– До этого? – Скинк подергал свои очки. – Я делал ошибки.
   – Что-то есть знакомое в твоем лице, – сказал Декер, – что-то в выражении рта.
   – Много его открывал раньше, – сказал Скинк.
   – Думаю, это зубы, – сказал Декер.
   Зеленые, как лес, глаза Скинка сверкнули.
   – Ах, зубы. – Он засмеялся вполне естественно.
   Но Р. Дж. Декер не мог уловить связи. Короткое губернаторство Клинтона Тайри закончилось до того, как Декер начал работать в газетах и до того, как он стал интересоваться политикой штата. Кроме того, лицо, которое сейчас улыбалось ему из-под цветастой купальной шапочки, было таким морщинистым и бугристым, что даже ближайшие друзья с трудом бы его узнали.
   – В чем дело? – спросил Декер. – Тебя где-нибудь ищет полиция?
   – Не ищет, – сказал Скинк. – Потеряла.
   Но, прежде чем Декер успел продолжить свои расспросы, Скинк поднял к губам пахнущий рыбой коричневый палец. Приближалась лодка.
   Она шла быстро, и совсем с другой стороны. Скинк сделал знак Декеру, и они пригнулись к палубе узкой лодки. Звук еще одного подвесного мотора внезапно умолк, и Декер услышал у себя за спиной мужские голоса. Казалось, что они слышны были очень близко, но он боялся поднять голову и посмотреть.
   – Ты сегодня вечером будешь говорить с этим чертовым парнем? – сказал один из мужчин.
   – Я ведь сказал, что буду. В чем дело? – ответил второй голос.
   – Узнай, следили за ним или нет.
   – Он не скажет.
   – Может быть. Может быть, он просто умник. Думал об этом?
   – Я с ним поговорю. Господи, это третий столб или четвертый?
   – Четвертый, – сказал первый голос. – Гляди-ка, здесь леска.
   Рыбаки заметили затопленную ловушку. Декер осторожно поднялся со дна лодки и чуть подвинул камеру на носу. Скинк кивнул и показал жестом, что можно двигаться без опаски. Голоса браконьеров были слышны там и тут, раскатываясь эхом под бетоном дороги 1 – 55.
   – По крайней мере, мерзавцы не нашли эту.
   – Быстро вытягивай ее.
   Декер рассматривал обоих мужчин через линзы камеры. Они стояли к нему спиной. Под шапками у одного были видны светлые волосы, у другого темные, как у Дики Локхарта. Оба казались крупными, хотя трудно было сказать, сколько этой мощи принадлежало зимней одежде. Сама лодка была серебряная с синим, с затейливо выведенным на борту названием, которое было невозможно прочесть. Декер направил камеру на рыболовов. Его указательный палец нажал на затвор, в то время, как большой надавил на рычаг перемотки. Он отщелкал шесть кадров, а мужчины все еще не повернулись.
   Это бесило. Декер мог видеть, что они вытащили клетку с рыбой.
   – Они не повернутся, – прошептал он Скинку. – У меня еще нет их снимка.
   Из задней части лодки Скинк ответил хрюканьем. Он смахнул очки пониже.
   – Приготовься, – сказал он.
   Потом он закричал, это был пронзительный дикий крик, от которого Декер вздрогнул. Нечеловеческий вопль, отнесенный эхом, ударил по рыболовам, и они с шумом выронили проволочную клетку. Сжимая своего драгоценного пленного окуня, они резко повернулись, чтобы увидеть вопящую рысь или, может быть, даже пантеру, но вместо этого увидели пустую прогалину, насмехающуюся над ними. Декер быстро щелкнул. Его камера схватила каждую деталь в выражении лиц двух мужчин, их изумление и то, как страх метнулся в их глазах. Двух мужчин, ни один из которых не был Дики Локхартом.

14

   – И что теперь?
   – Есть, – сказал Скинк с полным ртом жареной зубатки. Они сидел за угловым столиком в Миддендорфе. Кажется, никто не замечал их маскарадных костюмов.
   Декер сказал:
   – Подождем до тех пор, пока Голт не услышит о том, что мы пошли по ложному следу.
   Скинк немедленно переключил свое внимание на миску сочной шинкованной капусты.
   – Может быть, и нет, – сказал он. – Может быть, они работают на Локхарта.
   Декер уже раздумывал о такой возможности. Может быть, Дики был слишком осторожен, чтобы вытягивать ловушки собственными руками. Все, что ему требовалось сделать, это мобилизовать нескольких приятелей для этой миссии, а потом встретиться с ними на озере и забрать окуня, добытого неправедным путем. Некоторые из этих ребят готовы были для Дики на все, пока он обещал показывать их по телевизору.
   Другим возможным объяснением того, что случилось в это утро, могло быть то, что Р. Дж. Декер сфотографировал другую банду мошенников. Как бы то ни было, но лица на пленке были не те, которые хотел увидеть Деннис Голт.
   – Ты прекрасно знаешь, что Дики сплутовал на турнире.
   – Конечно, – сказал Скинк. – Но есть миллиард мест в округе, где он мог бы спрятать окуня. Болота простираются так далеко, как только может видеть глаз. Черт, он мог поставить свои ловушки на озере Понтшартрен и мы бы состарились, глядя в это месиво.
   – Поэтому мы застолбили то место, которое на виду, – мрачно сказал Декер.
   – И выставили себя совершенными болванами. – Скинк сделал знак официантке подать еще зубатки. – Это сработает, Майами. Пошли в весовую, и посмотрим, что будет. И ешь свои чертовы пончики, ладно? Если мы его не уличим, я просто застрелю подонка.
   – Прости, не понял.
   – Локхарта, – сказал Скинк.
   – Пошли, – Декер напрасно изучал лицо Скинка в надежде на то, что это была шутка.
   – Голту это понравится, – сказал Скинк. – Черт, у меня полный рот костей. Трудно, что ли, сделать рыбное филе! Здесь нет чертова хирурга, ведь так?
   Официантка с воинственным видом подошла к их столику, но Декер сделал ей знак удалиться.
   – Мы не имеем права убивать Дики, – прошептал он Скинку.
   – Я думал об этом, – сказал Скинк, ни на йоту не понижая голоса. – Кому какое дело, если Дики отдаст концы? Его спонсорам? Телесети? Подумаешь, потеря для человечества.
   Скинк перестал жевать.
   – Я сделаю эту чертову фотографию, – сказал Декер.
   – Будет намного легче прострелить его зад. Парень в Тибодо, мой знакомый, пришлет мне ружье для охоты на оленей.
   – Нет! – огрызнулся Декер, но он уже понял, что эта мысль прочно засела где-то за этими адскими солнцезащитными очками. – Это безумие, – сказал Декер. – Еще раз об этом скажешь, капитан, и я ухожу.
   – О, расслабься, – сказал Скинк.
   – Я серьезно!
   Скинк перегнулся через стол и подцепил кукурузный пончик с тарелки Декера.
   – Я тебя предупредил, – сказал он игриво.
   Лодки окунеловов возвращались, как попало в противоположность тому образцовому порядку, в котором они были выстроены при отправлении. Взвешивание было назначено на четыре тридцать, и рыболовы делали дикие виражи по озеру Морена, чтобы поспеть к назначенному сроку. Они подъезжали со всех сторон: самая большая скорость казалась единственной, какую они знали. Причал в Пасс-Манчак был до отказа заполнен зрителями, спонсорами и даже местной, телевизионной командой. Монументальный стеклянный аквариум – уступка, сделанная, скрепя сердце, консерваторами, – был воздвигнут неподалеку от доски, где записывались очки, с очевидной целью сохранить пойманных окуней живыми, чтобы позже их можно было выпустить. По мере того, как поступал улов, рыбу взвешивали, измеряли и фотографировали – все это проделывал биолог штата Луизиана. Затем рыбу бросали в зеленоватую воду аквариума, где большая ее часть быстро переворачивалась вверх брюхом и в глубоком шоке испускала дух.
   Универсально важным считался общий вес рыбы. Его записывали на большой доске. Рыболов с самой большой рыбой должен был получить десять тысяч долларов, за самую тяжелую рыбу приз был двадцать тысяч плюс новая лодка для ловли окуней, трейлер и «Додж» с платформой (четыре на четыре), который, всего вероятнее, был предназначен для обмена на наличность.
   Декер ждал один, потому что Скинк вернулся в мотель. Он что-то бормотал о том, что не хочет напороться на братьев Ранделлов, а они были здесь и хлюпали пивом, выкачивая его из сифонов. Оззи был таким жалким болваном, и тем не менее он вел грузовик от того места, где был убит Отт Пикни. Декер поиграл с мыслью о том, чтобы подкрасться к Оззи и шепнуть ему на ухо что-нибудь страшное, чтобы поглядеть на реакцию. Может быть, о том, что надвигается эпидемия смертельно опасной ангины.
   Но потом Декер передумал и решил сохранять безопасную дистанцию, на тот случай, если Калвер запомнил его после посещения их лавочки.
   Ритуал взвешивания состоял из рукопожатий, молчаливого топтанья вокруг весов, вывешивания результатов – сначала это привлекло внимание Декера, но через некоторое время его мысли снова вернулись к Скинку. Ему казалось, что Скинк начал распутывать эту историю, а могло быть и так, что он заканчивал процесс ее распутывания и что при всех его лесных представлениях о жизни, он был человеком, на которого можно было положиться по-настоящему. Декер хотел бы, чтобы здесь поблизости оказался Джим Тайл, чтобы вразумить Скинка или, по крайней мере, посоветовать Декеру, как с ним справиться.
   Раздался взрыв аплодисментов со стороны помоста, и остальная часть толпы поднялась на цыпочки, вытягивая шеи, чтобы увидеть. Поджарый, загорелый и, по-видимому, хорошо известный рыболов красовался, демонстрируя связку из трех огромных окуней так, как боксер-победитель размахивает своим чемпионским поясом. Счетчик поднялся по ступенькам и написал мелом «21-7» рядом с именем Эда Сперлинга. Он обставил всех остальных на четыре фунта и тем самым стал новым лидером «Кэджан Инвитейшнл Басс Клэссик».
   Приветливо улыбаясь, Шустрый Эдди Сперлинг спустил жирную рыбу в гигантский аквариум и сжал руки над головой. По привычке и без особой цели Декер отщелкал несколько кадров.
   Жулики в зеленой лодке прибыли за десять минут до последнего срока. На их лицах не было улыбок, предназначенных для поклонников. На веревке было всего четыре окуня, включая тех двух худосочных, которых Скинк пометил накануне ночью в рыбьей ловушке. Декер отщелкал – четыре снимка прежде, чем мошенники опрокинули свой улов на весы и погрузились в мрачное молчание.
   – Восемь четырнадцать, – монотонно прогудел весовщик в мегафон. Десятое место, подумал Декер, это был не Локхарт, но все же неплохо.
   Лодка Дики подошла к причалу последней. Толпа шелестела и двигалась, некоторые рыболовы вытягивали шеи и нервно что-то бормотали, но немногие притворялись, что не заметили прибытия чемпиона. Эд Сперлинг со щелчком открыл банку «Будвайзера» и повернулся спиной к помосту. Он разговаривал с большой шишкой из компании «Стран Лайн».
   Дики Локхарт стянул свои очки, разгладил костюм и прошелся гребнем по неестественно блестящим волосам. Все это он сделал, еще не выпрыгнув из лодки.
   – Эй! – сказал он, когда кто-то из болельщиков окликнул его по имени. – Как ты? Эй, вы там! Рад вас видеть. – И стал пробиваться через толпу зрителей. Съемочная группа «Рыбной лихорадки» снимала его победоносный марш.
   Рулевой Дики, местный парень, оставался на коленях на корме лодки, пытаясь вытащить рыбу из садка. Казалось, он тянул время. В конце концов даже Эд Сперлинг повернулся, чтобы поглядеть.
   Всего было пять окуней, очень славных к тому же. Декер прикинул, что самый маленький из них весит фунта четыре, самый большой был просто огромен. Он был цвета жженого мха и формы старого пня. Его глаза были выпучены, пасть у него была, как подойник.
   Помощник Дики Локхарта пронес связку рыбы через гудящую толпу к весовщику, который опрокинул их в пластиковую корзину для стирки. Первым на весы попал хог: двенадцать фунтов семь унций. Когда показатели веса появились на официально утвержденном циферблате «Ролекс», кое-кто из толпы присвистнул и захлопал в ладоши.
   Десять тысяч, подумал Декер, именно так. Он щелкнул Дики, вытирающего свои очки цветным платком.
   Дальше пошло взвешивание всей связки.
   – Тридцать девять, – проблеял весовщик. – У нас есть победитель!
   Декер отметил, что аплодисменты не были ни единодушными, ни излишне восторженными, если не считать сочащихся пивом братьев Ранделлов, самых лояльных почитателей Дики.
   – Универсал! – сердито заорал окунелов из Заповедника.
   – Под суд его! – завопил другой, один из людей Эда Сперлинга.
   Дики Локхарт игнорировал их. Он ухватился за оба конца веревки, чтобы фотографам было лучше видно. Он знал, что документальные снимки были основой рекламы продукции в журналах, посвященных спорту и природе. Каждый из многочисленных спонсоров Дики хотел особой фотографии их звезды и улова, выигравшего приз, и Локхарт шумно старался им угодить. Ко времени, когда он кончил позировать и вывалил большую рыбину в аквариум, окуни были настолько мертвы, что пошли ко дну, как камни. Счетчик написал мелом на большой доске «30-9» рядом с именем Дики Локхарта.
   У Р. Дж. Декера кончилась пленка, но он не потрудился перезарядить камеру. Это было потерей времени.
   Весовщик передал Дики Локхарту два чека и три комплекта ключей.
   – Как раз то, что мне надо, – пошутила звезда телеэкрана, – еще одну чертову лодку.
   Р. Дж. Декер не мог дождаться, когда путь освободится. Он завел нанятую им машину, анемичную малолитражку и помчался так быстро, как только она позволяла. На дороге 51 его обогнал сверкающий «Джип» с фургоном на скорости минимум в девяносто. Шофер походил на Эда Сперлинга. У пассажира были ослепительные, соломенного цвета волосы и спортивный костюм цвета само для бега трусцой. Оба они казались очень занятыми беседой.
   В мотеле тощий молодой клерк за конторкой сделал Декеру знак выйти в коридор.
   – Я дал ключи вашей знакомой даме, – сказал он, подмигивая. – Не думаю, что вы будете в обиде.
   – Конечно, нет, – сказал Декер. Кетрин – она все же приехала. Он почти бежал к своей комнате.
   Войдя в комнату, Декер сразу же осознал, что Скинка больше нельзя причислять к вменяемым: он перескочил одним махом грань, отделяющую эксцентричную личность от социопата.
   На полу лежала связанная Лэни Голт. Не просто связанная, но связанная крепко, перепеленутая, как мумия, от плеч до лодыжек восьмидесятифутовой мононитью, рыболовной леской.
   По крайней мере, она была жива. Ее глаза были широко раскрыты, но, поскольку он видел их перевернутыми, трудно было понять их выражение. Декер заметил, что она была обнаженной, если не считать трусиков-бикини и серых полотняных туфель на резиновой подошве фирмы «Рибок». Ее рот был запечатан. Скинк несколько раз обвязал кусок клейкой ленты вокруг головы Лэни, плотно прижав и склеив ее кудрявые темные волосы. Декер решил оставить клейкую ленту напоследок.
   – Не двигайся, – сказал Декер, как если бы она собиралась выйти за сигаретами. Из своего мешка с камерой Декер выудил карманный нож. Он встал на колени рядом с Лэни и начал перепиливать крепкие путы.
   Скинк обернул ее примерно четыреста раз, крутил ее, как катушку, и для того, чтобы ее освободить, по-видимому, потребовалось бы не менее тридцати минут. Особенно осторожно он действовал, снимая клейкую ленту с ее рта.
   – Боже, – задыхалась она, разглядывая багровые борозды на своем теле. Декер помог ей добраться до постели и передал блузу из ее сумки.
   – Знаешь, – сказала Лэни, спокойная, как всегда. – Этот твой друг совсем свихнулся!
   – Что он тебе сделал?
   – То, что ты видел.
   – И больше ничего?
   – А этого не достаточно? – сказала Лэни. – Он перевязал меня, как рождественскую индейку. Самое мрачное было то, что он не произнес ни слова.
   Декер почти не решался спросить:
   – Почему он снял с тебя одежду?
   Лэни покачала головой:
   – Он этого не делал, это я. Думала сделать тебе сюрприз, когда ты вернешься. Я была почти голой, когда вломился этот верзила.
   – Мы с ним живем в одной комнате, – сказал Декер смущенно.
   – Мило.
   – Он спит на полу.
   – Тебе повезло.
   Декер спросил:
   – Он не казался разгневанным?
   – Да не особенно. Я думаю, раздосадованным. Он связал меня, схватил свое оборудование и отбыл. Посмотри на меня, Декер, посмотри, что он сделал! У меня полосы на сиськах везде.
   – Это пройдет, – сказал Декер, – как только восстановится кровообращение.
   – Эта леска впилась в тыльную часть моих ног, – сказала Лэни, рассматривая себя в зеркало.
   – Мне жаль, – сказал Декер. На него произвело впечатление, что Лэни восприняла это так спокойно. – Он не сказал, куда отправляется?
   – Говорю тебе, он не произнес ни одного, черт его возьми, слова. Только все напевал и напевал эту песенку.
   Декер уже перешел грань, когда удивляются.
   – Песенку? – повторил он. – Скинк пел?
   – Да. «Рыцари в белом атласе».
   – Ах, «Муди Блюз». Этот человек – дитя шестидесятых.
   – Он не слишком преуспел в этой манере пения, – проворчала Лэни.
   – Поскольку он не нанес тебе ущерба...
   Она метнула на него взгляд.
   – Я хочу сказать, кроме того, что он тебя связал, – сказал Декер.
   – Он не пытался меня освежевать, нет, – сказала Лэни, – и не вставлял электроды мне в глаза, если это то, на что ты намекаешь. Но все же он совершенно безумен.
   – Я понимаю это.
   – Знаешь, я могла бы вызвать полицейских.
   – Зачем? Он давно ушел.
   «Не так уж давно, – подумала Лэни. – Может быть, пятнадцать минут.»
   – Не возражаешь, если я приму душ?
   – Давай! – Декер тяжело опустился на кровать и закрыл глаза. Скоро он услышал, как бежит вода в ванной. Ему захотелось, чтобы это был дождь.
   Лэни вышла, все еще мокрая, с нее стекала вода. Но пурпурные следы от лески побледнели.
   – Ну вот и мы, – сказала она, слишком бодро. – Еще одна ночь, еще один мотель. Декер, мы в дерьме.
   – Пожалуй, ты права.
   – Помнишь последний раз?
   – Конечно.
   – Ну, не возбуждайся, черт возьми, – сказала она, хмурясь. Она завернулась в полотенце.
   Декер всегда был любителем свежевымытых женщин, только что из-под душа. Большим усилием воли он заставил себя вести целенаправленную беседу.
   – Это Деннис сказал тебе, что я здесь?
   – Да, он это упомянул.
   – Что еще он упоминал?
   – Только о Дики и турнире, это все, – сказала Лэни. Она сидела на кровати, скрестив ноги. – Что с тобой? Я проделала такой путь, а ты ведешь себя так, будто у меня заразная болезнь.
   – Тяжелый день, – сказал Декер.
   Она потянулась к нему и взяла его за руки.
   – Не беспокойся о своем мрачном друге, он доберется до Харни.
   Декер сказал:
   – Он забыл свой билет на самолет.
   Не говоря уже о настойчивом новоорлеанском поручителе.
   Нарушение спокойствия во время полета требовало вмешательства федеральных властей.
   – С ним будет все в порядке, – сказала Лэни. – Положи его на шоссе, и он выест обратную дорогу, питаясь раздавленными змеями.
   Декер оживился.
   – Так ты знаешь о Скинке?
   – Он живая легенда, – сказала Лэни. Она начала расстегивать рубашку Декера, – Одна легенда утверждает, что он серийный убийца из Орегона. Вторая, что он служил в ЦРУ и помогал убивать Трухильо. Есть еще версия, что он скрывается от Комиссии Уоррена.
   – Все они первоклассные, – сказал Декер, но не мог предложить ничего более правдоподобного в отношении Скинка. Террорист из метро. Химик, занимавшийся секретной работой. Ведущий певец в Грасс Рутс. Выбирай по своему вкусу.
   – Пойдем в постель, – сказала Лэни и, прежде чем Декер успел моргнуть, полотенце оказалось на полу, и она скользнула между муслиновыми простынями. – Идем, расскажешь мне о своем тяжелом дне.
   И это, подумал Декер, говорит женщина, которую только что голую связал леской сумасшедший. Славная неугомонная старушка Лэни Голт.
   Позже она проголодалась. Декер сказал, что здесь недалеко есть кабачок с отличными гамбургерами, но Лэни пилила его до тех пор, пока он не согласился доехать до самого Нового Орлеана. Она кинула свою сумку с постельными принадлежностями на заднее сиденье и объявила, что у нее есть своя комната в «Квортере», потому она не намерена оставаться в «Кволити Кортс» из опасения, что Скинк может вернуться. Декер ничуть не осудил ее.
   Они отправились в «Акме» поужинать свежими устрицами и пивом. Лэни отпускала непристойные замечания по поводу устриц, а Декер вежливо улыбался, желая больше всего на свете оказаться снова в Майами в своем трейлере и в одиночестве. Ему нравилось порезвиться с ней в постели – по крайней мере он так думал в тот момент, – но ему трудно было вспомнить какую-нибудь пикантную деталь.
   Вскоре после полуночи он извинился, отправился в платную телефонную кабину в Ибервиле и позвонил Джиму Тайлу во Флориду. Декер рассказал ему, что произошло со Скинком, Лэни и турниром окунеловов.
   – Парень, – сказал патрульный, – он ее связал?
   – И отбыл.
   – Поезжай домой, – сказал Тайл.
   – А как же Скинк?
   – С ним будет все в порядке. У него бывают такие настроения.
   Декер рассказал Тайлу о спектакле, который Скинк устроил в самолете.
   – Завтра у него вызов в суд, – сказал Декер. – В федеральном здании в Пойдрасе. Если он позвонит, Джим, пожалуйста, напомни ему.
   Тайл сказал:
   – Дыши глубже!
   Пока Декер говорил по телефону, Лэни заказала еще дюжину устриц – они лежали на половине раковины.
   – Я сыт по горло, – сказал Декер, но все-таки съел одну.
   – Деннис говорит, что ты близко подобрался к Локхарту.
   Всю ночь она пыталась выведать, что произошло на турнире. Декер отмалчивался.
   Лэни сказала:
   – Я слышала по радио, что выиграл Дики.
   – Это верно.
   Радио? Что за радиостанция освещает рыболовные турниры? Декер задумался.
   – Он снова смухлевал? – спросила Лэни.
   – Не знаю. Возможно. – Декер помолчал. – Я отошлю твоему брату полный отчет.
   – Он штаны намочит.
   Твердый орешек, хотел сказать Декер. Вместо этого он сказал:
   – Мы не сдадимся.
   – Ты и Верзила?
   – У него есть особые таланты. Не в отношении женщин.
   Декер высадил ее у Бьенвиль Хаус. Его чувства нимало не были задеты, когда она не выразила желания пригласить его остаться на ночь.
   Он не спеша ехал назад в Хэммонд. Было уже больше двух часов ночи, но дорога 1-10 была запружена большими грузовиками и полугрузовиками, направлявшимися в город. От света их передних фар у Декера слезились глаза.
   На перекрестке недалеко от Лапласа он решил поехать по шоссе 51 вместо того, чтобы отправиться по новой дороге, соединявшей два штата. Эта ухабистая неосвещенная дорога была как раз такой, какую бы выбрал Скинк. Декер включил передние фары и медленно поехал, надеясь вопреки всякому смыслу, что где-нибудь у обочины дороги он увидит оранжевый дождевик. К тому времени, когда Декер добрался до Пас Манчак, все, что он видел, были серая лиса, двое детенышей енота и только что задавленная мокасиновая змея.
   Декер притормозил, проезжая мимо «Потаенных снастей спортсменов». Кто-то оставил у причала включенными фонари. В этом не было никакого смысла: турнир окончился, окунеловы разъехались. Декер посовещался с сонным поворотом в форме буквы У и вернулся.
   Выйдя из машины, он заметил, что воздух на озере был не таким холодным, как накануне. Для рыболовов слишком поздно, ветер наконец изменил направление и теперь дул с юга, это был душистый ветерок с залива, от которого огни на столбах трепетали.
   Один из пучков света был направлен на доску, на которой наносились очки участников турнира, другой кое-как освещал гигантский аквариум.
   Декер подумал, вспомнил ли кто-нибудь об окунях и выпустили ли их на волю. Он направился к причалу посмотреть.
   Насос аквариума работал, шумно выпуская пузырьки. Вода приобрела буровато-илистый оттенок. Тыльной стороной руки Декер вытер окошко, на котором осели водяные пары, и заглянул в стеклянный контейнер. Он сразу же заметил трех дохлых рыб с выпученными желеобразными глазами, медленно перекатывавшихся по дну аквариума. Декер почувствовал себя неким туристом в изображении Чарльза Адамса в «Маринелэнд».
   Над мертвыми окунями дрейфовала какая-то крупная тень. Декер заглянул через край десятифутового контейнера, но отвернулся, когда пучок света ударил ему прямо в глаза.
   Чтобы избавиться от слишком яркого света, он вскарабкался по деревянной лесенке на платформу весовщика, которая выходила и на доску, и на аквариум. Воспользовавшись этой возможностью, Декер разглядел еще несколько мертвых рыб, плававших на поверхности, и что-то еще, нечто медленно вращавшееся в потоке воды, накачиваемой насосом. Это нечто имело широкие плечи и темные... Сначала Декер было подумал, что это могло бы быть морской коровой. Потом он решил, что кто-то таким образом проявил свой мрачный юмор.
   Когда этот предмет приблизился, он получил возможность разглядеть его лучше.
   Это был человек, плававший лицом вниз, плотный мужчина в коричневом спортивном костюме.
   Декер наблюдал за трупом, который снова закружился в аквариуме. На этот раз, когда тот проплывал мимо, ему удалось ухватить холодные окоченевшие плечи и с всплеском перевернуть тело.
   Глаза Дики Локхарта были широко раскрыты, но больше ничего не видели. На его правом виске был синяк величиной со сливу: если удар и не сбил его сразу, то, вероятно, он сделал его непригодным для полуночного плавания.
   Окончательный штрих, использованный убийцей, был дьявольским, но выбран не без юмора: грозная приманка «двойная наживка» была продета сквозь нижнюю губу Дики Локхарта. Она свисала с лица Дики, как странное елочное украшение. К сожалению, никто из окуней в аквариуме не мог оценить пикантность этого жеста убийцы, потому что все они были не живее Дики.