Солдат проводил взглядом красивого пернатого хищника, пролетевшего над темнеющим в предрассветных сумерках лесом.
   - Какая замечательная птица! - пробормотал Солдат, когда орел скрылся из виду.
   - Какая замечательная птица! - прокаркал ворон, насмешливо передразнивая своего друга. - В этом ваша беда, беда людей: вы цените внешность превыше ума. Разве так важно, что у птицы большой размах крыльев и огромные когти или она способна как бог парить в восходящих воздушных потоках? Среди нас есть те, кто обладает острым умом и способен запросто обвести вокруг пальца этих небесных глупцов.
   Обернувшись, Солдат улыбнулся.
   - Ну конечно. Я многим тебе обязан, ворон, и всегда буду это помнить. Ну а теперь мне пора снова трогаться в путь. Прощай! Увидимся в городе, когда я вернусь.
   - Если ты вернешься.
   Поднявшись со снега, Солдат снял свои ледяные доспехи и устало побрел вперед под недремлющим оком богов.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
   На противоположном берегу озера Солдат отыскал тропу, поднимающуюся в горы. Так же быстро, как нагрянула зима, наступило лето. На крутые склоны обрушился знойный ветер, растапливавший по пути весь снег и лед. Выглянувшее жаркое солнце мгновенно высушило землю. Солдат старался держаться подальше от деревьев - с них срывались гигантские сосульки, вонзавшиеся глубоко в почву. Весь мир вокруг хрустел, скрипел и стонал так, что казалось, будто земля трещит по швам. Громадные глыбы льда, сорвавшись с высоких откосов, проносились мимо, грозя раздавить Солдата, и разбивались вдребезги о скалы внизу.
   Повсюду появлялись расселины, откуда со свистом и шипением вырывались раскаленные газы, наполнявшие воздух удушливыми испарениями и покрывавшие камни желтовато-зеленым налетом. Жар простирал свои щупальца из этих трещин в земле, а время от времени из них выползали омерзительные создания, не боявшиеся Солдата, но и не нападавшие на него. Кожа этих тварей была такой отвратительной, словно они не меньше тысячи лет не видели свежего воздуха, а печальные взгляды, брошенные через плечо перед тем, как неведомые существа таяли в утреннем тумане, были полны осуждения и требовали извинений.
   Лед растаял, открывая ясно-голубые воды озера. Паводковые потоки весело струились по каменистым руслам и, сорвавшись с отвесных обрывов, вливались в озеро. Повсюду из трещин и щелей в поверхности земли вырывалась вода, в конце концов находившая дорогу в долины. Еще до того, как кроваво-красное палящее солнце поднялось в зенит, мир вокруг расцвел яркими, сочными красками.
   - Ну вот, как раз когда я полез вверх, - задыхаясь, пробурчал под нос Солдат, терзаясь невыносимой жаждой.
   Он напился воды из чистого горного ручья, распугав своим появлением стадо горных баранов. Дно потока было усыпано красными гранатами. Нагнувшись, Солдат набрал горсть, намереваясь как-нибудь потом сделать ожерелье для своей возлюбленной Лайаны, и продолжил подъем.
   Отовсюду выползали, выбирались, вылетали птицы и звери, встречавшие наступление лета. Казалось, все живое только и ждало, чтобы при первых признаках потепления подобно распрямившейся пружине прыгнуть навстречу солнцу. Зазеленела буйная трава, почки деревьев и кустов раскрылись нежными молодыми листочками, набухли бутоны. Появились тучи насекомых, в первую очередь комаров и мошкары; ловя их, лягушки с кваканьем выбрасывали вперед длинные языки. В ручьях и протоках резвилась рыба, сверкая на солнце серебристыми дужками. В высокой траве шелестели семьи млекопитающих.
   В одном месте тропа оборвалась, и Солдат подумал, что он заблудился, но тут ему помогли говорящие скалы.
   - Куда мне идти? - обратился он к ним.
   - Там, дальше есть скала, называющаяся Иглой судьбы. Ты должен пойти вдоль вон того ручья, ибо здесь тропа кончилась. Подойди к Игле судьбы и постучи по ней кулаком. Тебе обязательно ответят.
   Поблагодарив скалы, Солдат последовал их совету.
   Он нашел длинную тонкую скалу - грубо высеченный обелиск, четырехгранный, с тупой вершиной. С трех сторон камень был покрыт письменами и иероглифами; четвертая, девственно-чистая, словно дожидалась своего часа: быть может, на ней высекут биографию какого-нибудь могущественного царя?
   Солдат постучал по скале кулаком.
   Тотчас же земля под ним разверзлась, и он слетел вниз по ступеням в подземелье.
   * * *
   Потом - когда Солдат снова выбрался на поверхность - он ничего не мог объяснить, но, провалившись в подземелье, он будто очутился в другой стране. Стоя на вымощенном каменными плитами полу, Солдат не мог разглядеть стены, терявшиеся где-то далеко за горизонтом. Здесь были моря, горы, равнины. Здесь текли широкие реки, а на полях росли дикие цветы. В лесу водились медведи, в океанах - гигантские киты. Солдат переплыл море в живом корабле, понимая, что если его разрезать, потечет кровь. Корабль ритмично дышал и пульсировал у него под ногами. Солдат стоял на палубе, глядя на три паруса, что надулись грудями и животом беременной женщины, и наслаждался прохладным ветром, трепавшим его волосы.
   Мимо проплывали другие суда, и на палубе каждого стояло по одному существу. Иногда это были смертные люди, иногда - животные, встречались и мифические создания, вроде грифона или василиска. Взгляды всех мореплавателей были устремлены куда-то вдаль, и они не обращали внимания на попытки Солдата завести разговор. Некоторые, казалось, провели в плавании уже много лет, а то и столетий, пытаясь отыскать желанное. Один или два раза Солдату встретились корабли без пассажиров, и эти суда издавали проникнутые болью крики, отражавшиеся слабым эхом от далеких островов.
   Наконец корабль пристал к пустынному берегу, и Солдат вышел на белый песок, усеянный ракушками и выброшенным из моря топляком, а также костями неведомых доисторических существ, еще не родившихся, не известных никому на земле. Прибой длинными лентами накатывался на отмель, оставляя на белом песке все новые и новые морские сокровища.
   На берегу Солдат встретил бродягу в выцветшем халате - мужчину с мудрым лицом, окаймленным длинной растрепанной бородой и всклокоченными волосами. Босоногий бродяга держал в руке палку из эбенового дерева, его глаза были умными и загадочными, словно небо летним вечером. Весь облик человека свидетельствовал о миролюбии и доброжелательности.
   Солдат спросил незнакомца, не колдун ли он. Ответом ему стал кивок. Затем Солдат объяснил, что проделал долгий путь в поисках того, кто может исцелять болезни. Бродяга ответил, что обладает такой способностью, и предложил Солдату назвать свое желание. Солдат, не ожидавший этого вопроса, вынужден был отвечать не раздумывая.
   - Моя жена и ее сестра поражены страшным недугом. Сможешь ли ты их вылечить?
   - Тебе позволяется высказать лишь одну просьбу.
   Солдат очень устал, и мысли его были в смятении.
   - Не понимаю.
   - Ты можешь просить исцеления или для своей жены, или для ее сестры, но не для обеих. Только одно желание. Или один вопрос, на который будет дан ответ. Выбор за тобой. Не торопись, подумай хорошенько.
   Солдат не стал тратить время на размышления. Как гражданин Гутрума, он должен был бы в первую очередь позаботиться о рассудке правителя своей страны. Но Солдат слушался не разума, а чувств. Он любил свою жену и думал только о ней, не заботясь о последствиях. Перед ним не стоял выбор. Королеве придется подождать.
   - Я хочу, чтобы ты вылечил мою жену, принцессу Лайану, от недуга, причиняющего ей столько страданий.
   - Твое желание исполнено, - ответил бродяга и пошел вдоль берега, изучая богатства моря, выброшенные на песок штормом.
   - Ты можешь сказать мне, кто я такой и откуда прибыл сюда? - крикнул ему вслед Солдат.
   Но бродяга даже не обернулся. Только одно желание. Или один вопрос.
   Солдат вернулся мимо куч морских водорослей и топляка к своему живому кораблю и снова отправился через океан, мимо прекрасных малахитовых островов, призывавших ступить на их берег. Солдат не обращал внимания на эти крики, торопясь домой. Впереди в небе появился золотой рог с высеченным на сверкающей поверхности его именем. Но как только Солдат достиг суши и поднялся по ступеням к каменному обелиску, он забыл имя, начертанное на золотом роге, и в полной мере ощутил на себе проклятие стертой памяти и потерянного сознания.
   Встав перед обелиском, Солдат захотел опять вернуться в подземный мир и узнать свое имя. Он долго стучал по камню - стучал до тех пор, пока не разбил в кровь костяшки пальцев, - но лестница, ведущая вниз, перед ним больше не возникла. С тяжелым сердцем Солдат спустился с гор, мимо говорящих скал, к берегу озера. Не имея под рукой ни дерева, ни веревок, чтобы соорудить плавательное средство, он огляделся вокруг. Его взгляд упал на стайку молодых угрей, копошащихся в зарослях саргассовых водорослей. Солдат составил из перепутавшихся вместе угрей плот, извивающийся и дергающийся, и переплыл на нем на противоположный берег.
   К концу второй недели, открыв тайну горы колдунов, он снова очутился в пещере карликов.
   Там его ждал Спэгг, переполненный чувством жалости к собственной персоне.
   - Ты только посмотри на мои руки, на мои ноги! - воскликнул торговец, обращаясь к Солдату. - Какие шрамы! Я меченый до конца жизни!
   Спэгг показал Солдату дыры в своих конечностях.
   Солдат кивнул.
   - Мы заставим Цезаря заплатить за преступления.
   - Мсти за себя, - сказал Кснопль, - а не за этого хнычущего слабака.
   - Нет-нет, передо мной алхимик ни в чем не виновен. Я совратил его супругу. Он имел полное право травить меня.
   Кснопль фыркнул.
   - Насколько я знаю эту дамочку, все произошло как раз наоборот. Это она тебя соблазнила. В том, что касается секса, ей нет равных; искусительница многих мужчин поставила на колени. Поговаривают, она не простая смертная, а коварная фея, безжалостно соблазняющая странствующих рыцарей.
   Солдат вздохнул.
   - Что ж, в любом случае я должен сразиться с Цезарем. Он мучил моего слугу.
   - Я не слуга, - возразил Спэгг. - И предлагаю поспешить домой, а не задерживаться здесь. Бог с ним, с алхимиком. Давай не мешкая трогаться в обратный путь.
   Но Солдат не желал и слышать об этом. Опоясавшись, он взял свой сломанный меч и поднялся из пещеры. Выйдя из леса, Солдат направился через поле к дому Цезаря. Спэгг следовал за ним на приличном расстоянии.
   - Выходи на смертный бой, Цезарь! - громко крикнул Солдат. - Я хочу получить назад свои ножны и кольчугу!
   Осененный внезапной мыслью, он обернулся к Спэггу:
   - Что известно Цезарю о моей кольчуге?
   - Ну как что - всё, - ответил Спэгг. - Он пыткой вытянул из меня всю правду. Я рассказал ему, что в этой кольчуге человек становится неуязвимым. Он знает, что в ней ему будут не страшны твои удары.
   - Благодарю, - язвительно заметил Солдат. - Теперь мне придется сразиться с непобедимым врагом.
   - Всегда пожалуйста.
   Солдату было неведомо чувство страха. Он повторил свой вызов. После третьего раза за зубцами стены, окаймляющей плоскую крышу, появилась Крессида, супруга владельца дома. Ветерок трепал муслин ее мантильи, и она с презрением смотрела на Солдата.
   - Сейчас к тебе выедет мой супруг, - насмешливо крикнула Крессида. Он снесет с плеч твою голову и насадит ее на кол перед воротами.
   В это мгновение ворота распахнулись, повинуясь невидимым рукам. Солдат широко раздвинул ноги, готовясь встретить врага. Он еще не успел восстановить силы после долгого путешествия и поединка с Олгатом, однако выбора не было. Ему придется сразиться с неуязвимым противником.
   Из внутреннего дворика пахнуло ароматом ромашки и мирта. В больших круглых кадках росли деревья мушмулы. На поле выехал Цезарь, облаченный в кольчугу, в шлеме с перьями, с обнаженным мечом в руке. Он пустил своего коня галопом, намереваясь рассечь Солдата пополам.
   Но когда Цезарь поравнялся со своим противником, он уже был мертв. Верный конь продолжал нести его вперед на дерзкого пришельца. Смертельный яд из тысяч крошечных иголок размером не больше колючек на шерсти проник в кровь алхимика. Его сердце остановилось. По всему телу Цезаря разлилась волна невыносимой боли, и он стиснул стальной хваткой рукоятку меча и поводья. Мгновенно окоченевший мертвец оставался в седле, и Крессида не знала, что жизнь ее супруга отлетела в неведомые края. Она считала его живым, решительно настроенным расправиться с вероломным гостем.
   Лошадь, не чуя поводьев, пронеслась мимо стоявшего неподвижно Солдата. Тот проводил ее взглядом, дивясь своему везению.
   - Супруг мой! - взвизгнула Крессида. - Куда ты поскакал?
   Через некоторое время Солдат и Спэгг отыскали коня, бродящего на опушке леса. Серый раздувшийся труп Цезаря был обнаружен в лесу - тот застрял в развилке засохшего граба. Сняв с него кольчугу, друзья увидели, что изнутри обшитый стальными пластинами бархат покрыт капельками свежей крови, похожими на крошечные ягодки шиповника и боярышника, алеющими осенью на этих колючих кустах. Несомненно, именно доспехи убили алхимика посредством своих многочисленных отравленных игл.
   Солдат понял, что был на волосок от гибели. У него на сердце стало тяжело от мысли, что его жена - или кто-то, воспользовавшийся ее именем пыталась его убить.
   - Ты только взгляни! - с ужасом промолвил Спэгг. - А ведь на его месте, Солдат, могли бы быть ты или я.
   От яда труп Цезаря распух, и теперь он огромным гнилым грибом валялся под сенью деревьев. На убитом Солдат нашел свои ножны и меч Ксанандру. Забрав их с собой, он оставил кольчугу на груди мертвого алхимика. Спэгг снял с трупа кошелек, набитый золотом, и украшенный драгоценными камнями кинжал. Он даже оторвал с куртки Цезаря серебряные пуговицы и положил их в кошелек к монетам. На бархатной шапочке алхимика была брошь с опалом, а в мочке левого уха висела серьга с жемчужиной. Спэгг предложил эти украшения Солдату, но тот отказался, и они в конце концов также очутились в кошельке рыночного торговца.
   - Это плата за путешествие в ад, обитель чудовищ и колдунов, - заметил довольный Спэгг, - а также за дыры в моих руках и ногах.
   Солдат не винил рыночного торговца за то, что тот ограбил труп. Цезарь обошелся со Спэггом очень жестоко и заслуженно лишился драгоценностей. Конечно, их могла унаследовать вдова алхимика, однако Крессида и так была богата, ибо ей принадлежал не только просторный дом, но и вся его обстановка.
   Карлики, вылезшие из подземных дыр и щелей, плевали в своего мертвого господина. Некоторые даже плясали джигу у трупа. Все восхваляли Солдата и Спэгга, называя их героями.
   - Будьте милосердны, - в конце концов не выдержал Солдат. - Отнесите останки Цезаря вдове, чтобы она смогла достойно предать их земле. Не надругайтесь над трупом, не расчленяйте его. Любая смерть заслуживает уважительного отношения, даже если речь идет о таком человеке. К тому же не надо забывать о чувствах вдовы.
   Но карлики его не слушали. Обзывая Крессиду шлюхой и неверной женой, они вырвали Цезарю руки из суставов, затем отрубили ноги. Связав конечности вместе, карлики утопили их в ближайшем пруду. Оторвав трупу голову, они повесили ее в прочных сетях гигантского паука, обитающего в этой волшебной стране, и, оттащив тело в поле, с бурной радостью скатили его вниз с холма, словно огромное яйцо.
   Крессида стояла на крыше дома и угрюмо наблюдала за всем этим. Ее тонкий сжатый рот напоминал алый рубец, пересекающий бледное лицо. Наконец она не выдержала и спустилась в дом, скрывшись с глаз двоих путников. Солдат с тяжелым сердцем сел на коня Цезаря и усадил Спэгга позади себя.
   Они тронулись в обратный путь.
   Капитан Кафф заболел. В Зэмерканде свирепствовала эпидемия. С внезапным приходом лета на город обрушилась чума, уносившая каждый день жизни сотен людей. Хворь не всегда приводила к смерти - кое-кто из заболевших выздоравливал, - но она была очень заразной. Из троих пораженных чумой двое умирали. Стоило лишь побывать в помещении, где находится больной, чтобы заразиться. Иногда хватало сделать только один вдох дурного воздуха.
   Желая защитить себя, придворных и советников, королева Ванда закрыла доступ во Дворец Птиц для всех посторонних. Разумеется, канцлер Гумбольд находился при ней. Узнав о скором возвращении Солдата, могущественный чиновник пришел в бешеную ярость. Однако он ничего не мог поделать. Не могло быть и речи о том, чтобы покинуть безопасный дворец и отправиться в город искать наемного убийцу. Гумбольд страшно боялся смертельной болезни, понимая, что она не пощадит и канцлера. Не мог он встретиться и с Каффом, метавшимся в лихорадке на кровати у себя дома. Кроме того, капитан имперской гвардии был в бреду и все равно ничем не смог бы помочь канцлеру.
   Каким образом Солдату удалось совершить опасное путешествие и остаться в живых? Страна колдунов, высокие горы, обитель богов, бескрайняя пустыня он прошел через все эти земли и теперь возвращается обратно? Канцлер не представлял себе, как такое возможно. А что же со всеми коварными планами, придуманными им самим и капитаном Каффом? Они окончились ничем. Солдат действительно очень опасный человек. Гумбольд ругал себя за то, что не расправился с неизвестным пришельцем в тот самый день, когда охотник привел его в город.
   - Сейчас уже ничего не поделаешь, - пробормотал про себя канцлер, глядя в высокое окно дворца на раскинувшийся внизу город. - Ну да ладно, по крайней мере Солдат не выполнил поручение королевы. Рассудок Ванды нисколько не просветлел, и, значит, моей власти пока ничто не угрожает.
   Перед глазами канцлера по улицам города бродили бедняки, находившиеся на разных стадиях болезни. Они падали и умирали, и их трупы разлагались в сточных канавах. Первое время по городу разъезжали тележки, собиравшие мертвых, но теперь почти не осталось здоровых, кто мог бы заботиться о покойниках.
   Красные шатры отошли от города, подальше от опасности. Впрочем, карфаганцы все равно не стали бы заниматься подобной работой. Они были воинами, а не врачами или могильщиками.
   В противоположном конце сада, с другой стороны от башни, с которой канцлер смотрел на Зэмерканд, находился Дворец Диких Цветов. Он тоже был наглухо закрыт, но по другой причине. Принцесса Лайана только вчера заразилась чумой; чтобы уберечь слуг, она отослала из дворца всех за исключением своей горничной. Принцесса приказала слугам перебраться в башенку на крыше дома и летние помещения внизу, где они были бы изолированы как от нее, так и от окружающего мира. Гумбольд все это знал, так как, увидев вчера вечером поднятый над Дворцом Диких Цветов желтый флаг, знак чумы, расспросил выходящих из здания слуг.
   - Значит, принцесса Лайана, вероятно, умрет, и защитить Солдата будет некому. После смерти сестры королева потеряет к чужеземцу всякий интерес. Может статься, что возвращение героя превратится в его похороны.
   Улицы города кишели крысами. Мерзкие твари, забыв страх, вылезали из сточных труб. Корма было вдоволь. Крысы пожирали разложившиеся трупы и жирели на глазах. Они плодились и размножались. По приказу Гумбольда целая армия слуг убивала серых тварей, карабкавшихся вверх по стенам дворца. Поскольку башни были облицованы вулканическим стеклом, поверхность была очень скользкой, что существенно усложняло задачу крысам. Так или иначе, еда была внизу, в домах и на улицах, а не во дворце. Лишь самые любопытные из крыс пытались взобраться на стены.
   - Что ж, - вздохнув, задумчиво произнес Гумбольд, - остается только ждать. Страшно представить себе, что чужеземец может с минуты на минуту появиться в городе, но, с другой стороны, ему придется столкнуться с чумой, косящей всех без разбора.
   Эта мысль утешала.
   Как только началась чума, про Утеллену и мальчика-колдуна забыли. Тюремщица заболела одной из первых и через три дня умерла. Присматривать за заключенными стало некому. Хотя в подземной темнице болезнь им не угрожала, они стали голодать. В конце концов прилетела птица, окрещенная Утелленой "вороном Солдата", и отперла клювом замок камеры. Затем Утеллена, в свою очередь, освободила остальных заключенных. Многие поднялись на улицы города и в первую же неделю заразились смертельной болезнью. Сама Утеллена вместе с мальчиком покинула Зэмерканд.
   Они ушли в лес и вернулись на то место, где когда-то разбивали лагерь. Отвратительный смрад болезни и смерти остался далеко позади.
   - Мы должны оставаться здесь, - сказала Утеллена сыну, - и ждать возвращения Солдата.
   - Да, мама.
   Мальчик бросил на мать безучастный взгляд. В его глазах не было любви. Утеллена видела это и очень страдала, но она понимала, что ее сын колдун, и ему чужды человеческие чувства. В отношении мальчика к матери не было ни жестокости, ни злости. Для него она была просто женщиной, носившей его девять месяцев в своем чреве, а теперь ставшей ему преданной защитницей. Она хорошо знает этот мир, где он еще новичок, и сделает все, чтобы оградить его от беды.
   Капитан Кафф, под присмотром преданных гвардейцев, ворочался и крутился в постели в здании кордегардии. В его глазах горел огонь, свидетельствующий о непреклонной решимости выжить. Капитан Кафф не собирался стать, подобно тщедушной девице, жертвой болезни, которую он считал вызовом своему мужскому достоинству. Теперь у него была металлическая правая кисть, сделанная из серебра; при каждом движении руки она поблескивала. И даже сейчас, в бреду, Кафф, видя эти отблески, вспоминал о ненависти к Солдату, о том, что ему нужно расплатиться с дерзким чужестранцем.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
   Солдат и Спэгг ехали по длинной аллее из отсеченных голов, ведущей к воротам Зэмерканда.
   Они были верхом на тех самых лошадях, на которых несколько месяцев назад тронулись в путь. Солдат обнаружил животных неподалеку от деревни с домами на вырастающих и опускающихся сваях. Путники оставили лошадь Цезаря наверху на плато, предоставив ей самой искать дорогу домой. Впрочем, быть может, она и не подумает возвращаться? По берегам реки луга после схода снега покрылись сочной травой, так что голод благородному животному не грозил. Вполне вероятно, ему суждено просто одичать.
   Теперь, уже зная о троллях, путники постарались избежать встречи с ними - ехали по северному берегу и тревожно оглядывались по сторонам, чтобы не наткнуться на шайку грабителей. Однако троллей нигде не было видно, и Солдату и Спэггу удалось пересечь плато без каких-либо происшествий. Оба были настолько измучены, что не смогли бы вступить в бой или спастись бегством.
   Подъехав к Зэмерканду, путники обнаружили, что свежих отрубленных голов на шестах нет. От старых остались одни черепа, лишь кое-где прикрытые кусками полусгнившей плоти. Городские ворота стояли распахнутыми настежь, часовых не было и в помине.
   Ворон, усевшийся на круп коня Солдата, по обыкновению делился своими мудрыми суждениями.
   - Куда подевались красные шатры? - спросил Солдат у пернатого друга. Неужели они бежали от чумы?
   - А разве ты на их месте не поступил бы так же? - спросила черная птица.
   Тут Спэгг остановил коня.
   - Думаю, мне лучше отправиться погостить к своему кузену. У него небольшая ферма к северу от города. Не вижу смысла рисковать здоровьем и жизнью, раз здесь бесчинствует такая зараза. Джагг наверняка будет рад меня видеть, особенно теперь, когда я разжился кое-каким золотишком.
   Солдат кивнул.
   - Пожалуй, верно.
   - А почему бы и тебе не отправиться со мной? - спросил Спэгг. - Джагг приютит нас обоих. Если не найдется места в доме, поселит нас в сарае.
   - Нет, Спэгг, отправляйся один. А мне нужно повидаться с женой. Я слышал, она очень тяжело больна.
   - Это-то я и имел в виду. Ты подцепишь от нее заразу.
   Но Солдат твердо стоял на своем. Он поблагодарил Спэгга за помощь.
   - Я, в свою очередь, тоже попрошу тебя об одной услуге, - проворчал в ответ торговец руками. - Если тебе еще раз придется совершить нечто подобное, не обращайся ко мне, хорошо?
   С этими словами Спэгг уехал. Солдат повернулся к ворону:
   - Слушай, похоже, город никто не охраняет.
   - Стражники или больны, или перепуганы до смерти.
   - Что, все жители города не показывают нос на улицу?
   - По крайней мере те, у кого есть голова на плечах.
   Солдат въехал в ворота. Улицы Зэмерканда были пустынны, если не считать мух. Мухи кружились повсюду. А между разлагающимися трупами сновали серые тени.
   - Крысы, - с отвращением пробормотал Солдат. - У них пиршество.
   Он проехал по мощенной булыжником центральной улице, затем свернул на площадь, но так и не встретил ни единой живой души.
   - Если бы сейчас враг напал на Зэмерканд, защитникам города пришлось бы тяжко.
   - Разве те, кому ведомо чувство самосохранения, решат напасть на город, где свирепствует чума? - резонно заметил ворон.
   Вскоре птица на время попрощалась с Солдатом и отправилась добывать себе корм. Солдат постарался не думать о том, чем будет питаться его пернатый друг: он и так догадался.
   Спешившись, Солдат повел своего коня в поводу. Лошадь извергла на мостовую кучу навоза. Солдат обратил внимание, что свежих испражнений на брусчатке нет. Кое-где между булыжниками уже пробивались ростки сорняков. Двери домов были покрыты какими-то знаками, грубо выведенными красной краской. Он предположил, что эти магические символы призваны не пускать на порог чуму. Впрочем, возможно, их нанесли городские власти, желая проследить распространение болезни. Солдат, не знакомый с обычаями Гутрума, точно сказать не мог.