Хантер Ким. Рассвет рыцаря (Красные шатры - 1)

   - Ваше величество, как всегда, правы.
   Из пятидесяти прошений большинство было сфабриковано самим Гумбольдом. Таким способом он сохранял барьер между королевой и ее подданными. В четырехстах обращениях из первоначальных семисот десяти содержались жалобы на самого канцлера; Гумбольд не мог допустить, чтобы они дошли до слуха королевы. В тех же прошениях, что просочились через его строгое сито, речь шла в основном о мелких ссорах между соседями - чья-то свинья съела чьи-то овощи - и не имели отношения к тому, как канцлер правил городом-государством.
   - Не произошло ли в последнее время что-нибудь необычное? - спросила королева. - Пока я... спала?
   "Пока ты металась в безумном бреду, - мысленно поправил ее Гумбольд, вопя так, что едва не обрушились стены замка".
   - Нет, ничего такого... Впрочем, в городе появился какой-то чужестранец, пришел с одним из охотников. Судя по всему, тот обнаружил его на опушке Древнего леса. Этот неизвестный убежден, что перед тем, как встретиться с охотником, он участвовал в сражении. И действительно, он похож на солдата, хотя его одежда разодрана, а ножны пусты.
   - Почему ты счел нужным упомянуть об этом пустяке?
   - Почему? - нахмурился канцлер. - Если честно, сам не знаю. Меня беспокоят обстоятельства, при которых этого человека нашли - точнее, он сам себя нашел. Мне сдается, тут нечто большее, чем простой случай. Я боюсь, что незнакомец, называющий себя Солдатом, может сделать нам зло, хотя твердой уверенности у меня нет. Думаю, лучше всего держать его под постоянным наблюдением, а затем казнить.
   Королева, успевшая к этому моменту облачиться в величественный наряд из легких хлопчатобумажных тканей, отделанный шелком, удивленно вздрогнула.
   - Ты полагаешь, он пришел сюда, чтобы нас уничтожить?
   Гумбольд поднял руки.
   - Всего лишь предчувствие, ваше величество. Я приказал пристально следить за чужеземцем. Если Солдат останется в Зэмерканде, я собираюсь воспользоваться одним древним законом - недавно наткнулся на него, просматривая книги вашей библиотеки. Этот закон гласит, что просьба чужестранца дать ему приют должна быть удовлетворена. Но если по прошествии одного лунного месяца он не покинет пределов города, Лорду-поимщику воров, нашему верховному судье, надлежит взять его под стражу и предать смерти.
   - А ты уверен, что не сам только что написал этот закон? - спросила королева.
   Гумбольд улыбнулся.
   - Ваше величество шутит.
   - Считаешь, чужестранца надо непременно казнить? А что, если предчувствие тебя обманывает? Что, если это мессия, пришедший, чтобы спасти нас?
   - Вот почему я позволил ему некоторое время пожить в городе. Если странный незнакомец действительно мессия, он обязательно успеет проявить себя до того, как пройдет месяц. С другой стороны, если окажется, что ему нечего нам предложить или же он действительно заблудившийся чужестранец, мы от него избавимся. Нет-нет, ваше величество, если этот человек представляет для нас угрозу, после первого же новолуния он будет казнен.
   - Поступай, как считаешь нужным, канцлер Гумбольд. Какие еще новости?
   - Боюсь, ваше величество, среди придворных зреют бунтарские настроения.
   - Изменники? - едва слышно выдохнула королева.
   - Один изменник. Не бойтесь, ваше величество, я уже отдал приказ арестовать этого человека. Он призывал к мятежу в тавернах города. Речь идет о некоем Фринстине, Хранителе башен...
   - Фринстин? И он вел подобные речи?
   - Тому есть свидетели. Они готовы предстать перед судом.
   Ванда молча смотрела перед собой, словно уставившись в кромешный мрак.
   - Суд? Никакого суда не будет. Немедленно казни изменника.
   Приведя в действие мышцы лица, Гумбольд изобразил нечто, в определенных кругах сошедшее бы за улыбку.
   - Но, ваше величество, вам, наверное, потребуются доказательства.
   - Никаких доказательств мне не нужно, канцлер Гумбольд. Достаточно одного твоего слова, разве не так? Ты рассмотрел обвинения, выдвинутые против Фринстина?
   - Рассмотрел, ваше величество.
   - В таком случае отруби ему голову, сегодня же.
   Канцлер кивнул.
   - А как насчет его преемника?
   - Предоставляю это тебе, Гумбольд.
   - Как вам угодно, ваше величество.
   Закончив утренний туалет, королева прошла в тронный зал, чтобы выслушать просителей. Канцлер, как обычно, стоял рядом, мягко направляя ее. Приходилось действовать очень тонко и осторожно, ибо королева была далеко не глупой. Досконально изучив свою повелительницу, Гумбольд научился издавать нужные звуки в нужные моменты времени. Он прекрасно знал, когда вмешаться, а когда промолчать. Иногда канцлер оставался в стороне, несмотря на то что ему очень хотелось повлиять на решение, так как он понимал, что именно сейчас лучше потерпеть маленькое поражение, чем рисковать и лишиться доверия.
   Два человека, войдя в тронный зал, низко поклонились королеве. Та, заметив их присутствие, замахала рукой, словно направляя поток холодного воздуха на свой разгоряченный лоб. Отойдя в угол, новоприбывшие стали тихо разговаривать между собой.
   Это были влиятельные и могущественные персоны. Женщину, невысокую и коренастую, с широким лицом и высоким лбом, звали Кинтара. Она занимала должность Леди-смотрительницы лестниц.
   Мужчина, высокий и худой, с узким носом и маленьким ртом, казался каким-то сморщенным. Его проницательные глаза сверкали как кусочки кремня. Слушая свою собеседницу, он оглядывал зал.
   Это был Малдрейк, Лорд-смотритель замков.
   Разумеется, и Кинтара, и Малдрейк были всецело преданны канцлеру Гумбольду. Они были обязаны ему самим своим существованием. Граждане Зэмерканда платили многочисленные налоги, на эти средства обеспечивалась их безопасность от кочевников и иноземных завоевателей, а также содержался канал, дающий торговым судам выход в море. За свое спокойствие жителям города приходилось дорого платить. Налог на всевозможные ступени и ступеньки взимался Леди-смотрительницей лестниц. Именно она определяла, сколько ступеней ведет в дом или торговую лавку горожанина. Раз человек поднялся над заваленными нечистотами улицами, значит, он может себе это позволить. Налог на замки собирал Лорд-смотритель замков. Чем массивнее и сложнее замок, тем больше добра запирает его хозяин и, следовательно, тем больший налог он может заплатить.
   Соответствующие налоги взимали Хранитель дымовых труб, Леди-смотрительница канализации, Леди-смотрительница дверей, Хранитель всех ворот и так далее. Принцип определения размера налога оставался тем же: тот, кто мог позволить себе вышеперечисленные удобства, должен был платить больше. Почти все эти средства проходили через руки хитрого Гумбольда, сумевшего за несколько лет протащить на все основные должности своих подхалимов и теперь получающего определенную долю с налогов, поступавших в королевскую казну.
   К настоящему времени лишь немногие не желали подчиниться ловкому канцлеру. Одним из них был Фринстин, и теперь Гумбольд убрал его с дороги. Правда, это был самый слабый, самый незначительный из его врагов.
   Маршал Крашкайт, верховный главнокомандующий гутрумитской армией, люто ненавидел канцлера Гумбольда и при первой возможности строил ему козни. Армия Гутрума - если отбросить карфаганских наемников - была довольно немногочисленная, но хорошо вооруженная и послушная своим командирам. Гумбольд, вынужденный заискивать перед Крашкайтом и остальными военачальниками, испытывал к ним глубокую неприязнь.
   И вот сейчас маршал вошел в тронный зал. Высокий, с аристократической осанкой, по-военному подтянутый, с львиной гривой волос, он обвел надменным взглядом присутствующих. Пройдя прямо к королеве, маршал резко поклонился.
   Ванда улыбнулась. Широкоплечий и стройный Крашкайт, красивый, несмотря на то что ему уже шел пятидесятый год, был одним из ее любимцев. Почему-то королева никак не могла разглядеть, что у маршала ослиные мозги.
   Что не укрылось от Гумбольда. И это было единственной отрадой канцлера.
   - Маршал Крашкайт, - пробормотал Гумбольд проходившему мимо военачальнику, - вы слышали о чужестранце, появившемся в Зэмерканде? Он называет себя солдатом. Вам это не кажется непозволительной дерзостью, поскольку он не служит ни в какой армии?
   Крашкайт снисходительно посмотрел на человека, которого считал презреннее червей.
   - Тот, кто был когда-то солдатом, всегда им остается, Кобальт, разве вам это неизвестно? Навыки, дисциплина, верность знамени - с этими качествами человек не расстается до конца жизни. Я видел этого незнакомца. Быть может, когда-нибудь его придется казнить, но фигура у него что надо. Спина прямая, будто копье. В отличие от вас, вялых нарциссов, марширующих только от кровати до гардероба. И в глазах у него горит боевой огонь. Это воин до мозга костей, поверьте мне.
   - Кажется, капитан Кафф думает иначе, - заметил Гумбольд, пытаясь вбить клин между военачальниками.
   - Капитан Кафф не обязан соглашаться со мной в вопросах личного характера, он лишь должен выполнять все приказания вышестоящего командования. Всего хорошего, Кобальт!
   Кобальт!.. Натянув улыбку, канцлер ощетинился. Кобальт!
   Но Крашкайт был не единственным могущественным врагом Гумбольда. Больше всего канцлер боялся Лорда-хранителя королевской казны Квидквода, человека честного, неподкупного, не поддающегося на пустые разглагольствования. Пожилой, невероятно умный и образованный, Квидквод мог уничтожить Гумбольда, лишь шепнув несколько слов на ухо королеве достаточно ему было получить в свои руки какие-либо доказательства мошенничества.
   Были у канцлера еще два-три мелких врага, но он постепенно сокращал их число.
   - Гумбольд, - окликнула канцлера королева, переговорив о чем-то с Квидкводом, - кажется, Лорд-хранитель королевской казны придерживается иного мнения относительно Фринстина. Он считает, что ты действовал чересчур поспешно.
   Внутренне вскипев, Гумбольд изобразил улыбку.
   - У него появились новые сведения? Какая жалость! Скорее всего, ваше величество, уже слишком поздно...
   - К счастью, нет, - ответил сварливый счетчик королевских денег. Услышав сегодня утром о том, что случилось с Фринстином, я действовал без промедления. - Квидквод торжественно поклонился королеве. - Я взял на себя смелость отложить казнь.
   - Ты поступил совершенно правильно, Квидквод. Если у тебя есть доказательства невиновности Фринстина, необходимо обсудить их до того, как его голова спадет с плеч. В полдень я буду ждать вас обоих в своих покоях. Мы внимательно изучим этот вопрос.
   Квидквод поклонился. Гумбольд поклонился.
   В канцлере бушевала злость, докатывающаяся до глубин его души.
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   Солдат проснулся от звуков восхитительного пения. Он не понимал слов для него это было все равно что щебет птиц, - но талант певца не вызывал сомнения. Открыв глаза, Солдат успел разглядеть тени, скользнувшие прочь в темноту сточной трубы. Быстро выпрямившись, он понял, что неизвестные едва не срезали с него пояс с деньгами. Если бы пение его не разбудило, он был бы ограблен.
   Повернувшись к Утеллене, Солдат сказал:
   - Достаточно было просто потрясти меня за плечо.
   - Достаточно для чего?
   Потянувшись, молодая женщина потерла глаза.
   - Для того чтобы меня предупредить. Петь было не обязательно, хотя у тебя чудесный голос.
   Утеллена недоуменно заморгала. Мальчик тоже проснулся и смотрел на взрослых.
   - Петь? - переспросила она. - О чем ты?
   Мальчик протянул тощий палец.
   - Это вот он. Чехол от меча.
   Солдат посмотрел на висящие на поясе ножны.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Я слышал, перед тем как ты проснулся, - пояснил Мальчик. - Чехол пел на языке колдунов, высоким тонким голосом:
   Проснись, о, проснись, воин,
   Проснись же, пока тебя не убили мерзкие грабители.
   Ахнув, Солдат внимательно осмотрел ножны с вышитыми на коже словами "Кутрама и Синтра".
   - Малыш, ты в своем уме? Ножны не поют. Наверное, нас предупредил кто-то другой.
   - Нет, это были ножны.
   Нахмурившись, Солдат пристально посмотрел на ребенка.
   - А откуда тебе известен язык колдунов?
   Внезапно очнувшись, Утеллена прижала мальчика к груди.
   - Ниоткуда. Он ничего не знает. Мы крепко спали, и нас кто-то разбудил. - Переполненная отчаянием, она повернулась к темноте. - Благодарю тебя, кто бы ты ни был, за то, что нас предостерег.
   С этими словами она начала собирать свои пожитки, намереваясь уйти.
   - Ты куда? - спросил Солдат. - Еще ночь на дворе.
   - Скоро будет светать. Нам пора уходить.
   Пожав плечами, Солдат развязал кошелек.
   - Вот, - сказал он, протягивая монету. - Обещанная плата.
   Учтиво поблагодарив его, молодая женщина взяла деньги, и вскоре Солдат остался один. Его озадачило, почему Утеллена и мальчик ушли так быстро. Похоже, мать испугалась, когда ее сын заговорил о колдунах. Разумеется, нет ничего хорошего в том, чтобы напрасно склонять имена чародеев, но в данном случае все обстояло иначе. И все же одно упоминание о колдунах вселило в Утеллену страх. Этого Солдат никак не мог понять. А мальчишка был так убежден, что о грабителях их предупредили поющие ножны!
   Солдат терялся в догадках и решил сегодня же вечером переговорить об этом с Утелленой. Однако, когда он вернулся в подземную трубу после целого дня, проведенного в отпиливании рук убийц и бандитов, ее здесь не оказалось. Кто-то из местных обитателей сказал, что Утеллена больше не вернется. Она просила передать свои извинения и заверила, что Солдат может ночевать на ее месте.
   Солдат был удивлен, однако делать было нечего. Устроившись на карнизе, он протянул монету подошедшему сборщику платы.
   - А с крыс ты тоже берешь деньги? Они проводят здесь не только ночи, но и дни.
   Сборщик платы, маленький щуплый человечек, покачал головой.
   - Дружище, если ты будешь издеваться над слугами ее величества, то попадешь в беду. Только попробуй еще разинуть пасть, и я сделаю так, что ты будешь болтаться на крепостной стене. Быть может, я кажусь тебе хилым и слабым, но на улице полно солдат, которые с радостью попинают тебя ногами. Я ясно выразился?
   - Тут понимать особенно нечего. Поскольку я чужой в здешних местах, наверное, мне действительно следует попридержать язык.
   - Ты абсолютно прав, дружище.
   Время летело стремительно. Не успел Солдат оглянуться, как прошел целый месяц с того момента, как он попал в город. Днем Солдат работал на Спэгга, ночью спал в канализации. Вряд ли такую жизнь можно было назвать насыщенной и разнообразной, но для него существовало лишь настоящее. Он смутно надеялся постепенно выбраться из той дыры, куда попал, но у него пока не было никаких мыслей, как это сделать. А затем наступил день, когда его арестовали.
   Солдат стоял за прилавком, помогая Спэггу убедить прохожих купить "руки славы".
   - Не желаете стать невидимым? - кричал он. - Иметь возможность делать все те пакости, о которых вы всегда мечтали, не опасаясь быть увиденным и пойманным? Мужчины смогут незаметно проникать в женские общественные бани! Женщины - следить за своими обманщиками-мужьями и заставать их врасплох со спущенными штанами! Ну же, подходите, покупайте "руки славы". Отдаем за бесценок по средам, пятницам и в неофициальный день рождения королевы. Навощенные пальцы с фитилем гарантированно зажигаются с первого раза. При их свете можно читать или шить. Незаменимая вещь для профессиональных взломщиков и воров, грабящих могилы, - вы обойдетесь и без дополнительного плаща-невидимки...
   Появившиеся из-за угла шестеро стражников во главе с капитаном направились через площадь прямо к прилавку Спэгга.
   - Что ты на этот раз натворил? - спросил Солдат. Торговец руками уже пятился назад, отдаляясь от своего помощника.
   - Не я, - пробормотал он. - Ты.
   В этот день совершались казни. Убийц, грабителей и насильников вешали за городскими стенами, но изменникам рубили головы в замке. Эшафот был воздвигнут на площади рядом с особняком Лорда-поимщика воров. До рынка доносились удары топора, отсекающего очередную голову. Время от времени раздавался пронзительный крик, обрывавшийся глухим стуком. Перед глазами отчетливо возникала жуткая картина сверкающего топора, поднимающегося над шеей дрожащего от страха осужденного и резко обрушивающегося вниз.
   Стражники пришли на рынок для того, чтобы привести еще одну жертву на площадь казней.
   Солдату сперва показалось, что стражники собираются снять с него ошейник, поскольку он, проносив целый месяц железный воротник, заслужил честь стать полноправным гражданином Зэмерканда. Только услышав грозный оклик капитана, Солдат понял свою ошибку.
   - Чужестранец, известный под прозвищем Солдат, заключается под стражу. Королевский суд приговорил его к смерти за то, что он провел в стенах этого города целый лунный месяц без разрешения. Взять его!
   Последние слова были обращены к стражникам.
   Солдат ощутил, как внутри что-то вспыхнуло. Уголок сознания, где ютились бок о бок чувство вины и ненависть, ожил. Проворно отпрыгнув назад, он протянул руку к мечу.
   Разумеется, никакого меча у него не было. Однако на поясе висел боевой молот ханнака. Выхватив молот, Солдат присел в боевую стойку, словно загнанная в угол крыса, приготовившись расправиться с теми, кто пришел его арестовывать. Он не собирался окончить свои дни на виселице, сдавшись без боя.
   Рыночная площадь мгновенно ожила. Горожане высыпали из близлежащих зданий - трактиров, борделей и ратуши - и стекались к лавке торговца руками, учуяв кровавое зрелище.
   Офицер выхватил меч; стражники направили на Солдата острия пик.
   - Сопротивление бесполезно. Тебе некуда бежать, - сказал капитан. - А так могут пострадать невинные.
   - Про невинных забудь! - крикнул голос из толпы. - Мы хотим посмотреть на хорошую драку! Хотим увидеть кровь и выпотрошенные внутренности!
   Толпа встретила эти слова восторженным ревом. Ободранные сорванцы, только что пинавшие ногами несчастную живую крысу, бросили это занятие и стали пробираться вперед, протискиваясь между ногами взрослых. Шелудивый пес, семенивший куда-то по своим собачьим делам, удивленно огляделся, недоумевая, что происходит на этой обычно спокойной площади.
   Сделав выпад, Солдат ударил одного из стражников по голове, и тот отлетел в толпу; в каске образовалась большая вмятина. Подбадриваемый криками зевак, стражник попытался подняться на ноги, но не успел сделать и несколько шагов, как у него затряслись колени, и он рухнул на мостовую.
   Оставшиеся пять стражников стали тыкать в Солдата пиками, разъяренные тем, что первый успех одержал противник. Боевой молот выбивал частую дробь по древкам, словно какой-то мальчишка шел с палкой вдоль забора. Стражники были сбиты с толку. Солдат прыгал и приседал как заведенный, уворачиваясь от направленных в него пик. Его акробатическая ловкость пришлась по душе зрителям, взорвавшимся восторженными криками. Один из стражников опрометчиво подошел слишком близко, и молот опустился ему на ногу. В следующее мгновение смертоносное острие на обратной стороне молота пробило левую руку товарищу раненого.
   Солдат издал торжествующий вопль, предчувствуя близкую победу. С лицом, искаженным яростью, он двинулся на своих противников, размахивая над головой молотом. Под этим неистовым напором стражники попятились, оглядываясь на командира и ища у него поддержки.
   Капитан сохранял невозмутимое спокойствие.
   - Если я вызову подкрепление, тебя прикончат на месте, - сказал он Солдату. - Если же ты сдашься, получишь по крайней мере шанс быть выслушанным.
   Толпа взорвалась громкими криками:
   - Не вздумай!
   - Незнакомец, сражайся до конца!
   - Не давайся живым!
   Но Солдат понял, что эти стервятники хотят лишь продолжения увлекательного зрелища. Они влачат убогое существование и желают немного развлечься. Он для них не более чем цирковой артист. Петушиные бои, единоборство с медведем, драка в стальных рукавицах - вот что волнует этих людей. Но когда он упадет на мостовую с проломленным черепом, истекая кровью, они рассмеются и пойдут в таверны уплетать за обе щеки бифштекс под острым соусом, обсуждая предстоящие собачьи схватки.
   Капитан прав. Даже если он одержит верх и выведет из строя всех стражников, кровожадность толпы нисколько не ослабеет. Он здесь по-прежнему чужой. Толпа, не задумываясь ни минуты, разорвет его на части, уверенная, что выполняет свой долг перед королевой. Рыночная площадь битком набита народом. Бежать некуда. Он обречен независимо от того, будет ли сражаться или нет.
   Что-то опустилось Солдату на плечо, и голос шепнул ему на ухо:
   - Сдавайся, я потом тебя вытащу.
   Послышалось хлопанье черных крыльев, и ворон снова скрылся.
   - А-а-а-а, черная магия! - вскрикнул один из зевак. - Смотрите, ему на плечо опустилась птица смерти!
   - Она с ним разговаривала! - пронзительно взвизгнул другой. - Я сам слышал!
   Уронив молот на землю, Солдат поднял руки над головой.
   - Сдаюсь, - едва слышно пробормотал он.
   Один из стражников, долговязый тип с раскрасневшимся от злости лицом, собрался проткнуть его пикой, но капитан прикрикнул:
   - Только попробуй, капрал, и это будет твоим последним поступком в жизни. Этот человек предстанет перед Лордом-поимщиком воров и выслушает заслуженный приговор.
   - Я его понимаю, - сказал Солдат, кивая на разгневанного капрала. - Я ранил его друзей.
   Капитан изо всех сил ударил его по лицу стальной рукавицей, оставив красную ссадину, протянувшуюся от виска до самого подбородка.
   - Прикуси язык, бродяга. Тебя не просят ничего понимать. Говори только тогда, когда к тебе обращаются.
   В груди Солдата вскипела ярость. Он едва не ударил капитана в ответ, тем самым чуть не окончив свой земной путь прямо здесь и сейчас.
   Стражники, получившие незначительные царапины, поднялись на ноги. Товарищи перевязали им раны. Двое накинули Солдату на плечи ярмо, сделанное из маслобойки, и привязали его руки, затем спутали ему ноги короткой веревкой. Маленький отряд двинулся через площадь; стражники злорадно хохотали, глядя, как Солдат семенит мелкими частыми шажками, чтобы поспеть за ними. Толпа расступилась, освобождая проход. Только что, когда Солдат сражался со стражниками, зеваки были на его стороне. Теперь враги одержали верх, и непостоянная толпа обратилась против него. Люди смеялись, выкрикивали непристойные оскорбления, называя мать Солдата шлюхой, его сестру проституткой, а брата и отца ублюдками. Поскольку у Солдата этих родственников не было - по крайней мере он не знал об их существовании, насмешки толпы его нисколько не беспокоили.
   Зеваки поняли, что Солдат не клюет на их издевки. Возмущенные, они начали забрасывать его гнилыми овощами и кусками навоза. Капитан смотрел на это сквозь пальцы, пока пролетевшие мимо цели свиные кишки не обмотались вокруг шеи одного из стражников. Тогда он рявкнул, призывая толпу к порядку.
   - Я вам всем сейчас живьем кожу сдеру! Вернусь с отрядом конных стражников и очищу площадь, оросив булыжник кровью! Я вам покажу, живодеры, настоящую кровавую бойню!
   Жители Зэмерканда благоразумно прекратили состязания в меткости. Они знали меру. Капитану и пленнику позволили покинуть площадь, после чего рынок тотчас же снова загудел деловитым ульем.
   Солдата отвели в башню в северной части замка и втолкнули в комнату, где за большим столом сидел величественный седовласый мужчина, а всю стену у него за спиной занимал его собственный огромный портрет. Этот человек был настолько важной персоной, что даже не оторвался от бумаг, когда Солдат предстал перед ним. Больше того, он еще минут тридцать продолжал писать, время от времени попивая из кубка дымящийся горячий напиток. Даже если его и одолевало любопытство, он ни разу не взглянул на арестованного. Лишь посыпав написанное песочком и убрав гусиное перо, мужчина посмотрел Солдату в глаза.
   - Это ты чужестранец, называющий себя солдатом?
   - Да, я просто Солдат, - подтвердил Солдат. И снова получил удар стальной рукавицей.
   - Арестованный, молчать! - рявкнул капитан. - Еще слово, и я отрежу тебе большие пальцы.
   - Капитан Кафф, предоставь мне решать, что и кому отрезать, - оборвал его государственный муж. - Хоть тебя недавно и назначили капитаном Имперской гвардии, здесь приказания отдаю я.
   Последовала долгая оскорбительная пауза.
   - Да, милорд.
   В голосе капитана прозвучала насмешка.
   - Кафф, ты чересчур высоко задираешь нос. Не возлагай слишком больших надежд на дружбу с канцлером Гумбольдом. Как известно, время от времени канцлеры слетают со своих постов, и в этом случае они попадают ко мне в Руки. Очень тонкая черта отделяет человека, занимающего высокий пост при дворе, от изменника. Только королева вправе решать, где проходит эта черта и по какую сторону от нее стоит тот или иной придворный.
   На этот раз заминка была практически незаметной, и ответ был произнесен совершенно другим тоном.
   - Да, милорд!
   - Так-то оно лучше, Кафф. Намного лучше. Когда-нибудь я проведу тебя по помещениям, расположенным внизу. Там жарко, очень жарко. Можно сказать, просто удушливый зной. Даже сейчас ты должен чувствовать тепло, исходящее от печей, где раскаляются докрасна железные клейма и стержни, которые засовывают в задний проход. Если хорошенько прислушаться, можно различить скрип дыбы. Конечно, никаких криков ты не услышишь, потому что первым делом заключенному вырывают язык. Безмолвные крики - рот широко раскрыт, глаза вылезли из орбит, но из горла не вырывается ни звука, - вот к чему мы стремимся в нашем подвале.