Страница:
Единственным ее слушателем был Том. Он отвлекал ее обычно какими-нибудь успокоительными разговорами на посторонние темы, Элоиза отходила, из ее глаз выкатывалось по слезе, и минуту спустя она уже была в состоянии смеяться. Том полагал, что в ней сказывался латинский темперамент — по крайней мере, уж точно не английский.
Том поработал час-полтора в саду, почитал “Секретное оружие” Хулио Кортасара. После этого прошел в свою студию и закончил портрет мадам Аннет — это был ее выходной день, четверг. Он пригласил Элоизу взглянуть на портрет.
— А знаешь, мне нравится. Ты не переусердствовал с ним. По-моему, неплохо.
Том был польщен.
— Не говори об этом мадам Аннет. — Он поставил портрет сохнуть лицом к стене.
Затем они стали собираться к Бертленам. Вечерних костюмов не требовалось, можно было пойти и в джинсах. Венсан Бертлен, как и Антуан Грэ, работал в Париже и приезжал к семье в загородный дом только на выходные.
— Что сказал тебе Papa? — спросил Том.
— Он рад, что я вернулась.
Том знал, что отец Элоизы недолюбливает его, но Papa чувствовал, что Элоизе наплевать на его отношение. Очевидно, интерес к человеку побеждал в ней буржуазную добродетель.
— А как Ноэль? — Ноэль была любимой подругой Элоизы и жила в Париже.
— А, ничего нового. Говорит, что скучает. Она не любит осень.
Бертлены были вполне состоятельными людьми, но в деревне предпочитали жить “по-простому”, с туалетом во дворе и без горячей воды. Когда без нее было не обойтись, они кипятили воду в чайнике на плите, которую топили дровами. Кроме Тома с Элоизой, они пригласили английскую чету Клеггов, — им, как и хозяевам, было около пятидесяти. Присутствовал также сын Венсан, которого Том раньше не встречал, — темноволосый молодой человек двадцати двух лет. (Венсан сообщил его возраст Тому, когда они пили анисовый ликер на кухне, где Венсан готовил.) Сын жил со своей подружкой в Париже и учился на архитектора в Школе изящных искусств, но собирался бросить учебу, и Венсан был из-за этого сам не свой.
— Девица не стоит этого! — кричал он. — Все это английское влияние. — Венсан был голлистом. Обед был превосходен: цыпленок с рисом, салат, сыр и яблочный пирог, испеченный Жаклин. Ум Тома был занят другим, но он все же чувствовал приятную расслабленность и даже довольно улыбался — главным образом потому, что Элоиза была в хорошем настроении и без устали болтала о своих греческих приключениях. В заключение они распили бутылку узо, привезенную Элоизой из Греции.
— У этого узо отвратительный вкус! Хуже, чем перно, — ворчала Элоиза, когда чистила зубы в своей ванной. Она уже была в коротенькой ночной сорочке голубого цвета.
Том в своей спальне надевал новую пижаму, купленную в Лондоне.
— Я спущусь за шампанским! — крикнула ему Элоиза.
— Давай я схожу! — Том поспешно влез в шлепанцы.
— Мне нужно запить этот вкус. И просто хочется шампанского. У Бертленов такая выпивка — можно подумать, что они нищие. Vin ordinaire! [53] — Она начала спускаться по лестнице.
Том попытался остановить ее, но Элоиза сказала:
— Я принесу. Достань лучше лед.
Тому почему-то не хотелось, чтобы Элоиза спускалась в погреб. Он пошел на кухню. Не успел он вытащить из холодильника ванночку со льдом, как услышал крик. Он прозвучал приглушенно, но это был крик Элоизы, и довольно жуткий. Том ринулся в погреб.
Раздался еще один крик, и он столкнулся с Элоизой в туалете.
— Моп dieul Кто-то повесился там, внизу!
— О боже! — Поддерживая Элоизу, он помог ей подняться по лестнице.
— Не ходи туда, Тоом! Это ужасно!
Бернард, конечно. Тома трясло, пока он вел Элоизу. Она говорила по-французски, он отвечал на английском.
— Обещай, что ты не пойдешь туда, Тоом! Вызови полицию!
— Хорошо, хорошо. Я вызову полицию.
— Кто это?!
— Я не знаю.
Наконец они дошли до ее спальни.
— Побудь здесь, — сказал он.
— Нет! Не оставляй меня!
— Сиди, говорю тебе! — сказал он по-французски и сбежал вниз по лестнице. “Неразбавленное виски — лучше всего”, — подумал он. Элоиза очень редко пила крепкие напитки, и виски должно было помочь ей сразу. А потом дать успокоительного. Схватив из бара в гостиной бутылку и стакан, он бегом вернулся к Элоизе. Том налил ей полстакана, а когда она заколебалась, отпил чуть-чуть сам и приложил стакан к ее губам. Зубы ее стучали.
— Вызови полицию!
— Да-да. — Ну что ж, по крайней мере, это самоубийство. И это наверняка можно доказать. Не убийство. Том содрогнулся и вздохнул. Чувствовал он себя не намного лучше Элоизы. Она сидела на краю постели.
— Принести шампанского?
— Да. Non! He ходи туда! Позвони в полицию.
— Хорошо. — Он пошел вниз.
В туалете он на секунду задержался перед раскрытой дверью погреба, в котором еще горел свет, затем решительно спустился по ступенькам. Вид темной фигуры, болтавшейся со свешенной набок головой, вызвал у него шок. Веревка была короткой. Но… Том заморгал. Казалось, у трупа не было ног. Он подошел поближе.
Это был не труп.
На лице Тома появилась улыбка, затем он расхохотался и шлепнул по беспомощно свисавшей ноге — пустой брючине от костюма Бернарда Тафтса.
— Элоиза! — завопил он, взбегая вверх по лестнице и не заботясь о том, разбудит он мадам Аннет или нет. — Элоиза, успокойся! Это не самоубийца, это кукла. C'est un mannequin! [54]
Потребовалось какое-то время, чтобы убедить ее.
— Это просто шутка, которую решил сыграть на прощание Бернард, — а может быть, даже Кристофер, — объяснял он. Он в этом уверен, так как пощупал брюки.
В конце концов Элоиза рассердилась, и это означало, что она приходит в себя.
— Что за дурацкие шутки у этих англичан! Идиоты! Психи!
Том с облегчением рассмеялся.
— Я схожу за шампанским. И за льдом!
Он снова спустился в погреб. Он узнал ремень, на котором висел манекен, — это был один из его собственных. Темно-серый пиджак был повешен на плечиках, брюки пристегнуты к пуговице пиджака, а головой служила серая тряпка, примотанная веревкой к воротнику. Том торопливо принес из кухни стул (все-таки хорошо, что мадам Аннет не проснулась от этого гама) и снял это уродство. Ремень был зацеплен за гвоздь в балке потолка. Том бросил одежду на пол. Затем, не раздумывая долго, выбрал шампанское. Плечики и ремень он взял с собой. Он не забыл также захватить на кухне ведерко со льдом и выключить свет, после чего поднялся к Элоизе.
15
Том поработал час-полтора в саду, почитал “Секретное оружие” Хулио Кортасара. После этого прошел в свою студию и закончил портрет мадам Аннет — это был ее выходной день, четверг. Он пригласил Элоизу взглянуть на портрет.
— А знаешь, мне нравится. Ты не переусердствовал с ним. По-моему, неплохо.
Том был польщен.
— Не говори об этом мадам Аннет. — Он поставил портрет сохнуть лицом к стене.
Затем они стали собираться к Бертленам. Вечерних костюмов не требовалось, можно было пойти и в джинсах. Венсан Бертлен, как и Антуан Грэ, работал в Париже и приезжал к семье в загородный дом только на выходные.
— Что сказал тебе Papa? — спросил Том.
— Он рад, что я вернулась.
Том знал, что отец Элоизы недолюбливает его, но Papa чувствовал, что Элоизе наплевать на его отношение. Очевидно, интерес к человеку побеждал в ней буржуазную добродетель.
— А как Ноэль? — Ноэль была любимой подругой Элоизы и жила в Париже.
— А, ничего нового. Говорит, что скучает. Она не любит осень.
Бертлены были вполне состоятельными людьми, но в деревне предпочитали жить “по-простому”, с туалетом во дворе и без горячей воды. Когда без нее было не обойтись, они кипятили воду в чайнике на плите, которую топили дровами. Кроме Тома с Элоизой, они пригласили английскую чету Клеггов, — им, как и хозяевам, было около пятидесяти. Присутствовал также сын Венсан, которого Том раньше не встречал, — темноволосый молодой человек двадцати двух лет. (Венсан сообщил его возраст Тому, когда они пили анисовый ликер на кухне, где Венсан готовил.) Сын жил со своей подружкой в Париже и учился на архитектора в Школе изящных искусств, но собирался бросить учебу, и Венсан был из-за этого сам не свой.
— Девица не стоит этого! — кричал он. — Все это английское влияние. — Венсан был голлистом. Обед был превосходен: цыпленок с рисом, салат, сыр и яблочный пирог, испеченный Жаклин. Ум Тома был занят другим, но он все же чувствовал приятную расслабленность и даже довольно улыбался — главным образом потому, что Элоиза была в хорошем настроении и без устали болтала о своих греческих приключениях. В заключение они распили бутылку узо, привезенную Элоизой из Греции.
— У этого узо отвратительный вкус! Хуже, чем перно, — ворчала Элоиза, когда чистила зубы в своей ванной. Она уже была в коротенькой ночной сорочке голубого цвета.
Том в своей спальне надевал новую пижаму, купленную в Лондоне.
— Я спущусь за шампанским! — крикнула ему Элоиза.
— Давай я схожу! — Том поспешно влез в шлепанцы.
— Мне нужно запить этот вкус. И просто хочется шампанского. У Бертленов такая выпивка — можно подумать, что они нищие. Vin ordinaire! [53] — Она начала спускаться по лестнице.
Том попытался остановить ее, но Элоиза сказала:
— Я принесу. Достань лучше лед.
Тому почему-то не хотелось, чтобы Элоиза спускалась в погреб. Он пошел на кухню. Не успел он вытащить из холодильника ванночку со льдом, как услышал крик. Он прозвучал приглушенно, но это был крик Элоизы, и довольно жуткий. Том ринулся в погреб.
Раздался еще один крик, и он столкнулся с Элоизой в туалете.
— Моп dieul Кто-то повесился там, внизу!
— О боже! — Поддерживая Элоизу, он помог ей подняться по лестнице.
— Не ходи туда, Тоом! Это ужасно!
Бернард, конечно. Тома трясло, пока он вел Элоизу. Она говорила по-французски, он отвечал на английском.
— Обещай, что ты не пойдешь туда, Тоом! Вызови полицию!
— Хорошо, хорошо. Я вызову полицию.
— Кто это?!
— Я не знаю.
Наконец они дошли до ее спальни.
— Побудь здесь, — сказал он.
— Нет! Не оставляй меня!
— Сиди, говорю тебе! — сказал он по-французски и сбежал вниз по лестнице. “Неразбавленное виски — лучше всего”, — подумал он. Элоиза очень редко пила крепкие напитки, и виски должно было помочь ей сразу. А потом дать успокоительного. Схватив из бара в гостиной бутылку и стакан, он бегом вернулся к Элоизе. Том налил ей полстакана, а когда она заколебалась, отпил чуть-чуть сам и приложил стакан к ее губам. Зубы ее стучали.
— Вызови полицию!
— Да-да. — Ну что ж, по крайней мере, это самоубийство. И это наверняка можно доказать. Не убийство. Том содрогнулся и вздохнул. Чувствовал он себя не намного лучше Элоизы. Она сидела на краю постели.
— Принести шампанского?
— Да. Non! He ходи туда! Позвони в полицию.
— Хорошо. — Он пошел вниз.
В туалете он на секунду задержался перед раскрытой дверью погреба, в котором еще горел свет, затем решительно спустился по ступенькам. Вид темной фигуры, болтавшейся со свешенной набок головой, вызвал у него шок. Веревка была короткой. Но… Том заморгал. Казалось, у трупа не было ног. Он подошел поближе.
Это был не труп.
На лице Тома появилась улыбка, затем он расхохотался и шлепнул по беспомощно свисавшей ноге — пустой брючине от костюма Бернарда Тафтса.
— Элоиза! — завопил он, взбегая вверх по лестнице и не заботясь о том, разбудит он мадам Аннет или нет. — Элоиза, успокойся! Это не самоубийца, это кукла. C'est un mannequin! [54]
Потребовалось какое-то время, чтобы убедить ее.
— Это просто шутка, которую решил сыграть на прощание Бернард, — а может быть, даже Кристофер, — объяснял он. Он в этом уверен, так как пощупал брюки.
В конце концов Элоиза рассердилась, и это означало, что она приходит в себя.
— Что за дурацкие шутки у этих англичан! Идиоты! Психи!
Том с облегчением рассмеялся.
— Я схожу за шампанским. И за льдом!
Он снова спустился в погреб. Он узнал ремень, на котором висел манекен, — это был один из его собственных. Темно-серый пиджак был повешен на плечиках, брюки пристегнуты к пуговице пиджака, а головой служила серая тряпка, примотанная веревкой к воротнику. Том торопливо принес из кухни стул (все-таки хорошо, что мадам Аннет не проснулась от этого гама) и снял это уродство. Ремень был зацеплен за гвоздь в балке потолка. Том бросил одежду на пол. Затем, не раздумывая долго, выбрал шампанское. Плечики и ремень он взял с собой. Он не забыл также захватить на кухне ведерко со льдом и выключить свет, после чего поднялся к Элоизе.
15
Том проснулся около семи. Элоиза спала сном праведницы. Он осторожно выбрался из постели и надел свой халат, висевший в спальне Элоизы.
Мадам Аннет, возможно, уже встала. Том тихо спустился по лестнице. Он хотел убрать костюм Бернарда прежде, чем мадам Аннет найдет его. Пятно на полу погреба, оставленное смесью вина и крови Мёрчисона, было не так уж заметно. Конечно, если возьмут пробу и станут анализировать ее в лаборатории, то кровь обнаружат, но Том был настроен оптимистически и не думал, что дойдет до этого.
Он отстегнул брюки от пиджака. Откуда-то выпорхнул белый листок бумаги — записка от Бернарда, написанная его высоким заостренным почерком:
“Я символически повесился в твоем доме (я, то есть Бернард Тафтс, но не Дерватт). Единственный способ искупить мою вину перед Дерваттом — убить себя, каким я был последние пять лет. То, что осталось от моей жизни, я постараюсь прожить, честно трудясь.
Б. Т.”
Первым побуждением Тома было скомкать листок и уничтожить его. Но затем, передумав, он сложил его и сунул в карман халата. Может быть, он еще понадобится. Кто знает? Неизвестно, где сейчас Бернард и что он делает. Он вытряс помятый костюм Бернарда, а тряпку кинул в угол. Костюм он отдаст в химчистку — вреда в этом не будет. Он хотел было отнести костюм в свою комнату, но потом решил оставить его на столе в передней, куда они всегда клали вещи для отправки в химчистку.
— Bonjour, Monsieur Tome! — донеслось из кухни. — Вы опять рано! Мадам Элоиза тоже встала? Отнести ей чай?
Том зашел в кухню.
— Я думаю, ей надо сегодня выспаться. Пускай спит, сколько хочет. А я с удовольствием выпил бы кофе.
Мадам Аннет пообещала принести кофе. Том поднялся к себе и оделся. Он хотел посмотреть на могилу в лесу. Бог знает, что Бернард мог там натворить — разрыть ее или даже похоронить себя в ней.
Выпив кофе, он вышел в сад. Солнце едва взошло и было окутано дымкой, трава блестела от росы. Том послонялся вокруг цветников и кустарников на тот случай, если мадам Аннет или Элоиза выглянут из окна, — он не хотел, чтобы они видели, что он целенаправленно топает в лес. На дом он не стал оборачиваться, так как верил, что взгляд человека притягивает взгляды других.
Могила имела точно такой же вид, в каком они с Бернардом оставили ее.
Элоиза по-прежнему спала, но в десять, когда Том работал у себя в мастерской, мадам Аннет сообщила ему, что Элоиза хочет его видеть. Том прошел к ней в спальню. Элоиза пила чай в постели.
— Мне не нравятся шутки твоих друзей, — сказала она, жуя грейпфрут.
— Не беспокойся, больше шуток не будет. Одежду из погреба я убрал. Не думай об этом. Хочешь, съездим пообедать в какое-нибудь симпатичное место? Куда-нибудь на Сену.
Элоиза одобрила идею.
Они нашли ресторанчик, в котором еще не бывали, в одном из городишек к югу от Вильперса. Правда, он был не на берегу Сены.
— Может, нам уехать куда-нибудь ненадолго — на Ивису [55], например? — предложила Элоиза.
Том с огромным удовольствием укатил бы куда угодно на пароходе, взяв с собой целую кучу багажа, книги, проигрыватель, краски и альбом для рисования. Но он понимал, что в глазах Бернарда, Джеффа с Эдом, да и полиции это будет выглядеть как бегство — даже если он поставит их в известность, куда направляется.
— Может быть, — сказал он. — Я подумаю об этом.
— У меня остался неприятный привкус от Греции, — сказала Элоиза, — как от узо.
После обеда Тому захотелось уютно устроиться в постели и поспать. Элоиза разделяла это желание. Они будут спать у нее в спальне, сказала она, и встанут тогда, когда захотят или когда пора будет ужинать. Телефон в комнате Тома они отключат, а если кто-нибудь позвонит, то мадам Аннет снимет трубку в гостиной. Именно в такие моменты, подумал Том, неторопливо приближаясь к Вильперсу по шоссе среди лесов, он в полной мере ощущал, как приятно быть обеспеченным, женатым и не ездить на работу.
Том был никак не готов к тому, что он увидел, отперев дверь дома своим ключом. На одном из желтых стульев лицом к двери сидел Бернард.
Элоиза не сразу заметила его.
— Tome, cheri, ты не принесешь мне перье со льдом? Я так хочу спать! — Она упала в его объятья и с удивлением, почувствовала, как он весь напрягся.
— У нас Бернард. Ну, тот англичанин, о котором я тебе говорил. — Он прошел в гостиную. — Привет, Бернард! Как дела? — Он не решился протянуть руку, но постарался улыбнуться.
Из кухни вышла мадам Аннет.
— А, мсье Тоом! Мадам Элоиза! Я не слышала машины. Должно быть, я глохну. Мсье Бернард вернулся. — Мадам Аннет, казалось, была раздосадована этим.
Том произнес как можно небрежнее:
— Да, хорошо. Я ожидал его. — И тут же он вспомнил, как говорил мадам Аннет, что Бернард вряд ли вернется.
Бернард встал. Он был небрит.
— Прошу прощения, что вторгся без предупреждения.
— Элоиза, это Бернард Тафтс, художник из Лондона. Моя жена Элоиза.
— Здравствуйте, — сказал Бернард.
Элоиза стояла как вкопанная на том же месте.
— Здравствуйте, — ответила она по-английски.
— Элоиза немного устала. — Том подошел к ней. — Ты поднимешься наверх или останешься с нами?
Кивком головы Элоиза подала ему знак, чтобы он поднялся с ней.
— Одну минуту, Бернард, — сказал Том.
— Это тот самый, кто выкинул этот фокус? — спросила она, когда они были в ее спальне.
— Да, боюсь, это он. Он несколько эксцентричен.
— Что он здесь делает? Он мне не нравится. И вообще, кто он такой? Ты никогда не говорил мне о нем. И он, по-моему, в твоем костюме?
Том пожал плечами.
— Он приятель моих лондонских друзей. Я уверен, что уговорю его сегодня же уехать. Возможно, ему нужны деньги. Или одежда. Я спрошу его. — Том поцеловал ее в щеку. — Ложись, дорогая. Я скоро приду к тебе.
Том прошел на кухню и попросил мадам Аннет отнести Элоизе перье.
— Мсье Бернард останется к ужину? — спросила мадам Аннет.
— Не думаю. А мы будем ужинать дома. Приготовьте что-нибудь попроще. Мы плотно поели за обедом.
Том вернулся к Бернарду.
— Ты был в Париже?
— Да, в Париже. — Бернард по-прежнему стоял. Том не знал, как ему держаться.
— Я нашел твой манекен внизу. Жена была в шоке. Не стоит откалывать такие шутки в доме, где есть женщина. — Он улыбнулся. — Кстати, мадам Аннет отдала твой костюм в химчистку, так что я вышлю его тебе потом в Лондон — или туда, где ты будешь. Садись.
Сам Том сел на диван.
— Какие у тебя планы? — Все равно что спрашивать сумасшедшего, как он себя чувствует, подумал он. Ему было не по себе и стало еще хуже, когда он почувствовал, что сердце его бьется учащенно.
Бернард сел тоже.
— Планы… — Последовала долгая пауза.
— Возвращаться в Лондон не собираешься? — С отчаяния Том схватил с кофейного столика сигару. В таком состоянии он мог, пожалуй, и задохнуться от нее, но это неважно.
— Я вернулся, чтобы поговорить с тобой.
— Очень хорошо. О чем?
Снова молчание. Том боялся его нарушить. Все эти дни Бернард, вероятно, кружил в дебрях собственных перепутавшихся мыслей. Том чувствовал, что вряд ли сможет пробиться к нему сквозь эти дебри.
— Я целиком в твоем распоряжении, — сказал он наконец. — Ты среди друзей, Бернард.
— Все очень просто. Я должен попытаться начать все с начала. И жить честно.
— Я понимаю. Ну что ж. Ничто тебе не мешает.
— Твоя жена знает о… подделках?
Столь логичный вопрос можно было только приветствовать.
— Разумеется, нет. И никто не знает. Во Франции — никто.
— А о Мёрчисоне?
— Я сказал ей, что Мёрчисон пропал. Что я высадил его в Орли. — Том говорил вполголоса на тот случай, если Элоиза вышла в верхний холл и подслушивает. Но он знал, что там, за изгибом лестницы, плохо слышно то, что говорится в гостиной.
Бернард произнес с некоторым раздражением:
— Я не могу разговаривать с тобой, когда в доме люди — твоя жена, экономка.
— Ну так давай куда-нибудь пойдем.
— Нет.
— Но я тоже не могу просить мадам Аннет уйти. У нее много дел по дому. Может быть, все-таки пройдемся? Тут есть одно спокойное кафе…
— Нет, спасибо.
Том откинулся на диване с сигарой в зубах, издававшей такой запах, будто горел дом. Обычно этот запах ему нравился.
— Кстати, после твоего ухода этот английский инспектор меня больше не беспокоил. И французская полиция тоже.
Бернард никак не отреагировал на это. Помолчав, он сказал:
— Ну ладно, давай пройдемся. — Он встал и посмотрел сквозь стеклянные двери. — Может быть, туда, за дом?
Они вышли на лужайку. Ни тот, ни другой не накинули ни куртку, ни плащ, хотя было довольно прохладно. Том предоставил Бернарду идти, куда ему вздумается, и тот выбрал все ту же лесную дорогу. Он шагал медленно, чуть неуверенной походкой. “Может быть, он плохо питался и ослаб?” — подумал Том. Они прошли то место, где был закопан Мёрчисон. Тому было страшно, и он чувствовал, как волосы у него на шее и за ушами чуть шевелятся. Он понимал, что страх вызван не этим местом, а Бернардом. Том специально не держал ничего в руках и шел чуть сбоку от Бернарда.
Бернард замедлил шаг и повернул обратно. Они направились в сторону дома.
— Что тебя мучает? — спросил Том.
— Я… я думаю о том, куда все это нас заведет. Это уже привело к одной смерти.
— Да… это, конечно, жаль, — тут возразить нечего. Но ведь к тебе-то это не имеет никакого отношения. Раз ты бросил заниматься подделками, то можешь начать все с чистой страницы — как Бернард Тафтс.
Бернард ничего не ответил на это.
— Ты не звонил Джеффу или Эду из Парижа?
— Нет.
Том не покупал английских газет за последние дни, и Бернард, вероятно, тоже. Его снедали собственные тревоги.
— Если хочешь, можешь позвонить от меня Цинтии — из моей комнаты, например.
— Я говорил с ней, когда был в Париже. Она не хочет меня видеть.
— Понятно… — Так вот в чем дело. Это была, очевидно, последняя соломинка, за которую цеплялся Бернард. — Может, тебе написать ей? В письме объясниться легче. Или встретиться с ней в Лондоне? Возьми приступом ее квартиру. — Том рассмеялся.
— Она отказалась видеться со мной. Опять наступило молчание.
Цинтия не хотела иметь ничего общего со всем этим, предположил Том. Вряд ли она не поверила, что Бернард искренне хочет порвать с мошенничеством, — если уж он говорил что-то твердо, то не верить ему было невозможно. Просто, по-видимому, с нее было достаточно. Как глубоко ее отказ задел Бернарда, Том в данный момент не мог оценить. Они стояли на террасе возле стеклянных дверей.
— Пойдем в дом, Бернард. Я замерз. Заходи. — Том раскрыл дверь.
Бернард вошел вместе с ним.
Том поднялся к Элоизе. Он все еще чувствовал себя окоченевшим от холода — а может быть, от страха. Элоиза была в своей спальне. Сидя на постели, она разбирала какие-то открытки и фотографии.
— Когда он уедет?
— Понимаешь, дорогая, все дело в его лондонской подружке. Он звонил ей из Парижа. Она отказалась его видеть. Он угнетен этим, и я не могу его выгнать. Что он собирается делать — не знаю. Слушай, ты не хочешь съездить к родителям на несколько дней?
— Non!
— Ему надо поговорить со мной. Чем скорее он на это решится, тем лучше.
— Почему ты не можешь сказать ему, чтобы он уехал? Он ведь не близкий друг тебе. И к тому же он ненормальный!
Бернард остался.
— Там два полицейских агента, мсье Тоом. Они хотят поговорить с вами.
Элоиза раздраженно вздохнула и бросила салфетку на стол. Она еле высидела весь ужин и теперь резко поднялась.
— Никакого покоя! — бросила она по-французски.
Том встал тоже. Только Бернард, казалось, был невозмутим.
Том прошел в гостиную. Это была та же пара, что и в понедельник.
— Сожалеем, что приходится побеспокоить вас, мсье, — сказал старший, — но ваш телефон не работает. Мы уже сообщили об этом на станцию.
— Правда? — Телефонная связь по необъяснимой причине нарушалась примерно каждые полтора месяца, но Том подумал, не Бернард ли тому виной на этот раз — перерезал провода или еще что-нибудь… — Я не знал об этом. Спасибо.
— Мы связались с английским следователем. Точнее, он связался с нами.
Вошла Элоиза. Очевидно, ее снедало любопытство — или же ярость, предположил Том. Он представил ее, и полицейские опять назвали свои имена — комиссар Делони и… — второе имя Том не разобрал.
— Теперь уже ведутся розыски не только мсье Мёрчисона, но и художника Дерватта. Английский следователь Уэбстер, который сегодня тоже пытался дозвониться до вас, хотел узнать, не получали ли вы в эти дни каких-либо вестей от того или другого.
Том улыбнулся — это действительно было немного смешно.
— Я никогда не встречался с Дерваттом, и он ничего не знает обо мне. — Как раз в этот момент в гостиную вошел Бернард. — И, к сожалению, от мсье Мёрчисона тоже ничего не было. Позвольте представить вам Бернарда Тафтса, моего знакомого из Англии. Бернард, эти джентльмены из полиции.
Бернард неразборчиво пробормотал какое-то приветствие.
Том отметил, что имя Бернарда ничего не говорило французским полицейским.
— Даже владельцы галереи, где сейчас проходит выставка Дерватта, ничего не знают о его местонахождении, — сказал Делони. — Это удивительно.
Это и впрямь выглядело странно, но тут уж Том ничем не мог им помочь.
— Вы, случайно, не знаете этого американца, мсье Мёрчисона? — спросил Делони Бернарда.
— Нет, — ответил Бернард.
— А вы, мадам?
— Нет, — ответила Элоиза.
Том объяснил, что его жена только что приехала из Греции, но он рассказал ей о визите Мёрчисона и его исчезновении.
У полицейских был такой вид, будто они не знали, что делать дальше. Наконец Делони произнес: — Обстоятельства складываются таким образом, мсье Рипли, что инспектор Уэбстер попросил нас осмотреть ваш дом. Чистая формальность, как вы понимаете, но это необходимо сделать. Может быть, нам удастся найти какой-нибудь ключ к загадке. Я имею в виду, к исчезновению мсье Мёрчисона. Мы должны сделать для наших английских confreres [56] все, что можем.
— Ну, разумеется! Вы хотите начать прямо сейчас?
Было уже слишком темно, чтобы вести поиски на улице, и полицейские сказали, что начнут сегодня с дома, а завтра продолжат. Оба вышли на каменную террасу и с вожделением, как чувствовал Том, смотрели на темную зелень сада и леса за ним.
Том провел их по всему дому. Прежде всего они осмотрели спальню, в которой ночевал Мёрчисон, а после него Крис. В корзине для мусора не было ничего, мадам Аннет уже все выбросила. Полицейские выдвинули ящики комода — они также были пусты, кроме двух верхних, где лежали простыни и одеяла. Ни Мёрчисон, ни Крис не оставили никаких следов. Заглянули они и в спальню Элоизы. Сама Элоиза сидела в гостиной и, как знал Том, с трудом сдерживала ярость. В мастерской Тома их заинтересовала одна из ножовок. Затем настала очередь чердака. Свет не горел, и Том сбегал вниз за лампочкой и фонариком. На чердаке все было покрыто пылью, стояли стулья в матерчатых чехлах и старый диван, оставшийся от прежних хозяев дома. Полицейские исследовали все углы с помощью собственных фонариков. Они явно искали нечто более крупное, чем ключ к разгадке, подумал Том. Нелепая идея! Неужели он оставил бы труп валяться за диваном?
Наконец, погреб. Том продемонстрировал его полицейским с той же непринужденностью, стоя на пятне и светя фонариком во все стороны, хотя освещение и без того было достаточное. Том тревожился, не осталось ли пятен крови за бочкой, где лежал Мёрчисон, — он не проверил этого заранее. Но если там и была какая-то кровь, полицейские ее при беглом осмотре не заметили. Однако это ничего не значит, подумал Том. Они могли осмотреть все более придирчиво утром.
Делони сказал, что они вернутся в восемь утра, если это не слишком рано для Тома. Том ответил, что восемь утра — вполне подходящее время.
— Прошу прощения, — сказал Том Элоизе и Бернарду, закрыв за полицейскими дверь. Он подозревал, что все это время они просидели в гостиной за кофе в полном молчании.
— Почему им понадобилось обыскивать дом? — спросила Элоиза.
— Потому что этот американец, Мёрчисон, все еще не нашелся.
Элоиза встала.
— Том, ты можешь подняться со мной? Мне надо с тобой поговорить.
Том извинился перед Бернардом и последовал за ней.
Элоиза прошла в свою спальню.
— Если ты не выдворишь этого ненормального из дома, я сегодня же уеду.
Это была поистине трудноразрешимая дилемма. Он хотел, чтобы Элоиза осталась, но понимал, что в этом случае дело с Бернардом не сдвинется с мертвой точки. И к тому же он, как и Бернард, не мог связно рассуждать под разгневанным взором Элоизы.
— Попробую поговорить с ним еще раз, — сказал он и поцеловал ее в шею. Она этому не воспротивилась. И на том спасибо.
Том спустился в гостиную.
— Бернард, послушай, Элоиза расстроена. Ты не мог бы вернуться сегодня в Париж? Или в Фонтенбло — я отвез бы тебя туда. Там есть пара неплохих отелей. Если ты хочешь поговорить со мной, я мог бы завтра к тебе приехать, и…
— Нет, — сказал Бернард. Том вздохнул.
— Тогда она уедет. Пойду скажу ей. — Он пошел к Элоизе и сказал ей.
— Да кто он такой? Еще один Дикки Гринлиф? Ты не можешь выгнать его из собственного дома?
— Я никогда… Дикки никогда не был в моем доме… — Том остановился, не находя слов. Элоиза была настолько рассержена, что могла и сама попытаться выгнать Бернарда, но у нее ничего не вышло бы, подумал Том. Бернард достиг той стадии непреклонности, на которой общепринятые правила поведения уже не действуют.
Элоиза сняла с верхней полки шкафа небольшой кожаный чемодан и принялась собираться. Объяснять ей, что он чувствует свою ответственность перед Бернардом, было бы бесполезно. Она спросит, почему.
Мадам Аннет, возможно, уже встала. Том тихо спустился по лестнице. Он хотел убрать костюм Бернарда прежде, чем мадам Аннет найдет его. Пятно на полу погреба, оставленное смесью вина и крови Мёрчисона, было не так уж заметно. Конечно, если возьмут пробу и станут анализировать ее в лаборатории, то кровь обнаружат, но Том был настроен оптимистически и не думал, что дойдет до этого.
Он отстегнул брюки от пиджака. Откуда-то выпорхнул белый листок бумаги — записка от Бернарда, написанная его высоким заостренным почерком:
“Я символически повесился в твоем доме (я, то есть Бернард Тафтс, но не Дерватт). Единственный способ искупить мою вину перед Дерваттом — убить себя, каким я был последние пять лет. То, что осталось от моей жизни, я постараюсь прожить, честно трудясь.
Б. Т.”
Первым побуждением Тома было скомкать листок и уничтожить его. Но затем, передумав, он сложил его и сунул в карман халата. Может быть, он еще понадобится. Кто знает? Неизвестно, где сейчас Бернард и что он делает. Он вытряс помятый костюм Бернарда, а тряпку кинул в угол. Костюм он отдаст в химчистку — вреда в этом не будет. Он хотел было отнести костюм в свою комнату, но потом решил оставить его на столе в передней, куда они всегда клали вещи для отправки в химчистку.
— Bonjour, Monsieur Tome! — донеслось из кухни. — Вы опять рано! Мадам Элоиза тоже встала? Отнести ей чай?
Том зашел в кухню.
— Я думаю, ей надо сегодня выспаться. Пускай спит, сколько хочет. А я с удовольствием выпил бы кофе.
Мадам Аннет пообещала принести кофе. Том поднялся к себе и оделся. Он хотел посмотреть на могилу в лесу. Бог знает, что Бернард мог там натворить — разрыть ее или даже похоронить себя в ней.
Выпив кофе, он вышел в сад. Солнце едва взошло и было окутано дымкой, трава блестела от росы. Том послонялся вокруг цветников и кустарников на тот случай, если мадам Аннет или Элоиза выглянут из окна, — он не хотел, чтобы они видели, что он целенаправленно топает в лес. На дом он не стал оборачиваться, так как верил, что взгляд человека притягивает взгляды других.
Могила имела точно такой же вид, в каком они с Бернардом оставили ее.
Элоиза по-прежнему спала, но в десять, когда Том работал у себя в мастерской, мадам Аннет сообщила ему, что Элоиза хочет его видеть. Том прошел к ней в спальню. Элоиза пила чай в постели.
— Мне не нравятся шутки твоих друзей, — сказала она, жуя грейпфрут.
— Не беспокойся, больше шуток не будет. Одежду из погреба я убрал. Не думай об этом. Хочешь, съездим пообедать в какое-нибудь симпатичное место? Куда-нибудь на Сену.
Элоиза одобрила идею.
Они нашли ресторанчик, в котором еще не бывали, в одном из городишек к югу от Вильперса. Правда, он был не на берегу Сены.
— Может, нам уехать куда-нибудь ненадолго — на Ивису [55], например? — предложила Элоиза.
Том с огромным удовольствием укатил бы куда угодно на пароходе, взяв с собой целую кучу багажа, книги, проигрыватель, краски и альбом для рисования. Но он понимал, что в глазах Бернарда, Джеффа с Эдом, да и полиции это будет выглядеть как бегство — даже если он поставит их в известность, куда направляется.
— Может быть, — сказал он. — Я подумаю об этом.
— У меня остался неприятный привкус от Греции, — сказала Элоиза, — как от узо.
После обеда Тому захотелось уютно устроиться в постели и поспать. Элоиза разделяла это желание. Они будут спать у нее в спальне, сказала она, и встанут тогда, когда захотят или когда пора будет ужинать. Телефон в комнате Тома они отключат, а если кто-нибудь позвонит, то мадам Аннет снимет трубку в гостиной. Именно в такие моменты, подумал Том, неторопливо приближаясь к Вильперсу по шоссе среди лесов, он в полной мере ощущал, как приятно быть обеспеченным, женатым и не ездить на работу.
Том был никак не готов к тому, что он увидел, отперев дверь дома своим ключом. На одном из желтых стульев лицом к двери сидел Бернард.
Элоиза не сразу заметила его.
— Tome, cheri, ты не принесешь мне перье со льдом? Я так хочу спать! — Она упала в его объятья и с удивлением, почувствовала, как он весь напрягся.
— У нас Бернард. Ну, тот англичанин, о котором я тебе говорил. — Он прошел в гостиную. — Привет, Бернард! Как дела? — Он не решился протянуть руку, но постарался улыбнуться.
Из кухни вышла мадам Аннет.
— А, мсье Тоом! Мадам Элоиза! Я не слышала машины. Должно быть, я глохну. Мсье Бернард вернулся. — Мадам Аннет, казалось, была раздосадована этим.
Том произнес как можно небрежнее:
— Да, хорошо. Я ожидал его. — И тут же он вспомнил, как говорил мадам Аннет, что Бернард вряд ли вернется.
Бернард встал. Он был небрит.
— Прошу прощения, что вторгся без предупреждения.
— Элоиза, это Бернард Тафтс, художник из Лондона. Моя жена Элоиза.
— Здравствуйте, — сказал Бернард.
Элоиза стояла как вкопанная на том же месте.
— Здравствуйте, — ответила она по-английски.
— Элоиза немного устала. — Том подошел к ней. — Ты поднимешься наверх или останешься с нами?
Кивком головы Элоиза подала ему знак, чтобы он поднялся с ней.
— Одну минуту, Бернард, — сказал Том.
— Это тот самый, кто выкинул этот фокус? — спросила она, когда они были в ее спальне.
— Да, боюсь, это он. Он несколько эксцентричен.
— Что он здесь делает? Он мне не нравится. И вообще, кто он такой? Ты никогда не говорил мне о нем. И он, по-моему, в твоем костюме?
Том пожал плечами.
— Он приятель моих лондонских друзей. Я уверен, что уговорю его сегодня же уехать. Возможно, ему нужны деньги. Или одежда. Я спрошу его. — Том поцеловал ее в щеку. — Ложись, дорогая. Я скоро приду к тебе.
Том прошел на кухню и попросил мадам Аннет отнести Элоизе перье.
— Мсье Бернард останется к ужину? — спросила мадам Аннет.
— Не думаю. А мы будем ужинать дома. Приготовьте что-нибудь попроще. Мы плотно поели за обедом.
Том вернулся к Бернарду.
— Ты был в Париже?
— Да, в Париже. — Бернард по-прежнему стоял. Том не знал, как ему держаться.
— Я нашел твой манекен внизу. Жена была в шоке. Не стоит откалывать такие шутки в доме, где есть женщина. — Он улыбнулся. — Кстати, мадам Аннет отдала твой костюм в химчистку, так что я вышлю его тебе потом в Лондон — или туда, где ты будешь. Садись.
Сам Том сел на диван.
— Какие у тебя планы? — Все равно что спрашивать сумасшедшего, как он себя чувствует, подумал он. Ему было не по себе и стало еще хуже, когда он почувствовал, что сердце его бьется учащенно.
Бернард сел тоже.
— Планы… — Последовала долгая пауза.
— Возвращаться в Лондон не собираешься? — С отчаяния Том схватил с кофейного столика сигару. В таком состоянии он мог, пожалуй, и задохнуться от нее, но это неважно.
— Я вернулся, чтобы поговорить с тобой.
— Очень хорошо. О чем?
Снова молчание. Том боялся его нарушить. Все эти дни Бернард, вероятно, кружил в дебрях собственных перепутавшихся мыслей. Том чувствовал, что вряд ли сможет пробиться к нему сквозь эти дебри.
— Я целиком в твоем распоряжении, — сказал он наконец. — Ты среди друзей, Бернард.
— Все очень просто. Я должен попытаться начать все с начала. И жить честно.
— Я понимаю. Ну что ж. Ничто тебе не мешает.
— Твоя жена знает о… подделках?
Столь логичный вопрос можно было только приветствовать.
— Разумеется, нет. И никто не знает. Во Франции — никто.
— А о Мёрчисоне?
— Я сказал ей, что Мёрчисон пропал. Что я высадил его в Орли. — Том говорил вполголоса на тот случай, если Элоиза вышла в верхний холл и подслушивает. Но он знал, что там, за изгибом лестницы, плохо слышно то, что говорится в гостиной.
Бернард произнес с некоторым раздражением:
— Я не могу разговаривать с тобой, когда в доме люди — твоя жена, экономка.
— Ну так давай куда-нибудь пойдем.
— Нет.
— Но я тоже не могу просить мадам Аннет уйти. У нее много дел по дому. Может быть, все-таки пройдемся? Тут есть одно спокойное кафе…
— Нет, спасибо.
Том откинулся на диване с сигарой в зубах, издававшей такой запах, будто горел дом. Обычно этот запах ему нравился.
— Кстати, после твоего ухода этот английский инспектор меня больше не беспокоил. И французская полиция тоже.
Бернард никак не отреагировал на это. Помолчав, он сказал:
— Ну ладно, давай пройдемся. — Он встал и посмотрел сквозь стеклянные двери. — Может быть, туда, за дом?
Они вышли на лужайку. Ни тот, ни другой не накинули ни куртку, ни плащ, хотя было довольно прохладно. Том предоставил Бернарду идти, куда ему вздумается, и тот выбрал все ту же лесную дорогу. Он шагал медленно, чуть неуверенной походкой. “Может быть, он плохо питался и ослаб?” — подумал Том. Они прошли то место, где был закопан Мёрчисон. Тому было страшно, и он чувствовал, как волосы у него на шее и за ушами чуть шевелятся. Он понимал, что страх вызван не этим местом, а Бернардом. Том специально не держал ничего в руках и шел чуть сбоку от Бернарда.
Бернард замедлил шаг и повернул обратно. Они направились в сторону дома.
— Что тебя мучает? — спросил Том.
— Я… я думаю о том, куда все это нас заведет. Это уже привело к одной смерти.
— Да… это, конечно, жаль, — тут возразить нечего. Но ведь к тебе-то это не имеет никакого отношения. Раз ты бросил заниматься подделками, то можешь начать все с чистой страницы — как Бернард Тафтс.
Бернард ничего не ответил на это.
— Ты не звонил Джеффу или Эду из Парижа?
— Нет.
Том не покупал английских газет за последние дни, и Бернард, вероятно, тоже. Его снедали собственные тревоги.
— Если хочешь, можешь позвонить от меня Цинтии — из моей комнаты, например.
— Я говорил с ней, когда был в Париже. Она не хочет меня видеть.
— Понятно… — Так вот в чем дело. Это была, очевидно, последняя соломинка, за которую цеплялся Бернард. — Может, тебе написать ей? В письме объясниться легче. Или встретиться с ней в Лондоне? Возьми приступом ее квартиру. — Том рассмеялся.
— Она отказалась видеться со мной. Опять наступило молчание.
Цинтия не хотела иметь ничего общего со всем этим, предположил Том. Вряд ли она не поверила, что Бернард искренне хочет порвать с мошенничеством, — если уж он говорил что-то твердо, то не верить ему было невозможно. Просто, по-видимому, с нее было достаточно. Как глубоко ее отказ задел Бернарда, Том в данный момент не мог оценить. Они стояли на террасе возле стеклянных дверей.
— Пойдем в дом, Бернард. Я замерз. Заходи. — Том раскрыл дверь.
Бернард вошел вместе с ним.
Том поднялся к Элоизе. Он все еще чувствовал себя окоченевшим от холода — а может быть, от страха. Элоиза была в своей спальне. Сидя на постели, она разбирала какие-то открытки и фотографии.
— Когда он уедет?
— Понимаешь, дорогая, все дело в его лондонской подружке. Он звонил ей из Парижа. Она отказалась его видеть. Он угнетен этим, и я не могу его выгнать. Что он собирается делать — не знаю. Слушай, ты не хочешь съездить к родителям на несколько дней?
— Non!
— Ему надо поговорить со мной. Чем скорее он на это решится, тем лучше.
— Почему ты не можешь сказать ему, чтобы он уехал? Он ведь не близкий друг тебе. И к тому же он ненормальный!
Бернард остался.
* * *
Они еще не кончили ужинать, когда у входных дверей раздался звонок. Мадам Аннет пошла открывать и, вернувшись, сказала:— Там два полицейских агента, мсье Тоом. Они хотят поговорить с вами.
Элоиза раздраженно вздохнула и бросила салфетку на стол. Она еле высидела весь ужин и теперь резко поднялась.
— Никакого покоя! — бросила она по-французски.
Том встал тоже. Только Бернард, казалось, был невозмутим.
Том прошел в гостиную. Это была та же пара, что и в понедельник.
— Сожалеем, что приходится побеспокоить вас, мсье, — сказал старший, — но ваш телефон не работает. Мы уже сообщили об этом на станцию.
— Правда? — Телефонная связь по необъяснимой причине нарушалась примерно каждые полтора месяца, но Том подумал, не Бернард ли тому виной на этот раз — перерезал провода или еще что-нибудь… — Я не знал об этом. Спасибо.
— Мы связались с английским следователем. Точнее, он связался с нами.
Вошла Элоиза. Очевидно, ее снедало любопытство — или же ярость, предположил Том. Он представил ее, и полицейские опять назвали свои имена — комиссар Делони и… — второе имя Том не разобрал.
— Теперь уже ведутся розыски не только мсье Мёрчисона, но и художника Дерватта. Английский следователь Уэбстер, который сегодня тоже пытался дозвониться до вас, хотел узнать, не получали ли вы в эти дни каких-либо вестей от того или другого.
Том улыбнулся — это действительно было немного смешно.
— Я никогда не встречался с Дерваттом, и он ничего не знает обо мне. — Как раз в этот момент в гостиную вошел Бернард. — И, к сожалению, от мсье Мёрчисона тоже ничего не было. Позвольте представить вам Бернарда Тафтса, моего знакомого из Англии. Бернард, эти джентльмены из полиции.
Бернард неразборчиво пробормотал какое-то приветствие.
Том отметил, что имя Бернарда ничего не говорило французским полицейским.
— Даже владельцы галереи, где сейчас проходит выставка Дерватта, ничего не знают о его местонахождении, — сказал Делони. — Это удивительно.
Это и впрямь выглядело странно, но тут уж Том ничем не мог им помочь.
— Вы, случайно, не знаете этого американца, мсье Мёрчисона? — спросил Делони Бернарда.
— Нет, — ответил Бернард.
— А вы, мадам?
— Нет, — ответила Элоиза.
Том объяснил, что его жена только что приехала из Греции, но он рассказал ей о визите Мёрчисона и его исчезновении.
У полицейских был такой вид, будто они не знали, что делать дальше. Наконец Делони произнес: — Обстоятельства складываются таким образом, мсье Рипли, что инспектор Уэбстер попросил нас осмотреть ваш дом. Чистая формальность, как вы понимаете, но это необходимо сделать. Может быть, нам удастся найти какой-нибудь ключ к загадке. Я имею в виду, к исчезновению мсье Мёрчисона. Мы должны сделать для наших английских confreres [56] все, что можем.
— Ну, разумеется! Вы хотите начать прямо сейчас?
Было уже слишком темно, чтобы вести поиски на улице, и полицейские сказали, что начнут сегодня с дома, а завтра продолжат. Оба вышли на каменную террасу и с вожделением, как чувствовал Том, смотрели на темную зелень сада и леса за ним.
Том провел их по всему дому. Прежде всего они осмотрели спальню, в которой ночевал Мёрчисон, а после него Крис. В корзине для мусора не было ничего, мадам Аннет уже все выбросила. Полицейские выдвинули ящики комода — они также были пусты, кроме двух верхних, где лежали простыни и одеяла. Ни Мёрчисон, ни Крис не оставили никаких следов. Заглянули они и в спальню Элоизы. Сама Элоиза сидела в гостиной и, как знал Том, с трудом сдерживала ярость. В мастерской Тома их заинтересовала одна из ножовок. Затем настала очередь чердака. Свет не горел, и Том сбегал вниз за лампочкой и фонариком. На чердаке все было покрыто пылью, стояли стулья в матерчатых чехлах и старый диван, оставшийся от прежних хозяев дома. Полицейские исследовали все углы с помощью собственных фонариков. Они явно искали нечто более крупное, чем ключ к разгадке, подумал Том. Нелепая идея! Неужели он оставил бы труп валяться за диваном?
Наконец, погреб. Том продемонстрировал его полицейским с той же непринужденностью, стоя на пятне и светя фонариком во все стороны, хотя освещение и без того было достаточное. Том тревожился, не осталось ли пятен крови за бочкой, где лежал Мёрчисон, — он не проверил этого заранее. Но если там и была какая-то кровь, полицейские ее при беглом осмотре не заметили. Однако это ничего не значит, подумал Том. Они могли осмотреть все более придирчиво утром.
Делони сказал, что они вернутся в восемь утра, если это не слишком рано для Тома. Том ответил, что восемь утра — вполне подходящее время.
— Прошу прощения, — сказал Том Элоизе и Бернарду, закрыв за полицейскими дверь. Он подозревал, что все это время они просидели в гостиной за кофе в полном молчании.
— Почему им понадобилось обыскивать дом? — спросила Элоиза.
— Потому что этот американец, Мёрчисон, все еще не нашелся.
Элоиза встала.
— Том, ты можешь подняться со мной? Мне надо с тобой поговорить.
Том извинился перед Бернардом и последовал за ней.
Элоиза прошла в свою спальню.
— Если ты не выдворишь этого ненормального из дома, я сегодня же уеду.
Это была поистине трудноразрешимая дилемма. Он хотел, чтобы Элоиза осталась, но понимал, что в этом случае дело с Бернардом не сдвинется с мертвой точки. И к тому же он, как и Бернард, не мог связно рассуждать под разгневанным взором Элоизы.
— Попробую поговорить с ним еще раз, — сказал он и поцеловал ее в шею. Она этому не воспротивилась. И на том спасибо.
Том спустился в гостиную.
— Бернард, послушай, Элоиза расстроена. Ты не мог бы вернуться сегодня в Париж? Или в Фонтенбло — я отвез бы тебя туда. Там есть пара неплохих отелей. Если ты хочешь поговорить со мной, я мог бы завтра к тебе приехать, и…
— Нет, — сказал Бернард. Том вздохнул.
— Тогда она уедет. Пойду скажу ей. — Он пошел к Элоизе и сказал ей.
— Да кто он такой? Еще один Дикки Гринлиф? Ты не можешь выгнать его из собственного дома?
— Я никогда… Дикки никогда не был в моем доме… — Том остановился, не находя слов. Элоиза была настолько рассержена, что могла и сама попытаться выгнать Бернарда, но у нее ничего не вышло бы, подумал Том. Бернард достиг той стадии непреклонности, на которой общепринятые правила поведения уже не действуют.
Элоиза сняла с верхней полки шкафа небольшой кожаный чемодан и принялась собираться. Объяснять ей, что он чувствует свою ответственность перед Бернардом, было бы бесполезно. Она спросит, почему.