Страница:
Кэтрин Харт
Ослепление
ГЛАВА 1
Вашингтон – май, 1876
Настал ее последний час.Андреа нисколько в этом не сомневалась – вот только пока еще не решила, от чего конкретно последует ее скорая неминуемая кончина. Ситуация сложилась так, что вариантов хватало. Например, скорая безмолвная месть застигнутых врасплох любовников, или шумное судебное разбирательство со смертным приговором – если только ее обнаружат сейчас здесь, под кроватью, в апартаментах Джефферсона в Президентском дворце, с украденными бриллиантами, спрятанными в кармане.
Как она дошла до такого? Как она, в который уже раз сопровождая Мэдди, свою любимую подругу и хозяйку, на обед в Президентском дворце по приглашению Лисса[1] и Джулии Грант, влипла теперь в историю?! Невинная прогулка до дамской комнаты превратилась в уже не столь невинное тайное обследование ближних комнат для гостей.
Когда Андреа смогла наконец осознать, что творится вокруг нее, то обнаружила, что в панике укрылась в первой попавшейся спальне, и без малейшей возможности бежать. Голоса вероятных преследователей все приближались к двери ее убежища. Совсем потеряв голову от страха, она понимала лишь то, что необходимо поскорее куда-то скрыться, и в отчаянии юркнула под широкую кровать за мгновение до того, как в комнату ворвались двое: мужчина и женщина. Приведя и без того растерянную Андреа в полное смятение, парочка тут же кинулась друг другу в объятия. Судя по всему, они намеревались провести здесь некоторое время, тем самым перекрывая Андреа возможность бежать.
Нет, это уж слишком! Уж лучше быть пойманным за воровство, чем оказаться в роли тайного соглядатая во время любовной сцены! Но что она может поделать!
– Скорее, Фредди, – раздался голос женщины. – Помоги мне избавиться от платья. Только будь аккуратен, не то Харольд наверняка что-то заподозрит.
Андреа нахмурилась. Харольд? Но ведь она уверена, что женский голос принадлежит Люсиль Хаффман, жене одного из самых важных государственных деятелей! С трудом передвигаясь среди покрывавших пол комков пыли, Андреа попыталась выглянуть. Боже правый! Это действительно была Люсиль! Успевшая уже наполовину раздеться, она с лихорадочной поспешностью воевала с костюмом Фредди Ньютона.
Как раз в тот момент, когда Андреа выглянула, Люсиль спустила до колен его брюки. Чуть не вскрикнув от неожиданности, Андреа плотно сжала веки, но, увы, недостаточно быстро. Лицо ее запылало. Святые угодники! То, что она видела, когда меняла штанишки своему маленькому племяннику, ни в малой степени не подготовило ее к столь неожиданному знакомству с подробностями устройства некоторых частей тела у взрослого мужчины! Нет, она положительно не желала присутствовать при сем спектакле!
Тяжелый удар об пол возле ее головы заставил ее опасливо приоткрыть один глаз. Оказывается, левый ботинок Фредди упал прямо у нее под носом, так что она могла бы пересчитать стежки на швах, проходивших по ранту подметки. А за ботинком она обнаружила стоявшие вплотную друг к другу две пары босых ног. Вот Люсиль подняла одну ступню, чтобы поласкать Фредди легкими прикосновениями.
– Мой Фредди готов любить леди? – промурлыкала Люсиль.
– Моя шоколадка уже хочет сладкого? – в тон ей отвечал Фредди, вызывая у партнерши грудной смешок.
Лицо Андреа запылало с новой силой, несмотря на все ее старания оставаться равнодушной. Ей не хотелось верить, что парочка от слов перейдет к действиям, свидетельницей которых она ни в коей мере не желала бы оказаться.
– Не будь таким нетерпеливым, – сказала своему любовнику Люсиль. – Перед этим я хочу немножечко поиграть.
– Ты что, рехнулась? – воскликнул Фредди. – Мы не можем тратить время на всякие бирюльки, ведь нас могут захватить врасплох. Ты что, забыла, где мы находимся? Ради всего святого, Люсиль! Сам президент может войти сюда в любую минуту.
– И это делает нашу встречу еще более восхитительной, не правда ли? – подхватила Люсиль.
Вот уж с чем Андреа была ну совершенно не согласна. До какого-то момента ей казалось, что не бывает положения хуже того, в котором она уже находилась: валяться под кроватью в чужой спальне, трясясь посреди отвратительных комков пыли от ужаса и унижения, в то время как не разнимавшие горячих объятий Люсиль и Фредди медленно, но неуклонно приближались к кровати. Хуже могло быть только то, что они бы захотели… о Боже, нет, этого не должно, не может случиться…
Последние надежды Андреа рухнули, когда она услыхала голос Люсиль:
– Прыгай-ка на кровать, Фредди. Сядь и скрести ноги перед собой, – и дама наклонилась к лежавшей на полу горке белья, – вот так. Накрути мою сорочку вокруг головы наподобие тюрбана у заклинателя змей!
– Постой минутку, любовь моя, – со смехом возразил Фредди. – Тебе не кажется, что ты перепутала роли? По справедливости из нас двоих именно я наделен той «змеей», которая послушно плясала под твою флейту на протяжении многих чудесных часов.
У Андреа в памяти невольно всплыло недавнее знакомство с подробностями анатомии мужского тела, и щеки ее загорелись так, что она уже стала опасаться – сойдет ли с них вообще когда-нибудь краска стыда. Зато у Люсиль, судя по всему, такой реакции не возникло, поскольку она холодно отвечала на его реплику:
– Ты слишком много о себе воображаешь, Фредди. А теперь делай, как я велю, или я сию же минуту одеваюсь и ухожу отсюда!
О, пожалуйста, сделай это! — молила про себя Андреа. Уходи! Поскорее! Тогда и я смогу бежать!
И снова ее надежды оказались тщетными, поскольку Фредди подчинился требованиям Люсиль. Кровать заскрипела и прогнулась, ржавые пружины оказались возле самой ее головы. К ее вящему смущению и растерянности, Люсиль вдруг распростерлась на полу посреди разбросанного белья, положив голову на вытянутые руки. Поверни она голову в другую сторону, они бы оказались с Андреа нос к носу!
– А теперь делай вид, что ты играешь на флейте, Фредди! – приказала Люсиль. – Твоя обожаемая кобра ждет.
У Андреа над головой раздались самые ужасные звуки, какие она слышала за всю свою жизнь. Любая нормальная кобра, услышав такое, от испуга и отвращения моментально бросилась бы и умертвила несчастного, испускавшего этот вой. Гнусавые завывания Фредди менее всего походили на звуки флейты и резали уши хуже, чем скрип ножа по стеклу, которого Андреа на дух не выносила!
Распластанная под кроватью, не имея даже возможности зажать себе руками уши, Андреа вдруг с удивлением увидела, что Люсиль принялась раскачиваться взад-вперед, приподнявшись на куче белья. Плотно зажмурив глаза, она плавно поводила над головой руками. С чувственной улыбкой на губах, она медленно и грациозно поднималась на ноги, не переставая раскачиваться, и от этих движений ее полные груди тоже качались взад-вперед, словно два маятника.
Казалось, минула целая вечность, пока наконец-то завывания Фредди прекратились. Но не успела Андреа возблагодарить судьбу, как Люсиль испустила пронзительный вопль и рухнула на кровать – то есть, как показалось Андреа, прямо на сидевшего на кровати Фредди. Пружины заскрежетали от новой нагрузки, и концы моментально вцепились в пряди волос Андреа. Боль была столь неожиданной и резкой, что она чуть не закричала, обливаясь безмолвными слезами.
Пытаясь отцепить волосы от пружин и получше укрыть голову, Андреа услышала восклицание Люсиль:
– Сейчас, Фредди! Делай это сейчас!
И снова остов кровати затрясся, а пружины застонали и заскрипели под энергичными телодвижениями влюбленной парочки. Хотя Андреа довольно смутно представляла, что происходит у нее над головою, она ничего не могла поделать со своим дико разыгравшимся воображением. Да и как могло быть иначе, коль скоро в уши ей лезли звуки, издаваемые отдававшимися страсти любовниками? Пыхтение, охи, стоны, повизгивания – все это так загадочно, и в то же время… и в то же время столь возмутительно возбуждающе!
Андреа обнаружила, что и сама она дышит какими-то частыми, неровными вздохами. Соленая и теплая струйка пота защекотала ей ложбинку между грудями. Сердце лихорадочно билось в грудной клетке, словно пойманная птица, готовое вот-вот лопнуть в любую секунду.
– Быстрее, Фредди, быстрее!
Испустив маловразумительное хрюканье, Фредди явно постарался выполнить приказание своей требовательной дамы. Кровать дико затряслась, все сильнее провисавшие пружины оказались угрожающе близко к распластанной на грязном полу Андреа, которая могла лишь молить небеса о том, чтобы кровать выдержала. Иначе ее либо проткнет обломками рамы, либо просто сомнет в груду окровавленных костей. Доведись ей погибнуть именно в этот миг – а такой исход казался ей вполне вероятным, – и ее бездыханные останки найдут здесь лишь тогда, когда они начнут разлагаться; или если вдруг горничная в припадке добросовестности (которой, судя по количеству пыли у Андреа под носом, она до сей поры не страдала) – начнет убирать под кроватью.
И все же, невзирая на все эти грустные мысли, Андреа не могла не удивиться той энергии, с которой происходило любовное слияние расположившейся у нее над головой парочки. Пора бы им и кончить, пожалуй. Боже правый! Неужели всякий раз занятие любовью занимает столь долгое время? Неужели всякий, кто начинает резвиться подобным образом, становится столь… несдержанным? Шумным? Казалось, что их вопли и стоны заполнили собою всю спальню и разносятся по коридору. А ведь и правда, доведись сейчас кому-то оказаться возле их двери, он может все услышать – а потом и застать их на месте преступления! Андреа уже казалось, что дверь вот-вот распахнется. И ее схватят вместе с этими двумя. С полыхающими щеками! Уличенную в краже! Нет, она скорее сама умрет перед этим, сгорев от стыда.
Милостивые небеса! Если эти двое немедленно не прекратят, Андреа попросту вытошнит прямо здесь, под кроватью. Удары сердца с грохотом раздавались у нее в ушах, а руки и ноги покрылись гусиной кожей. Веки жгло, в горле пересохло. А в довершение свалившегося на нее позора она почувствовала странное ощущение в низу живота – скорее приятное возбуждающее тепло.
Андреа не в силах была сдержать хриплый стон, сорвавшийся с ее губ, пылавших огнем.
И в тот же миг всякое движение у нее над головой замерло.
– Это ты стонала только что? – спросил Фредди.
В то время как под кроватью Андреа пыталась совладать с дыханием и втиснуться поглубже в угол, на кровати Люсиль прошипела:
– О-о-о-х! Пропади все пропадом! Не смей останавливаться сейчас, недоумок!
– Тихо! Я могу поклясться, что слышал что-то – или кого-то!
– Если ты не доведешь дело до конца, – возразила ему Люсиль многообещающим тоном, – то ты услышишь меня, как я ору долго и громко. А последнее, что ты услышишь в своей жизни, будет разъяренный рев Харольда, который прикончит тебя за насилие над его драгоценной женой.
– Даже если она такая ненасытная сучка, как ты, любовь моя? – парировал Фредди. – Похоже, у меня есть лишь один способ укротить тебя и заткнуть твою ненасытную пасть!
И он тут же приступил к делу, и кровать вновь заходила ходуном, прижимая Андреа к полу. Что бы там Фредди не сотворил со своей партнершей, это вызвало у нее несколько хриплых полустонов-полувздохов.
– Да! Так! Больше! Сильнее! – пропыхтела Люсиль, и кровать затряслась и заскрипела с новой силой. Люсиль в исступлении всхлипывала и повизгивала.
Вдруг она пронзительно вскрикнула. И когда Андреа уже было решила, что ее убило занятие любовью, Фредди тоже издал низкий протяжный стон. Кровать судорожно дернулась в последний раз и замерла в неподвижности.
Потянулись томительные напряженные мгновения, в течение которых Андреа отчаянно пыталась различить наверху признаки жизни, всерьез опасаясь за состояние чересчур энергичных любовников. Она чувствовала какую-то дурноту, ее невинное тело было совершенно расслаблено, она содрогалась от изнеможения и… разбуженного в нем желания. Все это причиняло ей ужасные душевные муки, она никогда в жизни не была так сконфужена. Ее бросало в жар при одной мысли о том, что ей еще придется встречаться лицом к лицу с Люсиль, и с Фредди, и даже с самим Хароль-дом Хаффманом. Да что там, ей уже казалось, что после всего пережитого она не отважится взглянуть в глаза даже собственному отражению в зеркале!
Низкий, хрипловатый смешок Люсиль снова приковал внимание Андреа к тому, что творилось у нее над головой.
– Фредди, ты представляешь опасность для любой особы женского пола старше десяти лет, – бесстыдно заявила она.
– А ты представляешь опасность для каждого мужика, у которого спина покрыта кожей, а не слоновьей шкурой, – парировал он, соскакивая с кровати и поспешно начиная одеваться. – Ты что, не можешь не пускать в ход свои когти?
– Ах, но мне так приятно оставить на тебе мои метки, любовь моя, – промурлыкала Люсиль. – И потом, мне кажется, что тебе приятна эта небольшая боль, разве она не обостряет твои ощущения?
– Но ты стала переходить границы, моя милая леди, – сказал Фредди, застегнув брюки и надевая рубашку.
– Так же, как и ты, – заметила Люсиль, соскользнув с кровати, чтобы заняться собственным туалетом. – Иди и помоги мне надеть платье, Фредди. Постарайся упрятать меня в него так же быстро, как ты только что меня раздел.
– Дай я вначале найду галстук, – сказал Фредди. – Проклятая удавка опять куда-то испарилась.
– Наверное, завалилась под кровать, – предположила Люсиль, повергая Андреа в ужасную панику. Слава Богу, Фредди уже успел извлечь галстук из груды скомканных простыней, а Андреа кое-как перевела под кроватью дух.
Наконец парочка была полностью одета, и Люсиль сказала:
– Выходи первым, милый, – и несколько смущенным тоном добавила: – И если тебе попадется навстречу Харольд, скажи ему, что я сию минуту спускаюсь.
Не успела она закрыть рот, как из дальнего конца коридора донесся голос Харольда:
– Люсиль? Где ты, дорогая? – и они услышали, как в соседней спальне открылась и захлопнулась дверь – видимо, сей джентльмен всерьез был намерен разыскать свою беспокойную половину. – Люсиль, – раздался его голос совсем близко.
– Ох, Боже правый! – шепотом воскликнула Люсиль. Она тихонько хихикнула. – Это же Харольд! Так я и знала, что когда-нибудь это случится!
– Прекрати идиотский смех, ненормальная, – шикнул на нее Фредди, встряхивая Люсиль так, чтобы она пришла в чувство. – Дай мне подумать, как нам унести отсюда ноги и не попасться!
Голос Харольда раздавался уже в гостиной, смежной со служившей им укрытием спальней.
– Быстро! Полезай под кровать! – скомандовала Люсиль.
Андреа чуть не задохнулась, стараясь подавить невольное восклицание. Эти двое похотливых идиотов ничего не придумали лучше, как воспользоваться теперь ее убежищем, и ее нервы грозили не выдержать такого потрясения. Будь же они прокляты! Если только Фредди посмеет сунуться под кровать, она просто врежет ему кулаком по носу!
– Нет, я придумал кое-что получше, – сказал Фредди, которому, по счастью, пришла в голову иная мысль. Он подтолкнул Люсиль к двери спальни. – Почему бы тебе не выйти отсюда первой, отвлечь старого рогоносца поцелуем и утащить подальше отсюда?
– Но моя прическа! – прошептала Люсиль. – Она же в беспорядке.
– По крайней мере она не в таком беспорядке, как простыни на кровати, и не дай Бог твоему мужу их увидеть, – возразил Фредди.
Люсиль не нашлась, что ответить, и подчинилась. Она выскользнула в коридор, сразу захлопнув за собой дверь. Ее звонкий голос стал удаляться:
– Харольд! Ну разве можно быть таким приставучим! Неужели я не могу отправиться в туалет так, чтобы ты не волочился за мною хвостом! Ты знаешь, как я тебя люблю, но в конце-то концов всему есть предел! А теперь давай поспешим, чтобы извиниться перед президентом и миссис Грант. Боюсь, что тушеная утка была чересчур жирной: у меня расстроилось из-за нее пищеварение.
Лишь только Фредди убедился, что супруги покинули коридор, он тут же выскочил из спальни. И лишь через довольно долгое время Андреа наконец отважилась выбраться из-под кровати. Поймав свое отражение в зеркале, она уныло скривилась. Ее прическа была явно в гораздо большем беспорядке, чем у любвеобильной Люсиль. Те пряди, которые она отцепляла от пружин, сбились в какой-то колтун, а белокурые локоны собрали всю пыль, бывшую под кроватью, и Андреа казалась внезапно поседевшей.
– Хотела бы я знать, известно ли миссис Грант о том, какие нерадивые у нее горничные? – пробормотала, обращаясь сама к себе, Андреа. – Наверное, придется послать ей анонимное письмо по этому поводу.
Кое-как распутав колтун и очистив пыль, Андреа бросила взгляд на скомканные измятые простыни на кровати.
– А кроме того, в Президентском дворце могли бы обзавестись кроватями поприличнее!
Скорее машинально, чем осознанно, просто из врожденной привычки опрятности, Андреа принялась наводить порядок на разворошенной кровати. И тут в глазах что-то блеснуло.
– Вот это здорово! Что это такое? – тихонько воскликнула она, наклонилась и вытащила из складок простыни чудесную золотую заколку для волос. Судя по всему, она выскочила из прически Люсиль во время любовной сцены.
Лукавая улыбка засветилась в фиалковых глазах Андреа, и они засияли так, что с ними ни в какое сравнение не шли крупные аметисты, помещавшиеся в филигранной работы орнаменте, украшавшем заколку.
– Вряд ли леди будет предпринимать активные розыски вещи, утерянной при столь пикантных обстоятельствах. Будем считать это справедливым вознаграждением за те муки, которые мне пришлось пережить. Любой, кто перенес подобные неудобства, вправе требовать за них компенсации!
Десятью минутами позже Андреа присоединилась к Мэделин Фостер, своей старшей подруге и хозяйке, которая оставалась внизу, в небольшом концертном зале. К великому облегчению, Андреа обнаружила, что программа концерта только началась. Более того, никто не заметил ее несколько затянувшегося отсутствия.
Однако последнее предположение оказалось неверным – Андреа поняла это, как только Мэдди наклонилась к ней, тихонько пожала руку и прошептала:
– Я знаю, что ты не очень любишь оперу, дорогая, но выступавший нынче вечером тенор был очень хорош. Если бы ты осталась со мной, ты бы тоже получила истинное удовольствие.
– Но ведь тогда бы я была обречена слушать и сопрано, – мягко возразила Андреа. – А эти высокие звуки травмируют мои барабанные перепонки. Кроме того, я не в силах смотреть на эти ее… сокровища!
– Должна признать, что я тоже была во время ее партии в несколько растерянных чувствах, – хихикнув, отвечала Мэдди. – Я все пыталась угадать, что случится, если поставить ей на грудь бокал вина с желтком. Свалится ли он от вибрации во время пения или устоит?
– Мэдди! Веди себя прилично! – смеясь, прошептала Андреа.
– Да, ты права, но ведь я уже достаточно стара, чтобы окружающие снисходительно относились к моим причудам. Тогда как ты не можешь себе позволить таких штук. В этом заключается главное различие между нами. И поэтому тебе необходимо следить за своими манерами, тогда как я могу себе позволить некоторую вольность. Не забывай об этом, Андреа, – напомнила она.
Мэдди была права. Дожив до семидесяти восьми лет, она могла себе позволить вести себя так, как ей нравится. И хотя окружающие считали ее излишне эксцентричной, они не могли не признать, что тем не менее она остается самой милой, самой отзывчивой дамой, какую только видел свет. У Мэдди было больше друзей, чем она была в состоянии припомнить, и она уже утратила счет тем из них, которых ей было суждено пережить. Каждый год добавлял немного путаницы в ее речь, немного рассеянности в ее мысли – и неизменно увеличивал ту мистическую мудрость, которая на первый взгляд казалась просто очередной странностью ее и без того неординарного, возможно, устаревшего, взгляда на жизнь. Она обладала тем редким, несравненным обаянием, к которому не может остаться равнодушным ни один человек – будь то король или простолюдин. Все, кто знал Мэдди, обожали ее.
Андреа не была исключением. Она уже почти два года служила компаньонкой Мэдди и не пожалела ни об одном из прожитых с нею вместе дней. Как жаль, что она не может в данный момент быть с Мэдди до конца честной. Но разве возможно переложить свои ужасные, отвратительные проблемы на плечи этой хрупкой старой леди? Нет, она даже и в мыслях себе этого не в силах представить!
Да к тому же болтливость может обернуться угрозой для жизни невинного ребенка. А ведь Андреа поклялась защищать несчастного беспомощного малыша – и она будет защищать его до последнего вздоха. Что стоят несколько украденных ею безделушек по сравнению с жизнью Стиви? Сын ее недавно умершей сестры – единственное родное существо на свете. Нет, Андреа должна хранить молчание ради спасения Стиви. Если она надеется когда-нибудь вернуть себе мальчика, она должна выполнять все требования его похитителя – и молить Бога о том, что ее не поймают прежде, чем она успеет выкупить Стиви и освободить его из цепких лап ужасного Ральфа Маттона.
По жестокой иронии судьбы этот самый Ральф приходился Стиви родным отцом. Именно это отвратительное создание совратило с пути истинного сестру Андреа, бедняжку Лилли, с помощью лжи и пустых обещаний. А потом Ральф бросил Лилли – без единого пенни, беременную, даже не подумав на ней жениться.
Андреа до сих пор не в состоянии была поверить, что ее сестра так доверчиво попалась на удочку такому отвратительному типу, как Ральф. Она могла бы объяснить слабость Лилли, если бы соблазнивший ее мужчина был богат, или чрезвычайно умен, или настолько обворожителен, что перед ним не могла бы устоять ни одна женщина. Как раз наоборот. Ральф и по сути своей, и по виду был просто подонком, в пьяном виде превращавшимся в злобного дьявола (а пил он постоянно). Концом его непутевой судьбы наверняка станет либо тюрьма, либо нож, который всадит в него такой же подонок.
И теперь Андреа боялась, как бы один из вариантов возможного конца не постиг Ральфа прежде, чем она успеет спасти из его лап маленького Стиви.
Снедавшие Андреа тревога и страх были причиной того, что в последнее время она по большей части пребывала в расстроенных чувствах. Сегодняшний вечер не был исключением. Словно во сне, Андреа наблюдала за тем, как тянулся званый обед в Президентском дворце, как оперная труппа – и Люсиль Хаффман – благополучно завершили запланированную на сегодня программу развлечений и отбыли восвояси.
И когда наконец наступило время быть партнершей для Мэдди за карточным столом, Андреа почувствовала, что совершенно не в состоянии сосредоточиться. Поэтому она восприняла как подарок судьбы то, что Джулия Грант пожелала занять ее место и играть в карты с Мэдди. Кто, кроме разве что самого президента, посмел бы оспаривать право его супруги побывать в кругу друзей?
Ужасно устав от постоянной необходимости строго следить за собой, от светской болтовни с иностранными гостями, которая превращалась в настоящую пытку из-за необходимости говорить на разных языках сразу, Андреа попыталась найти убежище в небольшой уютной библиотеке, расположенной как раз под залом для карточной игры.
Быстрый осмотр комнаты привел Андреа к выводу, что находившиеся здесь ценности слишком велики, чтобы, украв их, попытаться спрятать на себе, пока взгляд ее не наткнулся на нечто более подходящее по размеру.
Она задумчиво рассматривала довольно уродливую фигурку, пытаясь понять, кому и зачем понадобилось отливать в бронзе это нелепое создание: наполовину человек, наполовину животное, причем обе половины казались в равной степени отталкивающими. Неожиданно прямо у нее за спиной раздался мужской голос, и Андреа чуть не подпрыгнула на месте от испуга.
Резко обернувшись в его сторону, она рефлекторно подняла одну руку к горлу, тогда как другая рука опустилась в складки юбок, пряча бронзовую фигурку в карман.
– Прошу прощения, – повторил Фредди – а это именно он стоял в дверях библиотеки, улыбаясь во весь рот, – я вовсе не хотел вас так пугать. Надеюсь, вы не собираетесь упасть в обморок?
– Ах, это вы, – не совсем соображая, что говорит, ответила Андреа, глупо уставившись на него. Фредди важно кивнул.
– Поскольку совершенно очевидно, что нас обоих утомило общество многочисленных гостей, не соблаговолите ли составить мне компанию и прогуляться по саду?
Разозленная его неожиданным вторжением и наглым тоном, да к тому же не пришедшая толком в себя после того, что ей довелось пережить там, в спальне наверху, Андреа задрала нос и холодно отчеканила:
– Возможно, вы были чересчур заняты и не заметили, что собирается дождь, и я не намерена подхватить простуду только ради того, чтобы развлекать вас. Мне кажется, это больше подходит для Люсиль.
Брови Фредди медленно поползли вверх от удивления, но прежде, чем он нашелся с ответом, Андреа проскользнула мимо него и покинула библиотеку. На прощанье она окончательно повергла его в растерянность, небрежно бросив через плечо:
– А если вам действительно совершенно нечем занять свое время, я бы посоветовала вам брать уроки игры на флейте – они вам совершенно необходимы.