А дальше началось полное безобразие.
   Нас совершенно по-хамски вытащили из машины. Пока один гаишник, с натруженным до семьдесят второго размера брюхом, проверял наши документы, другой шарил по салону. Заглянул во все сумки и папки, реквизировал все бумажное, отобрал камеру и выгреб кассеты из бардачка. После начал поднимать сиденья, заглядывать под чехлы, в инструментальный ящик, даже крышку бензобака отвинчивал.
   А потом мы долгие часы отвечали на идиотские вопросы и писали объяснительные записки в местном отделении милиции.
   Борцы за правопорядок трясли нас всерьез. Каждый из нас беседовал один на один с местным милиционером. И, между прочим, в разных комнатах. Вероятно, чтобы потом ловить нас на противоречиях. Но мы держались стойко, судя по реакции наших пленителей. Очень скоро оказалось, что главные враги - именно мы с Вэ-А. Я это сразу поняла по вопросам. Ясное дело, Алька с Женей - наемный технический персонал и просто претворяют в жизнь наши злокозненные идеи. За неправедные деньги.
   Впрочем, никаких объяснений менты не слушали. Они, похоже, следили, как мы вместе с кандидатом катались по политическим и экономическим достопримечательностям города. Но обвиняли не в съемках политической рекламы, избави Бог. С первой же фразы второго тура беседы: "А где твое разрешение на проведение съемок?" стало ясно, что нас решили взять, как только мы появились в Дальнем Куте. И все остальные мои слова только "усугубляли вину". И что снимали здесь без разрешения, и вообще пребывали на территории стройки, "а это секретный объект". И все на ты, с хамством и криком.
   Вот только хамством меня не возьмешь. Я становлюсь как еж - со всех сторон иголки, никого не вижу и в руки не даюсь. Наоборот, всегда делаю каменную морду и перед каждым ответом медленно отсчитываю несколько секунд.
   Время уже подошло к одиннадцати, когда вместо "моего" мента появился другой. Он, тоже не представившись, с порога заявил:
   - Пошли. Задержана. До выяснения.
   Пока он вел меня куда-то вдоль полутемного грязного коридора, я думала: "Как там Димка? Что с ребятами? И вообще - как отсюда выбираться будем?"
   * * *
   Местные десятичасовые новости на канале "Семь-плюс" не вышли. Это был скандал, потому что известий ждал весь город. Вместо них выпустили в эфир репортаж "Милицейский взгляд на свободу слова". Диктор, подпрыгивая, как крышка на чайнике, рассказал, что в Дальнокутске местная милиция задержала съемочную группу, готовившую предвыборный ролик для кандидата в губернаторы Скуратова. Правда, напрямую это в вину журналистам поставлено не было, обвиняли их всего лишь в съемках без разрешения. Попросту говоря, съемки велись на территории, которую кто-то, ещё редакции не известный, считал своей и разрешения на съемки не давал. Все члены съемочной группы были арестованы и допрошены, аппаратура и автомобиль вместе со всеми отснятыми материалами так и остались в Дальнокутске. Точно так же, как остались там и сценарист передачи вместе с доверенным лицом кандидата. Оператора и репортера милиция отпустила, считая фигурами служебными, а потому маловажными.
   Репортер, молодая привлекательная Альбина Никонова, едва вырвавшаяся из узилища, просто кипела от возмущения:
   - Я прошла через унижения! Меня пытались лишить моего конституционного права на свободу слова! Меня ограничивали в моих профессиональных правах! Это не милиция, которая защищает честных граждан. Это - беспардонная частная полиция какого-то из туземных "крестных отцов", который дал команду остановить съемки на территории своего королевства. Такая наглость и произвол вызваны только одним - полной продажностью этих, с позволения сказать, органов правопорядка!
   Она сделала небольшую паузу и продолжила:
   - Однако уездный князек забыл, что в нашей стране действуют не только те законы, которые он устанавливает властью денег в своей вотчине. Мы, свободные журналисты телеканала "Семь-плюс", не боимся закона о диффамации. Зато хорошо знаем, кто приказал арестовать нашу группу и похитил наше съемочное оборудование и снятые материалы!
   Трудно поверить, но одновременно этот же репортаж шел на конкурирующем телеканале "Саймон", радио "Саймон" также транслировало его.
   Вместе со всем остальным городом его слушал в своей гостиной и Борис Олегович Дубов.
   Уж он-то уловил истинный смысл этого репортажа без искажений. Он прекрасно понял, какие именно силы стоят за такими обычными, на первый взгляд, деяниями, как ограничение журналистских свобод.
   Борис Олегович потянулся к телефону. Но потом раздумал и позвал помощника:
   - Анатолий, будьте любезны, пригласите Алексея Глебовича. И свяжите меня, пожалуйста, с журналистами. Телефон Анна Георгиевна оставила в папочке с другими документами.
   Кучумову он решил перезвонить позже, когда будет вся информация.
   Глава 34
   Песнь о Роланде
   - - -
   В этом году дежурить по Дальнокутскому райотделу двадцать второго февраля выпало начальнику следственного отдела Цимбалюку. Заступать под праздник, да ещё в субботу, никому не охота. Но праздничные дежурства были распределены ещё перед Новым годом, так что Роланду Федоровичу (или Хвэдоровичу, как говорили все вокруг с неубиенным местным акцентом) ещё повезло - могло ведь и двадцать третье выпасть. И хоть вроде уже и не праздник - какой там день Советской Армии и Военно-Морского Флота, где они теперь, та армия и тот флот? - а все же ломать традиции народ не любит, и на бывший праздник выпивает с не меньшим рвением, чем на снова вошедшие в моду Рождество и Пасху. Конечно, главное развлечение достанется лейтенанту Ковалю, который заступит в воскресенье с семнадцати, это ему придется разбираться с перебравшими бывшими и будущими защитниками отечества, а особо ретивых собирать по сугробам. Однако, как знал Цимбалюк по опыту, первые поступления начнутся часов с трех, так что и самому хватит.
   С полудня ему удалось в соответствии с уставом удрать на отдых, и потому, когда он явился, как положено, в 16.45, сдающий дежурство капитан Чурилин совершенно огорошил его неожиданной новостью:
   - В КПЗ находятся двое, задержанные за видеосъемки в неположенном месте, жители Чураева Колесников и Иващенко, кои выдают себя за мужа и жену...
   - Чего-чего?!
   - Да не-ет, Иващенко - баба. Зовут Анна Георгиевна.
   - Ну, Григорий Иванович, ты уж как-то понятней формулируй, - перевел дух Роланд Федорович.
   И то - чувство юмора у Чурилина было необъезженное и брыкливое, хотя службе в общем и целом не мешало.
   - И в каком-таком неположенном месте они снимали? Неужели на "Сноповязе"?
   Был в Дальнокутске такой заводик, "Сельхозмаш", который выпускал дисковые бороны, а параллельно с ними (и вдесятеро больше по валу) - что-то там по заказу Министерства обороны. Как любили шутить местные жители, "сноповязалки с укороченным взлетом и посадкой" (отсюда и бытующее в народе ласковое прозвание завода "Сноповяз"). Однако продукция эта представляла собой всего лишь комплектующие изделия, основная сборка велась на другом заводе, нынче оказавшемся за пределами независимой державы, и секретность на "Сноповязе" соблюдалась только по инерции. Как статья о валютных операциях в уголовном кодексе - чтоб применять по назначению вышестоящего врача.
   - Не-е... Снимали они макулатурную стройку века и новый Рокфеллер-штадт на Ветряках.
   Ветряками называлась окраина Дальнего Кута, расположенная на холме, где в давние времена действительно стояли ветряные мельницы, - ну чисто тебе Голландия, только с подсолнухами вместо тюльпанов. Последние годы облюбовали это место "новые куркули" - было оно чистое, ветерком продутое, в отличие от основной части городка, раскинувшейся на низком левом берегу реки Суслы, рядом с заросшей тростниками сырой поймой. До Ветряков комары не долетали, хотя весь город буквально терроризировали. Правда, самых зловредных анофелесов, от которых бывает малярия, вывели в тридцатые годы парижской зеленью. Жители же поселка на Ветряках спасались от капризов природы и других жизненных невзгод зеленью американской.
   - Ты гляди, - покачал головой Цимбалюк, - совсем оборзели! И кто ж их на такие ответственные объекты натравил?
   - А кто ж - борец за справедливость Леня Скуратов.
   - А-а, наш майор-губернатор! Вот послал Господь зверя блоху - до смерти не заест, а спать не даст... И что, он тоже в КПЗ?
   - Ну нет, на воле. В персональной хате. Пока водил видеосъемщиков по наисекретнейшим объектам, а также по морозу, поддерживал жизненный тонус лечебным бальзамом из лучших селекционных сортов сахарной свеклы, переутомился на фронтах предвыборной борьбы и теперь пользуется кандидатской неприкосновенностью, аж до Собора Дальнокутской Богоматери храп идет.
   Чурилин имел в виду храм Богородицы Скорбящей, уже шесть лет как конвертированный обратно из спортивного зала и понемножку восстанавливающий былую красу, хоть не самым успешным образом - нашкодили в росписи богомазы-авангардисты из местного андерграунда. Кстати сказать, все эти новомодные словечки от Григория Ивановича и шли, любил он заковыристые обороты, дома держал в красном углу рядом с уголовным и уголовно-процессуальным кодексами словарь иностранных слов, энциклопедический словарь и свое личное к ним дополнение в толстом "Ежедневнике" с зеленой обложкой под крокодиловую кожу.
   - А эти, съемщики, чего говорят?
   - Мне не доложено. Арест произвел сержант Завирюха, допрос вел господин лейтенант старшой Шило, подарочек Божий (Чурилин намекал на имя старшего лейтенанта - звали того Богданом, что, оказывается, означает "Богом данный"), с посильной помощью лейтенанта Говенюки...
   - Каменюки, Григорий Иванович, вечно ты путаешь, - с притворной укоризной поправил Цимбалюк.
   - ...а отчитывалося это Шило перед начальником райотдела лично...
   Богдан Семенович Шило был парень-гвоздь, который, как говорит народная мудрость, без молотка в сами знаете куда лезет, и сумел за короткий срок стать правой рукой начальника райотдела майора Глущенко.
   Цимбалюк обдумал - и насторожился:
   - Так где Ветряки, а где Завирюхин пост?! Или его специально послали на задержание?
   - Никак нет, гражданин начальник, в книге задержаний указано, что правоохранительное действие произведено на посту ГАИ.
   - Что-то у вас, Григорий Иванович, нестыковочка получается: снимали стройку и Ветряки, а задержали на посту ГАИ...
   Объяснений ни Цимбалюку, ни Чурилину не требовалось. Если известно, что приезжие орудовали своими камерами в разных концах районной столицы, значит, за ними следили. А если арест произвел Завирюха на посту ГАИ и не за проезд на какой-нибудь не тот свет, а за не те съемки, значит, получил приказание. И если допрос вел Шило, начальник над участковыми, а вовсе не работник следственного отдела, то ясно, от кого исходило приказание. Мудрый Чурилин своевременно сообразил в такое дело не вмешиваться. Цимбалюк, положим, тоже был не дурней паровоза, но Глущенкины дела у него уже в печенках сидели, а мохнатая лапа в областном УВД - старый друг Серега Пуляев - позволяла ему иногда преступать пределы благоразумия.
   - Слушай, Григорий Иванович, а что там у нас в уставе написано? Не обязан ли я, случаем, поглядеть на задержанных?..
   - Обязательно обязан, Роланд Хвэдорович, без того я тебе дежурство не сдам! - категорически заявил Чурилин.
   Понятливый он был, а не только языкатый и ехидный, и жена у него такая была - ехидная, шутливая и премудрая. Тощеватая, правда, и с лица не самая вишенка, но очень славная и компанейская баба была Диана Афанасьевна Чурилина.
   Цимбалюк прошел по коридору, кивнул в ответ вытянувшемуся сержанту Гребенюку, дежурному по КПЗ, показал пальцем, чтоб открыл решетку, и прошел внутрь.
   В женской камере обнаружилась дама (не то девка) молоденькая, чуть за тридцать, маленькая, худенькая и рыжеватая. На лязганье отпираемого замка и шаги в коридоре она было вскинулась, но, углядев форму, тут же ощетинилась и засверкала глазами что твоя электросварка.
   - Дежурный по райотделу капитан Цимбалюк, - представился Роланд Федорович. - Жалобы есть?
   - Есть! На незаконный арест без санкции прокурора!
   - Понятно. А на режим содержания, кормежку, обращение? Не подвергали ли вас истязаниям, физическому воздействию, лишению пищи или сна?
   - Сами попробуйте тут поспать!
   Положим, пробовал Цимбалюк тут спать, и не раз - самое спокойное место в райотделе, и люди не шастают, и шум не доходит. Но он понял, что имела в виду задержанная.
   Впрочем, та, оказывается, сказала ещё не все:
   - А моральные истязания у вас не в счет?
   - С этим сложнее - кому-то оно моральные истязания, кому-то - как с гуся вода. В инструкции не записано, - прикинулся валенком Цимбалюк.
   - Когда нас выпустят?
   - Либо по истечении семидесяти двух часов с момента задержания, либо по решению суда, либо по отбытии срока наказания, - автоматически ответил Цимбалюк. Он просто пересказывал своими словами смысл инструкций и статей, не подозревая, что занимается как раз теми самыми моральными истязаниями. К кормежке претензии есть?
   - Ваш Шарик такую кормежку не стал бы есть!
   - Ну, это вы зря! У нас задержанные редкость, что для нас готовят, тем и вас кормят...
   - Тогда посадите за воровство своего интенданта, или как там он у вас называется.
   "Таки надо", - согласился про себя Цимбалюк. Вслух же не сказал ничего, а проследовал к мужской камере. В привычном углу дрых Семка Дурной, подвергнутый превентивному заключению, чтоб не замерз в сугробе. Может, проще было бы оттащить его домой, но по пьянке Семка делался совсем дурной и мог поколотить жену и детей.
   В другом углу лежал на нарах длинный худощавый мужчина с чуть седеющими висками. Лежал он на спине, подложив руки под голову.
   Цимбалюк спросил насчет жалоб.
   - Сообщите фамилию, имя, отчество и должность, гражданин капитан, потребовал задержанный.
   Роланд Федорович упираться не стал, представился по всей форме. Полюбопытствовал:
   - А на что оно вам?
   - Чтобы знать, каких сотрудников райотдела я должен упомянуть в жалобе прокурору за незаконное задержание.
   Роланд Федорович в душе вздохнул - много ты добьешься своими жалобами, дурачок! - вслух, однако, заговорил примирительно:
   - Да я ж вас не задерживал, только сейчас и узнал, как заступил на дежурство.
   Длинный сел на нарах, глянул, прищурившись:
   - Говорите, начальник следственного отдела? Тогда должны знать хотя бы азы юридической грамоты.
   Цимбалюк не стал обижаться, отшутился:
   - Азы, буки, веди выучил, на глаголях застрял. Но про трое суток без санкции прокурора как раз в азах сказано. А за что вас задержали-то?
   - А то вы не знаете, гражданин начальник следственного отдела!
   - Вот вам крест, не знаю! Как положено, отдыхал перед дежурством, прихожу - говорят, двое задержанных. Ну, зашел глянуть, кто такие... Так что ж вы там наделали?
   - Мы снимали рекламный ролик для предвыборной кампании кандидата в губернаторы Скуратова. А какой в этом криминал усмотрели ваши сотрудники, мне не ясно. Думал, вы скажете.
   - Может, и скажу, когда сам узнаю... Ладно, так жалоб, говорите, нет? Ну и отдыхайте пока.
   * * *
   Поздно вечером, когда в райотделе остался только дежурный наряд, Цимбалюк позвонил в область, а точнее - на квартиру Пуляеву:
   - Сергей Васильевич, я гляжу, из-за наших задержанных уже областное телевидение гвалт подняло? Что, такие важные люди?
   - Роланд, ты сам в этом деле не замазанный?
   - Уберег Господь, прошло мимо меня. Я и узнал-то, когда пришел на дежурство заступать.
   - Так ты сейчас дежуришь по райотделу? Это хорошо... Значит, так: завтра утром приедет Казьмин с полномочиями от областного управления, шпионов у вас забрать и препроводить в область для продолжения расследования. Казьмина помнишь? Илью Трофимовича?..
   - А как же! Дельный мужик.
   - Постарайся, раз уж ты дежурный, оказать содействие. Как думаешь, сложностей не возникнет? Ты гляди, это люди, лично первому заму известные, понял? Чтоб были целые и невредимые, никаких там "при попытке к бегству"!
   - "При попытке"?! Ничего себе! - Цимбалюк охнул. - Это во что ж такое Глущенко вляпался, а?
   - А вот мы и хотим разобраться, во что там такое ваш Глущенко вляпался.
   Роланд Федорович подумал, потом сказал:
   - Сережа, тогда вот чего тебе надо знать: если Глущенко во что-то вляпался, то, не иначе, его туда Лаврентьев пихнул...
   - Это ещё кто такой?
   - Из "новых русских". Наш местный бог и царь. Маленький Слон. Глущенко за ним сзади с ведром ходит, дерьмо подбирает.
   - Интересно жить, оказывается, у вас в Дальнем Куте.
   - Так он же Дальний, до Бога высоко, до Слона далеко, вот и командует в нашем болоте самая крупная жаба... Я так думаю, Васильевич, надо твоему Казьмину не по-простому сюда ехать...
   Глава 35
   Найти и умыкнуть
   - - --
   Дорога была зимняя: посередине шоссе снег и лед раскатаны до асфальта, ближе к обочине сохранились пятнами, ещё ближе - сплошной полосой. Казьмин, на этот раз одетый в форму, с необмявшимися ещё майорскими погонами, сидел на командирском месте, рядом с водителем, поглядывал на часы, но гнать "Волгу" не велел.
   - Не торопись на тот свет, Максимка, туда никогда не поздно, наши места не займут, нашу порцию мимо не пронесут.
   А в двадцать минут двенадцатого, когда до места оставалось всего километров пять, когда и дорога ближе к городку вся уже была чистая, вообще приказал остановиться, вытащил из сугубо гражданской сумки термос, "тормозок" и предложил слегка перекусить, потому что после может времени не найтись.
   В термосе у Ильи Трофимыча оказался не кофе, а чай, да ещё с травками; за дорогу он здорово настоялся, стал крепким и душистым, и Максимов кофе, хоть и "Нескафе классик", против этого чая никак не тянул. Обгрызли по "ножке Буша", добавили по ломтику сала с прорезью под бородинский хлеб с тмином, закусили домашними пирожками с творогом и маком, и жизнь зарозовела. Но дальше Казьмин повел себя и вовсе странно: вынул из внутреннего кармана газетку "Телевечер" с кроссвордом и принялся разгадывать, спотыкаясь на древнеегипетских богах и зарубежных кинозвездах.
   Максим хлопал глазами: больно непохоже это было на Илью Трофимыча, вот так выехать на задание, а после сидеть в машине, не доехавши до места, и пытаться разобрать, кто там изображен на смазанной фотографии в газетке, то ли Шер, то ли Гир. Однако майор невозмутимо водил пальцем по кроссворду и, щурясь, читал надписи мелкими буквами.
   Прошло ещё минут двадцать, и вдруг заговорила рация. Мужской голос тянул извиняющимся тоном:
   - Ты уж прости, Иван Тарасыч, никак не получится к тебе заскочить. Понимаю, что праздник, но все на обед разошлись, я тут за старшего, никак не могу отлучиться.
   Голос смолк, остались только обычные потрескивания.
   - Сержант Крутько, кончай курить! Махом в райотдел, гони, сколько дорога позволит!
   Максим, недоуменно покачивая головой, вырулил с обочины на дорогу и быстро разогнался. Казьмин между тем сложил остатки снеди и прибрал сумку под сиденье. А потом - вовсе невиданное дело! - передвинул поудобнее кобуру и приготовил две пары наручников.
   "Волга" резко затормозила у входа в райотдел. Майор Казьмин взбежал по ступенькам, толчком распахнул дверь, быстрым шагом вошел внутрь.
   Дежурный у входа лениво поднял глаза от газетки:
   - Вам ко...
   - Встать!
   Только теперь младший сержант досмотрелся, с кем имеет дело, и поднялся.
   - Слушаю, товарищ майор...
   - Где Глущенко?
   Не привык Илья Трофимыч так разговаривать, тем более со своими, но умел, когда для дела надо.
   - Так на обеде ж...
   - Кто в райотделе старший? Живо ко мне!
   Сержант кинулся было по коридору, после сообразил, что не положено оставлять пост, схватился за телефон, тут же брякнул трубку на место и заорал:
   - Роланд Хвэдорович, тут приехали!..
   На шум вышел Цимбалюк в расстегнутом мундире, неспешно протопал по коридору, поинтересовался:
   - Так кто ж приехали?
   Казьмин жестяным голосом приказал:
   - Товарищ капитан, привести в порядок форму одежды и представиться!
   У Роланда Федоровича посерьезнело лицо, он торопливо застегнулся, дернул было руку к козырьку, спохватился, что вышел без шапки, а к пустой голове, как известно, руку не прикладывают, вытянулся и доложил:
   - Дежурный по райотделу капитан милиции Цимбалюк!
   - Почему на дежурстве без головного убора и повязки?! - рявкнул Казьмин, потом, чуть сбавив тон, назвался сам: - Майор милиции Казьмин, Областное Управление Внутренних Дел! - и четким движением протянул Цимбалюку засургученный конверт.
   Роланд Федорович сломал печати, прочитал вслух, не слишком громко, но достаточно отчетливо, чтобы слышал младший сержант:
   - "Приказываю передать моему представителю майору Казьмину И. Т. задержанных работников телевидения со всеми изъятыми материалами и имуществом. Первый заместитель начальника УВД полковник милиции Кучумов..."
   - Ясен приказ? - резко спросил Казьмин. - Задержанных - с вещами сюда!
   Цимбалюк засуетился, начал было командовать: "Горошко, давай...", но тут же махнул рукой, буркнул: "Чем тебе объяснять, самому быстрей..." и заторопился вдоль коридора к КПЗ. Минут через пять вернулся. За ним шли двое мужчин и женщина в гражданском, сзади - сержант со сдвинутой на пузо кобурой.
   Казьмин нахмурился:
   - Трое? Мне приказано забрать двоих.
   Роланд Федорович растерянно задергался:
   - Так в приказе ж...
   - В приказе сказано: работников телевидения. Которые тут работники телевидения?
   Один из задержанных, тот что повыше, сказал:
   - Я и моя жена.
   - А это кто? - Казьмин ткнул пальцем в третьего.
   - А я - зритель телевидения, - сиплым голосом объявил тот.
   - Так то ж Семка Дурной! - опомнился первым Горошко.
   - Местный, что ли? С этими не связан? Заберите обратно, - Казьмин сделал рукой небрежный жест.
   - Как других, так на волю, а Семку - обратно в кутузку? Шо, Семка дурней всех?
   - На волю, на волю, - пробормотал Казьмин и вынул из кармана наручники. - Руки вперед, пожалуйста.
   Женщина шарахнулась назад, сержант из КПЗ тут же подтолкнул её обратно.
   - Прошу не оказывать сопротивления. Наручники - только на время пути, по инструкции. Ваше дело будет расследоваться в областном УВД.
   - Спокойно, Ася, - сказал мужчина и первым протянул руки.
   Казьмин защелкнул наручники, повернулся к женщине:
   - Руки вперед, задержанная!
   У женщины дернулось лицо, шевельнулись губы, но руки она все же вытянула.
   Казьмин с сомнением глянул на наручники, на руки эти - тощие, кисть узкая - осторожно защелкнул один браслет, второй, покачал головой и буркнул:
   - Руки перед собой держите и не опускайте, а то свалятся наручники, а мне потом начет сделают за потерю казенного имущества.
   - Я это как-нибудь переживу! - нахально отозвалась женщина.
   - Конечно, не вам же платить... - вздохнул майор. Впрочем, тут же его голос отвердел: - Задержанные, что у вас изъято при задержании?
   - Документы, личные и служебные, деньги - точно не помню, сотни полторы, и ещё сто долларов, видеокамера "Панасоник", шестнадцать видеокассет, - перечислил мужчина. - И, само собой, автомобиль "джип-чероки", номер "ка 17-26 ЧУ".
   - Семнадцать кассет, - поправила женщина. - Еще ведь кассета в камере была. И ключи - от дома и от офиса.
   Казьмин повернулся к Цимбалюку, бросил резким тоном:
   - Все сюда!
   Роланд Федорович изобразил лицом и руками полнейшую растерянность:
   - Так у меня ж ничего нет, оно все у Глущенко или у старшего лейтенанта Шило...
   - Так вызывайте обоих сюда, не стойте столбом, товарищ капитан!
   Сам, не раздеваясь, прошел за загородку к дежурному, бесцеремонно отодвинул младшего сержанта, пошарил в столе, нашел чистый лист, начал быстро писать, потом поднял голову:
   - Капитан, вам же сказано - вызвать сюда начальника райотдела и офицера, проводившего изъятие материалов!
   Цимбалюк кинулся было в кабинет, Казьмин вернул его железным голосом:
   - Отставить! Звонить с этого аппарата!
   Роланд Федорович почти незаметно покривился в сторону младшего сержанта (тот поджал губу) и принялся накручивать диск.
   Приезжий майор тем временем повернулся к арестантам:
   - Фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес, где прописаны, телефон! Сперва вы! - ткнул пальцем в сторону мужчины.
   - Колесников Вадим Андреевич, пятьдесят девятый, город Чураев, Тельмана, восемнадцать, квартира тридцать, сорок один двенадцать тринадцать.
   - Да не тарахтите как пулемет, ещё раз номер квартиры...
   Колесников повторил.
   - Вы! - палец майора повернулся к женщине.
   Та отвечала нахально-безразличным тоном, выговаривая каждое слово чуть ли не по буквам:
   - Иващенко Анна Георгиевна, год рождения шестьдесят первый, улица Добролюбова, восемьдесят шесть, квартира сорок восемь, телефон четыреста шестнадцать семьсот пятнадцать.
   - Вы давайте без этих штучек, - взъярился майор, - четыреста, пятьсот... Не можете, что ли, как все говорят?
   - А вы б вон ефрейтора попросили, - огрызнулась задержанная Иващенко, - он понятливый, разъяснит!
   - Не пререкаться! - рявкнул майор.
   - Сорок один шестьдесят семь пятнадцать, - холодно проговорила женщина.
   Илья Трофимович, нахмурясь, взглянул на запись:
   - Так какие ж вы муж и жена, фамилии разные, адреса разные...