Хемингуэй Эрнест Миллер. Фиеста (И восходит солнце)

   - Давайте уйдем отсюда, - сказал Билл.
   Под аркой продолжалось гулянье. Кое-где за столиками сидели англичане и американцы из Биаррица в спортивных костюмах. Многие женщины разглядывали гуляющих в лорнет. Мы встретили девушку из Биаррица, с которой недавно нас познакомил Билл. Она жила с подругой в "Гранд-отеле". У подруги разболелась голова, и она пошла спать.
   - Вот бар, - сказал Майкл. Это был "Миланский бар", тесный второразрядный кабачок, где можно было перекусить и где в задней комнате танцевали. Мы все сели за столик и заказали бутылку фундадору. В кабачке было пустовато. Никакого веселья не замечалось.
   - Фу, как здесь скучно, - сказал Билл.
   - Еще слишком рано.
   - Возьмем фундадор с собой и придем попозже, - сказал Билл. - Не хочу я сидеть тут в такой вечер.
   - Пойдемте обратно и поглядим на англичан, - сказал Майкл. - Люблю глядеть на англичан.
   - Они ужасны, - сказал Билл. - Откуда они взялись?
   - Они приехали из Биаррица, - сказал Майкл. - Они приехали посмотреть на забавную, миленькую испанскую фиесту.
   - Я им покажу фиесту! - сказал Билл.
   - Вы ужасно красивая девушка, - обратился Майкл к знакомой Билла. Откуда вы явились?
   - Хватит, Майкл.
   - Послушайте, она же прелестна. Где я был? Где были мои глаза? Вы просто прелесть. Скажите, мы знакомы? Пойдемте со мной и Биллом. Мы пропишем англичанам фиесту.
   - Я им покажу фиесту! - сказал Билл. - Какого черта им здесь нужно?
   - Идем, - сказал Майкл. - Только мы втроем. Пропишем фиесту английской сволочи. Надеюсь, вы не англичанка? Я шотландец. Ненавижу англичан. Я им покажу фиесту! Идем, Билл.
   В окно нам видно было, как все трое, взявшись под руки, зашагали к кафе. На площади взвивались ракеты.
   - Я еще посижу здесь, - сказала Брет.
   - Я останусь с вами, - сказал Кон.
   - Ох нет! - сказала Брет. - Ради бога, уйдите куда-нибудь. Разве вы не видите, что нам с Джейком нужно поговорить?
   - Этого я не знал, - сказал Кон. - Я просто хотел тут посидеть, потому что я слегка пьян.
   - Вот уж действительно причина. Если вы пьяны, ступайте спать. Ступайте спать.
   - Достаточно грубо я с ним обошлась? - спросила Брет, когда Кон уже ушел. - Господи, как он мне надоел!
   - Веселья от него мало.
   - Он угнетает меня.
   - Он очень плохо ведет себя.
   - Ужасно плохо. А имел случай показать, как нужно вести себя.
   - Он, наверно, и сейчас стоит за дверью.
   - Да. С него станется. Знаешь, я теперь поняла, что с ним творится. Он не может поверить, что это ничего не значило.
   - Я знаю.
   - Никто другой не вел бы себя так. Ох, как мне это все надоело! А Майкл-то. Майкл тоже хорош.
   - Майклу очень тяжело.
   - Да. Но из этого не следует, что нужно быть свиньей.
   - Все ведут себя плохо, - сказал я. - Дай только случай.
   - Ты бы иначе себя вел. - Врет взглянула на меня.
   - Я был бы таким же идиотом, как Кон.
   - Милый, зачем мы говорим такую чушь?
   - Хорошо. Давай говорить о чем хочешь.
   - Не сердись. У меня нет никого, кроме тебя, а мне так скверно сегодня.
   - У тебя есть Майкл.
   - Да, Майкл, Вот тоже сокровище, правда?
   - Послушай, - сказал я. - Майклу очень тяжело, что Кон здесь околачивается и не отходит от тебя.
   - Будто я не знаю, милый. Пожалуйста, не говори об этом, мне и так тошно.
   Я никогда еще не видел, чтобы Врет так нервничала. Она избегала моего взгляда и упорно смотрела в стену.
   - Хочешь пройтись?
   - Да. Пойдем.
   Я закупорил бутылку фундадору и отдал ее буфетчику.
   - Выпьем еще, - сказала Брет. - У меня нервы разгулялись.
   Мы выпили еще по рюмке мягкого душистого коньяка.
   - Идем, - сказала Брет.
   Когда мы вышли, я увидел Кона, выходящего из-под аркады.
   - Ну конечно, вот он, - сказала Брет.
   - Он не может уйти от тебя.
   - Бедняга!
   - А мне ни капли его не жаль. Я сам его ненавижу.
   - Я тоже, - она вздрогнула, - ненавижу за то, что он так страдает.
   Я взял ее под руку, и мы пошли по неширокой улице прочь от толпы и огней площади. На улице было темно и мокро, и мы пошли к укреплениям на окраину города. Мы проходили мимо открытых дверей винных лавок, откуда свет падал на черную мокрую улицу и доносились внезапные взрывы музыки.
   - Хочешь зайти?
   - Нет.
   На окраине мы шли по мокрой траве, потом поднялись на каменный крепостной вал. Я постелил газету на камень, и Брет села. По ту сторону темной равнины видны были горы. Дул сильный ветер, и тучи то и дело закрывали луну. Под нами чернели глубокие рвы укреплений. Позади были деревья, и тень от собора, и силуэт очерченного лунным светом города.
   - Не горюй, - сказал я.
   - Мне очень скверно, - сказала Врет. - Давай помолчим.
   Мы смотрели на равнину. Длинными рядами стояли под луной темные деревья. По дороге, поднимающейся в гору, двигались автомобильные фары. На вершине горы светились огни крепости. Внизу, налево, текла река. Она вздулась от дождя, вода была черная и гладкая, деревья темные. Мы сидели на валу и смотрели. Брет глядела прямо перед собой. Вдруг она вздрогнула:
   - Холодно.
   - Хочешь вернуться?
   - Пойдем парком...
   Мы сошли с вала. Тучи снова заволакивали небо. В парке под деревьями было темно.
   - Джейк, ты еще любишь меня?
   - Да, - сказал я.
   - Знаешь, я погибла, - сказала Брет.
   - Что ты?
   - Я погибла. Я с ума схожу по этому мальчишке, Ромеро. Я, наверное, влюбилась в него.
   - Я не стал бы этого делать на твоем месте.
   - Я не могу с собой сладить. Я погибла. У меня все рвется внутри.
   - Не делай этого.
   - Не могу с собой сладить. Я никогда не могла с собой сладить.
   - Это надо прекратить.
   - Как же я прекращу? Не могу я ничего прекратить. Посмотри.
   Она протянула мне руку.
   - Все во мне вот так дрожит.
   - Не надо этого делать.
   - Не могу с собой сладить. Я все равно погибла. Неужели ты не понимаешь?
   - Нет.
   - Я должна что-нибудь сделать. Я должна сделать что-нибудь такое, чего мне по-настоящему хочется. Я потеряла уважение к себе.
   - Совсем тебе не нужно этого делать.
   - Милый, не мучь меня. Как ты думаешь, легко мне терпеть этого несчастного Кона и скандалы, которые устраивает Майкл?
   - Знаю, что нелегко.
   - Не могу же я все время напиваться.
   - Нет.
   - Милый, пожалуйста, останься со мной. Ты останешься со мной и поможешь мне?
   - Конечно.
   - Я не говорю, что это хорошо. Хотя для меня это хорошо. Господи, никогда я не чувствовала себя такой дрянью.
   - Что ты хочешь, чтобы я сделал?
   - Пойдем, - сказала Брет. - Пойдем разыщем его.
   Мы вместе шли в темноте под деревьями по усыпанной гравием аллее, потом аллея кончилась, и мы через ворота парка вышли на улицу, ведущую в город.
   Педро Ромеро был в кафе. Он сидел за столиком с другими матадорами и спортивными критиками. Все они курили сигары. Когда мы вошли, они посмотрели на нас. Ромеро поклонился улыбаясь. Мы сели за столик в середине комнаты.
   - Попроси его перейти к нам и выпить с нами.
   - Подожди. Он сам придет.
   - Не могу смотреть на него.
   - А на него приятно смотреть, - сказал я.
   - Всю жизнь я делала все, что мне хочется.
   - Знаю.
   - Я чувствую себя такой дрянью.
   - Будет тебе, - сказал я.
   - Господи! - сказала Брет. - Чего только женщинам не приходится выносить.
   - Разве?
   - Ох, я чувствую себя такой дрянью.
   Я посмотрел в их сторону. Педро Ромеро улыбнулся. Он сказал что-то сидящим с ним за столиком и встал. Он подошел к нашему столику. Я встал, и мы пожали друг другу руки.
   - Не хотите ли выпить?
   - Позвольте мне угостить вас, - сказал он. Он отодвинул стул и сел, безмолвно испросив разрешение у Брет. Держался он превосходно. Но продолжал курить. Сигара хорошо шла к его лицу.
   - Вы любите сигары? - спросил я.
   - Очень. Я всегда курю сигары.
   Это придавало ему вес. С сигарой он казался старше. Я обратил внимание на кожу его лица. Она была чистая, гладкая и очень смуглая. На скуле виднелся треугольный шрам. Я видел, что он смотрит на Брет. Он чувствовал, что между ними что-то есть. Он, должно быть, почувствовал это, когда Брет пожала ему руку. Но он вел себя очень осторожно. Я думаю, он был уверен, но боялся сделать промах.
   - Вы завтра выступаете? - спросил я.
   - Да, - сказал он. - Альгабено был ранен сегодня в Мадриде. Вы слышали?
   - Нет, - сказал я. - Тяжело?
   Он покачал головой.
   - Пустяки. Вот сюда. - Он показал на свою ладонь.
   Брет потянулась к его руке и расправила пальцы.
   - А-а, вы умеете гадать? - сказал он по-английски.
   - Немного. Не хотите?
   - Хочу, я очень люблю это. - Он положил руку на стол, ладонью вверх. Скажите, что я буду жить вечно и стану миллионером. - Он все еще был очень вежлив, но более уверен в себе. - Посмотрите, - сказал он, - есть ли у меня там быки?
   Он засмеялся. Рука у него была очень красивая, с сухим запястьем.
   - Тут тысячи быков, - сказала Брет. Все ее волнение прошло. Она была очень хороша.
   - Отлично, - засмеялся Ромеро. - По тысяче дуро за штуку, - сказал он мне по-испански. - Скажите еще что-нибудь.
   - Хорошая рука, - сказала Брет. - Я думаю, он проживет очень долго.
   - Говорите мне, а не вашему другу.
   - Я говорю, что вы долго проживете.
   - Знаю, - сказал Ромеро. - Я никогда не умру.
   Я постучал костяшками пальцев по столу. Ромеро заметил это. Он покачал головой.
   - Нет. Этого не нужно. Быки - мои лучшие друзья.
   Я перевел его слова Брет.
   - Вы убиваете своих друзей? - спросила она.
   - Всегда, - сказал он по-английски и засмеялся. - Чтобы они не убили меня. - Он посмотрел на нее через стол.
   - Вы хорошо говорите по-английски.
   - Да, - сказал он. - Иногда говорю неплохо. Только об этом никто не должен знать. Не годится, чтобы тореро говорил по-английски.
   - Почему? - спросила Брет.
   - Не годится. Все будут недовольны. У нас так не полагается.
   - Почему будут недовольны?
   - Просто так. Тореро не должен быть такой.
   - А какой же?
   Он засмеялся, нахлобучил шляпу на глава, передвинул сигару во рту и сделал сердитое лицо.
   - Как те за столом, - сказал он. Я поглядел туда. Он в точности передразнил выражение лица Насионаля. Он улыбнулся, и лицо его приняло прежнее выражение. - Нет. Я должен забыть английский язык.
   - Только не сейчас, - сказала Брет.
   - Не надо?
   - Не надо.
   - Ну не буду.
   Он снова засмеялся.
   - Я хочу такую шляпу, - сказала Брет.
   - Хорошо, я вам достану.
   - Отлично. Смотрите же, достаньте.
   - Непременно. Сегодня же достану.
   Я встал. Ромеро тоже поднялся.
   - Сидите, - сказал я. - Я пойду разыщу наших друзей и приведу их сюда.
   Он посмотрел на меня. Это был взгляд, в последний раз спрашивающий, все ли ясно. Все было ясно.
   - Садитесь, - сказала ему Брет. - Поучите меня говорить по-испански.
   Он сел и взглянул на нее через стол. Я вышел. Люди, сидевшие за столиком матадоров, провожали меня жесткими взглядами. Приятного в этом было мало. Двадцать минут спустя, когда я вернулся и заглянул в кафе, Брет и Педро Ромеро уже не было. На столике еще стояли стаканы из-под кофе и наши три пустые рюмки. Подошел официант с салфеткой, собрал стаканы и рюмки и вытер стол.
   17
   У входа в "Миланский бар" я нашел Билла, Майкла и Эдну. Эдной звали знакомую Билла.
   - Нас выставили, - сказала Эдна.
   - С помощью полиции, - сказал Майкл. - Там, в баре, сидят люди, которым я не по вкусу.
   - Я уже четыре раза удерживала их от драки, - сказала Эдна. - Вы должны помочь мне.
   Лицо у Билла пылало.
   - Идем опять туда, Эдна, - сказал он. - Идите туда и потанцуйте с Майклом.
   - Это же глупо, - сказала Эдна. - Ну опять будет скандал.
   - Биаррицкие свиньи, - сказал Билл.
   - Идем, - сказал Майкл. - Бар это или не бар? Не имеют они права занимать все помещение.
   - Славный ты мой Майкл, - сказал Билл. - Приезжает такая английская свинья и оскорбляет Майкла и портит нам фиесту.
   - Это такие мерзавцы, - сказал Майкл. - Ненавижу англичан.
   - Не смеют они оскорблять Майкла, - сказал Билл. - Майкл замечательный малый. Не смеют они оскорблять Майкла. Я этого не потерплю. Не все ли равно, банкрот он или не банкрот. - Голос у него сорвался.
   - Да, не все ли равно? - сказал Майкл. - Мне лично все равно. Джейку тоже. Может быть, вам не все равно?
   - Все равно, - сказала Эдна. - А вы правда банкрот?
   - Ну конечно. Вам все равно, Билл?
   Билл обнял Майкла за плечи.
   - Я сам хотел бы быть банкротом. Я бы этой сволочи показал.
   - Просто они англичане, - сказал Майкл. - Наплевать на то, что говорят англичане.
   - Подлые свиньи, - сказал Билл. - Сейчас пойду и выволоку их.
   - Билл! - Эдна взглянула на меня. - Пожалуйста, не ходите туда, Билл. Они же дураки.
   - Правильно, - сказал Майкл. - Дураки. Я так и знал, что все оттого, что они дураки.
   - Не позволю говорить про Майкла такие вещи, - сказал Билл.
   - Вы их знаете? - спросил я Майкла.
   - Нет. Первый раз в жизни вижу. Они говорят, что знают меня.
   - Не потерплю, - сказал Билл.
   - Идем отсюда. Пойдемте в кафе Суисо, - сказал я.
   - Это шайка Эдниных друзей из Биаррица, - сказал Билл.
   - Да они просто дураки, - сказала Эдна.
   - Один из них Чарли Блэкмен из Чикаго, - сказал Билл.
   - В жизни не бывал в Чикаго, - сказал Майкл.
   Эдна расхохоталась и никак не могла остановиться.
   - Ну, вы, банкроты, уведите меня отсюда.
   - Из-за чего был скандал? - спросил я Эдну. Мы шли Через площадь в кафе Суисо Билл исчез.
   - Я не знаю, как это вышло, но кто-то позвал полицию, чтобы вывести Майкла из задней комнаты, где танцуют. Там были какие-то люди, которые встречались с Майклом в Каннах. А что такое с Майклом?
   - Он, вероятно, должен им, - сказал я. - Люди обычно сердятся на это.
   На площади, перед билетными кассами, дожидались две очереди. Люди сидели на стульях или просто на земле, завернувшись в одеяла и старые газеты. Они заняли очередь, чтобы утром, когда откроются кассы, купить билеты на бой быков. Тучи расходились, светила луна. Многие в очереди спали.
   Не успели мы занять столик на террасе кафе Суисо и заказать фундадору, как появился Роберт Кон.
   - Где Брет? - спросил он.
   - Не знаю.
   - Она была с вами.
   - Она, должно быть, пошла спать.
   - Нет.
   - Я не знаю, где она.
   Лицо его в электрическом свете было изжелта-бледно. Он не садился.
   - Скажите мне, где она.
   - Сядьте, - сказал я. - Я не знаю, где она.
   - Вы лжете!
   - Отстаньте.
   - Скажите мне, где Брет.
   - Ничего я вам не скажу.
   - Вы знаете, где она.
   - Если бы и знал, вам не сказал бы.
   - Да подите вы к черту, Кон! - крикнул Майкл через стол. - Брет сбежала с мальчишкой матадором. У них сейчас медовый месяц.
   - Замолчите!
   - Да подите вы к черту, - томно протянул Майкл.
   - Это правда? - Кон повернулся ко мне.
   - Подите к черту!
   - Она была с вами. Это правда?
   - Подите к черту!
   - Я заставлю вас сказать, - он шагнул вперед, - сводник проклятый!
   Я замахнулся на него, но он успел увернуться от удара. Я видел, как лицо его отклонилось в сторону под электрическим фонарем. Потом он ударил меня, и я сел на тротуар. Когда я начал подниматься на ноги, он еще два раза ударил меня. Я упал навзничь под один из столиков. Я хотел встать, но почувствовал, что у меня нет ног. Я знал, что должен подняться и ударить его. Майкл помог мне встать. Кто-то вылил мне на голову графин воды. Майкл поддерживал меня, и я заметил, что сижу на стуле. Майкл тер мне уши.
   - Я думал, из вас дух вон, - сказал Майкл.
   - А где же, черт возьми, были вы?
   - Да здесь же.
   - Не пожелали вмешиваться?
   - Он и Майкла сшиб с ног, - сказала Эдна.
   - Но я мог бы встать, - сказал Майкл. - Я просто так лежал.
   - Скажите, так бывает каждый вечер на ваших фиестах? - спросила Эдна. Кажется, это был мистер Кон?
   - Уже все прошло, - сказал я. - Голова только немного кружится.
   Около нас стояло несколько официантов, а кругом собралась толпа.
   - Vaya, - сказал Майкл. - Ступайте отсюда. Уходите.
   Официанты заставили толпу разойтись.
   - На это стоило посмотреть, - сказала Эдна. - Он настоящий боксер.
   - Он боксер и есть.
   - Жалко, что Билла здесь не было, - сказала Эдна. - Хотелось бы мне посмотреть, как Билл свалился бы. Мне всегда хотелось посмотреть, как Билла сшибут с ног. Он такой длинный.
   - Я все ждал, что он ударит официанта, - сказал Майкл, - и его арестуют. Очень был бы рад, если бы мистера Роберта Кона засадили в тюрьму.
   - Ну вот еще, - сказал я.
   - Что вы, - сказала Эдна. - Вы шутите?
   - Нет, не шучу, - сказал Майкл. - Я не из тех, кто любит, чтобы их били. Я даже ни в какие игры не играю.
   Майкл выпил рюмку фундадору.
   - Я, знаете, и охоты никогда не любил. Всегда может случиться, что тебя придавит лошадь. Как вы себя чувствуете, Джейк?
   - Хорошо.
   - Вы мне нравитесь, - сказала Эдна Майклу. - Вы правда банкрот?
   - Я отчаянный банкрот, - сказал Майкл. - Я воем на свете должен. Неужели у вас нет долгов?
   - Куча.
   - Я всем на свете должен, - сказал Майкл. - Я сегодня занял сто песет у Монтойи.
   - Неправда, - сказал я.
   - Я отдам ему, - сказал Майкл. - Я всегда всем отдаю.
   - Оттого вы и банкрот, да? - сказала Эдна.
   Я встал. Голоса их доходили до меня откуда-то очень издалека. Все казалось каким-то скверным фарсом.
   - Я пойду в отель, - сказал я. Потом я услышал, что они говорят обо мне.
   - А он дойдет один? - спросила Эдна.
   - Лучше проводим его.
   - Я дойду, - сказал я. - Не ходите со мной. Мы еще увидимся.
   Я пошел прочь от кафе. Они остались за столиком. Я оглянулся на них и на пустые столы. За одним из столиков сидел официант, подперев голову руками.
   Когда я шел через площадь к отелю, все выглядело иначе и по-новому. Никогда я не видел этих деревьев. Никогда не видел шестов с флагами, не видел фасада театра. Все изменилось. Такое чувство у меня уже было однажды, когда я возвращался домой с загородного футбольного поля. Я нес чемодан с моим спортивным снаряжением и шел по дороге от вокзала к городу, в котором жил всю жизнь, и все было по-новому. В садах сгребали сухие листья и жгли их на обочине, и я остановился и долго смотрел. Все было непривычно. Потом я пошел дальше, и мне казалось, что ноги мои где-то далеко и что все предметы приближаются ко мне издалека, и я слышал, как ноги мои шагают где-то на большом расстоянии от меня. В самом начале игры меня ударили каблуком по голове. Вот так же я сейчас переходил площадь. Так же поднимался по лестнице отеля. На то, чтобы подняться по лестнице, потребовалось много времени, и мне казалось, что в руке у меня чемодан. В моей комнате горел свет. Билл вышел ко мне в коридор.
   - Послушай, - сказал он, - поднимись и зайди к Кону. С ним что-то стряслось, и он спрашивал тебя.
   - Ну его к черту.
   - Ступай. Ступай, зайди к нему.
   Мне не хотелось взбираться еще выше.
   - Что ты так смотришь на меня?
   - Вовсе я на тебя не смотрю. Ступай наверх и зайди к Кону. С ним что-то неладно.
   - А ты не пьян ли? - сказал я.
   - Да, пьян, - сказал Билл. - А ты все-таки ступай наверх и зайди к Кону. Он хочет тебя видеть.
   - Ладно, - сказал я. Вот только по лестнице взбираться не хотелось. Я поднимался по лестнице и тащил свой воображаемый чемодан. Я прошел по коридору до номера Кона. Дверь была закрыта, и я постучался.
   - Кто там?
   - Барнс.
   - Войдите, Джейк.
   Я отворил дверь, вошел в комнату и поставил свои чемодан. В комнате было темно. Кон лежал ничком на кровати в темноте.
   - Хэлло, Джейк.
   - Не называйте меня Джейком.
   Я стоял у двери. Точно так же я тогда пришел домой. Теперь мне нужно было горячую ванну. Полную горячую ванну, чтобы вытянуться как следует.
   - Где ванная? - спросил я.
   Кон плакал. Лежал, уткнувшись лицом в подушку, и плакал. На нем была белая рубашка "поло", как те, что он носил в Принстоне.
   - Я виноват, Джейк. Пожалуйста, простите меня.
   - Еще чего.
   - Пожалуйста, простите меня, Джейк.
   Я ничего не ответил. Я просто стоял у двери.
   - Я себя не помнил. Вы же понимаете, как это вышло.
   - Ну ладно.
   - Я просто не мог этого вынести.
   - Вы назвали меня сводником.
   Мне было все равно. Я хотел горячую ванну. Я хотел очень полную горячую ванну.
   - Я знаю. Пожалуйста, забудьте про это. Я просто себя не помнил.
   - Ну ладно.
   Он плакал. Голос у него был смешной. Он лежал в белой рубашке на кровати в темноте. В рубашке "поло".
   - Я завтра утром уеду.
   Теперь он плакал беззвучно.
   - Я просто не мог этого вынести. Я прошел через муки ада, Джейк. Это был сущий ад. С тех пор как мы сюда приехали, Брет обращается со мной так, как будто я ей совсем чужой. Я просто не мог этого вынести. Мы жили вместе в Сан-Себастьяне. Вы, должно быть, знаете. Я не могу этого вынести.
   Так он и лежал на кровати.
   - Вот что, - сказал я. - Я пойду приму ванну.
   - Вы были моим единственным другом, и я так любил Брет.
   - Ну, - сказал я, - до свиданья.
   - И все это ни к чему, - сказал он. - Все ни к чему.
   - Что именно?
   - Все. Джейк, скажите, что вы больше не сердитесь.
   - Да нет, - сказал я. - Ладно.
   - Я так измучился. Я прошел через муки ада, Джейк. Теперь все кончено. Все.
   - Ну, - сказал я, - до свиданья. Мне пора.
   Он повернулся, сел на край постели, потом встал.
   - До свиданья, Джейк, - сказал он. - Вы подадите мне руку?
   - Конечно. Почему же нет?
   Мы пожали друг другу руки. В темноте я не мог разглядеть его лица.
   - Ну, - сказал я, - завтра утром увидимся.
   - Я утром уезжаю.
   - Ах да! - сказал я.
   Я вышел. Кон стоял в дверях своего номера.
   - Как вы себя чувствуете, Джейк? - спросил он.
   - Хорошо, - сказал я. - Все в порядке.
   Я никак не мог найти ванную комнату. Наконец нашел. Там была глубокая каменная ванна. Я отвернул кран, но вода не шла. Я посидел на краю ванны. Когда я встал и хотел уйти, оказалось, что я снял ботинки. Я поискал их, нашел и понес вниз. Я нашел свой номер, разделся и лег в постель.
   Проснулся я с головной болью от грома оркестра, проходившего по улице. Я вспомнил, что обещал Эдне, приятельнице Билла, пойти с ней посмотреть, как быки бегут в цирк по улицам города. Я оделся, спустился вниз и вышел в прохладу раннего утра. Люди, торопясь в цирк, быстрым шагом пересекали площадь. От билетных касс через всю площадь тянулись те же две очереди ждали семи часов, когда начнут продавать билеты. Я торопливо пересек площадь и вошел в кафе. Официант сказал мне, что мои друзья были здесь и ушли.
   - Сколько их было?
   - Два сеньора и одна сеньорита.
   Значит, все в порядке. Эдна была с Биллом и Майклом. Накануне вечером она боялась, что они раскиснут. Поэтому она просила меня, чтобы я непременно пошел с ней. Я выпил кофе и вместе с толпой торопливо зашагал к цирку. Я уже твердо держался на ногах. Только очень болела голова. Все вокруг было четким и ясным, и в городе пахло ранним утром.
   На дороге, ведущей с окраины города в цирк, было грязно. Вдоль всего забора, который тянулся до самого цирка, стояла толпа, а наружные балконы и крыша цирка были сплошь усеяны людьми. Я услышал взрыв ракеты и понял, что не поспею в цирк к выходу быков, и потому протиснулся сквозь толпу к забору. Меня плотно прижали к деревянным доскам. В проходе, огороженном заборами, полиция подгоняла толпу. Люди шли или трусили рысцой в сторону цирка. Потом появились бегущие люди. Какой-то пьяный поскользнулся и упал. Двое полицейских подхватили его и оттащили к забору. Теперь люди бежали быстро. Потом раздался дружный крик толпы, и, просунув голову между досками забора, я увидел, как быки сворачивают с улицы в длинный загон, ведущий в цирк. Быки бежали быстро и нагоняли толпу. Вдруг еще один пьяный отбежал от забора, держа обеими руками куртку, словно плащ матадора. Он хотел поработать с быками. Оба полицейских ринулись к нему, один схватил его за шиворот, другой ударил дубинкой, потом притиснули его к забору и стояли, прижавшись к доскам, пока не пробежали последние из толпы и быки. Впереди быков бежало так много народу, что в воротах цирка образовалась пробка, и, когда быки, тяжелые, забрызганные грязью, сбившись в кучу, крутя рогами, набежали на толпу, один бык вырвался вперед, всадил рог в спину бегущему впереди человеку и поднял его на воздух. Когда рог вошел в тело, руки человека повисли, голова запрокинулась, и бык поднял его, а затем бросил на землю. Бык погнался еще за одним из бегущих, но тот скрылся в толпе, и толпа прорвалась в ворота, а за нею быки. Красные ворота цирка закрылись, с наружных балконов люди протискивались внутрь амфитеатра, раздался крик, потом - снова крик.
   Человек, которого бык забодал, лежал ничком в истоптанной грязи. Люди перелезали через забор, и мне ничего не было видно, потому что толпа тесно окружила его. Из цирка доносились крики. Каждый крик означал, что бык кинулся на толпу. По силе крика можно было определить, насколько страшно то, что там происходит. Потом взвилась ракета, и это значило, что волы загнали быков с арены в корраль. Я отошел от забора и отправился обратно в город.
   Вернувшись в город, я опять зашел в кафе выпить кофе с гренками. Официанты подметали пол и вытирали столики. Один официант подошел ко мне и принял заказ.
   - Что-нибудь случилось во время encierro? [прогон быков из корраля в цирк (исп.)]
   - Я всего не видел. Один из толпы серьезно ранен.
   - Куда?
   - Вот так. - Я положил одну руку на поясницу, а другую на то место груди, где, по-моему, рог должен был выйти наружу. Официант кивнул головой и салфеткой смахнул крошки со столика.
   - Тяжелая рана, - сказал он. - И все ради спорта. Ради забавы.
   Он отошел и вернулся, неся кофейник и молочник с длинными ручками. Он налил кофе и молока. Из длинных носиков две струи потекли в большую чашку. Официант кивнул головой.
   - Тяжелая рана, если в спину, - сказал он. Он поставил кофейник и молочник и присел к столику. - Глубокая рана. Ради забавы. Просто забава. Что вы на это скажете?