– Именно.
   – Но здесь же нет полуразрушенных стен, они все новехоньки и очень прочные, уверяю вас. Я уже пробовал.
   – Превосходно. Значит, вы подумали о том же, о чем и я? Тогда мы на верном пути.
   Мимо них просвистела еще одна пуля.
   – Господин граф, господин дю Валлон! Патрульные, наверное, послали за подмогой! – послышался голос Планше.
   Он подошел слева.
   – Горит! – промолвил Гримо, подходя справа и показывая пальцем туда, откуда он появился.
   – Тем более пришла пора использовать наш опыт.
   – Но говорю вам – стены слишком прочны. Даже для меня! – воскликнул Портос.
   – А что вы скажете насчет вон того комода с мраморной доской?
   – Что же можно сказать о комоде? Добротная вещь.
   Старинная работа.
   – Меня этот комод занимает с несколько иной точки Зрения. Могли бы вы с нашей помощью передвинуть его сюда, к окнам. Или нет – сюда. Здесь окна пошире и не так высоко от пола.
   – Разумеется, Атос. Я передвину его и один.
   – Отлично. Признаться, я очень рассчитывал на это.
   Тогда мы втроем перетащим на балкон конторку и большой сундук. Между прочим, сильно пахнет дымом.
   – Там тоже горит, – объяснил Гримо, указав рукой в западное крыло дома. От волнения он позволил себе заговорить без разрешения. Атос удостоил его взгляда, но ничего не сказал. Этот выдающийся человек был не чужд обычных человеческих слабостей.
   – Портос, друг мой, займитесь комодом. Нам следует поторопиться, – бросил Атос и, сделав знак Гримо и Планше, чтобы они следовали за ним, поспешил туда, где стоял привлекший его внимание сундук.
   Прошло совсем немного времени, и перечисленные тяжелые предметы были собраны в указанном Атосом месте.
   – Дверь долго не выдержит! – закричал Планше. Он услышал треск и решил, что нападавшие ворвались в здание.
   – Потолок. Западное крыло, – сказал Гримо.
   – Ох! А почему он так затрещал?
   – Обвалился, – объяснил Гримо.
   – Но ведь потолок может обвалиться и тут.
   – Он непременно обвалится, любезный Планше. Немного погодя, – заметил Атос. – Но нам следует покинуть наше временное убежище раньше.
   Он велел Гримо принести балку, способную послужить рычагом. Такая отыскалась без труда. Один конец ее подсунули под тяжелый сундук, на противоположный налегли Гримо и Планше.
   – Мы будем действовать так, – сказал Атос. – Я попробую выйти на этот балкон…
   – Но вас подстрелят, Атос! – вмешался Портос.
   – …выйти на этот балкон, потому что оттуда виден парадный вход в дом и прилегающая часть улицы. Свет от пожарища только помогает нам. Эти болваны стараются выломать двери, и, по-моему, они близки к успеху. Как только их соберется побольше около дверей, чтобы как следует приналечь, я дам вам знак, и Портос сбросит им на головы комод, а Гримо и Планше при помощи рычага – остальную мебель. Господин де Шеврез будет нам только благодарен за то, что мы спасли от огня несколько вещей, так как все остальное, без сомнения, сгорит. Сразу же после этого мы бросаемся вниз и стараемся покинуть горящее здание через черный ход, ведущий в сад, воспользовавшись замешательством в рядах противника, перелезаем через стену и исчезаем.
   – Правильно! – одобрительно воскликнул Портос. – А если кто-нибудь из этих каналий вздумал сторожить у запасного выхода, то тем хуже для него!
   – Итак, приготовьтесь.
   – Только будьте осторожны, Атос!
   – Не беспокойтесь. Я чувствую, что не случайно вспомнил бастион Сен-Жерве, а там пальба была посильнее.
   С этими словами Атос вышел на балкон и низко перегнулся через его ограждение, чтобы получше разглядеть происходящее внизу. Его появление поначалу осталось незамеченным, но вскоре послышались крики, указавшие обороняющимся, что снизу Атоса увидели. Затем загремели выстрелы.
   – Атос, мы готовы! Командуйте! – кричал Портос.
   – Подождите, еще не время, – невозмутимо отвечал Атос. Казалось, он не замечал пуль, которые лишь чудом до сих пор не задели его.
   – Но у дверей достаточно народу.
   – Минуту терпения, Портос. Кажется, дверь подалась, и сейчас их станет еще больше.
   Мушкетная пуля сбила шляпу Атоса.
   – Ну же! – вскричал Портос, подступая к окну. – Уходите оттуда, друг мой.
   – Господин граф, мы задохнемся в дыму! – простонал Планше.
   – Пора! – скомандовал Атос.
   Слуги налегли на рычаг, и старинная мебель г-на де Шеврез, угрожающе заскрипев, рухнула на головы атакующих.
   – Теперь вы, Портос!
   Великан обхватил комод с мраморной доской, когда-то, быть может, украшавший будуар г-жи де Шеврез, медленно приподнял его и сделал два шага вперед.
   – Покажите мне их, – раздельно проговорил он, выходя на балкон.
   Гримо и Планше уже неслись по лестнице, ведущей на первый этаж. Залитый багровыми отсветами пламени, Портос со своим устрашающим грузом в могучих руках напоминал ожившего героя эпоса. Внизу завыли от ужаса. Портос напрягся и, застонав от натуги, метнул свое орудие на врагов. Вой перешел в стон.
   – Теперь бежим. – И Атос, ухватив Портоса за руку, устремился по окутанной дымом лестнице вниз.
   – Постойте, – проговорил Портос. – Я там видел пару зеркал…
   – На зеркала уже нет времени, друг мой. Мы рискуем изжариться!
   Внизу, у распахнутых дверей, в нескольких десятках шагов от выхода, неподвижно лежал Планше. Никаких признаков жизни он не подавал. Несколько солдат наседали на Гримо, который, превратив мушкет в дубину, вращал его над головой, удерживая противника на расстоянии.
   – Чего вы ждете, олухи! Стреляйте в него! – скомандовал кто-то поблизости.
   – Негодяй! – проговорил Атос, протыкая командира шпагой. – Скорее, Портос.
   – Бедняга Планше, – горестно сказал Портос, переступая через неподвижное тело. – Ты словно чувствовал, что сегодняшний день плохо для тебя кончится. Я отомщу за тебя!
   Эта эпитафия в устах Портоса дорого стоила.
   – Планше действительно жаль, – коротко заметил Атос. – Если бы не Гримо, лучшего слуги не найти.
   В устах Атоса эта эпитафия стоила еще дороже.
   Однако им следовало поторопиться, чтобы не потерять и Гримо. Атосу и Портосу пришлось прокладывать себе дорогу шпагами. Наконец Гримо, бледный, но живой и невредимый, был освобожден.
   – Скорее – в сад, – крикнул Атос. – Сюда бежит еще целая толпа негодяев!
   Они бросились в сад и попытались затеряться среди его деревьев. Тут и там мелькали огни.
   – Вот стена. Портос, вы первый.
   Господин дю Валлон ухватился за зубцы, но безрезультатно. Они остались в его руках.
   – Сразу видно, что это стена богадельни! – прорычал Портос. – Она картонная.
   С помощью Атоса и Гримо Портос все же сумел усесться наверху.
   – Давайте руки! – услышали они над своими головами.
   В мгновение ока Атос и Гримо оказались на стене рядом с Портосом.
   – Скорее! Не дать им уйти! – раздалось совсем рядом.
   Голос офицера перекрывал остальной шум. Обоим друзьям он был знаком.
   – Это де Кавуа! – догадался Портос. – Проклятие!
   – Похоже, его высокопреосвященство напустил на нас всю свою гвардию, – бросил Атос, спрыгивая вниз.
   Они помчались дальше. Ветки хлестали по лицу, а ботфорты увязали в густой траве.
   – Сад заканчивается. Надо быстро пересечь улицу.
   – Но здесь светло как днем!
   – У нас нет другого выбора. Иначе нас загонят в тупик.
   – А это чей особняк? – спросил Портос. – Не маркизы ли Рамбулье?
   Позади снова замелькали огни, и послышались команды де Кавуа.
   Атос не сумел удержаться от улыбки:
   – Помилосердствуйте, Портос. Не предлагаете же вы забраться к маркизе. Она вряд ли будет рада полуночным гостям вроде нас.
   – Но она, кажется, противница кардинала.
   – Боюсь, этого недостаточно. К тому же наш визит небезопасен. Если по нашей милости сгорит еще и отель Рамбулье, весь свет будет проклинать нас, и король никогда не сделает вас бароном.
   – Но если мы не скроемся сейчас же, мне никогда не бывать бароном, – серьезно ответил Портос.
   – В таком случае – вперед!
   И они бросились через улицу. Едва достигнув середины, Атос понял, что их заметили. Здесь не было клубов густого дыма, служившего им союзником. Наоборот, все окна были освещены, повсюду горели огни, и это играло на руку преследователям. Сбоку послышался приближающийся топот копыт.
   – Тысяча чертей! Они бросили на нас кавалерию! – взревел Портос, делая гигантские прыжки. – Наверное, и пушки уже на подходе!
   Атос повернулся и увидел, что наперерез им выезжает карета, запряженная четверкой. Это была карета капитана гвардии его высокопреосвященства господина де Кавуа.
   – Кажется, мы пропали, – шепнул Атос, сжимая шпагу. Шляпу его сбила пуля, и благородное лицо графа осветилось внутренним светом, что бывает у незаурядных натур в минуты духовного подъема. – Простимся, друг мой. Живым они меня не получат.
   Портос встал рядом.
   – И меня, – просто сказал он. – Жалко, мы не вместе.
   И Атос понял, что его друг говорит о д'Артаньяне и Арамисе.
   – Да, – согласился он. – Жалко, мы не вместе в последнюю минуту. Д'Артаньян теперь состарится в Бастилии, а Арамиса, должно быть, уже нет в живых.
   В это время карета остановилась в нескольких шагах от них, дверца распахнулась, и перед ними возникло взволнованное лицо Арамиса.
   – Вы так и собираетесь стоять посреди улицы ?! Скорее садитесь в карету! – быстрым шепотом проговорил он.

Глава сорок шестая
Бессонная ночь

   Арамис появился на улице Святого Фомы очень кстати. Что же привело его туда?
   Добравшись до монастыря миноритов вместе с Анной Перье и Бежаром, он первым делом постарался увидеться с отцом Мерсенном. Тот еще не ложился, хотя было уже за полночь.
   Арамис вкратце сообщил патеру о событиях, которые привели его в монастырь в такой поздний час и с такими странными спутниками. Что касается последних, то их бывший мушкетер представил жертвами кардинала, не вдаваясь в подробности и не считая себя вправе посвящать отца Мерсенна во все тайны заговора.
   – Отца, разумеется, можно приютить, пусть остается тут сколько хочет. С настоятелем я поговорю сам. Но дочь… Вам ведь известно, что монастырь мужской.
   – Я потому и предложил ей подождать за воротами, во флигеле у экономки. Она почти без сил и очень испугана.
   – Несчастное дитя. Она может провести эту ночь у Клоринды, а наутро мы что-нибудь придумаем.
   – Мне, право, неловко вас затруднять, но если бы вы смогли написать письмо к настоятельнице какого-нибудь женского монастыря…
   – То?
   – То утром я мог бы отвезти ее туда.
   – Но, как я понимаю, вы рискуете гораздо больше. Уж вам-то министр предъявит счет.
   – И все же это мой долг. Ведь это я навлек на нее все напасти.
   Отец Мерсенн устремил взгляд своих внимательных умных глаз на Арамиса.
   – Вас привело в Париж важное дело, очень важное. И, насколько я могу догадываться, даже не одно. Я очень надеюсь, что с Божьей помощью благополучно завершив первое, вы не позабыли об остальных, ради…
   Арамис слегка покраснел.
   – Нет, – твердо ответил он. – Я помню о своем долге. И если в прошлом мне случалось принимать грезы за явь, то теперь я окончательно излечился от этого недуга.
   – Тем лучше, – со спокойным удовлетворением произнес преподобный Мерсенн, который убедился в том, что Арамис готов подвергнуться опасности отнюдь не из романтических побуждений. – Я рад, что между нами нет недомолвок и вы видите в этой девушке лишь человека, нуждающегося в помощи.
   Разговор был закончен, и так как было уже очень поздно, Мерсенн поспешил переговорить с настоятелем относительно устройства Бежара на ночлег. Об Анне Перье не было сказано ни слова. Тем временем Арамис, которого монастырский привратник хорошо знал, вернулся к девушке и от имени отца Мерсенна попросил устроить ее на ночлег и позаботиться о ней. Сама же девушка, казалось, ничего не замечала вокруг и лишь сидела, сложив руки и неподвижно глядя перед собой. Происходящее все же не оставалось без ее внимания. Арамис понял это по благодарному взгляду, брошенному на него девушкой, когда он, пожелав спокойной ночи ей и Клоринде, собрался уходить.
   Бежару была указана келья, где он мог провести ночь.
   Монах в черной рясе из грубой материи предложил ему скромный вегетарианский ужин и поставил на стол кувшин с водой. После чего, поклонившись, ушел. Но алхимик и думать не мог о сне. Он метался по строгой монастырской келье, и страсти, обуревавшие его заплутавшую в потемках душу, наверное, беспокоили мирный сон спящей братии. Давно в обители миноритов не появлялся источник подобной духовной смуты, какой являл собой алхимик Бежар в ту тревожную осеннюю ночь.
   Арамису тоже не спалось. Он видел, что алхимик Бежар – человек, пусть и с небезупречным прошлым, пусть и замышлявший отравить кардинала – низведен представителями Ордена до тяжелейшего состояния, лишен свободы, воли и всякой возможности распоряжаться своей судьбой и самой жизнью. Он отчетливо осознал, что Бежар послужит средством устранения кардинала, затем он будет устранен сам. Холодно, расчетливо, без всяких эмоций – в высших интересах. В интересах Дела. Цель снова оправдывала средства. И напрасно Арамис убеждал себя в том, что на совести Ришелье жизни многих людей, вся вина которых состояла в несколько ином видении государственного устройства.
   Напрасно Арамис напоминал себе, что на красной мантии первого министра – кровь герцога Вандома, Бутвиля, Шале и других. Получалось только хуже. Если кардинал – деспот, его смерть – благо, то Бежар – не злодей и отравитель, а герой и мученик. Бежар стремится избавить Францию от тирана, а он, Арамис, вчерашний соучастник и помощник его, превращается в палача. В лучшем случае – предателя. Кроме того, у Бежара есть дочь. Что станет с ней?
   Эти мысли были нестерпимы для Арамиса, в характере которого склонность к тайне и интриге причудливо сочеталась с мужественным благородством, то есть с тем качеством, которое и сблизило его сначала с Атосом и Портосом, а затем всех троих – с д'Артаньяном. Если во всем остальном друзья являли собой противоположность, то в этом они были едины.
   Итак, Арамис твердо решил спасти Бежара. С этим намерением он направился в келью, где нашел приют лекарь королевы-матери, и застал его мечущимся из угла в угол.
   Бежар имел неважный вид.
   – Вижу и вам не спится, – проговорил он, увидев Арамиса в дверях. – Нелегко обречь человека на верную гибель, не так ли, господин аббат?
   – Я сказал, что помогу вам.
   – Как я могу вам верить. Мы были партнерами и вместе занимались опытами. Но уже там, в Нанси, вы устроили мне проверку, помните?!
   – Но мне было поручено удостовериться в вашей надежности.
   – Видите! Вы принадлежите к Ордену. Неужели вы дерзнете ослушаться.
   – Я просто помогу вам исчезнуть, когда все будет кончено.
   «Когда все будет кончено, я сумею исчезнуть без посторонней помощи», – подумал Бежар, но лишь криво усмехнулся в ответ своим мыслям. Вслух же произнес:
   – Если я подпишусь под всеми вашими требованиями.
   Откажусь от Анны, отдав ее в заложницы Ордену.
   – Я не потребую от вас расписки, – решительно заявил Арамис.
   – Вы хотите сказать, что укажете мне, как найти тайник Медичи?!
   – Да.
   – И дадите мне ключ?
   – Да.
   – И ничего не попросите взамен?!
   – Я уже сказал – ничего! – твердо ответил Арамис.
   Бежар задумался. Какие-то сложные и противоречивые чувства противоборствовали в его душе.
   – Что же вы ответите тем, кто имеет право требовать у вас отчета?
   – Что получил от вас все необходимые бумаги.
   – Но ведь у вас их не будет!
   – Черт побери, это не ваша забота. Когда не станет кардинала, а добиться этого сможете только вы, если сделаетесь его личным врачом, разумеется, во Франции произойдет множество перемен. Появятся новые люди. Возвратятся из ссылок и тюрем те, чьи голоса, заглушенные расстоянием или толстыми стенами, не доходят до короля.
   И эти перемены будут благотворны, мне ли вам это говорить!
   – Поистине! – взволнованно вскричал Бежар. – Я так ненавижу его, что вы уже ничего не можете добавить. Перемены наступят, но у вашего Ордена длинные руки.
   – В миру – да, но есть обители, где Орден не властен.
   – Вы говорите о монастырях других Орденов?
   – Вы почти угадали. Слышали вы что-нибудь о монастыре Пор-Руаяль?
   – Почти ничего, кроме того, что это бенедиктинский монастырь в предместье Сен-Жак.
   – Верно. Его настоятельница, мать Анжелика – дочь Антуана Арно, адвоката из Оверни.
   – Того самого, кто произнес блестящую речь против . извините, э-э…
   – …против нашего Ордена от имени Парижского университета, что в немалой степени способствовало изгнанию Ордена из Франции. Впрочем, как видите, это изгнание продолжалось недолго. Но вы можете быть уверены, что аббатиса Анжелика не жалует Орден, как и ее знаменитый отец. Монастырь смешанный, община состоит главным образам из монахинь, но есть и группа братьев-отшельников.
   Вы с дочерью сможете укрыться в этой обители.
   – Но все же…
   – Если я еще не убедил вас, то могу добавить, что Пор-Руаяль – оплот янсенизма[21], а один из его духовных отцов – аббат Сен-Сиран – лучший друг епископа Ипрского.
   – Таким образом…
   – Таким образом, под опекой матери Анжелики вы и ваша дочь будете в полной безопасности.
   Взгляд Бежара потеплел.
   – Вы давно решили поступить таким образом?
   – Час назад, – не лукавя, ответил Арамис.
   – Только час назад?! Но почему?
   – Я узнал, что вам угрожает со стороны Ордена не меньшая опасность, чем со стороны шпионов кардинала.
   – Но когда вы узнали это?!
   – Только полтора часа назад.
   – Господин д'Эрбле, вы убедили меня. Вы храбрый, а главное – умный человек. Впрочем, я и раньше в этом не сомневался.
   – Вы лишь сомневались во мне самом, – улыбнувшись, уточнил Арамис. – Итак, чтобы рассеять все ваши подозрения, слушайте, как отыскать ларец. Вам, без сомнения, приходилось бывать в спальне королевы-матери…
   – Да, конечно…
   – В таком случае вы знаете, как расставлена мебель.
   Представьте, что вы вошли в спальню и повернулись лицом к пологу над кроватью.
   – Так, продолжайте, прошу вас…
   – Между кроватью и стеной должен быть узкий проход, я правильно описываю?
   – Все точно!
   – В проходе стоит большое зеркало…
   – В серебряной оправе, в которое ее флорентийское величество обожает смотреться.
   – Вы отлично осведомлены о привычках королевы-матери, любезный Бежар. Продолжим. Если зайти за зеркало, в самый угол, можно ощупью, поскольку там темно, отыскать потайную дверцу…
   – Которую я и отопру ключом, полученным от вас.
   – Терпение, мы еще только на полпути. Дверца не запирается на ключ и не является потайной в полном смысле слова. Отворив ее, вы попадете в маленькую молельню, поднимитесь на несколько ступеней и остановитесь на помосте перед аналоем. Стены молельни затянуты темным бархатом, и на его фоне вам будет легко увидеть золоченые гвоздики, на них висят кинжалы с инкрустацией. Короче говоря, женское оружие. Прямо за аналоем висит маленький изящный стилет в простых ножнах. Нажав на шляпку гвоздя, на котором подвешен этот стилет, можно привести в действие скрытый механизм, раздвигающий створки тайника в стене.
   Тайник – это ниша, закрытая еще одной дверцей, которую вы увидите после того, как створки, обитые бархатом в тон остальной обивке стен, раскроются. В замочную скважину этой дверцы вы и вставите ключ. Вот он.
   С этими словами Арамис передал алхимику маленький изящный ключик, который тот принял дрогнувшей рукой.
   – Вы говорили, что мне потребуется помощь второго лица, которое проследит, чтобы мне никто не помешал.
   Арамис заколебался. Первым его побуждением было назвать духовника королевы-матери Сюффрена, но он имел право сделать это, лишь получив подпись Бежара на бумаге.
   Арамис уже один раз нарушил данные ему инструкции, когда указал Бежару расположение тайника и вручил ему ключ, не получив ничего взамен. Но этим он ставил под удар только самого себя. Назвав имя Сюффрена, он нарушил бы инструкции вторично и подверг бы риску еще и другого члена Ордена. Схваченный сыском кардинала, Бежар под пытками, без сомнения, выдал бы все имена. Поэтому Арамис медлил с ответом.
   – Кто в Люксембургском дворце поможет мне? – допытывался Бежар.
   – Такого человека там нет, – сказал наконец Арамис.
   – Но вы же говорили, что есть!
   – Вы меня сами вынудили к тому, любезный Бежар. Вы ведь собирались выпустить в меня пулю… Надо же было как-то охладить ваш пыл!
   – Но как же быть?! Ведь и вправду в покои королевы-матери я могу войти лишь тогда, когда она сама находится там. Если же ее нет во дворце – это совершенно исключено. Меня туда не пропустит охрана. Разрешение имеют только госпожа де Вернейль, герцог д'Эпернон, две служанки, которые сменяют друг друга через день, и ее духовник… – Тут Бежар запнулся, и мгновенная догадка поразила его словно вспышка молнии. Однако он тотчас же придал своему лицу обычное выражение и только бросил украдкой пару взглядов на Арамиса, словно желая удостовериться, что тот ничего не заметил.
   – Значит, флорентийка не слишком доверяет своему врачу? – принужденно улыбнулся Арамис. Улыбка получилась почти естественной, но тонкий наблюдатель заметил бы фальшь. От Арамиса, конечно, не укрылась секундная заминка Бежара, и это встревожило его.
   – По-видимому, – угрюмо отвечал алхимик. – Но вы же имеете какой-то план.
   – Он прост, – непринужденно сказал Арамис. – Предполагается подкупить одну из служанок. Она займет королеву на несколько минут в ее кабинете или комнате для приема гостей каким-нибудь пустяком, а вам этого времени будет вполне достаточно. Ларец невелик, вы легко поместите его там, где вы носите свои врачебные принадлежности.
   Ларец вы передадите мне. Надеюсь, вас не обыскивают при выходе?
   – До этого дело не дошло, – по-прежнему угрюмо ответил Бежар. Напускная веселость Арамиса не обманула его.
   – Почему вы просто не подкупили служанку? Она достала бы вам ларец – и дело с концом.
   – План составлен не мной, – холодно ответил Арамис. – И те, кто составил его, не склонны доверять слугам.
   – Но, черт возьми, вы только что сказали, что мы подкупим служанку…
   – Подкупим, но не доверимся ей. Доверять слугам и прибегать к их помощи – не одно и то же. Ей будут предложены деньги за то, что она займет флорентийку на небольшое время, пока вы задержитесь в спальне. Но впоследствии она может все рассказать своей госпоже… Вы к тому времени уже поступите на службу к кардиналу и, следовательно, будете защищены от мести королевы-матери.
   К тому же ей намекнут, что вы действовали и в ее интересах, а ларец будет ей возвращен.
   – Как так «возвращен»?!
   – Разумеется, после того, как его содержимое будет тщательно изучено и скопировано.
   – Выходит, вы все предусмотрели?!
   – Как видите.
   Бежар немного помолчал, прислушиваясь к тишине, царящей вокруг. Толстые монастырские стены надежно ограждали сон братии от звуков улицы.
   – И все же у вас есть свой человек во дворце, – заметил Бежар, пытаясь исподтишка проследить за реакцией Арамиса. – Иначе, кто подкупил бы служанку?
   «В самом деле, какая глупость, впутывать какую-то служанку, когда духовник королевы – иезуит, – подумал Арамис. – Будем надеяться, что Бежару об этом ничего не известно. Однако, что еще я мог ему сказать?»
   – Ее пока никто не подкупил, любезный Бежар.
   – Но это значит…
   – Это значит, что подкупом придется заняться вам.
   – Мне?!
   – Вы сами понимаете, что, кроме вас, больше некому.
   Не хотите же вы предложить это дело мне!
   – Черт подери, нет, конечно! Но у меня нет денег, я вынужден считать каждый ливр!
   – Вот вам, – сказал Арамис, подавая тяжелый мешочек. – Здесь хватит денег, чтобы подкупить обеих служанок.
   – Ладно, – проговорил обрадованный Бежар. – Попробую, хотя мне никогда не приходилось заниматься подобным делом. Что мне делать, если девушка откажется?
   Она ведь может тут же донести на меня королеве-матери!
   – Не беда. В конце концов, мы и добиваемся того, чтобы вас прогнали из Люксембургского дворца. Это случится чуть раньше – только и всего.
   – Но – ларец! Вы не получите ларца! – торжествующе вскричал Бежар. – Неужели это для вас не имеет значения?! Нет, дорогой д'Эрбле, вам не удалось убедить меня!
   Вы хотите уверить меня в том, что играете честно, но постоянно что-то скрываете. Во дворце, конечно же, есть человек, который способен добыть ларец, но он не хочет рисковать сам. И этот человек несомненно достаточно важная персона. Кроме того, он должен принадлежать к числу ближайшего окружения Марии Медичи. Этот человек открылся бы мне, подстраховавшись моей подписью на той бумаге, которую от меня требовали. Это было бы его оружием против меня, вздумай я остановиться на полпути. О, я все вижу!
   Напрасно вы скрытничаете. Если же меня схватят слуги кардинала прежде, чем мне удастся осуществить мой замысел, и назови я под пытками ваши имена, у вас, узнаю иезуитов, будет документ, свидетельствующий против меня. Все подумают, что я действовал из мести, скажут, что я вор и мерзавец, слово которого не заслуживает никакого доверия, и, умирая, я просто-напросто решил свести счеты с Орденом, который моими руками выкрал ларец из королевской опочивальни. Кардинал ведь ненавидит королеву-мать, он одобрит любой поступок отцов-иезуитов, направленный против Марии Медичи.