Тревис не вытерпел:
   – Наверняка история освоения Гаити чрезвычайно интересна. Но какое это все имеет значение сейчас?
   Священник демонстративно надулся, давая понять, что он не из тех, кого перебивают глупыми вопросами.
   – Если вы меня будете слушать, мистер Колтрейн, я ничуть не сомневаюсь, вам все станет ясно. Поскольку на Гаити долго не было представителей духовенства, которые появились здесь лишь девять лет назад, в этих краях в 1860 году сформировался некий синкретический культ. Его называют вуду. Чтобы объяснить все как можно проще, надо сказать, что вуду– это религия, в которой африканским пантеоном богов правит Бог католический.
   Тревис скептически взглянул на священника:
   – Значит, вы пытаетесь мне втолковать, что вуду, по сути дела, это религия? И что корни ее уходят в католическую церковь? Мне в это поверить трудно, а еще труднее понять, почему католики вудудопускают. Кому захочется заявить о своей связи с кучкой безумцев?
   – Они верят в единого Бога и многое другое, заимствованное ими от римских католиков, – не замечая критики Тревиса, продолжал священник. – Верят в святых. Но тут они путают их с вудускими богами. А для тех, кто в них верит, этих богов надо всячески почитать. Властная сила творит зло и добро поступает к человеку с разрешения бога, которого здесь называют Великим Владыкой. Это-то я и имею в виду, когда говорю о синкретическом культе. Он включает все составные элементы гаитянского вуду– веру во всемогущего, суверенного верховного бога и одновременно веру в богов второстепенных, которых они называют лоасами. Самый важный лоа – легба, на него возложено опекунство над храмом, – вещал священник. – За ним идет эрзули, богиня любви.
   Тревис вздохнул, не скрывая отвращения, и швырнул стул через всю комнату.
   – Про лоасовя уже слышал, – со злостью сказал он. – Только я так и не понял, какое отношение все это имеет к нам.
   – Он пытается втолковать вам, Колтрейн, – не выдержал Бэбкок, – что у этих людей есть глубоко укоренившиеся верования. Для них это очень серьезное дело. Вот почему американское правительство, которое сейчас старается завоевать здесь для Америки военные и коммерческие привилегии, и особенно в связи с обсуждением вопроса об аннексии, не может себе позволить, чтобы кто-то из ее эмиссаров оказался вовлеченным в скандальную историю. Вас в этот комитет рекомендовал сам Шерман, а вы…
   – Вот уж нет! – поднял Тревис в знак протеста руку. – Меня в комитет привел Сэм Бачер, я сам его об этом попросил. У меня тогда были кое-какие личные проблемы, и мне хотелось на время уехать. Так что не стоит говорить мне, что я на эту должность был выбран. Не надо делать вид, будто я опозорил свою страну. Я сам просил, чтобы меня послали сюда.
   Орвил Бэбкок уставился на какие-то бумаги, лежавшие перед ним, и, не поднимая глаз, сказал:
   – Ваши документы прямо передо мной. Шерман назвал вашу фамилию еще в марте, когда комитет только формировался. Вас выбрали, памятуя вашу блестящую службу в федеральных войсках. Шерман дал вам блестящую рекомендацию и написал длинное письмо президенту Гранту, объясняя, почему именно вас надо обязательно назначить в этот комитет.
   – Пожалуйста, позвольте я на эти бумаги взгляну, – протянул руку Тревис. Бэбкок пожал плечами и отдал ему документы.
   По мере того как Колтрейн внимательно читал упомянутую Бэбкоком переписку, глаза его все больше сужались. Почему Сэм ничего ему об этом не сказал? Почему все от него скрыл? Где-то в глубине души у Тревиса возникло странное чувство. Он вдруг подумал, не было ли с этим как-то связано тогдашнее необычное поведение Китти. Она ведь в те дни вдруг так сразу изменилась. Может, именно поэтому?
   – Колтрейн, мы хотим, чтобы вы вернулись в Америку, – сказал Бэбкок.
   Тревис поднял глаза, но не на него. Он повернулся к священнику и угрожающе спросил:
   – А вы верите, что проклятие, посланное на Харкорта, неминуемо повлечет его смерть?
   Священник нервно передернулся, огляделся по сторонам и молча зашевелил губами. Тут неожиданно Бэбкок ударил по столу кулаком.
   – Я повторяю, Колтрейн, мы хотим, чтобы вы вернулись в Америку. Уезжайте с Гаити. Не обременяйте себя заботой о Харкорте.
   – Мне не надо обременять себя и не надо беспокоиться о Харкорте? – не поверил своим ушам Тревис. – Вы что, рехнулись? Этот человек, можно сказать, спас мне жизнь. Его, конечно же, напоили каким-то зельем.
   – Ничем его не напоили, мистер Колтрейн, – быстро поправил Тревиса священник. – Его прокляли. На Элдона Харкорта ниспослали проклятие. И ни вы, никто другой тут ничем помочь не в состоянии.
   – А это мы еще посмотрим, – решительно направился к двери Тревис. Потом резко развернулся и в упор взглянул на Бэбкока и священника поочередно. – Я вовсе не собираюсь позволить им убить Харкорта.
   Оба собеседника Тревиса вскочили со своих мест. Лицо секретаря президента пылало.
   – Я не могу допустить, чтобы из-за вас в этой стране снова были неприятности, Колтрейн. В противном случае я буду вынужден взять вас под арест и депортировать.
   Рука Колтрейна невольно дернулась к револьверу, но оружия он не достал, лишь сказал с угрозой в голосе:
   – Только попробуйте, Бэбкок. Вы или кто другой – только попробуйте!
   Колтрейн вышел, хлопнув дверью. Пару минут он постоял в коридоре, глубоко дыша, чтобы успокоиться. По-видимому, придется все хорошенько обдумать. Нельзя, чтобы его скверный гонор одержал над ним верх. Сейчас это просто недопустимо.
   Тревис спешил. Он шел с таким решительным видом, что все попадавшиеся ему на пути невольно от него шарахались.
   Войдя в отель, Колтрейн прямиком двинулся к стойке портье. Тот, испугавшись, попятился к стене и затараторил:
   – Прошу вас, уходите! Вы приносите несчастье.
   Тревис перегнулся через стойку и, схватив портье за воротник, рванул темнокожего на себя.
   – Можешь сказать своим дружкам, что я не боюсь никаких их чертовых проклятий, я сам кого угодно прокляну! А сейчас я иду наверх и буду сидеть у Элдона Харкорта до тех пор, пока он не проснется. А то как бы вы ему опять что-нибудь не подсунули! А если кто-нибудь вдруг здесь возникнет, я мигом отправлю его в то место, откуда появились тут эти кости. Тебе ясно?
   Портье было явно трудно дышать. С выпученными от страха глазами он еле смог кивнуть. Тревис выпустил чернокожего из своих тисков, и тот, едва удержавшись на ногах, стал кашлять, потирая горло.
   Тревис, перескакивая через три ступеньки, добежал до второго этажа, свернул к комнате Харкорта и увидел перед ее дверью Винсона Крейли и Уолтона Тёрнера. Они разговаривали с каким-то негром. При виде Колтрейна все замолчали.
   Тревис мрачно посмотрел на незнакомца:
   – Кто это?
   – Это доктор Ламеди, – произнес Винсон, а у Уолтона был весьма смущенный вид. – Его вызвали посмотреть Харкорта.
   Доктор уставился на щербатый пол и покачал головой:
   – Ничем помочь не могу. Помочь не может никто.
   – Что за чушь вы несете! – сжал кулаки Тревис. – Я лишь слегка его встряхнул, потому что он впал в истерику при виде этих проклятых костей.
   – Он так и не проснулся, Колтрейн, – сказал Винсон таким тоном, словно делает это не по своей воле. – И до сих пор все такой же холодный. Док говорит, что, возможно, он уже никогда не проснется.
   Тревис оттолкнул стоявших перед ним, ногой распахнул дверь и ворвался в комнату. Элдон Харкорт лежал на своей кровати в одних брюках. Медленно опускалась и поднималась его ничем не прикрытая грудь. Глаза были чуть приоткрыты. Но даже с того места, где стоял Тревис, было видно, что Элдон без сознания.
   В комнату вошли Винсон, Уолтон и доктор Ламеди.
   – Это проклятие богов вуду, – как нечто само собой разумеющееся произнес Уолтон. – Я слышал истории Элдона о его деде. Элдон во все это верит. Если то, что мы слышали о прошлой ночи, и в самом деле правда, то это значит, что какой-то колдун-лекарь ниспослал на Элдона проклятие, чтобы помочь выпутаться вам.
   – Это так, – нервно кивнул доктор. – Это проклятие Барона Самеди. Я ничего сделать не могу.
   – Не можете или не хотите? – взорвался Тревис, так сильно сжав плечо несчастного Ламеди, что тот затрясся всем телом. – Вы знаете, что произошло? Расскажите мне.
   – О нет! Нет и еще раз нет! – замотал головой доктор. – Да, я кое-что слышал, в том числе и о проклятии, да. Но больше ничего не знаю. Я пришел, потому что меня вызвали. Но ничем этому человеку помочь не могу.
   – Кто забрал из комнаты кости?
   И снова доктор покачал головой:
   – Ничего не знаю. Вы должны мне верить. Отпустите меня, пожалуйста.
   Тревис сдавил плечо врача посильнее.
   – Скажите мне, что с ним.
   – Я не знаю. Клянусь вам! Это действует посланное на него проклятие. Какое именно – я не знаю. Здесь никто ничего сделать не может. Только хоунган, да и то вряд ли: Барон Самедивсемогущ!
   Тревис кивнул, словно все понял. Ему хотелось выбить из этого врача как можно больше, но было ясно, что страх плохой союзник в этом деле.
   – Хорошо, – тихо сказал Колтрейн. – Я понимаю, что не в вашей власти это проклятие снять. Но можете ли вы по крайней мере сказать мне, что с ним сейчас, в данный момент? Почему он никак не просыпается? Его отравили?
   Врач нервно огляделся, как будто его могли подслушать сами лоасы, и прошептал:
   – Он проснется, но потом снова заснет. А после этого проснется и опять заснет. Так будет до тех пор, пока Барон Самедиполностью не завладеет его грос бон анге. И затем он умрет.
   Винсон и Уолтон смущенно посмотрели друг на друга. Врач очень спешил закончить свою мысль.
   –  Грос бон анге– это название души. Это душа тени и дыхания. Словами ти бон ангеназывают дух. И то и другое находится в мертвом теле. Этот человек уже мертв. У него грос бон ангеи ти бон ангеуже разделены из-за проклятия. Теперь там корпс кадавре. Человек, которого вы знали, больше не живет.
   – Он пока еще дышит.
   – Я не знаю, сколько еще он будет дышать. Как я говорю, он проснется, потом заснет. Барон Самедизаберет его, когда найдет нужным. Помочь не может никто.
   Тревис непрерывно следил за выпученными в страхе глазами врача, затем кивнул Винсону и Уолтону:
   – Идите вниз. Я хочу поговорить с врачом наедине.
   – Мы не допустим новых неприятностей, – сказал Винсон.
   – Никаких неприятностей не будет, – ответил Тревис. – Мне надо задать врачу несколько вопросов, и я хочу это сделать без свидетелей. Неприятность возникнет лишь в том случае, если вы не уберетесь отсюда к чертовой матери.
   – Очень прошу вас, – быстро произнес доктор Ламеди, как только они с Тревисом остались одни. – Я ничего вам сказать не могу. Вы подвергаете мою жизнь опасности. Отпустите меня.
   Тревис подвел врача к стулу и заставил его сесть.
   – Вы правы. Я действительно подвергаю вашу жизнь опасности. – Достав револьвер, Колтрейн приставил его прямо ко лбу врача и взвел курок. Раздался угрожающий щелчок. – Потому что, если вы не ответите на мои вопросы, я вас убью. Я никогда не навожу револьвер, если не собираюсь его применить по назначению. А сейчас я очень и очень намерен размозжить вам голову, если вы сию же минуту не начнете говорить.
   Врач облизнул губы. Он явно очень нервничал. Зажмурив глаза, он стал ждать выстрела и неожиданно почувствовал, что из него полилась моча. Ощутив под собой на стуле лужицу, он ужасно смутился.
   – Что… что вы хотите узнать? – в конце концов с трудом выдавил он из себя.
   – Я хочу знать все про это проклятие. Хочу знать, почему они ниспослали его на Элдона.
   Врач так и не открывал глаз.
   – Прошу вас, умоляю, верьте мне, когда я говорю, что ничего не знаю. Вы не понимаете вуду. Происходят странные вещи, которые никто не может объяснить. Я только знаю, что этот человек рассердил лоа, Барона Самеди. На нем проклятие. Он умрет. Я видел, как это случалось раньше. Мой собственный отец умер от проклятия.
   Внезапно голос у врача дрогнул, он опустил голову, закрыл лицо руками и разрыдался.
   – Говорят, что мой отец служит лоасамв горах. Что он стал зомби, ходячим мертвецом. Молю Бога, чтобы это было не так! Как подумаю, что его душа терзается в муках, а он сам ходит, погруженный в смерть… – Врач поднял к Тревису залитое слезами лицо, он очень страдал. – Убейте меня, если вам это нужно. Но я ничего больше вам сказать не могу. Я не занимаюсь вуду. Я вудубоюсь. Я не хочу с ним иметь ничего общего. О вашем друге могу сказать лишь одно: он умрет.
   Ламеди говорил правду, Тревис уже знал, что, когда ко лбу человека приставлен револьвер, в такой ситуации лгут очень редко.
   – Его отравили зельем? – тихо спросил Колтрейн, убирая револьвер.
   Врач облегченно вздохнул:
   – Не знаю. Честно говоря, думаю, что да. Я изучал медицину в Париже. Среди студентов возникали вопросы о вуду, но профессора лишь смеялись. Они говорили, человек может убить себя сам, если сильно напуган. Ваш друг, возможно, сам себя смертельно напугал. А может быть, ему дали зелье. Я не давал, – нервно произнес он и поспешно добавил: – Или же вудуи впрямь реально, хотя некоторые в это не верят. Как я сказал, мой отец умер после того, как его прокляли.
   – И вы думаете, мой друг может стать одним из таких существ, которых называют зомби?
   Глаза врача снова наполнились слезами.
   – Мне так сказали.
   – Вам никогда не приходила мысль выкопать тело отца и все выяснить? – поинтересовался Тревис.
   – О нет! Этого я бы никогда не сделал. Никогда! Если бы я так поступил, то навлек бы на себя гнев Барона Самеди. И тогда меня бы тоже прокляли.
   – Будь я на вашем месте, я бы докопался до истины, – сказал Тревис и подошел к постели Элдона. – Вы ведь образованный человек. Врач. А рассуждаете как невежда. А теперь убирайтесь отсюда. Меня от вас тошнит.
   Колтрейн слышал, как врач стремглав выбежал из комнаты, из его горла раздавались приглушенные звуки, похожие на рыдания.
   Тревис коснулся груди Харкорта. Тот дышал с трудом, но все-таки дышал. Колтрейн оттянул левое веко Элдона и увидел его остекленевший взгляд. Элдон находился в глубокой коме. Тревис в отчаянии стукнул кулаком по стене, да с такой силой, что на костяшках показалась кровь.
   Элдон Харкорт не шевельнулся.
   Черт побери! Ведь нельзя же допустить, чтобы он остался здесь умирать. Если Харкорта действительно отравили зельем, то, чтобы его убить, ему обязательно дадут еще больше зелья. Или же уже дали столько, чтобы его наверняка убить, но зелье сработало не сразу. В данный момент Тревис наверняка знал только одно: если для того, чтобы прикончить Харкорта, необходимы новые дозы зелья, они до Элдона не дойдут. Не дойдут ни за что!
   В дверь тихо постучали.
   – Войдите, – сказал Тревис, и рука его потянулась к револьверу.
   К его удивлению, появился уже знакомый ему священник.
   – Нас друг другу не представили. Меня зовет отец Дебинем. Те двое, которые привели вас в кабинет мистера Бэбкока, вернулись и сообщили о состоянии мистера Харкорта. Я пришел узнать, могу ли я чем-нибудь помочь.
   Смерив служителя Бога взглядом сверху вниз, Колтрейн решил, что сейчас тот уже не напускает на себя важный вид.
   – Это мило с вашей стороны, – сказал Тревис. – Но, как сказал врач, который только что ушел, сделать уже ничего нельзя. Лично я считаю, Элдону дали наркотическое зелье.
   Отец Дебинем подошел к постели Элдона и внимательно на него посмотрел. Потом взял Харкорта за запястье. Когда он разжал свои пальцы, рука Элдона безжизненно упала на матрас.
   – Дали наркотик или прокляли?
   – Если вы верите в эту чепуху о вуду, значит, Элдона прокляли. Я же в это не верю.
   – Как я понимаю, в это верит мистер Харкорт. Знаете, возможно, он по собственной воле желает себе смерти, потому что верит, что его прокляли. Могу себе представить, каково увидеть у себя на кровати разбросанные человеческие кости. Одного этого зрелища более чем достаточно, чтобы напугаться до смерти.
   Отходя от постели, священник взглянул на Тревиса:
   – Так что же вы собираетесь предпринять? Будете ждать, пока он умрет? Если так, то я буду ждать вместе с вами.
   На улице снова начался ливень. Со страшной силой выл ветер, бешено стуча по окнам. Даже внутри комнаты все стало серым и мрачным. Да, подумал Тревис, вполне подходящее место для ожидания смерти.
   – Он не умрет, – решительно сказал Колтрейн.
   – Я буду ждать с вами. Буду за него молиться. Между прочим, – добавил священник, – мистер Бэбкок узнавал, нельзя ли поместить вашего друга в больницу. Но ни в одной из них не согласились его принять.
   Тревис нахмурился:
   – Это лишь к лучшему. Я бы сделал все, что в моих силах, только бы он не попал в больницу. Я доверяю себе, доверяю вам. Но черт побери, никак не хочу, чтобы Элдон оказался в таком месте, где бы я не мог доверять абсолютно всем. Там они его скорее всего и смогли бы прикончить. Мы с вами будем по очереди сидеть возле него. Надо приготовиться на случай, если они попытаются сюда вернуться и дать Элдону новую дозу зелья.
   Тревис сел на пол и прислонился к стене, приняв такое положение, когда в поле его зрения оказались одновременно и дверь, и окно.
   – Значит, вы полагаете, что ему и в самом деле подсыпали наркотик? – спросил отец Дебинем.
   Тревис кивнул.
   – Я, черт возьми, абсолютно уверен, что от проклятия Элдон не умрет. Когда то, что Харкорту подсыпали, утратит свою силу действия, я постараюсь привести его в сознание и втолковать все как есть, чтобы он понял, что сам себя напугал до смерти.
   – А что будет, если они попытаются сюда вернуться?
   Тревис медленно улыбнулся:
   – Тогда я ниспошлю на них свои собственные проклятия.

Глава 9

   Пошатываясь, Тревис добрался до своей комнаты и рухнул поперек кровати, даже не сняв сапог. Он так устал, что глаза его сами закрывались.
   Целых три дня и три ночи они с отцом Дебинемом по очереди просидели у постели Элдона Харкорта. Смена Тревиса была длиннее, потому что священник в силу своего возраста долго выдерживать не мог.
   Элдон все еще жил. Они насильно поили его горячей жидкой едой, действуя очень осторожно, чтобы Харкорт не задохнулся. Иногда он открывал глаза и дико оглядывался по сторонам, а потом снова поддавался воздействию тех сил, которые владели им.
   Тревис резко стукнул кулаком по помятой подушке. Что же все-таки дали Элдону эти сукины дети? Что так крепко держит его в этом чертовом трансе или в коме, что бы это, будь оно проклято, ни было? Приходили по приглашению Тревиса еще два врача, но ни тот ни другой ничего сказать не могли. Или не захотели? Все их речи свелись к тому, что они против вудубессильны.
   «Как только отдохну, немедленно пойду к Бэбкоку, – поклялся себе Колтрейн, наконец-то погружаясь в сон. – Повидаю его и потребую, чтобы Элдона Харкорта отвезли домой».
   Тревис проснулся оттого, что кто-то грубо тряс его и истерически вопил:
   – Вставайте, Тревис. Во имя всего святого, вставайте!
   С трудом оторвавшись от подушки, Колтрейн сел на постели и увидел стоявшего перед ним отца Дебинема. По его щекам текли слезы.
   – Да простит меня Бог, я никак не думал, что засну. Но уж очень я устал!
   Тревис мгновенно вскочил и схватил святого отца за плечо.
   – Вы заснули, да? – закричал он. – И оставили Элдона одного?
   Ринувшись к двери, Колтрейн хотел было ее распахнуть, но слова священника его остановили:
   – Его нет.
   Тревис медленно повернулся и отчаянно заморгал. Его сковал ледяной страх.
   – Что это значит – его нет? – прошептал он.
   Священник опустился на постель, закрыл лицо руками и проговорил еле слышно:
   – Я уснул. Да простит меня Бог. Сколько спал, не знаю. А когда проснулся, его не было.
   Тревис помчался из комнаты через весь коридор. Добежав до двери в номер Элдона, он открыл ее и оглядел пустую комнату: одеяло было откинуто, простыни в беспорядке.
   Подошедший отец Дебинем в полном отчаянии прошептал:
   – Я не знаю, как они вошли. Дверь была на замке. А окно заперто, да еще под ставнями. Просто ума не приложу! Да простит меня Всевышний!
   – Они умеют каким-то образом проникать в дом. Перестаньте себя винить. Вы намного меня старше, и мне следовало бы знать, что вам трудно бороться со сном. Если бы нам с вами помогал хоть кто-нибудь, но… – Он покачал головой, вспомнив, как на его просьбу все ответили отказом.
   Голова Колтрейна печально поникла. Эти негодяи забрали Элдона. Никогда еще Тревис не чувствовал себя таким беспомощным и таким одиноким. Элдон ведь спас ему жизнь, а он, Тревис, не сумел отплатить другу тем же.
   Колтрейн до боли сжал кулаки. Неожиданно его взгляд упал на пол. Тревис не верил своим глазам – у порога лежал странного вида предмет. Двигаясь как можно осторожнее, Колтрейн встал на колени и пригляделся. Это была длинная гибкая трубочка из бамбука. Тревис взревел и отшвырнул ее со всей силой.
   – Они его заполучили! – закричал он.
   Серые глаза Колтрейна потемнели от гнева. Будь он проклят, если даст возможность превратить Элдона Харкорта в зомби!
   Тревис ринулся к себе в комнату за оружием. Голова его работала с бешеной скоростью. Согласно той истории, которую ему рассказал Элдон, колдун высасывает у своей жертвы душу, и потом эта жертва впадает в кому, а через несколько дней умирает. Элдон ни слова не сказал о том, что смерть наступает немедленно.
   Возможно, Элдон не умер. Возможно, хоунганунадоело ждать и он понял, что Тревис и священник стараются поддерживать в Элдоне жизнь. И поэтому он взял все в свои руки. Наверняка сейчас этот чертов колдун где-то перерезает глотку цыпленку, чтобы принести жертву своим богам. Значит, после этого он закопает и голову цыпленка, и бутылку, в которой скорее всего содержится душа Элдона.
   Тревис знал, что случится потом. Элдона должны непременно закопать, и затем свершится остальная часть ритуала.
   «У меня еще, может, будет время, чтобы его спасти!» – промелькнуло у него в голове.
   – Вы не хотите, чтобы я сообщил властям о том, что произошло? – Священник стоял у открытой двери и внимательно наблюдал за Тревисом.
   – Пожалуй! – быстро ответил Колтрейн, подумав, что будет лучше от святого отца избавиться. Теперь от него больше ждать нечего.
   Начал мягко опускаться туман. Судя по надвигающейся серой темноте, решил Тревис, сейчас около восьми. Надо спешить.
   Есть лишь один человек, который может знать, что тут происходит, подумал Колтрейн, надевая пояс с револьвером. Только один-единственный.
   Когда Тревис мчался вниз по лестнице, парадная дверь гостиницы распахнулась и в холл вбежали Орвил Бэбкок и отец Дебинем.
   – Я встретил его на улице, – возбужденно сказал священник, – и рассказал, что случилось.
   Бэбкок был бледен и явно потрясен.
   – Послушайте, Тревис. Я хочу, чтобы вы успокоились и позволили этим заняться местным властям, – торопливо и нервно произнес он, пытаясь загородить Колтрейну дорогу. – Ясно, что Харкорт умер, а туземцы хотят его похоронить по своим собственным обычаям. Возможно, они были друзьями его дедушки. Кто знает? Мы обязательно проверим все кладбище, и я сам лично прослежу, чтобы тело Харкорта отправили домой.
   – Делайте то, что вам положено, – сказал Тревис и оттолкнул Бэбкока в сторону. – А я буду поступать так, как сам считаю нужным.
   – Колтрейн, но ведь Харкорт умер. – Бэбкок последовал за Тревисом на улицу. – Я не могу допустить, чтобы вы действовали в таком возбужденном состоянии. Вы и так уже наломали дров. Вам не следовало связывать себя с той девушкой.
   – Это она связала себя со мной, – огрызнулся Тревис. – Я у нее никогда ничего не просил.
   Бэбкок остановился и закричал:
   – Колтрейн, приказываю вам вернуться назад! Если вы не выполните этого приказа, мне придется вас арестовать.
   Тревис скрылся в густой тени. Бэбкок не шутил. Он вызовет своих людей, и его, Тревиса, возьмут под арест. Разумеется, личному секретарю президента Соединенных Штатов совсем не хочется ссориться с местным населением.
   Тревис свернул на булыжную дорогу, извивавшуюся между хижинами и небольшими строениями лавочек. Он решительно двигался сквозь ночной мрак, не замечая мягко падающего дождя. Страх Колтрейну был неведом. Придет день, когда он докажет всем этим туземцам, что бояться надо не ему, а им. Только после этого, думал Тревис, он сможет спокойно умереть.
   В отдалении забили барабаны. Сначала медленно, затем набирая скорость. Их ритмичный бой словно отмечал каждый шаг Колтрейна. Пусть они его заметят. Пусть знают, что он идет к ним. Тревис дотронулся до кобуры с револьвером. Плохо придется тому, кто попадется ему на пути этой ночью. Ибо Колтрейн твердо решил, что, когда над Порт-о-Пренсом на следующий день взойдет солнце, он Элдона Харкорта разыщет живого или мертвого. А еще тех, кто виноват в исчезновении его друга.
   Тревис чувствовал, что из темноты за ним следят много глаз. Пускай смотрят. Черт побери! Пускай вылезут из тени и встретятся с ним лицом к лицу. Будет просто прекрасно!
   Дойдя до хижины Молины, он с такой силой толкнул дверь, что та стукнулась о внутреннюю стену.
   Молина лежала на постели совсем нагая, вытянув руки над головой. Стоявший рядом фонарь высвечивал ее бронзовую блестящую кожу.
   – Я была уверена, что ты придешь, – зашептала Молина с победной улыбкой. – Я слышала, что