Хэган Патриция. Любовь и ярость

   – Какого дьявола, что за безумие тут творится?! Ты в порядке?
   Колт разрезал веревки, и Бриана принялась массировать онемевшие запястья. Слезы ручьем струились у нее по лицу, застилая глаза и не давая убедиться, что перед ней действительно Колт.
   – Не сейчас, – покачав головой, прошептала Бриана. – Мы должны как можно скорее уйти отсюда!..
   С помощью Колта Бриана неловко встала. Она так долго пролежала связанной, что едва чувствовала под собой затекшие ноги.
   – Поверь… – сказала она, заглянув в глаза Колту. – Я все расскажу тебе, как только мы выберемся отсюда.
   Он коротко кивнул:
   – Пошли.
   – Подожди. – Бриана с трудом шагнула к Элейн. – Я хочу забрать с собой брата. Где он? Вы отвезли его в коттедж?
   – Нет, – нетерпеливо буркнула Элейн, – давай поторапливайся, пока Гевин не хватился тебя.
   – Куда вы дели Шарля? – встревожилась Бриана.
   – Только у меня и забот, чтобы возиться с калекой, – не скрывая презрительной ухмылки, фыркнула графиня. – Я отвезла его в сиротский приют неподалеку от Парижа. Там и ищи его.
   Бриана ринулась к ней, как раненая тигрица, но Колт остановил ее:
   – Нашла время, черт возьми!
   Отодвинув в сторону горько плакавшую Бриану, он схватил Элейн и швырнул ее на пол, где еще несколько минут назад лежала связанная девушка. Скрутив веревкой ее запястья, он закинул ее руки и привязал графиню точь-в-точь, как была привязана Бриана.
   – Что ты задумал? – в ужасе завопила Элейн.
   Но Колт, подхватив с пола плотный шарф, уже завязывал ей рот.
   – Прости, но я вынужден так поступить на случай, если ты передумаешь на обратном пути. Я не могу рисковать.
   В любом случае, – он замолчал и взглянул ей в глаза, – теперь Гевин не догадается, что это ты предала его. Он решит, что я силой заставил тебя освободить Дани, а затем связал и бросил здесь. Ты видишь, я просто хочу тебе помочь. Пошли! – скомандовал он Бриане.
   Но девушка кивнула на темный угол за бочонками:
   – Посмотри туда! Там золото, которое выручил Гевин, продав твое ранчо. Оно все лежит здесь. Я сама видела, как его люди вносили сюда ящики.
   Колт решил проверить. Сняв с крюка лампу, он направился в угол, где грудой были сложены деревянные ящики. Ему хватило и минуты, чтобы убедиться, что они действительно полны золотых слитков, – это было все состояние их семьи. , '«
   Он повернулся к Бриане:
   – Значит, Мейсон обманул и тебя, сам завладев всем золотом?! Ну что ж, у меня накопилось чертовски много вопросов, на которые тебе придется ответить, и как можно быстрее! – Он подтолкнул ее к лестнице. – Пошли отсюда!
   Бриана не сказала ни слова, пока они, прихватив с собой лампу и оставив в Полной темноте связанную Элейн, спускались по лестнице. Ее сдавленные вопли преследовали их до самого выхода.
   Внезапно Колт потушил лампу и приказал Бриане остановиться. Осторожно приоткрыв тяжелую дверь, он медленно высунул наружу голову и огляделся. Охранников нигде не было видно. Сжав руку девушки, он потянул ее за собой.
   Они бесшумно шмыгнули в тень увитой виноградом беседки. Опавшие листья слегка зашуршали у них под ногами.
   Они обогнули беседку и двинулись дальше. Колт продолжал крепко сжимать тонкое запястье Брианы. Внезапно девушка остановилась и попыталась выдернуть руку. Колт круто обернулся и удивленно уставился на нее.
   – Мне нужно кое-что сказать тебе, – тихо прошептала она, – сейчас.
   Колт холодно взглянул на нее.
   – Похоже, что так, дорогая сестричка! – произнес он голосом, от которого ледяная дрожь пробежала у нее по спине. – Думаю, нам есть о чем поговорить. Завтра же я вернусь в замок вместе с тобой и представителем местных властей и заберу половину своего золота. А потом вы вместе с Мейсоном и этим Шарлем, не знаю, кто он тебе, можете забирать остальные деньги и убираться хоть к черту на рога!
   – Шарль – мой брат.
   Пальцы Колта неожиданно разжались, и он отпустил ее.
   – Я сказала, Шарль – мой брат, – повторила Бриана.
   Колт растерянно присвистнул:
   – Может, ты объяснишь мне все по порядку?
   «Боже милостивый, – взмолилась она, – помоги мне!»
   Бриана глубоко вздохнула и, не в силах поднять на него глаза, проговорила:
   – Я не твоя сестра! – Увидев, что он пристально смотрит на нее, ожидая объяснений, торопливо продолжила:
   – Твоя сестра. Дани, сейчас в монастыре, в горах. Она стала монахиней. А я… – Судорогой сжало горло, и она замолчала.
   Колт на мгновение прикрыл глаза.
   – Насколько я понимаю, – прозвучал его ледяной голос, от которого Бриане стало дурно, – тебе еще многое предстоит объяснить мне. И очень скоро я вытяну из тебя все до последнего словечка…
   Колт с силой толкнул ее вперед, и они снова продолжили свой путь.
 
   Гевину наконец удалось освободиться от невзрачной толстухи, которая последние полчаса не отходила от него ни на шаг. Господи, как же он ненавидел таких женщин, жирных, обрюзгших, но старательно молодившихся, невзирая на возраст. К сожалению, ему пришлось быть с ней как можно любезнее, ведь он хотел произвести наилучшее впечатление на местное общество.
   По этой же причине он приказал Делии не высовывать носа из своей комнаты. Она, конечно, пришла в дикую ярость, но он уже научился укрощать ее необузданный нрав. Тут он вспомнил о своем последнем разговоре с Элейн. А кстати, где она? На ее месте он бы дважды подумал, прежде чем напиться в такой день. При этой мысли Гевин поморщился и, незаметно покинув гостиную, спустился по лестнице на кухню, где суетились три поварихи, специально нанятые для этого приема. Женщины хлопотали вокруг длинного деревянного стола, над очагом в большом котле что-то булькало, распространяя в воздухе восхитительный аромат.
   – Где графиня? – обратился к ним Гевин по-французски.
   Две женщины помоложе повернули головы к третьей, которая, очевидно, была за старшую. Она равнодушно пожала плечами:
   – Понятия не имею. Она заходила на кухню, но это было больше часа назад и с тех пор я ее не видела.
   – Ну, – нерешительно протянул он, – а она не давала каких-нибудь распоряжений, когда, например, подавать ужин?..
   – Нет, она только прихватила большой поднос с едой и бутылку виски и предупредила, что распорядится насчет ужина, когда вернется.
   С каждой минутой Гевин злился все больше.
   – Что это значит, черт побери?! Кому она понесла еду? – раздраженно воскликнул он.
   Повариха недоуменно покачала головой:
   – Мсье, я не знаю, кому она несла поднос.
   Гевин, махнув рукой, отправился через черный ход на крыльцо. Здесь, на каменных ступеньках лестницы, ведущих во внутренний дворик, он увидел поднос с грязными тарелками и пустой бутылкой из-под виски.
   Что за дьявольщина?! Он не приказывал кормить кого бы то ни было, а уж Элейн не та женщина, которая будет делать это из одного добросердечия.
   Задыхаясь от охватившего его бешенства, Гевин ринулся в сторону погреба. Здесь, в слабом свете лампы, он увидел обоих охранников, которые мирно что-то обсуждали, прислонившись к деревянному косяку. Эл ковырял в зубах кончиком ножа.
   – Олухи несчастные! – рявкнул взбешенный Гевин. – Как вы думаете, для чего вас сюда поставили – для болтовни?!
   Где графиня?!
   Испуганные охранники, обменявшись растерянными взглядами, вытянулись в струнку. Они уже достаточно наслушались рассказов об отвратительном норове хозяина и не имели ни малейшего желания убедиться в этом на собственном опыте.
   Эл первый решился заговорить:
   – Мы ни о чем не просили, поверьте! Она сама принесла нам поднос с едой и сказала, что мы можем отлучиться поесть.
   – Ведь ничего же не случилось, – поддержал его Лем, – нас и не было всего-то минут пятнадцать, не больше.
   Гевин чуть не лопнул от бешенства. Что еще задумала Элейн?! Он знал, что в последнее время она частенько злилась на него – и из-за Делии, и из-за того, что он решил отправиться в Грецию без нее. Он пытался кое-как успокоить ее, даже промолчал, когда она, никого не спросив, отослала Шарля в сиротский приют.
   Он пристально посмотрел на узкую деревянную дверь, ведущую в погреб. Бриана! Элейн ненавидела ее почти так же сильно, как Делию.
   – Открывайте! – рявкнул он, и охранники кинулись к двери.
   Гевину совсем не улыбалось спускаться вниз по ветхой лестнице, да еще в кромешной тьме, но фонаря не было под рукой, а идти за ним не хотелось. Вскоре он наткнулся на что-то твердое. Наклонившись и пошарив на полу, он поднял лампу, но, к сожалению, она не горела. Отшвырнув в сторону эту теперь бесполезную вещь, Гевин вдруг почему-то почувствовал странную тревогу и бросился вперед.
   – Поторопитесь, – крикнул он через плечо Лему и Элу.
   Они стали быстро спускаться по ступенькам, и Гевин услышал в темноте приглушенные крики и стоны.
   Ощупью найдя на полу беспомощно извивающееся женское тело, он дотронулся до ее лица, нащупал шарф, которым был завязан рот и, еще не сняв его, понял, что перед ним охваченная бешенством Элейн.
   Она закашлялась и с трудом прохрипела:
   – Колт! Он увел Бриану!
   Дикий вопль Гевина гулко раскатился в кромешной тьме погреба, словно вой тысячи демонов ночи.
   Он вихрем побежал к лестнице.
   – Не оставляй меня! – завизжала Элейн. – Не бросай меня одну, Гевин, пожалуйста!
   Но Гевин уже не слышал ее криков, он карабкался вверх по выщербленным ступенькам, а за ним следовали его охранники.
   С трудом переводят дыхание, он бросил им:
   – Разыщите всех остальных и скажите, чтобы как можно быстрее собирались в конюшне и ждали Холлистера. Он скажет, что делать дальше.
   – Хозяин, – робко напомнил Эл, – Холлистер не вылезает из своей берлоги – с тех самых пор, как его ободрала эта дикая кошка!
   – Не ваше дело! – взревел Гевин. – Поторапливайтесь!
   Он бегом кинулся к маленькому коттеджу, где раньше жила Бриана. Сейчас его занимал Холлистер. Но на полдороге Гевин передумал и свернул к замку. Сначала надо было позаботиться о том, чтобы потихоньку спровадить ничего не подозревавших гостей. Как он сейчас жалел, что пришлось устроить этот злосчастный прием, а ведь когда-то казалось, что это единственный способ дать понять, что их дела наконец поправились и семья выбралась из нищеты.
   Гевин подозвал Эла и потихоньку велел ему вернуться в погреб и, освободив Элейн, как можно быстрее проводить ее на кухню.
   Через пару минут он уже вернулся к гостям и обворожительно улыбался, сетуя на нелепую случайность, из-за которой задерживался ужин. Слава Богу, к этому времени все уже достаточно выпили, чтобы обращать внимание на такие мелочи, как запаздывающий ужин или внезапное исчезновение хозяев, поэтому Гевин снова заглянул на кухню и с радостью обнаружил там Элейн. Схватив за плечи перепуганную графиню, Гевин затащил ее в пустую комнату. Она была в таком состоянии, что ему ничего не стоило вытянуть из нее всю историю освобождения Брианы. Элейн захлебывалась рыданиями, каялась в том, что завлекла в ловушку охранников, просила прощения, уверяла, что во всем виноват Колтрейн. Это он схватил ее и, угрожая перерезать горло, если она попытается позвать на помощь, заставил показать, где находится Бриана. В погребе он сбил ее с ног и связал по рукам и ногам, чтобы она не могла раньше времени поднять тревогу.
   Прекратив наконец рыдать, Элейн бросилась Гевину на шею:
   – Умоляю, не сердись на меня! Он силой заставил меня сделать это!
   Гевин безропотно стерпел и слезы, и нелепые объяснения. К чему было понапрасну ссориться?
   – Он уже знает, что Бриана не Дани? – сердито спросил он.
   Элейн покачала головой:
   – Нет. По крайней мере при мне об этом не было речи. А впрочем, какая разница, ведь не станет же она молчать теперь, когда он помог ей бежать?!
   – Это уж точно, – угрюмо буркнул Гевин, скривив тонкие губы. Теперь у него не было выхода, и он отчетливо это понимал.
   Мейсон принялся быстро отдавать приказы, а Элейн только молча кивала, стоя рядом. Гостей нужно было пригласить к столу, накормить, а потом незаметно выпроводить из замка.
   Его отсутствие можно объяснить как угодно, ну хотя бы внезапным известием о болезни близкого друга.
   Когда все распоряжения были отданы, Гевин отправился в коттедж. Войдя туда, он был потрясен: в сгустившихся сумерках перед пустым, холодным камином, опустив на руки туго забинтованную, похожую на белый кокон голову, сидел Холлистер. Вся его поза говорила о безысходном отчаянии. В углу тускло горела одинокая свеча.
   Подтащив к себе стул, Гевин устроился напротив, но Дирк, похоже, даже не заметил этого. Он неотрывно смотрел на серую золу в очаге.
   Прошло несколько минут. Гевин наконец не выдержал и тронул его за плечо:
   – Холлистер?
   Но тот молчал. Дьявольщина, что это с ним? Может, он тронулся?! С тех пор как с Холлистером стряслась беда, Гевину все было недосуг навестить его. Может быть, с ним все гораздо хуже, чем ему казалось?!
   Вдруг Дирк словно очнулся.
   – Оставь меня в покое! – буркнул он, не оборачиваясь.
   – Рад бы, но не могу, – быстро сказал Гевин. – У нас проблемы и довольно-таки серьезные. Мне нужна…
   – Проблемы! – Гевин даже вздрогнул, услышав искаженный от ярости голос Дирка. – Это у тебя проблемы?! Ну, так я сейчас кое-что покажу тебе!
   Прежде чем Гевин успел помешать ему, Дирк в мгновение ока сорвал с себя бинты и повернулся к нему, так что его лицо оказалось на свету.
   – Вот, полюбуйся! – с рыданиями в голосе воскликнул Дирк. – Это уже не проблемы, а самая настоящая беда! Посмотри, что со мной сделали! И теперь я до конца дней обречен на это уродство. Люди будут шарахаться от меня, увидев такую… такое…
   Гевин вряд ли мог припомнить, жалел ли он кого-нибудь в своей жизни, но тут даже у него перехватило дыхание, и он искренне посочувствовал Дирку Холлистеру. Нестерпимо было думать, что этот довольно-таки привлекательный молодой человек превратился в омерзительное чудовище.
   Больше всего несчастный Дирк напоминал сейчас подгоревший с одной стороны ломтик ветчины. Одна половина лица у него полностью обгорела, кожа в заживших рубцах осталась багровой, сморщенной, и доктора только разводили руками, бормоча, что медицина тут пока бессильна. Жизнь повернулась к нему своей уродливой стороной.
   – Постарайся, чтобы эта сука больше никогда не попадалась мне на глаза! – прохрипел Дирк, и Гевин с содроганием увидел красные веки без ресниц и воспаленные глаза. – Иначе я сотру ее с лица земли, и никто не сможет остановить меня!
   – Никто и не будет пытаться, – тихо сказал Гевин.
   – Что ты имеешь в виду? – спросил явно сбитый с толку Дирк.
   В двух словах Гевин объяснил ему, что произошло. И казалось, с каждым услышанным словом к этому сломленному человеку возвращались силы.
   – Твои люди ждут тебя, – тихо сказал Гевин, – а мне пора искать корабль, который переправил бы нас в Грецию.
   Как только станет возможно, погрузим золото – и только нас и видели!
   Я хочу, чтобы ты нашел Колтрейна и убил его, – продолжал Гевин, дружески обняв Дирка за плечи, – а девчонку привез ко мне и…
   – Ну нет! – взревел Дирк. – Она моя! И я сделаю так, что она еще будет умолять меня о смерти, как о величайшей милости! – Его сильное тело сотрясала крупная дрожь.
   – Привезешь ее ко мне, а до этого не вздумай ее и пальцем тронуть, – коротко приказал Гевин. – Когда она надоест мне – ну что ж, тогда она твоя, можешь делать с ней что хочешь. Выполни что я говорю, – повелительно добавил он, – и я позабочусь о том, чтобы ты покинул Францию богатым человеком, так что тебе уже до конца твоих дней не придется заботиться о куске хлеба. – Он помолчал и взглянул на Дирка:
   – Ну что, договорились?
   Дирк, не колеблясь, протянул ему руку, и Гевин крепко сжал ее. Договор был заключен.
   Торопливо покинув коттедж, они растворились в ночи.

Глава 26

   Бранч встретил Колта и Бриану на дороге, и взгляд, которым он окинул девушку, заставил тоскливо сжаться ее сердце.
   В его глазах были грусть и презрение, как будто он до сих пор не мог поверить в ее предательство, и это было тяжелее всего.
   – Я не по своей воле пошла на это, – упавшим голосом прошептала она. – У меня просто не было выхода, Бранч.
   Он молча посмотрел на нее и отвернулся.
   Колт вскочил на лошадь, которую Бранч держал под уздцы, и рывком усадил Бриану позади себя.
   – Нам следует как можно быстрее убраться отсюда, – кинул он Бранчу. – У нас еще будет время все обсудить.
   Он в двух словах сообщил, что Дани действительно ушла в монастырь, а женщина, сидящая в седле за ним, – самозванка.
   – Это был сплошной обман, – голосом, полным отчаяния, произнес он.
   Бриана не выдержала:
   – Я все объясню по дороге.
   Колт обернулся и взглянул ей в глаза. С каким бы удовольствием он сейчас ударил эту лживую особу, заставив ее заплатить за все, что пришлось ему пережить.
   – Успеете еще все выложить.
   Некоторое время они молча гнали лошадей, но вскоре Колт обернулся, он хотел знать, в каком монастыре Дани.
   – Я должен повидаться с сестрой и поговорить с ней.
   – Она ни о чем не подозревала, – тихо сказала Бриана.
   И тут не выдержал Бранч:
   – Черт побери, кто ты такая?! И каким образом оказалась замешана в это дерьмо?
   – Меня зовут Бриана де Пол, – мягко сказала девушка, благодарная даже тому, что хоть кто-то спросил об этом. – Я всю жизнь была прислугой у графини де Бонне. Отец тоже служил в замке до самой смерти. – Она торопливо рассказала, что Элейн вдруг оказалась в полной нищете. Дани неожиданно для всех ушла в монастырь, а у Гевина родился план завладеть состоянием Колтрейнов.
   – Письмо от вашего отца, – добавила она, – пришло в тот самый момент, когда Дани собиралась навсегда покинуть замок. Ей его даже не показали, так что, сами понимаете, она и не подозревала о дьявольском замысле Гевина.
   Обрадовавшись, что никто из мужчин не прервал ее, Бриана допыталась смягчить их:
   – Я пошла на это только для того, чтобы спасти брата. Он калека… – Слезы градом покатились у нее из глаз, хотя она и не надеялась, что кто-то из них поверит ей.
   Колт по-прежнему настаивал на том, чтобы немедленно ехать в монастырь, и Бриана объяснила, что он стоит на вершине горы под названием Желтая, на самой границе с Италией. Девушка не стала рассказывать, что название горы возникло из-за несметного количества диких цветов, которые всю весну и лето покрывали ее склоны сплошным нежно-желтым ковром.
   – Мы понапрасну потеряем время, – предупредила она. – Это монастырь с очень суровым уставом. В нем находят убежище все те, кто хочет навсегда порвать с внешним миром и прежней жизнью. Послушниц нельзя посещать. Об этом говорила сама Дани. Орден очень строгий, и скорее всего вам не позволят увидеться с ней. А кроме того, она все равно ничего не знает о том, что произошло, поверьте мне!
   Но Колт был неумолим.
   – Единственное, что от вас требуется, – это показывать дорогу.
   Ничто на свете не помешает ему увидеть Дани, мрачно поклялся он про себя. Он должен собственными ушами услышать, что она не имеет ни малейшего отношения к этой шайке, более того, ему понадобится ее помощь, чтобы вернуть свои деньги. И тогда держись, Гевин!
   – Надо ехать на восток, – сказала Бриана, – это не меньше четырех часов езды. Как-то раз я отправилась туда, чтобы помолиться у источника, его вода считается чудотворной. Я взяла с собой Шарля, мы так надеялись, что это ему поможет.
   – И что, помогло? – сухо спросил Колт.
   – Нет, – коротко ответила она. Помолчав немного, Бриана добавила:
   – Если бы я отказалась помочь Гевину, у меня не было бы ни единого шанса оплатить операцию для Шарля.
   Он ведь с детства калека…
   Колт покачал головой. Все врет, конечно. Скорее всего ей просто пообещали часть денег, и уж, конечно, долго уговаривать ее не пришлось. И когда девушка попыталась еще что-то сказать, он приказал ей замолчать. У него было над чем поломать голову и без ее жалких попыток оправдаться.
   Больше часа они скакали вперед в кромешной тьме. Дорога постепенно сужалась, потом стала неровной и каменистой и резко пошла в гору. Посовещавшись, Колт с Бранчем решили немного отдохнуть и двинуться в путь с первыми лучами солнца.
   Бранч, взяв лошадей под уздцы, отправился искать себе место для ночлега, оставив их наедине.
   Бриана молча уселась на валун и с восхищением подняла глаза к небу, где все оттенки темно-синего и пурпурно-розового сплетались в причудливый узор. Вдруг откуда-то до нее донеслось журчание бегущей воды, и девушка радостно встрепенулась. Конечно, вода в горном ручье ледяная, но соблазн хоть немного помыться был слишком велик, чтобы она могла устоять.
   Бриана двинулась на звук бегущей воды, ощупью выбирая дорогу среди камней.
   – Куда это ты собралась?
   Девушка резко остановилась, но головы не повернула.
   – Мне нужно хоть немного вымыться. Ведь я провела в этом проклятом погребе связанная не меньше двух недель. А может, даже и больше, не знаю.
   – Я пойду с тобой.
   Она не на шутку перепугалась:
   – Нет, я… лучше я одна!
   Колт издал короткий неприятный смешок:
   – Если мне не изменяет память, ты ничего не имела против моего общества в те ночи, когда бесстыдно соблазнила меня?! И у меня было достаточно времени рассмотреть тебя нагую!
   Бриана испуганно ахнула. Надо как можно скорее сказать ему правду, лучше всего прямо сейчас.
   – Ах да, я же забыл! – издевательски усмехнулся Колт, подходя вплотную. – Ведь тебе надо заплатить, так? Должна же быть какая-то разница между продажной женщиной и обычной шлюхой, не так ли? Думаю, ты берешь недешево.
   Ну, скажи, – язвительно продолжал он, – сколько предложил тебе Мейсон? Мне безумно хочется знать, во сколько мне обойдется удовольствие затащить тебя в постель. Жаль, конечно, что я не могу припомнить, как это было тогда…
   Звук пощечины прозвучал, как выстрел.
   Колт даже не пошевелился. Он продолжал ухмыляться, глядя ей прямо в лицо, но когда она снова занесла руку для удара, он подхватил ее и как пушинку перекинул через плечо. Не обращая внимания на пронзительные крики, Колт быстро пробрался сквозь заросли кустарника и, оказавшись на берегу горного ручья, без лишних слов швырнул ее в воду прямо в одежде.
   Бриана барахталась в ледяном потоке, изо всех сил стараясь удержаться на скользких камнях, устилавших дно речушки. Вода доходила ей почти до талии, но течение было быстрым и ей никак не удавалось встать на ноги. Подняв фонтан брызг, Бриана упала навзничь, и стремительный горный ручей накрыл ее с головой. Просто чудо, что она все-таки ухитрилась выбраться на берег.
   – Мерзкий ублюдок! – бросила Бриана в сторону весело наблюдающего за ней Колта.
   – Может, оно и к лучшему, что я ничего не помню. Подумаешь, самая обычная шлюха! – рассмеялся он.
   Бриана застыла как вкопанная, дрожь куда-то пропала. Сыпавшиеся на нее жестокие, оскорбительные слова жалили, как укусы ядовитой змеи, разжигая безумную ярость, которая огнем заполыхала в груди. Да, конечно, она обманула его. Но как убедить Колта, что между ними ничего не было? Он, конечно, не поверит в это, но она-то ведь знала! Мысль, что ей удалось перехитрить Гевина и уберечь себя и Колта от этого последнего унижения, была для Брианы единственным утешением. И она действительно гордилась этим.
   Девушка полюбила Колта, но сейчас ее любовь превратилась в жгучую ненависть. Ведь он даже не пожелал выслушать ее до конца! И он не единственный, кто пострадал. Бог свидетель, сколько горя пришлось перенести ей!
   И Бриана решила молчать – до поры, до времени, конечно.
 
   Когда первые робкие лучи утренней зари прогнали прочь ночные тени, трое путешественников покинули гостеприимный приют в лесу и тронулись в путь. Бриана не открывала рта, лишь только спросила, не может ли она ехать вместе с Бранчем. Колт пробормотал что-то в знак согласия, меньше всего ему хотелось терпеть ее присутствие рядом.
   Они долго ехали, погрузившись в мрачное молчание. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Колт принялся рассматривать окружавший его ландшафт.
   Вскоре перед его глазами возникла почти отвесная скала высотой не менее десяти футов. На ее плоской вершине возвышалось мрачного вида здание. По всей вероятности, это и был тот самый женский монастырь, куда ушла сестра. Как Дани могла? Впрочем, сейчас было не время об этом думать.
   Ведущая к монастырю узкая тропа, петляя и извиваясь, казалось, круто поднималась к самому небу. Кое-где перила отсутствовали, и малейшая оплошность грозила падением с огромной высоты и мучительной смертью на острых, как копья, обломках скал.
   Наконец они достигли окованных железом тяжелых ворот, и Колт спешился, направляясь во внутренний двор обители. Копыта лошадей застучали по вымощенной камнями дороге, а взгляды путешественников растерянно перебегали по разбросанным тут и там низеньким мраморным скамьям, статуям святых и мучеников. Холодом и суровым аскетизмом веяло от этой картины: одни голые камни, даже самого крохотного деревца не мог отыскать их взгляд.
   По другую сторону двора находился вход в саму обитель.
   Построенная из грубо обтесанных камней, она была прямоугольной формы и занимала площадь не меньше половины акра. Высокая остроконечная крыша венчала угрюмое двухэтажное здание, а дюжина узких сводчатых окон выходила во внутренний двор.