— Ну, где… — произнес он глубокомысленно. — К югу от Дуранго.
   — А где это — Дуранго?
   — К северу от Мехико. Название деревни я вам сказать не могу. Это слишком длинное ацтекское слово, мне его не выговорить. Ха-ха-ха.
   — Мы хотим найти уголок, не испорченный цивилизацией. Мы — это мой муж Зах и двое наших детей.
   — Попробуйте Пуэрто Валларта, — посоветовал Том. Тут его спас Эд, поманивший его из своего угла. — Прошу простить, — сказал он, поднимаясь с белой меренги.
   Эд сказал, что пора сматываться. Том был с ним согласен. Джефф плавно скользил среди гостей, бросая тут и там реплики и одаривая собеседников непринужденной улыбкой. Безупречные манеры, подумал Том. Молодые и не очень молодые люди следили взглядом за Томом. Возможно, они не решались подойти; а может быть, и не стремились.
   — Ну что, уходим? — спросил Том, когда Джефф присоединился к ним.
   Том считал, что перед уходом надо непременно познакомиться с хозяином. За тот час, что они здесь провели, им это не удалось. Майкл оказался невысоким мужчиной в медвежьей парке со свисающим сзади капюшоном. Его черные волосы были острижены “под ежик”.
   — Дерватт, вы были самой крупной жемчужиной в моем сегодняшнем ожерелье! Я просто не могу выразить, как я рад и как благодарен этим старым…
   Конец фразы потонул в окружающем гаме. Обмен рукопожатиями, и наконец дверь за ними закрылась.
   — Уф, — произнес Джефф, когда они спустились на два пролета, и закончил шепотом: — Мы пошли на эту вечеринку только потому, что здесь нет людей, сколько-нибудь значительных.
   — И вместе с тем, они значат немало, — отозвался Эд. — Это Публика. Так что еще с одним успехом тебя, Том!
   Том не стал спорить. Пускай считают вечер успешным, если хотят, — ведь и правда, бороду ему не оторвали.
   Они высадили Эда из такси на каком-то перекрестке.
   Утром Том позавтракал в постели. Джефф решил, что это послужит ему хоть небольшой компенсацией за неудобства, причиняемые бородой во время еды. Затем Джефф вышел купить какие-то фотопринадлежности, сказав, что к половине одиннадцатого вернется, но проводить Тома в Вест-Кенсингтон на автобус не сможет. В одиннадцать Том прошел в ванную и принялся осторожно отклеивать марлю с бородой.
   Зазвонил телефон.
   Сначала Том не хотел подходить. Но не будет ли это выглядеть подозрительно? Как будто он прячется от людей.
   Собравшись с духом на случай, если это Уэбстер, Том произнес голосом Дерватта:
   — Алло? Я слушаю.
   — Могу я поговорить с мистером Константом?.. Или это вы, мистер Дерватт?.. Очень хорошо. Это инспектор Уэбстер. Каковы ваши планы, мистер Дерватт? — поинтересовался инспектор своим обычным обходительным тоном.
   Для инспектора у Тома не было определенных планов.
   — Где-то на этой неделе возвращаюсь в Мексику, к своим соляным копям, — хмыкнул он. — И к спокойствию.
   — Не могли бы вы позвонить мне перед отъездом? — Уэбстер дал номер полицейского управления и свой добавочный, и Том записал их.
   Вернулся Джефф. Том уже собирался выходить. Ему не терпелось поскорее уехать. Попрощались они кратко, Том — так даже небрежно. Но каждый из них знал, что его благополучие зависит от другого.
   — Счастливо. Храни тебя…
   — Счастливо.
   К черту Уэбстера.
   Вскоре Том уже был пристегнут ремнями внутри кокона аэроплана, в синтетической атмосфере с улыбающимися стюардессами, дурацкими желто-белыми карточками, которые надо было заполнять, и в неприятном соседстве с пиджачными нарами, толкавшими его своими локтями и заставлявшими его отстраняться. Он пожалел, что не летит первым классом.
   Придется ли ему отчитываться перед кем-нибудь, где именно был Том Рипли в Париже, — в частности, прошлой ночью? У Тома был друг, готовый подтвердить все, о чем его попросят, но Тому не хотелось расширять круг вовлеченных в это дело людей — их и так было слишком много. Самолет тронулся с места и, задрав нос, взмыл вверх. Какая тоска, подумал Том, нестись вперед со скоростью нескольких сотен миль в час, почти ничего не слыша и заставляя людей внизу страдать от грохота. Том предпочитал поезда. Особенно скорые поезда дальнего следования, не делавшие промежуточных остановок между Парижем и конечным пунктом и пролетавшие по ровным рельсам мимо Мелёна с такой скоростью, что невозможно было прочитать французские и итальянские надписи на вагонах. Однажды Том решил было переехать через железнодорожное полотно там, где это было запрещено. Пути были свободны, стояла тишина. Он решил все же не рисковать, и секунд пятнадцать спустя два сверкающих хромовым покрытием состава пронеслись навстречу друг другу, как исчадие ада. Том представил себе, как они сплющивают в лепешку его машину и растаскивают в разные стороны чемоданы и исковерканные куски его тела. Даже сейчас, вспоминая об этом среди облаков, он поежился. Одно радовало Тома: миссис Мёрчисон в самолете не было. Он проверил это перед посадкой.

21

   Вот и Франция. Когда самолет снизился, верхушки деревьев стали похожи на темно-зеленые и коричневые узелки на ковре или декоративные кисточки с домашнего халата Тома. Сейчас Том был в своем новом страховидном плаще. На паспортном контроле в Орли его физиономию сверили с фотографией в паспорте Маккея, но никаких печатей не поставили — как и при выезде из Франции. Похоже, никому, кроме англичан, до печатей не было дела. Том прошел по коридору для пассажиров, не объявляющих никаких ценностей, и, поймав такси, отправился домой.
   Около трех Том уже был в Бель-Омбр. По дороге он расчесал волосы на свой обычный левый пробор и снял плащ.
   Элоиза была дома. Отопление работало вовсю, пол и мебель блестели. Мадам Аннет потащила вещи Тома наверх. Том и Элоиза расцеловались.
   — Что ты делал в Греции? — спросила она чуть озабоченно. — А потом в Лондоне?
   — Да так, смотрел, где что, — улыбнулся Том.
   — Этого чокнутого искал, да? Ну и как, нашел? Как, кстати, твоя голова? — Она развернула его спиной к себе, чтобы осмотреть рану.
   Том ее уже почти не ощущал. Он был очень рад, что за время его отсутствия Бернард не объявился в Бель-Омбр и не доставил Элоизе хлопот.
   — Американка не звонила?
   — Да-да, звонила. Миссис Мёрчисон. Она немного говорит по-французски, но очень забавно. Сегодня утром она была еще в Лондоне, но в три часа уже прибывает в Орли и хочет увидеть тебя. Слушай, что за merde [72], кто все эти люди?
   Том взглянул на часы. Самолет миссис Мёрчисон должен был приземлиться через десять минут.
   — Дорогой, хочешь чая? — Элоиза усадила его на желтый диван. — Так ты встретил где-нибудь своего Бернарда?
   — Нет. Извини, мне нужно вымыть руки. Я на минуту. — Зайдя в туалет на первом этаже, Том вымыл руки и лицо. Он надеялся, что миссис Мёрчисон не изъявит желания посетить Бель-Омбр и согласится встретиться с ним где-нибудь в Париже, — хотя ехать в Париж сегодня ему смертельно не хотелось.
   Когда Том вернулся в гостиную, мадам Аннет спускалась по лестнице.
   — Мадам, как ваш многострадальный зуб? Лучше, я надеюсь?
   — О да, мсье Тоом. Я была сегодня утром у врача в Фонтенбло, и он вытащил нерв — взял и вытащил. В понедельник пойду к нему снова.
   — Ах, как было бы хорошо, если бы у всех нас взяли и вытащили все нервы! Мы бы не чувствовали никакой боли. — Том трепался, почти не отдавая себе отчета в том, что говорит. Он раздумывал, звонить Уэбстеру или нет. Ему казалось, что до отъезда лучше не звонить, потому что это выглядело бы как желание угодить полиции. Человек, не чувствующий за собой никакой вины, не стал бы звонить, рассуждал Том.
   Они с Элоизой пили чай.
   — Ноэль спрашивала, сможем ли мы быть у нее во вторник вечером, — сказала Элоиза. — У нее день рождения.
   Сборища у Ноэль Хасслер, лучшей подруги Элоизы, жившей в Париже, всегда удавались на славу. Но у Тома на уме уже был Зальцбург — он решил, что должен ехать туда, не откладывая, так как Бернард, возможно, именно там. В Зальцбурге родился Моцарт — еще один жрец искусства, умерший молодым.
   — Дорогая, — сказал Том, — ты, конечно, иди, но я, наверное, не смогу.
   — Почему?
   — Мне, возможно, придется поехать в Зальцбург.
   — В Австрию”? Неужели опять на поиски этого чокнутого? В следующий раз ты отправишься за ним в Китай.
   Том с беспокойством взглянул на телефон. В любой момент могла позвонить миссис Мёрчисон.
   — Миссис Мёрчисон спрашивала номер моего парижского телефона?
   — Да. Я дала ей ложный. — Элоиза говорила по-французски и начала проявлять признаки раздражения.
   Том раздумывал, насколько откровенным он может быть с Элоизой.
   — Ты сказала ей, когда я должен вернуться?
   — Я сказала, что не знаю.
   Раздался телефонный звонок. Если это была миссис Мёрчисон, то она звонила из Орли. Том встал.
   — Запомни, — быстро сказал он Элоизе по-английски, так как в комнату входила мадам Аннет, — самое главное — я не был в Лондоне. Только в Париже. Это действительно очень важно, дорогая. Не упоминай Лондон при миссис Мёрчисон.
   — Она собирается приехать сюда?
   — Надеюсь, что нет. — Том снял трубку.
   — Алло? Да. Здравствуйте, миссис Мёрчисон. — Она хотела-таки приехать в Бель-Омбр. — Ну конечно, конечно. Но, может быть, вам будет удобнее, если я встречусь с вами в Париже?.. Да, не совсем близко от Орли — дальше, чем Париж. — Но все было бесполезно. Возможно, ему удалось бы поколебать ее решимость, придумав какой-нибудь долгий и сложный маршрут, но он не хотел создавать дополнительных неудобств и без того пострадавшей женщине. — В таком случае проще всего взять такси. — Он сказал, какие указания дать шоферу.
   Том попытался хоть как-то растолковать ситуацию Элоизе. Через час прибудет миссис Мёрчисон, которая хочет расспросить его о своем муже. Теперь Том мог говорить с Элоизой по-французски, так как мадам Аннет вышла из комнаты. Правда, она могла подслушивать под дверью, но тут уж ничего не поделаешь. Еще до звонка миссис Мёрчисон Том подумал, что лучше бы объяснить Элоизе, почему он дважды ездил в Лондон, выдавая себя за умершего художника Дерватта. Но сейчас был неподходящий момент, чтобы делать ей ошеломляющие признания. Лишь бы визит миссис Мёрчисон прошел успешно, — большего от Элоизы он не мог требовать.
   — Но что все-таки случилось с ее мужем? — спросила она.
   — Не знаю, дорогая. Она приехала во Францию и, естественно, хочет поговорить с человеком, который… — Том собирался сказать “который последним видел ее мужа живым”, но передумал: — …и хочет взглянуть на наш дом, потому что здесь ее муж был перед самым исчезновением. Отсюда я отвез его в Орли.
   Элоиза раздраженно передернула плечами и резко поднялась на ноги. Однако ей хватило ума не устраивать сцен. Она владела собой и вела себя сдержанно. Характер она покажет потом.
   — Я понимаю, тебе не хочется, чтобы она испортила нам вечер. Она и не испортит. Я не стану приглашать ее остаться на ужин — скажу, что мы идем в гости. Но чая или вина я не могу ей не предложить. Я буду очень корректен и вежлив с ней и не думаю, что она пробудет у нас больше часа.
   Элоиза смирилась с неизбежным.
   Том поднялся в свою комнату. Мадам Аннет распаковала его чемодан и убрала его, но некоторые вещи оказались не на своих привычных местах, и Том переложил их. Он принял душ, надел серые фланелевые брюки, чистую рубашку и свитер и достал из шкафа твидовый пиджак на случай, если миссис Мёрчисон захочет пройтись по саду.
   Наконец, прибыла миссис Мёрчисон. Том вышел встретить ее и проследить за тем, чтобы таксист ее не обсчитал. У нее были с собой французские деньги, и она дала шоферу слишком большие чаевые, но тут уж Том не стал вмешиваться.
   — Моя жена Элоиза, — представил ее Том. — Миссис Мёрчисон, из Америки.
   — Здравствуйте, — произнесла миссис Мёрчисон.
   — Здравствуйте, — ответила Элоиза. Миссис Мёрчисон согласилась выпить чашечку чая.
   — Надеюсь, вы простите меня за столь внезапное вторжение, — обратилась она к хозяевам, — но это очень важное дело, и я хотела повидаться с вами как можно скорее.
   Они расселись в гостиной — Миссис Мёрчисон на диване, Том и Элоиза на стульях. Элоиза приняла скучающий вид хозяйки, не слишком заинтересованной в разговоре и присутствующей лишь из вежливости. Том был этому очень рад, хотя прекрасно понимал, что на самом деле разговор чрезвычайно интересует ее.
   — Мой муж… — начала миссис Мёрчисон.
   — Том, как он велел называть его, — улыбнулся Том, поднимаясь на ноги. — Он видел мои картины — вот этого “Человека в кресле” и, позади вас, “Красные стулья”, более раннюю вещь. — Том говорил довольно резко. Он должен прорваться, и к черту всякие манеры, добросердечие, этику, истину, закон и даже судьбу — в смысле отдаленного будущего. Этот вопрос необходимо решить раз и навсегда. Если миссис Мёрчисон захочет осмотреть дом, — пожалуйста, он покажет его сверху донизу, включая даже погреб. Том ждал, когда она спросит, что сказал ее муж по поводу картин Тома.
   — Вы приобрели картины в Бакмастерской галерее? — спросила она.
   — Да, и ту, и другую. — Он взглянул на Элоизу, курившую непривычные для нее “Житан” из маисовой бумаги. — Моя жена понимает английскую речь.
   — Вы были здесь, когда приезжал мой муж? — обратилась к ней миссис Мёрчисон.
   — Нет, я была в Греции и не встречалась с ним.
   Миссис Мёрчисон встала с намерением взглянуть на картины, и Том включил две дополнительные лампы, чтобы ей было лучше видно.
   — Я особенно люблю “Человека в кресле”, — сказал Том. — Поэтому я и повесил его над камином.
   Миссис Мёрчисон картина, судя по всему, тоже понравилась.
   Том думал, что она заговорит о теории ее мужа насчет фальсификации работ Дерватта, но она не затронула эту тему, ничего не сказав ни о сиреневых, ни о фиолетовых тонах на какой-либо из картин. Вместо этого она задала те же вопросы, что и Уэбстер до нее, — хорошо ли чувствовал себя ее муж, когда уезжал от Тома, не договаривался ли он о встрече с кем-нибудь.
   — Он был в прекрасном настроении, — ответил Том, — и не упоминал ни о каких встречах. Я уже говорил это инспектору Уэбстеру. Странно то, что картина, принадлежавшая вашему мужу, была похищена. Она была с ним в Орли, тщательно упакованная.
   — Да, я знаю. — Миссис Мёрчисон курила свой “Честерфилд”. — Картину так и не нашли. Как и моего мужа или хотя бы его паспорт. — Она улыбнулась. У нее было приятное, доброе лицо, довольно полное и потому еще не испорченное морщинами.
   Том подлил ей чая. Миссис Мёрчисон смотрела на Элоизу. Оценивающе? Гадая, что думает Элоиза по поводу всего этого? Что ей известно и есть ли что-нибудь такое, что может быть ей известно? Или думая о том, станет ли Элоиза покрывать своего мужа, если он в чем-нибудь виновен?
   — Инспектор Уэбстер говорил мне, что вы были другом Дикки Гринлифа, которого убили в Италии, — сказала миссис Мёрчисон.
   — Да, — ответил Том. — Но его не убили, он покончил с собой. Я познакомился с ним за пять или шесть месяцев до этого.
   — Но инспектор Уэбстер, похоже, сомневается, что это было самоубийство. А если так, то кто мог убить его? И почему? Или у вас нет на этот счет никаких соображений?
   Том стоял, прочно упершись ногами в пол и потягивая чай.
   — У меня нет на этот счет никаких соображений, — сказал он. — Дикки покончил с собой. Я думаю, из-за того, что ему не удалась карьера художника, — не говоря уже о карьере в судостроительной фирме его отца. У Дикки было много друзей, но среди них не было злодеев. — Том помолчал, но никто не нарушил паузы.
   — Врагов он тоже не имел — для этого не было причин, — добавил он.
   — Причин убивать моего мужа тоже ни у кого не было, — сказала миссис Мёрчисон. — Разве что существует шайка, занимающаяся подделкой картин Дерватта.
   — Ну, об этом я, живя во Франции, не могу судить.
   Миссис Мёрчисон взглянула на Элоизу.
   — Я надеюсь, вы понимаете, о чем мы говорим, миссис Рипли.
   — Миссис Мёрчисон полагает, что, возможно, есть шайка жуликов, наживающаяся на подделках картин Дерватта, — сказал Том Элоизе по-французски.
   — Я поняла, — ответила она по-английски.
   Том знал, что у Элоизы есть сомнения относительно истории с Дикки. Но он знал также, что может на нее положиться. Элоиза тоже была немного жуликом в душе. Во всяком случае, перед посторонним человеком она не станет высказывать своих сомнений.
   — Может быть, вы хотите осмотреть дом? Или сад, пока не стемнело?
   Миссис Мёрчисон ответила, что хотела бы.
   Они с Томом поднялись на второй этаж. На миссис Мёрчисон было светло-серое вязаное платье. Она была хорошо сложена — возможно, много ездила верхом или играла в гольф, — и никто не сказал бы, что она толстушка. Люди обычно не называют толстыми таких упитанных женщин спортивного вида — хотя, если разобраться, как еще их назвать? Элоиза отклонила предложение присоединиться к ним. Том открыл дверь комнаты для гостей и включил свет, чтобы миссис Мёрчисон могла ее осмотреть, затем, держась так же легко и свободно, провел ее по всему второму этажу, не забыв и спальню Элоизы. Правда, света на этот раз он не включал, так как миссис Мёрчисон спальней не заинтересовалась.
   — Благодарю вас, — сказала она, когда они спустились.
   Тому было искренне жаль ее. Он сожалел, что убил ее мужа. Но он не может позволить себе терзаться угрызениями совести, напомнил он себе. Иначе он ничем не будет отличаться от Бернарда, стремившегося публично покаяться во всем и тем самым поставить под удар других.
   — Вы не встречались с Дерваттом в Лондоне? — спросил Том.
   — Встречалась, — ответила миссис Мёрчисон, опять присаживаясь на диван — правда, на самый краешек.
   — Какое впечатление он производит? — спросил Том. — Я был буквально в двух шагах от него на открытии выставки, но в другом помещении.
   — Типичный бородатый художник. Симпатичен, но малоразговорчив, — обронила она, не проявляя особого интереса к личности Дерватта. — Он сказал, что, по его мнению, его работы не подделывают и что он высказал это мнение Томми.
   — Да, ваш муж говорил мне об этом тоже. А вы верите Дерватту?
   — На вид он был вполне искренен, а как там на самом деле — откуда мне знать? — Миссис Мёрчисон откинулась на спинку дивана.
   — Еще чая? Или, может быть, скотч? — спросил Том.
   — Спасибо, я не отказалась бы от скотча.
   Том направился на кухню за льдом. Элоиза вышла тоже, чтобы помочь ему.
   — Что значит этот вопрос насчет Дикки? — спросила она.
   — Ничего не значит. Я сказал бы тебе, если бы там было что-нибудь. Просто ей известно, что я дружил с Дикки. Тебе белого вина?
   — Да.
   Они отнесли лед и бокалы в гостиную. Миссис Мёрчисон выразила желание заказать такси до Мелёна, извинившись за свою поспешность и объяснив, что не знает, сколько времени это может занять.
   — Если вы хотите попасть на парижский поезд, я могу подвезти вас до станции, — предложил Том.
   — Нет, я хочу поговорить с местной полицией. Я звонила им из Парижа.
   — Так я отвезу вас туда. Кстати, вам, может быть, нужен переводчик?
   — Большое спасибо, но думаю, что сама справлюсь. — Она слегка улыбнулась.
   Она не хочет, чтобы он присутствовал при разговоре, понял Том.
   — У вас больше никого не было в то время, когда приезжал мой муж? — спросила миссис Мёрчисон.
   — Только наша экономка, мадам Аннет. Не знаешь, где она сейчас, Элоиза?
   Элоиза полагала, что мадам Аннет в своей комнате, если не вышла докупить что-нибудь в последний момент. Том подошел к дверям служанки и постучал. Мадам была дома и занималась шитьем. Том спросил, не может ли она зайти ненадолго в гостиную поговорить с мадам Мёрчисон.
   Мадам Аннет вошла почти сразу за Томом. На лице ее было написано любопытство — ведь мадам Мёрчисон была женой человека, пропавшего без вести. Она рассказала, что в последний раз разговаривала с мсье Мёрчисоном во время обеда, после чего он уехал вместе с мсье Тоомом. Мысль о том, что на самом деле она не видела, как Мёрчисон покидал дом, явно не приходила ей в голову.
   — Подать вам что-нибудь еще, мсье Тоом? — спросила она.
   Но им ничего не требовалось; вопросы у миссис Мёрчисон тоже вроде бы иссякли. Мадам Аннет с некоторым разочарованием покинула гостиную.
   — Как вы думаете, что могло случиться с моим мужем? — спросила миссис Мёрчисон, посмотрев на Элоизу и затем переведя взгляд на Тома.
   — Единственное, что я могу предположить — кто-то польстился на ценную картину, — ответил Том. — Конечно, ценность не такая уж большая, но все-таки Дерватт. Кто-то, видимо, знал, что картина у него с собой, — может быть, он говорил об этом в Лондоне. Возможно, его захватили, чтобы отобрать картину, а потом зашли слишком далеко и убили его, а тело спрятали. Не исключено, конечно, что его и сейчас держат живым где-нибудь.
   — Но в таком случае муж был, по всей вероятности, прав, когда подозревал, что “Часы” — подделка. Вы сами говорите, что картина не такая уж ценная — хотя бы из-за небольшого размера. Похоже на то, что мужа убили, чтобы не вскрылась история с фальсификацией Дерватта.
   — Я все же не думаю, что картина вашего мужа была подделкой. Он и сам не был уверен в этом, когда уезжал от меня. Я уже говорил Уэбстеру, что, как я понял, Томми отказался от намерения консультироваться с лондонским экспертом. Я, правда, не спрашивал его об этом, насколько я помню. Но у меня сложилось впечатление, что он изменил свое мнение, посмотрев мои картины. Возможно, я ошибаюсь.
   Наступило молчание. Миссис Мёрчисон, очевидно, не знала, что еще сказать и о чем спросить. Единственное, что ее сейчас интересовало, так это люди, связанные с Бакмастерской галереей, а какой смысл расспрашивать о них Тома?
   Прибыло такси.
   — Благодарю вас, мистер Рипли, — сказала миссис Мёрчисон. — И вас, мадам. Я надеюсь, можно будет встретиться с вами еще раз, если…
   — Ну разумеется, — ответил Том. Он проводил ее до машины.
   Вернувшись в гостиную, он медленно подошел к дивану и опустился на него. Полиция Мелёна не сообщит миссис Мёрчисон ничего нового — они непременно известили бы его о каких-либо находках. Элоиза говорила, что за время его отсутствия они не звонили. Если бы полиция обнаружила тело Мёрчисона в Луэне или где-нибудь еще, куда его могло унести…
   — Cheri, ты очень нервничаешь, — сказала Элоиза. — Выпей чего-нибудь.
   — Я не против, — отозвался Том, наливая себе вина. В лондонских газетах, которые он просмотрел в самолете по пути в Париж, не было сообщений о вторичном появлении Дерватта. Очевидно, англичане не считали это значительным событием. Том был этому рад, так как не хотел, чтобы Бернард, где бы он ни находился, узнал о том, что ему удалось выбраться из могилы. Почему он этого не хотел, Том и сам не мог бы сказать — это было чисто интуитивное ощущение. Но он чувствовал, что это имеет какое-то отношение к Бернарду и его судьбе.
   — Между прочим, Тоом, Бертлены приглашают нас сегодня к семи часам на аперитив. Тебе это не помешало бы. Я сказала, что ты, возможно, будешь.
   Бертлены жили в городишке в семи милях от Вильперса.
   — А что, если… — начал Том, но телефонный звонок прервал его. Он сделал знак Элоизе, чтобы она сняла трубку.
   — Если спросят тебя, ты дома?
   Том улыбнулся, тронутый ее предупредительностью.
   — Да. Но это, скорее всего, Ноэль, которая хочет посоветоваться с тобой, что ей надеть во вторник.
   — Да. Bonjour. — Она улыбнулась Тому. — Один момент. — Она отдала ему трубку. — Какой-то англичанин, пытающийся говорить по-французски.
   — Алло, Том, это Джефф. У тебя все в порядке?
   — Да, вполне.
   Было ясно, что у Джеффа не все в порядке. Он опять тараторил и заикался. Том попросил его говорить громче.
   — Я сказал, что Уэбстер снова интересовался Дерваттом — не уехал ли он, и если нет, то где находится.
   — И что ты ему ответил?
   — Что не знаю.
   — Скажи ему, что Дерватт впал в меланхолию и, по-видимому, уединился где-то на время.
   — Кажется, Уэбстер хочет опять приехать к тебе. Он собирается во Францию, чтобы объединить силы с миссис Мёрчисон. Поэтому я тебе и звоню.
   Том вздохнул.
   — Когда он приедет?
   — Возможно, уже сегодня. Не знаю, что у него на уме…
   Том положил трубку. Он был растерян и раздражен. Снова сражаться с Уэбстером? Чего ради? Он решил, что лучше убраться из дома подальше.
   — Cheri, что случилось?
   — Я не смогу пойти к Бертленам, дорогая, — ответил Том со смехом. Вечеринка у Бертленов волновала его сейчас меньше всего. — Мне придется ехать сегодня в Париж, а завтра в Зальцбург. Может быть, уже сегодня в Зальцбург, если есть рейс. Вечером, возможно, позвонит инспектор английской полиции Уэбстер. Скажи ему, что я уехал в Париж по делу — например, в банк, — не знаю, придумай что-нибудь. Где я остановился, тебе неизвестно — в каком-нибудь отеле.
   — Тоом, от чего ты убегаешь?
   Вопрос ошеломил Тома. Он убегает? От чего? Куда?
   — Не знаю, — ответил Том. Он почувствовал, что покрывается потом. Хорошо бы опять встать под душ, но он боялся задерживаться. — Мадам Аннет тоже скажи, что мне пришлось срочно ехать в Париж по делам.
   Том поднялся к себе и вытащил из шкафа чемодан. Придется опять влезать в уродливый новый плащ, делать пробор в другую сторону и становиться Робертом Маккеем. Вошла Элоиза, чтобы помочь ему.
   — Ах, как хорошо было бы принять душ! — вздохнул Том и тут же услышал, что Элоиза включила душ в ванной. Выскользнув из одежды, он встал под струи воды, которая оказалась чуть теплой — как раз такой, какой надо.