- Что я тебя люблю, ты знаешь.
- Давай помолчим. Все слова впустую. Я уезжаю от тебя, да и Майкл возвращается.
- Почему ты уезжаешь?
- Так лучше для тебя. И лучше для меня.
- Когда ты едешь?
- Как можно скорее.
- Куда?
- В Сан-Себастьян.
- Нельзя ли нам поехать вместе?
- Нет. Это было бы уже совсем дико, после того как мы только что все обсудили.
- Мы ни до чего не договорились.
- Ах, ты же знаешь не хуже меня. Не упрямься, милый.
- Ну конечно, - сказал я. - Я знаю, что ты права. Просто я раскис, а когда я раскисаю, я говорю глупости.
Я сел, нагнулся, нашел свои ботинки возле кровати и надел их. Потом встал.
- Не надо так глядеть, милый.
- А как ты хочешь, чтобы я глядел?
- Ах, не ломайся. Я завтра уезжаю.
- Завтра?
- Да. Разве я не говорила? Завтра.
- Тогда пойдем выпьем. Граф сейчас вернется.
- Да, пора бы ему вернуться. Ты знаешь, замечательно, как он покупает шампанское. Для него это страшно важно.
Мы пошли в столовую. Я взял бутылку коньяка и налил Брет и себе. У дверей зазвонил колокольчик. Я пошел отворять - вернулся граф. За его спиной стоял шофер с корзиной шампанского.
- Куда поставить, сэр? - спросил граф.
- На кухню, - ответила Брет.
- Поставьте туда, Анри, - показал рукой граф. - Теперь ступайте вниз и принесите лед. - Пока корзину водворяли на место, граф стоял в дверях кухни. - Надеюсь, вино вам понравится, - сказал он. - Я знаю, что сейчас у нас в Америке редко приходится отведать хорошего вина, и не считаю себя знатоком. Но это я взял у приятеля, который занимается виноделием.
- Где только у вас нет приятелей, - сказала Брет.
- У него свои виноградники. На тысячи акров.
- Как его фамилия? - спросила Брет. - Вдова Клико?
- Нет, - ответил граф. - Мумм. Он барон.
- Это замечательно, - сказала Брет. - Мы все с титулами. Почему у вас, Джейк, нет титула?
- Уверяю вас, сэр, - граф дотронулся до моего рукава, - титул никогда не приносит пользы. Чаще всего это стоит денег.
- Ну, не знаю. Иногда это очень удобно, - сказала Брет.
- Мне это никогда никакой пользы не приносило.
- Вы не умеете им пользоваться. Мне мой титул всегда открывал огромный кредит.
- Садитесь, пожалуйста, граф, - сказал я. - Разрешите взять у вас трость.
Граф через стол, освещенный газовой лампой, смотрел на Брет. Она курила сигарету и стряхивала пепел на ковер. Увидев, что я заметил это, она сказала:
- Послушайте, Джейк, так я могу испортить ваш ковер. Дайте человеку пепельницу.
Я нашел несколько пепельниц и расставил их. Шофер принес ведро со льдом, посыпанным солью.
- Заморозьте две бутылки, Анри! - крикнул граф.
- Больше ничего не прикажете, мосье?
- Нет. Подождите внизу с машиной. - Он повернулся к Брет и ко мне. Поедем обедать в Булонский лес?
- Как хотите, - сказала Брет. - Я лично есть не хочу.
- А я никогда не откажусь от хорошего обеда, - сказал граф.
- Принести вино, мосье? - спросил шофер.
- Да, Анри, принесите, - сказал граф. Он вынул толстый портсигар из свиной кожи и протянул его мне. - Не угодно ли настоящую американскую сигару?
- Спасибо, - сказал я. - Я докурю свою сигарету.
Он срезал кончик сигары золотой гильотинкой, висевшей на цепочке от часов.
- Я люблю, когда сигара как следует тянется, - сказал граф. - Половина сигар, которые куришь, не тянутся.
Он раскурил сигару и, попыхивая, глядел через стол на Брет.
- А когда вы получите развод, леди Эшли, у вас титула уже не будет?
- Не будет. Какая жалость.
- Нет, - сказал граф. - Вам титул не нужен. В вас и так видна порода.
- Благодарю вас. Вы очень любезны.
- Я не шучу. - Граф выпустил струю дыма. - Я ни в ком еще не видел столько породы, сколько в вас. Это в вас есть. Вот и все.
- Очень мило с вашей стороны, - сказала Брет. - Мама была бы польщена. Может быть, вы это напишете, а я пошлю ей в письме?
- Я бы и ей это сказал, - ответил граф. - Я не шучу. Я никогда не подшучиваю над людьми. Шутить над людьми - значит наживать себе врагов. Я всегда это говорю.
- Вы правы, - сказала Брет. - Вы страшно правы. Я всегда вышучиваю людей, и у меня нет ни одного друга на свете. Кроме вот Джейка.
- Над ним вы не подшучиваете.
- Вот именно.
- А может быть, все-таки, - спросил граф, - и над ним подшучиваете?
Брет взглянула на меня, и в уголках ее глаз собрались морщинки.
- Нет, - сказала она. - Над ним я не стала бы подшучивать.
- Вот видите, - сказал граф, - не подшучиваете.
- Господи, какой скучный разговор, - сказала Брет. - Не попробовать ли шампанского?
Граф наклонился и встряхнул бутылки в блестящем ведре.
- Оно еще недостаточно холодное. Вы все время пьете, дорогая. Почему вы не хотите просто поболтать?
- Я и так наболталась. Я всю себя выболтала Джейку.
- Мне бы хотелось, дорогая, послушать, как вы по-настоящему разговариваете. Когда вы говорите со мной, вы даже не кончаете фраз.
- Предоставляю вам кончать их. Пусть каждый кончает их по своему усмотрению.
- Это очень любопытный способ. - Граф наклонился и встряхнул бутылки. Все же мне бы хотелось послушать, как вы разговариваете.
- Вот дурень, правда? - сказала Брет.
- Ну вот. - Граф вытащил бутылку из ведра. - Теперь, должно быть, холодное.
Я принес полотенце, и он насухо вытер бутылку и поднял ее.
- Я предпочитаю пить шампанское из больших бутылок. Оно лучше, но его трудно заморозить. - Он держал бутылку и смотрел на нее.
Я поставил стаканы.
- Не откупорить ли? - предложила Брет.
- Да, дорогая. Сейчас я откупорю.
Шампанское было изумительное.
- Вот это вино! - Брет подняла свой стакан. - Надо выпить за что-нибудь. "За здоровье его величества".
- Это вино слишком хорошо для тостов, дорогая. Не следует примешивать чувства к такому вину. Вкус теряется.
Стакан Брет был пуст.
- Вы должны написать книгу о винах, граф, - сказал я.
- Мистер Барнс, - ответил граф, - все, что я требую от вин, - это наслаждаться ими.
- Давайте насладимся еще немного. - Брет подставила свой стакан. Граф осторожно наполнил его.
- Пожалуйста, дорогая. Насладитесь этим медленно, а потом можете напиться.
- Что-о? Напиться?
- Дорогая, вы очаровательны, когда напьетесь.
- Вы слышите, что он говорит?
- Мистер Барнс, - граф наполнил мой стакан, - это единственная женщина из всех, кого я знавал на своем веку, которая так же очаровательна пьяная, как и трезвая.
- Вы не много, должно быть, видели на своем веку.
- Ошибаетесь, дорогая. Я очень много видел на своем веку, очень, очень много.
- Пейте и не разговаривайте, - сказала Брет. - Мы все много видели на своем веку. Не сомневаюсь, что Джейк видел ничуть не меньше вашего.
- Дорогая, я уверен, что мистер Барнс очень много видел. Не думайте, сэр, что я этого не думаю. Но я тоже много видел.
- Конечно, видели, милый, - сказала Брет. - Я просто пошутила.
- Я участвовал в семи войнах и четырех революциях, - сказал граф.
- Воевали? - спросила Брет.
- Случалось, дорогая. И был ранен стрелами. Вам приходилось видеть раны от стрел?
- Покажите.
Граф встал, расстегнул жилет и распахнул верхнюю рубашку. Он задрал нижнюю до подбородка, открыв черную грудь и могучие брюшные мышцы, вздувавшиеся в свете газовой лампы.
- Видите?
Пониже того места, где кончались ребра, было два белых бугорка.
- Посмотрите сзади, где они вышли.
Повыше поясницы было два таких же шрама, в палец толщиной.
- Ну-ну! Вот это действительно.
- Насквозь.
Граф засовывал рубашку в брюки.
- Где это вас? - спросил я.
- В Абиссинии. Мне был тогда двадцать один год.
- А что вы делали? - спросила Брет. - Вы были в армии?
- Я ездил по делам, дорогая.
- Я же вам говорила, что он свой. - Брет повернулась ко мне. - Я люблю вас, граф. Вы прелесть.
- Я счастлив, дорогая. Но только это неправда.
- Не будьте идиотом.
- Понимаете, мистер Барнс, именно потому, что я очень много пережил, я теперь могу так хорошо всем наслаждаться. Вы не согласны со мной?
- Согласен. Вполне.
- Я знаю, - сказал граф. - В этом весь секрет. Нужно найти истинные ценности.
- А с вашими ценностями никогда ничего не случается? - спросила Брет.
- Нет. Больше не случается.
- Никогда не влюбляетесь?
- Всегда, - сказал граф. - Я всегда влюблен.
- А как это отражается на ваших ценностях?
- Это входит в число моих ценностей.
- Нет у вас никаких ценностей. Вы мертвый - и больше ничего.
- Нет, дорогая. Вы неправы. Я совсем не мертвый.
Мы выпили три бутылки шампанского, и граф оставил корзину у меня на кухне. Мы пообедали в одном из ресторанов Булонского леса. Обед был хороший. Еда занимала почетное место среди ценностей графа. Как и вино. Граф был в ударе во время обеда. Брет тоже. Вечер прошел приятно.
- Куда вы хотите поехать? - спросил граф после обеда. В ресторане уже никого, кроме нас, не было. Оба официанта стояли, прислонившись к двери. Им хотелось домой.
- Можно поехать на Монмартр, - сказала Брет. - Правда, как хорошо мы провели время?
Граф сиял. Он был чрезвычайно доволен.
- Вы - милейшие люди, - сказал он. Он уже опять курил сигару. - Отчего вы не поженитесь?
- Мы хотим жить каждый по-своему, - сказал я.
- Не хотим портить друг другу карьеру, - сказала Брет. - Пойдемте. Выйдем отсюда.
- Выпейте еще коньяку, - сказал граф.
- Там выпьем.
- Нет. Выпьем здесь, здесь тихо.
- Подите вы с вашей тишиной, - сказала Брет. - Что это мужчины вечно ищут тишины?
- Мы любим тишину, - сказал граф, - как вы, дорогая, любите шум.
- Ну ладно, - сказала Брет. - Выпьем здесь.
- Гарсон! - позвал граф.
- Что прикажете?
- Какой у вас самый старый коньяк?
- Тысяча восемьсот одиннадцатого года, мосье.
- Подайте бутылку.
- Ну-ну. Зафорсил. Верните официанта, Джейк.
- Послушайте, дорогая. Старый коньяк стоит своих денег в гораздо большей степени, чем все остальные мои древности.
- У вас много древностей?
- Полон дом.
В конце концов мы поехали на Монмартр. У Зелли было тесно, дымно и шумно. Музыка резала уши. Мы с Брет танцевали. Было так тесно, что мы еле могли двигаться. Негр-барабанщик помахал Брет. Мы попали в затор и танцевали на одном месте, как раз против него.
- Как поживайт?
- Отлично.
- Это карашо.
Белые зубы так и сверкали.
- Это мой большой друг, - сказала Брет. - Изумительный барабанщик.
Музыка кончилась, и мы пошли к столику, за которым сидел граф. Потом музыка снова заиграла, и мы танцевали. Я посмотрел на графа. Он сидел за столиком и курил сигару. Музыка опять кончилась.
- Пойдем к нему.
Брет пошла было к столику. Но музыка опять заиграла, и мы снова танцевали, стиснутые толпой.
- Ты не умеешь танцевать, Джейк. Лучше всех танцует Майкл.
- Он замечательно танцует.
- У него вообще много достоинств.
- Он мне нравится, - сказал я. - Я ужасно люблю его.
- Я выйду за него замуж, - сказала Брет. - Странно, я целую неделю о нем не думала.
- А разве ты ему не пишешь?
- Нет. Никогда не пишу писем.
- Но он, конечно, пишет?
- О да! И очень хорошие письма.
- Когда вы поженитесь?
- Почем я знаю. Как только развод получу. Майкл уговаривает свою мать, чтобы она раскошелилась.
- Может быть, я могу помочь?
- Брось дурить. У его родни куча денег.
Музыка кончилась. Мы подошли к столику. Граф встал.
- Очень мило, - сказал он. - На вас было очень, очень приятно смотреть.
- А вы не танцуете, граф? - спросил я.
- Нет. Я слишком стар.
- Да бросьте, - сказала Брет.
- Дорогая, я танцевал бы, если бы это доставляло мне удовольствие. Мне доставляет удовольствие смотреть, как вы танцуете.
- Отлично, - сказала Брет. - Я еще как-нибудь потанцую для вас. Да, а где же ваш дружок Зизи?
- Вот что я вам скажу. Я помогаю ему, но я предпочитаю его не видеть.
- С ним трудно.
- Знаете, мне кажется, что из него выйдет художник. Но я лично предпочитаю не видеть его.
- Джейк тоже.
- У меня от него мурашки по спине бегают.
- Да. - Граф пожал плечами. - Нельзя знать, что из него выйдет. Но его отец был большим другом моего отца.
- Идем танцевать, - сказала Брет.
Мы танцевали. Была толкотня и давка.
- Ох, милый! - сказала Брет. - Я такая несчастная.
Я очень ясно почувствовал - как это иногда бывает, - что все это уже происходило когда-то.
- Минуту назад ты была довольна и счастлива.
Барабанщик громко запел:
- "Напрасно дважды..."
- Все это ухнуло.
- А что случилось?
- Не знаю. Мне просто скверно.
- ".......", - пропел барабанщик. Потом снова взялся за свои палочки.
- Хочешь уйти?
У меня было такое чувство, какое бывает во время кошмара, - как будто все повторяется, как будто я все это уже раз проделал и теперь должен проделать снова.
- ".......", - негромко тянул барабанщик.
- Уйдем, - сказала Брет. - Ты как?
- ".......", - громко крикнул барабанщик и ухмыльнулся Брет.
- Хорошо, - сказал я. Мы вышли из толпы.
Брет пошла в гардеробную.
- Брет хочет уйти, - сказал я графу.
Он кивнул.
- Вот как? Отлично. Возьмите машину. Я еще посижу немного, мистер Барнс.
Мы пожали друг другу руки.
- Я чудесно провел вечер, - сказал я. - Прошу вас, позвольте мне... - Я вынул бумажник.
- Бросьте, мистер Барнс, - сказал граф.
Брет, уже в манто, подошла к столику. Она поцеловала графа и положила ему руку на плечо, чтобы он не вставал. Когда мы выходили, я оглянулся в дверях, и за его столиком уже сидели три девицы. Мы сели в просторную машину. Брет сказала шоферу адрес своего отеля.
- Нет, не поднимайся, - сказала она у подъезда. Она позвонила, и двери открыли.
- Серьезно?
- Да. Пожалуйста.
- Спокойной ночи, Брет, - сказал я. - Мне очень грустно, что ты чувствуешь себя несчастной.
- Спокойной ночи, Джейк. Спокойной ночи, милый. Мы больше не увидимся. - Мы поцеловались, стоя перед дверью. Она оттолкнула меня. Мы снова поцеловались. - Не надо! - сказала Брет.
Она быстро повернулась и вошла в отель. Шофер отвез меня домой. Я дал ему двадцать франков, он поднес руку к козырьку, сказал: "Спокойной ночи, мосье" - и уехал. Я позвонил. Дверь открылась, я поднялся к себе и лег в постель.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
8
Я увиделся с Брет только после ее возвращения из Сан-Себастьяна. Оттуда я получил от нее открытку с видом бухты Конча. Она писала: "Милый! Здесь хорошо и спокойно. Привет всем. Брет".
И Роберта Кона я не видел. Я слышал, что Фрэнсис уехала в Англию, а от Кона я получил записку, в которой он сообщал, что уезжает из города на несколько недель, еще сам не знает куда, но что он непременно хочет отправиться со мной в Испанию на рыбную ловлю, как мы сговаривались прошлой зимой. Адрес, писал он, я всегда могу узнать у его банкира.
Брет не было, Кон не докучал мне своими горестями, я даже радовался, что не нужно играть в теннис: работы было очень много. Я часто бывал на скачках, обедал с друзьями и поздно засиживался в редакции, делая загон материала, чтобы в конце июня, когда мы с Биллом Гортоном поедем в Испанию, можно было все оставить на секретаря. Билл Гортон приехал, пожил у меня несколько дней и отправился в Вену. Он был очень весел и говорил, что в Штатах чудесно. В Нью-Йорке чудесно. Театральный сезон прошел с блеском, и появился целый выводок молодых светил среди боксеров полутяжелого веса. От каждого из них Можно было ожидать, что он разовьется, наберет вес и побьет самого Демпси. Билл просто сиял. Он заработал уйму денег своей последней книгой и собирался заработать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом он отправился в Вену. Он хотел вернуться через три недели, и тогда мы должны были поехать в Испанию ловить рыбу, а потом в Памплону, на фиесту [празднество (исп.)]. Он писал, что в Вене чудесно. Потом - открытка из Будапешта: "Джейк, в Будапеште чудесно". Потом пришла телеграмма: "Приеду понедельник".
В понедельник вечером он явился. Я услыхал, как остановилось его такси, подошел к окну и окликнул его; он помахал мне и стал подниматься по лестнице со своими чемоданами. Я вышел к нему на лестницу и взял один из чемоданов.
- Ну, - сказал я, - ты, кажется, чудесно покатался?
- Чудесно, - сказал он. - Будапешт совершенно изумительный город.
- А Вена?
- Совсем не то, Джейк. Совсем не то. Она оказалась хуже, чем я думал.
- А что такое? - Я доставал стаканы и сифон.
- Пьян был, Джейк. Я был пьян.
- Вот странно! На, выпей.
Билл потирал лоб.
- Удивительное дело, - сказал он. - Не знаю, как это случилось. Вдруг, ни с того ни с сего, случилось.
- И долго?
- Четыре дня, Джейк. Ровно четыре дня.
- Где же ты был?
- Не помню. Послал тебе открытку. Это помню отлично.
- А еще что-нибудь делал?
- Не уверен. Возможно.
- Ну, дальше. Рассказывай.
- Не могу вспомнить. Я все рассказал, что помню.
- Ну, ну, дальше. Выпей вот это и вспомни.
- Может быть, кое-что и вспомню, - сказал Билл. - Припоминаю состязание боксеров. Грандиозное состязание за Венский приз. Участвовал негр. Негра помню отлично.
- Ну, дальше.
- Изумительный негр. Похож на Тигра Флауерса, но толще раза в четыре. Вдруг все стали швыряться. Кроме меня. Негр только что свалил с ног венца. Негр поднял руку в перчатке. Хотел сказать речь. Страшно благородно выглядел негр. Начал говорить. Тогда белый венец ударил его. Тогда он нокаутировал белого венца. Тогда все стали швыряться стульями. Негр поехал домой в нашей машине. Не успел взять свой костюм. Надел мое пальто. Теперь все вспомнил. Большой спортивный вечер.
- А чем кончилось?
- Одолжил негру кое-что из одежды и поехал с ним добывать его деньги. Нам заявили, что негр еще им должен за повреждение зала. Кто же переводил? Я, что ли?
- Вероятно, не ты.
- Правильно. Совсем не я. Кто-то другой. Мы еще звали его профессором, кажется. Теперь вспомнил его, Учится музыке.
- Ну и что из этого вышло?
- Ничего хорошего, Джейк. Нет на свете справедливости. Импресарио заявил, что негр обещал сдаться местному чемпиону. Что негр нарушил контракт. Нельзя нокаутировать венского чемпиона в Вене. "Боже мой, мистер Гортон, - сказал негр. - Целых сорок минут я только и делал, что старался ему сдаться. Этот белый мальчик, должно быть, надорвался, замахиваясь на меня. Я и пальцем его не тронул".
- Деньги получили?
- Никаких денег, Джейк. Все, что мы выручили, - это одежду негра. Часы его тоже пропали. Замечательный негр. Не нужно мне было ездить в Вену. Неважный город, Джейк. Неважный.
- А негр что?
- Уехал обратно в Кельн. Живет там. Женат. Дети есть. Обещал написать мне и вернуть деньги, которые я одолжил ему. Изумительный негр. Надеюсь, я не перепутал адрес.
- Будем надеяться.
- Ну ладно, пойдем обедать, - сказал Билл. - Или, может быть, ты хочешь еще путевых очерков?
- Валяй.
- Пойдем обедать.
Мы спустились вниз и вышли на бульвар Сен-Мишель. Был теплый июньский вечер.
- Куда пойдем?
- Пообедаем на острове?
- Давай.
Мы пошли вниз по бульвару. На перекрестке улицы Ден-Фер-Рошеро и бульвара стоит статуя двух мужчин в развевающихся одеждах.
- Я знаю, кто это. - Билл остановился, разглядывая памятник. - Эти господа выдумали фармакологию. Не втирай мне очки. Я знаю цену твоему Парижу.
Мы пошли дальше.
- Вот набивка чучел, - сказал Билл. - Хочешь купить что-нибудь? Чучело собачки?
- Пойдем, - сказал я. - Ты хлебнул лишнего.
- Очень хорошенькие собачки, - сказал Билл. - Они очень украсят твою квартиру.
- Пойдем.
- Только одну собачку. В сущности, мне, конечно, наплевать. Но послушай, Джейк, только одну-единственную собачку.
- Пойдем.
- Когда ты купишь ее, ты в ней души не будешь чаять. Простой обмен ценностями. Ты даешь деньги. Тебе дают чучело собачки.
- Купим на обратном пути.
- Ладно. Пусть будет по-твоему. Дорога в ад вымощена некупленными чучелами собак. Не моя вина.
Мы пошли дальше.
- Что тебе вдруг полюбились собаки?
- Всегда любил собак. Всегда был большим любителем чучел.
Мы остановились у киоска и выпили.
- Несомненно, люблю выпить, - сказал Вилл. - Не мешало бы и тебе, Джейк, попробовать.
- Ты на сто сорок четыре очка впереди меня.
- Не падай духом. Никогда не падай духом. Секрет моего успеха. Никогда не падаю духом. Никогда не падаю духом на людях.
- Где ты успел выпить?
- Заезжал в "Крийон". Жорж смешал мне несколько коктейлей. Жорж великий человек. Знаешь, в чем секрет его успеха? Никогда не падает духом.
- Если ты выпьешь еще три рюмки перно, ты упадешь духом.
- На людях не упаду. Как только я почувствую, что падаю духом, я уйду. Я как кошка.
- Где ты видел Харви Стоуна?
- В "Крийоне". Харви слегка упал духом. Три дня ничего не ел. Вообще прекратил есть. Уходит, как кошка. Довольно грустно.
- Он ничего.
- Чудесный. Все-таки лучше бы он не уходил, как кошка. Неприятно.
- Что будем делать вечером?
- Не играет роли. Лишь бы не падать духом. А вдруг тут есть крутые яйца? Если тут есть крутые яйца, мы можем не тащиться на остров.
- Не выдумывай, - сказал я. - Мы пойдем и пообедаем честь честью.
- Я только предлагаю, - сказал Билл. - Хочешь идти?
- Идем.
Мы пошли дальше по бульвару. Нас обогнал фиакр. Билл посмотрел ему вслед.
- Видишь этот фиакр? Я закажу из него чучело и подарю тебе к рождеству. Всем своим друзьям подарю по чучелу. Я натуралист.
Нас обогнало такси; кто-то сидящий в нем помахал рукой, потом постучал шоферу, чтобы тот остановился. Шофер осадил к тротуару. В такси сидела Брет.
- Прекрасная незнакомка, - сказал Билл, - собирается похитить нас.
- Хэлло! - сказала Брет. - Хэлло!
- Познакомьтесь: Билл Гортон, леди Эшли.
Брет улыбнулась Биллу.
- Я только что приехала. Даже ванны не успела принять. Майкл приезжает сегодня вечером.
- Отлично. Пообедайте с нами, и мы все пойдем встречать его.
- Мне нужно помыться.
- Ну, ерунда! Пойдемте.
- Мне нужно принять ванну. Он приедет не раньше девяти.
- Тогда пойдем выпьем, а потом примете ванну.
- Это можно. Очень разумная мысль.
Мы сели в такси. Шофер оглянулся.
- Подъезжайте к ближайшему бистро, - сказал я.
- Уж лучше поедем в "Клозерн", - сказала Брет. - Не могу пить их противный коньяк.
- "Клозери де Лила".
Брет повернулась к Биллу.
- Вы давно в этом чумном городе?
- Только сегодня приехал из Будапешта.
- А как было в Будапеште?
- Чудесно. В Будапеште было чудесно.
- Спросите его про Вену.
- Вена, - сказал Билл, - очень странный город.
- Очень похож на Париж. - Брет улыбнулась ему, и в уголках ее глаз собрались морщинки.
- Правильно, - сказал Билл. - Очень похож на Париж в данную минуту.
- Да, нелегко будет вас догнать.
Мы уселись на террасе кафе "Клозери". Брет заказала виски с содовой, я себе тоже, а Билл взял еще рюмку перно.
- Как живете, Джейк?
- Отлично, - сказал я. - Я прекрасно провел время.
Брет посмотрела на меня.
- Я сделала глупость, что уехала, - сказала она. - Идиотство - уезжать из Парижа.
- Хорошо провели время?
- Ничего. Интересно было. Но не слишком весело.
- Кого-нибудь видели?
- Нет, почти что никого. Я совсем не выходила.
- Разве вы не купались?
- Нет. Ничего не делала.
- Похоже на Вену, - сказал Билл.
Брет посмотрела на него, морща уголки глаз.
- Ах, вот как было в Вене.
- В Вене было по-всякому.
Брет снова улыбнулась ему.
- Ваш друг очень мил, Джейк.
- Он ничего, - сказал я. - Он занимается набивкой чучел.
- Это было в чужой стране, - сказал Билл. - А кроме того, все животные были покойники.
- Еще глоточек, - сказала Брет, - и я побежала. Пошлите, пожалуйста, за такси.
- Да вот они стоят. Как раз напротив.
- Ладно.
Мы выпили по последней и посадили Брет в такси.
- Не забудьте, в "Селекте" к десяти часам. Пусть он тоже приходит. И Майкл будет.
- Мы придем, - сказал Билл.
Машина тронулась, и Брет помахала нам рукой.
- Вот это женщина! - сказал Билл. - Ужасно мила. Кто такой Майкл?
- Тот, за кого она собирается замуж.
- Ну-ну, - сказал Билл. - Судьба мне - знакомиться с людьми именно в этой стадии. Что им послать? Может быть, чучела скаковых лошадей?
- Давай пообедаем.
- Она правда с титулом? - осведомился Билл, когда машина везла нас на остров Сен-Луи.
- О да! Записана в родословной книге и все такое.
- Ну-ну.
Мы пообедали в ресторане мадам Леконт на дальнем конце острова. Там было полно американцев, и нам пришлось стоять и дожидаться места. Кто-то включил ресторан Леконт в список, находящийся в Американском женском клубе, охарактеризовав его как оригинальный уголок на парижской набережной, еще не тронутый американцами, и поэтому мы три четверти часа дожидались столика. Билл обедал здесь в тысяча девятьсот восемнадцатом году, сейчас же после объявления перемирия, и мадам Леконт встретила его с распростертыми объятиями.
- Столика мы все-таки этим не заработали, - сказал Билл. - Но великолепная женщина.
Обед был хороший: жареная курица с зеленым горошком и картофельным пюре, салат, яблочный пирог и сыр.
- У вас просто не протолкнешься, - сказал Билл мадам Леконт.
Она подняла руку.
- И не говорите!
- Разбогатеете.
- Надеюсь.
Выпив кофе и по рюмочке коньяку, мы попросили счет, который, как всегда, был написан мелом на грифельной доске, что, несомненно, составляло одну из "оригинальных" черт ресторана, заплатили, пожали мадам Леконт руку и направились к двери.
- Вас совсем больше не видно, мосье Барнс, - сказала мадам Леконт.
- Слишком много соотечественников.
- Приходите к завтраку. Тогда не так полно.
- Хорошо. Непременно приду.
Мы шли под деревьями, окаймлявшими реку в том конце острова, который обращен к Орлеанской набережной. За рекой виднелись полуразрушенные стены старых домов.
- Давай помолчим. Все слова впустую. Я уезжаю от тебя, да и Майкл возвращается.
- Почему ты уезжаешь?
- Так лучше для тебя. И лучше для меня.
- Когда ты едешь?
- Как можно скорее.
- Куда?
- В Сан-Себастьян.
- Нельзя ли нам поехать вместе?
- Нет. Это было бы уже совсем дико, после того как мы только что все обсудили.
- Мы ни до чего не договорились.
- Ах, ты же знаешь не хуже меня. Не упрямься, милый.
- Ну конечно, - сказал я. - Я знаю, что ты права. Просто я раскис, а когда я раскисаю, я говорю глупости.
Я сел, нагнулся, нашел свои ботинки возле кровати и надел их. Потом встал.
- Не надо так глядеть, милый.
- А как ты хочешь, чтобы я глядел?
- Ах, не ломайся. Я завтра уезжаю.
- Завтра?
- Да. Разве я не говорила? Завтра.
- Тогда пойдем выпьем. Граф сейчас вернется.
- Да, пора бы ему вернуться. Ты знаешь, замечательно, как он покупает шампанское. Для него это страшно важно.
Мы пошли в столовую. Я взял бутылку коньяка и налил Брет и себе. У дверей зазвонил колокольчик. Я пошел отворять - вернулся граф. За его спиной стоял шофер с корзиной шампанского.
- Куда поставить, сэр? - спросил граф.
- На кухню, - ответила Брет.
- Поставьте туда, Анри, - показал рукой граф. - Теперь ступайте вниз и принесите лед. - Пока корзину водворяли на место, граф стоял в дверях кухни. - Надеюсь, вино вам понравится, - сказал он. - Я знаю, что сейчас у нас в Америке редко приходится отведать хорошего вина, и не считаю себя знатоком. Но это я взял у приятеля, который занимается виноделием.
- Где только у вас нет приятелей, - сказала Брет.
- У него свои виноградники. На тысячи акров.
- Как его фамилия? - спросила Брет. - Вдова Клико?
- Нет, - ответил граф. - Мумм. Он барон.
- Это замечательно, - сказала Брет. - Мы все с титулами. Почему у вас, Джейк, нет титула?
- Уверяю вас, сэр, - граф дотронулся до моего рукава, - титул никогда не приносит пользы. Чаще всего это стоит денег.
- Ну, не знаю. Иногда это очень удобно, - сказала Брет.
- Мне это никогда никакой пользы не приносило.
- Вы не умеете им пользоваться. Мне мой титул всегда открывал огромный кредит.
- Садитесь, пожалуйста, граф, - сказал я. - Разрешите взять у вас трость.
Граф через стол, освещенный газовой лампой, смотрел на Брет. Она курила сигарету и стряхивала пепел на ковер. Увидев, что я заметил это, она сказала:
- Послушайте, Джейк, так я могу испортить ваш ковер. Дайте человеку пепельницу.
Я нашел несколько пепельниц и расставил их. Шофер принес ведро со льдом, посыпанным солью.
- Заморозьте две бутылки, Анри! - крикнул граф.
- Больше ничего не прикажете, мосье?
- Нет. Подождите внизу с машиной. - Он повернулся к Брет и ко мне. Поедем обедать в Булонский лес?
- Как хотите, - сказала Брет. - Я лично есть не хочу.
- А я никогда не откажусь от хорошего обеда, - сказал граф.
- Принести вино, мосье? - спросил шофер.
- Да, Анри, принесите, - сказал граф. Он вынул толстый портсигар из свиной кожи и протянул его мне. - Не угодно ли настоящую американскую сигару?
- Спасибо, - сказал я. - Я докурю свою сигарету.
Он срезал кончик сигары золотой гильотинкой, висевшей на цепочке от часов.
- Я люблю, когда сигара как следует тянется, - сказал граф. - Половина сигар, которые куришь, не тянутся.
Он раскурил сигару и, попыхивая, глядел через стол на Брет.
- А когда вы получите развод, леди Эшли, у вас титула уже не будет?
- Не будет. Какая жалость.
- Нет, - сказал граф. - Вам титул не нужен. В вас и так видна порода.
- Благодарю вас. Вы очень любезны.
- Я не шучу. - Граф выпустил струю дыма. - Я ни в ком еще не видел столько породы, сколько в вас. Это в вас есть. Вот и все.
- Очень мило с вашей стороны, - сказала Брет. - Мама была бы польщена. Может быть, вы это напишете, а я пошлю ей в письме?
- Я бы и ей это сказал, - ответил граф. - Я не шучу. Я никогда не подшучиваю над людьми. Шутить над людьми - значит наживать себе врагов. Я всегда это говорю.
- Вы правы, - сказала Брет. - Вы страшно правы. Я всегда вышучиваю людей, и у меня нет ни одного друга на свете. Кроме вот Джейка.
- Над ним вы не подшучиваете.
- Вот именно.
- А может быть, все-таки, - спросил граф, - и над ним подшучиваете?
Брет взглянула на меня, и в уголках ее глаз собрались морщинки.
- Нет, - сказала она. - Над ним я не стала бы подшучивать.
- Вот видите, - сказал граф, - не подшучиваете.
- Господи, какой скучный разговор, - сказала Брет. - Не попробовать ли шампанского?
Граф наклонился и встряхнул бутылки в блестящем ведре.
- Оно еще недостаточно холодное. Вы все время пьете, дорогая. Почему вы не хотите просто поболтать?
- Я и так наболталась. Я всю себя выболтала Джейку.
- Мне бы хотелось, дорогая, послушать, как вы по-настоящему разговариваете. Когда вы говорите со мной, вы даже не кончаете фраз.
- Предоставляю вам кончать их. Пусть каждый кончает их по своему усмотрению.
- Это очень любопытный способ. - Граф наклонился и встряхнул бутылки. Все же мне бы хотелось послушать, как вы разговариваете.
- Вот дурень, правда? - сказала Брет.
- Ну вот. - Граф вытащил бутылку из ведра. - Теперь, должно быть, холодное.
Я принес полотенце, и он насухо вытер бутылку и поднял ее.
- Я предпочитаю пить шампанское из больших бутылок. Оно лучше, но его трудно заморозить. - Он держал бутылку и смотрел на нее.
Я поставил стаканы.
- Не откупорить ли? - предложила Брет.
- Да, дорогая. Сейчас я откупорю.
Шампанское было изумительное.
- Вот это вино! - Брет подняла свой стакан. - Надо выпить за что-нибудь. "За здоровье его величества".
- Это вино слишком хорошо для тостов, дорогая. Не следует примешивать чувства к такому вину. Вкус теряется.
Стакан Брет был пуст.
- Вы должны написать книгу о винах, граф, - сказал я.
- Мистер Барнс, - ответил граф, - все, что я требую от вин, - это наслаждаться ими.
- Давайте насладимся еще немного. - Брет подставила свой стакан. Граф осторожно наполнил его.
- Пожалуйста, дорогая. Насладитесь этим медленно, а потом можете напиться.
- Что-о? Напиться?
- Дорогая, вы очаровательны, когда напьетесь.
- Вы слышите, что он говорит?
- Мистер Барнс, - граф наполнил мой стакан, - это единственная женщина из всех, кого я знавал на своем веку, которая так же очаровательна пьяная, как и трезвая.
- Вы не много, должно быть, видели на своем веку.
- Ошибаетесь, дорогая. Я очень много видел на своем веку, очень, очень много.
- Пейте и не разговаривайте, - сказала Брет. - Мы все много видели на своем веку. Не сомневаюсь, что Джейк видел ничуть не меньше вашего.
- Дорогая, я уверен, что мистер Барнс очень много видел. Не думайте, сэр, что я этого не думаю. Но я тоже много видел.
- Конечно, видели, милый, - сказала Брет. - Я просто пошутила.
- Я участвовал в семи войнах и четырех революциях, - сказал граф.
- Воевали? - спросила Брет.
- Случалось, дорогая. И был ранен стрелами. Вам приходилось видеть раны от стрел?
- Покажите.
Граф встал, расстегнул жилет и распахнул верхнюю рубашку. Он задрал нижнюю до подбородка, открыв черную грудь и могучие брюшные мышцы, вздувавшиеся в свете газовой лампы.
- Видите?
Пониже того места, где кончались ребра, было два белых бугорка.
- Посмотрите сзади, где они вышли.
Повыше поясницы было два таких же шрама, в палец толщиной.
- Ну-ну! Вот это действительно.
- Насквозь.
Граф засовывал рубашку в брюки.
- Где это вас? - спросил я.
- В Абиссинии. Мне был тогда двадцать один год.
- А что вы делали? - спросила Брет. - Вы были в армии?
- Я ездил по делам, дорогая.
- Я же вам говорила, что он свой. - Брет повернулась ко мне. - Я люблю вас, граф. Вы прелесть.
- Я счастлив, дорогая. Но только это неправда.
- Не будьте идиотом.
- Понимаете, мистер Барнс, именно потому, что я очень много пережил, я теперь могу так хорошо всем наслаждаться. Вы не согласны со мной?
- Согласен. Вполне.
- Я знаю, - сказал граф. - В этом весь секрет. Нужно найти истинные ценности.
- А с вашими ценностями никогда ничего не случается? - спросила Брет.
- Нет. Больше не случается.
- Никогда не влюбляетесь?
- Всегда, - сказал граф. - Я всегда влюблен.
- А как это отражается на ваших ценностях?
- Это входит в число моих ценностей.
- Нет у вас никаких ценностей. Вы мертвый - и больше ничего.
- Нет, дорогая. Вы неправы. Я совсем не мертвый.
Мы выпили три бутылки шампанского, и граф оставил корзину у меня на кухне. Мы пообедали в одном из ресторанов Булонского леса. Обед был хороший. Еда занимала почетное место среди ценностей графа. Как и вино. Граф был в ударе во время обеда. Брет тоже. Вечер прошел приятно.
- Куда вы хотите поехать? - спросил граф после обеда. В ресторане уже никого, кроме нас, не было. Оба официанта стояли, прислонившись к двери. Им хотелось домой.
- Можно поехать на Монмартр, - сказала Брет. - Правда, как хорошо мы провели время?
Граф сиял. Он был чрезвычайно доволен.
- Вы - милейшие люди, - сказал он. Он уже опять курил сигару. - Отчего вы не поженитесь?
- Мы хотим жить каждый по-своему, - сказал я.
- Не хотим портить друг другу карьеру, - сказала Брет. - Пойдемте. Выйдем отсюда.
- Выпейте еще коньяку, - сказал граф.
- Там выпьем.
- Нет. Выпьем здесь, здесь тихо.
- Подите вы с вашей тишиной, - сказала Брет. - Что это мужчины вечно ищут тишины?
- Мы любим тишину, - сказал граф, - как вы, дорогая, любите шум.
- Ну ладно, - сказала Брет. - Выпьем здесь.
- Гарсон! - позвал граф.
- Что прикажете?
- Какой у вас самый старый коньяк?
- Тысяча восемьсот одиннадцатого года, мосье.
- Подайте бутылку.
- Ну-ну. Зафорсил. Верните официанта, Джейк.
- Послушайте, дорогая. Старый коньяк стоит своих денег в гораздо большей степени, чем все остальные мои древности.
- У вас много древностей?
- Полон дом.
В конце концов мы поехали на Монмартр. У Зелли было тесно, дымно и шумно. Музыка резала уши. Мы с Брет танцевали. Было так тесно, что мы еле могли двигаться. Негр-барабанщик помахал Брет. Мы попали в затор и танцевали на одном месте, как раз против него.
- Как поживайт?
- Отлично.
- Это карашо.
Белые зубы так и сверкали.
- Это мой большой друг, - сказала Брет. - Изумительный барабанщик.
Музыка кончилась, и мы пошли к столику, за которым сидел граф. Потом музыка снова заиграла, и мы танцевали. Я посмотрел на графа. Он сидел за столиком и курил сигару. Музыка опять кончилась.
- Пойдем к нему.
Брет пошла было к столику. Но музыка опять заиграла, и мы снова танцевали, стиснутые толпой.
- Ты не умеешь танцевать, Джейк. Лучше всех танцует Майкл.
- Он замечательно танцует.
- У него вообще много достоинств.
- Он мне нравится, - сказал я. - Я ужасно люблю его.
- Я выйду за него замуж, - сказала Брет. - Странно, я целую неделю о нем не думала.
- А разве ты ему не пишешь?
- Нет. Никогда не пишу писем.
- Но он, конечно, пишет?
- О да! И очень хорошие письма.
- Когда вы поженитесь?
- Почем я знаю. Как только развод получу. Майкл уговаривает свою мать, чтобы она раскошелилась.
- Может быть, я могу помочь?
- Брось дурить. У его родни куча денег.
Музыка кончилась. Мы подошли к столику. Граф встал.
- Очень мило, - сказал он. - На вас было очень, очень приятно смотреть.
- А вы не танцуете, граф? - спросил я.
- Нет. Я слишком стар.
- Да бросьте, - сказала Брет.
- Дорогая, я танцевал бы, если бы это доставляло мне удовольствие. Мне доставляет удовольствие смотреть, как вы танцуете.
- Отлично, - сказала Брет. - Я еще как-нибудь потанцую для вас. Да, а где же ваш дружок Зизи?
- Вот что я вам скажу. Я помогаю ему, но я предпочитаю его не видеть.
- С ним трудно.
- Знаете, мне кажется, что из него выйдет художник. Но я лично предпочитаю не видеть его.
- Джейк тоже.
- У меня от него мурашки по спине бегают.
- Да. - Граф пожал плечами. - Нельзя знать, что из него выйдет. Но его отец был большим другом моего отца.
- Идем танцевать, - сказала Брет.
Мы танцевали. Была толкотня и давка.
- Ох, милый! - сказала Брет. - Я такая несчастная.
Я очень ясно почувствовал - как это иногда бывает, - что все это уже происходило когда-то.
- Минуту назад ты была довольна и счастлива.
Барабанщик громко запел:
- "Напрасно дважды..."
- Все это ухнуло.
- А что случилось?
- Не знаю. Мне просто скверно.
- ".......", - пропел барабанщик. Потом снова взялся за свои палочки.
- Хочешь уйти?
У меня было такое чувство, какое бывает во время кошмара, - как будто все повторяется, как будто я все это уже раз проделал и теперь должен проделать снова.
- ".......", - негромко тянул барабанщик.
- Уйдем, - сказала Брет. - Ты как?
- ".......", - громко крикнул барабанщик и ухмыльнулся Брет.
- Хорошо, - сказал я. Мы вышли из толпы.
Брет пошла в гардеробную.
- Брет хочет уйти, - сказал я графу.
Он кивнул.
- Вот как? Отлично. Возьмите машину. Я еще посижу немного, мистер Барнс.
Мы пожали друг другу руки.
- Я чудесно провел вечер, - сказал я. - Прошу вас, позвольте мне... - Я вынул бумажник.
- Бросьте, мистер Барнс, - сказал граф.
Брет, уже в манто, подошла к столику. Она поцеловала графа и положила ему руку на плечо, чтобы он не вставал. Когда мы выходили, я оглянулся в дверях, и за его столиком уже сидели три девицы. Мы сели в просторную машину. Брет сказала шоферу адрес своего отеля.
- Нет, не поднимайся, - сказала она у подъезда. Она позвонила, и двери открыли.
- Серьезно?
- Да. Пожалуйста.
- Спокойной ночи, Брет, - сказал я. - Мне очень грустно, что ты чувствуешь себя несчастной.
- Спокойной ночи, Джейк. Спокойной ночи, милый. Мы больше не увидимся. - Мы поцеловались, стоя перед дверью. Она оттолкнула меня. Мы снова поцеловались. - Не надо! - сказала Брет.
Она быстро повернулась и вошла в отель. Шофер отвез меня домой. Я дал ему двадцать франков, он поднес руку к козырьку, сказал: "Спокойной ночи, мосье" - и уехал. Я позвонил. Дверь открылась, я поднялся к себе и лег в постель.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
8
Я увиделся с Брет только после ее возвращения из Сан-Себастьяна. Оттуда я получил от нее открытку с видом бухты Конча. Она писала: "Милый! Здесь хорошо и спокойно. Привет всем. Брет".
И Роберта Кона я не видел. Я слышал, что Фрэнсис уехала в Англию, а от Кона я получил записку, в которой он сообщал, что уезжает из города на несколько недель, еще сам не знает куда, но что он непременно хочет отправиться со мной в Испанию на рыбную ловлю, как мы сговаривались прошлой зимой. Адрес, писал он, я всегда могу узнать у его банкира.
Брет не было, Кон не докучал мне своими горестями, я даже радовался, что не нужно играть в теннис: работы было очень много. Я часто бывал на скачках, обедал с друзьями и поздно засиживался в редакции, делая загон материала, чтобы в конце июня, когда мы с Биллом Гортоном поедем в Испанию, можно было все оставить на секретаря. Билл Гортон приехал, пожил у меня несколько дней и отправился в Вену. Он был очень весел и говорил, что в Штатах чудесно. В Нью-Йорке чудесно. Театральный сезон прошел с блеском, и появился целый выводок молодых светил среди боксеров полутяжелого веса. От каждого из них Можно было ожидать, что он разовьется, наберет вес и побьет самого Демпси. Билл просто сиял. Он заработал уйму денег своей последней книгой и собирался заработать еще больше. Мы хорошо провели с ним время в Париже, а потом он отправился в Вену. Он хотел вернуться через три недели, и тогда мы должны были поехать в Испанию ловить рыбу, а потом в Памплону, на фиесту [празднество (исп.)]. Он писал, что в Вене чудесно. Потом - открытка из Будапешта: "Джейк, в Будапеште чудесно". Потом пришла телеграмма: "Приеду понедельник".
В понедельник вечером он явился. Я услыхал, как остановилось его такси, подошел к окну и окликнул его; он помахал мне и стал подниматься по лестнице со своими чемоданами. Я вышел к нему на лестницу и взял один из чемоданов.
- Ну, - сказал я, - ты, кажется, чудесно покатался?
- Чудесно, - сказал он. - Будапешт совершенно изумительный город.
- А Вена?
- Совсем не то, Джейк. Совсем не то. Она оказалась хуже, чем я думал.
- А что такое? - Я доставал стаканы и сифон.
- Пьян был, Джейк. Я был пьян.
- Вот странно! На, выпей.
Билл потирал лоб.
- Удивительное дело, - сказал он. - Не знаю, как это случилось. Вдруг, ни с того ни с сего, случилось.
- И долго?
- Четыре дня, Джейк. Ровно четыре дня.
- Где же ты был?
- Не помню. Послал тебе открытку. Это помню отлично.
- А еще что-нибудь делал?
- Не уверен. Возможно.
- Ну, дальше. Рассказывай.
- Не могу вспомнить. Я все рассказал, что помню.
- Ну, ну, дальше. Выпей вот это и вспомни.
- Может быть, кое-что и вспомню, - сказал Билл. - Припоминаю состязание боксеров. Грандиозное состязание за Венский приз. Участвовал негр. Негра помню отлично.
- Ну, дальше.
- Изумительный негр. Похож на Тигра Флауерса, но толще раза в четыре. Вдруг все стали швыряться. Кроме меня. Негр только что свалил с ног венца. Негр поднял руку в перчатке. Хотел сказать речь. Страшно благородно выглядел негр. Начал говорить. Тогда белый венец ударил его. Тогда он нокаутировал белого венца. Тогда все стали швыряться стульями. Негр поехал домой в нашей машине. Не успел взять свой костюм. Надел мое пальто. Теперь все вспомнил. Большой спортивный вечер.
- А чем кончилось?
- Одолжил негру кое-что из одежды и поехал с ним добывать его деньги. Нам заявили, что негр еще им должен за повреждение зала. Кто же переводил? Я, что ли?
- Вероятно, не ты.
- Правильно. Совсем не я. Кто-то другой. Мы еще звали его профессором, кажется. Теперь вспомнил его, Учится музыке.
- Ну и что из этого вышло?
- Ничего хорошего, Джейк. Нет на свете справедливости. Импресарио заявил, что негр обещал сдаться местному чемпиону. Что негр нарушил контракт. Нельзя нокаутировать венского чемпиона в Вене. "Боже мой, мистер Гортон, - сказал негр. - Целых сорок минут я только и делал, что старался ему сдаться. Этот белый мальчик, должно быть, надорвался, замахиваясь на меня. Я и пальцем его не тронул".
- Деньги получили?
- Никаких денег, Джейк. Все, что мы выручили, - это одежду негра. Часы его тоже пропали. Замечательный негр. Не нужно мне было ездить в Вену. Неважный город, Джейк. Неважный.
- А негр что?
- Уехал обратно в Кельн. Живет там. Женат. Дети есть. Обещал написать мне и вернуть деньги, которые я одолжил ему. Изумительный негр. Надеюсь, я не перепутал адрес.
- Будем надеяться.
- Ну ладно, пойдем обедать, - сказал Билл. - Или, может быть, ты хочешь еще путевых очерков?
- Валяй.
- Пойдем обедать.
Мы спустились вниз и вышли на бульвар Сен-Мишель. Был теплый июньский вечер.
- Куда пойдем?
- Пообедаем на острове?
- Давай.
Мы пошли вниз по бульвару. На перекрестке улицы Ден-Фер-Рошеро и бульвара стоит статуя двух мужчин в развевающихся одеждах.
- Я знаю, кто это. - Билл остановился, разглядывая памятник. - Эти господа выдумали фармакологию. Не втирай мне очки. Я знаю цену твоему Парижу.
Мы пошли дальше.
- Вот набивка чучел, - сказал Билл. - Хочешь купить что-нибудь? Чучело собачки?
- Пойдем, - сказал я. - Ты хлебнул лишнего.
- Очень хорошенькие собачки, - сказал Билл. - Они очень украсят твою квартиру.
- Пойдем.
- Только одну собачку. В сущности, мне, конечно, наплевать. Но послушай, Джейк, только одну-единственную собачку.
- Пойдем.
- Когда ты купишь ее, ты в ней души не будешь чаять. Простой обмен ценностями. Ты даешь деньги. Тебе дают чучело собачки.
- Купим на обратном пути.
- Ладно. Пусть будет по-твоему. Дорога в ад вымощена некупленными чучелами собак. Не моя вина.
Мы пошли дальше.
- Что тебе вдруг полюбились собаки?
- Всегда любил собак. Всегда был большим любителем чучел.
Мы остановились у киоска и выпили.
- Несомненно, люблю выпить, - сказал Вилл. - Не мешало бы и тебе, Джейк, попробовать.
- Ты на сто сорок четыре очка впереди меня.
- Не падай духом. Никогда не падай духом. Секрет моего успеха. Никогда не падаю духом. Никогда не падаю духом на людях.
- Где ты успел выпить?
- Заезжал в "Крийон". Жорж смешал мне несколько коктейлей. Жорж великий человек. Знаешь, в чем секрет его успеха? Никогда не падает духом.
- Если ты выпьешь еще три рюмки перно, ты упадешь духом.
- На людях не упаду. Как только я почувствую, что падаю духом, я уйду. Я как кошка.
- Где ты видел Харви Стоуна?
- В "Крийоне". Харви слегка упал духом. Три дня ничего не ел. Вообще прекратил есть. Уходит, как кошка. Довольно грустно.
- Он ничего.
- Чудесный. Все-таки лучше бы он не уходил, как кошка. Неприятно.
- Что будем делать вечером?
- Не играет роли. Лишь бы не падать духом. А вдруг тут есть крутые яйца? Если тут есть крутые яйца, мы можем не тащиться на остров.
- Не выдумывай, - сказал я. - Мы пойдем и пообедаем честь честью.
- Я только предлагаю, - сказал Билл. - Хочешь идти?
- Идем.
Мы пошли дальше по бульвару. Нас обогнал фиакр. Билл посмотрел ему вслед.
- Видишь этот фиакр? Я закажу из него чучело и подарю тебе к рождеству. Всем своим друзьям подарю по чучелу. Я натуралист.
Нас обогнало такси; кто-то сидящий в нем помахал рукой, потом постучал шоферу, чтобы тот остановился. Шофер осадил к тротуару. В такси сидела Брет.
- Прекрасная незнакомка, - сказал Билл, - собирается похитить нас.
- Хэлло! - сказала Брет. - Хэлло!
- Познакомьтесь: Билл Гортон, леди Эшли.
Брет улыбнулась Биллу.
- Я только что приехала. Даже ванны не успела принять. Майкл приезжает сегодня вечером.
- Отлично. Пообедайте с нами, и мы все пойдем встречать его.
- Мне нужно помыться.
- Ну, ерунда! Пойдемте.
- Мне нужно принять ванну. Он приедет не раньше девяти.
- Тогда пойдем выпьем, а потом примете ванну.
- Это можно. Очень разумная мысль.
Мы сели в такси. Шофер оглянулся.
- Подъезжайте к ближайшему бистро, - сказал я.
- Уж лучше поедем в "Клозерн", - сказала Брет. - Не могу пить их противный коньяк.
- "Клозери де Лила".
Брет повернулась к Биллу.
- Вы давно в этом чумном городе?
- Только сегодня приехал из Будапешта.
- А как было в Будапеште?
- Чудесно. В Будапеште было чудесно.
- Спросите его про Вену.
- Вена, - сказал Билл, - очень странный город.
- Очень похож на Париж. - Брет улыбнулась ему, и в уголках ее глаз собрались морщинки.
- Правильно, - сказал Билл. - Очень похож на Париж в данную минуту.
- Да, нелегко будет вас догнать.
Мы уселись на террасе кафе "Клозери". Брет заказала виски с содовой, я себе тоже, а Билл взял еще рюмку перно.
- Как живете, Джейк?
- Отлично, - сказал я. - Я прекрасно провел время.
Брет посмотрела на меня.
- Я сделала глупость, что уехала, - сказала она. - Идиотство - уезжать из Парижа.
- Хорошо провели время?
- Ничего. Интересно было. Но не слишком весело.
- Кого-нибудь видели?
- Нет, почти что никого. Я совсем не выходила.
- Разве вы не купались?
- Нет. Ничего не делала.
- Похоже на Вену, - сказал Билл.
Брет посмотрела на него, морща уголки глаз.
- Ах, вот как было в Вене.
- В Вене было по-всякому.
Брет снова улыбнулась ему.
- Ваш друг очень мил, Джейк.
- Он ничего, - сказал я. - Он занимается набивкой чучел.
- Это было в чужой стране, - сказал Билл. - А кроме того, все животные были покойники.
- Еще глоточек, - сказала Брет, - и я побежала. Пошлите, пожалуйста, за такси.
- Да вот они стоят. Как раз напротив.
- Ладно.
Мы выпили по последней и посадили Брет в такси.
- Не забудьте, в "Селекте" к десяти часам. Пусть он тоже приходит. И Майкл будет.
- Мы придем, - сказал Билл.
Машина тронулась, и Брет помахала нам рукой.
- Вот это женщина! - сказал Билл. - Ужасно мила. Кто такой Майкл?
- Тот, за кого она собирается замуж.
- Ну-ну, - сказал Билл. - Судьба мне - знакомиться с людьми именно в этой стадии. Что им послать? Может быть, чучела скаковых лошадей?
- Давай пообедаем.
- Она правда с титулом? - осведомился Билл, когда машина везла нас на остров Сен-Луи.
- О да! Записана в родословной книге и все такое.
- Ну-ну.
Мы пообедали в ресторане мадам Леконт на дальнем конце острова. Там было полно американцев, и нам пришлось стоять и дожидаться места. Кто-то включил ресторан Леконт в список, находящийся в Американском женском клубе, охарактеризовав его как оригинальный уголок на парижской набережной, еще не тронутый американцами, и поэтому мы три четверти часа дожидались столика. Билл обедал здесь в тысяча девятьсот восемнадцатом году, сейчас же после объявления перемирия, и мадам Леконт встретила его с распростертыми объятиями.
- Столика мы все-таки этим не заработали, - сказал Билл. - Но великолепная женщина.
Обед был хороший: жареная курица с зеленым горошком и картофельным пюре, салат, яблочный пирог и сыр.
- У вас просто не протолкнешься, - сказал Билл мадам Леконт.
Она подняла руку.
- И не говорите!
- Разбогатеете.
- Надеюсь.
Выпив кофе и по рюмочке коньяку, мы попросили счет, который, как всегда, был написан мелом на грифельной доске, что, несомненно, составляло одну из "оригинальных" черт ресторана, заплатили, пожали мадам Леконт руку и направились к двери.
- Вас совсем больше не видно, мосье Барнс, - сказала мадам Леконт.
- Слишком много соотечественников.
- Приходите к завтраку. Тогда не так полно.
- Хорошо. Непременно приду.
Мы шли под деревьями, окаймлявшими реку в том конце острова, который обращен к Орлеанской набережной. За рекой виднелись полуразрушенные стены старых домов.