Хайасен Карл. Двойная наживка

   – Ныне я погружаюсь в сон...
   Что-то вроде этого.
   Почти всю ночь Томас Керл печально размышлял о том, как умер Лимус, как это он позволил ему ринуться в кусты, как отпустил его одного и как вдруг он перестал слышать Руджер Лимуса. Томас запаниковал, прыгнул в зеленый пикап и уехал, почти уверенный, что его брат уже мертв, – и как потом он вернулся с собакой, которую одолжил у негра и нашел только множество следов и кровь, но тела не было. В этот момент он понял, что нет надежды увидеть брата живым, а позже на болоте он почувствовал такой ужас, что его затошнило. Томас выполнил данный ему приказ и вернулся, чтобы все проверить и убедиться, что этот ниггер-патрульный не нашел тело Отта Пикни. Но там был бедный Лимус, привязанный за ту же веревку, что и другой, и именно тогда-то Томас Керл понял, насколько опасны его противники. Томас не отличался блестящим умом, но и не надо было им обладать, чтобы понять намек.
   Поэтому он похоронил Лимуса, сжег тело Отта Пикни, инсценировав несчастный случай с грузовиком, и направился прямиком в Новый Орлеан, где все пошло не так гладко, как он надеялся. Томас выразил мнение, что не должен нести ответственность за все промахи и ошибки, и ему кратко сообщили, что он должен немедленно вернуться во Флориду. Не в Харни, а в Майами.
   Томас Керл не был без ума от Майами. Давно, когда он еще занимался боксом, однажды летом он тренировался в гимнастическом зале на Пятой стрит, выходящей на пляж. Он помнил, что останавливался в кишащем крысами отеле с еще двумя боксерами в среднем весе и как, напившись от скуки, в субботу вечером ходил бить тощих беженцев с Кубы, живших в городских парках. Томас вспоминал Майами как жаркое и негостеприимное место, но в те времена он был молод, беден, как церковная крыса, и тосковал по дому. Теперь же он стал взрослым, вес его вырос на тридцать пять фунтов, и он купался в деньгах.
   Чтобы взбодрить себя, Томас Керл решил щегольнуть и снял комнату в Гранд Отеле, выходящем на бухту. К комнате прилагалась корзина с фруктами и утопленная в полу ванна. Он сосал мандарин и мок в ванне, когда снова позвонил Деннис Голт.
   Томас Керл сказал:
   – Эй, они поставили телефон даже в этом чертовом туалете.
   – Добро пожаловать в город, – Голт был в воинственном настроении. Иметь дело с этим кретином было вдвое легче, чем с Декером. Деннис Голт сообщил:
   – Ко мне приходил коп.
   Томас Керл сплюнул остатки мандарина в ладонь, покрытую пеной.
   – Да? Они их уже поймали?
   – Нет, – сказал Голт. – Но при том обороте, который начинает принимать дело, может, это и к лучшему.
   – Что, черт возьми, вы хотите сказать?
   Голт ответил:
   – Этот коп, этот кубинский ублюдок, он не верит ни одному моему слову.
   – Да кому до этого дело, если Новый Орлеан вам верит?
   – Ты когда-нибудь слышал о выдаче преступника? – огрызнулся Голт. – Этот малый может стать для нас серьезной проблемой, сынок. Он может еще долго держать Декера вдали от Луизианы и тамошнего народа. Может сидеть с ним недели напролет, выслушать его версию, может даже клюнуть на нее.
   – Не может, – сказал Керл.
   – Мы не должны рисковать, Томас.
   – Я для вас сделал достаточно.
   Голт сказал:
   – На этот раз будет не для меня, а за твоего брата.
   Томас дотянулся до крана с горячей водой и пустил ее. Он старался проявить осторожность, чтобы вода не попала в телефонный аппарат, так как не хотел поджариться заживо.
   Голт сказал:
   – Ты мне нужен, чтобы найти Декера. Раньше, чем его найдут копы.
   – А как насчет этой безумной гориллы?
   – Наверное, они уже расстались.
   – Я не хочу с ним путаться. Калвер сказал, что он мерзкий, как мокасиновая змея.
   Голт возразил:
   – Калвера можно напугать чем угодно. Кроме того, если верить Илэйн, Скинк не тот тип, чтобы якшаться с Декером. Они, вероятно, уже разбежались, как я уже сказал.
   Это не убедило Томаса Керла. Он помнил аккуратное отверстие от пули в самой середине лба своего брата.
   – Какая будет оплата?
   – Такая же, как и раньше, – сказал Голт.
   – Если придется иметь дело с гориллой, то двойная.
   – Черт, ты бы должен был сделать это даром, – сказал Голт.
   «Жадность – отвратительный порок», – подумал он.
   – Христа ради, – сказал он. – Это те ребята, которые убили Лимуса. Один или оба, это тебе решать. Но Декер меня беспокоит больше. Он может прищучить нас, если дело дойдет до суда. Дело пахнет тюрьмой.
   Томасу Керлу не улыбалась перспектива попасть в тюрьму хоть на день. Кроме того, было что-то очень привлекательное, даже романтическое в том, чтобы отомстить за смерть брата.
   – Откуда начинать? – спросил он.
   – К сожалению, придется начинать сначала, – ответил Голт. – Декер уже в бегах. Штука в том, чтобы найти, где он, потому что, он, конечно, будет стараться не попасться нам на пути.
   – Если только я не заполучу что-то, что ему очень дорого, – сказал Томас Керл.

21

   Кетрин сказала:
   – Ничего не получится, особенно, учитывая, что он в ванной комнате.
   Она вылезла из кровати и начала одеваться.
   Позади, из-за двери ванной пробурчал раздраженный голос:
   – Не обращайте на меня внимания.
   Декер печально наблюдал, как Кетрин застегивала блузку. Вот чего я добился, думал он, именно того, чего заслуживаю. Он сказал ей:
   – Ты права, с ним не соскучишься.
   – Не знаю, о чем я думала, – сказала Кетрин, надевая розовую нижнюю юбку. – Джеймс и так в ярости, а теперь я еще на час опаздываю.
   – Прости, – сказал Декер.
   – А ну-ка помоги мне застегнуть молнию.
   – Симпатичная юбочка, – сказал Декер. – Это ведь шелк?
   Декер взглянул на ярлык:
   – Господи, Кетрин, «Гуччи»!
   Она нахмурилась.
   – Прекрати это, Р. Дж. Я знаю, на что ты намекаешь. Как всегда.
   Декер выкатился из постели и стал шарить по полу, ища свои джинсы. Стемнело, было самое время двигаться. Из ванной доносились придушенные скребущие звуки. Декер не мог представить, чем там занимается Скинк.
   Кетрин причесалась, подкрасила губы бледно-розовой помадой.
   – Ты выглядишь положительно красивой, – сказал Декер.
   – Чиста, как только что выпавший снег.
   – Не жди изъявлений благодарности.
   Она отвернулась от зеркала и взяла его руки в свои.
   – Я бы все отдала, чтобы забыть тебя, подонок.
   Декер сказал:
   – Попробуй гипноз. Или галлюциноген.
   Кетрин обняла его.
   – Прекрати юродствовать, приятель, сейчас более уместно, испугаться. Это самая большая неприятность в твоей жизни!
   – Думаю, ты права, – сказал Декер.
   Кетрин поцеловала его в шею.
   – Будь осторожен, Рейдж, позаботься о себе. И о нем тоже.
   – С нами все будет в порядке.
   Он передал Кетрин ее сумочку от Луиса Виттона и свитер из стопроцентного кашемира.
   Прежде, чем выйти, она сказала:
   – Я хочу, чтобы ты знал: если бы это произошло между нами, то было бы не из жалости. Это было бы по-настоящему!
   Декер ответил:
   – Да, у меня возникло такое впечатление.
   Он даже не представлял, что так любит ее.
   Скинк каким-то образом ухитрился вклиниться между раковиной в ванной комнате и унитазом, втиснув свой торс в заплесневевшее от влаги пространство на кафельном полу. Сначала Декер не мог даже точно определить, где его голова: звук тяжелого дыхания, казалось, был слышен откуда-то из-под бачка туалета. Декер встал на колени и увидел покрытое каким-то налетом лицо Скинка, выглядывающее из-за труб.
   – Зачем ты включил свет? – спросил он.
   – Не хотел наступать на твои жизненно важные органы.
   – Могло бы случиться и худшее.
   Он был бы находкой для Фрейда, подумал Декер.
   – Послушай, капитан, нам надо выбираться.
   – Я и здесь в безопасности, – заметил Скинк.
   – Не совсем, – ответил Декер. – Ты скрываешься под унитазом в номере ценой сто долларов в сутки, в отеле на берегу моря. У того, кто здесь поселится, будут основания для жалобы.
   – Ты думаешь?
   Декер терпеливо кивнул.
   – Вернуться назад в Харни много безопаснее, – сказал он. – Если мы выедем сейчас, то к полуночи туда доберемся.
   – Ты и вправду так считаешь?
   – Да.
   – Если это ловушка, я убью тебя, Майами. Я вырежу твой чертов мочевой пузырь и обмотаю им твои волосы.
   – Никакой ловушки, – сказал Декер. – Пошли.
   Чтобы извлечь Скинка из-под труб, понадобилось сорок пять минут. В процессе извлечения раковина отвалилась от своей опоры. Декер оставил ее лежать на кровати.
   В коридоре отеля он договорился о прокате «Форда». Он вывел его из подземного гаража и подвел к служебному входу в отель, где возле мусорных ящиков его поджидал Скинк. Когда Скинк сел в машину, Декер заметил, что у него из-под мышки торчит что-то белое.
   – Что это у тебя? – спросил он.
   – Чайка, – Скинк держал обмякшее тело птицы за изогнутые оранжевые ноги. – Не более десяти минут, как погибла. Я вытащил ее из радиатора грузовика, который привозит дары моря.
   – Мы везучие, – сказал Декер жалобно.
   – Ты голоден? Мы можем остановиться и развести костер, когда выберемся из этой толкучки.
   – Давай подождем, согласен?
   – Конечно, – ответил Скинк. – Пару часов продержусь.
   Декер направился к западу от побережья по Семнадцатой Стрит, Старому шоссе, мимо порта Эверглейдс и аквариума «Мир океана». Был типичный для января затор машин, идиоты ехали бампер к бамперу и так было во всем обозримом пространстве. На каждой второй машине были нью-йоркские номера.
   Скинк уложил мертвую птицу в отделение для перчаток и накрыл тушку экземпляром договора о прокате машины.
   Казалось, что настроение его улучшилось. Он надел солнцезащитные очки, цветастую купальную шапочку и повернулся, чтобы достать свой оранжевый дождевик с заднего сиденья. И тут через заднее стекло он заметил темно-синий «Крайслер», следовавший за ними на расстоянии двух корпусов машины. Он заметил пластиковый предмет на приборной доске. Лицо шофера было в тени от подцвеченного ветрового стекла, но на уровне рта подпрыгивала красная точка.
   – Твой дружок Гарсия курит?
   Декер взглянул в заднее стекло:
   – О, черт, – сказал он.
   Скинк облачился в свой дождевик, поправил очки и спросил:
   – Ну, Майами, что будет?
   Теперь на приборной доске «Крайслера» мигал синий свет.
   Декер безнадежно оглядел транспорт на дороге: она была до отказа забита машинами до следующего знака и еще дальше, за ним. Деваться было некуда. Эл Гарсия уже касался его бампера и сигналил огнями. Декер подумал, что им лучше встретиться один на один, а не в присутствии полицейских форта Лодердейл. Он решил остановиться до того, как появится конвой.
   Они въехали на площадку для парковки перед магазином спиртных напитков. Гарсия без труда заблокировал выезд его маленькому «Эскорту» своим большим «Крайслером», припарковал машину, и его синий огонек все еще продолжал мигать. «Дурной знак», подумал Декер. Он повернулся к Скинку:
   – Не демонстрируй свой пистолет.
   – Расслабься, – сказал Скинк. – Мистер Браунинг спит вместе с рыбами на дне.
   Эл Гарсия подошел к машине. У него была ленивая и даже небрежная походка. Он наклонился к окошку водителя и сказал:
   – Р. Дж., ты король шутников.
   – Жаль, что на днях я так подшутил над тобой, – сказал Декер.
   – За тобой охотятся все, кроме Национальной Гвардии.
   – Теперь, Эл, раз уж ты об этом упомянул, ты понимаешь, что ты вне своей юрисдикции? Я так считаю, что это округ Броуард.
   – Если ты беглый преступник, задница ты эдакая, я могу гоняться за тобой где хочу. Таков закон. – Он выплюнул сигарету и втоптал ее в асфальт ботинком.
   Декер спросил:
   – Так ты выследил Кетрин и последовал за ней из Майами?
   – Она ловко водит машину, эта малышка, и сделала все, что могла, чтобы улизнуть.
   – Я никого не убивал, Эл, – сказал Декер.
   – Пошли, Р. Дж., давай-ка проедемся...
   Гарсия был так любезен, что даже не стал вынимать пистолета из кобуры. Это произвело впечатление на Декера. Иначе и быть не могло. Вот если бы только Скинк не выкинул какой-нибудь штучки.
   Скинк вытащил свою мертвую чайку из отделения для перчаток, а Декер запер машину. Гарсия ждал в своем «Крайслере».
   – Кто хочет вести? – просил он приветливо.
   – Я думал, ты хочешь посадить обоих беспощадных убийц назад, за решетку, – сказал Декер.
   – Нет, – ответил Гарсия, выключая синюю мигалку. Он влился в поток машин, свернул на Семнадцатую Улицу на Федеральном Шоссе, потом повернул на запад на дорогу 84, непроезжую для грузовиков. Декер удивился, увидев, что он не свернул на юг на переезде на дорогу 95.
   – Куда мы едем?
   – Так ведь быстрее можно добраться до заставы, разве нет?
   – Не думаю, – ответил Декер.
   – Он имеет в виду север, а не юг, – подал голос Скинк с заднего сиденья. – Мы едем в Харни.
   – Верно, – сказал Эл Гарсия. – По дороге вы, ребята, расскажете мне все об охоте на окуней.
   Новости с Озер Ланкеров были неважные.
   – Они передохли, – отрапортовал Чарли Уибу гидролог, какой-то идиот, только что выпущенный из Университета Флориды.
   – Передохли? – спросил преподобный Уиб. – О чем, вы, черт бы вас побрал, толкуете?
   Речь шла об окунях – две тысячи годовалых большеротых особей были импортированы за неимоверную сумму из частного окуневого питомника в Алабаме.
   – Они подохли, – сказал гидролог. – Что я могу сказать? Вода очень плохая, преподобный Уиб. Дубильную кислоту они переносят, но постоянные уровни фосфатов смертельны для них. Там нет свежего притока кислорода, нет натурального притока вод. Те, кто копал эти каналы...
   – Озера, черт побери!
   – Они выбрали слишком много грунта. Рыба там не может протянуть больше двух дней.
   – Всемогущий господь. Так о чем мы говорим – вонючий дохлый окунь плавает там всюду? Так, что ли?
   Гидролог ответил:
   – Я взял на себя смелость нанять несколько местных лодок, чтобы собрать мертвых рыб. Пока погода стоит прохладная, беда не велика, но если сюда пробьется теплый фронт, вонь от них распространится до Ки Уэста.
   Уиб с треском положил трубку и застонал. Лежавшая рядом с ним женщина спросила:
   – В чем дело, Отец?
   – Я не священник, – рявкнул Уиб. У него не было сил читать лекции по теологии. Все равно такая лекция была бы потерей времени. Девушка работала во Дворце Танца Живота в Гретна «У Луи». Она говорила, что вся ее семья смотрит его по телевизору каждое воскресное утро.
   – Никогда раньше мне не доводилось бывать с телезвездой, – сказала она, зарываясь в его грудь. – Ты большой человек. Это тоже важно.
   Чарли Уиб слушал ее только вполуха. Ему недоставало Эллен О'Лири. Никто, кроме нее, не выглядел так шикарно в резиновых сапогах до бедер (таких, в которых ловят форель) и с обнаженной грудью. Никто не умел утешать его так, как это делала Эллен, но теперь она исчезла. Пропала, после того, как был убит Дики Локхарт. Еще одно разочарование в неделю горьких разочарований – для преподобного Чарльза Уиба было уже чересчур.
   – Сколько я тебе должен? – спросил он танцовщицу.
   – Ничего, Отец. – Ее голос звучал смущенно. – Я принесла свои собственные деньги.
   – Зачем? – Уиб посмотрел на нее, он не мог видеть ее лица, только темя и нагую покатую спину.
   – Я хочу попросить об одолжении, – сказала танцовщица. Это был шепот, уходивший в растительность у него на груди. – И я хочу заплатить за это.
   – О чем, Христа ради, ты говоришь?
   – Я хочу, чтобы ты исцелил моего папу, – она застенчиво взглянула снизу вверх. – У него подагра, у моего папы.
   – Нет, дитя...
   – Бывают дни, когда он не может подняться с постели.
   Уиб беспокойно заерзал, поглядел на ручные часы.
   – Я дам тебе двести долларов, – объявила девушка.
   – Ты серьезно?
   – Всего одна маленькая коротенькая молитва, пожалуйста.
   – Двести долларов?
   – И полное обслуживание, если пожелаешь, Отец.
   Чарли Уиб воззрился на нее, размышляя о воздействии телевидения на зрителей.
   – Пошли, дитя, – сказал он. – Помолимся.
   Позже, оставшись один, Преподобный Чарльз Уиб думал об этой девушке и обо всем, чего она хотела. Может быть, это и было находкой, решением проблемы. Это срабатывало раньше, может быть, сработает снова.
   Чарли Уиб пил скотч и пытался заснуть, но не мог. В последние ночи он не мог спать от леденящей мысли о том, что Озера Ланкеров, город его мечты, терпели тяжкое бедствие. Первый удар был нанесен Федеральной Страховой Корпорацией, аудиторы которой посетили Первый Стандартный Евробанк в Огайо и выяснили, что вся компания близка к тому, чтобы оказаться неплатежеспособной. Проблема заключалась в том, что Первый Стандартный Евробанк давал огромные займы с такой же легкостью, как настольные календари. Спортивная Христианская Телесеть, занимавшаяся бизнесом под именем Озера Ланкеров Лтд, была объектом необузданной щедрости (двадцать четыре миллиона долларов на планирование и строительство). На бумаге все обстояло благополучно в отношении условий займа или сроков выплаты (одиннадцать процентов со сроком в десять лет), но в действительности обратно поступало очень немного денег. Точнее сказать, около шести тысяч долларов. В отделе сбора выплат Первого Стандартного Евробанка царила разнузданная неразбериха – такой терпеливой и дружелюбной когорты солдат – христиан Чарли Уиб никогда не встречал прежде. Он постоянно просрочивал погашение ссуды раз в два месяца, они же говорили: не беспокойтесь. И Чарли Уиб не беспокоился, потому что, слава Богу, это был дерьмовый банк, каких больше не бывает. А потом нагрянула Федеральная Страховая Корпорация и выяснила, что Первый Стандартный Евробанк был столь же терпелив и любезен со всеми своими коммерческими клиентами, причем до такой степени, что практически ни от кого, кроме фермеров, не требовал погашения ссуды вовремя. Внезапно президент банка и три его помощника снялись с места и оказались на Барбадосе, предоставив дяде Сэму разгребать Авгиевы конюшни. Очень скоро просочились скверные новости: Первый Стандартный Евробанк начал взывать к своим должникам. По всей стране должники банка, взявшие ссуды на длительные сроки и вложившие деньги в разработку земельных угодий, были призваны к ответу. Чарли Уиб в течение пяти дней ухитрялся скрывать свое нервное состояние от «Уолл Стрит Джорнэл».
   Больше всего Уиба огорчало то обстоятельство, что он ведь собирался вернуть ссуду, но постепенно, по мере продажи участков на Озерах Ланкеров. К сожалению, продажа шла крайне медленно. Чарли Уиб не мог этого предусмотреть. Он уволил своих специалистов по маркетингу, по рекламе, сотрудников, занимавшихся продажей участков, – но это не улучшило дела. Это его выводило из себя. Модели домов на берегу «озер» были просто прелесть. В домах было по три спальни, утопленные в полу ванны, в них были сауны, высокие, как в соборе потолки, обогрев с помощью солнечных батарей и кухни, оборудованные микроволновыми печами. Одним словом, жилище в христианском городе было представлено в наилучшем виде! Чарли Уиб был фанатически привержен термину «городской дом», и это был эвфемизм, заменявший выражение двухэтажное жилище, сдаваемое на определенных условиях «кондо». Проблема с употреблением слова «кондо», как знал каждый идиот во Флориде, заключалась в том, что нельзя было назначать цену в сто пятьдесят тысяч долларов за дом на таких условиях, если он находился на расстоянии четырнадцати миль от океана. Именно поэтому агенты, занимавшиеся продажей участков на Озерах Ланкеров, немедленно увольнялись, если произносили это слово. Это слово приобрело отвратительную репутацию. Чарли Уиб разглагольствовал – в этом случае речь не шла о толпе глупых старых отвратительных идиотов, речь шла о здоровой семейной общине. С чертовыми велосипедными дорожками.
   И все-таки эти тупые дерьмовники не могли их продать. За первые четыре месяца было продано всего сто шестьдесят участков. Сто шестьдесят! Уиб был вне себя. Фаза первая его проекта включала в себя продажу восьми тысяч участков. Без первой фазы и думать нечего было о второй фазе. Без фазы второй никак нельзя было браться за проектирование и строительство на двадцати девяти тысячах участков.
   Пока вы занимались этим, наскребали деньги, пользуясь ссудами, было обеспечено право на разработку, и выдавалось даже зональное разрешение. Но чем дольше откладывалась реализация проекта, все больше становилась опасность, что комиссары округа, которые столь любезно принимали взятки от Чарли Уиба, могли умереть или потерять свои места, и в этом случае пришлось бы начинать все сначала, и платить по новой. Один неподкупный «рыцарь» мог завалить все дело.
   У Преподобного Чарльза Уиба были и еще более серьезные проблемы. Он был так уверен в успехе проекта с Озерами Ланкеров, что нарушил железное правило и вложил в проект три миллиона своих собственных денег, надежно спрятанных на Багамах. Лежа в постели, и мысленно жонглируя чудовищными цифрами, Уиб осознал, что Спортивная Христианская Телесеть не была достаточно крепкой, чтобы выжить, если провалится проект с Озерами Ланкеров.
   Поэтому он должен был что-то предпринять, чтобы собрать денег, и как можно больше. К тому же как можно скорее. И это было причиной срочного проведения «Басс Бластерс Классик», мемориального турнира, посвященного Дики Локхарту. Озерам Ланкеров требовалась реклама, она была им остро необходима, и то, что этот турнир будет освещаться по телевидению, должно было оживить продажу участков – при условии, если они покрасят некоторые здания и вовремя посадят несколько пальм.
   Перевозка на новое место жительства двух тысяч молодых окуней, по мнению Уиба, была чертовски мудрым поступком. Для убедительности он собирался приправить озера дюжиной больших флоридских хогов за несколько дней до начала турнира. И, конечно, он рассчитывал на то, что Эдди Сперлинг победит в этом турнире, и у него окажется самая жирная связка чудовищно огромных окуней, каких только можно было представить. Чарли Уиб еще должен был обсудить этот вопрос с самим Эдди, и был уверен, что Эдди проявит понимание. Следовало уточнить некоторые детали. Ничто не должно было быть предоставлено воле случая – ничто, учитывая, что это будет живой эфир.
   Чарли Уиб считал, что все пройдет успешно, до тех пор, пока не узнал о гибели рыбы. Ему и в голову не приходило, что весь окунь передохнет, но его не интересовала научная сторона проблемы, какими бы аргументированными ни были объяснения. Он знал только одно: турнир нельзя отменить ни при каких обстоятельствах. Если бы понадобилось, он бы купил еще один грузовик окуней и уж как-нибудь переправил их тайком на озеро в день турнира. Может быть, этот идиот-гидролог мог сотворить пару чудес и таким образом обеспечить ему несколько часов для успеха операции. Чарли Уиб был уверен, что это возможно.
   Большой турнир был весьма обещающим в качестве приманки, чтобы в будущем торговля участками пошла энергичнее. Но финансовый кризис требовал немедленных действий.
   И в этом смысле специалистка по танцу живота из заведения Луи сыграла роль озарения. Он сел в постели и дотянулся до телефона.
   – Пожалуйста, дьякона Джонсона.
   Послышался сонный голос.
   Уиб сказал:
   – Иззи, проснись, это я.
   – Парень, три часа ночи.
   – Дело срочное. Ты слушаешь?
   – Да, – сказал дьякон Джонсон.
   – Иззи, в воскресном шоу я собираюсь совершить исцеление.
   Джонсон кашлянул, будто в горле у него что-то застряло.
   – Ты уверен? – спросил он.
   – Безусловно. Если, конечно, у тебя нет в запасе какой-нибудь другой блестящей мысли, которая поможет разрешить нам проблему наличности.
   Дьякон Джонсон ответил:
   – Исцеления, Чарльз, палка о двух концах.
   – Черт, ты еще мне говоришь! Именно потому-то я и перестал этим заниматься. Но времена наступили отчаянные, Иззи. Я думаю, что завтра нам надо отщелкать парочку пятнадцатисекундных объявлений, и начать рекламировать будущее исцеление как можно активнее. Вздуть рейтинг к концу недели. Уверен, это даст нам миллион-другой.
   – Миллион-другой? – сказал дьякон Джонсон. – За овцу?
   – К черту овцу. Я говорю об исцелении человека.
   Дьякон Джонсон ответил не сразу. Преподобный Уиб сказал:
   – Ну?
   – Мы ведь раньше никогда этого не проделывали с человеком, Чарльз.
   – Раньше, Иззи, мы никогда не теряли двадцати четырех миллионов. Послушай, я хочу, чтобы ты все организовал так, как это было с животными. Найди мне подходящий экземпляр.
   Дьякон Джонсон не испытывал энтузиазма, но был слишком умен, чтобы перечить.
   – Если сможешь, достань мне ребенка, – говорил Чарли Уиб, – или подростка. Никаких старикашек или домохозяек.
   – Попытаюсь, – сказал Джонсон. – Осуществить этот подвиг будет чудовищно трудно.
   – Если возможно, то со светлыми волосами, – продолжал Уиб.
   Из каждой душераздирающей детали можно сделать деньги – он знал это по опыту с трагической историей Джун-Ли и Мелиссы, своих мифических сестер, проданных в рабство китайцам.
   – Никакой деревенщины, – инструктировал Уиб Джонсона.
   – Ты достанешь мне маленького светловолосого ребенка, Иззи, я его исцелю и, клянусь, мы сделаем на этом миллион-другой.