Страница:
Потом были похороны с военным салютом и национальным трауром. Стареющий президент дрожащими руками обнимал Роберто, гладил его по щеке и шепелявил, присасывая норовившую выпрыгнуть челюсть, что страна осиротела и что на него, на Роберто Кастельяноса, обращены сейчас взоры граждан.
А капитан Роберто Кастельянос, похоронив отца, вернулся назад, к ненавидевшему его Хуанито, и покинул эту несчастную, затравленную диктаторами страну только после того, как все граждане Эль-Параисо были эвакуированы.
Последние часы его карьеры военного атташе были наполнены пронзительным тягучим страхом. Роберто, Гидо и еще два охранника оставались в посольстве и безнадежно ждали, когда же Хуанито разрешит им погрузиться в ДС-8 национальной авиакомпании Эль-Параисо, специально посланный правительством за ними. Или когда к особняку посольства подъедут машины с вооруженными людьми…
На этот случай Роберто имел готовый план. Охранники и Гидо сдаются, а он остается в своем кабинете с маленьким, похожим на игрушку автоматом «Узи» израильского производства и тремя сотнями патронов.
Решение военного атташе было встречено громкими криками протеста со стороны охраны, причем Гидо, забыв о субординации, не только покрыл Роберто многослойными ругательствами, но и попробовал отнять у начальника автомат, за что получил сильную зуботычину. Роберто убедил охрану, заявив, что, если они не подчинятся приказу, он сам их пристрелит, одного за другим.
Несмотря на всю привязанность к людям, годами охранявшим его, Роберто сделал бы именно то, что обещал: ранил бы их и заставил сдаться, дав тем самым шансы на жизнь. У него самого шансов не было. Хуанито до того, как стал диктатором, был шефом секретной полиции и имел целый список «преступлений», которые совершил против его страны Роберто Кастельянос и его люди. Хуанито ненавидел Роберто лично. Несколько лет военный атташе дерзко водил за нос Хуанито и его службу, хитроумно избегая приготовленных для него ловушек. В газетах, поддерживающих его, Хуанито именовал Роберто не иначе как шпионом, а посольство Эль-Параисо – шпионским гнездом. Между тем ему ни разу не удалось уличить Роберто и его людей в шпионаже. Диктатор Хуанито грязно клеветал на Роберто. То, чем занимались он и его люди, называлось «разведка». И лучшее, что мог сделать Роберто в случае захвата посольства, это умереть с оружием в руках, покрыв себя славой и избавив от допросов.
Наконец машины появились. Один из охранников, как ему было приказано, пошел к калитке, а другой, вместе с обезоруженным Гидо, остался в холле особняка, ругая последними словами своего шефа и пытаясь унять дрожь в коленках. Но охранник, высокий негр Хулио, вернулся бегом от калитки с бумагой в руках. Это было предписание очистить территорию посольства немедленно.
Как потом узнал Роберто, в то утро, когда они ждали нападения, вблизи берегов этой несчастной страны всплыли одна за другой несколько подводных лодок, а эскадра военных кораблей одного из союзников Эль-Параисо, случайно оказавшаяся поблизости, взяла вдруг курс на столицу диктатора и приближалась угрожающе быстро.
…После унизительных формальностей, после того, как его людей обыскали с ног до головы, хотя было ясно любому, что все секретные бумаги посольства уже вывезены или уничтожены, самолет поднялся в воздух, и два «фантома» диктатора целый час провожали его, совершая вокруг немыслимые маневры. Это было самое страшное. Экипаж самолета, как и его четыре пассажира, были убеждены, что диктатор решил поступить гуманно и осторожно – дабы не спровоцировать военный конфликт, сбить безоружный самолет где-нибудь в укромном месте над Атлантикой…
Выйдя из самолета в солнечном аэропорту столицы Эль-Параисо, Роберто пообещал сам себе впредь жить так, чтобы никогда больше не переживать подобного ужаса. Самые настойчивые просьбы, самые заманчивые предложения оставили его равнодушным. Вернувшись на родину героем, портреты которого не сходили со страниц газет, Роберто отказался пожинать плоды своей победы. «Бесстрашный Роберто», человек, взявший на себя эвакуацию посольства из пасти кровожадного диктатора в ситуации на грани войны, когда посол, всегда здоровый, как молодой бык, заболел так сильно, что его пришлось отправить в числе первых, этот «мужественный парень» не спешил возглавить международный отдел главного управления пограничной службы в столице и ступить на путь блестящей карьеры, право на которую давало ему уже не только имя, но и слава, успех.
Роберто Кастельянос взял отпуск и провел два месяца в Ринкон Иносенте, погруженный в самом прямом смысле слова в свое любимое занятие – подводную охоту, после чего на столе у преемника его отца, нового руководителя пограничной службы, появился лаконичный рапорт с просьбой направить его, Роберто Кастельяноса, на освободившееся место начальника управления пограничной службы провинции, главной достопримечательностью которой был и остается Ринкон Иносенте.
Ни последовавший после этого странного шага бешеный натиск друзей и соратников отца, ни личная беседа с президентом, почему-то решившим, что просьба Роберто – выражение какой-то глубоко затаенной обиды, не заставили майора отказаться от задуманного. Смерть президента, перестановки в кабинете, включая назначение нового шефа пограничной службы, удачно заслонили собой от публики Роберто Кастельяноса, и он стал тем, кем хотел стать…
Дверь распахнулась, и в кабинет вошел охранник Рамон. Две бутылочки с темным пивом, почему-то названным «Волчья голова»; и подносик с бутербродами в сочетании с голубой формой делали его похожим на официанта. Рамон поставил пиво на стол и попробовал убедить шефа посмотреть, какое шикарное шоу показывают по телевизору. Но Роберто не смотрел на Рамона и не слышал его. Глядя на майора, Рамон заключил, что начальник не в духе, и, удивленный, покинул кабинет. Ради хорошего шоу граждане Эль-Параисо обычно бросают любые, самые срочные, дела.
Майор торопливо прожевал бутерброды, выпил пиво и вернулся к столу. Бумажку с названием препарата он смял и бросил в корзину. Разложив на столе папки с анкетами, майор выбрал ту, где были анкеты людей, прибывших в Ринкон Иносенте с деловыми целями и имеющих визы на пребывание в стране на срок больше одного месяца. Эта папка была самой тощей: какие дела могут быть в Ринкон Иносенте?
С листа первой анкеты на майора смотрела угрюмая физиономия мужчины с лысым черепом и странно сощуренными глазами. «Адам Бочорносо», – прочитал майор и пристально всмотрелся в фотографию. По регламенту пограничной службы лицам, прибывшим в страну не с туристическими целями и просящим визу на срок более одного месяца, выдавалось временное удостоверение личности на испанском языке с фотографией – формальность, которая пунктуально выполнялась. Другая фотография наклеивалась на их анкеты. Такой порядок остался со времен последнего диктатора, стремившегося показать иностранцам с самого начала, что без внимания их здесь не оставят.
Лицо лысого Адама Бочорносо заинтересовало майора сразу. По анкете он был гражданином Панамы, представителем туристической фирмы «Роза ветров». Майор хорошо запомнил, что одним из последних впечатлений Луиса перед тем, как он впал в беспамятство, был образ незнакомого угрюмого лысого мужчины, который как-то странно и пристально рассматривал его в баре. Лицо Адама Бочорносо на фотографии было, бесспорно, лысым и угрюмым. Это лицо волновало майора.
Роберто встал, рассеянно прошелся по кабинету, и вдруг его движения приобрели лихорадочную быстроту. Сейф был распахнут, и в руках майора оказалась папка с грифом «Совершенно секретно». Майор вернулся к столу, и рядом с анкетой Лысана появилась мутноватая групповая фотография из бюллетеня Международной ассоциации по борьбе с наркотиками, в работе которой уже несколько лет участвовал специальный департамент пограничной службы Эль-Параисо.
Выпуск бюллетеня был целиком посвящен кокаиновой мафии Колумбии. Среди снимков была фотография одной из местных газет, подпись под которой гласила: «Эрнесто Суарес, глава самого могущественного кокаинового клана страны, дает торжественный завтрак для друзей и приближенных по случаю помолвки старшей дочери Ильделисы».
Папка была получена Роберто около месяца назад. Он несколько раз пробегал ее содержимое глазами, не обращая внимания на фото и концентрируясь, главным образом, на информации о маршрутах самолетов и самолетиков с кокаином, которые часто выбирали себе путь вдоль побережья Эль-Параисо. Застигнутые врасплох тропическими циклонами, эти самолетики падали в море. Иногда майору приходилось спасать бедных контрабандистов, которые обычно оказывались сопливыми юнцами, а чаще вылавливать или подбирать их искалеченные тела.
Подчиняясь какому-то инстинкту, Роберто потянулся именно к этой папке и без труда обнаружил на фотографии Лысана с тем же подозрительно сощуренным взором совсем недалеко от легендарного Суареса – человека, нажившего на кокаине десятки миллионов. Лысан щурился так угрюмо, что бокал с шампанским в его руке казался чем-то лишним.
Роберто профессионально отметил, что человека с такой гнусной физиономией легко запомнит самый нерасторопный агент. Майор был возбужден. Один из близких Суаресу людей находится здесь, в Ринкон Иносенте, уже неделю и планирует пробыть не меньше месяца, судя по визе! Что может понадобиться людям Суареса в Ринкон Иносенте? Граждане Эль-Параисо не употребляли и никогда не будут употреблять кокаин. Чтобы достигнуть того, к чему стремятся бедолаги-наркоманы, счастливым жителям Эль-Параисо достаточно услышать несколько тактов ритмичной музыки или выпить чашечку хорошего кофе, или понаблюдать, как раскачивает бедрами девушка, медленно идущая по улице так, словно она не подозревает, что ее сложную походку придирчиво изучают десятки мужских глаз…
Майор Кастельянос потянулся к аппарату секретной связи и, связавшись с дежурным офицером в столице, выяснил, что вертолет, на котором возвращается Гидо, вылетает через сорок минут. Гидо нужен был майору позарез.
Роберто никогда не утруждал себя попытками приобрести нужную информацию самостоятельно, если для этого существовали другие люди. Майор отводил себе роль мозгового центра, к которому стекаются сведения, где они обрабатываются и превращаются в новую информацию или в новый план, или в решение. Не мог же майор сам искать отель, где остановился этот угрюмый Адам Бочорносо, опрашивать прислугу, организовывать наблюдение! Даже если это необходимо срочно. Нет, Роберто твердо придерживался привычки, обзавестись которой советовал ему отец много лет назад, – иметь надежных людей, получать от них надежную информацию и не жалеть для этих людей ничего, конечно в пределах разумного.
«Суетиться могут позволить себе только женщины! Но и им это мешает!» – любил говорить покойный отец Роберто, на склоне лет выражавшийся исключительно афоризмами. Майор разделял эту мысль и не терпел суеты, которая вообще не свойственна гражданам Эль-Параисо, так как у них всегда много времени.
За окнами на смену коротким тропическим сумеркам пришел черный непроницаемый вечер. Майор выглянул из кабинета, прокричал приплясывающему от избытка счастья вокруг телевизора Рамону, чтобы тот приготовил кофе, и достал из специального деревянного ящичка огромную пахучую сигару «Золотой лев». Его пальцы привычно искали в столе отделанные перламутром щипцы, а глаза ритмично двигались слева направо, изучая и ощупывая каждое слово и каждую фразу бюллетеня. Когда чашка с кофе появилась на столе, Роберто решительно откусил головку сигары, сделал первый большой глоток кофе и закурил. В этот момент он, как настоящий житель Эль-Параисо, забыл обо всем на свете, наслаждаясь тонким сочетанием вкуса бразильского кофе и лучшего в мире табака.
Луис открыл глаза, резко дернулся вперед, и его синие глаза широко раскрылись от боли. Граф улыбался.
– Ну как, Луиси? – По лицу Хуана никто и никогда не смог бы догадаться, что вопрос задан человеку больному.
Луис попробовал пошевелить руками, потом подвигал ногами и тихо прошептал:
– Ничего. Только все колет… Как будто везде маленькие иглы…
– Это скоро пройдет. Попробуй сесть! – Граф положил ладонь на затылок Луиса и слегка потянул на себя. Луис сел на кровати, морщась от боли. – Ничего, посиди немного. Я принесу твой завтрак.
– Какой завтрак! – Луис жалобно смотрел на графа глазами больного ребенка, которого хотят заставить есть манную кашу.
– Это очень легкий завтрак! – отозвался граф и направился к холодильнику. Он вернулся с высоким стаканом, наполненным жидкостью зеленовато-золотистых оттенков, в которой плавали кубики льда. Это был настой трав, который Хуан готовил в течение суток.
Луис сделал несколько глотков и бессильно упал на подушку.
– Не могу! – прошептал он.
– Допей! – настойчиво попросил граф, и Луис подчинился.
– Теперь бы кофе… – попросил Луис, но граф весело покачал головой:
– Ты, как всегда, торопишься, Луиси! Кофе завтра! Сейчас ты снова уснешь, а завтра будешь в норме. Только прошу тебя, Луиси, когда проснешься, делай все медленно, а если будет трудно или больно, позвони мне сразу. Впрочем, думаю, что утром я разбужу тебя сам.
– Спасибо, Хуан! – Глаза Луиса увлажнились. По мере того как после выпитого настоя трав по всему телу начала разливаться холодная и неудержимая истома, по мере того как отступала боль, Луис наполнялся благодарностью к своему целителю.
– Все уже прошло! Все самое тяжелое. Теперь спать! И больше ничего. Спать!.. Спать…
Луис снова спал. Хуан прикрыл его легким одеялом, включил кондиционер на максимальный холод и опустился в кресло. «Завтра Луис будет ходить!» – подумал он и заулыбался той открытой детской улыбкой, которая появляется на лицах добрых людей, когда их никто не видит. Граф улыбался так, потому что вдруг понял, что Луис сумел взобраться на высокую и для большинства людей недоступную ступень, когда человеческое тело может вынести невыносимое, а значит, на какое-то время быть выше смерти. По всем классическим нормам Луису нужно было бы лежать сейчас в реанимационном отделении, и, может быть, не одну неделю. А он садится почти сам и еще жалуется, что его что-то колет!
Счастливая улыбка скользила по лицу графа. В том, что Луис жив и, быть может, уже завтра будет ходить, была отчасти и его заслуга. Два года назад, когда состоялось их знакомство, Луис был мало похож на сегодняшнего Луиса. Подбородков у него было если не два, то, по крайней мере, полтора, а складок на животе – четыре. Еще – сутулая спина и вялые, сонные мышцы. Если бы это случилось с ним тогда… Тогда Луис, в лучшем случае, лежал бы в реанимации или там, где граф, будучи хирургом, все же избегал появляться, – в патологоанатомическом отделении. И ему пришлось бы вскрывать тело Луиса и составлять акт… Хуан усилием воли отогнал от себя эти мысли. Он принадлежал к редким людям, которые умеют управлять мыслями и чувствами так же легко, как остальные подчиняются им.
Граф взял Луиса за руку. Пульс стал реже и мощнее. «Все будет совсем в норме через два-три дня», – подумал он. Доктор Хуан Сантос Родригес был хорошим врачом, и пульс говорил ему больше, чем иному механику от медицины дают десятки клинических исследований.
Граф рывком поднялся с кресла и устремился к входной двери. Он никогда не ходил прогулочным шагом и непринужденно переходил на бег, если обстоятельства позволяли ему сделать это. То, что люди ходят медленно, по его мнению, было одним из худших предрассудков цивилизации. Поведение ребенка, который, увидев перед собой какую-то цель, бежит к ней так быстро, как позволяют его силы, граф считал образцом для людей любого возраста и пола. Любопытно, что никто и никогда не спрашивал Хуана, почему он так быстро ходит и бегает. Просто люди, с которыми его сталкивала жизнь, постепенно, сами того не замечая, начинали подражать ему и двигаться быстрее.
Когда граф вышел из дома, его взгляд упал на сиротливо приткнувшуюся у забора машину Луиса. Он открыл дверцу «сакапунты», и ему в нос ударил запах свиней. Посмотрев на часы и отметив, что до операции еще есть время, Хуан сел на горячее сиденье, повернул торчавший в замке зажигания ключ и поехал на станцию обслуживания. Там «сакапунта» была тщательно вымыта, снаружи и внутри, причем внутри машину вымыл сам граф, вполне обоснованно не полагаясь на аккуратность рабочих. Машину осмотрели и сменили масло. По дороге назад Хуан заехал в магазин и купил новые чехлы нарядного оранжевого цвета, и «сакапунта» стала похожа на огромную божью коровку.
До операции оставалось два часа. Обычно перед операцией граф отдыхал – расслабленно лежал в кресле в своем огромном кабинете в клинике и медленно пил кофе. Но болезнь Луиса расстроила обычный режим графа. Дома его ждала Люси, которой он должен был рассказать сказку. Люси спала днем не очень много, но сказки отца были неизменным ритуалом, без которого графиня не засыпала и вообще отказывалась ложиться.
– Папа, а почему Луиси столько спит? Сейчас же день! – Графиня выражала свое беспокойство о судьбе Луиса.
– Он немного заболел. Но завтра, я думаю, он выздоровеет, – ответил граф.
– И мы пойдем вместе плавать! – Люси запрыгала на месте, звонко похлопывая себя по загорелому животу. – И бегемота возьмем плавающего! – Картина морского купания вместе с Луисом и бегемотом отражалась в синих, как море Ринкон Иносенте, глазах графини.
– Да, конечно! – согласился Хуан.
Люси долго не засыпала. Казалось, беспокойство отца передается ей. Когда граф вышел из детской, до операции оставался час.
Хуан пребывал в необычном волнении. Он только сейчас окончательно осознал, что произошло невозможное! Здесь, в Эль-Параисо, в стране, где никто, никогда и никого не убивает, потому что здесь нет такой традиции – убивать людей, произошло покушение на Луиса, человека веселого, доброго, ничем не связанного с миром насилия. Покушение необъяснимое, странное до глупости.
Если пытаться убивать человека, то есть тысячи более эффективных и надежных ядов, тысячи других возможностей убить и скрыть следы преступления. Если же кто-то хотел что-то выпытать у Луиса, а похоже, что это именно так, то почему ему дали смертельную дозу? Мертвые ничего не рассказывают, а то, что Луис жив, не более чем случайность! И что может знать Луис такого, о чем нельзя было бы спросить у него просто и прямо?
Хуан снял трубку телефона, и ему ответил голос дежурной сестры. По настоянию графа телефонная связь с клиникой была прямой и не зависела от капризов городской телефонной сети. Хуан несколькими короткими фразами отменил операцию. После некоторого молчания голос сестры, запинаясь, осведомился, не случилось ли чего-нибудь плохого с Люси, на что граф ответил отрицательно и добавил, что, по его мнению, следует подождать еще день или два, так как утром больной ему не очень понравился.
Граф положил трубку и грустно прикрыл глаза. Обманывать он не любил и делал это только в крайнем случае. Но другого выхода он не видел. Конечно, граф смог бы удалить эту простую грыжу, но сама природа его восставала против операции сейчас. Ему было ясно, что эта несрочная операция завтра будет проведена лучше, даже, может быть, не лучше, но надежнее. А надежность – то, чем не пренебрегают и не жертвуют.
Хуан позвонил по городскому телефону майору Кастельяносу, коротко рассказал о Луисе и попросил, если, конечно, это удобно, заглянуть к нему вечером на рюмку коньяка. Приглашение было принято майором с удовольствием…
«Если ты вдруг почувствовал себя слабым, лучшее, что ты можешь сделать, это отдать себя древним и мудрым, как мир, упражнениям кун-фу!» – эту фразу часто повторял Учитель новичкам Школы. И хотя граф был не новичком, а Учеником-другом, то есть имел высший в сложной иерархии Школы титул, выше которого находился лишь сам Учитель, Хуан с удовольствием повторил про себя эту фразу по-китайски и обрадовался ей, как счастливой находке.
Спустя две минуты он бежал по берегу океана, там, где постоянно влажный песок образует поверхность достаточно твердую для того, чтобы ступня не утопала в нем полностью. Луис называл эту узкую полоску упругого влажного песка границей Ринкон Иносенте и любил дразнить майора, говоря, что они с графом, в сущности, выполняют работу майора, каждый день обегая дозором границы Ринкон Иносенте.
Хуан бежал мощно и ровно, стараясь полностью отдать себя бегу, что постепенно ему удалось. Оставив за собой около трех километров пустынного пляжа, он достиг небольшой лагуны метрах в трехстах от гостиницы «Подкова». Здесь обычно они с Луисом выполняли упражнения, стоя по колени в теплой воде, что затрудняло выполнение движений и делало их более изнурительными, а значит, более полезными.
На этот раз обычный комплекс упражнений не удовлетворил графа. Было пропущено два дня, и некоторые группы мышц начали «дремать». Были выполнены статические элементы, ритуальные движения и упражнения для пальцев рук, которым Хуан уделял неизменно особое внимание. Но напряжение и страх, пережитые за последние сутки, искали выхода…
Убедившись, что вокруг никого нет, граф сделал несколько шумных дыхательных упражнений-движений и принял боевую стойку. Обычно он не включал в свои занятия удары. В этом не было никакого смысла. Сложнейшие упражнения высшей ступени мастерства кун-фу гарантируют способность нанесения любых ударов. Последние годы Хуан сосредоточился на развитии силы, чувствительности и управляемости пальцев. Его рука на первый взгляд ничем не отличалась от обычных рук мужчин тридцатилетнего возраста, но когда он начинал выполнять упражнения, под кожей вздувались такие необычные и невиданные мускулы и сухожилия, что человека впечатлительного это могло бы испугать.
Граф Хуан Сантос Родригес замер в боевой стойке, продолжая часто дышать, словно запасаясь воздухом впрок. Он готовился к «поединку с тигром». Граф «побеждал тигра» столько раз в своей жизни, что иногда ему казалось, это ощущение родилось вместе с ним, тридцать лет назад, в тропических лесах Южного Китая. Трехлетним ребенком он уже повторял то, чему учили его старшие китайские мальчишки, и это были элементы «поединка с тигром».
«Тигр огромен, прекрасен и мудр! Тигр идет своим путем по лесу, и мы желаем ему счастливой охоты, если его добычей не стал человек», – эти слова повторяли поколения людей, причастных к искусству кун-фу. «Но тигр, однажды убивший человека, уже не остановится! Он будет убивать и убивать! Человек беззащитен, человек слаб и мягок. И тогда на пути тигра-людоеда появляемся мы. У нас нет ни огромных лап, ни страшных клыков. Но мы люди, и так же, как нашим дедам и отцам, нам не нужно оружие, чтобы остановить тигра-людоеда! Мы встречаем зверя голыми руками и широко раскрытыми горящими глазами. Наша сила в том, что мы люди, и даже без оружия мы сильнее зверя!» – эти слова были прелюдией боя. В них был таинственный смысл, ключ к пониманию жизни человека, связавшего свою судьбу с кун-фу.
Из горла графа вырвалось леденящее душу мяуканье, и он начал страшный танец «поединка с тигром». Казалось, на пустынном пляже появился и мягко прыгает из стороны в сторону огромный зверь, которого удерживает от последнего рывка только странный блеск человеческих глаз. Тигр пытается достать человека лапами, притянуть к себе и разодрать на части, но человек быстрее, намного быстрее! Он дразнит тигра, выманивает, просит зверя совершить прыжок.
Тигр оглушительно рычит, по его телу волнами пробегает яростная дрожь, он приседает и… Граф взметнулся в воздух в высоком прыжке и, падая, нанес удар двумя стопами одновременно, удар убийственной силы, ломающий зверю позвоночник. Уже сидя на спине поверженного хищника, он продолжал наносить ребрами ладоней добивающие удары, ломал и крошил гибкий хребет тигра… Тело графа было покрыто потом и блестело в лучах заходящего солнца. Тигр-людоед был остановлен. Он остался на песке рядом с небольшой лагуной, а граф бежал по границе моря и суши назад, к дому, где уже протирала сонные глаза Люси. Граф был спокоен.
А капитан Роберто Кастельянос, похоронив отца, вернулся назад, к ненавидевшему его Хуанито, и покинул эту несчастную, затравленную диктаторами страну только после того, как все граждане Эль-Параисо были эвакуированы.
Последние часы его карьеры военного атташе были наполнены пронзительным тягучим страхом. Роберто, Гидо и еще два охранника оставались в посольстве и безнадежно ждали, когда же Хуанито разрешит им погрузиться в ДС-8 национальной авиакомпании Эль-Параисо, специально посланный правительством за ними. Или когда к особняку посольства подъедут машины с вооруженными людьми…
На этот случай Роберто имел готовый план. Охранники и Гидо сдаются, а он остается в своем кабинете с маленьким, похожим на игрушку автоматом «Узи» израильского производства и тремя сотнями патронов.
Решение военного атташе было встречено громкими криками протеста со стороны охраны, причем Гидо, забыв о субординации, не только покрыл Роберто многослойными ругательствами, но и попробовал отнять у начальника автомат, за что получил сильную зуботычину. Роберто убедил охрану, заявив, что, если они не подчинятся приказу, он сам их пристрелит, одного за другим.
Несмотря на всю привязанность к людям, годами охранявшим его, Роберто сделал бы именно то, что обещал: ранил бы их и заставил сдаться, дав тем самым шансы на жизнь. У него самого шансов не было. Хуанито до того, как стал диктатором, был шефом секретной полиции и имел целый список «преступлений», которые совершил против его страны Роберто Кастельянос и его люди. Хуанито ненавидел Роберто лично. Несколько лет военный атташе дерзко водил за нос Хуанито и его службу, хитроумно избегая приготовленных для него ловушек. В газетах, поддерживающих его, Хуанито именовал Роберто не иначе как шпионом, а посольство Эль-Параисо – шпионским гнездом. Между тем ему ни разу не удалось уличить Роберто и его людей в шпионаже. Диктатор Хуанито грязно клеветал на Роберто. То, чем занимались он и его люди, называлось «разведка». И лучшее, что мог сделать Роберто в случае захвата посольства, это умереть с оружием в руках, покрыв себя славой и избавив от допросов.
Наконец машины появились. Один из охранников, как ему было приказано, пошел к калитке, а другой, вместе с обезоруженным Гидо, остался в холле особняка, ругая последними словами своего шефа и пытаясь унять дрожь в коленках. Но охранник, высокий негр Хулио, вернулся бегом от калитки с бумагой в руках. Это было предписание очистить территорию посольства немедленно.
Как потом узнал Роберто, в то утро, когда они ждали нападения, вблизи берегов этой несчастной страны всплыли одна за другой несколько подводных лодок, а эскадра военных кораблей одного из союзников Эль-Параисо, случайно оказавшаяся поблизости, взяла вдруг курс на столицу диктатора и приближалась угрожающе быстро.
…После унизительных формальностей, после того, как его людей обыскали с ног до головы, хотя было ясно любому, что все секретные бумаги посольства уже вывезены или уничтожены, самолет поднялся в воздух, и два «фантома» диктатора целый час провожали его, совершая вокруг немыслимые маневры. Это было самое страшное. Экипаж самолета, как и его четыре пассажира, были убеждены, что диктатор решил поступить гуманно и осторожно – дабы не спровоцировать военный конфликт, сбить безоружный самолет где-нибудь в укромном месте над Атлантикой…
Выйдя из самолета в солнечном аэропорту столицы Эль-Параисо, Роберто пообещал сам себе впредь жить так, чтобы никогда больше не переживать подобного ужаса. Самые настойчивые просьбы, самые заманчивые предложения оставили его равнодушным. Вернувшись на родину героем, портреты которого не сходили со страниц газет, Роберто отказался пожинать плоды своей победы. «Бесстрашный Роберто», человек, взявший на себя эвакуацию посольства из пасти кровожадного диктатора в ситуации на грани войны, когда посол, всегда здоровый, как молодой бык, заболел так сильно, что его пришлось отправить в числе первых, этот «мужественный парень» не спешил возглавить международный отдел главного управления пограничной службы в столице и ступить на путь блестящей карьеры, право на которую давало ему уже не только имя, но и слава, успех.
Роберто Кастельянос взял отпуск и провел два месяца в Ринкон Иносенте, погруженный в самом прямом смысле слова в свое любимое занятие – подводную охоту, после чего на столе у преемника его отца, нового руководителя пограничной службы, появился лаконичный рапорт с просьбой направить его, Роберто Кастельяноса, на освободившееся место начальника управления пограничной службы провинции, главной достопримечательностью которой был и остается Ринкон Иносенте.
Ни последовавший после этого странного шага бешеный натиск друзей и соратников отца, ни личная беседа с президентом, почему-то решившим, что просьба Роберто – выражение какой-то глубоко затаенной обиды, не заставили майора отказаться от задуманного. Смерть президента, перестановки в кабинете, включая назначение нового шефа пограничной службы, удачно заслонили собой от публики Роберто Кастельяноса, и он стал тем, кем хотел стать…
Дверь распахнулась, и в кабинет вошел охранник Рамон. Две бутылочки с темным пивом, почему-то названным «Волчья голова»; и подносик с бутербродами в сочетании с голубой формой делали его похожим на официанта. Рамон поставил пиво на стол и попробовал убедить шефа посмотреть, какое шикарное шоу показывают по телевизору. Но Роберто не смотрел на Рамона и не слышал его. Глядя на майора, Рамон заключил, что начальник не в духе, и, удивленный, покинул кабинет. Ради хорошего шоу граждане Эль-Параисо обычно бросают любые, самые срочные, дела.
Майор торопливо прожевал бутерброды, выпил пиво и вернулся к столу. Бумажку с названием препарата он смял и бросил в корзину. Разложив на столе папки с анкетами, майор выбрал ту, где были анкеты людей, прибывших в Ринкон Иносенте с деловыми целями и имеющих визы на пребывание в стране на срок больше одного месяца. Эта папка была самой тощей: какие дела могут быть в Ринкон Иносенте?
С листа первой анкеты на майора смотрела угрюмая физиономия мужчины с лысым черепом и странно сощуренными глазами. «Адам Бочорносо», – прочитал майор и пристально всмотрелся в фотографию. По регламенту пограничной службы лицам, прибывшим в страну не с туристическими целями и просящим визу на срок более одного месяца, выдавалось временное удостоверение личности на испанском языке с фотографией – формальность, которая пунктуально выполнялась. Другая фотография наклеивалась на их анкеты. Такой порядок остался со времен последнего диктатора, стремившегося показать иностранцам с самого начала, что без внимания их здесь не оставят.
Лицо лысого Адама Бочорносо заинтересовало майора сразу. По анкете он был гражданином Панамы, представителем туристической фирмы «Роза ветров». Майор хорошо запомнил, что одним из последних впечатлений Луиса перед тем, как он впал в беспамятство, был образ незнакомого угрюмого лысого мужчины, который как-то странно и пристально рассматривал его в баре. Лицо Адама Бочорносо на фотографии было, бесспорно, лысым и угрюмым. Это лицо волновало майора.
Роберто встал, рассеянно прошелся по кабинету, и вдруг его движения приобрели лихорадочную быстроту. Сейф был распахнут, и в руках майора оказалась папка с грифом «Совершенно секретно». Майор вернулся к столу, и рядом с анкетой Лысана появилась мутноватая групповая фотография из бюллетеня Международной ассоциации по борьбе с наркотиками, в работе которой уже несколько лет участвовал специальный департамент пограничной службы Эль-Параисо.
Выпуск бюллетеня был целиком посвящен кокаиновой мафии Колумбии. Среди снимков была фотография одной из местных газет, подпись под которой гласила: «Эрнесто Суарес, глава самого могущественного кокаинового клана страны, дает торжественный завтрак для друзей и приближенных по случаю помолвки старшей дочери Ильделисы».
Папка была получена Роберто около месяца назад. Он несколько раз пробегал ее содержимое глазами, не обращая внимания на фото и концентрируясь, главным образом, на информации о маршрутах самолетов и самолетиков с кокаином, которые часто выбирали себе путь вдоль побережья Эль-Параисо. Застигнутые врасплох тропическими циклонами, эти самолетики падали в море. Иногда майору приходилось спасать бедных контрабандистов, которые обычно оказывались сопливыми юнцами, а чаще вылавливать или подбирать их искалеченные тела.
Подчиняясь какому-то инстинкту, Роберто потянулся именно к этой папке и без труда обнаружил на фотографии Лысана с тем же подозрительно сощуренным взором совсем недалеко от легендарного Суареса – человека, нажившего на кокаине десятки миллионов. Лысан щурился так угрюмо, что бокал с шампанским в его руке казался чем-то лишним.
Роберто профессионально отметил, что человека с такой гнусной физиономией легко запомнит самый нерасторопный агент. Майор был возбужден. Один из близких Суаресу людей находится здесь, в Ринкон Иносенте, уже неделю и планирует пробыть не меньше месяца, судя по визе! Что может понадобиться людям Суареса в Ринкон Иносенте? Граждане Эль-Параисо не употребляли и никогда не будут употреблять кокаин. Чтобы достигнуть того, к чему стремятся бедолаги-наркоманы, счастливым жителям Эль-Параисо достаточно услышать несколько тактов ритмичной музыки или выпить чашечку хорошего кофе, или понаблюдать, как раскачивает бедрами девушка, медленно идущая по улице так, словно она не подозревает, что ее сложную походку придирчиво изучают десятки мужских глаз…
Майор Кастельянос потянулся к аппарату секретной связи и, связавшись с дежурным офицером в столице, выяснил, что вертолет, на котором возвращается Гидо, вылетает через сорок минут. Гидо нужен был майору позарез.
Роберто никогда не утруждал себя попытками приобрести нужную информацию самостоятельно, если для этого существовали другие люди. Майор отводил себе роль мозгового центра, к которому стекаются сведения, где они обрабатываются и превращаются в новую информацию или в новый план, или в решение. Не мог же майор сам искать отель, где остановился этот угрюмый Адам Бочорносо, опрашивать прислугу, организовывать наблюдение! Даже если это необходимо срочно. Нет, Роберто твердо придерживался привычки, обзавестись которой советовал ему отец много лет назад, – иметь надежных людей, получать от них надежную информацию и не жалеть для этих людей ничего, конечно в пределах разумного.
«Суетиться могут позволить себе только женщины! Но и им это мешает!» – любил говорить покойный отец Роберто, на склоне лет выражавшийся исключительно афоризмами. Майор разделял эту мысль и не терпел суеты, которая вообще не свойственна гражданам Эль-Параисо, так как у них всегда много времени.
За окнами на смену коротким тропическим сумеркам пришел черный непроницаемый вечер. Майор выглянул из кабинета, прокричал приплясывающему от избытка счастья вокруг телевизора Рамону, чтобы тот приготовил кофе, и достал из специального деревянного ящичка огромную пахучую сигару «Золотой лев». Его пальцы привычно искали в столе отделанные перламутром щипцы, а глаза ритмично двигались слева направо, изучая и ощупывая каждое слово и каждую фразу бюллетеня. Когда чашка с кофе появилась на столе, Роберто решительно откусил головку сигары, сделал первый большой глоток кофе и закурил. В этот момент он, как настоящий житель Эль-Параисо, забыл обо всем на свете, наслаждаясь тонким сочетанием вкуса бразильского кофе и лучшего в мире табака.
* * *
Луиса разбудило шипение аппарата, которым граф измерял давление. За прошедшие сутки Хуан несколько раз навещал Луиса, выслушивал его сердце, измерял давление, и каждый раз на лице графа появлялось выражение страха. Давление и пульс целые сутки находились в критических пределах, и это ясно говорило графу, что его друг был на грани гибели. Будь Луис человеком хоть немного менее здоровым или более старым, его не спасло бы ничто. Доза препарата была убийственна, и это потрясло Хуана даже больше, чем название, которое сообщил ему майор по телефону. Граф не мог представить себе, как Луиса хватило на то, чтобы вести машину в полушоковом состоянии.Луис открыл глаза, резко дернулся вперед, и его синие глаза широко раскрылись от боли. Граф улыбался.
– Ну как, Луиси? – По лицу Хуана никто и никогда не смог бы догадаться, что вопрос задан человеку больному.
Луис попробовал пошевелить руками, потом подвигал ногами и тихо прошептал:
– Ничего. Только все колет… Как будто везде маленькие иглы…
– Это скоро пройдет. Попробуй сесть! – Граф положил ладонь на затылок Луиса и слегка потянул на себя. Луис сел на кровати, морщась от боли. – Ничего, посиди немного. Я принесу твой завтрак.
– Какой завтрак! – Луис жалобно смотрел на графа глазами больного ребенка, которого хотят заставить есть манную кашу.
– Это очень легкий завтрак! – отозвался граф и направился к холодильнику. Он вернулся с высоким стаканом, наполненным жидкостью зеленовато-золотистых оттенков, в которой плавали кубики льда. Это был настой трав, который Хуан готовил в течение суток.
Луис сделал несколько глотков и бессильно упал на подушку.
– Не могу! – прошептал он.
– Допей! – настойчиво попросил граф, и Луис подчинился.
– Теперь бы кофе… – попросил Луис, но граф весело покачал головой:
– Ты, как всегда, торопишься, Луиси! Кофе завтра! Сейчас ты снова уснешь, а завтра будешь в норме. Только прошу тебя, Луиси, когда проснешься, делай все медленно, а если будет трудно или больно, позвони мне сразу. Впрочем, думаю, что утром я разбужу тебя сам.
– Спасибо, Хуан! – Глаза Луиса увлажнились. По мере того как после выпитого настоя трав по всему телу начала разливаться холодная и неудержимая истома, по мере того как отступала боль, Луис наполнялся благодарностью к своему целителю.
– Все уже прошло! Все самое тяжелое. Теперь спать! И больше ничего. Спать!.. Спать…
Луис снова спал. Хуан прикрыл его легким одеялом, включил кондиционер на максимальный холод и опустился в кресло. «Завтра Луис будет ходить!» – подумал он и заулыбался той открытой детской улыбкой, которая появляется на лицах добрых людей, когда их никто не видит. Граф улыбался так, потому что вдруг понял, что Луис сумел взобраться на высокую и для большинства людей недоступную ступень, когда человеческое тело может вынести невыносимое, а значит, на какое-то время быть выше смерти. По всем классическим нормам Луису нужно было бы лежать сейчас в реанимационном отделении, и, может быть, не одну неделю. А он садится почти сам и еще жалуется, что его что-то колет!
Счастливая улыбка скользила по лицу графа. В том, что Луис жив и, быть может, уже завтра будет ходить, была отчасти и его заслуга. Два года назад, когда состоялось их знакомство, Луис был мало похож на сегодняшнего Луиса. Подбородков у него было если не два, то, по крайней мере, полтора, а складок на животе – четыре. Еще – сутулая спина и вялые, сонные мышцы. Если бы это случилось с ним тогда… Тогда Луис, в лучшем случае, лежал бы в реанимации или там, где граф, будучи хирургом, все же избегал появляться, – в патологоанатомическом отделении. И ему пришлось бы вскрывать тело Луиса и составлять акт… Хуан усилием воли отогнал от себя эти мысли. Он принадлежал к редким людям, которые умеют управлять мыслями и чувствами так же легко, как остальные подчиняются им.
Граф взял Луиса за руку. Пульс стал реже и мощнее. «Все будет совсем в норме через два-три дня», – подумал он. Доктор Хуан Сантос Родригес был хорошим врачом, и пульс говорил ему больше, чем иному механику от медицины дают десятки клинических исследований.
Граф рывком поднялся с кресла и устремился к входной двери. Он никогда не ходил прогулочным шагом и непринужденно переходил на бег, если обстоятельства позволяли ему сделать это. То, что люди ходят медленно, по его мнению, было одним из худших предрассудков цивилизации. Поведение ребенка, который, увидев перед собой какую-то цель, бежит к ней так быстро, как позволяют его силы, граф считал образцом для людей любого возраста и пола. Любопытно, что никто и никогда не спрашивал Хуана, почему он так быстро ходит и бегает. Просто люди, с которыми его сталкивала жизнь, постепенно, сами того не замечая, начинали подражать ему и двигаться быстрее.
Когда граф вышел из дома, его взгляд упал на сиротливо приткнувшуюся у забора машину Луиса. Он открыл дверцу «сакапунты», и ему в нос ударил запах свиней. Посмотрев на часы и отметив, что до операции еще есть время, Хуан сел на горячее сиденье, повернул торчавший в замке зажигания ключ и поехал на станцию обслуживания. Там «сакапунта» была тщательно вымыта, снаружи и внутри, причем внутри машину вымыл сам граф, вполне обоснованно не полагаясь на аккуратность рабочих. Машину осмотрели и сменили масло. По дороге назад Хуан заехал в магазин и купил новые чехлы нарядного оранжевого цвета, и «сакапунта» стала похожа на огромную божью коровку.
До операции оставалось два часа. Обычно перед операцией граф отдыхал – расслабленно лежал в кресле в своем огромном кабинете в клинике и медленно пил кофе. Но болезнь Луиса расстроила обычный режим графа. Дома его ждала Люси, которой он должен был рассказать сказку. Люси спала днем не очень много, но сказки отца были неизменным ритуалом, без которого графиня не засыпала и вообще отказывалась ложиться.
– Папа, а почему Луиси столько спит? Сейчас же день! – Графиня выражала свое беспокойство о судьбе Луиса.
– Он немного заболел. Но завтра, я думаю, он выздоровеет, – ответил граф.
– И мы пойдем вместе плавать! – Люси запрыгала на месте, звонко похлопывая себя по загорелому животу. – И бегемота возьмем плавающего! – Картина морского купания вместе с Луисом и бегемотом отражалась в синих, как море Ринкон Иносенте, глазах графини.
– Да, конечно! – согласился Хуан.
Люси долго не засыпала. Казалось, беспокойство отца передается ей. Когда граф вышел из детской, до операции оставался час.
Хуан пребывал в необычном волнении. Он только сейчас окончательно осознал, что произошло невозможное! Здесь, в Эль-Параисо, в стране, где никто, никогда и никого не убивает, потому что здесь нет такой традиции – убивать людей, произошло покушение на Луиса, человека веселого, доброго, ничем не связанного с миром насилия. Покушение необъяснимое, странное до глупости.
Если пытаться убивать человека, то есть тысячи более эффективных и надежных ядов, тысячи других возможностей убить и скрыть следы преступления. Если же кто-то хотел что-то выпытать у Луиса, а похоже, что это именно так, то почему ему дали смертельную дозу? Мертвые ничего не рассказывают, а то, что Луис жив, не более чем случайность! И что может знать Луис такого, о чем нельзя было бы спросить у него просто и прямо?
Хуан снял трубку телефона, и ему ответил голос дежурной сестры. По настоянию графа телефонная связь с клиникой была прямой и не зависела от капризов городской телефонной сети. Хуан несколькими короткими фразами отменил операцию. После некоторого молчания голос сестры, запинаясь, осведомился, не случилось ли чего-нибудь плохого с Люси, на что граф ответил отрицательно и добавил, что, по его мнению, следует подождать еще день или два, так как утром больной ему не очень понравился.
Граф положил трубку и грустно прикрыл глаза. Обманывать он не любил и делал это только в крайнем случае. Но другого выхода он не видел. Конечно, граф смог бы удалить эту простую грыжу, но сама природа его восставала против операции сейчас. Ему было ясно, что эта несрочная операция завтра будет проведена лучше, даже, может быть, не лучше, но надежнее. А надежность – то, чем не пренебрегают и не жертвуют.
Хуан позвонил по городскому телефону майору Кастельяносу, коротко рассказал о Луисе и попросил, если, конечно, это удобно, заглянуть к нему вечером на рюмку коньяка. Приглашение было принято майором с удовольствием…
«Если ты вдруг почувствовал себя слабым, лучшее, что ты можешь сделать, это отдать себя древним и мудрым, как мир, упражнениям кун-фу!» – эту фразу часто повторял Учитель новичкам Школы. И хотя граф был не новичком, а Учеником-другом, то есть имел высший в сложной иерархии Школы титул, выше которого находился лишь сам Учитель, Хуан с удовольствием повторил про себя эту фразу по-китайски и обрадовался ей, как счастливой находке.
Спустя две минуты он бежал по берегу океана, там, где постоянно влажный песок образует поверхность достаточно твердую для того, чтобы ступня не утопала в нем полностью. Луис называл эту узкую полоску упругого влажного песка границей Ринкон Иносенте и любил дразнить майора, говоря, что они с графом, в сущности, выполняют работу майора, каждый день обегая дозором границы Ринкон Иносенте.
Хуан бежал мощно и ровно, стараясь полностью отдать себя бегу, что постепенно ему удалось. Оставив за собой около трех километров пустынного пляжа, он достиг небольшой лагуны метрах в трехстах от гостиницы «Подкова». Здесь обычно они с Луисом выполняли упражнения, стоя по колени в теплой воде, что затрудняло выполнение движений и делало их более изнурительными, а значит, более полезными.
На этот раз обычный комплекс упражнений не удовлетворил графа. Было пропущено два дня, и некоторые группы мышц начали «дремать». Были выполнены статические элементы, ритуальные движения и упражнения для пальцев рук, которым Хуан уделял неизменно особое внимание. Но напряжение и страх, пережитые за последние сутки, искали выхода…
Убедившись, что вокруг никого нет, граф сделал несколько шумных дыхательных упражнений-движений и принял боевую стойку. Обычно он не включал в свои занятия удары. В этом не было никакого смысла. Сложнейшие упражнения высшей ступени мастерства кун-фу гарантируют способность нанесения любых ударов. Последние годы Хуан сосредоточился на развитии силы, чувствительности и управляемости пальцев. Его рука на первый взгляд ничем не отличалась от обычных рук мужчин тридцатилетнего возраста, но когда он начинал выполнять упражнения, под кожей вздувались такие необычные и невиданные мускулы и сухожилия, что человека впечатлительного это могло бы испугать.
Граф Хуан Сантос Родригес замер в боевой стойке, продолжая часто дышать, словно запасаясь воздухом впрок. Он готовился к «поединку с тигром». Граф «побеждал тигра» столько раз в своей жизни, что иногда ему казалось, это ощущение родилось вместе с ним, тридцать лет назад, в тропических лесах Южного Китая. Трехлетним ребенком он уже повторял то, чему учили его старшие китайские мальчишки, и это были элементы «поединка с тигром».
«Тигр огромен, прекрасен и мудр! Тигр идет своим путем по лесу, и мы желаем ему счастливой охоты, если его добычей не стал человек», – эти слова повторяли поколения людей, причастных к искусству кун-фу. «Но тигр, однажды убивший человека, уже не остановится! Он будет убивать и убивать! Человек беззащитен, человек слаб и мягок. И тогда на пути тигра-людоеда появляемся мы. У нас нет ни огромных лап, ни страшных клыков. Но мы люди, и так же, как нашим дедам и отцам, нам не нужно оружие, чтобы остановить тигра-людоеда! Мы встречаем зверя голыми руками и широко раскрытыми горящими глазами. Наша сила в том, что мы люди, и даже без оружия мы сильнее зверя!» – эти слова были прелюдией боя. В них был таинственный смысл, ключ к пониманию жизни человека, связавшего свою судьбу с кун-фу.
Из горла графа вырвалось леденящее душу мяуканье, и он начал страшный танец «поединка с тигром». Казалось, на пустынном пляже появился и мягко прыгает из стороны в сторону огромный зверь, которого удерживает от последнего рывка только странный блеск человеческих глаз. Тигр пытается достать человека лапами, притянуть к себе и разодрать на части, но человек быстрее, намного быстрее! Он дразнит тигра, выманивает, просит зверя совершить прыжок.
Тигр оглушительно рычит, по его телу волнами пробегает яростная дрожь, он приседает и… Граф взметнулся в воздух в высоком прыжке и, падая, нанес удар двумя стопами одновременно, удар убийственной силы, ломающий зверю позвоночник. Уже сидя на спине поверженного хищника, он продолжал наносить ребрами ладоней добивающие удары, ломал и крошил гибкий хребет тигра… Тело графа было покрыто потом и блестело в лучах заходящего солнца. Тигр-людоед был остановлен. Он остался на песке рядом с небольшой лагуной, а граф бежал по границе моря и суши назад, к дому, где уже протирала сонные глаза Люси. Граф был спокоен.