну приличную кормежку в день хватит. Ну, что скажешь?
- И что я должен буду делать?
- Ну как же, ты будешь разъезжать по окрестностям Зэмерканда и собирать для меня руки, а я буду сидеть в лавке и торговать ими. Понимаешь, когда я сам езжу за руками, мне приходится закрываться. А так ты станешь поставлять мне товар, а я не буду отвлекаться от торговли.
- Ты предлагаешь мне это, случайно, не потому, что охота за руками занятие опасное?
Тщедушный человечек с впалой грудью и узкими плечами постарался как можно лучше изобразить негодование.
- Это я-то? Чего-то боюсь?.. Знай, в радиусе пяти миль нет другого такого храбреца! Просто я беспокоюсь о своей торговле. Я должен постоянно быть здесь, в лавке.
- А почему бы тебе не оставить лавку на меня? Тогда бы ты смог сам собирать руки.
- Доверить незнакомому человеку деньги и товар? - На этот раз Спэгг был искренне потрясен. - Наверное, у тебя в голове завелись черви. Слушай, железный воротник, я сделал тебе предложение. Ты его принимаешь или нет? Хватит пререкаться.
- Сколько положишь?
Спэгг с отвращением покачал головой.
- Еще ни разу не встречал человека, умирающего от голода " в то же время теряющего время на споры со своим хозяином. Не беспокойся, я о тебе позабочусь.
- Сколько?
- Две спенции за руку. Левая рука дороже правой, но я готов платить пять спенций за пару. Только помни, они должны быть от одного трупа. За кисти с отсутствующими большими пальцами я не дам ни гроша. Если повешенные перед тем, как стать убийцами, были просто ворами, у них наверняка отрублены большие пальцы. А вот против татуировки я ничего не имею, особенно против всякой чернухи - знаешь, черепов, магических символов и тому подобного. Кое-кто из моих покупателей коллекционирует руки с различными татуировками. Шрамы? Разве что единичные. Изуродованные руки мне не нужны. Вопросы есть?
- Дашь мне лошадь?
- Лошадь? - воскликнул Спэгг. Выражение отвращения прочно поселилось у него на лице. - Ты получишь осла, радуйся и этому.
Вот так Солдат устроился у Спэгга, торговца амулетами.
Осел Спэгга оказался животным отвратительным и упрямым, старым, как горы, и таким же неподвижным. Работа была мрачной и тяжелой, но Солдат был готов на все, лишь бы прокормиться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Спэгг вручил Солдату деревянный жезл с грубо вырезанным хорьком на одном конце. Этот жезл был символом ремесла торговца. Если Солдата останавливал патруль имперской гвардии или если ему требовалось покинуть Зэмерканд или вернуться назад, он должен был показать жезл, подтверждая свое право на свободное передвижение как работающего по найму на гражданина. Большие неудобства по-прежнему причинял ошейник. Стражники у городских ворот постоянно останавливали и обыскивали Солдата, а горожане сторонились его, провожая враждебными взглядами. Солдат ни на минуту не забывал, что в городе его только терпят.
Впервые покинув городские стены, Солдат поймал себя на том, что рад возможности снова оказаться вдали от суеты улиц. Теснота города давила на него; даже воздух в Зэмерканде был дымным и зловонным. Мостовые были завалены испражнениями собак, кошек, домашнего скота и птиц. На стенах, дверях и окнах чернели следы копоти. Солдату показалось, что, как только он вышел за ворота, воздух стал чище и прозрачнее. Вдыхая его полной грудью, он отпустил поводья ишака. Ворон тоже полетел с ним, за компанию. Солдат уже начинал привыкать к своему пернатому спутнику.
- Слушай, ворон, как получилось, что ты говоришь по-человечески? спросил Солдат, когда городской шум остался позади.
Небо было затянуто дымкой; бледное солнце висело над головой, похожее на вырезанный из бумаги кружок.
- На самом деле все обстоит как раз наоборот. Я кое-что украл у одной ведьмы.
- И та наградила тебя даром речи?
- Нет, она в отместку превратила меня из человека в птицу. Я был вором, промышлял на улицах Зэмерканда. Кленьоза, поймав меня в своем доме, превратила в ворона. А потом старая корова померла, и я застрял в обличье птицы. Впрочем, я ничего не имею против. Так проще добывать себе пропитание.
- И ты никогда не станешь человеком?
- Снять заклятие может только ведьма, наложившая его.
- Я обратил внимание, что ты нечасто раскрываешь перед людьми свой дар.
Ворон нахохлился.
- А зачем мне это? Я что, дурак? Ворона, который всем и вся хвастает, что умеет говорить, ждут одни неприятности. Найдутся люди, которые посадят меня в клетку и будут зарабатывать деньги, показывая чудо природы. Другие сочтут меня за демона и убьют.
- Но почему ты выбрал меня? - спросил Солдат. - С чего ты решил, что я не принадлежу ни к одной из этих категорий?
- Тебя? Да ты сам, голубоглазый и без имени, причуда почище меня. У тебя собственных проблем хватает.
- Наверное, ты прав, - вздохнул Солдат.
Осел медленно взбирался на холм, расположенный в милях двух от города. Склон порос травой, однако кое-где над землей поднимались гладкие гранитные валуны, похожие на спины всплывших на поверхность моря китов. Солдат увидел на вершине холма виселицу, на которой болталась одинокая фигура. Вот цель его пути, но как он ни старался, ему никак не удавалось к ней приблизиться. Через какое-то время Солдат понял, что дело тут не в магии, а в перспективе. Виселица была такой высокой, что до нее оказалось гораздо дальше, чем он предполагал. Добравшись наконец до виселицы, Солдат увидел, что жертва имела рост не меньше девяти футов. И это еще не все; голова, руки и ноги повешенного были непропорционально большими даже для такого огромного тела.
Великана казнили всего дня три назад, поэтому труп был относительно свежий.
- Он пробыл здесь примерно столько же, сколько должен провисеть заяц, прежде чем его тушить, - заметил ворон. - Иногда не очень свежее мясо нравится людям не меньше, чем птицам.
- Не смей приближаться к трупу, - предостерег его Солдат. - Если ты выклюешь ему глаза, меня, наверное, вывернет наизнанку.
- А их у него уже нет, - заметил ворон. - Как и некоторых других частей тела.
Присмотревшись, Солдат разглядел, что определенный орган отрезан по самое основание.
- Что ж, давай приниматься за дело.
Раскрыв сумку с инструментами, которую ему дал Спэгг, Солдат достал лучковую пилу и принялся отпиливать великану руки. Дело продвигалось медленно, поскольку труп раскачивался из стороны в сторону. Для того чтобы дотянуться до руки, Солдату пришлось усесться на правую ногу гиганта словно на качели. Но даже так ему не удалось справиться с толстой костью с помощью пилы, поэтому в конце концов он перерубил ее топориком. Спэгг просил его использовать топорик только в случае крайней необходимости, так как это портит внешний вид товара. Однако сейчас, несомненно, другого выхода не было. Солдат взмок от пота, ему хотелось пить. На одну пару рук у него ушло полдня, а он рассчитывал к вечеру вернуться в город с полным мешком.
Наконец удалось расправиться с обеими руками.
Тут к виселице подъехал отряд конных стражников.
- И чем это ты занимаешься? - поинтересовался у Солдата сержант.
- Законным ремеслом, - ответил тот, показывая свой жезл. - Я работаю на Спэгга, торговца руками.
Сержант поморщился.
- На эту блохастую шавку? Ну хорошо, продолжай, только не задерживайся здесь. В этих краях недавно видели бродягу-ханнака.
- Ханнака?
- Ты не знаешь, кто такие ханнаки? - спросил сержант. Его солдаты рассмеялись. - Узнаешь, если встретишься с ним. У тебя такая борода!
- Что вы хотите сказать?
- Ты не обратил внимания, что у меня и у моих людей подбородки гладкие, словно у ребенка? - сказал сержант. - На то есть причины. Ханнаки дерутся не так ожесточенно, если их противник гладко выбрит. Похоже, ты ничего не понял. Ладно, все скоро узнаешь. Передай этому сукину сыну Спэггу, чтобы в будущем он брал себе на работу тех, у кого хоть чуточку больше мозгов. Таких идиотов, как ты, нельзя выпускать из города. Впрочем, это не имеет никакого значения. По мне, одним голубоглазым чужеземцем больше, одним меньше - все равно.
Сержант дал своим людям команду следовать за собой, и маленький отряд поскакал к городу.
До конца дня Солдату удалось раздобыть еще несколько кистей повешенных - не так много, как ему хотелось бы, первый великан отнял слишком много времени и сил. К вечеру солнце снова стало кроваво-красным. Осел неторопливо трусил по дороге в город, и вдруг на западе показался всадник. Поднявшись на вершину холма, он оглядел окрестности и увидел собирателя рук.
- Ханнак! - воскликнул ворон. - Плохи твои дела!
Солдат недовольно встрепенулся.
- Мне все о них твердят, но кого или что в Гутруме называют ханнаком?
В этот момент всадник, тронув пятками своего неоседланного коня, поскакал вниз по склону прямо на Солдата.
Тот успел заметить, что дикий конь, невысокий и лохматый, сильно отличается от лошадей гутрумитских солдат. Сам Дник внешне казался таким же диким и свирепым, как его конь. Похоже, он был обнажен, хотя кожа как-то странно болталась на теле; вся в морщинах и складках, она трепетала на ветру. В левой руке всадник сжимал боевой молот, с одной стороны тупой, с другой - остро отточенный. На лице застыла жестокая маска. Своим конем он управлял с непринужденной легкостью, словно благородное животное приросло к его бедрам и двигалось, напрямую подчиняясь мозгу всадника.
Голова у ханнака на удивление была совершенно лысая.
- А вот и ханнак, - воскликнул ворон, - одетый в кожу убитого врага!
"Вот оно что, - подумал солдат. - Это плащ из человеческой кожи".
- Что ему от меня нужно? Разве он не видит, что я бедняк и у меня ничего нет?
- Твой подбородок, - ответил ворон. - Ему нужна твоя нижняя челюсть, Солдат.
Воины есть воины, но одни пытаются выглядеть красивыми и мужественными, другие же стараются придать себе как можно более устрашающий вид. Очевидно, ханнаки предпочитали самую жуткую сторону войны.
До города внизу, казалось, было рукой подать. До красных шатров карфаганцев еще ближе. Солдат пришпорил осла, заставляя его перейти с ленивого шага на рысь.
Упрямое животное не привыкло к подобному обращению. Когда его пихали ногами в ребра, оно останавливалось как вкопанное, кипя от негодования. Так осел поступил и на этот раз. Мысленно пустив из копыт корни в землю, он приготовился умереть, но не сдвинуться с места.
Спрыгнув с осла, Солдат побежал к городским воротам, таща в одной руке сумку с инструментом, а в другой - мешок с отрезанными кистями. Стражники заметили бегущего человека, за которым гнался дикий всадник, однако и не подумали ему помочь. Они с завороженным любопытством смотрели, как лохматый конь ханнака, грохоча копытами, настигает Солдата.
Карфаганцы тоже высыпали из шатров. Оживленно жестикулируя, они кричали, призывая своих товарищей насладиться зрелищем этого странного поединка. Кто-то крикнул, что это будет не поединок, а убийство. Никто не сомневался, что ханнак без труда расправится с темноволосым мужчиной с густой черной бородой.
Дыхание вырывалось изо рта Солдата судорожными порывами. Он понял, что не успеет добежать до ворот. Бросив мешок с руками, он порылся в сумке и достал топорик, которым отрубил кисти гиганту, и, крепко стиснув оружие, повернулся лицом к врагу. У него мелькнула мысль, что он, закаленный в боях ветеран, должен знать, как поступают в такой обстановке. И действительно, бесполезно пытаться поразить таким скромным оружием человека. Надо нанести удар по коню, ранить его, повалить вместе с всадником.
Ханнак стремительно несся вперед. На его лице не было ни первобытного злорадства, ни упоения боем - только сосредоточенность. Солдат понял, что этот одинокий свирепый всадник думает лишь о том, как его убить.
Конь ханнака скакал все быстрее, и вторая кожа воина трепетала на ветру, делая его похожим на ужасного мертвеца, восставшего из могилы. Широко расставив ноги, Солдат размахивал топориком, готовясь нанести удар. Страх прошел, сменившись спокойным хладнокровием. В голове остались лишь четкие мысли, оценивающие развитие ситуации. Да, он всегда был солдатом, и хотя память его предала, навыки боевых искусств остались.
- Правильно поступил, дружище! - восхищенно крикнул один из стражников у ворот. - Бежать бесполезно.
Ханнак был уже совсем близко. Солдат махнул топориком вбок, стараясь попасть в вытянутую морду коня. Молниеносно отреагировав, ханнак отвернул в сторону. Топорик, не угодив в первоначальную цель, все же вонзился ханнаку в бедро. Громко взвыв от боли, всадник развернул коня так, чтобы удобнее было нанести удар сверху вниз. Солдат успел вскинуть левую руку, защищая висок. Открытой осталась только нижняя часть лица. По каким-то известным одному ему причинам, ханнак остановился, не обрушив свой боевой молот на заросший подбородок Солдата. Вместо этого он, расстроившись, попытался ударить противника в правое плечо.
Удар не попал в цель, потому что в этот момент осел - то ли напуганный шумом, то ли просто выведенный из себя бессмысленной суетой - подбежал к коню ханнака и, развернувшись, лягнул его задними копытами. Удар пришелся лошади в круп. Осев, она вдруг резко дернулась вперед, и ханнак судорожно вцепился в поводья. При этом он выронил молот, и Солдат тотчас же подхватил оружие, более длинное, чем его топор, и значительно более опасное.