Страница:
– Послушайте, капитан, – заговорил доктор так резко, что Тревис вздрогнул, – ваша жена моя пациентка. У нее будет ребенок. Мне нелегко говорить вам об этом сейчас, когда у вас и без того хватает тревог, но у миссис Колтрейн слабое здоровье. Она меня беспокоит. Что бы вы ни решили предпринять в отношении вашей первой жены, пожалуйста, не делайте этого сейчас! Подождите, пока ваша теперешняя жена будет чувствовать себя лучше. А что касается Стеллы, – он замолчал и тряхнул головой, – или Китти, все равно, то она ничего не помнит о своем прошлом, не знает, кто она и кто вы. Пусть все так и останется. Я понимаю, как вам нелегко. Вы испытали жуткое потрясение, но ради теперешней миссис Колтрейн не надо ничего делать, оставьте пока все как есть.
Тревис встал:
– Конечно. Я ничего не буду делать. Подождем, посмотрим, что будет.
– Вряд ли что-то изменится, капитан, – печально сказал доктор. – Стелла может остаться такой до конца жизни. А вы… вы будете жить по-прежнему. Теперь у вас другая семья.
– Не надо мне об этом напоминать, доктор, – устало сказал Тревис, направляясь к двери. Вдруг он остановился. Ему надо было задать один, последний вопрос. – Она… с кем-нибудь встречается? У нее есть мужчина?
Доктор с улыбкой покачал головой:
– Нет. В этой больнице вся ее жизнь. У нее никого нет, капитан. Конечно, желающих поухаживать хватает, в этом можете не сомневаться, просто она не интересуется мужчинами.
Тревис вышел из кабинета, закрыл за собой дверь и направился в палату Сэма.
Его друг сидел в постели с забинтованной грудью, опершись на подушки, и спорил с молоденькой медсестрой, требуя себе виски и сигару. Увидев Тревиса, он замолчал.
Как только медсестра вышла из палаты, Сэм взволнованно спросил:
– Ты с ней разговаривал? Сегодня утром я ее видел и пытался кое о чем расспросить – откуда она и все такое. Она вела себя так, как будто и не слышала моих вопросов.
– Больше ни о чем ее не спрашивай, Сэм, – отрезал Тревис.
Пододвинув стул, он сел и, нагнувшись, чтобы никто не услышал, пересказал Сэму свой разговор с доктором Уоткинсом.
– О Господи! – вскричал Сэм. – И что ты теперь будешь делать, парень? Наверное, было бы лучше, если бы она в самом деле умерла.
– Не говори так! – крикнул Тревис, потом понизил голос: – Она счастлива. Она занимается любимым делом. У нее своя жизнь, у меня своя. Пусть все останется как есть.
– Ты не можешь здесь жить, в одном с ней городе. Ты не выдержишь.
– Придется выдержать, Сэм. Мне надо думать о Мэрили. Она же ни в чем не виновата, и у нее будет мой ребенок. Если она узнает, могут быть большие неприятности. Доктор Уоткинс сказал, что у нее неважное здоровье. Этого я и боялся. Она ужасно выглядит.
– А что, если к Китти вернется память? Что, если она тебя узнает?
– Вот когда это случится, тогда и буду думать. Черт возьми, Сэм, – вскричал он, сжав кулаки, – я не знаю даже, смогу ли опять посмотреть Китти в лицо!
Взгляд Сэма переместился ему за спину, губы сжались, и он мрачно прошептал:
– Что ж, сейчас мы это увидим.
Она вошла в палату. Распущенные золотисто-рыжие волосы обрамляли лицо, струившийся из окон яркий дневной свет играл на блестящих локонах. На ней было уже другое белое платье, свежее и накрахмаленное. Лиф туго обтягивал большую грудь. Шурша юбкой, она шла между рядами кроватей, останавливаясь и разговаривая с больными. Улыбка озаряла ее блестящие синие глаза, всегда приводившие Тревиса в восхищение. Память вдруг перенесла его в далекое прошлое. Он вспомнил их первую встречу. Вспомнил ее длинные шелковистые волосы, которые так хотелось потрогать, бездонные глаза, полыхавшие темным пламенем, которые могли поглотить человека целиком, нежную кожу, длинные красивые ноги с тонкими изящными щиколотками, упругие бедра и дразняще округлые ягодицы.
Боже мой, эта женщина – прекраснейшая из всех женщин на свете!
Неожиданно Тревис поймал себя на том, что опять неотрывно смотрит в эти глубокие синие глаза, мечтая в них утонуть. Но в ее взгляде не было желания, в нем был вызов.
– А, это тот мужчина, который не любит женщин-врачей! – холодно поприветствовала она Тревиса. – Скажите, сэр, вы были сильно удивлены, когда увидели, что ваш друг еще жив?
Она смотрела в больничную карту и, не услышав от него ответа, подняла глаза.
– Что, сэр, так удивились, что даже дар речи потеряли? – спросила она.
Тревис усмехнулся. Она все такая же! Неустрашимая, гордая Китти!
– Да, наверное, – согласился он, все еще усмехаясь, – но я бы на его месте тоже продержался, лишь бы еще раз увидеть такую красавицу, как вы.
Китти вздернула подбородок. Этот знакомый жест означал, что она сердится.
– Сэр, – резко сказала она, окинув его неприязненным взглядом, – я сюда не на свидания хожу, я работаю – лечу больных, и, как правило, успешно.
Сэм, внимательно следивший за их разговором, не удержался от искушения.
– Это Тревис Колтрейн, доктор, – выпалил он, – во время войны он был отличным кавалеристом, капитаном. Вы когда-нибудь слышали про «Всадников Колтрейна»?
Тревис метнул на него сердитый взгляд.
Лицо Китти не изменилось.
– Нет. Я стараюсь не думать о войне, мистер Бачер. Размышления о прошлом только омрачают будущее. – Она подошла поближе к кровати Сэма. – Как вы себя чувствуете? Здесь еще болит? – Она легко дотронулась до его груди. Сэм поморщился. Кивнув, она сделала пометку в карте. – Вам придется еще немного полежать. Да, кстати, – она нахмурилась, – я слышала, вы приставали к медсестре, требуя виски и сигары. Здесь вы этого не получите, ясно? – Она резко обернулась к Тревису, глаза ее блестели. – Вас тоже это касается, сэр. Не вздумайте ничего проносить тайком, иначе мы запретим вам посещения. Вы производите впечатление человека, которому доставляет удовольствие нарушать правила.
– Слушаюсь, принцесса, – улыбнулся Тревис.
Она направилась к следующей кровати, больше не обращая на него внимания.
Тревис растерянно следил за каждым ее движением.
– Как в первую нашу встречу, – грустно прошептал он Сэму, – мы с ней тогда поссорились.
– Держись-ка от нее подальше. Я чувствую, как между вами проскакивают искры. Это до добра не доведет!
– Я сейчас ухожу, – Тревис отошел от кровати, – я еще не был в гостинице. Всю ночь на ногах. Даже не знаю, как там Мэрили, нормально ли добралась с рудника. Я зайду к тебе попозже.
Тревис торопливо вышел из палаты, не догадываясь, что Китти смотрит ему вслед.
При всей своей нахальной самоуверенности он был, бесспорно, очень привлекателен. Он дразнил ее своими улыбками, как будто знал, что нравится ей. Вдруг она представила его чувственные губы на своих губах и мысленно одернула себя. Конечно, он был неотразим: мужественный подбородок, волосы цвета воронова крыла, серые глаза. Красивый мужчина, но опасный. Она сразу это почувствовала. Высокий, крепкий и наверняка с волосатой грудью. Она представляла его раздетым до пояса и видела густые завитки, дорожкой спускавшиеся к… Она почувствовала, что краснеет. Эту часть его тела она тоже представляла себе очень отчетливо.
Он назвал ее принцессой. В этом было что-то смутно знакомое, как будто ее уже так когда-то называли.
Ерунда, подумала она, встряхнувшись. Да что это с ней происходит?
Вернувшись в гостиницу, Тревис застал Мэрили стоящей у окна. Когда она обернулась, лицо у нее было еще более бледное и изможденное, чем раньше.
Какое-то время он молча смотрел на нее, не в силах говорить. Что же он чувствовал? Жалость?
– Тревис, что-то случилось? – тоскливо спросила она. – Ты так и не приехал за мной на рудник. В конце концов муж Марты Троби прислал мне фургон. Мистер Сакс вернулся из города и сказал, что у Сэма все обойдется, и все-таки тебя всю ночь не было дома.
Он прошел в спальню и бросился поперек кровати. Мэрили села рядом и ласково убрала у него со лба густые непослушные волосы, прикоснувшись к нему холодными пальцами.
– Что случилось, Тревис? – очень нежно спросила она. – Пожалуйста, скажи мне.
– Мэрили, – хрипло прошептал он, – прошу тебя, оставь меня сейчас одного. Мне надо подумать.
– Но ты не жалеешь, что у нас будет ребенок? – не успокаивалась Мэрили. – Мне кажется, ты все-таки не хочешь, чтобы я от тебя уехала, Тревис. Знаешь, я зря не соглашалась переезжать на ранчо.
– Мы не поедем на ранчо. Пока.
Она испуганно отдернула руку:
– Не поняла.
– Мы останемся в городе до тех пор, пока не родится ребенок, а потом уедем.
Она опять дотронулась до него, и в голосе ее послышалось облегчение.
– Ты переживаешь за меня, Тревис? Ты остаешься в городе, чтобы я была поближе к доктору. Ты такой заботливый, Тревис! Я люблю тебя.
Он вдруг повернулся и притянул ее к себе. Да, она его любит, он знал это. Она его жена. Ничего не изменилось. И никогда не изменится.
Он уложил ее рядом с собой и начал нежно ласкать ее грудь рукой.
Все то время, пока они занимались любовью, он думал о фиалковых глазах, золотисто-рыжих волосах и той любви, которая теперь была не для него.
Глава 30
Тревис встал:
– Конечно. Я ничего не буду делать. Подождем, посмотрим, что будет.
– Вряд ли что-то изменится, капитан, – печально сказал доктор. – Стелла может остаться такой до конца жизни. А вы… вы будете жить по-прежнему. Теперь у вас другая семья.
– Не надо мне об этом напоминать, доктор, – устало сказал Тревис, направляясь к двери. Вдруг он остановился. Ему надо было задать один, последний вопрос. – Она… с кем-нибудь встречается? У нее есть мужчина?
Доктор с улыбкой покачал головой:
– Нет. В этой больнице вся ее жизнь. У нее никого нет, капитан. Конечно, желающих поухаживать хватает, в этом можете не сомневаться, просто она не интересуется мужчинами.
Тревис вышел из кабинета, закрыл за собой дверь и направился в палату Сэма.
Его друг сидел в постели с забинтованной грудью, опершись на подушки, и спорил с молоденькой медсестрой, требуя себе виски и сигару. Увидев Тревиса, он замолчал.
Как только медсестра вышла из палаты, Сэм взволнованно спросил:
– Ты с ней разговаривал? Сегодня утром я ее видел и пытался кое о чем расспросить – откуда она и все такое. Она вела себя так, как будто и не слышала моих вопросов.
– Больше ни о чем ее не спрашивай, Сэм, – отрезал Тревис.
Пододвинув стул, он сел и, нагнувшись, чтобы никто не услышал, пересказал Сэму свой разговор с доктором Уоткинсом.
– О Господи! – вскричал Сэм. – И что ты теперь будешь делать, парень? Наверное, было бы лучше, если бы она в самом деле умерла.
– Не говори так! – крикнул Тревис, потом понизил голос: – Она счастлива. Она занимается любимым делом. У нее своя жизнь, у меня своя. Пусть все останется как есть.
– Ты не можешь здесь жить, в одном с ней городе. Ты не выдержишь.
– Придется выдержать, Сэм. Мне надо думать о Мэрили. Она же ни в чем не виновата, и у нее будет мой ребенок. Если она узнает, могут быть большие неприятности. Доктор Уоткинс сказал, что у нее неважное здоровье. Этого я и боялся. Она ужасно выглядит.
– А что, если к Китти вернется память? Что, если она тебя узнает?
– Вот когда это случится, тогда и буду думать. Черт возьми, Сэм, – вскричал он, сжав кулаки, – я не знаю даже, смогу ли опять посмотреть Китти в лицо!
Взгляд Сэма переместился ему за спину, губы сжались, и он мрачно прошептал:
– Что ж, сейчас мы это увидим.
Она вошла в палату. Распущенные золотисто-рыжие волосы обрамляли лицо, струившийся из окон яркий дневной свет играл на блестящих локонах. На ней было уже другое белое платье, свежее и накрахмаленное. Лиф туго обтягивал большую грудь. Шурша юбкой, она шла между рядами кроватей, останавливаясь и разговаривая с больными. Улыбка озаряла ее блестящие синие глаза, всегда приводившие Тревиса в восхищение. Память вдруг перенесла его в далекое прошлое. Он вспомнил их первую встречу. Вспомнил ее длинные шелковистые волосы, которые так хотелось потрогать, бездонные глаза, полыхавшие темным пламенем, которые могли поглотить человека целиком, нежную кожу, длинные красивые ноги с тонкими изящными щиколотками, упругие бедра и дразняще округлые ягодицы.
Боже мой, эта женщина – прекраснейшая из всех женщин на свете!
Неожиданно Тревис поймал себя на том, что опять неотрывно смотрит в эти глубокие синие глаза, мечтая в них утонуть. Но в ее взгляде не было желания, в нем был вызов.
– А, это тот мужчина, который не любит женщин-врачей! – холодно поприветствовала она Тревиса. – Скажите, сэр, вы были сильно удивлены, когда увидели, что ваш друг еще жив?
Она смотрела в больничную карту и, не услышав от него ответа, подняла глаза.
– Что, сэр, так удивились, что даже дар речи потеряли? – спросила она.
Тревис усмехнулся. Она все такая же! Неустрашимая, гордая Китти!
– Да, наверное, – согласился он, все еще усмехаясь, – но я бы на его месте тоже продержался, лишь бы еще раз увидеть такую красавицу, как вы.
Китти вздернула подбородок. Этот знакомый жест означал, что она сердится.
– Сэр, – резко сказала она, окинув его неприязненным взглядом, – я сюда не на свидания хожу, я работаю – лечу больных, и, как правило, успешно.
Сэм, внимательно следивший за их разговором, не удержался от искушения.
– Это Тревис Колтрейн, доктор, – выпалил он, – во время войны он был отличным кавалеристом, капитаном. Вы когда-нибудь слышали про «Всадников Колтрейна»?
Тревис метнул на него сердитый взгляд.
Лицо Китти не изменилось.
– Нет. Я стараюсь не думать о войне, мистер Бачер. Размышления о прошлом только омрачают будущее. – Она подошла поближе к кровати Сэма. – Как вы себя чувствуете? Здесь еще болит? – Она легко дотронулась до его груди. Сэм поморщился. Кивнув, она сделала пометку в карте. – Вам придется еще немного полежать. Да, кстати, – она нахмурилась, – я слышала, вы приставали к медсестре, требуя виски и сигары. Здесь вы этого не получите, ясно? – Она резко обернулась к Тревису, глаза ее блестели. – Вас тоже это касается, сэр. Не вздумайте ничего проносить тайком, иначе мы запретим вам посещения. Вы производите впечатление человека, которому доставляет удовольствие нарушать правила.
– Слушаюсь, принцесса, – улыбнулся Тревис.
Она направилась к следующей кровати, больше не обращая на него внимания.
Тревис растерянно следил за каждым ее движением.
– Как в первую нашу встречу, – грустно прошептал он Сэму, – мы с ней тогда поссорились.
– Держись-ка от нее подальше. Я чувствую, как между вами проскакивают искры. Это до добра не доведет!
– Я сейчас ухожу, – Тревис отошел от кровати, – я еще не был в гостинице. Всю ночь на ногах. Даже не знаю, как там Мэрили, нормально ли добралась с рудника. Я зайду к тебе попозже.
Тревис торопливо вышел из палаты, не догадываясь, что Китти смотрит ему вслед.
При всей своей нахальной самоуверенности он был, бесспорно, очень привлекателен. Он дразнил ее своими улыбками, как будто знал, что нравится ей. Вдруг она представила его чувственные губы на своих губах и мысленно одернула себя. Конечно, он был неотразим: мужественный подбородок, волосы цвета воронова крыла, серые глаза. Красивый мужчина, но опасный. Она сразу это почувствовала. Высокий, крепкий и наверняка с волосатой грудью. Она представляла его раздетым до пояса и видела густые завитки, дорожкой спускавшиеся к… Она почувствовала, что краснеет. Эту часть его тела она тоже представляла себе очень отчетливо.
Он назвал ее принцессой. В этом было что-то смутно знакомое, как будто ее уже так когда-то называли.
Ерунда, подумала она, встряхнувшись. Да что это с ней происходит?
Вернувшись в гостиницу, Тревис застал Мэрили стоящей у окна. Когда она обернулась, лицо у нее было еще более бледное и изможденное, чем раньше.
Какое-то время он молча смотрел на нее, не в силах говорить. Что же он чувствовал? Жалость?
– Тревис, что-то случилось? – тоскливо спросила она. – Ты так и не приехал за мной на рудник. В конце концов муж Марты Троби прислал мне фургон. Мистер Сакс вернулся из города и сказал, что у Сэма все обойдется, и все-таки тебя всю ночь не было дома.
Он прошел в спальню и бросился поперек кровати. Мэрили села рядом и ласково убрала у него со лба густые непослушные волосы, прикоснувшись к нему холодными пальцами.
– Что случилось, Тревис? – очень нежно спросила она. – Пожалуйста, скажи мне.
– Мэрили, – хрипло прошептал он, – прошу тебя, оставь меня сейчас одного. Мне надо подумать.
– Но ты не жалеешь, что у нас будет ребенок? – не успокаивалась Мэрили. – Мне кажется, ты все-таки не хочешь, чтобы я от тебя уехала, Тревис. Знаешь, я зря не соглашалась переезжать на ранчо.
– Мы не поедем на ранчо. Пока.
Она испуганно отдернула руку:
– Не поняла.
– Мы останемся в городе до тех пор, пока не родится ребенок, а потом уедем.
Она опять дотронулась до него, и в голосе ее послышалось облегчение.
– Ты переживаешь за меня, Тревис? Ты остаешься в городе, чтобы я была поближе к доктору. Ты такой заботливый, Тревис! Я люблю тебя.
Он вдруг повернулся и притянул ее к себе. Да, она его любит, он знал это. Она его жена. Ничего не изменилось. И никогда не изменится.
Он уложил ее рядом с собой и начал нежно ласкать ее грудь рукой.
Все то время, пока они занимались любовью, он думал о фиалковых глазах, золотисто-рыжих волосах и той любви, которая теперь была не для него.
Глава 30
Было холодно. Дул ледяной, пронизывающий ветер, и Тревис дрожал, несмотря на теплую рубашку и сюртук. Он стоял на приставной лестнице и обивал досками стену первого из строящихся сараев.
Бросив беспокойный взгляд на северо-запад, он увидел, что оттуда быстро движутся серовато-черные тучи. Будет снег, чертовски много снега! Проклятая зима, думал Тревис, спускаясь с лестницы. Ему так хотелось достроить сарай до наступления холодов.
Шагнув с последней ступеньки на землю, он посмотрел на стоявших в загоне коров. Племенная порода, они стоили уйму денег, и он не собирался всю зиму держать их на улице. Этот маленький сарай, который он восстановил из старых развалин, все-таки лучше, чем ничего.
Он поднял с земли прут и погнал скот за ворота, а потом в шаткий хлев. Тучи бежали все быстрее, и слишком рано стемнело. Благополучно загнав скот под крышу, Тревис направился в дом. Ветер крепчал, и даже ему, сильному крупному мужчине, приходилось с трудом продираться вперед, преодолевая его силу.
Наконец, войдя в дом, он захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Радуясь, что заранее запасся дровами, Тревис принялся растапливать камин. Когда с этим было покончено, оставалось только позаботиться об ужине. Правда, он был не слишком голоден. Похоже, у него уже никогда не будет аппетита.
Тревис печально смотрел на потрескивавшие языки пламени и думал о последних месяцах. Он обещал Мэрили до рождения ребенка остаться в Виргиния-Сити, но не смог сдержать своего обещания. Там, в городе, Китти была совсем рядом, и это стало для него непереносимым.
Странно, но Мэрили восприняла известие о его переезде на ранчо спокойно и без скандалов. Он объяснил, что надо все доделать до того, как появится ребенок, и она согласилась, сама оставшись в гостинице, рядом с доктором Уоткинсом. Похоже, это ее вполне устроило. Джон остался с Мэрили, как она и хотела.
Сэм понимал, какие адские мучения испытывает его друг, но сочувствия не выказывал.
– Ты ничего не можешь изменить, – говорил он, – тебе надо беречь Мэрили, черт возьми! Ты сам говорил, что никогда ее не обидишь. Постарайся забыть – ничего другого не остается.
Забыть? Тревис невесело засмеялся. Забыть, как он держал Китти в своих объятиях и ласкал ее теплое послушное тело? Забыть ее бойкий характер? Забыть Китти?
Сэм был еще в городе. Он поправился и часто мотался на рудник, к новым шахтам. Он обещал приглядывать за Мэрили… и за Китти. Но Тревис сомневался, что его друг будет много рассказывать ему про Китти.
За окнами завывал ветер, по стеклам лупили ледяные крупицы снега. В дымоход тянуло сквозняком, отчего пламя в камине стелилось буйными рваными языками. Холодно. Черт возьми, как же холодно! Тревис встал, нашел одеяло и закутался в него.
Скорее бы утро! Если не наметет больших сугробов, он поедет в город за продуктами, проведает Джона… и Мэрили. Он мысленно поклялся, что к больнице и близко не подойдет.
Он представил себе огромную территорию ранчо (это была его земля!), маленький домик и сарайчик для скота. Утром надо будет заехать к Гилберту Саксу, пусть покормит его коров, если Тревис на день-два задержится в городе. Гилберт должен быть здесь. Его жена, тоже беременная, со дня на день ожидала родов, так что далеко от дома он не уедет.
Наконец Тревис с облегчением почувствовал, что веки его тяжелеют. Он покрепче закутался в одеяло, повернулся на бок на узкой койке и стал погружаться в сладкую дремоту. Только бы ему не приснился тот же сон – фиалковые глаза, золотисто-рыжие волосы и роскошное тело, за которое можно и умереть!
Издалека до него донеслись какие-то звуки. Метель, сказал себе Тревис и накрыл голову подушкой, не желая просыпаться. Вдруг он резко сел на постели. Нет, это не метель. Кто-то зовет его. Женский голос.
– Капитан Колтрейн! Пожалуйста, впустите меня! Пожалуйста! Я замерзаю!
Он отбросил одеяло и вскочил с койки. Черт побери, что может делать женщина на улице в такой жуткий буран? Подбежав к двери, он откинул засов, и дверь распахнулась от ветра. Дрожащая женщина, вся в снегу, упала в его объятия.
Он подхватил ее на руки и отнес к камину. Когда пламя осветило золотисто-рыжие пряди ее волос, Тревис тихо охнул:
– Китти! Господи, девочка, что ты здесь делаешь?
Она взмахнула ресницами и испуганно уставилась на него синими глазами. Попытавшись вырваться, она стала отбиваться, поцарапала ему щеку и дико вскрикнула. Он еще никогда не слышал такого крика.
– Эй, ну-ка успокойся! – громко сказал Тревис и, с трудом поймав руки Китти, крепко прижал их к ее бокам. – Это я, Колтрейн. Что случилось?
Она взглянула на него с таким отчаянием, что у него заныло сердце.
– Тебе больно? Что произошло? И что, черт возьми, ты делала на улице в такую метель?
Она повернулась лицом к его обнаженной груди, и тут только Тревис вспомнил, что не одет.
– Э… – Он запнулся и судорожно сглотнул. Только бы не назвать ее Китти! – Доктор Масгрейв, – он придал голосу твердость, – если с вами что-то случилось, пожалуйста, скажите мне об этом. Хотите, я принесу вам выпить? Думаю, глоток виски вам не повредит.
– Да, – проговорила она глухим голосом, – да, да.
Отстранившись, она повернулась к нему спиной и медленно опустилась на пол.
Тревис поспешно нашел бутылку и вернулся к Китти.
– Простите, у меня нет стакана, – пробормотал он, быстро схватил брюки и оделся.
Подбросив в камин еще одно полено, он сел рядом с ней на пол и нерешительно показал на ее мокрую одежду. Поверх белого платья на ней был длинный плащ с капюшоном из синей шерсти. И плащ, и платье были сырыми.
– Может быть, вы разденетесь? А я посушу ваши вещи у камина, – предложил он.
Не говоря ни слова, она встала и зашла ему за спину. Тревис услышал шуршание снимаемой одежды. Ему не надо было оборачиваться. Он знал каждый дюйм этого сладкого тела, знал и на вид, и на ощупь.
Она подошла, одной рукой протягивая ему мокрую одежду, а другой придерживая на себе одеяло.
– Хотите есть? – спросил Тревис. В голове у него шумело. Черт возьми, что она здесь делает? – Правда, мне особенно нечего вам предложить. Я возился с ремонтом и не успел приготовить ужин.
– Я поела у Саксов, – тихо сказала она, – этой ночью я принимала роды у Вильямины.
Тревис взорвался:
– Вы хотите сказать, что Гилберт отпустил вас в такую ночь? Да он сумасшедший!
– Это я настояла, – спокойно объяснила Китти, – он хотел, чтобы я осталась, но я думала, что сумею добраться до города. А потом снег повалил сильнее, и я побоялась заблудиться. Я вспомнила, как вчера по дороге к Саксам проезжала ваш дом.
– Вы знали, что я здесь живу?
– Нет, – быстро ответила она. Слишком быстро, подумал Тревис. Наверное, она просто не хочет признаться.
Что ж, ее можно запросто подловить.
– Когда вы стучали в дверь, вы звали меня по имени – капитан Колтрейн. Вы знали, что я здесь живу.
– Да. То есть нет. Я… – Она тряхнула головой, блестящие рыжие волосы упали на лицо. – Наверное, мистер Сакс говорил, что вы живете рядом с ним, я не помню.
Он взял у нее бутылку, заметив, как дрожат ее пальцы. Где же ее обычная самоуверенность? Похоже, она его боится. Почему?
Пытаясь ее успокоить, он криво усмехнулся и сказал:
– Послушайте, док, простите меня. Тогда, в больнице, я вел себя грубо. Наверное, дело в том, что я не привык к женщинам-врачам. Вообще в ту ночь я был не в себе. Черт возьми, я думал, что Сэм не выкарабкается.
Она судорожно вздохнула.
– Ничего, все нормально. – Она отвернулась к окну. – Интересно, когда это кончится? Мне надо ехать.
– Вы в своем уме? – прорычал Тревис. – До города часа три езды при хорошей погоде. Нет, я вас никуда не отпущу! Вы останетесь здесь.
Она обернулась к нему, и Тревиса охватило знакомое желание утонуть в этих ясных фиалковых глазах.
– Мне кажется, это не совсем прилично, капитан Колтрейн.
– О каких приличиях вы говорите? – Он засмеялся. – Речь идет о вашей жизни! Не бойтесь, я вас не трону.
Китти виновато опустила голову.
– Простите, – пробормотала она, – я не имела права сомневаться в вашей порядочности джентльмена.
– Я не джентльмен, – откровенно сказал Тревис, вспомнив, что когда-то очень давно уже говорил ей эти слова, и быстро добавил: – Но к дамам я отношусь уважительно.
Она принялась возбужденно говорить. Он понял, что ей просто надо сгладить разговорами возникшую между ними неловкость.
– Простите, что я вас разбудила. Вы ведь спали, правда? Я долго стучала в дверь и звала вас, прежде чем вы подошли. Такой жуткий ветер! В Неваде бывают суровые зимы. Конечно, мне надо было остаться у Саксов, но я хотела вернуться в больницу. Ночью там больше всего работы. Вы даже не представляете – к нам привозят людей с огнестрельными и ножевыми ранениями. Такое впечатление, что их подобрали на поле боя. Наверное, в Виргиния-Сити скапливаются самые отбросы общества. Приезжают в поисках серебра, золота… приключений. Я знаю, там есть и хорошие люди, но хулиганов гораздо больше. Правда, раньше было еще хуже. Сейчас искатели приключений двинулись дальше.
Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и он приложил пальцы к ее губам.
– Док, мне кажется, нам обоим пора спать. Вы ляжете на этой койке. Она, конечно, не слишком большая, но ничего другого у меня нет.
– Я не позволю вам спать на полу, – возмутилась Китти, – это же ваш дом.
– Я столько раз спал здесь, на полу, что уже сбился со счета, – со смехом сказал Тревис, встал с пола и протянул руку Китти.
Только бы она не почувствовала, как он реагирует на прикосновения к ней!
Он отпустил ее и отступил назад.
– Я и сам собираюсь завтра в город, – сказал он, – поедем вместе, если, конечно, не наметет больших сугробов. Кстати, где вы оставили свою лошадь?
– Я нашла ваш хлев и поставила ее к вашим коровам.
– Отлично. А теперь давайте спать.
Он нашел второе одеяло, завернулся в него и лег у камина, слыша, как она устраивается на койке. Вскоре в домике стало тихо, только ветер завывал за окнами.
Тревис смотрел на огонь. С ней что-то было не так. Что-то сильно ее беспокоило.
Она беспокойно ворочалась всего в шести шагах за его спиной. Он отхлебнул из бутылки, надеясь, что виски сделает свое дело, унесет его в волшебную страну забвения. Господи, как же отчаянно он хотел ее – с каждым ударом сердца, с каждым вздохом!
Ему опять снился тот же сон.
Он держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Ее пальцы ласкали завитки волос на его груди, спускаясь все ниже. Он нежно ухватил зубами ее твердый сосок и принялся жадно ласкать его, чувствуя, как ее теплые ладони охватывают его напрягшуюся плоть.
Боже всемогущий, как же он ее любит! Любит даже больше, чем тогда, когда они были вместе, если такое возможно.
Но сон есть сон, и он должен был кончиться.
Тревис открыл глаза и замер.
Китти лежала в его объятиях на полу у камина и смотрела на него глазами, блестевшими от слез.
– Пожалуйста, – она нежно дотронулась до его щеки дрожащей рукой, – пожалуйста, ничего не говори! Просто обнимай меня.
Он обнял ее крепче, и они наконец заснули.
Наутро Тревис резко проснулся, охваченный воспоминанием. Китти рядом не было. Оглядевшись, он увидел, что домик пуст. Он подбежал к двери, рывком распахнул ее и шагнул прямо в снег, провалившись по щиколотку. Только тут Тревис сообразил, что стоит босиком и голый. Он бросился обратно в дом, торопливо натянул брюки и сапоги, потом опять выскочил на улицу. На снегу виднелись ее следы, ведущие к хлеву. Он побежал и заметил лошадиные следы, они уходили к дороге.
Вернувшись в дом, он полностью оделся, потом, теряя драгоценное время, оставил корм скоту. На пару дней хватит. Конечно, они могут съесть все сразу, а потом будут голодать, но тут уж Тревис бессилен. Ему некогда ехать к Саксу и просить его, чтобы он присмотрел за его коровами.
Он должен найти Китти!
Хорошо, что снегу навалило не очень много – всего дюйма три. По небу все еще ходили тучи, и до конца дня можно было ожидать очередной снегопад. Он гнал во весь опор и доехал до города всего за два часа с небольшим. Бедный конь был весь в мыле. Тревис оставил его в платной конюшне, велев мальчику-конюху как следует его почистить, а сам побежал в больницу.
Ему повезло. Первый, кого он встретил, ворвавшись в больничные двери, был доктор Уоткинс.
– Капитан Колтрейн? Что привело вас в такую рань? – Он прищурил глаза. – Что-то с Мэрили? Я пойду возьму свой саквояж. Пока рано тревожиться, но, боюсь, могут быть неприятности.
– Нет-нет, дело не в Мэрили! – закричал Тревис, но осекся, когда до него дошел смысл слов доктора. – Какие неприятности? Что-то с ребенком?
– Она слаба, – прямо сказал доктор, – я не знаю, в чем дело. – Они с Тревисом пошли по коридору к больничной столовой. – Давайте выпьем кофе. Стеллу только что вернулась с ранчо Саксов, принимала там роды. Говорит, родился крепкий мальчуган. Вот только не знаю, как она добралась сюда по такому снегу.
Они приближались к столовой.
– Хорошо, что вы зашли, капитан, – продолжал доктор Уоткинс, – я хотел поговорить с вами о состоянии Мэрили. Мне кажется, вам надо до родов остаться в городе. Она такая печальная. Я пытался вызвать ее на разговор, узнать, что ее тревожит, но она молчит. Кажется, у нее истощение. Ребенок растет, а она теряет в весе. Может быть, даже придется положить ее в больницу и попытаться кормить насильно.
Когда они вошли в столовую, Тревис увидел Китти. Она сидела бледная, с округлившимися глазами.
– Мне надо с тобой поговорить, – шепнул ей Тревис, когда они с доктором проходили мимо ее столика.
Доктор Уоткинс перевел взгляд с одного на другую.
– В чем дело? – резко спросил он и, покраснев, быстро вытолкал Тревиса в коридор. – Вы ведь не скажете ей, кто она? – сердито прошипел он. – От этого будет только хуже и Стелле, и вашей жене.
– Нет, этого я ей не скажу.
Тревис оттолкнул доктора, увидев, как Китти выскочила из столовой и побежала по коридору.
– Подожди, пожалуйста! – крикнул он ей вслед. – Я только хочу поговорить с тобой!
Китти оглянулась через плечо, лицо ее было бледным. Она не заметила маленького мальчика, который бежал по коридору и теперь налетел прямо на нее.
– Джон! – закричал Тревис. – Ты что здесь делаешь, сынок?
Джон увидел его и, оттолкнув Китти, отчаянно зарыдал.
– Папа, папа, иди скорее домой! – закричал он. – Маме совсем плохо. Она послала меня за доктором, я бежал всю дорогу. Ей очень плохо! У нее кровь, она залила весь пол и…
Тревис подхватил его на руки и обернулся. Доктор Уоткинс уже бежал за своим саквояжем.
– Сейчас я возьму свой чемоданчик и пойду с вами, Эмброуз! – крикнула ему Китти.
Тревис уже бежал по коридору, крепко прижимая мальчика к себе.
Они добрались до отеля, и Тревис помчался наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Джон плакал у него на руках. Дверь в номер была открыта, и первое, что он увидел, – это лужи крови по всему полу.
– Она что, упала, Джон? – спросил он, осторожно опуская мальчика с рук.
– Нет, – проговорил малыш всхлипывая, – у нее пошла кровь, и она послала меня за доктором.
– Хорошо. Садись на диван и не вставай, пока я тебе не скажу.
Джон послушно сел, и Тревис пошел в спальню.
Она лежала на кровати, бледная, с закрытыми глазами. Все простыни были в крови. Тревис подбежал к ней и ласково позвал:
– Мэрили, милая, ты меня слышишь?
Она не отвечала. Он испуганно схватил ее за руку и нащупал слабый пульс. Жива!
В этот момент в комнату вбежал доктор Уоткинс и отпихнул Тревиса в сторону. Тот отступил от кровати и, чтобы не мешать, вышел в гостиную.
Китти сидела на коленях перед Джоном и прижимала мальчика к груди. Увидев это, Тревис застыл на месте: мать успокаивала своего сына, только ни он, ни она об этом не знали. Это была сцена, которую ему не забыть до самой смерти.
– Не волнуйся, Джон, она поправится, – приговаривала Китти, гладя мальчика по непослушным черным вихрам. – Бог поможет твоей маме, и она выздоровеет.
Малыш шмыгнул носом. Теплые фиалковые глаза этой женщины успокаивали его. Вдруг вспомнив, что он мужчина, Джон вытер глаза.
– Знаете, она мне не родная мама, – сказал он, – но я люблю ее, как родную. Моя родная мама умерла и отправилась на небеса. Надеюсь, Бог не возьмет у меня и эту маму. – Его тельце опять затряслось от рыданий. – Я не хочу, чтобы моя мама умерла! – выдавил он сквозь слезы.
Бросив беспокойный взгляд на северо-запад, он увидел, что оттуда быстро движутся серовато-черные тучи. Будет снег, чертовски много снега! Проклятая зима, думал Тревис, спускаясь с лестницы. Ему так хотелось достроить сарай до наступления холодов.
Шагнув с последней ступеньки на землю, он посмотрел на стоявших в загоне коров. Племенная порода, они стоили уйму денег, и он не собирался всю зиму держать их на улице. Этот маленький сарай, который он восстановил из старых развалин, все-таки лучше, чем ничего.
Он поднял с земли прут и погнал скот за ворота, а потом в шаткий хлев. Тучи бежали все быстрее, и слишком рано стемнело. Благополучно загнав скот под крышу, Тревис направился в дом. Ветер крепчал, и даже ему, сильному крупному мужчине, приходилось с трудом продираться вперед, преодолевая его силу.
Наконец, войдя в дом, он захлопнул дверь и закрыл ее на засов. Радуясь, что заранее запасся дровами, Тревис принялся растапливать камин. Когда с этим было покончено, оставалось только позаботиться об ужине. Правда, он был не слишком голоден. Похоже, у него уже никогда не будет аппетита.
Тревис печально смотрел на потрескивавшие языки пламени и думал о последних месяцах. Он обещал Мэрили до рождения ребенка остаться в Виргиния-Сити, но не смог сдержать своего обещания. Там, в городе, Китти была совсем рядом, и это стало для него непереносимым.
Странно, но Мэрили восприняла известие о его переезде на ранчо спокойно и без скандалов. Он объяснил, что надо все доделать до того, как появится ребенок, и она согласилась, сама оставшись в гостинице, рядом с доктором Уоткинсом. Похоже, это ее вполне устроило. Джон остался с Мэрили, как она и хотела.
Сэм понимал, какие адские мучения испытывает его друг, но сочувствия не выказывал.
– Ты ничего не можешь изменить, – говорил он, – тебе надо беречь Мэрили, черт возьми! Ты сам говорил, что никогда ее не обидишь. Постарайся забыть – ничего другого не остается.
Забыть? Тревис невесело засмеялся. Забыть, как он держал Китти в своих объятиях и ласкал ее теплое послушное тело? Забыть ее бойкий характер? Забыть Китти?
Сэм был еще в городе. Он поправился и часто мотался на рудник, к новым шахтам. Он обещал приглядывать за Мэрили… и за Китти. Но Тревис сомневался, что его друг будет много рассказывать ему про Китти.
За окнами завывал ветер, по стеклам лупили ледяные крупицы снега. В дымоход тянуло сквозняком, отчего пламя в камине стелилось буйными рваными языками. Холодно. Черт возьми, как же холодно! Тревис встал, нашел одеяло и закутался в него.
Скорее бы утро! Если не наметет больших сугробов, он поедет в город за продуктами, проведает Джона… и Мэрили. Он мысленно поклялся, что к больнице и близко не подойдет.
Он представил себе огромную территорию ранчо (это была его земля!), маленький домик и сарайчик для скота. Утром надо будет заехать к Гилберту Саксу, пусть покормит его коров, если Тревис на день-два задержится в городе. Гилберт должен быть здесь. Его жена, тоже беременная, со дня на день ожидала родов, так что далеко от дома он не уедет.
Наконец Тревис с облегчением почувствовал, что веки его тяжелеют. Он покрепче закутался в одеяло, повернулся на бок на узкой койке и стал погружаться в сладкую дремоту. Только бы ему не приснился тот же сон – фиалковые глаза, золотисто-рыжие волосы и роскошное тело, за которое можно и умереть!
Издалека до него донеслись какие-то звуки. Метель, сказал себе Тревис и накрыл голову подушкой, не желая просыпаться. Вдруг он резко сел на постели. Нет, это не метель. Кто-то зовет его. Женский голос.
– Капитан Колтрейн! Пожалуйста, впустите меня! Пожалуйста! Я замерзаю!
Он отбросил одеяло и вскочил с койки. Черт побери, что может делать женщина на улице в такой жуткий буран? Подбежав к двери, он откинул засов, и дверь распахнулась от ветра. Дрожащая женщина, вся в снегу, упала в его объятия.
Он подхватил ее на руки и отнес к камину. Когда пламя осветило золотисто-рыжие пряди ее волос, Тревис тихо охнул:
– Китти! Господи, девочка, что ты здесь делаешь?
Она взмахнула ресницами и испуганно уставилась на него синими глазами. Попытавшись вырваться, она стала отбиваться, поцарапала ему щеку и дико вскрикнула. Он еще никогда не слышал такого крика.
– Эй, ну-ка успокойся! – громко сказал Тревис и, с трудом поймав руки Китти, крепко прижал их к ее бокам. – Это я, Колтрейн. Что случилось?
Она взглянула на него с таким отчаянием, что у него заныло сердце.
– Тебе больно? Что произошло? И что, черт возьми, ты делала на улице в такую метель?
Она повернулась лицом к его обнаженной груди, и тут только Тревис вспомнил, что не одет.
– Э… – Он запнулся и судорожно сглотнул. Только бы не назвать ее Китти! – Доктор Масгрейв, – он придал голосу твердость, – если с вами что-то случилось, пожалуйста, скажите мне об этом. Хотите, я принесу вам выпить? Думаю, глоток виски вам не повредит.
– Да, – проговорила она глухим голосом, – да, да.
Отстранившись, она повернулась к нему спиной и медленно опустилась на пол.
Тревис поспешно нашел бутылку и вернулся к Китти.
– Простите, у меня нет стакана, – пробормотал он, быстро схватил брюки и оделся.
Подбросив в камин еще одно полено, он сел рядом с ней на пол и нерешительно показал на ее мокрую одежду. Поверх белого платья на ней был длинный плащ с капюшоном из синей шерсти. И плащ, и платье были сырыми.
– Может быть, вы разденетесь? А я посушу ваши вещи у камина, – предложил он.
Не говоря ни слова, она встала и зашла ему за спину. Тревис услышал шуршание снимаемой одежды. Ему не надо было оборачиваться. Он знал каждый дюйм этого сладкого тела, знал и на вид, и на ощупь.
Она подошла, одной рукой протягивая ему мокрую одежду, а другой придерживая на себе одеяло.
– Хотите есть? – спросил Тревис. В голове у него шумело. Черт возьми, что она здесь делает? – Правда, мне особенно нечего вам предложить. Я возился с ремонтом и не успел приготовить ужин.
– Я поела у Саксов, – тихо сказала она, – этой ночью я принимала роды у Вильямины.
Тревис взорвался:
– Вы хотите сказать, что Гилберт отпустил вас в такую ночь? Да он сумасшедший!
– Это я настояла, – спокойно объяснила Китти, – он хотел, чтобы я осталась, но я думала, что сумею добраться до города. А потом снег повалил сильнее, и я побоялась заблудиться. Я вспомнила, как вчера по дороге к Саксам проезжала ваш дом.
– Вы знали, что я здесь живу?
– Нет, – быстро ответила она. Слишком быстро, подумал Тревис. Наверное, она просто не хочет признаться.
Что ж, ее можно запросто подловить.
– Когда вы стучали в дверь, вы звали меня по имени – капитан Колтрейн. Вы знали, что я здесь живу.
– Да. То есть нет. Я… – Она тряхнула головой, блестящие рыжие волосы упали на лицо. – Наверное, мистер Сакс говорил, что вы живете рядом с ним, я не помню.
Он взял у нее бутылку, заметив, как дрожат ее пальцы. Где же ее обычная самоуверенность? Похоже, она его боится. Почему?
Пытаясь ее успокоить, он криво усмехнулся и сказал:
– Послушайте, док, простите меня. Тогда, в больнице, я вел себя грубо. Наверное, дело в том, что я не привык к женщинам-врачам. Вообще в ту ночь я был не в себе. Черт возьми, я думал, что Сэм не выкарабкается.
Она судорожно вздохнула.
– Ничего, все нормально. – Она отвернулась к окну. – Интересно, когда это кончится? Мне надо ехать.
– Вы в своем уме? – прорычал Тревис. – До города часа три езды при хорошей погоде. Нет, я вас никуда не отпущу! Вы останетесь здесь.
Она обернулась к нему, и Тревиса охватило знакомое желание утонуть в этих ясных фиалковых глазах.
– Мне кажется, это не совсем прилично, капитан Колтрейн.
– О каких приличиях вы говорите? – Он засмеялся. – Речь идет о вашей жизни! Не бойтесь, я вас не трону.
Китти виновато опустила голову.
– Простите, – пробормотала она, – я не имела права сомневаться в вашей порядочности джентльмена.
– Я не джентльмен, – откровенно сказал Тревис, вспомнив, что когда-то очень давно уже говорил ей эти слова, и быстро добавил: – Но к дамам я отношусь уважительно.
Она принялась возбужденно говорить. Он понял, что ей просто надо сгладить разговорами возникшую между ними неловкость.
– Простите, что я вас разбудила. Вы ведь спали, правда? Я долго стучала в дверь и звала вас, прежде чем вы подошли. Такой жуткий ветер! В Неваде бывают суровые зимы. Конечно, мне надо было остаться у Саксов, но я хотела вернуться в больницу. Ночью там больше всего работы. Вы даже не представляете – к нам привозят людей с огнестрельными и ножевыми ранениями. Такое впечатление, что их подобрали на поле боя. Наверное, в Виргиния-Сити скапливаются самые отбросы общества. Приезжают в поисках серебра, золота… приключений. Я знаю, там есть и хорошие люди, но хулиганов гораздо больше. Правда, раньше было еще хуже. Сейчас искатели приключений двинулись дальше.
Она замолчала, чтобы перевести дыхание, и он приложил пальцы к ее губам.
– Док, мне кажется, нам обоим пора спать. Вы ляжете на этой койке. Она, конечно, не слишком большая, но ничего другого у меня нет.
– Я не позволю вам спать на полу, – возмутилась Китти, – это же ваш дом.
– Я столько раз спал здесь, на полу, что уже сбился со счета, – со смехом сказал Тревис, встал с пола и протянул руку Китти.
Только бы она не почувствовала, как он реагирует на прикосновения к ней!
Он отпустил ее и отступил назад.
– Я и сам собираюсь завтра в город, – сказал он, – поедем вместе, если, конечно, не наметет больших сугробов. Кстати, где вы оставили свою лошадь?
– Я нашла ваш хлев и поставила ее к вашим коровам.
– Отлично. А теперь давайте спать.
Он нашел второе одеяло, завернулся в него и лег у камина, слыша, как она устраивается на койке. Вскоре в домике стало тихо, только ветер завывал за окнами.
Тревис смотрел на огонь. С ней что-то было не так. Что-то сильно ее беспокоило.
Она беспокойно ворочалась всего в шести шагах за его спиной. Он отхлебнул из бутылки, надеясь, что виски сделает свое дело, унесет его в волшебную страну забвения. Господи, как же отчаянно он хотел ее – с каждым ударом сердца, с каждым вздохом!
Ему опять снился тот же сон.
Он держал ее, обнаженную, в своих объятиях. Ее пальцы ласкали завитки волос на его груди, спускаясь все ниже. Он нежно ухватил зубами ее твердый сосок и принялся жадно ласкать его, чувствуя, как ее теплые ладони охватывают его напрягшуюся плоть.
Боже всемогущий, как же он ее любит! Любит даже больше, чем тогда, когда они были вместе, если такое возможно.
Но сон есть сон, и он должен был кончиться.
Тревис открыл глаза и замер.
Китти лежала в его объятиях на полу у камина и смотрела на него глазами, блестевшими от слез.
– Пожалуйста, – она нежно дотронулась до его щеки дрожащей рукой, – пожалуйста, ничего не говори! Просто обнимай меня.
Он обнял ее крепче, и они наконец заснули.
Наутро Тревис резко проснулся, охваченный воспоминанием. Китти рядом не было. Оглядевшись, он увидел, что домик пуст. Он подбежал к двери, рывком распахнул ее и шагнул прямо в снег, провалившись по щиколотку. Только тут Тревис сообразил, что стоит босиком и голый. Он бросился обратно в дом, торопливо натянул брюки и сапоги, потом опять выскочил на улицу. На снегу виднелись ее следы, ведущие к хлеву. Он побежал и заметил лошадиные следы, они уходили к дороге.
Вернувшись в дом, он полностью оделся, потом, теряя драгоценное время, оставил корм скоту. На пару дней хватит. Конечно, они могут съесть все сразу, а потом будут голодать, но тут уж Тревис бессилен. Ему некогда ехать к Саксу и просить его, чтобы он присмотрел за его коровами.
Он должен найти Китти!
Хорошо, что снегу навалило не очень много – всего дюйма три. По небу все еще ходили тучи, и до конца дня можно было ожидать очередной снегопад. Он гнал во весь опор и доехал до города всего за два часа с небольшим. Бедный конь был весь в мыле. Тревис оставил его в платной конюшне, велев мальчику-конюху как следует его почистить, а сам побежал в больницу.
Ему повезло. Первый, кого он встретил, ворвавшись в больничные двери, был доктор Уоткинс.
– Капитан Колтрейн? Что привело вас в такую рань? – Он прищурил глаза. – Что-то с Мэрили? Я пойду возьму свой саквояж. Пока рано тревожиться, но, боюсь, могут быть неприятности.
– Нет-нет, дело не в Мэрили! – закричал Тревис, но осекся, когда до него дошел смысл слов доктора. – Какие неприятности? Что-то с ребенком?
– Она слаба, – прямо сказал доктор, – я не знаю, в чем дело. – Они с Тревисом пошли по коридору к больничной столовой. – Давайте выпьем кофе. Стеллу только что вернулась с ранчо Саксов, принимала там роды. Говорит, родился крепкий мальчуган. Вот только не знаю, как она добралась сюда по такому снегу.
Они приближались к столовой.
– Хорошо, что вы зашли, капитан, – продолжал доктор Уоткинс, – я хотел поговорить с вами о состоянии Мэрили. Мне кажется, вам надо до родов остаться в городе. Она такая печальная. Я пытался вызвать ее на разговор, узнать, что ее тревожит, но она молчит. Кажется, у нее истощение. Ребенок растет, а она теряет в весе. Может быть, даже придется положить ее в больницу и попытаться кормить насильно.
Когда они вошли в столовую, Тревис увидел Китти. Она сидела бледная, с округлившимися глазами.
– Мне надо с тобой поговорить, – шепнул ей Тревис, когда они с доктором проходили мимо ее столика.
Доктор Уоткинс перевел взгляд с одного на другую.
– В чем дело? – резко спросил он и, покраснев, быстро вытолкал Тревиса в коридор. – Вы ведь не скажете ей, кто она? – сердито прошипел он. – От этого будет только хуже и Стелле, и вашей жене.
– Нет, этого я ей не скажу.
Тревис оттолкнул доктора, увидев, как Китти выскочила из столовой и побежала по коридору.
– Подожди, пожалуйста! – крикнул он ей вслед. – Я только хочу поговорить с тобой!
Китти оглянулась через плечо, лицо ее было бледным. Она не заметила маленького мальчика, который бежал по коридору и теперь налетел прямо на нее.
– Джон! – закричал Тревис. – Ты что здесь делаешь, сынок?
Джон увидел его и, оттолкнув Китти, отчаянно зарыдал.
– Папа, папа, иди скорее домой! – закричал он. – Маме совсем плохо. Она послала меня за доктором, я бежал всю дорогу. Ей очень плохо! У нее кровь, она залила весь пол и…
Тревис подхватил его на руки и обернулся. Доктор Уоткинс уже бежал за своим саквояжем.
– Сейчас я возьму свой чемоданчик и пойду с вами, Эмброуз! – крикнула ему Китти.
Тревис уже бежал по коридору, крепко прижимая мальчика к себе.
Они добрались до отеля, и Тревис помчался наверх, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Джон плакал у него на руках. Дверь в номер была открыта, и первое, что он увидел, – это лужи крови по всему полу.
– Она что, упала, Джон? – спросил он, осторожно опуская мальчика с рук.
– Нет, – проговорил малыш всхлипывая, – у нее пошла кровь, и она послала меня за доктором.
– Хорошо. Садись на диван и не вставай, пока я тебе не скажу.
Джон послушно сел, и Тревис пошел в спальню.
Она лежала на кровати, бледная, с закрытыми глазами. Все простыни были в крови. Тревис подбежал к ней и ласково позвал:
– Мэрили, милая, ты меня слышишь?
Она не отвечала. Он испуганно схватил ее за руку и нащупал слабый пульс. Жива!
В этот момент в комнату вбежал доктор Уоткинс и отпихнул Тревиса в сторону. Тот отступил от кровати и, чтобы не мешать, вышел в гостиную.
Китти сидела на коленях перед Джоном и прижимала мальчика к груди. Увидев это, Тревис застыл на месте: мать успокаивала своего сына, только ни он, ни она об этом не знали. Это была сцена, которую ему не забыть до самой смерти.
– Не волнуйся, Джон, она поправится, – приговаривала Китти, гладя мальчика по непослушным черным вихрам. – Бог поможет твоей маме, и она выздоровеет.
Малыш шмыгнул носом. Теплые фиалковые глаза этой женщины успокаивали его. Вдруг вспомнив, что он мужчина, Джон вытер глаза.
– Знаете, она мне не родная мама, – сказал он, – но я люблю ее, как родную. Моя родная мама умерла и отправилась на небеса. Надеюсь, Бог не возьмет у меня и эту маму. – Его тельце опять затряслось от рыданий. – Я не хочу, чтобы моя мама умерла! – выдавил он сквозь слезы.