Я все еще сидел в кресле. Возле меня стоял стакан с выпивкой, до которого я не дотронулся за весь этот долгий монолог. Я взял стакан и встал: "За величайшую шлюховатую бабу всех Двадцати Вселенных!"
   Руфо перескочил через стол и схватил свой стакан.
   - Вот так и говори - громко да почаще! И даже ей - она такое любит. Да благословит ее Бог, если он существует, и да хранит он ее. Мы уже никогда не встретим равной ей, вот ведь какая жалость! А ведь такие требуются дюжинами!
   Мы опрокинули стаканы и разбили их об пол. Руфо достал новые, наполнил их, уселся в своем кресле поудобнее и сказал:
   - Ну, а теперь выпьем, как следует, и посидим. Рассказывал ли я тебе о времени моего...
   - Рассказывал. Руфо, я хочу больше знать об этом жульничестве.
   - О каком?
   - Понимаешь, я многое теперь вижу иначе. Взять хотя бы наш первый полет.
   Руфо всего передернуло.
   - А вот этого не надо!
   - Тогда я не задумывался. Но ведь, если Стар могла лететь, то, значит, мы могли прекраснейшим образом миновать Игли, Рогатых Призраков, болото и не тратить зря время у Джоко...
   - Разве зря?
   - Я имею в виду - для ее цели. А также не иметь дела с крысами, свиньями и даже с драконами. Просто полететь от первых Врат до вторых. Верно?
   Он покачал головой:
   - Неверно!
   - Не понимаю.
   - Если сделать допущение, что Стар могла осуществить столь дальний перелет, что, надеюсь, мне никогда не придется проверять, она, конечно, имела возможность доставить нас к нужным Вратам. Но что, в таком случае, было бы с тобой? С перенесенным сразу из Ниццы в Карт-Хокеш? Кинулся бы ты вперед и стал бы драться как росомаха, как было на самом деле? Или сказал бы: "Мисс, вы сделали ошибочку. Где тут выход из этого паноптикума?.." Нет, нет, я серьезно.
   - Не думаю, что я запросил бы пардону.
   - Да, но победил бы ты без этого? Оказался ли бы ты в том состоянии боевой готовности, которое требовалось для победы?
   - Понятно. Эти первые раунды были вроде тренировки в условиях, максимально приближенных к боевым. Было ли это первой частью обмана? Может быть, был применен еще и гипноз, чтобы получить нужный настрой? Она ведь в этом деле эксперт, видит Бог! Может быть, вообще не было никаких опасностей, пока мы не достигли Черной Башни?
   Руфо снова передернуло.
   - Нет, нет! Оскар, в любом из этих эпизодов мы могли быть убиты. Никогда еще за всю свою жизнь я не сражался так отчаянно и никогда еще так не боялся. И ни одного эпизода миновать было нельзя. Я не знаю всех ее резонов, я же не Ее Мудрость. Но она никогда не рискнула бы своей жизнью, если бы в этом не было необходимости. Она скорее пожертвует десятью миллионами храбрецов, сочтя это более подходящей ценой. Свою цену она знает хорошо. Но она дралась с нами, дралась изо всех сил... Да ты же сам видел! Значит, это было необходимо.
   - И все же мне не ясно...
   - И не будет. И мне - тоже. Если бы можно было, она послала бы тебя одного. В тот последний момент наивысшей опасности, если бы эта штуковина Пожиратель Душ, прозванный так потому, что погубил уже многих смельчаков, если бы он погубил и тебя, то Стар и я попытались бы пробиться назад, я был к этому уже готов. Я не вполне уверен в том, что скажу, но если бы нам удалось бежать - что навряд ли - Стар не пролила бы по тебе ни слезинки. Или совсем чуть-чуть. А потом она опять трудилась бы еще двадцать, тридцать или еще сто лет, чтобы найти, опутать и натренировать другого рыцаря и драться так же свирепо, но уже на его стороне. У нее много храбрости, у этой старушки. Она знала, сколь малы наши шансы. Ты - не знал. Но разве она струсила?
   - Нет.
   - А ключом ко всему был ты. Сначала тебя надо было вычислить, а потом огранить, чтоб годился в дело. Ты действовал сам, ты никогда не был марионеткой, иначе бы победы не одержал. И только она могла подтолкнуть такого человека, как ты, обольстить его, поставить его в условия, где он должен был действовать. Фигура меньшего масштаба не справилась бы с таким героем, какой нужен был Ей. И поэтому она и шарила по свету до тех пор, пока не нашла тебя... а уж тогда сумела подмаслить тебя просто великолепно. Скажи, почему ты выбрал шпагу? Ведь в Америке это редкость?
   - Почему? - Пришлось подумать. Чтение. "Король Артур", "Три мушкетера", удивительные марсианские романы Берроуза. Но ведь это чтиво для всех ребятишек. - Когда мы переехали во Флориду, я записался в скауты. Мастером скаутов у нас был француз, учитель из школы. Он начал учить фехтованию и нас - мальчишек. Мне нравилось фехтовать, это было то, что у меня хорошо получалось. Потом в колледже...
   - А ты поразмысли-ка, как это иммигрант мог получить такое место в вашем городишке? И еще напроситься на занятия со скаутами? Или подумай о том, почему это в твоем колледже была фехтовальная команда, когда в других таких команд не было вовсе. Куда бы ты ни приезжал, там было и фехтование и у Молодых Христиан, и всюду. А разве на твою долю не выпало больше рукопашных схваток, чем это бывает обычно?
   - Еще бы!
   - Могли бы и укокошить в какой-нибудь. Тогда Стар пришлось бы обратиться к следующему кандидату, которого уже начали тренировать. Сынок, я не знаю, как тебя отбирали, или каким образом из юного панка получился герой, которым ты был в потенции. Это не моя работа. Моя была проще - хоть и опаснее - стать твоим слугой и "хранителем тыла". Оглянись-ка! Неплохое жилье для слуги, а?
   - Прекрасное. А я почти и забыл, что ты считался моим слугой.
   - Считался, черта с два! Я трижды ездил в Невию в качестве ее слуги! Джоко и по сей день ничего не знает. Если я туда снова попаду, то, думаю, меня встретят там хорошо, но только на кухне.
   - Но зачем? Мне эта затея кажется глуповатой.
   - Вот как! Когда мы заманивали тебя в ловушку, твое "эго" было в зачаточном виде. Его надо было укрепить, выпестовать. Отсюда и обращение "босс" и прислуживание за столом, где я стоял, а ты с ней сидел - все это часть одной задачи. - Он похрустел суставами пальцев с очень раздраженным видом. - Я до сих пор думаю, что она смухлевала с теми двумя стрелами. С удовольствием сражусь с тобой еще раз, только чтоб ее не было рядом.
   - Можешь обмануться в ожиданиях. Я с тех пор много тренировался.
   - Ладно, забудем. Мы добыли Яйцо, а это главное. А вот и бутылочка есть, это тоже важно. - Он снова наполнил стаканы. - Ну, так получил все, что хотел, босс?
   - Черт тебя побери, Руфо! Да, я получил все, старый добрый негодяй! Ты меня возродил. Или снова обманул, кто знает, что вернее.
   - Без обмана, Оскар, клянусь совместно пролитой нами кровью. Я сказал тебе всю правду, которую знаю сам, хотя говорить мне ее было больно. Мне не хотелось - ты ведь мой друг. Наш поход пешедралом по каменистой Дороге Доблести будет всегда вспоминаться, как самые драгоценные дни моей жизни.
   - Гм... Да... Мне - тоже... И вообще все, что было.
   - Тогда почему ты хмуришься?
   - Руфо, теперь я ее хорошо понимаю и... уважаю беспредельно, даже люблю больше, чем раньше. Но я не могу быть ничьей игрушкой - даже ее.
   - Я рад, что это сказал ты сам, а не я. Да, она права. Она всегда права, будь она неладна. Ты должен уйти. Ради вас обоих. О, ее это ранит не так сильно, а вот ты, если задержишься, станешь конченым человеком. А если будешь упорствовать, тебя уничтожат.
   - Что ж, будет лучше, если я вернусь... и выкину свои туфли. Я чувствую себя уже почти хорошо, будто сказал хирургу - "Валяй, ампутируй!"
   - Ни в коем случае!
   - Это почему?
   - А зачем? Не надо делать бесповоротных шагов. Если брак имеет шанс быть долгим - а твой имеет, то и каникулы должны быть долгими. И никаких поводков, сынок, никакой даты возвращения, никаких обещаний. Она знает, что странствующие рыцари ночи проводят в грешных делах. Она это знает и этого ожидает. Так было испокон веков - un droit de la vacation<Право на отдых, на отпуск (фр.)> - и это неизбежно. Просто об этом не пишут в детских книжках там, откуда ты явился. Поэтому поезжай, погляди, что новенького в твоей профессии появилось в мире, и ни о чем не заботься. Возвращайся года через четыре, или через сорок, или через сколько захочешь, и тебе будут рады. Герои всегда сидят за верхним столом, это их право. И они приходят и уходят, когда захотят, и это тоже их право. Ведь в несколько меньшем масштабе ты такой же, как она.
   - Ничего себе комплимент!
   - Я же сказал "в меньшем масштабе". Оскар, часть твоих неприятностей происходит из желания побывать дома. В твоей родной стране. Чтобы обрести перспективу и понять - кто ты такой. Это чувство свойственно всем путешественникам, мне самому время от времени приходится его переживать. Когда оно приходит, я поступаю так, как оно того требует.
   - Я не испытывал ностальгии. А она, надо думать, есть.
   - Возможно, Стар это уловила. Возможно, она и подтолкнула тебя. Лично я взял бы за правило отправлять на каникулы всех своих жен, как только их лица становятся мне слишком знакомыми, тем более, что им, вероятно, мое учитывая, как я выгляжу, - надоедает еще больше. А почему бы и нет, парень? Отправляйся на Землю, это совсем не так уж и плохо. Я тоже вскоре собираюсь туда, потому и расчищаю эти бумажные завалы. Возможно, мы окажемся там одновременно... выпьем стаканчик... или десяток стаканчиков... посмеемся... обменяемся анекдотами... ущипнем официантку и посмотрим, что она нам скажет! Почему бы и нет?
   21
   О'кей, вот я и здесь!
   Уехал я не на той же неделе, но очень скоро. Мы со Стар провели потрясающую, полную слез ночь накануне моего отъезда, и она снова заплакала, целуя меня на прощание (Au'voir<До свиданья (фр.)>, а не прощай). Но я знал, слезы ее высохнут, как только я скроюсь из вида, и ей было известно, что я это знаю, и я был уверен, что она тоже считает, что так лучше, потому и уехал. Хотя тоже со слезами.
   "Пан-Американ" работает хуже коммерческих Врат. Меня мгновенно перекинули через три промежуточных станции без всяких там фокусов-покусов. Какая-то девица скомандовала "Занимайте места, пожалуйста" и... готово!
   Я вышел на Земле, одетый в лондонский костюм, с паспортом и другими бумагами в кармане, с Леди Вивамус в коробке, которая была совсем не похожа на ящик для шпаги. В других карманах лежали чеки на золото, поскольку я вдруг обнаружил, что не имею ничего против оплаты геройства. Высадился я около Цюриха, но точного адреса не знаю - об этом заботятся Врата. Вместо этого меня обеспечили средствами для передачи сообщений.
   Вскоре мои аккредитивы превратились в номерные счета в трех швейцарских банках, что было сделано с помощью юриста, к которому мне было велено обратиться. Я приобрел дорожные чеки в нескольких туристских бюро, часть из них отправил письмами в США, часть взял с собой, так как ни в коем случае не хотел отдавать дяде Сэму девяносто один процент.
   Когда начинаешь жить по новому календарю, как-то теряешь способность следить за ходом времени. У меня осталась неделя-другая до срока прибытия, указанного в моих бумагах. Я решил придерживаться этой даты - не следовало вызывать подозрений. Так я и сделал, отправившись на старой четырехмоторной машине по маршруту Прествик - Нью-Йорк.
   Улицы показались мне грязнее, дома ниже, а заголовки газет - хуже прежнего. Я перестал читать газеты и решил тут не задерживаться - думал о Калифорнии, как о своем "доме". Я позвонил маме, она сердилась за мое долгое молчание, и я пообещал приехать на Аляску, как только смогу. Как они поживают? (Я подумал, что моим сводным братьям и сестренкам возможно потребуется денежная помощь для получения образования.) В общем, все было в порядке. Отчим еще летал и даже получил повышение по службе. Я попросил всю корреспонденцию пересылать на адрес тетки.
   Калифорния выглядела лучше, чем Нью-Йорк, и все же это была не Невия и даже не Центр. Народу было куда больше, чем мне помнилось. Все, что можно сказать о калифорнийских городах, это то, что они лучше многих других. Я побывал у тетки с дядей, они были всегда добры ко мне, и я намеревался истратить часть швейцарского золота на выкуп дяди у его первой жены. Оказалось, что она уже умерла, и теперь они поговаривали о строительстве собственного бассейна.
   Поэтому я сидел тихо. Один раз меня уже чуть не погубило богатство, в результате чего я заметно повзрослел. Решил следовать правилу Их Мудростей: лучшее - враг хорошего.
   Студенческий кампус казался меньше, а студенты - совсем юными. Я им, вероятно, представлялся стариком. Я как раз выходил из пивнушки, что напротив административного корпуса, когда туда вошли двое в своих лозунговых свитерах, отпихнув меня в сторону. Второй из них сказал:
   - Куда прешь, папаша!
   Я оставил его в живых.
   Футбол был восстановлен в правах, тренер новый, новые раздевалки, стойки выкрашены, поговаривали о собственном стадионе. Тренер слыхал обо мне.
   Он знал мои рекорды и намеревался сделать себе имя.
   - Ты ведь вернешься в команду? Я ответил, что не думаю.
   - Ерунда! - сказал он. - Ты же должен получить этот дурацкий диплом. Будет глупо, если ты позволишь армейской службе погубить свою карьеру. Послушай... - И он понизил голос. - Говорить о месте уборщика в спортзале не приходится - руководство на это не пойдет. Но ведь может же парень жить на стороне, что устроить вовсе не трудно. А если жалование он будет получать из рук в руки, то кому какое дело? Помалкивай в тряпочку, и порядок... А ветеранские денежки пойдут на карманные расходы.
   - Так у меня их нет, ветеранских-то.
   - Ты что, старик, газет не читаешь? - У него была вырезка. Пока я отсутствовал, на участников моей "невойны" распространили права ветеранов.
   Я обещал обдумать его предложение.
   Впрочем, такого намерения у меня не было. А вот завершить инженерное образование я решил, так как вообще люблю завершать все свои дела. Только не в этом колледже.
   Этим же вечером я получил весточку от Джоан, от той девчонки, что так здорово проводила меня в армию, а потом выскочила замуж. Я и сам намеревался отыскать ее и завернуть к ним с мужем домой, но до сих пор не узнал ее новой фамилии. Но она сама повстречала мою тетку и позвонила.
   - Изи! - воскликнула она и, казалось, с радостью.
   - Кто это? Минутку... Джоан!
   Прийти к ним сегодня же ужинать? Отлично! Что ж, я с нетерпением буду ждать встречи с тем счастливчиком, который стал ее мужем.
   Джоан была все такой же хорошенькой, наградила меня смачным поцелуем, ознаменовавшим радость встречи, чисто сестринским, но сочным. Потом я познакомился с ребятишками - один еще в колыбельке, другой уже учился ходить.
   Муж был в Лос-Анджелесе.
   Мне следовало бы тут же взяться за шляпу. Но... - все хорошо, ничего такого не произошло - муж позвонил уже после разговора со мной, чтобы сказать, что задерживается в Лос-Анджелесе на ночь, он ведь видел, как я играю в футбол, и уж, конечно, я был бы просто обязан повести ее в ресторан поужинать и, может, мы договоримся на завтра, ей не удалось договориться на сегодня с приходящей няней, а кроме того сейчас должны забежать "на стаканчик" ее сестра с мужем, они на ужин не смогут остаться, так как уже с кем-то договорились, да ты же знаешь и мою сестру, вон они уже на крыльце, а я еще и детей не уложила...
   Сестра и ее муж пришли только на один стаканчик. Джоан с сестрой пошли укладывать ребятишек, а муж остался со мной и спросил, как дела в Европе, поскольку он знал, что я только что вернулся оттуда, после чего он рассказал мне, как идут дела в Европе и что там надо изменить.
   - Вы знаете, мистер Джордан, - говорил он, похлопывая меня по колену, - человек, занимающийся торговлей недвижимостью, подобно мне, становится тонким знатоком человеческой натуры, он обязан стать таким и, хотя я в Европе не был, в отличие от вас, так как не имел на это времени, и вообще должен же кто-то оставаться дома, платить налоги и приглядывать за делами, пока вы, молодые счастливчики, гоняете по всему миру, но человеческая натура повсюду одинакова, и если бы мы сбросили одну единственную бомбочку на Минск, или Пинск, или еще куда-нибудь, они тут же прозрели бы, а мы прекратили бы дергаться из стороны в сторону, что так вредит делам. Вы со мной согласны?
   Я ответил, что в чем-то он, возможно, и прав. Они ушли, но перед уходом он пообещал позвонить мне завтра и показать несколько превосходных участков, которые отдаются почти задаром, но цены на которые должны взлететь вверх, благодаря строительству здесь в недалеком будущем ракетного завода. "Было очень приятно выслушать историю ваших странствий, мистер Джордан, чрезвычайно приятно. Когда-нибудь расскажу вам кое о чем, что случилось со мной в Тихуане, но это уж, когда моей женушки рядом не будет, х-ха!"
   - Не понимаю, почему она вышла за него? - пожала плечами Джоан. Налей-ка мне двойной, милый, мне это просто необходимо. Пойду выключу плиту, ужин подождет.
   Мы выпили по двойному, потом еще по двойному, ужинать сели только в одиннадцать, и Джоан принялась хныкать, когда около трех я стал настаивать на уходе. Она обозвала меня трусом, и я согласился. Она сказала, что все могло бы быть иначе, если бы я не решил уйти в армию, и я опять согласился. Она велела мне убираться через заднюю дверь и не зажигать свет и заявила, что не желает меня больше видеть во веки веков, после чего сообщила, что Джим семнадцатого собирался ехать в Сусалито.
   На следующий день я вылетел в Лос-Анджелес.
   Нет, слушайте, я не виню Джоан. Мне она симпатична. Я ее уважаю и всегда буду вспоминать о ней с благодарностью. Она прекрасный человек. Поставьте ее в соответствующие условия - скажем, перенесите в Невию, и она была бы ого-ro! Да и так она девчонка что надо. Дом у нее вылизан, ребятишки чистенькие, здоровенькие и ухоженные. Она щедра, умна и характер у нее отличный.
   Себя я тоже виновным не считаю. Если мужчина хоть немного уважает чувства женщины, то уж в одном-то он ей не может отказать - во встрече, если она ее домогается. И притворяться, что я этой встречи не хотел, тоже не стану.
   И все-таки, во время полета в Лос-Анджелес, я чувствовал себя скверно. Нет, нет, не из-за мужа, ему-то что. И не из-за Джоан - мир под ее ногами не перевернулся, угрызений совести она, надо думать, не испытывала. Джоан хорошая девочка и очень здорово умеет приспосабливать свой характер к внешним обстоятельствам.
   И все же мне было скверно.
   Мужчина не должен критиковать самые тайные качества женщины. Должен сказать, что теперешняя Джоан была так же мила и так же щедра, как и та юная Джоан, что провожала меня в армию и дала мне возможность ощутить собственную мужественность. Вина была моя - я изменился.
   Мои претензии относятся ко всей нашей культуре, отдельные люди несут на себе лишь частички этой общей вины. Разрешите мне процитировать многоопытного культуролога и распутника, доктора Руфо.
   - Оскар, когда ты попадешь домой, не ожидай слишком многого от своих соплеменниц. Ты наверняка будешь разочарован, но бедняжки ни в чем не виноваты. Американские женщины, из которых воспитанием вытравили все инстинкты пола, компенсируют это всепроникающим интересом к ритуалам, совершаемым над мертвой шелухой секса... причем каждая уверена, что интуитивно знает тот главный ритуал, который способен оживить этот труп. Она знает и никто ее не переубедит... особенно же тот мужчина, который имел несчастье попасть к ней в постель. Так что и не старайся. Ты или доведешь ее до бешенства, или убьешь в ней уверенность в себе. Ведь ты покусишься на самую священную из коров - на миф, что женщина знает о сексе все, уже только потому, что она женщина. - Здесь Руфо наморщил лоб. - Типичная американская женская особь уверена в том, что она гениальная портниха, гениальная повариха, гениальный дизайнер домашнего интерьера и превыше всего - гениальная куртизанка. Чаще всего - она ошибается во всех четырех пунктах. Но не пытайся им это доказывать.
   Потом он добавил:
   - Разве что отобрать девчонку не старше двенадцати лет и изолировать ее полностью, особенно от матери... Но и это, думаю, поздновато. Ты пойми меня правильно - все это вы заслужили. Ведь американский мужчина тоже убежден, что он великий воин, великий политик и великий любовник. Проверка показывает, что он ошибается так же, как и она. Или еще больше. С историко-культурной точки зрения существуют неопровержимые доказательства, что американский мужчина в большей степени, чем женщина, виновен в убийстве секса в вашей стране.
   - И что же мне делать?
   - Время от времени сматывайся во Францию. Француженки столь же неграмотны, как и американки, но не столь тщеславны, а иногда даже способны к обучению.
   Когда мой самолет приземлился, я выбросил эти мысли из головы, ибо на время решил стать анахоретом. Я еще в армии понял, что проблема секса легко решается денежным обеспечением, размер которого достаточен лишь для поддержания жизни. А планы у меня были большие.
   Я решил стать добропорядочным обывателем, каким являюсь по своей природе, усиленно трудиться в поте лица и иметь ясную цель. Конечно, я мог бы воспользоваться своими швейцарскими вкладами и вести жизнь плейбоя, но я уже побывал в плейбоях - это не по мне.
   Я участвовал в самой что ни на есть увлекательной заварушке в Истории, и если бы не привезенная с собой добыча, наверняка сам не поверил бы в случившееся. Теперь пришло время остепениться и войти в ассоциацию Неизвестных Героев. Быть героем - порядок. Но отставной герой - во-первых, зануда, во-вторых, бродяга.
   Первым делом я отправился в Калифорнийский Политехнический. Теперь я мог себе позволить выбирать лучшее, а единственный соперник Калтеха находился там, где секс вообще объявлен вне закона<Намек на Массачусетский технологический институт, находящийся в Новой Англии, которая и сейчас считается оплотом пуританства.>. На это мрачное кладбище я достаточно нагляделся в 1942-1945 годах.
   Декан по приему не особенно обнадеживал:
   - Мистер Гордон, вы должны знать, что мы отсеиваем гораздо больше народу, чем принимаем. И мы не можем полностью доверять представленной вами выписке. Не хочу сказать ничего плохого о вашем прежнем колледже, и мы с радостью делаем некоторые поблажки бывшим солдатам, но требования у нас гораздо более высокие. И еще одно - в Пасадине вы не найдете дешевого жилья.
   Я ответил, что с радостью займу любое место, которого, по их мнению, заслуживаю, и показал ему мою чековую книжку (одну из них), предложив тут же выписать чек за первый год обучения. Он отказался, но слегка оттаял. Я ушел, унося впечатление, что место для И. С. Оскара Гордона может найтись.
   После этого я отправился в центр города и начал процедуру, которая должна была юридически превратить меня из Ивлина Сирила в Оскара. Потом пошел искать работу.
   Ее я нашел в Долине - место младшего чертежника в отделе филиала корпорации, занятой изготовлением шин, оборудования для пищевой промышленности и кой-чего еще - в данном случае, ракет. Это была часть Гордоновского Плана Оздоровления. Несколько месяцев, проведенных за кульманом, должны были привести меня в форму. Заниматься я планировал по вечерам, а кроме того решил стать пай-мальчиком. В Сутелле я нашел меблированную комнату и приобрел подержанный "форд" для поездок на работу.
   Теперь я чувствовал себя спокойнее. "Милорд Герой" был погребен, и глубоко. Все, что осталось от него - Леди Вивамус, висевшая над телевизором. Сначала я частенько снимал ее оттуда и держал в руке, получая от этого истинное наслаждение. Я решил найти salle d'arms<Зал для фехтования (фр.)> и вступить в клуб. В Долине я видел стрельбище для лучников, а, вероятно, где-нибудь было и стрельбище для членов Американской ассоциации любителей ружейной стрельбы. Надо же поддерживать форму.
   На время решил забыть о швейцарских вкладах. Их должны были выплачивать в золоте, а это не пустяки, и я предпочитал к ним не прикасаться - ценность их будет все время расти, от инфляции больше, чем от инвестирования, так что когда-нибудь они превратятся в большой капитал, которого хватит для основания собственной фирмы.
   Вот о чем я думал - как стать боссом. Раб на зарплате, даже если он принадлежит к той категории, у которой Дядя Сэм отбирает больше половины доходов, все равно раб. А я знал от Ее Мудрости, что для того, чтобы стать боссом, нужна тренировка. Титул "босс" за деньги не продается.
   Поэтому-то я и остепенился. Имя я сменил; Технологический сообщил, что я могу начинать подыскивать себе квартиру в Пасадине. Тут-то подоспела и почта - мама переслала ее тетке, та - на адрес отеля, который я ей дал сначала, и вот теперь она добралась до меня. Тут были письма, прибывшие в США еще год назад, пересланные в Юго-Восточную Азию, потом в Германию, затем на Аляску и еще на разные адреса, пока наконец я не получил их в Сутелле.
   Одно письмо предлагало мне ту же сделку насчет инвестиций, только теперь я должен был отстегнуть им еще десять процентов. Другое было от тренера из колледжа - на простой почтовой бумаге, подписанное каракулями. Он писал, что "некие лица" хотят, чтобы сезон начался победой. Устраивают ли меня двести пятьдесят в месяц? Позвонить ему по домашнему телефону, разговор оплачен. Я разорвал это письмо.
   Следующее было от Администрации по делам ветеранов, датированное днем моей демобилизации, в коем сообщалось, что согласно прецеденту "Бартон против правительства США", я являюсь "военным сиротой" и должен получать сто десять долларов в месяц для завершения образования вплоть до достижения двадцатитрехлетнего возраста.
   Я хохотал до колик в животе.
   Потом шла всякая ерунда, а за ней - письмо от моего конгрессмена. Он имел честь уведомить меня, что он, совместно с Ассоциацией ветеранов заморских войн, разработал пакет законопроектов с целью исправления ошибок, допущенных при определении статуса "сирот войны", что эти законопроекты были одобрены, и он счастлив сообщить, что один из них касается и меня и дает мне право получать пенсию для завершения образования вплоть до исполнения мне двадцати семи лет, поскольку мое двадцатитрехлетие прошло до принятия поправки. Искренне ваш и все такое.