Хелемендик Сергей. Наводнение

   Лысан молча проклинал метрдотеля, заставившего их сесть почти рядом с Луисом, который в любой момент мог повернуться и узнать кого-нибудь из них. Постепенно Лысан освоился и начал подбадривать себя, беззвучным шепотом приговаривая: «Ну и пусть узнает. Пусть узнает! Мы его, значит, не боимся!» Действительно успокаивало Лысана то, что «профессор» заявился без охраны, а значит, не мог быть непосредственно опасен.
   Идея пойти в кабаре родилась в голове Лысана, минуя стадию зарождения, неожиданно, и была необъяснима с точки зрения здравого смысла, так как не содержала ни грамма этого здорового начала. Лысан не смог бы вразумительно объяснить даже Суаресу, если бы его призвали к ответу, зачем он вдруг подхватился с места и, не надеясь на «додж», на такси прибыл во главе «ударной группы» в кабаре, как только дежуривший под домом Луиса Алексис прибежал и сообщил, что «профессор» вместе с доктором и девчонкой пешком пошли в кабаре «Золотая черепаха» и что он сам, своими глазами, видел, как они уселись за столик.
   Скорее всего, в Лысане сработал старый добрый принцип: идти следом за добычей и ждать, идти и ждать! Так ходят за крупными животными гиены, ожидая, что какой-нибудь хищник нападет на них и удастся поживиться объедками.
   Оказавшись вдруг в считанных метрах от своего противника, Лысан растерялся и упал духом. Вид Луиса в профиль лишал его последних крох уверенности в себе. Но Лысану пришлось поднять голову – Шакал отчаянно теребил его за рукав. Подняв угрюмые, сощуренные от страха глаза, Лысан с ужасом увидел, что «профессор» встал из-за стола и направился к выходу из зала.
   Граф, Люси и Ивис остались на месте и оживленно разговаривали, но сам «профессор» неудержимо стремился к выходу. «Зовет своих людей!» – осенило Лысана, и его как будто ударили обухом по голой голове. Лысан поймал под столом вздрагивающую узкую руку Шакала, крепко сжал ее и зашипел:
   – За ним, быстро! Посмотри, куда он пошел, и назад, понял! Ну, ты!.. – и Лысан исхитрился выпустить длиннейшее матерное ругательство сквозь сжатые губы.
   Шакал покрылся испариной, но подчинился и посеменил к двери, подергиваясь и подпрыгивая на ходу. Миновав главную дверь, завешенную толстыми портьерами из голубого бархата, Шакал столкнулся с Луисом, который разговаривал с метрдотелем. Шакал заметался, не решаясь возвращаться в зал, потом увидел на одной из дверей пиктограмм с изображением средневекового рыцаря – так почему-то обозначают в Эль-Параисо мужские туалеты и устремился в эту спасительную дверь.
   В окно хорошо просматривался выход из кабаре на улицу, и Шакал, придерживая рукой колотящееся сердце, впился взглядом в освещенный круг, в котором вот-вот должен был появиться Луис. Но вместо Луиса из кабаре вышла группа пузатых пожилых мужчин в разноцветных шортах. За ней проследовала темнокожая парочка, обнявшаяся так крепко, что двигаться вперед могла только очень медленно. «Профессор» не появлялся.
   «Вдруг этот похожий на академика метр в золотых очках – их человек! И «профессор» как раз сейчас договаривается, как их получше взять, как только они вместе с идиотом Лысаном выйдут из кабаре! Три выстрела из темноты – и все! Сердце Шакала билось как раненая птица. Он пристроился возле одного из писсуаров, но вдруг увидел лицо Луиса совсем рядом. Это было так страшно, что Шакал только в первый миг ясно различил лицо «профессора», а потом оно расплылось в страшную смеющуюся маску. Шакал закрыл глаза и почувствовал, что его трясут за плечи, а затем услышал голос Луиса, который вежливо просил:
   – Пожалуйста, побыстрее, я не могу больше терпеть! Умоляю вас, быстрее! – Луис умолял и в то же время грубо тряс Шакала за плечи, отчего брюки Шакала стали мокрыми. – Ну что же вы! Я не могу больше терпеть! Ну скорее же, ради бога, скорее!
   Шакал приоткрыл глаза, увидел учтивое лицо с выражением явного нетерпения, просиял радостной, полуидиотской улыбкой и засуетился, пытаясь застегнуть брюки. Он еле слышно шептал:
   – Конечно… Я сейчас ухожу, в общем… – Шакал был объят ужасом и не видел очевидного: рядом было еще, по крайней мере, десять свободных писсуаров, кокетливо отделанных розовым мрамором. Луис предупредил порыв Шакала отойти от писсуара, захлопал его по плечу, громко восклицая:
   – Ну что вы, что вы! Вы же не закончили! Как можно! Я подожду, конечно, я подожду! Я вас совсем не тороплю, извините меня, ради бога! Просто нет сил терпеть! – Луис выговаривал все это и доброжелательно рассматривал Шакала синими, как море Ринкон Иносенте, глазами.
   «Писсуаров-то много…» – тоскливо заметил Шакал, чувствуя, как намокает вся правая штанина его любимых нежно-кремовых брюк.
   – Ну, сколько можно, черт бы вас побрал! Я же прошу вас – быстрее! – Луис снова раскачивал Шакала за плечи.
   Из горла Шакала вырвались странные рыдающие звуки. Он был на грани умопомрачения и уже не помнил себя. Луис схватил его за шиворот и подтащил к раковине умывальника. Он не спешил, так как по его просьбе метр повесил на входной двери туалета табличку: «Просим подождать несколько минут – идет уборка». Луис сунул голову Шакала под струю холодной воды и подождал, пока его глаза не задвигались под прикрытыми веками.
   – Я вижу, ты излишне впечатлителен, чико! – Голос Луиса вновь был ровен и ласков. – Ну, немного спокойнее, Шакал! Я не буду тебя бить, не буду даже ругать… – Услышав слово «шакал», обладатель гордого прозвища издал новый рыдающий звук. – Шакал – твоя фамилия?
   Нет, похоже, кличка! Ну, не дрожи так, пожалуйста! Я тебя не обижу! Мне нужно совсем немного: скажи, что вы делаете здесь, зачем вы здесь? Быстро, в двух-трех фразах! Или ты никогда не сможешь больше так удачно помочиться, как сделал это сейчас, потому что я тебе отрежу… – и Луис достал из кармана блок новых лезвий для безопасной бритвы, двойных лезвий, которыми нельзя отрезать ничего, кроме волос.
   Но Шакал уже перестал адекватно воспринимать ситуацию. Его поведением управлял только страх. Он дернулся в сторону двери, но был пойман и придавлен к стене рукой Луиса, которая легла на его острый кадык, и Шакал начал задыхаться. «Это конец!» – пронеслось в его голове.
   Артистизм Луиса иссякал.
   – Послушай меня, ублюдок! Ты выложишь сейчас все! – Луис яростно кричал шепотом. – Чего вы хотите от меня? Зачем вы травили меня, как таракана? Что вам нужно от графа, от доктора? – поправился он и перевел дух. – Зачем ты совался в его дом, отвечай! – И Луис по-настоящему придавил горло Шакала.
   Шакал захрипел, показывая, что хочет ответить, и Луис отпустил его.
   – Это все они… – заскулил Шакал. – Шеф с Алексисом… Они придумали с таблетками! Алексис положил в «дайкири»… Я даже не прикасался…
   – Какие таблетки? Зачем? Таблетки были наркотическими? Да? Из тех, что развязывают язык? Да или нет? – Шакал затряс головой в знак согласия. – Но чего они добивались, накачивая меня наркотиком?
   – Как чего?.. – нашел в себе силы удивиться Шакал. – Куда вы порошок деваете… Шеф так и сказал: пусть он разболтает, как Каррера перебрасывает партии порошка через Эль-Параисо…
   – Какой Каррера?! – переспросил изумленный Луис. – Постой, постой… Ты из Колумбии? А? – Луис удачно определял происхождение испаноговорящего собеседника на слух.
   – Я из Боготы… А откуда вы знаете? По паспорту я не оттуда…
   «Да, этот дурачок из Колумбии…» Мысли переплетались в голове Луиса в пока еще призрачный и хрупкий мост, который вел к разгадке.
   – Послушай, чико, но почему вы выбрали меня?
   Почему вы решили, что у меня должен быть этот самый порошок? – вкрадчиво спросил Луис. Ему вдруг стало жарко.
   – Как почему? – вполне искренне удивился Шакал, начавший постепенно успокаиваться. – Шеф нам все время говорит, это самое… Что вы, в общем, человек Карреры, его главный здесь резидент, его племянник! – Шакал раскололся и, как это обычно бывает с предателями, повеселел и стал разговорчивым.
   – И вас послали сюда разбираться? – Луис насмешливо рассматривал жалкую фигуру Шакала. – Сюда, в Эль-Параисо! Вы там с ума посходили, чико! Какой порошок здесь! Ты знаешь, куда вы приехали? Вы – последние идиоты, как и те, кто вас послал! Это же Эль-Параисо, ты слышишь меня, Эль-Параисо! Здесь тебе, сопливому щенку, дадут двадцать лет за щепотку этого самого порошка! Двадцать лет, карахо! А если будешь плохо вести себя в тюрьме, добавят еще тридцать! Послушай, не дрожи, сейчас я тебя отпущу. Передай лысому мой совет: чтобы завтра вас здесь не было! Первым же самолетом – вон отсюда! У меня нет порошка и никогда не было! Я никогда не видел и не хочу видеть своего дядю. Я плевал на вашу возню, но занимайтесь ею у себя дома! А здесь такие номера не проходят. Завтра же вас не будет в «Подкове» – или вы всю жизнь будете жалеть, что не послушали доброго совета. Завтра! Ты хорошо меня слышишь? Если у твоего лысого шефа будут сомнения, пусть приходит ко мне завтра с утра. Но если вы сунетесь в дом доктора Хуана еще раз, вы останетесь в этой стране надолго! Я об этом позабочусь! Здесь, кстати, образцовые тюрьмы, удобные, очень теплые… – Луис успокоился и шутил. – Давай иди к своему Лысану и скажи ему все, понял, все, слово в слово!
   Шакал выскочил за дверь, едва не сбив с ног майора Роберто Кастельяноса, открывавшего дверь туалета снаружи. Майор посторонился, пропустил стремительного Шакала мимо себя, и при виде Луиса его до этого мгновения напряженное и хмурое лицо расплылось в счастливой улыбке.
   – Луиси! – закричал он, обнимая вышедшего в коридор Луиса и слегка подергивая его сзади за густые русые волосы. – Ты уже выздоровел и гуляешь по кабаре!
   Роберто слушал вполуха, как Луис говорил, что он со вчерашнего дня на ногах, а перед глазами майора стоял образ мокрого и несчастного Шакала, выскочившего из туалета минуту назад. «Купал он его в унитазе, что ли?» – растерянно размышлял майор.
   – Пойдем за наш столик, Роберто! – пригласил Луис. – Я познакомлю тебя с красивой девушкой. Там Хуан и Люси…
   – Люси! Черт возьми, я забыл в машине негритенка! Я сейчас, Луиси… – Майор осторожными шагами старого кота пошел к выходу. Он прекрасно знал, что граф, Люси, и «какая-то девчонка» в зале.
   На улице майор действительно подошел к своей машине и достал огромную куклу – негритенка с изумрудно-зелеными глазами, одетого в белоснежный смокинг с бабочкой малинового цвета на шее. Захватив куклу, майор неторопливо приблизился к «форду», в котором сидел Гидо, и сказал:
   – Снимай своих людей из зала! Ригоберто пусти, как только они выйдут. Ты говоришь, они приехали на такси? Пусть посмотрит, куда они тронутся. Скажи Ригоберто, что я его убью, если они обнаружат «хвост»! Пусть будет аккуратен. И быстрее, быстрее, толстяк, черт бы тебя побрал! Я чувствую, они вот-вот уйдут!
   Предчувствие не обмануло майора. Он столкнулся с Лысаном, когда входил в зал. Лысан шел впереди «ударной группы», и, как всегда, казалось, будто он только что споткнулся или вот-вот собирается это сделать. Шакал шел последним, пытаясь задрапировать изгаженные кремовые брюки полиэтиленовым пакетом, который он держал на уровне пояса двумя руками, отчего пакет путался в ногах и шуршал. Майор встретился взглядом с Шакалом и радостно заулыбался. Глаза Шакала заметались. Он был подавлен. И еще несколько пар глаз провожали «ударную группу», когда она покидала зал…
   Роберто был встречен с радостью и восторгом. Графиня подпрыгивала, пытаясь выхватить негритенка, майор держал куклу высоко и требовал, чтобы Люси поцеловала его. Наконец графиня сдалась, предварительно потрогав подбородок Роберто и убедившись, что он не колется.
   – Я с Луиси люблю целоваться, а с тобой нет! – простодушно объяснила Люси. – У Луиси бородка всегда мягкая, а ты колючий. И усы у тебя как щеточка для зубов! Но ты все равно хороший такой. Ты мне такого негритеночка привез! Он будет мой сыночек, ладно?
   Майор оглушительно рассмеялся и, трогая волосы графини, заявил:
   – Если ты будешь всегда жить здесь, у тебя обязательно будет такой сыночек!
   Граф улыбался и ничем не выражал неудовольствия по поводу шутки Роберто, хотя в глубине души ему не нравились, вернее, за пять лет надоели шутки жителей Эль-Параисо, каждую из которых он мог предсказать еще до того, как собеседник открыл рот.
   Луис подозвал метрдотеля, шепнул ему что-то на ухо, и на столе появилось несколько хрустальных бокалов, до половины наполненных кусочками ананаса в форме ян-тарно-желтых сердечек. Затем официант принес бутылку безумно дорогого в Эль-Параисо французского шампанского в серебряном ведерке со льдом.
   Граф покачал головой и заметил:
   – Луиси, как всегда, нас балует!
   Луис сделал вид, что не слышит графа и увлечен бутылкой, открывать которую он не доверил официанту, по грустному опыту зная, что за неимением навыка официанты обычно обливают шампанским половину зала, а несчастному гурману достается лишь то, что осталось на донышке.
   Золотой благородный напиток медленно разливался по бокалам, и высокие хрустальные бокалы превращались в кипящие кубки. Шампанское начинало реагировать с ананасом, при этом ананас терял свою едкость, а вино приобретало неповторимый ананасовый привкус.
   – Как шипит! Как змейка! – восхищалась графиня, облизывая пухлые розовые губы. – Мне ведь можно эти ананасики, правда, папа?
   – Да, только не очень много! – согласился граф, и Ивис начала кормить графиню шипящими ананасами из своего бокала. Наевшись, графиня протяжно, мелодично зевнула и громко сообщила, что ее сыночек Карлито хочет спать.
   На улице Люси рассмотрела поблескивающий в темноте «мерседес» майора, и ее сонливость как рукой сняло.
   – Роберто! Это твоя машина с телевизором и еще со столиком таким смешным! – Графиня имела в виду походный бар с откидывающейся полкой, расположенный на заднем сиденье машины. – Эта машина, Луиси, как домик! В ней все есть! И телевизор, и магнитофон, и столик такой, чтобы кушать, и кроватка…
   По настоянию графини, Роберто повез ее и графа домой на «мерседесе», включив телевизор и открыв на заднем сиденье бар, хотя от кабаре «Золотая черепаха» до дома графа было не больше пяти минут ленивой ходьбы. Машина тронулась с места и плавно, очень медленно поехала в сторону дома графа, а Луис и Ивис остались на освещенном пятачке у входа в кабаре и долго махали руками вслед «мерседесу».
   – Как тебе нравится Роберто? Ты его не знала раньше? Мы с ним большие друзья. Он научил меня морской охоте – в этом он непревзойденный мастер. И вообще он умный и добрый. – Интонации Луиса были не совсем верны. Беседа с Шакалом стоила ему напряжения, и его фразы казались вялыми и усталыми.
   – Роберто все знают, – спокойно ответила Ивис. – Но живым, не на фотографии я его вижу первый раз. На фотографии он симпатичнее и моложе… У тебя хорошие друзья, Луиси! Почему бы тебе не рассказать обо всем Роберто? У тебя сразу отпали бы все заботы и проблемы. Кто бы ни были эти люди, Роберто Кастельянос сможет разобраться с ними быстрее и лучше, чем ты. Это его профессия.
   – Проблем уже нет! Я успел немного поговорить с этим вертлявым парнем, и, похоже, он понял, что им здесь нечего делать. А рассказывать Роберто ничего не нужно. Он знает все сам и лучше, чем я. Уже второй день какие-то люди толкутся вокруг домика садовника, мешают ему варить кофе и чинят электропроводку, требуя при этом, чтобы садовник никому не болтал об их невинных занятиях. Роландо сообщил мне об этом под большим секретом. Это люди Роберто. Его люди были в кабаре, и на улице, и везде. Они ходят за мной по пятам, а толстяк Гидо попадается на глаза по пять раз в день и все время делает озабоченный вид. Гидо – его заместитель! – Луис улыбался непринужденно и весело. – Все уже прошло, чика! Завтра они уберутся отсюда, а мы с тобой посмотрим, как они это сделают.
   – Ты уверен в этом, Луиси? – тихо спросила девушка.
   Через полчаса Луис стоял в темноте у окна своего номера в гостинице «Дельфин» с биноклем в руках и тщетно пытался рассмотреть, что происходит за неплотно задернутыми шторами номера 184 гостиницы «Подкова».
   – Луиси, а почему у этого Шакала были мокрые штаны? – Ивис была уже в постели и терпеливо дожидалась, когда Луис закончит свои наблюдения.
   – Не знаю, девочка! Я не трогал его. Просто немного напугал!.. – Голос Луиса дрожал от смеха.
   – Ну расскажи, Луиси, я тоже хочу посмеяться! Что ты с ним сделал? Он вбежал в зал весь мокрый. Хуан тоже заметил это. И вообще, знаешь, он все время смотрел на этих людей. Мне кажется, он все знает.
   – Мне тоже! – Луис отложил бинокль и зажег ночник. – Посмотри! – Он показал Ивис желтоватое пятно на левой руке. – Когда я спал, кто-то брал у меня кровь из вены… Скорее всего, граф, то есть Хуан. Почему он ничего не сказал мне об этом? Мне это очень не нравится, чика! Столько людей вынуждены хлопотать из-за этих… Ладно, не буду ругаться. Давай спать! Завтра мы встаем рано, а ты опять не дашь мне выспаться…
   – Кто кому не даст выспаться – это большой вопрос… – прошептала Ивис. – Ты такой гладкий, мягкий, сильный… Похож на большого котенка! Поэтому Люси тебя так и называет… – Пальцы Ивис ласкали Луиса, и он все больше понимал, что выспаться не удастся…
   Около четырех часов утра Луис тихо выбрался из постели и сбежал вниз. В переулке неподалеку от гостиницы «Дельфин» он отыскал «сакапунту» и подогнал ее к гостинице «Подкова» вплотную к «доджу», нанятому «ударной группой» у Панчо за двадцать песо в сутки.
   «Они увидят мою божью коровку, как только продерут глаза! А продрать глаза я их заставлю сейчас», – сказал себе Луис и вернулся в «Дельфин». Разбудив дежурную, он попросил соединить его с гостиницей «Подкова». Луис подчеркнуто говорил на правильном испанском.
   Когда ему ответил заспанный голос Алексиса, он перешел на диалект Эль-Параисо и, убедительно подделываясь под невнятное бормотание, которое обычно характеризует эту речь, сообщил, что расчет приготовлен, так как сеньор сказал, что они должны срочно уехать. Алексис долго не мог разобрать, что говорит Луис, но Луис терпеливо повторял, подмигивая изумленно открывшей сонные глаза девушке.
   – Какой расчет! – взревел наконец Алексис, продравшись сквозь бормотание к смыслу высказывания. – Мы никуда не едем!
   – Господа уезжают, сейчас же, немедленно! – пробормотал Луис и повесил трубку.
 

* * *

   – Луиси! Ты бежишь или нет? – без особой надежды повторил граф, постукивая костяшками пальцев по деревянным жалюзи окна. Дом был пуст, граф чувствовал это кожей. Луис не ночевал дома, и Хуан даже отдаленно не мог представить себе, где находится сейчас его друг.
   Добежав до берега моря, граф немного задержался, размышляя, не повернуть ли ему в противоположную от гостиницы «Подкова» сторону. Обитатели гостиницы вызывали у Хуана жгучее отвращение. Ему претила мысль, что придется заниматься упражнениями в прекрасном и мудром, как мир, искусстве кун-фу по соседству с Лысаном и его спутниками. Но граф словно решил что-то и, повернув в сторону «Подковы», побежал по границе суши и моря, ускоряя бег. На его лице вспыхивала не обычная и не свойственная ему насмешливая улыбка.
   Гостиница «Подкова» стояла на берегу так, что волны лизали бетонное основание фундамента. В непогоду соленые брызги залетали в открытые окна, наполняя обшарпанные комнаты благородным ароматом моря. Граф остановился в двадцати метрах от серой бетонной стены гостиницы на полосе упругого влажного песка и начал подпрыгивать на месте. Глаза графа неподвижно смотрели прямо перед собой. Постепенно его движения стали приобретать все большую скорость и размах, а рот начал издавать странные, сначала еле уловимые звуки, напоминавшие мяуканье и рычание одновременно.
   Затем граф прекратил свой подпрыгивающий танец и застыл в позе буддийской статуи. Только рычащие мяукания, вырывавшиеся из его рта, становились все громче и громче. Наконец он испустил крик, в котором смешались рычание, мяуканье и визг, и нанес серию убийственных ударов руками и ногами. Последним движением граф вонзил пальцы в тело воображаемого врага, выломал одно из ребер и стал потрясать им в воздухе…
   Потом последовала лавина душераздирающих звуков, и граф обрушил на второго противника град ударов, каждый из которых, казалось, мог угрожать бетонному основанию гостиницы «Подкова». Это был «комплекс разъяренного дракона». С остальными врагами граф расправлялся невероятно длинными и быстрыми ударами ног, совершая высокие прыжки с переворотами в воздухе.
   Когда все враги были повержены, граф вновь стал мягко подпрыгивать на месте, и его глаза застыли, устремленные в одну точку. Это был балкон одного из номеров гостиницы, на котором в разгар битвы граф заметил перекосившееся от ужаса лицо Шакала.
   Потом он бежал назад навстречу встающему из-за кромки полуострова горячему солнцу и смеялся. Тихий смех вырывался из груди графа и смешивался с шелестом прибоя…
   Когда Хуан вбегал в патио своего просторного дома, майор Кастельянос наконец сомкнул тяжелые веки. Всю ночь на столе у майора не смолкал телефон – Гидо и его люди доносили обо всем, что происходило с порученными их наблюдению людьми. Последним был звонок Гидо, повергший майора в растерянность. Майор развел руками и выдохнул сокрушенное «Карахо!», поражаясь непредсказуемости поведения Луиса.
   Гидо сообщил, что Луис только что выгнал из переулка свою «сакапунту» и поставил прямо под окнами 184 номера, после чего позвонил из холла гостиницы «Дельфин» в номер к «гостям» и, как сказала девушка-администратор, разыгрывал их, представляясь служащим «Подковы» и говоря по телефону так, словно он прожил в Ринкон Иносенте всю жизнь. Девушка так и не поняла, кто такой Луис: то ли иностранец, умеющий говорить на диалекте Эль-Параисо, то ли гражданин Эль-Параисо, притворяющийся иностранцем.
   Всю ночь майор перебирал сообщения агентов, ругаясь последними словами, потому что в них зияли многочасовые прорехи. Агенты, например, подробно описывали, чем обедал Луис в ресторане, а куда он девался утром, никто не знал. Пока они добежали до своей машины и завели ее, простыл и след «сакапунты» Луиса.
   Другой молодой разгильдяй проводил машину Луиса до Университетского центра и пошел пить пиво, считая, что Луис вернется нескоро. Когда этот бездельник вернулся на стоянку, машины Луиса уже не было, и опять он на несколько часов оказался без «крыши». «Хвост» за Луисом майор деликатно называл «крышей», то есть прикрытием, охраной. Так совесть майора страдала меньше.
   Единственным надежным человеком, как всегда, оказался толстяк Гидо. Именно он не поленился в утренний час, когда бездельники в домике садовника Роландо досматривали сны, поехать следом за Луисом, направившимся в гостиницу «Дельфин», после чего нанявшим в конторе проката новенький «форд». Это он, Гидо, нашел бинокль в номере Луиса, остроумно спрятанный под кроватью: Луис прекрасно знал, что под кроватью прислуга в Ринкон Иносенте моет не чаще, чем раз в месяц.
   Майор лежал на диване в своем кабинете и думал с закрытыми глазами. Он начал чувствовать логику поведения Луиса, и эта логика ему нравилась. «Этот парень, кажется, расправится с ними сам, пока мы тут играем в сыщиков!» – улыбаясь, вполголоса воскликнул майор, словно обращаясь к кому-то.
   За два дня переговоров по телефону и телетайпу с полицейскими чинами Колумбии, Мексики, Аргентины, США майор сумел узнать довольно много. Колумбийская полиция переслала фототелеграфом досье Лысана, а неведомый коллега на другом конце провода заклинал «взять этого подонка с поличным и присадить лет на пятнадцать», благо законодательство Эль-Параисо легко позволяет это сделать.
   По фототелеграфу майор получил также досье на дядю Луиса. Себастьян Карлос Каррера основал свой клан всего пятнадцать лет назад, но успел достигнуть очень многого. Из Международной ассоциации по борьбе с наркотиками майору сообщили, что организации Суареса и Карреры находятся в состоянии войны. Информация сама по себе не очень ценная, поскольку преступные кланы никогда не умеют разделить сферы влияния и жить в мире. Отношения между ними – это постоянная борьба за выживание. Важнее было узнать, что в последние месяцы борьба между кланами Суареса и Карреры начала выливаться в вооруженные столкновения. Это был безошибочный признак того, что скоро один из кланов проглотит другой.
   Майор скрупулезно изучил досье Карреры и пришел к выводу, что Луис не мог иметь контакта со своим дядей. Их пути не пересекались. Правда, возможна вербовка через посредника, но из досье майор знал, что дядя Луиса лично изучал всех, кто привлекался к работе в его организации, и едва ли стал бы делать исключение для своего родного племянника.
   Луис непричастен к делам «кокаиновых баронов». Этот очевидный факт нашел в полученной майором информации косвенное подтверждение. Необъяснимым оставалось лишь главное – появление Лысана и его людей здесь, в Ринкон Иносенте, поводом и целью которого был Луис Хорхе Каррера. Майор чувствовал, что это случайность, Ее Величество Госпожа Случайность, с которой он сталкивался всю жизнь и имел сложные отношения. Случайности майор привык верить, ибо в жизни таких таинственных организаций, как секретные службы и преступные сообщества, случайность – это некоронованная королева. Она решает все или почти все. И хотя, как все в мире, случайность имеет свои причины и следствия, важнее бывают именно следствия, потому что те, кто мог бы доискиваться причин, очень часто не делают этого по вполне уважительной причине – они уже мертвы…