Хелемендик Сергей. Наводнение

   – Доктор Хуан, между прочим, говорит, что при таких травмах часто остаются идиотами на всю жизнь. Но твоему лысому другу это не грозит, карахо! Или грозит не больше, чем мне на всю жизнь остаться мулатом!
   Луис глотал слюну и переводил взгляд с майора на графа. По его лицу расплывалась неудержимая улыбка.
   – Ты напрасно так переживал, Луиси! – произнес граф. – Прочность черепа этого Адама превзошла самые смелые ожидания. Он абсолютно вне опасности. Что касается двух других, то с ними все просто прекрасно. Этот огромный разговаривает и требует, чтобы к нему привезли адвоката, хотя, как говорит Роберто, ему еще никто не предъявил обвинения. Другой, правда, молчит, но очень внимательно смотрит по сторонам и, по-моему, собирается бежать, о чем я решил сказать майору, потому что ловить и охранять этих людей пока еще не входит в мои обязанности.
   – Я заберу их! – отозвался майор. – Ну а если этот Шакал будет бежать, не держите его! Куда он отсюда денется? Пойдемте лучше есть, я голоден, как бродячий пес! За обедом, если только доктор решит, что болван вроде меня заслуживает обеда, я расскажу вам что-то интересное.
   В гостиной за накрытым Марией столом графиня уже увлеченно поедала свинину с фасолью. Майор налил себе бокал пива и продолжил:
   – Дело в том, Луиси, что ты становишься известным человеком. Знаменитостью, я бы сказал. Пока ты предавался грусти о лысой голове Адама Бочорносо, который, между прочим, по крайней мере, десять минут держал тебя на мушке, толпа репортеров осаждает аэропорт в столице и прибудет сюда с первым же вертолетом. Приготовься давать интервью…
   – Не надо так долго шутить, чико, давай к делу! Не томи меня! – прервал майора Луис.
   – Это не шутки, карахо! Все утро сегодня я провел в разговорах о тебе, причем не с кем-нибудь, а с сеньором генеральным прокурором Эль-Параисо! Сейчас я выпью пива и расскажу все по порядку.
   Майор осушил бокал, бросил в полный белоснежных зубов рот несколько кусочков мяса и продолжил:
   – Я связался с шефом пограничной службы и с прокурором и по их просьбе отправил в столицу копию пленки и отпечатки пальцев этого лысого Адама, которые были сняты с твоего винчестера.
   – Какой пленки? – настороженно переспросил Луис. Майор заулыбался и, пряча глаза за большими веками, тихо проговорил:
   – Видишь ли, Луиси, когда мы были в море, я попросил Мики – это мой сотрудник – поставить «жучки» и у тебя в доме. Только из соображений безопасности, чико, чтобы лучше контролировать ситуацию. Ты уж извини меня, дружище, но я оказался прав! Если бы не «жучок», загрыз бы ты этого ублюдка до смерти, а нам было бы в десять тысяч раз труднее оправдать тебя…
   – Я как-то говорил тебе, Роберто, что в Эль-Параисо очень своеобразно понимают неприкосновенность жилища. Может быть, на иностранных граждан она не распространяется. Но это мелочи! Значит, все записано? Где пленка? Ты привез пленку? – Луис встал из-за стола.
   – Спокойно, чико, спокойно! Ты послушаешь ее столько раз, сколько захочешь. Я подарю ее тебе на память. Если ты захочешь кого-нибудь напугать, будешь заводить ему запись, и тебе никто в мире не страшен! Я уже выучил эту пленку наизусть, но к визгу никак не привыкну. Но дело не в этом! Да сядь же ты и ешь свинину, пока не остыла, а то Мария обидится!
   Луис подчинился.
   – Говоря откровенно, Луиси, мы с Хуаном сомневались, будет ли жить этот тип. Когда я отправлял пленку вчера на вертолете, Хуан говорил, что шансов у лысого никаких, что к утру он отдаст концы. Из этого я исходил. Я написал подробный рапорт и изложил мнение о том, что гражданин Испании Луис Хорхе Каррера не превысил пределов необходимой самообороны. Однако налицо труп! То есть мы все думали, что лысый – труп. А убийство в нашей стране большая редкость. Конечно, чико, я не стал писать, как ты разогнал моих людей, а мне самому напинал коленкой по роже. Свинство с твоей стороны! Никогда бы не подумал, что мне набьют лицо в родном Ринкон Иносенте, да еще не кто-нибудь, а мой приятель Луиси… – Майор ждал реакции на шутку, но граф и Луис напряженно слушали его, и по лицу графа Луис понял: то, что говорит сейчас майор, для графа тоже новость.
   – Еще я написал перечень злодеяний, которые совершили здесь эти бандиты. От попытки убийства вышеупомянутого Карреры до посягательства на жизнь представителя власти. Эти ублюдки наехали на машину Пепе грузовиком, а шоферу грузовика сломали шейные позвонки и заморозили его в холодильнике так, что бедняга теперь лежит под тремя одеялами и дрожит. И в качестве вывода я сочинил патетический кусок о том, как гражданин дружественной Испании не побоялся вступить в схватку с бандой обезумевших профессиональных преступников, вооруженных огнестрельным оружием, бандитов, которым нечего больше терять. И обезвредил их! – Майор перевел дыхание. – Теперь эти слова передают по радио, Луиси. Ты становишься героем!
   – Ты увлекся, Роберто. Извини, ты не шутишь? Все это правда? Неужели ты написал так и неужели это действительно уже стало достоянием прессы?
   – Эль-Параисо – маленький остров, чико. Что-то вроде деревни! – отозвался майор, скромно потупив глаза. – Но вы должны понять меня правильно! – заторопился он. – Был труп! За труп у нас дают пожизненное заключение. Я перепугался и решил, что нужно представить Луиси героем и как можно скорее. Тем более что все это правда! Все было так, как я написал. Но любой факт можно подать по-разному. Очень важно, кто и как первым даст информацию. Коммерческий директор газеты «Сегодня, завтра и всегда» – мой близкий друг. Черт возьми, я не пойму, почему этот юноша мечется, как угорелая кошка! – Майор имел в виду вставшего из-за стола Луиса. – Это все – чистая правда, как бы Луиси ни убивался из-за разбитой лысины этого бандита. Это мы прошляпили, а он обезвредил их всех сам, этот лихой парень, а потом еще и нам надавал оплеух! Плюс кун-фу, романтика, и все это вместе – сенсация, Луиси!
   – Кун-фу здесь ни при чем! – растерянно ответил Луис. – Ты же говорил, что я бил их бутылками. Но черт бы тебя побрал, ты соображаешь, что ты делаешь! – взорвался Луис. – Какое мне дело то того, что вы прошляпили, хотя, если бы ты и твои люди были немного расторопнее, ничего не случилось бы. Какое мне дело до сенсации! Я не хочу сенсации, я просто спятил со страха, когда они стали говорить о Люси! Вот и все! Какое радио, какие газеты! Я не хочу этого! Тем более что он жив, и пусть живет!
   – Послушай дальше, чико! – примирительно проговорил майор. – Ты мне надоел со своими капризами. Я же говорю тебе, что это нужно было сделать, а ты опять встаешь на дыбы, как конь. Так вот, я отправил все это в столицу вчера, а сегодня все утро вел переговоры со своим шефом и с прокурором. И ты знаешь, что сказал прокурор! Даже я не мог ожидать от этого зануды такой шутки! Он заявил, что никаких санкций против тебя предпринимать не будет, даже если все трое подохнут в больнице! Так он сказал, когда послушал пленку. Пусть, говорит, хоть передохнут все, а этот парень не нарушил ни одного из законов Эль-Параисо. Напротив, он не только защищал свою жизнь, на которую преступники уже не первый раз покушались, но и спокойствие и безопасность всего населения Ринкон Иносенте, для которого преступники представляли серьезную угрозу. Так он сказал, чико, и то же самое он заявит на пресс-конференции во Дворце правосудия. А что касается газет, то без этого в любом случае не обошлось бы. Уж больно лакомый для них кусочек. Такая история с похищениями, драками, гангстерами…
   Майор перехватил еще несколько кусочков свинины и продолжал, краем глаза наблюдая за побледневшим и вытянувшимся лицом Луиса.
   – Конечно, эту историю для прессы мы подредактируем. Им вовсе не обязательно знать, как Луиси озверел и чуть не загрыз этого беднягу. И самое забавное, Луиси, он самый безобидный из всех! Мозгляк трусливый! Потом послушаешь пленку и поймешь сам. Он просто увлекся и сболтнул лишнее. Думаю, если бы он знал, во что ему обойдется такая болтовня, он сам откусил бы свой язык…
   – Это все очень мило, – оборвал майора Луис, – но как я теперь появлюсь в аудитории? Ты подумал об этом, когда звонил в свою паршивую газету? Все и каждый будут хлопать меня по спине и заставлять рассказывать, как это было. Я понимаю! Конечно, тебе хотелось напомнить о своем существовании народу Эль-Параисо! Я это очень даже понимаю, но при чем здесь я? Мне остается бежать отсюда сломя голову, чтобы не стать жертвой газетчиков. Я далек от мысли, что ты не догадывался обо всем этом, когда поднимал всю эту шумиху… – Луис постепенно повышал голос.
   – Нет, чико, ты не выведешь меня из себя, как бы тебе этого ни хотелось! Я буду считать, что ты пока не в себе, и улыбаться, что бы ты мне ни говорил, дармоед сопливый! – взревел майор. – Хорошо, я тебе скажу, чего мне стоило вчера уломать прокурора оставить тебя дома, а не запереть в камеру. Он слушать сначала ничего не желал! «Если этот испанец совершил убийство, то, прежде чем выпустить его на свободу, суд должен убедиться в том, что у него не было другого выхода!» – Майор яростно-тихим голосом цитировал прокурора. – Ты слышишь, суд! А до суда ты бы с полгода посидел в тюрьме! Слава богу, что этот лысый жив! Потом я говорил со своим шефом. Я не могу повторить то, что он мне сказал. Даже если бы Люси отправилась куда-нибудь, у меня бы язык не повернулся сказать такое за столом. И он прав… Я виноват во всем, мои люди дважды упустили этих подонков за одно утро. Так я и сказал шефу пограничной службы. Мои ошибки – это мои ошибки, и я от них не отказываюсь. Еще я сказал шефу, что прокурор требует твоего ареста, но ты пока в тяжелом состоянии и за тобой постоянно смотрит врач. И тогда наш шеф позвонил прокурору сам и уломал подождать с ордером на арест. – Майор успокаивался.
   – Есть тут еще один момент. Участились столкновения наших людей с контрабандистами. Они на катерах проскакивают через наши территориальные воды. У них простой расчет – с нашей стороны на континенте их никто не будет ждать. Это все катера, набитые кокаином и вооруженные до зубов. Неделю назад погибли два пограничника. Когда прокурор информировал министра юстиции, что у нас в Ринкон Иносенте «произошло побоище» – так назвал прокурор твою расправу вчера, – что три колумбийских гангстера изуродованы, а один из них доживает последние часы, министр пришел в восторг и заявил: никаких санкций! И сегодня сеньор генеральный прокурор называет тебя мужественным мужчиной, обезвредившим банду преступников. И главная причина этого – пленка. Они слушали запись все вместе! Это к вопросу о поруганной неприкосновенности твоего жилища.
   – Больше всего достанется мне, – продолжал майор. – Мой шеф знает уже все, даже больше, чем нужно. Я отправил Мики вместе с пленкой, чтобы не путался под ногами. Представляю, чего нагородил обо мне этот щенок, чтобы доказать, что он не виноват! Но мне плевать на него! Факт остается фактом – я несколько дней держал их под колпаком, и, несмотря на это, они сумели напасть на гражданина дружественной Испании, который, правда, заставил их пожалеть об этом! – Роберто сделал перерыв. Его речь возымела действие. Луис повеселел.
   – Теперь они начнут готовить показательный процесс. Чтобы всяким недоделанным лысым бандитам не повадно было совать нос к нам, в Эль-Параисо! Это будет громкий процесс! Ты будешь выступать главным свидетелем обвинения, и никуда тебе не деться. И разве плохо будет, если к началу процесса вся страна будет знать твою смазливую физиономию и говорить: «Вот это наш герой, Луи-си!» Это главное, о чем я думал, когда звонил в газету. А теперь попробуй убедить меня, что я не прав или что главной моей целью было увидеть на страницах газет свое имя.
   Граф и Луис не притрагивались к еде. Они слушали монолог Роберто, не пропуская ни одного, самого тонкого, оттенка интонации майора. Потом граф, никогда не пивший пива, налил себе половину бокала, сделал несколько глотков и весело посмотрел на майора.
   – Тебе никак не откажешь в изобретательности, Роберто! Я думаю, ты не мог сделать ничего лучше того, что сделал! А как ты думаешь, Луиси? Мне кажется, ты начинаешь смиряться с ролью борца с кокаиновой мафией. Это тоже неплохо! Но если серьезно, без сенсации действительно не обойтись. Я еще не забыл, сколько писали газеты о парне, который поймал на вокзале грабителя. Сама идея процесса мне нравится, Луиси. Эль-Параисо – остров, не покоренный мафией. И пусть эти господа посмотрят, как обращаются с ними здесь и как будут обращаться, если они сунутся сюда. Это будет полезно, Луиси. Со своей стороны, я готов предстать перед правосудием Эль-Параисо и дать любые показания по этому делу.
   – Изобретательность майора Кастельяноса не знает ни границ, ни меры, – язвительно отозвался Луис, глядя майору в глаза. – Поставить «жучки» в доме друга! Гениальная идея! Скажи мне, милый друг, Роберто, Ивис – тоже твой агент? Все-таки эта чрезмерная простота, с которой здесь делаются часто совсем не простые вещи, меня убивает… Я задал вопрос!
   – Нет, Хуан, наш Луиси действительно спятил! Я встаю и ухожу и не вернусь, пока ты его не подлечишь! При чем здесь эта девчонка? Я бы не отказался от такого агента! Но она почему-то предпочитает спать с вот такими смазливыми и нахальными мальчишками!
   Губы Луиса слегка вздрагивали. Он с трудом сдерживал улыбку. Луис не умел долго злиться.
   – Я не договорил! Наш доверчивый граф может подумать, что ты действительно хочешь, чтобы я участвовал в процессе. Он просто недооценивает твоей изобретательности!
   Майор решительно встал из-за стола.
   – Мария! – прогремел его голос. – Ты превзошла саму себя! Все свиньи Эль-Параисо будут теперь молиться, чтобы ты, и только ты, готовила из них жаркое! Я пошел! Кстати, Луиси, «парго», которую ты подстрелил, мерзнет в холодильной камере. Это непорядок! Мы договорились, что вечером ее запекут в гриле и она приедет сюда на машине под охраной Гидо. Надеюсь, ты ничего не имеешь против? Так что лечись, чико! Чтобы к вечеру вся дурь из тебя вышла! Начнем чествовать нашего героя! Ну-ну, не надо таращить на меня глаза, я уже уезжаю. До вечера! За тобой остается «дайкири». Да, «жучки» у тебя дома убраны. И вообще все прибрали, так что смело можешь идти. А винчестер получишь, когда перестанешь ругать меня. Неблагодарный мальчишка! – уже спускаясь по ступенькам, прокричал Роберто Кастельянос.
 

* * *

   В гостиной танцевала небольшая толпа. Здесь были все, кого майор Кастельянос решил захватить с собой в гости к графу, те, кого, в свою очередь, решили захватить гости майора, и, наконец, гости гостей майора.
   Нравы Эль-Параисо просты и беспредельно демократичны. Если вы приглашаете в гости друга, то с ним обязательно придет несколько его друзей, каждый из которых захватит подругу или, в крайнем случае, целый выводок двоюродных братьев и сестер. Следует принимать это как неизбежное следствие приглашения. Майор пригласил только Гидо, но среди друзей, знакомых и родственников Гидо оказалось почти два десятка людей, пожелавших навестить доктора. Разумеется, была Мария с многочисленными детьми и внуками, была жена майора Кас-тельяноса, томная блондинка, имеющая четырех сестер, каждая из которых, естественно, привела с собой мужа или друга. Словом, была «фиеста» в духе Эль-Параисо.
   Радушный граф с помощью гостей подготовил гостиную к приему. В углу комнаты на большом столе красовалась уже наполовину съеденная, и от этого казавшаяся еще больше, рыбина. «Парго» готовили в гриле в ресторане под непосредственным руководством и наблюдением Гидо. Пиво принесли с собой гости. Гидо привез на служебной машине глыбу льда, и целая пирамида переложенных льдом ящиков с пивом возвышалась на террасе.
   Граф перезнакомился с гостями и предоставил заботам майора Кастельяноса, который собственноручно вырезал из «парго» куски ароматного бело-розового мяса и раскладывал по картонным тарелочкам. Гости шумно хвалили рыбу, угощали друг друга пивом и ждали Луиса, который вскоре появился с заспанным лицом и с магнитолой.
   Луис хорошо знал вкусы жителей Эль-Параисо и сразу поставил кассету с последними записями Оскара, чем вызвал взрыв одобрения у многочисленных гостей графа Хуана Сантоса Родригеса. Но гости не бросились танцевать, как неизбежно должно было случиться. Напротив, с появлением Луиса все несколько напряглись, стали строже, и, когда Луис, включив музыку, собрался вернуться в холл к графу, самый старший среди мужчин, аптекарь, дальний родственник Гидо по материнской линии, поднял бокал с пивом.
   – Я хочу поднять бокал за одного мужественного парня, карахо! – грозно прохрипел тщедушный аптекарь и окинул заспанного Луиса восхищенным взглядом. – Я хочу выпить за тебя, Луиси, за твою силу, за твою победу над этими ублюдками! Мы все восхищаемся тобой, Луиси! – выкрикнул аптекарь и бросился хлопать Луиса по лопаткам и чокаться.
   Луис изумленно посмотрел на собравшуюся публику, поднял свой бокал, немного отпил и прибавил звук магнитофона. И на этот раз никто из гостей уже не остался на месте. С чувством выполненного гражданского долга гости пустились в пляс так, как умеют танцевать только в Эль-Параисо.
   Луис вернулся в холл и тяжело опустился в кресло-качалку напротив графа. Графиня, которая сновала среди гостей и устала от того, что ее целовали и трогали за волосы десятки незнакомых людей, пробежала в гостиную танцевать с Педрито, которого принарядили по случаю праздника и он стал походить на увеличенную копию куклы-негритенка, подаренной графине майором Кастельяносом. На нем был белый костюм с малиновой бабочкой на шее.
   – Однако, Роберто не бросает слов на ветер! – недовольно выговорил Луис. – Только что мне устроили овацию. Слава богу, я вовремя догадался включить музыку и повернуть твоих гостей лицом к делу, для которого они созданы.
   Луис принимал неизбежную многочисленность гостей как должное. Время от времени он сам подвергался вторжениям шумных студенческих компаний. Они входили в дом Луиса с восторженными криками, радостно смеялись, требовали, чтобы Луис поставил им музыку и танцевал вместе с ними, не интересуясь, хочется этого Луису или нет. Если хозяину было не до них, студенты с таким же веселым смехом уходили, ничуть не обижаясь. Им достаточно было услышать фразу «Я занят», и они, извинившись, шли куда-то еще, по дороге вспоминая, где здесь еще поблизости могут включить для них музыку. В этом была своя прелесть, понимать которую Луис уже научился. Он перестал воспринимать массовые дружественные визиты как зло и даже находил это забавным.
   Дверь распахнулась, и графиня, а вслед за ней целый выводок разноцветных и разновозрастных детей влетели из гостиной.
   – Луиси! Они хотят смотреть на тебя! – объявила графиня, и дети выстроились полукругом и уставились на Луиса. Десятка два разноцветных глаз настороженно и пытливо смотрели на него. Дети знали о Луисе что-то очень интересное и важное.
   – Видишь, какой ты интересный, Котенук! – радовалась графиня. – Все на тебя смотреть приходят! И я буду смотреть, ладно?
   Луис расхохотался. Он любил играть с детьми. Критически осмотрев группу экскурсантов, Луис выбрал девочку лет девяти и поманил ее пальцем. Девочка осторожно подошла, и Луис прошептал ей на ухо:
   – Послушай меня внимательно, малышка! Всем, кто будет смотреть на меня долго, я в конце вечера откушу ухо. – Девочка отпрянула в сторону. – Не бойся, – шептал Луис, притягивая ее к себе. – Я вижу, что у тебя уши невкусные. А остальным откушу! Только никому ни слова! Ладно? – Девочка серьезно кивнула головой и, не оборачиваясь, побежала вниз в детскую.
   – Она хочет вам рассказать что-то! – обратился Луис к детям громким шепотом, и они помчались за посвященной в схрашную тайну.
   – Ты перепугаешь их! – негромко заметил граф.
   – Напротив, им будет весело и интересно! Они умнее, чем мы о них думаем! – ответил Луис. – Как дела у Адама?
   – Спит. Он долго препирался о чем-то с майором. Приставал ко мне с вопросами, сколько будет стоить его лечение. Я говорил, что его лечат бесплатно, а он не верил. Мне было неприятно говорить с ним, Луиси. Это выраженный преступный тип. Я очень боюсь таких людей! Когда приехал майор, я ушел, хотя он и просил меня побыть во время допроса. Я не люблю таких вещей, Луиси. Но Роберто вышел из его палаты в прекрасном настроении. А этот лысый Адам, напротив, как говорят медсестры, захлопнул рот и замолчал. Недавно я звонил, и сказали, что он спит.
   Граф умолк, а затем серьезно обратился к Луису:
   – Я хочу очень настойчиво о чем-то просить тебя! – Луис насторожился. Граф никогда не настаивал на своих просьбах. – Майор давал мне слушать пленку, еще вчера. Ты ни в чем не виноват! Я хочу, чтобы ты знал это. Я считаю, что ты не виноват ни в чем! – Граф слегка повысил голос. – Ты человек тонкий и впечатлительный, и то, что они устроили, было тебе просто не под силу выдержать. Я говорю об этом, чтобы обосновать свою просьбу. – Граф сделал паузу и, набравшись решимости, попросил:
   – Пожалуйста, Луиси, не слушай эту пленку! Я знаю тебя, и ты можешь доверять моему мнению, – ничего, кроме страшных переживаний, это не принесет! Я не имею права настаивать, я понимаю, что ты очень хочешь услышать, но всё, что ты услышишь, мало добавит к тому, что ты уже знаешь в смысле информации. Но это будет страшное впечатление на всю жизнь! Это будет сниться тебе годами, до старости, до самой смерти, и это будут ужасные, злые сны. Ты знаешь, я никогда не желал тебе зла, и прошу тебя об этой услуге! Спрашивай меня, о чем хочешь, – и я охотно перескажу всё один к одному, я запомнил всё это в деталях. Но слушать это не надо! Даже для меня эта пленка – удар, от которого я никак не могу опомниться. Это страшно, Луиси!
   – Что я могу тебе ответить! Согласись, мне трудно удержаться. Я не помню ничего, а в то, что вы мне рассказываете, я не могу поверить!
   – И не надо верить! Не надо, Луиси, верить в этот кошмар. Он был и прошел, и всё кончилось! Зачем же вспоминать! Пусть эту пленку слушает суд. Там всё понятно, без твоих объяснений. Но тебе, тебе самому зачем окунаться в этот ужас? Эти люди напугали тебя так, что ты потерял себя, на время превратился во что-то другое. Неужели ты хочешь заново переживать этот страх?
   Луис упрямо качал головой. Предложение графа застало его врасплох. Луис проснулся с нетерпеливым желанием искать майора и требовать у него пленку сейчас же, немедленно. Сейчас он поджидал, когда майор закончит ухаживать за гостями и выйдет из гостиной.
   – Я не могу так, Хуан! Мне нужно знать это, чтобы… Чтобы, в конце концов, понять, как я сделал всё это и что должно было произойти, чтобы я вдруг превратился во что-то другое, как ты выражаешься! – Луис качнул головой, но, встретившись глазами с графом, неохотно выговорил: – Но если ты настаиваешь, я попробую. Если смогу, Хуан, если смогу…
   – Да конечно же сможешь! Почему нет? Неужели тебе недостаточно знать, что этот Шакал визжал, как сто свиней, а нужно непременно слышать его визги!
   – Хорошо. Скажи мне, как я сумел все это? Я был испуган, когда они заговорили о Люси. Как я сумел справиться с ними? Их трое, и у них оружие…
   – Ты обманул их, Луиси! Мне кажется, это было именно так. Ты ходил вокруг, хлопотал, обещал им все, что они хотели, а потом – звон бутылок и крики. Вот и всё, что есть на пленке! Ты усыпил их бдительность…
   – А знаешь, я ведь сбил этого громилу «ударом хвоста дракона»! Сбил с ног такую громадину. Я хорошо помню это! И вообще я ничего не боялся, пока они не заговорили о Люси. Я должен благодарить тебя за это!
   – Какие благодарности, Луиси. Ты мой лучший ученик. – Глаза графа заблестели. – Ты меня самого чуть не вздул! Честное слово! Я никогда не подумал бы, что ты уже так много умеешь. Если хочешь, я тебе завидую, потому что сам никогда не расправлялся так лихо с целой группой. И вообще такое видел только в фильмах. Ты был просто неповторим!
   – Тебе в самом деле понравилось? – Луис оживился. – Самое обидное, что я ничего не помню! Этого верзилу я сбил, когда он решил напасть на меня сзади и чуть не разбил наш любимый кувшин. Но я не хотел на них нападать. Я хотел, чтобы они убирались, только этого!
   – Ты напрасно оправдываешься, Луиси. Я все слышал и все понял. И не только я, а даже сеньор генеральный прокурор считает тебя правым. Завтра мы продолжим наши утренние пробежки, и я покажу тебе всё, что ты сделал, а ты посмотришь. Правда, я не смогу сделать это так красиво и с такой свирепой физиономией, но я постараюсь! – Граф улыбался. – Ты нападал на меня, как лев! Это правда – посмотри! – Граф поднял руки, и на предплечьях Луис увидел синяки. – Это твоя работа! Ты боец, Луиси! Это мое открытие. Я как-то не думал, что ты настолько боец. Мне казалось, что ты человек более благодушный, созерцательный. Но это не так! Созерцатели не проводят по два тройных удара каждой ногой в течение секунды! Нет, я вполне серьезно, Луиси. Ты ошарашил меня этими сериями. Такие вещи обычно делают профессионалы, но отнюдь не ученики второго года обучения.
   Граф продолжал анализировать бой, награждая Луиса щедрыми похвалами, которые его лучший ученик выслушивал с легко заметным удовольствием.
   Снизу из детской комнаты, топая ногами по лестнице, поднялся четырехлетний парень и решительно направился к графу.
   – Чико, скажи ему, что у меня уши тоже невкусные! – сурово потребовал карапуз, который научился обращаться ко всем без исключения представителям своего пола на «чико» раньше, чем овладел речью. Малыш избегал смотреть на Луиса, который заметил это и давился от смеха.