Хайнлайн Роберт Энсон. Дорога доблести

   Я всегда с радостью любовался Стар, но сейчас я смотрел на нее по-новому, отыскивая признаки наступающей осени - в уголках глаз, на руках, в малейших изменениях кожи, но... Черт! Никаких признаков, а я-то знал, что у нее есть внук!
   - Стар, когда я увидел тебя впервые, я решил, что тебе восемнадцать, потом посмотрел поближе и немного поднял планку. Теперь, разглядывая в упор, не давая никаких скидок - не более двадцати пяти. И это еще потому, что выражение лица у тебя сейчас серьезное. А когда смеешься - ну просто тинэйджер. Если же ты дурачишься, или испугана, или восхищаешься котенком или щенком, то тебе трудно дать больше двенадцати. Это если от подбородка и выше. А если от подбородка и ниже - никогда не больше восемнадцати.
   - Весьма пышные восемнадцать! - добавила она. - Двадцать пять земных лет, что ж, это именно та цель, которую я ставила перед собой. Это время, когда женщина перестает расти и начинает входить в зрелость. Оскар, твой видимый возраст в условиях Долголетия - дело собственного выбора. Возьми, например, моего дядюшку Джорджа, того самого, что иногда зовет себя графом Калиостро. Он выбрал тридцать пять лет, поскольку считает, что все, кто моложе - мальчишки. Руфо предпочитает выглядеть старше. Он говорит, что это придает ему респектабельность, удерживает его от участия в пьянках и драках молодежи и все же позволяет ему вызвать шок у какого-нибудь молодого человека, если драка состоится.
   - Или же шок у молодой женщины, - предположил я.
   - Когда имеешь дело с Руфо, все возможно. Любимый, я еще не закончила. Часть задачи - научить собственное тело самолечению. Вспомни свои уроки языка на Центре - ни один из них не проходил без присутствия гипнотерапевта, который ждал, чтобы дать урок твоему телу, используя твое подсознание после урока языка. Частично видимый возраст есть результат косметической терапии - Руфо вовсе не обязан быть лысым, - но главное мозговой контроль. Когда ты решишь, какой возраст ты хочешь принять, тебе начнут делать импринтинг.
   - Подумаю. Не хочу выглядеть намного старше тебя.
   Стар была в восторге:
   - Спасибо, дорогой. Видишь, какая я эгоистка?
   - Не понимаю, в чем?
   Она положила руку на мою.
   - Не хочу, чтобы ты старился и умирал, а я бы оставалась юной.
   Я похлопал глазами:
   - Боже, леди, это действительно эгоистично, не правда ли? Но ведь ты могла бы законсервировать меня и поставить в своей спальне. Как твоя тетушка.
   Она состроила гримасу:
   - Противный. Она их вовсе не консервировала.
   - Стар, а я еще ни разу не видел этих почитаемых мертвецов у кого-нибудь в доме.
   - Так то же на планете, где я родилась! В этой Вселенной, только звезда другая. Очень славное место. Разве я тебе не говорила? - удивилась она.
   - Стар, милая, ты вообще ничего не говоришь.
   - Извини, Оскар! Я вовсе не собиралась преподносить тебе сюрпризы. Спрашивай. Сейчас же. И все, что хочешь.
   Я обдумал это предложение. Меня удивляло одно обстоятельство - вернее, его отсутствие. Впрочем, возможно, у женщин ее расы другой ритм? Но меня останавливал тот факт, что я женился на бабушке, и еще вопрос - каких лет?
   - Стар, ты беременна?
   - Конечно нет, милый! О! Ты хочешь, чтобы я забеременела? Хочешь, чтобы у нас были дети?
   Я запинался, пытаясь объяснить, что не был уверен в такой возможности и не знал, как она на это смотрит. Она, казалось, была в затруднении:
   - Наверняка я опять тебя огорчу. И все-таки лучше сказать правду. Оскар, я так же, как и ты, родилась не в роскоши. Хорошее детство, мои родители были владельцами ранчо. Я вышла замуж совсем молодой, он был просто учителем математики в школе, а в качестве хобби занимался вероятностной и метафизической геометрией. Ну, иначе - магией. У нас было трое ребят. И мы с мужем жили очень дружно до тех пор, пока... пока меня не выдвинули. Не выбрали, а только наметили кандидатом для экзаменов и возможной тренировки в будущем. Муж знал, что генетически я кандидат, знал, еще когда женился на мне, но таких миллионы. Это казалось неважным.
   Он хотел, чтобы я отказалась. Я почти подчинилась. Но когда я все же приняла предложение, он... ну, он выбросил мои туфли. Там мы делаем это официально. Опубликовал заявление, что больше я ему не жена.
   - Вон оно как! Хочешь, я найду его и сверну ему шею?
   - Милый! Милый! Это было так давно и так далеко отсюда. Он давно уже умер. И значения это не имеет никакого.
   - Ну, если он помер... А твои ребятишки - один из них был отцом Руфо... или его матерью?
   - О нет, это случилось позже.
   - Как так?
   Стар перевела дух:
   - Оскар, у меня было около пятидесяти детей.
   Меня это добило. Слишком много ударов, что, надо думать, было заметно по моей физиономии. На лице Стар выразилось неподдельное сочувствие.
   Она торопливо разъяснила: когда ее выбрали наследницей, в ее организме были произведены изменения - хирургические, биохимические и эндокринные. Нет, нет, ничего существеннее стерилизации, только преследовавшей совсем иные цели и осуществленной гораздо более тонкими методами, нежели те, которые существуют у нас на Земле. В результате образовалось около двух с половиной сотен зародышей будущих Стар - живые яйцеклетки и латентные, которые должны были храниться при температуре близкой к абсолютному нулю.
   Около пятидесяти были оплодотворены с помощью Императоров уже давно умерших, но чья живая сперма также находилась на хранении - генетическая рулетка с расчетом получить одного или двух будущих императоров. Стар их не рожала - время наследницы было слишком драгоценно. Большую часть своих детей она даже не видела. Исключением был отец Руфо. Она не говорила, но думаю, что Стар захотелось иметь около себя ребенка, с которым можно было играть, которого можно было любить, что и продолжалось, пока не наступили первые напряженные годы ее правления, а потом и поисков Яйца, не оставившие ей времени на подобные забавы.
   Произведенные в организме Стар изменения, преследовали две цели: во-первых, получить несколько сот "элитных" детей от одной матери и, во-вторых, освободить ее от любых материнских обязанностей. Путем специально разработанного эндокринного контроля Стар освободили от унаследованного от праматери Евы физиологического ритма, хотя во всех других отношениях она продолжала оставаться совершенно молодой женщиной только не нуждавшейся ни в гормональных вливаниях, ни в "пилюлях". Все эти изменения носили позитивный характер. Разумеется, они были осуществлены не для ее удовольствия, а чтобы ее суждения в качестве Верховного Судьи не испытывали воздействия со стороны желез внутренней секреции.
   - Это очень разумно, - сказала Стар серьезно. Я до сих пор вспоминаю дни, когда я была готова уничтожить своего ближайшего друга или тут же закатить истерику. Как же можно сохранить способность мыслить трезво в обстановке подобных эмоциональных бурь?
   - А... а все это как-нибудь еще отразилось на твоем организме? Я имею в виду твои желания...
   Стар весело усмехнулась.
   - А как с твоей точки зрения? - И добавила серьезно: - Единственное, что действует на мое либидо, точнее, что изменяет его к худшему, это те, не знаю, как правильно выразиться по-английски, те надоеды, чьи характеры наложены на мой. Иногда они воздействуют в одну сторону, иногда - в другую. Ты же помнишь ту женщину, имя которой мы даже не будем произносить вслух, что так жестоко повлияла на меня, и я не смела даже подойти к тебе, пока не изгнала из себя ее черную душу. Недавний импринтинг действует сильнее, так что я никогда не приступаю к рассмотрению важных дел, если во мне еще не улеглись ощущения, вызванные предыдущим сеансом. Как же мне хочется, чтобы все это уже было позади!
   - Еще бы! Мне тоже.
   - Ну, мне все же сильнее. Но если отбросить в сторону проблемы, связанные с импринтингом, то я как женщина мало меняюсь. Я всегда все та же - не очень приличная девица, закусывающая перед завтраком молодыми людьми и соблазняющая их прыгать через шпаги.
   - И много их было, этих шпаг? Стар бросила на меня острый взгляд.
   - С тех пор, как мой первый муж выгнал меня из дому, я ни разу не была замужем, пока не вышла за вас, мистер Гордон. Но если вы имели в виду не совсем то, о чем спросили, то не думаю, что у вас есть право упрекать меня за вещи, случившиеся еще до вашего рождения. Если же вам нужны определенные сведения, начиная с этого события, я готова удовлетворить ваше любопытство. Ваше нездоровое любопытство, смею сказать.
   - Хочешь похвастаться? Девочка, я не собираюсь баловать тебя.
   - Не желаю я хвастаться! Да и хвастать, собственно, нечем. Кризис из-за Яйца почти не оставлял мне времени на то, чтобы быть женщиной, будь он неладен. И так было до тех пор, пока не появился Петух Оскар. За что и приношу ему благодарность.
   - А заодно не забудь и о вежливости.
   - Слушаюсь, сэр. Милый петушок! Но давай вернемся к нашим баранам, милый. Если ты хочешь иметь детей, то я согласна, любимый. В фонде есть около двухсот тридцати яйцеклеток и ими распоряжаюсь только я. Не потомки. Не милые славные народы, бог да благословит их маленькие жадные сердца. Не эти разыгрывающие господа бога манипуляторы - генетики. Только я! Другой собственности у меня, по правде говоря, и нет. Все, что нас окружает - это ex officio<По положению.>. А яйцеклетки - мои. И если они тебе нужны, то они и твои тоже, мой единственный.
   Мне следовало сказать "да" и поцеловать ее. А я сказал "гмм, не будем торопиться". Ее лицо омрачилось.
   - Как будет угодно милорду Герою-мужу.
   - Послушай, оставь в покое невианские обычаи и официальность - тоже. Я же понимал под этим только то, что ко всему новому надо привыкнуть. К этим шприцам и прочим штукам. К вмешательству, как я полагаю, всякого технического персонала. И, к тому же, у тебя, думаю, нет времени на то, чтобы самой вынашивать ребенка.
   Я пытался объяснить ей, что с тех самых пор, как мне разъяснили насчет того, что не аисты приносят ребятишек, я был полностью удовлетворен старым добрым способом и искусственное осеменение представляется мне дурацкой шуткой, даже в том случае, если оно проделывается с коровой, а предлагаемая мне работа чем-то сходна с работой субподрядчиков и заставляет меня вспомнить о прорезях для опускания монет в автоматах и писем - в почтовых ящиках. Мне бы еще немного времени и я, пожалуй, приспособлюсь к этому. Так же, как Стар приспособилась к проклятому импринтингу.
   Она схватила меня за руку.
   - Милый, но тебе же не надо!
   - Не надо чего?
   - Чтобы техники возились с тобой. И время, чтобы выносить твоего ребенка, я найду. Если, конечно, ты не станешь возражать, чтобы мое тело стало большим и уродливым. А это с ним произойдет неизбежно - я же помню, но я с радостью пойду на это. У нас все будет так, как бывает у простых людей, во всяком случае во всем, что касается тебя. Никаких шприцев, никаких техников. Ничего такого, что могло бы ранить твою гордость. О, я все, все продумаю. А я... я привыкла, чтобы со мной поступали как с коровой-медалисткой. Это же почти так же просто, как вымыть голову шампунем.
   - Стар, неужели ты готова пройти через девять месяцев болезненного состояния, даже через угрозу смерти, ради того, чтобы избавить меня от нескольких минут раздражения?
   - Я не умру. Вспомни - у меня было трое детей. Нормальные роды, никаких неприятностей.
   - Но, как ты сказала сама, это было "много лет назад".
   - Неважно!
   - Гмм... но как много? ("Сколько же тебе лет, моя любимая?" - вопрос, который я не мог заставить себя задать.)
   - Разве это так важно, Оскар? - У нее был расстроенный вид.
   - Гмм... Полагаю, нет. Ты же знаешь о медицине гораздо больше меня.
   - Ты спрашиваешь сколько мне лет, не правда ли? - произнесла медленно Стар. Я не ответил. Она помолчала, потом, не дождавшись ответа, продолжила: - Старая поговорка твоего мира гласит - "Женщине столько лет, на сколько она себя чувствует". А я чувствую себя юной, и, значит, я действительно юна, у меня не растрачен интерес к жизни, я могу носить в своем чреве ребенка или даже многих детей. Но я знаю... О, я знаю! Знаю, что твои тревоги связаны не с тем, что я слишком богата или занимаю положение, иногда ставящее мужа в затруднительное положение. Да, это все я отлично понимаю - мой первый муж из-за этого развелся со мной. Но он был моим ровесником. Самая же большая жестокость и несправедливость, которую я совершила, заключается в том, что я знала, что мой возраст - вопрос для тебя серьезный. Знала и промолчала.
   Вот почему был так взбешен Руфо. После того, как мы провели ту ночь в пещере в Лесу Драконов, он высказал мне это в словах, полных яда. Он сказал, что знал о моей способности кружить головы молодым людям, но он никогда не думал, будто я паду так низко, что завлеку одного из них в брачную ловушку и ни слова ему не скажу. Руфо никогда не был высокого мнения о своей бабке, он мне это прямо сказал, но на этот раз...
   - Замолчи, Стар!
   - Да, милорд.
   - Все это ровно ничего не значит, - сказал я так же уверенно, как чувствовал это в глубине души. - Руфо не знает моих чувств. Ты моложе завтрашнего рассвета и всегда будешь такой. И я больше не желаю слышать об этом.
   - Да, милорд.
   - И это ты тоже брось. Просто скажи "О'кей, Оскар".
   - Да, Оскар, О'кей.
   - Вот так-то лучше. Если, конечно, ты не нарываешься на новую порку. А я для этого слишком притомился. - Я сменил тему: - Теперь о том, о чем мы говорили. Нет никаких причин растягивать этот прелестный животик, раз существует другая возможность. Я деревенский вахлак, вот и все. Я не привык к городским обычаям. Когда ты сказала, что сделаешь все сама, ты имела в виду, что они тебя вернут в то состояние, в котором ты была до операции?
   - Нет, я просто стану приемной матерью в дополнение к тому, что являюсь матерью генетически. - Она улыбнулась, и я понял, что иду по правильному пути. - Это сэкономит приличную денежку из тех средств, которые ты не хочешь тратить. Эти здоровые крепкие женщины, что вынашивают чужих детей, берут очень дорого. Четыре ребенка - и уже можно больше не работать, а десяток - делает их богатыми людьми.
   - Ну, а как же им не брать дорого! Стар, я не возражаю против траты денег. Я согласен, раз ты уверена, что я заработал их больше чем транжирю своим трудом Героя. Впрочем, работа эта изрядная!
   - Да, ты их заработал.
   - Этот городской способ делать детей... Ты можешь выбирать? Мальчик, девочка?
   - Конечно. Мальчиковые сперматозоиды гораздо более шустрые, их легко отсортировать. Вот почему Их Мудрости одни мужчины. Я - кандидат незапланированный. У тебя будет сын, Оскар.
   - Можно и девочку. У меня к ним слабость.
   - Хочешь девочку, хочешь мальчика, хочешь обоих сразу... Только прикажи.
   - Стар, дай мне время проработать этот вопрос. Тут столько проблем, а я мыслю медленно, куда медленнее тебя.
   - Ну уж!
   - Ну, если ты не умнее меня, то нас когда-нибудь здорово околпачат. Мммм... Мужское семя так же легко хранить, как женские яйцеклетки?
   - Легче.
   - Ну вот и ответ, который нам нужен. Я ведь не так уж и боюсь всяких шприцев - провел достаточно времени в очередях на обследования в армии. Я отправлюсь в клинику, или как она там у вас называется, а затем мы не станем спешить. Когда мы решим (тут меня передернуло), мы отправляем открытку, там устроят соединение, и мы станет родителями. С этой минуты техники и те здоровенные бабы могут приниматься за дело.
   - Да, ми... Оскар, любимый!
   Так, еще лучше. Снова почти спокойное девичье лицо. Да, конечно, снова лицо шестнадцатилетней девчонки, завороженной своим первым бальным нарядом и мальчиками - этой вызывающей дрожь восхитительной опасностью.
   - Стар, ты говорила, что часто истинное значение имеет не вторая проблема, а какая-нибудь двадцать вторая?
   - Да.
   - Я знаю, что со мной плохо. Я расскажу тебе это и, может быть, Ее Мудрость найдет правильное решение.
   - Если ты сумеешь рассказать мне, любимый, то Ее Мудрость конечно сумеет разрешить этот вопрос, даже если для этого придется снести этот дворец и построить новый размером отсюда и до ближайшей Галактики. Или я брошу заниматься этим бизнесом - Мудростью.
   - Ну, вот это уже больше похоже на мою Счастливую Звезду. Ладно, это не потому, что я - жиголо. Я заработал по меньшей мере на кофе с пирожками. Пожиратель Душ почти что сжевал мою, он вызнал ее размер и форму... он узнал вещи, о которых даже я давно позабыл. Это было страшно, и плата должна быть высока. Но это и не твой возраст, любимая. Кому какое дело до того, сколько лет Елене Троянской! У тебя всегда будет нужный возраст. И разве можно не быть счастливым, когда находишься рядом с тобой? И я не ревную к твоему положению - мне оно не нужно, даже если его сахаром осыпят. И я не ревную тебя к тем мужчинам, что были в твоей жизни - к этим счастливым трупикам. И даже сейчас не буду ревновать, если только не наткнусь на одного из них, направляясь в туалет.
   - В моей жизни сейчас нет никаких других мужчин, милорд муж.
   - У меня нет причин сомневаться в этом. Но ведь всегда есть еще следующая неделя, и ты не можешь ничего знать об этом наперед, любимая. Ты учила меня, что брак - не есть форма смерти, а ты явно не мертва, ты самая игривая из всех девчонок.
   - Ну, знать тут, конечно, ничего нельзя, но ведь есть еще чувства...
   - Я бы на это ставку не делал. Я ведь читал доклад Кинси<Доклад доктора Кинси (США) о половом поведении американок.>.
   - Какой такой доклад?
   - Он разрушил теорию русалок. О замужних женщинах. Ладно, забудь. Вот гипотетический вопрос: если бы Джоко посетил Центр, тебя бы удержали эти чувства? Ведь нам пришлось бы оставить его ночевать.
   - Дораль никогда не покинет Невии.
   - Не могу его осуждать за это. Невия чудесное местечко. Но я сказал "если бы". Если бы он приехал - ты бы предложила ему кров, стол и постель?
   - Это, - сказала Стар твердо, - будешь решать ты.
   - Тогда скажем иначе: думаешь ли ты, что я смогу унизить Джоко, не отдав ему долг гостеприимства. Храброго галантного Джоко, который отпустил нас живыми, хотя имел право убить? Чей дар - стрелы и многое другое, включая медицинскую сумочку, позволили нам отвоевать Яйцо?
   - По невианским обычаям вопрос о кровле, столе и постели решает муж, милорд муж.
   - Мы не на Невии, здесь женщины сами располагают умом и своими правами. Ты увиливаешь от ответа, девочка.
   - А это твое "если" включает и Мьюри? - Она озорно улыбнулась. - Или Летву? Обе они его любимицы, Дораль без них не поехал бы путешествовать. А как насчет той малышки... как ее там... нимфетки?
   - Сдаюсь. Я просто пытался доказать, что прыжок через шпагу механически не превращает живую девушку. в монашку.
   - Мне это хорошо известно, мой Герой, - ровным голосом произнесла Стар. - Все, что я могу сказать по этому поводу, сводится вот к чему: эта девчонка никогда не доставит своему Герою даже минутного огорчения, а я обычно выполняю свои решения. Недаром же я ношу титул Ее Мудрости.
   - Хорошо. Я никогда и не предполагал, что ты принесешь мне горе таким способом. Я пытался только показать тебе, что задача эта не слишком затруднительна. Черт возьми, мы опять ушли в сторону. Вот в чем моя настоящая беда: я ни на что не годен. Я никому не нужен.
   - Как, родной?! Ты нужен мне.
   - Но не себе. Стар, жиголо я или нет, но я не могу быть комнатной собачкой. Даже твоей. Смотри, у тебя есть работа. Она поглощает тебя, и она важна. А я? Мне нечего делать, совсем нечего, я ни на что не способен, разве что на изготовление плохой бижутерии. Знаешь, кто я такой? Я герой по призванию. Так мне сказала ты. Ты меня завербовала. Теперь я в отставке. Знаешь ли ты во всех Двадцати Вселенных вещь более бесполезную, чем отставной герой?
   Она тут же выдала мне парочку примеров.
   - Ты опять увиливаешь. Они-то хоть нарушают монотонность мужской грудной клетки. Я говорю серьезно, Стар. Вот та проблема, которая не дает мне вписаться в нынешнюю жизнь. Любимая, я прошу тебя, напряги ради меня всю силу своего ума и ума всех этих твоих призрачных помощников. Отнесись к этой проблеме так, как ты относишься к великими имперским проблемам. Забудь, что я твой муж. Рассмотри мою ситуацию во всей ее широте, используя все, что ты знаешь обо мне, и скажи, что мне делать с этими руками, с этой головой, с этим временем, скажи, как мне применить себя. Себя - такого, каков я есть.
   Молчание длилось несколько бесконечных минут, лицо Стар дышало тем профессиональным спокойствием, которое отличало ее в тех случаях, когда я видел ее занятой работой.
   - Ты прав, - сказала она наконец. - На этой планете нет ничего достойного приложения твоих сил.
   - Тогда что же мне делать?
   - Ты должен уехать.
   - Как?
   - Ты думаешь, мне нравится этот ответ, мой муж? Ты думаешь, мне нравится большинство ответов, которые я даю? Но ты попросил подойти к твоей проблеме профессионально. Я повиновалась. И вот ответ. Ты должен покинуть эту планету и... меня.
   - Значит, мои туфли все же будут выкинуты?
   - Не надо горьких слов, милорд. Таков ответ. Я могу уклоняться от правды и по-женски хитрить в частной жизни. Я не могу отказаться думать, раз я согласилась на положение Ее Мудрости. Ты должен покинуть меня. Нет, нет, нет, твои туфли никто не собирается выкидывать. Ты уйдешь потому, что должен уйти, а не потому, что я этого хочу. - Ее лицо осталось спокойным, но по нему текли слезы. - Нельзя оседлать кошку... торопить улитку... научить летать змею. Или превращать героя в пуделя. Я знала это, но предпочитала смотреть сквозь пальцы. Ты должен делать то, что должен. Но твои туфли навек останутся под моей кроватью. Не я отсылаю тебя прочь. Она смахнула слезу. - Не могу лгать тебе. Лгать, хотя бы умолчанием. Не скажу, что там не появятся другие туфли... если ты уйдешь надолго. Я была одинока. Нет слов, чтобы передать, как одинока я на этой работе. Когда ты уйдешь... я буду более одинока, чем когда-либо. Но ты найдешь свои туфли тут, когда вернешься.
   - А когда я вернусь? Что говорит твое знание?
   - Нет, милорд, знание молчит. Только предчувствие... что, если ты будешь жив, ты вернешься... и, возможно, будешь возвращаться много раз. Но герои не умирают в свои постелях. Даже в таких, как эта. - Она снова смахнула слезы, которые продолжали течь, но голос ее окреп. - А теперь, милорд муж, если ты не возражаешь, мы притушим свет и попробуем отдохнуть.
   Так мы и сделали, и она положила голову на мое плечо и больше не плакала. Но мы не могли уснуть. После долгого молчания я спросил:
   - Стар, слышишь ли ты то же, что слышу я? Она подняла голову.
   - Я ничего не слышу.
   - Город. Ты не слышишь его? Машины. Люди. Даже мысли, которые улавливаешь всей своей плотью и не слышишь ушами.
   - Да, я знаю эти звуки.
   - Стар, тебе нравится тут?
   - Нет, но от меня и не требуется любить все это.
   - Слушай, черт побери, ты сказала, что я уеду. Едем вместе!
   - О, Оскар!
   - Разве ты им что-нибудь должна? Разве мало того, что мы вернули им Яйцо? Пусть ищут себе другую жертву. Выйдем со мной опять на Дорогу Доблести? Есть же где-нибудь работа по моей специальности?!
   - Работа для героев всегда найдется.
   - О'кей! Давай наладим совместное предприятие - ты и я. Быть героем совсем неплохая работа. Ордена дают нерегулярно, жалование - задерживают, но зато от скуки не помрешь. Давай дадим объявление: "Гордон и Гордон, Любые Героические Дела. Решают любые проблемы - большие и маленькие. Истребление драконов по договорам, полное удовлетворение гарантируется, в противном случае плата не взимается. На прочие виды работ, как-то Освобождения, Спасение Дев, поиски Золотого Руна круглые сутки, цены договорные".
   Я пытался развеселить ее, но Стар не поддавалась. Она ответила совершенно серьезно.
   - Оскар, если я уйду в отставку, я должна сначала подготовить преемника. Правда, никто мне приказывать не может, но подготовить замену мой долг.
   - И сколько времени это займет?
   - Недолго. Лет тридцать.
   - Тридцать лет?!
   - Думаю, что можно уложиться и в двадцать пять.
   - Стар, ты знаешь сколько мне лет? - вздохнул я.
   - Да, еще нет и двадцати пяти. Но ты же не состаришься!
   - Но сейчас мне двадцать пять. Это то время, которое мне дано. Еще двадцать пять лет жизни комнатной собачки, и я перестану быть героем и вообще перестану быть чем-либо. Я сойду со своего жалкого умишка.
   Она подумала.
   - Да, это правда. - Стар отвернулась и сделала вид, что спит.
   Позже я почувствовал, что плечи ее содрогаются, и понял, что она плачет.
   - Стар?
   Она не повернула головы. Был слышен лишь ее задыхающийся голос:
   - О, мой любимый, мой любимый! Если бы я была помоложе хоть на сотню лет!
   20
   Я все еще пропускал сквозь пальцы мои драгоценные и бесполезные камешки, потом тихонько отодвинул их... Если бы я был хоть на сотню лет старше!
   И все же Стар права. Она не может покинуть свой пост, не дождавшись смены. Смены достойной в ее понимании, а не в моем или чьем-либо еще. А я больше не могу оставаться в этой обитой шелками тюрьме, разве что разобью себе голову о ее решетки.
   И оба мы жаждем быть вместе.
   А самое страшное заключалось в том, что я знал - точно так же, как и она, - что каждый из нас забудет. Во всяком случае - многое. Настолько многое, что будут и другие туфли, и другие мужчины, и она снова будет смеяться.
   И то же самое произойдет и со мной, и Стар предвидит это, и серьезно, мягко, с точно выверенным учетом моих чувств, дает мне понять, что я не должен страдать от комплекса вины, если начну волочиться за какой-нибудь другой девчонкой в некой чужой стране, где-то там - далеко, далеко.
   Но тогда почему же я ощущаю себя таким подонком?
   Как я вляпался в эту ловушку, где нельзя повернуться без того, чтобы не оказаться перед выбором - ранить свою возлюбленную или начисто спятить с ума самому?