Н
   аряду с верованием в непорочное зачатие Иисуса, язычество внесло в христианскую догматику идею о бессмертии души, чуждую как древнему культу Яхве, так и первым иудео-христианским общинам695. Вместе с этой идеей возникло учение о вечных страданиях в аду, хотя слово ¤dhj в Библии скорее означает могилу, нежели некоторую камеру пыток696. В самом деле, неужели Иисус после смерти на кресте находился (страдал?) в аду, как о том повествует Библия (Деян.2:31)?..697 Если верить в вечные муки в аду, то надо признать, что Бог есть не любовь, а палач; если верить в вечные муки в аду, то в целях милосердия надо своих детей скорее решать головой об мотыгу, чтобы они, пока не понабрали грехов, в рай отправились. Теоретик адвентизма седьмого дня Елена Уайт698 по этому поводу пишет: "Даже если мы предположим, что Господу приятны страдания грешников, стоны и вопли тех, кого Он держит в адском огне, то какой смысл в этих муках? Возможно ли, чтобы эти ужасные вопли были сладчайшей музыкой в ушах Безграничной Любви? Утверждают, что бесконечные страдания нечестивцев свидетельствуют о Божьей ненависти ко греху, который разрушает покой и мир во Вселенной. О, какое ужасное богохульство! Тогда получается, что ненависть Бога ко греху и явится причиной его увековечивания. Многие богословы уверяют, что постоянные муки без надежды на милосердие еще больше озлобляют этих несчастных, которые, содрогаясь от проклятий и богохульств, только увеличивают свою вину. Постоянное умножение греха на протяжении бесконечных веков не может способствовать славе Божьей"699.
   Некоторые разумные теологи указывают, что в Библии по поводу загробных страданий сказано вполне определенно: "Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния [...], потому что в могиле700, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости" (Екк.9:5,10; ср. Пс.145:4). Что же касается притчи о богаче и Лазаре (Лк.16:19-31), то необходимо помнить, что это - притча, а не буквальное описание событий. Ведь не могут, в самом деле, рай и ад находиться друг от друга на расстоянии, позволяющем переговариваться, ведь не могут мертвые еще до Второго пришествия и воскресения мертвых направиться за своим вознаграждением как реальные люди, имеющие такие части тела, как глаза, язык, пальцы. Ведь не могут люди получить свою мзду сразу же после смерти, ибо это, согласно Библии, произойдет лишь по Втором пришествии Христа (Мф.25:31-41; 1 Кор.15:20-23). Притча, говорят эти теологи, это иносказание, а потому ее надо воспринимать с точки зрения аллегории, а не буквально, ведь нельзя же, в самом деле, верить, что деревья могут разговаривать, хотя некоторые еврейские притчи говорят об этом (см., напр., Суд.9:8-15). Ну а что касается изречения Иисуса, сказанного Им благоразумному разбойнику: "Истинно говорю тебе, ныне ты будешь со Мною в раю" (Лк.23:43), то суть здесь заключается в неправильной постановке знака препинания. Дело в том, что древнейшие рукописи Евангелий не содержали не то что знаков препинания, но даже пробелов между словами. Однако из общего учения Библии ясно, что, вопреки мнению переводчиков Писания, запятую следует поставить после слова ныне: "Истинно говорю тебе ныне (ср. Втор.4:40; 26:17-18; 27:1; 2 Цар.24:10; 3 Цар.8:28; Тов.3:12 Пс.117:2-4 и др.), будешь со Мною в раю". Действительно, разбойник, согласно Библии, не мог оказаться в ту пятницу в раю вместе с Иисусом, ибо сам Иисус в пятницу и субботу был в аду (Деян.2:31), а воскресным утром объявил Марии: "Я еще не вошел к Отцу Моему" (Ин.20:17).
   Однако сегодня подавляющее большинство христианских конфессий утверждает, что душа бессмертна и продолжает жить после телесной смерти. И тут возникает закономерный вопрос: чт( происходит с этой душой после телесной смерти и до времени воскресения при Втором пришествии Христа, когда смерть и ад отдадут мертвых (Отк.20:13)? Одни полагают, что она либо горит в аду, либо наслаждается в раю, но не могут объяснить, чему гореть, если душа бестелесна, и зачем тогда после Второго пришествия вырывать души праведников и неправедников из рая и ада, возвращать их в воскресшие тела и заново судить, если, к тому же, решение этого Суда уже давно предопределено и известно? Ясно, что такое учение делает ненужным сам факт Второго пришествия. Другие считают, что после телесной смерти душа оказывается в так называемом чистилище, где она очищается от простительных грехов, хотя о таком чистилище в Писании нет и намека. Согласно Библии, когда умер Лазарь, Христос не сказал, что его душа попала в чистилище или еще куда-либо; вместо этого Иисус просто сказал: "Лазарь [...] уснул" (Ин.11:11), то есть перестал существовать как живое мыслящее существо.
   Из Библии непреложно явствует, что Христос "явился для уничтожения (e"j ?qsthsin) греха" (Евр.9:26), а не для того, чтобы увековечить его в огне. Трудно представить Бога, сущность которого мы воспринимаем через Нагорную проповедь, взирающего, как в Его адрес посылаются нескончаемые проклятия от вечно мучимых грешников. "Бог есть любовь" (1 Ин.4:8), а не садист! Он справедлив и не будет вечно наказывать за ошибки, совершенные в течение нескольких лет. Согласно Библии, Бог обещает нам: "Возмездие за грех - смерть" (Рим.6:23), а не вечные страдания, и только дьявол мог сказать: "Нет, не умрете" (Быт.3:4; Отк.12:9)! Кроме того, вера в вечные страдания в аду или геенне рождает страх, а страх перед Богом противоречит наибольшей заповеди в Законе: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим" (Мф.22:37-38), - ибо как же можно возлюбить Господа Бога всем сердцем, душой и разумением, если испытываешь страх? "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение; боящийся не совершен в любви" (1 Ин.4:18).
   Однако, повторимся, учение Платона имело слишком много приверженцев, чтобы новое религиозное течение могло с ним не считаться, и языко-христианство, впитывая в себя элементы греческой философии, становилось более жизнеспособным и в результате не угасло, как иудео-христианство. Игнатий, Поликарп (Eus.HE.III.36:13) и последующие христианские писатели были твердо убеждены в истинности идеи о бессмертии души, а главенствующую роль в окончательном принятии христианством этой идеи как догмата сыграло учение христианского теолога и родоначальника христианской философии Августина Аврелия Блаженного, который теоретически соединил языческий неоплатонизм и христианские положения. Но еще до Августина Юстин доказывал: "Когда [мы] учим, что души злых, и по смерти имея чувствование, будут наказаны, а души добрых людей, свободные от наказания, будут жить в блаженстве, то мы говорим то же, что и [греческие] философы" (Just.Apol.I.20). Что касается наказания после Второго пришествия, то Юстин полагал, что души нечестивцев "будут соединены с теми же телами и будут преданы вечному мучению, а не в течение только тысячи лет, как говорит Платон" (Ibid.8), что "члены преступников будут пожираемы червем и неугасимым огнем, оставаясь бессмертными так, что будут зрелищем для всякой плоти" (Just.Dial.130)701. И все-таки даже в середине III века находились смельчаки, которые утверждали, что "душа человека в смертный час умирает с телом и вместе с ним разрушается, а в час воскресения вместе с ним и оживет" (Eus.HE.VI.37).
   И
   дея о жизни души вне плотской оболочки еще более укрепила христиан в вере о предсуществовании Христа в качестве духовного Логоса еще до рождения Иисуса. "Христос Господь, спасший нас, хотя прежде был духом (ср. 1 Петр.1:11; Herm.Sim.5:5. - Р.Х.), соделался плотью и, таким образом, призвал нас, так и мы получим награду в этой плоти", - пишет христианский проповедник второго века (Ps.-Clem.Ad Corinthios II.9). Юстин даже отождествляет Логос с Господом Воинств Ветхого завета, то есть с Яхве Ц'баотом (Just.Dial.34,36,61), и утверждает, что именно Христос разговаривал с Моисеем из горящего куста, но называл себя не Яхве (Исх.3:15), а Сыном: "Иудеи все и ныне учат, что говорил с Моисеем Бог безыменный [...]. [Однако в Моисеевых Писаниях] сказано так: "И говорил Моисею Ангел Божий в пламени огня из тернового куста, и сказал: Я - Сын, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, Бог отцов твоих. Иди в Египет и выведи народ Мой" (ср. Исх.3:2,14-15. - Р.Х.) [...]. Иудеи, несмотря на то [...], утверждают, что Отец всего и Создатель говорил так [...]. Иудеи [...] не знают ни Отца, ни Сына. Ибо те, которые Сына называют Отцом, ясно показывают, что они и Отца не знают, и не знают также, что у Отца всего есть Сын, который, будучи первородным Логосом Бога, есть также Бог. И Он прежде в виде огня и в бестелесном образе являлся Моисею и другим пророкам, а [потом...] соделался человеком от девы, по воле Отца, для спасения верующих Ему" (Just.Apol.I.63).
   Здесь надо отметить, что, несмотря на неплохое образование, огромный вклад в апологетику христианства и другие заслуги, Юстин заслуживает порицания. Из его трудов видно, что он пользовался греческой версией Ветхого завета, "порядочно отредактированной" рукой христианина. При этом, наоборот, именно Юстин в лице своего оппонента Трифона обвиняет иудеев в том, что они исправили текст Танаха, чтобы скрыть явные свидетельства "о том, что было предсказано о божестве, человечестве и крестной смерти Распятого" (Just.Dial.71-73). Причем делает он это в такой резкой форме, что приходится только удивляться, что еврей Трифон благосклонно выслушивает все обвинения Юстина и при расставании даже прощается с ним в миролюбивых тонах. Юстин, как и многие проповедники прошлого и настоящего, оторван от корней христианства - он делает выводы, не зная не только оригинального текста Танаха, но, вероятно, даже самого еврейского языка. Он твердо убежден, что Иисус был зачат непорочно (Just.Apol.I.32,53; Dial.43), и отвергает выполнение обрядового Закона (Just.Dial.19-20,43): "Народы, уверовавшие в Христа и раскаявшиеся, в чем согрешили, получат наследство вместе с патриархами, пророками и праведниками, рожденными от Иакова; хотя не субботствуют (ср. Евр.4:9. - Р.Х.), не обрезываются и не соблюдают праздников, однако, вне сомнения, получат святое наследство Божие" (Just.Dial.26). Юстин вслед за язычниками и автором Послания Варнавы (Варн.15) игнорирует значение субботы, называя его днем Сатурна, и почитает день Солнца - воскресенье (Just.Apol.I.67; Dial.41). Ириней, хотя и является писателем более поздней эпохи, стоит к первоначальному учению христиан намного ближе, нежели Юстин. В частности, Ириней утверждает, что хотя обрядовые предписания Торы и отменены с распятием Христа, но заповеди Декалога (Исх.20:2-17; Втор.5:6-21), а значит, и святость Шаббата, остались для христианина незыблемыми (Iren.Haer.IV.16:1-5). В отличие от Юстина, Ириней знает личное имя Отца Небесного (Iren.Haer.I.4:1; 21:3) и справедливо считает, что, согласно Библии (Исх.3:13-15), именно Он, Яхве, а не Иисус Христос, разговаривал с Моисеем из горящего куста (Iren.Haer.III.6:2). Кроме того, Ириней не настаивает на неотвратимости вечных страданий для нечестивцев и говорит: "Все сотворенное имеет начало бытия и продолжает свое существование, доколе Богу угодно будет, чтобы оно существовало" (Iren.Haer.II.34).
   П
   о мере того, как христианство распространялось по Римской империи, стали появляться и критики христианства, которые теоретически обосновывали свои критические воззрения против основных положений новой религии. Среди китов античной критики христианства, как-то: Фронтон702, Порфирий703, Юлиан704, - особое место занимает Цельс, которого мы уже неоднократно цитировали. В частности, Цельс писал705: "Утверждение некоторых христиан и иудеев, что бог или сын божий не то сошел, не то сойдет на землю в качестве судьи над [всем] земным, - самое постыдное, и опровержение его не требует долгих слов (IV.2). В чем смысл такого сошествия бога? Чтобы узнать, что делается у людей? Значит, он не всеведущ? Или он знает все, но не исправляет и не может своей божественной силой исправить, не послав для этого кого-то во плоти (IV.3)?.. [У христиан] и у иудеев один и тот же бог. Во всяком случае, [христиане, принадлежащие к] главной церкви, открыто признают это, а также принимают за истину принятую у евреев космогонию, в частности насчет шести дней [творения] и седьмого дня, в который бог, отдохнув, ушел на свой наблюдательный пункт (VI.59). Как можно не считать нелепым бога, который приказывает: "Да будет то, да будет другое или это", который работает один день столько-то, на другой день на столько-то больше, затем на третий, на четвертый, пятый, шестой день (VI.60)? И после этого, прямо-таки как жалкий ремесленник, он устает и нуждается для отдыха в праздности (VI.61)! [А что означает "да будет свет", и к кому обращен этот призыв?] Ведь не занял же творец свет сверху, как человек, зажигающий светильник у соседей (VI.51)? [Вообще, они рисуют себе бога по своему подобию. Но] у бога нет ни уст, ни голоса; у него нет и ничего другого из того, что нам знакомо (VI.62). И [бог] не создал человека по подобию своему, ибо бог не таков и нисколько не похож ни на какой образ (VI.63). Он не имеет фигуры или цвета, он не участвует в движении и в сущности (VI.64). От него все исходит, а он ни из чего; бог недоступен слову [...], он не обладает никаким свойством, которое может быть охвачено названием; он вне всякого восприятия (VI.65). Космогония христиан воистину совершенно нелепа; совершенно нелепо также их писание о происхождении людей, о сотворении человека "по образу бога", о том, как бог насадил "рай", как там проходила жизнь человека и о приключившейся беде, когда он за грех был изгнан и переселен "напротив сада насаждений". Моисей все это написал, ничего не сообразив (VI.49). Моисей и пророки, оставившие [христианам свои] писания, не зная, какова природа мира и человека, сочинили грубую нелепость; [начать с того, что Моисей считает, что мир сотворен богом, но не может указать, из чего]. Гораздо нелепее, что он уделил на сотворение мира несколько дней, когда дней еще не было. Ведь когда не было неба, еще не была утверждена земля и солнце еще не обращалось706, - откуда взялись дни (VI.50,60)?.. [Христиане говорят:] "Так как бог велик и непостижим, он вдохнул свой дух в тело, подобное нам, и послал его сюда [к нам], чтоб мы могли слушать его и у него поучаться" (VI.68). [И опять-таки выступает нелепость рождения Иисуса от девы]; если [бог] хотел отправить [на землю] дух от себя, зачем ему надо было вдунуть его в чрево женщины? Ведь мог же он, имея уже опыт в сотворении людей, и этому создать [готовое] тело, а не заключать свой дух в такую нечисть; в этом случае, если бы [Иисус] был прямо создан свыше, он не вызвал бы к себе такого недоверия (VI.73). Далее, если в самом деле бог [...], проснувшись от долгого сна, захотел спасти род человеческий от зол, почему же это он послал свой дух [...] в один уголок [земли]? Ему следовало таким же образом надуть707 много тел и разослать их по всей земле. [Ведь были другие народы, более достойные внимания бога, чем иудеи], боговдохновенные народы халдеев, египтян, персов, индусов, [тогда как] евреи - [жалкий народ], которому предстоит вскоре погибнуть (VI.78,80). [И как это] всеведущий бог не знал, что посылает сына к дурным людям, которые согрешат и казнят его (VI.81)?"
   Н
   о, несмотря на подобную критику, христианство распространялось, постепенно "завоевывая" Римскую империю. В христианской догматике возникали новые верования и убеждения. Так, идея о жизни души человека после его телесной смерти породила теорию о личностной сущности святого духа (ср. Рим.8:16).
   Действительно, в Библии о святом духе часто говорится как о личности (Мф.28:19; Ин.16:14; Деян.15:28; 2 Кор.13:13), он как бы обладает личностными качествами (Быт.6:3; Лк.12:12; Ин.16:8; Деян.13:2; 1 Петр.1:2; 2 Петр.1:21; Рим.8:26). Кроме того, он наделен божественными свойствами (Иов.33:4; Пс.138:7-10; Ин.14:16; 16:13; Деян.5:3-5; Рим.8:2,11; 1 Кор.2:10-11; 12:4-6,11; Еф.4:30). Однако решить, что святой дух - личность, могли только грекоязычные христиане, находящиеся под влиянием греческой философии (Кол.2:8), в которой политеизм и пантеиз - дело обычное. Христианам, знакомым с семитской словесностью, такое не могло прийти в голову. В семитской литературе, особенно в Библии, широко распространен такой троп, как метонимия, и такой вид метонимии, как син(кдоха. Например, когда Иисус говорил: "Пусть левая рука твоя не знает, что делает правая" (Мф.6:3), Он, разумеется, не подразумевал, что левая рука и правая - две отдельных от человека личности. Поэтому, когда в Писании духу Божиему приписываются личностные качества, они относятся к Богу, ибо святой дух, как следует из общего повествования Библии, - это не личность, а действенная сила Бога (Лк.1:35), которой, в частности, можно "исполниться" (Лк.1:41; Деян.2:4). Если бы первые христиане действительно считали святой дух личностью (или даже Богом), то они, во-первых, дали бы ему личное имя, а во-вторых, персонизировали бы также дуновение Божие ((((((( ((((((() и дух гнева Его ((((( (((() (Иов.4:9; ср. Отк.5:6). И, казалось бы, Аристотель уже давно дал в своей Риторике определение слову sunekdoc", и, казалось бы, многие ученые мужи языко-христианства должны были знать этот вид метонимии, но, тем не менее, христианам, воспитанным на греческой философии, ближе оказалась теория о личностной сущности святого духа, нежели символико-риторическое восприятие библейской литературы.
   У
   же в конце I века языкохристиане начинают применять титул Бог не только к Отцу Небесному, но и к Иисусу708, мало заботясь о том, что это находится в противоречии с верой в единого Бога, с монотеизмом709. Так, Юстин называет Христа Богом и Господом сил (Just.Dial.34,36), но при этом твердо убежден, что Сын подчинен Отцу и, в отличие от Отца, был рожден: "Как начало, прежде всех тварей, Бог родил из себя самого некоторую разумную силу, которая от духа святого называется также то Славой Господа, то Сыном, то Премудростью, то Ангелом, то Богом, то Господом и Логосом; сам Он (Христос. - Р.Х.) называет себя также Вождем Воинств, когда Он явился в образе человеческом Иисусу Навину (Нав.5:13-14. - Р.Х.). Ибо Он имеет все эти названия и от служения своего воле Отеческой, и от рождения по воле Отца" (Just.Dial.61). "Мы знаем, - пишет Юстин, - что Он (Иисус Христос. Р.Х.) - Сын самого истинного Бога, и поставляем Его на втором месте, а дух пророческий - на третьем [...]. Нас обвиняют в безумии за то, что мы после неизменного и вечного Бога и Отца всего отдаем второе место распятому человеку" (Just.Apol.I.13). Кроме того, Юстин называет Иисуса Христа Человеком Распятым и Первенцем нерожденного Бога (Just.Apol.I.53).
   Многие христиане исповедовали Христа в качестве Премудрости Божией, ссылаясь при этом на следующий библейский текст: "Не премудрость710 ли взывает? [...]; она взывает у ворот при входе в город, при входе в двери: "Господь ((((() имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони: от века я помазана (выделено мною. - Р.Х.), от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, [я была] там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облакa, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя [была] с сынами человеческими"" (Прит.8:1,3,22-31). Отметим, что иудеохристианам было чуждо такое понимание сущности Христа, они не допускали Его предсуществования и не соглашались исповедовать Его Логосом и Премудростью Божией (Eus.HE.III.27:3-6).
   Впервые учение о предсуществовании Христа мы находим у апостола Павла в посланиях к колоссянам и к филиппийцам и у Квартуса (Ин.1:1-3; 3:13; 6:51,62; 8:23,58; 17:5; Флп.2:7; Кол.1:15). Последний, кроме того, называет Его единородным Сыном Бога (Ин.1:14; 3:16; 1 Ин.4:9), а автор Послания к евреям применяет к Христу еще и определение первородный (Евр.1:6). То есть эти писатели предполагали, что Христос-Логос был рожден или создан прежде других духовных сыновей Бога (ангелов) и что только Он был ржден или создан непосредственно Богом. Этот первородный и единородный Сын участвовал вместе с Отцом и под Его руководством в создании всего сущего, "ибо Им (Сыном. Р.Х.) создано все, чт( на небесах и чт( на земле, видимое и невидимое" (Кол.1:16), и "все чрез Него н(чало быть, и без Него ничто не н(чало быть, чтo нaчало быть" (Ин.1:3; см. также Евр.1:2). Эти писатели, вероятно, предполагали, что, когда Бог сказал: "Сотворим человека по образу Нашему" (Быт.1:26), - Он обращался к Сыну.
   Отметим, что греческого слово прот(токос (prwtOtokoj) означает не перворождающий или первотворящий, а именно перворожденный (первородный). Для того, чтобы обозначить перворождающего или первотворящего, в греческом языке есть другие слова: ?rchgen"j или ?rchktist"j. Кроме того, если понимать слово моногенэс (monogen"j) как единорождающий, а не единорожденный (единородный), то придется исключить из участников творения мироздания Бога-Отца, а это - абсурд. Правда, Исаак тоже назван единородным сыном Авраама (Евр.11:17), хотя он не был его единственным сыном и даже первенцем (Быт.16:16; 21:1-21; 25:1-6); поэтому слово моногенэс в Библии, вероятно, воспринималось Юстином и другими христианскими писателями II III веков как единственный в своем роде, уникальный, но все же рожденный, ибо имеет род - генэс. Таким образом, такие слова, как прототокос и моногенэс, доказывают то, что Христос, согласно Библии, не был безначальным, а был рожден (или сотворен) Отцом еще до волощения Логоса (Ин.1:1-3,14); Христос не безначален, ибо Его начало "от дней вечных" (Мих.5:2).
   Учение о некотором единстве нескольких ипостасей в одном Боге было чуждо христианским писателям I - III веков. Юстин, как мы указали выше, строго разделяет Отца и Сына, иначе бы он утверждал, что с Моисеем из тернового куста говорила Троица или Отец и Сын в одном Боге. Говоря об Иисусе Христе, Юстин доказывает: "Тот, который [...] называется Богом, есть иной, нежели Бог Творец всего, - иной, разумею, по числу, а не по воле (?riqmi lsgw ?ll' oU gnemh), ибо я утверждаю, что Он делал только то, что сотворившему все Богу, выше которого нет другого Бога, угодно было, чтобы Он делал и говорил" (Just.Dial.56). Ириней, полемизируя с гностиками, которые учили о некоторых эманациях Верховного Бога, пишет: "Отец один только называется Богом, который поистине есть [Бог...]. Господь [Иисус] Его только исповедует своим Отцом" (Iren.Haer.II.28:4). "Никто другой [...], - продолжает Ириней, - не именуется Богом и не называется Господом, кроме Бога и Господа всего, который также говорил Моисею: "Я есмь Сущий; и скажи сынам Израилевым так: Сущий послал меня к вам", и кроме Его Сына, Иисуса Христа, Господа нашего, который верующих во имя Его делает сынами Божиими" (Ibid.III.6:2). В другом произведении - Доказательство апостольской проповеди ('Ep...deixij toa ?postolikoa khrUgmatoj) - Ириней утверждает: "Отец есть Господь, и Сын - Господь, и Отец есть Бог, и Сын Бог, ибо от Бога рожденный есть Бог. И вместе с тем по Его бытию и по силе Его существа должно признавать единого Бога, но по домостроительству нашего спасения совершенно справедливо как Сына, так и Отца. Ибо [...] те, которые предопределены приближаться к Богу, привлечены и пленены для Отца Сыном" (47). Здесь учение об Отце и Сыне обосновывается на домостроительстве спасения, что является до-никейским и даже до-оригеновским обоснованием. То есть Бог один - Отец; Иисус называется Богом лишь как слуга Отца, ибо через Христа идет спасение Божие. Таким образом, Ириней не говорит ни о каком единстве ипостасей в одном Боге и доказывает, что только две Личности могут называться Богами - Отец и Сын, но никак не святой дух. Ориген, в свою очередь, говорит: "Мы чтим Отца истины и Сына-Истину, которые суть два в отношении к ипостаси, но одно по единомыслию и согласию и торжеству воли" (Orig.CC.VIII.12; ср. Tert.Adversus Praxeam.22). Такое определение находится в соответствии с логием из Евангелия от Иоанна: "Я и Отец - одно" (Ин.10:30), где слово одно, употребленное в среднем роде (>n - Neutrum от e?j), не может обозначать одно лицо, одну личность и одного Бога (ср. Ин.17:21,23), а только, вероятно, одну волю. Ориген также полагал, что Бог-Отец, Бог-Сын и Святой Дух представляют собой отдельные сущности711, подчиненные друг другу по нисходящей линии. Таким образом, Троица, по Оригену, не представляла единства: Логос и Дух Святой - последовательные эманации (a? ?pOrroiai - истечения) Верховного Бога-Отца. Этот субординационизм, главным образом, и привел Оригена к осуждению его Церковью (по инициативе императора Юстиниана I) на V Вселенском соборе в 553 году, когда он был посмертно признан еретиком.
   В
   начале IV века приобрел огромное значение вопрос об установлении единого символа веры и о подавлении учения, которое вдруг признали ересью, - арианства. Основоположником этого учения был признан александрийский священник Арий (ок. 280 - 336), хотя, по сути, еще до этого оно было отражено в трудах Оригена, к которым сам Арий часто апеллировал. Арий, как и Филон Александрийский, подчеркивал существование пропасти между Богом и миром материи и утверждал, что только через посредство промежуточной сущности - Логоса - возможна связь между миром и Богом (ср. 1 Тим.2:5). Поэтому Логос, считал Арий, не может быть равным Богу по существу. Логос, то есть Иисус Христос, сам - творение Божие; Он, следовательно, хотя и создан до всякого творения и до создания времени, все же существовал не всегда. Таким образом, Логос существенно отличается от Бога - Вечного, Неизменного, Несотворенного. В своих посланиях и в произведении Q?leia (Пир) Арий убеждал своего оппонента, епископа Александра Александрийского, что Логос был не всегда, Он возник из небытия ((tm)x oUk Ontwn; отсюда и термин экзуконтиане; ср. 2 Макк.7:28), Он не изначален и не совершенен; Он подобен Богу, но не единосущ Ему. В результате спор свелся к тому, считать ли Христа единосущным (?mooUsioj) или подобосущным (?moioUsioj) Богу, и в данном случае дело как будто в самом деле шло о разнице на йоту (i). Но за этой йотой скрывались более серьезные расхождения. Египет, где был центр арианской ереси, менее других провинций поддавался силе Римской империи. Египет, который часто бывал ареной борьбы против Рима, в III веке несколько раз отпадал от столицы Империи и провозглашал собственных императоров. Здесь была не столько борьба двух систем богословия внутри христианства, сколько борьба христианской Церкви как дополнения к мировой империи против остатков старого мира. Что касается императора Константина I (ок. 285 337), то он видел в арианстве проявление обособленности Египта от остальной Империи; с этим он мириться не мог. По утверждению Евсевия в произведении Жизнь Константина (Eus.Vita Constantini.II.64-72), в письме, адресованном Арию и его противнику Александру, Константин предлагал обеим сторонам путем взаимных уступок прийти к соглашению. Но и распоряжение императора не помогло, и, чтобы положить конец спору, Константин предложил созвать собор, который состоялся в императорском дворце в Никее (Вифиния, Малая Азия) в 325 году.