- Попользуйтесь еще стаканчиком, - сказал я.
- Правда, Барнс, вы не можете этого понять. Вот и все.
- Пейте, Харрис.
На обратном пути из Ронсеваля Харрис шел между нами. Мы позавтракали в гостинице, и Харрис проводил нас до автобуса. Он дал нам свою визитную карточку с лондонским домашним адресом, адресом конторы и адресом клуба, а когда мы сели в автобус, он вручил нам по конверту. Я вскрыл свой конверт и увидел там с десяток искусственных мух. Харрис сам приготовил их. Он всегда готовил их сам.
- Послушайте, Харрис... - начал я.
- Нет, нет! - сказал он. Он уже слезал с автобуса. - Это вовсе не первосортные мухи. Я просто подумал, что, когда вы будете насаживать их, вы, может быть, вспомните, как хорошо мы провели время.
Автобус тронулся. Харрис стоял у подъезда почты. Он помахал нам. Когда мы покатили по дороге, он повернулся и пошел обратно к гостинице.
- Правда, Харрис очень милый? - сказал Билл.
- Он, кажется, в самом деле хорошо провел время.
- Он-то? Ну еще бы!
- Жалко, что он не поехал с нами в Памплону.
- Ему хочется рыбу ловить.
- Да. И еще неизвестно, как наши англичане поладили бы между собой.
- Вот это верно.
Мы приехали в Памплону под вечер, и автобус остановился у подъезда отеля Монтойи. На площади протягивали электрические провода для освещения площади во время фиесты. Когда автобус остановился, к нему подошло несколько ребят, и таможенный чиновник велел всем сошедшим с автобуса развязать свои узлы тут же, на тротуаре. Мы вошли в отель, и на лестнице я встретил Монтойю. Он пожал нам руки, улыбаясь своей обычной смущенной улыбкой.
- Ваши друзья здесь, - сказал он.
- Мистер Кэмпбелл?
- Да. Мистер Кон, мистер Кэмпбелл и леди Эшли.
Он улыбался, словно хотел еще что-то сказать.
- Когда они приехали?
- Вчера. Я оставил для вас ваш старый номер.
- Вот спасибо. Вы дали мистеру Кэмпбеллу номер с окнами на площадь?
- Да. Те комнаты, которые мы с вами выбрали.
- А где они сейчас?
- Они, кажется, пошли смотреть, как играют в пелоту.
- А что быки?
Монтойя улыбнулся.
- Сегодня вечером, - сказал он. - Сегодня в семь часов привезут вильярских, а завтра - мьюрских. Вы все пойдете смотреть?
- Непременно. Они никогда не видели выгрузки быков.
Монтойя положил мне руку на плечо.
- Значит, там увидимся.
Он снова улыбнулся. Он всегда улыбался так, точно бой быков был нашей с ним личной тайной, немного стыдной, но очень глубокой тайной, о которой знали только мы. Он всегда улыбался так, точно для посторонних в этой тайне, которую мы одни с ним понимали, было что-то непристойное. Не следовало открывать ее людям, которым не дано понять ее.
- Ваш друг тоже aficionado? - Монтойя улыбнулся Биллу.
- Да. Он нарочно приехал из Нью-Йорка, чтобы увидеть праздник святого Фермина.
- Неужели? - Монтойя вежливо удивился. - Но он не такой aficionado, как вы.
Он опять смущенно положил мне руку на плечо.
- Такой же, - сказал я. - Он настоящий aficionado.
- Но все-таки не такой, как вы.
Aficion значит "страсть". Aficionado - это тот, кто страстно увлекается боем быков. Все хорошие матадоры останавливались в отеле Монтойи, то есть те, что были aficionado, останавливались у него. Матадоры, работающие только ради денег, иногда останавливались, но никогда не заезжали во второй раз. Хорошие матадоры приезжали каждый год. В комнате Монтойи висели их фотографии с собственноручными надписями. Они были подарены либо Хуанито Монтойе, либо его сестре. Фотографии тех матадоров, которых Монтойя признавал, висели в рамках на стене. Фотографии матадоров, лишенных aficion, Монтойя держал в ящике стола. На многих были самые лестные надписи. Но это не имело значения. Однажды Монтойя все их вынул из ящика и бросил в корзину. Он не желал хранить их у себя.
Мы часто говорили с ним о быках и о матадорах. Я останавливался в отеле Монтойи уже несколько лет подряд. Разговор наш никогда не бывал длинным. Нам просто доставляло удовольствие обменяться мнениями. Нередко люди, приехавшие издалека, прежде чем покинуть Памплону, заходили на несколько минут к Монтойе, чтобы поговорить о быках. Все это были страстные любители боя быков. Такие всегда могли получить номер, даже когда отель был переполнен. Монтойя иногда знакомил меня с ними. Сперва они держались очень чопорно и относились ко мне, как к американцу, с насмешливым недоверием. Почему-то считалось, что американцу недоступна подлинная страсть. Он может притворяться или принимать возбуждение за страсть, но не может быть настоящим aficionado. Когда же они убеждались в подлинности моей страсти - а для этого не существовало ни пароля, ни каких-либо обязательных вопросов, скорей всего, это была своего рода устная проверка, некий искус, во время которого вопросы ставились осторожно, с недомолвками, - тогда они так же смущенно клали мне руку на плечо или говорили: "Buen hombre" [хороший человек (исп.)]. Но чаще они старались коснуться меня. Казалось, это прикосновение нужно им, чтобы удостовериться в моей aficion.
Матадору, который страстно любил бой быков, Монтойя прощал все. Он прощал нервные припадки, трусость, дурные, необъяснимые поступки, любые прегрешения. За страсть к бою быков он прощал все. Так, он сразу простил мне всех моих друзей. Он не подчеркивал этого, просто нам обоим было как-то неловко говорить о них, как неловко говорить об участи лошадей на арене боя быков.
Билл прямо поднялся наверх, как только мы вошли, и теперь мылся и переодевался в своей комнате.
- Ну что, - сказал он, - наговорился по-испански?
- Он сказал мне, что быков привезут сегодня вечером.
- Давай разыщем наших и пойдем туда.
- Ладно. Они, должно быть, сидят в кафе.
- Билеты взял?
- Взял. На все выгрузки.
- А это интересно? - Он перед зеркалом натягивал кожу на лице, проверяя, не осталось ли невыбритых мест под челюстью.
- Интересно, - сказал я. - Быков по одному выпускают из клетки в корраль, а волы поджидают их и не дают им бодаться, а быки кидаются на волов, и волы бегают вокруг, как старые девы, и стараются унять их.
- А они бодают волов?
- Бодают. Иногда бык прямо кидается на вола и убивает его.
- А волы ничего не могут поделать?
- Нет. Они стараются подружиться с быками.
- А на что они вообще, волы?
- Чтобы успокоить быков, не давать им ломать рога о каменные стены или бодать друг друга.
- Приятное, должно быть, занятие - быть волом.
Мы спустились вниз, вышли из отеля и зашагали через площадь к кафе Ирунья. На площади одиноко стояли две будки для продажи билетов. Окошечки с надписями "Sol, Sol y Sombra, Sombra" [солнце, солнце и тень, тень (исп.)] были закрыты. Они откроются только накануне фиесты.
Белые плетеные столики и кресла кафе Ирунья стояли не только под колоннами, но занимали весь тротуар. Я поискал глазами Брет и Майкла. Они оказались здесь. Брет, Майкл и Роберт Кон. Брет была в берете, какие носят баски. Майкл тоже. Роберт Кон был без шляпы и в очках. Брет увидела нас и помахала рукой. Пока мы подходили к их столику, она, сощурившись, смотрела на нас.
- Хэлло, друзья! - крикнула она.
Брет сияла от радости. В рукопожатии Майкла чувствовалась дружеская теплота, Роберт Кон пожал нам руки потому, что мы только что приехали.
- Где вы пропадали? - спросил я.
- Я привез их сюда, - сказал Кон.
- Какая чушь, - сказала Брет. - Мы давно бы приехали, если бы не вы.
- Никогда бы вы не приехали.
- Какая чушь! А вы оба загорели. Посмотрите, какой Билл черный.
- Хорошая ловля была? - спросил Майкл. - Нам так хотелось приехать.
- Хорошая. Мы жалели, что вас нет.
- Мне хотелось приехать, - сказал Кон, - но я решил, что нужно их привезти.
- Привезти нас! Какая чушь!
- Правда, хорошая была ловля? - спросил Майкл. - Много наловили?
- Бывали дни, по десятку на брата. С нами был один англичанин.
- По фамилии Харрис, - сказал Билл. - Не знавали такого, Майкл? Он тоже был на войне.
- Вот счастливец! - сказал Майкл. - Веселое было времечко. О, кто вернет мне те лучезарные дни!
- Не ломайся.
- Вы были на войне, Майкл? - спросил Кон.
- Еще бы!
- Он доблестно сражался, - сказала Брет. - Расскажи им, как твоя лошадь понесла на Пикадилли.
- Не хочу. Я уже четыре раза рассказывал.
- А мне ни разу не рассказывали, - сказал Роберт Кон.
- Не хочу рассказывать. Это бросает тень на меня.
- Расскажи им про твои медали.
- Не хочу. Этот случай бросает черную тень на меня.
- А что это за история?
- Брет вам расскажет. Она рассказывает все случаи, которые бросают на меня тень.
- Ну, Брет, расскажите.
- Рассказать?
- Я сам расскажу.
- Какие вы получили медали, Майкл?
- Никаких медалей я не получал.
- Совсем никаких?
- Не знаю. Должно быть, я получил все медали, какие полагаются. Но я никогда не просил, чтобы мне их выдали. А потом устроили грандиозный банкет и ждали, что приедет принц Уэльский, и в билете было написано, чтобы быть при знаках отличия. Ну, ясное дело, у меня их не было, я заехал к своему портному, показал билет, он проникся уважением ко мне, я воспользовался этим и говорю ему: "Достаньте мне медали". Он говорит: "Какие, сэр?" А я говорю: "Все равно, какие-нибудь. Дайте мне несколько штук". А он говорит: "Какие вы получали медали, сэр?" А я говорю: "Почем я знаю? Неужели вы думаете, что я трачу время на чтение армейских бюллетеней? Дайте мне любые, только побольше. Выберите сами". Он и дал мне медали, знаете, маленькие такие, целую коробку, а я сунул коробку в карман и забыл про них. Ну, поехал я на банкет, а в тот вечер убили сына Вудро Вильсона, и принц не приехал, и король не приехал, и знаков отличия не полагалось, и все пыхтели, снимая их с себя, а мои лежали у меня в кармане.
Он сделал паузу и ждал, чтобы мы засмеялись.
- Это все?
- Все. Может быть, я плохо рассказал.
- Очень плохо, - сказала Брет. - Но это неважно.
Мы все засмеялись.
- Ах да, - сказал Майкл, - вспомнил. На банкете была тоска смертная, я не выдержал и ушел. Вечером, попозже, я нашел у себя в кармане коробку. Что это такое? - подумал я. - Медали? Дурацкие военные медали. Я взял и срезал их - знаете, их нашивают на такую колодку - и роздал. Каждой девчонке по медали. Так сказать, на память. Они были потрясены. Вот это вояка! Раздает медали в кабаке. Такому все нипочем.
- Расскажи до конца, - сказала Брет.
- По-вашему, это не смешно было? - спросил Майкл.
Мы все смеялись.
- Очень смешно было. Ей-богу. Так вот - портной пишет мне письмо с просьбой вернуть медали. Присылает человека за ними. Полгода письма пишет. Оказывается, кто-то принес ему медали, чтобы он их почистил. Какой-то военный. Страшно дорожил ими, чуть с ума не сошел. - Майкл помолчал. Печально кончилось для портного, - сказал он.
- Да что вы говорите! - сказал Билл. - А я-то думал, что вы его просто осчастливили.
- Удивительный портной. Сейчас этому трудно поверить, глядя на меня, сказал Майкл. - Я платил ему сто фунтов в год, чтобы не приставал. И он никогда не присылал счетов. Мое банкротство сразило его. Это случилось сейчас же после истории с медалями. Оттого и письма были такие сердитые.
- А как вы обанкротились? - спросил Билл.
- Двумя способами, - сказал Майкл. - Сначала постепенно, а потом сразу.
- А из-за чего?
- Из-за друзей, - сказал Майкл. - У меня была куча друзей. Вероломных друзей. А кроме того, у меня были кредиторы. Я думаю, ни у кого в Англии не было столько кредиторов, как у меня.
- Расскажи им про суд, - сказала Брет.
- Этого я не помню, - сказал Майкл. - Я был чуточку пьян.
- Чуточку! - воскликнула Брет. - Ты был пьян в стельку!
- Удивительный случай, - сказал Майкл. - На днях встретил своего бывшего компаньона. Предложил поднести мне стаканчик.
- Расскажи им про своего ученого адвоката, - сказала Брет.
- Не хочу, - сказал Майкл. - Ученый адвокат тоже был пьян. Вообще это мрачная тема. Мы идем смотреть, как выгружают быков, или нет?
- Пошли.
Мы подозвали официанта, расплатились и отправились на другой конец города. Я пошел было с Брет, но Роберт Кон нагнал нас и пошел возле Брет с другой стороны. Так мы и шли втроем - мимо ayuntamiento с развевающимися на балконе флагами, и дальше, мимо рынка, и по крутой улочке, ведущей к мосту через Арго. Много народу шло вместе с нами смотреть быков, экипажи спускались под гору и переезжали через мост, и над толпой пешеходов высились кнуты, лошади и кучера. Пройдя мост, мы свернули на дорогу, ведущую к корралю. Мы прошли мимо винной лавки, где в окне висело объявление: "Хорошее вино, 30 сентимо литр".
- Вот куда будем ходить, если останемся без денег, - сказала Брет.
Когда мы проходили мимо лавки, женщина, стоявшая в дверях, посмотрела на нас. Она крикнула что-то через плечо, и три девушки подошли к окну и уставились на нас. Они смотрели на Брет.
У ворот корраля два контролера обирали билеты у входящих. Мы прошли в ворота. За оградой росли деревья и стояло низкое каменное здание. В конце двора виднелась каменная стена корраля с отверстиями, которые, словно бойницы, шли по фасаду каждого из двух загонов. К стене была прислонена лестница, и люди поднимались по ней и становились на широкие перегородки между загонами. Когда мы по траве под деревьями подходили к лестнице, мы прошли мимо больших, выкрашенных серой краской клеток, в которых стояли быки. В каждой клетке было по одному быку. Они приехали поездом из кастильской ганадерии, и их на вокзале выгрузили с товарных платформ и привезли сюда, чтобы выпустить из клеток в корраль. На каждой клетке была обозначена фамилия и клеймо владельца ганадерии.
Мы влезли на лестницу и примостились на стене, откуда виден был корраль. Каменные стены были выбелены, на земле постлана солома, и вдоль стен стояли деревянные кормушки и корыта для воды.
- Посмотрите туда, - сказал я.
За рекой, на плато, поднимался город. Древние валы и крепостные стены были сплошь усеяны людьми. Три ряда укреплений чернели людьми, словно три наведенные тушью линии. Выше, в окнах домов, повсюду виднелись головы. На деревья, у края плато, взобрались мальчишки.
- Они точно ждут чего-то, - сказала Брет.
- Они хотят видеть быков.
Майкл и Билл стояли на противоположной стене загона. Они помахали нам. Запоздавшие зрители стояли за нами, нажимая на нас, когда их теснили сзади.
- Почему они не начинают? - спросил Роберт Кон.
К одной из клеток привязали мула, и он потащил ее к воротам в стене корраля. Служители корраля, вооруженные ломами, подталкивали и приподымали клетку, чтобы она стала прямо против ворот. На стене уже стояли другие люди, готовясь открыть ворота корраля и дверцу клетки. Открылись ворота в задней стене корраля, и, крутя головой, поводя тощими боками, вбежали два вола. Они стали рядом недалеко от стены, головой к воротам, откуда должен был появиться бык.
- Вид у них невеселый, - сказала Брет.
Люди на стене нагнулись и открыли ворота корраля. Потом они открыли дверцу клетки.
Я перегнулся через стену, пытаясь заглянуть в клетку. Там было темно. Кто-то постучал по клетке железным прутом. Внутри точно взорвалось что-то. Бык шумел, всаживая рога направо и налево в деревянные доски клетки. Потом я увидел темную морду и тень от рогов, и, стуча копытами по гулким доскам, бык ринулся в корраль, заскользил передними ногами по соломе, остановился, дрожа всем телом, со вздувшимися горбом шейными мышцами, и, задрав голову, оглядел толпу на каменных стенах. Оба вола попятились к стене, опустив голову, не спуская глаз с быка.
Бык увидел волов и кинулся на них. Один из загонщиков, стоявший за кормушкой, громко крикнул, хлопая шляпой по деревянным доскам, и бык, забыв о волах, повернул, подобрался, подскочил к кормушке и стал быстро-быстро бодаться правым рогом, стараясь всадить его в загонщика.
- Господи, как он хорош! - сказала Брет.
Бык стоял как раз под нами.
- Посмотрите, как он умеет пользоваться рогами, - сказал я. - У него левый и правый удар, как у боксера.
- Неужели?
- Посмотрите.
- Не могу уследить.
- Подождите. Сейчас выпустят другого.
В воротах уже стояла вторая клетка. В дальнем углу корраля загонщик отвлекал внимание быка, прячась за дощатую загородку, и, пока бык смотрел в его сторону, ворота открыли, и второй бык ворвался в корраль.
Он кинулся прямо на волов, и два загонщика выбежали из-за досок и стали громко кричать, стараясь перехватить его. Они кричали: "А-а! А-а! Торо!" и размахивали руками, но бык не повернул; волы стали боком, чтобы принять удар, и бык всадил рога в одного из них.
- Отвернитесь, - сказал я Брет.
Но она смотрела на быка как зачарованная.
- Вот и отлично, - сказал я, - если вам не противно.
- Я видела, - сказала она. - Я видела, как он ударил сначала левым, потом правым рогом.
- Молодец!
Вол как упал, так и остался лежать, вытянув шею, отвернув голову. Внезапно бык оставил его и ринулся к другому волу, который все время стоял в дальнем углу корраля, крутя головой и следя за быком. Вол неуклюже побежал, бык нагнал его, легонько толкнул в бок, отвернулся и свирепо, со вздувшимся загривком, посмотрел на усеявших стены людей. Вол подошел к нему и сделал вид, что хочет обнюхать его, и бык несколько раз небрежно боднул вола. Потом бык обнюхал вола, и они вместе рысцой побежали к первому быку.
Когда следующий бык вышел из клетки, все трое - оба быка и вол - стояли вместе, сдвинув головы, выставив рога против вновь прибывшего. В несколько минут вол подружился с быком, успокоил его и присоединил к стаду. Когда выгрузили последних двух быков, все стадо собралось в одном месте.
Вол, которого сшиб первый бык, поднялся на ноги и стал, опираясь о каменную стену. Быки не подходили к нему, и он не пытался присоединиться к стаду.
Мы слезли со стены вместе с толпой и еще раз взглянули на быков через отверстия в стене корраля. Теперь все они стояли смирно, опустив головы. Выйдя за ворота, мы взяли экипаж и поехали в кафе. Майкл и Билл пришли через полчаса после нас. По дороге они несколько раз заходили выпить.
Мы все сидели за столиком в кафе.
- Удивительно все-таки, - сказала Брет.
- А последние быки так же хороши для боя, как первые? - спросил Роберт Кон. - Они, мне кажется, слишком быстро успокоились.
- Они все друг друга знают, - сказал я. - Они страшны только в одиночку или по двое, по трое.
- То есть как это только? - сказал Билл. - По-моему, они всегда достаточно страшные.
- Бык испытывает желание убить, только когда он один. Конечно, если бы ты вошел к ним, ты тем самым, вероятно, отделил бы одного из них от стада, и тогда он был бы опасен.
- Это слишком сложно для меня, - сказал Билл. - Пожалуйста, Майкл, никогда не отделяйте меня от стада.
- Знаете, - сказал Майкл, - это все-таки изумительные быки. Вы видели, какие у них рога?
- Еще бы, - сказала Брет. - Я раньше понятия не имела, какие они.
- А вы видели, как он забодал вола? - спросил Майкл. - Замечательно!
- Невесело быть волом, - сказал Роберт Кон.
- Вы так думаете? - сказал Майкл. - А мне кажется, что вам понравилось бы быть волом.
- Что вы хотите сказать, Майкл?
- У них очень покойная жизнь. Они всегда молчат и трутся возле быков.
Всем стало неловко. Билл засмеялся. Роберт Кон обиделся. Майкл продолжал болтать:
- По-моему, вам понравилось бы. Могли бы спокойно молчать. Послушайте, Роберт, скажите хоть слово, нельзя же просто сидеть и молчать.
- Я говорил, Майкл. Разве вы не помните? Я сказал о волах.
- Ну скажите еще что-нибудь. Скажите что-нибудь смешное. Вы же видите, нам всем очень весело.
- Перестань, Майкл. Ты пьян, - сказала Брет.
- Нет, я не пьян. Я говорю серьезно. Я желал бы знать, долго еще Роберт Кон будет, как эти волы, тереться возле Брет?
- Замолчи, Майкл! Покажи, что ты хорошо воспитан.
- К черту воспитание! Кто вообще хорошо воспитан, кроме быков? А правда, быки чудесные? Понравились они вам, Билл? Отчего вы молчите, Роберт? Что вы сидите здесь с похоронной физиономией? Предположим, что Брет спуталась с вами. Ну и что ж? Она путалась со многими, почище вас.
- Замолчите, - сказал Кон. Он встал из-за стола. - Замолчите, Майкл.
- Пожалуйста, не становитесь в позицию, как будто вы собираетесь ударить меня. Не испугаете. Скажите мне, Роберт, какого черта вы таскаетесь за Брет, как несчастный вол какой-то? Разве вы не видите, что вы лишний? Я всегда знаю, когда я лишний. Почему же вы не знаете, когда вы лишний? Вы приехали в Сан-Себастьян, где никто вас не ждал, и таскаетесь за Брет, как несчастный вол какой-то. По-вашему, это хорошо?
- Замолчите. Вы пьяны.
- Может быть, я и пьян. А вы почему не пьяны? Почему вы никогда не напиваетесь? Не очень-то вам весело было в Сан-Себастьяне. Никто из наших знакомых не приглашал вас к себе. И что же, они не правы, по-вашему? Скажите. Я даже сам просил их. Но они не захотели. Так что же, не правы они, по-вашему? Скажите. Ну отвечайте же. Правы они или нет?
- Отстаньте, Майкл.
- По-моему, они правы. А по-вашему, не правы? Что вы таскаетесь за Брет? Что у вас за манеры? Как вы думаете, каково это мне?
- О манерах ты лучше помолчал бы, - сказала Брет. - У тебя у самого изумительные манеры.
- Пойдемте, Роберт, - сказал Билл.
- Чего ради вы за ней таскаетесь?
Билл встал из-за стола и потянул Кона за рукав.
- Не уходите, - сказал Майкл. - Роберт Кон хочет заказать вина.
Билл ушел с Коном. Кон был изжелта-бледен. Майкл продолжал болтать. Я молча сидел и слушал. Брет казалась рассерженной.
- Послушай, Майкл, - прервала она его, - перестань дурака валять. Это не значит, что он неправ, - сказала она, повернувшись ко мне.
Майкл сразу заговорил спокойным тоном. Мы все были в ладу Друг с другом.
- Я вовсе не так пьян, как вам кажется, - сказал он.
- Я знаю, что ты не пьян, - сказала Брет.
- Мы все немного выпили, - сказал я.
- Я говорил только то, что думаю.
- Но в каких ужасных выражениях, - засмеялась Брет.
- Все равно, он дурак. Приехал в Сан-Себастьян, где он никому не был нужен. Он терся возле Брет и глаз не сводил с нее. Меня просто тошнило.
- Да, он очень плохо вел себя, - сказала Брет.
- Вы поймите. У Брет были любовники и раньше. Она мне все рассказывает. Она давала мне письма этого Кона, но я не стал читать.
- Страшно благородно с твоей стороны.
- Нет, вы послушайте, Джейк. У Брет были любовники. Но все-таки не евреи, и они не приставали к ней после.
- Отличные были ребята, - сказала Брет. - Но все это чушь, не стоит и говорить. Мы с Майклом понимаем друг друга.
- Она давала мне письма Роберта Кона. Я не стал их читать.
- Ты никаких писем не стал бы читать, милый. И моих не прочел бы.
- Не могу читать писем, - сказал Майкл. - Странно, правда?
- Ты вообще не можешь читать.
- Нет. Это неправда. Я уйму читаю. Когда я дома, я всегда читаю.
- Ты скоро писать начнешь, - сказала Брет. - Так вот, Майкл, не расстраивайся. Нужно с этим примириться. Он здесь, ничего не поделаешь. Не порть нам фиесту.
- Тогда пусть ведет себя прилично.
- Он будет вести себя прилично. Я скажу ему.
- Лучше вы скажите ему, Джейк. Скажите ему, чтоб он вел себя прилично или убирался отсюда.
- Ну да, - сказал я. - Кому же и говорить это, как не мне.
- Послушай, Брет. Скажи Джейку, как Роберт тебя называет. Это, знаете, просто перл.
- Ой, нет. Не могу.
- Скажи. Мы ведь все друзья. Правда, Джейк, мы друзья?
- Не могу я этого сказать Джейку. Это слишком глупо.
- Тогда я скажу.
- Не надо, Майкл. Не валяй дурака.
- Он называет ее Цирцеей, - сказал Майкл. - Уверяет, что она превращает мужчин в свиней. Замечательно сказано. Как жаль, что я не писатель.
- А Майкл хорошо мог бы писать, - сказала Брет. - Как он письма пишет!
- Я знаю, - сказал я. - Он писал мне из Сан-Себастьяна.
- Это что! - сказала Брет. - Он может ужасно забавно писать.
- Это она заставила меня написать. Она притворялась, что больна.
- Я и была больна.
- Пойдемте, - сказал я. - Ужинать пора.
- Как мне держаться с Коном? - спросил Майкл.
- Держите себя так, будто ничего не случилось.
- Мне-то вообще наплевать, - сказал Майкл. - Я ничуть не смущен.
- Если он заговорит об этом, скажите, что вы были пьяны.
- Правильно. И что смешнее всего, я, кажется, действительно был пьян.
- Идемте, - сказала Брет. - Вы заплатили за эту отраву? Мне надо до ужина ванну принять.
Мы пересекли площадь. Уже стемнело, и вокруг всей площади, под аркадой, светились огни кафе. Мы пошли к отелю по усыпанной гравием дорожке под деревьями.
Брет и Майкл поднялись наверх, а я остановился поговорить с хозяином.
- Ну как вам понравились быки? - спросил Монтойя.
- Понравились. Хорошие быки.
- Неплохие. - Монтойя покачал головой. - Но они не слишком хороши.
- Чем они вам не понравились?
- Сам не знаю. Просто у меня такое чувство, что они не очень хороши.
- Понимаю.
- Но они неплохие.
- Да, неплохие.
- А вашим друзьям они понравились?
- Очень.
- Вот и хорошо, - сказал Монтойя.
Я поднялся наверх. Билл стоял на балконе своей комнаты и смотрел на площадь. Я подошел к нему.
- Где Кон?
- У себя в комнате.
- Как он?
- Да, скверно, конечно. Майкл безобразно вел себя. Он невозможен, когда пьян.
- Он не был пьян.
- Какого черта не был! Я-то знаю, сколько мы выпили по дороге в кафе.
- Он после протрезвился.
- Пусть так. Он безобразно вел себя. Я сам не очень-то люблю Кона, и, по-моему, ехать ему в Сан-Себастьян было нелепо, но говорить человеку такие вещи просто непозволительно.
- Как тебе быки понравились?
- Очень. Замечательно, как их выводят.
- Завтра привезут мьюрских.
- Когда фиеста начнется?
- Послезавтра.
- Нужно следить за Майклом, чтобы он не напивался. А то это слишком безобразно.
- Правда, Барнс, вы не можете этого понять. Вот и все.
- Пейте, Харрис.
На обратном пути из Ронсеваля Харрис шел между нами. Мы позавтракали в гостинице, и Харрис проводил нас до автобуса. Он дал нам свою визитную карточку с лондонским домашним адресом, адресом конторы и адресом клуба, а когда мы сели в автобус, он вручил нам по конверту. Я вскрыл свой конверт и увидел там с десяток искусственных мух. Харрис сам приготовил их. Он всегда готовил их сам.
- Послушайте, Харрис... - начал я.
- Нет, нет! - сказал он. Он уже слезал с автобуса. - Это вовсе не первосортные мухи. Я просто подумал, что, когда вы будете насаживать их, вы, может быть, вспомните, как хорошо мы провели время.
Автобус тронулся. Харрис стоял у подъезда почты. Он помахал нам. Когда мы покатили по дороге, он повернулся и пошел обратно к гостинице.
- Правда, Харрис очень милый? - сказал Билл.
- Он, кажется, в самом деле хорошо провел время.
- Он-то? Ну еще бы!
- Жалко, что он не поехал с нами в Памплону.
- Ему хочется рыбу ловить.
- Да. И еще неизвестно, как наши англичане поладили бы между собой.
- Вот это верно.
Мы приехали в Памплону под вечер, и автобус остановился у подъезда отеля Монтойи. На площади протягивали электрические провода для освещения площади во время фиесты. Когда автобус остановился, к нему подошло несколько ребят, и таможенный чиновник велел всем сошедшим с автобуса развязать свои узлы тут же, на тротуаре. Мы вошли в отель, и на лестнице я встретил Монтойю. Он пожал нам руки, улыбаясь своей обычной смущенной улыбкой.
- Ваши друзья здесь, - сказал он.
- Мистер Кэмпбелл?
- Да. Мистер Кон, мистер Кэмпбелл и леди Эшли.
Он улыбался, словно хотел еще что-то сказать.
- Когда они приехали?
- Вчера. Я оставил для вас ваш старый номер.
- Вот спасибо. Вы дали мистеру Кэмпбеллу номер с окнами на площадь?
- Да. Те комнаты, которые мы с вами выбрали.
- А где они сейчас?
- Они, кажется, пошли смотреть, как играют в пелоту.
- А что быки?
Монтойя улыбнулся.
- Сегодня вечером, - сказал он. - Сегодня в семь часов привезут вильярских, а завтра - мьюрских. Вы все пойдете смотреть?
- Непременно. Они никогда не видели выгрузки быков.
Монтойя положил мне руку на плечо.
- Значит, там увидимся.
Он снова улыбнулся. Он всегда улыбался так, точно бой быков был нашей с ним личной тайной, немного стыдной, но очень глубокой тайной, о которой знали только мы. Он всегда улыбался так, точно для посторонних в этой тайне, которую мы одни с ним понимали, было что-то непристойное. Не следовало открывать ее людям, которым не дано понять ее.
- Ваш друг тоже aficionado? - Монтойя улыбнулся Биллу.
- Да. Он нарочно приехал из Нью-Йорка, чтобы увидеть праздник святого Фермина.
- Неужели? - Монтойя вежливо удивился. - Но он не такой aficionado, как вы.
Он опять смущенно положил мне руку на плечо.
- Такой же, - сказал я. - Он настоящий aficionado.
- Но все-таки не такой, как вы.
Aficion значит "страсть". Aficionado - это тот, кто страстно увлекается боем быков. Все хорошие матадоры останавливались в отеле Монтойи, то есть те, что были aficionado, останавливались у него. Матадоры, работающие только ради денег, иногда останавливались, но никогда не заезжали во второй раз. Хорошие матадоры приезжали каждый год. В комнате Монтойи висели их фотографии с собственноручными надписями. Они были подарены либо Хуанито Монтойе, либо его сестре. Фотографии тех матадоров, которых Монтойя признавал, висели в рамках на стене. Фотографии матадоров, лишенных aficion, Монтойя держал в ящике стола. На многих были самые лестные надписи. Но это не имело значения. Однажды Монтойя все их вынул из ящика и бросил в корзину. Он не желал хранить их у себя.
Мы часто говорили с ним о быках и о матадорах. Я останавливался в отеле Монтойи уже несколько лет подряд. Разговор наш никогда не бывал длинным. Нам просто доставляло удовольствие обменяться мнениями. Нередко люди, приехавшие издалека, прежде чем покинуть Памплону, заходили на несколько минут к Монтойе, чтобы поговорить о быках. Все это были страстные любители боя быков. Такие всегда могли получить номер, даже когда отель был переполнен. Монтойя иногда знакомил меня с ними. Сперва они держались очень чопорно и относились ко мне, как к американцу, с насмешливым недоверием. Почему-то считалось, что американцу недоступна подлинная страсть. Он может притворяться или принимать возбуждение за страсть, но не может быть настоящим aficionado. Когда же они убеждались в подлинности моей страсти - а для этого не существовало ни пароля, ни каких-либо обязательных вопросов, скорей всего, это была своего рода устная проверка, некий искус, во время которого вопросы ставились осторожно, с недомолвками, - тогда они так же смущенно клали мне руку на плечо или говорили: "Buen hombre" [хороший человек (исп.)]. Но чаще они старались коснуться меня. Казалось, это прикосновение нужно им, чтобы удостовериться в моей aficion.
Матадору, который страстно любил бой быков, Монтойя прощал все. Он прощал нервные припадки, трусость, дурные, необъяснимые поступки, любые прегрешения. За страсть к бою быков он прощал все. Так, он сразу простил мне всех моих друзей. Он не подчеркивал этого, просто нам обоим было как-то неловко говорить о них, как неловко говорить об участи лошадей на арене боя быков.
Билл прямо поднялся наверх, как только мы вошли, и теперь мылся и переодевался в своей комнате.
- Ну что, - сказал он, - наговорился по-испански?
- Он сказал мне, что быков привезут сегодня вечером.
- Давай разыщем наших и пойдем туда.
- Ладно. Они, должно быть, сидят в кафе.
- Билеты взял?
- Взял. На все выгрузки.
- А это интересно? - Он перед зеркалом натягивал кожу на лице, проверяя, не осталось ли невыбритых мест под челюстью.
- Интересно, - сказал я. - Быков по одному выпускают из клетки в корраль, а волы поджидают их и не дают им бодаться, а быки кидаются на волов, и волы бегают вокруг, как старые девы, и стараются унять их.
- А они бодают волов?
- Бодают. Иногда бык прямо кидается на вола и убивает его.
- А волы ничего не могут поделать?
- Нет. Они стараются подружиться с быками.
- А на что они вообще, волы?
- Чтобы успокоить быков, не давать им ломать рога о каменные стены или бодать друг друга.
- Приятное, должно быть, занятие - быть волом.
Мы спустились вниз, вышли из отеля и зашагали через площадь к кафе Ирунья. На площади одиноко стояли две будки для продажи билетов. Окошечки с надписями "Sol, Sol y Sombra, Sombra" [солнце, солнце и тень, тень (исп.)] были закрыты. Они откроются только накануне фиесты.
Белые плетеные столики и кресла кафе Ирунья стояли не только под колоннами, но занимали весь тротуар. Я поискал глазами Брет и Майкла. Они оказались здесь. Брет, Майкл и Роберт Кон. Брет была в берете, какие носят баски. Майкл тоже. Роберт Кон был без шляпы и в очках. Брет увидела нас и помахала рукой. Пока мы подходили к их столику, она, сощурившись, смотрела на нас.
- Хэлло, друзья! - крикнула она.
Брет сияла от радости. В рукопожатии Майкла чувствовалась дружеская теплота, Роберт Кон пожал нам руки потому, что мы только что приехали.
- Где вы пропадали? - спросил я.
- Я привез их сюда, - сказал Кон.
- Какая чушь, - сказала Брет. - Мы давно бы приехали, если бы не вы.
- Никогда бы вы не приехали.
- Какая чушь! А вы оба загорели. Посмотрите, какой Билл черный.
- Хорошая ловля была? - спросил Майкл. - Нам так хотелось приехать.
- Хорошая. Мы жалели, что вас нет.
- Мне хотелось приехать, - сказал Кон, - но я решил, что нужно их привезти.
- Привезти нас! Какая чушь!
- Правда, хорошая была ловля? - спросил Майкл. - Много наловили?
- Бывали дни, по десятку на брата. С нами был один англичанин.
- По фамилии Харрис, - сказал Билл. - Не знавали такого, Майкл? Он тоже был на войне.
- Вот счастливец! - сказал Майкл. - Веселое было времечко. О, кто вернет мне те лучезарные дни!
- Не ломайся.
- Вы были на войне, Майкл? - спросил Кон.
- Еще бы!
- Он доблестно сражался, - сказала Брет. - Расскажи им, как твоя лошадь понесла на Пикадилли.
- Не хочу. Я уже четыре раза рассказывал.
- А мне ни разу не рассказывали, - сказал Роберт Кон.
- Не хочу рассказывать. Это бросает тень на меня.
- Расскажи им про твои медали.
- Не хочу. Этот случай бросает черную тень на меня.
- А что это за история?
- Брет вам расскажет. Она рассказывает все случаи, которые бросают на меня тень.
- Ну, Брет, расскажите.
- Рассказать?
- Я сам расскажу.
- Какие вы получили медали, Майкл?
- Никаких медалей я не получал.
- Совсем никаких?
- Не знаю. Должно быть, я получил все медали, какие полагаются. Но я никогда не просил, чтобы мне их выдали. А потом устроили грандиозный банкет и ждали, что приедет принц Уэльский, и в билете было написано, чтобы быть при знаках отличия. Ну, ясное дело, у меня их не было, я заехал к своему портному, показал билет, он проникся уважением ко мне, я воспользовался этим и говорю ему: "Достаньте мне медали". Он говорит: "Какие, сэр?" А я говорю: "Все равно, какие-нибудь. Дайте мне несколько штук". А он говорит: "Какие вы получали медали, сэр?" А я говорю: "Почем я знаю? Неужели вы думаете, что я трачу время на чтение армейских бюллетеней? Дайте мне любые, только побольше. Выберите сами". Он и дал мне медали, знаете, маленькие такие, целую коробку, а я сунул коробку в карман и забыл про них. Ну, поехал я на банкет, а в тот вечер убили сына Вудро Вильсона, и принц не приехал, и король не приехал, и знаков отличия не полагалось, и все пыхтели, снимая их с себя, а мои лежали у меня в кармане.
Он сделал паузу и ждал, чтобы мы засмеялись.
- Это все?
- Все. Может быть, я плохо рассказал.
- Очень плохо, - сказала Брет. - Но это неважно.
Мы все засмеялись.
- Ах да, - сказал Майкл, - вспомнил. На банкете была тоска смертная, я не выдержал и ушел. Вечером, попозже, я нашел у себя в кармане коробку. Что это такое? - подумал я. - Медали? Дурацкие военные медали. Я взял и срезал их - знаете, их нашивают на такую колодку - и роздал. Каждой девчонке по медали. Так сказать, на память. Они были потрясены. Вот это вояка! Раздает медали в кабаке. Такому все нипочем.
- Расскажи до конца, - сказала Брет.
- По-вашему, это не смешно было? - спросил Майкл.
Мы все смеялись.
- Очень смешно было. Ей-богу. Так вот - портной пишет мне письмо с просьбой вернуть медали. Присылает человека за ними. Полгода письма пишет. Оказывается, кто-то принес ему медали, чтобы он их почистил. Какой-то военный. Страшно дорожил ими, чуть с ума не сошел. - Майкл помолчал. Печально кончилось для портного, - сказал он.
- Да что вы говорите! - сказал Билл. - А я-то думал, что вы его просто осчастливили.
- Удивительный портной. Сейчас этому трудно поверить, глядя на меня, сказал Майкл. - Я платил ему сто фунтов в год, чтобы не приставал. И он никогда не присылал счетов. Мое банкротство сразило его. Это случилось сейчас же после истории с медалями. Оттого и письма были такие сердитые.
- А как вы обанкротились? - спросил Билл.
- Двумя способами, - сказал Майкл. - Сначала постепенно, а потом сразу.
- А из-за чего?
- Из-за друзей, - сказал Майкл. - У меня была куча друзей. Вероломных друзей. А кроме того, у меня были кредиторы. Я думаю, ни у кого в Англии не было столько кредиторов, как у меня.
- Расскажи им про суд, - сказала Брет.
- Этого я не помню, - сказал Майкл. - Я был чуточку пьян.
- Чуточку! - воскликнула Брет. - Ты был пьян в стельку!
- Удивительный случай, - сказал Майкл. - На днях встретил своего бывшего компаньона. Предложил поднести мне стаканчик.
- Расскажи им про своего ученого адвоката, - сказала Брет.
- Не хочу, - сказал Майкл. - Ученый адвокат тоже был пьян. Вообще это мрачная тема. Мы идем смотреть, как выгружают быков, или нет?
- Пошли.
Мы подозвали официанта, расплатились и отправились на другой конец города. Я пошел было с Брет, но Роберт Кон нагнал нас и пошел возле Брет с другой стороны. Так мы и шли втроем - мимо ayuntamiento с развевающимися на балконе флагами, и дальше, мимо рынка, и по крутой улочке, ведущей к мосту через Арго. Много народу шло вместе с нами смотреть быков, экипажи спускались под гору и переезжали через мост, и над толпой пешеходов высились кнуты, лошади и кучера. Пройдя мост, мы свернули на дорогу, ведущую к корралю. Мы прошли мимо винной лавки, где в окне висело объявление: "Хорошее вино, 30 сентимо литр".
- Вот куда будем ходить, если останемся без денег, - сказала Брет.
Когда мы проходили мимо лавки, женщина, стоявшая в дверях, посмотрела на нас. Она крикнула что-то через плечо, и три девушки подошли к окну и уставились на нас. Они смотрели на Брет.
У ворот корраля два контролера обирали билеты у входящих. Мы прошли в ворота. За оградой росли деревья и стояло низкое каменное здание. В конце двора виднелась каменная стена корраля с отверстиями, которые, словно бойницы, шли по фасаду каждого из двух загонов. К стене была прислонена лестница, и люди поднимались по ней и становились на широкие перегородки между загонами. Когда мы по траве под деревьями подходили к лестнице, мы прошли мимо больших, выкрашенных серой краской клеток, в которых стояли быки. В каждой клетке было по одному быку. Они приехали поездом из кастильской ганадерии, и их на вокзале выгрузили с товарных платформ и привезли сюда, чтобы выпустить из клеток в корраль. На каждой клетке была обозначена фамилия и клеймо владельца ганадерии.
Мы влезли на лестницу и примостились на стене, откуда виден был корраль. Каменные стены были выбелены, на земле постлана солома, и вдоль стен стояли деревянные кормушки и корыта для воды.
- Посмотрите туда, - сказал я.
За рекой, на плато, поднимался город. Древние валы и крепостные стены были сплошь усеяны людьми. Три ряда укреплений чернели людьми, словно три наведенные тушью линии. Выше, в окнах домов, повсюду виднелись головы. На деревья, у края плато, взобрались мальчишки.
- Они точно ждут чего-то, - сказала Брет.
- Они хотят видеть быков.
Майкл и Билл стояли на противоположной стене загона. Они помахали нам. Запоздавшие зрители стояли за нами, нажимая на нас, когда их теснили сзади.
- Почему они не начинают? - спросил Роберт Кон.
К одной из клеток привязали мула, и он потащил ее к воротам в стене корраля. Служители корраля, вооруженные ломами, подталкивали и приподымали клетку, чтобы она стала прямо против ворот. На стене уже стояли другие люди, готовясь открыть ворота корраля и дверцу клетки. Открылись ворота в задней стене корраля, и, крутя головой, поводя тощими боками, вбежали два вола. Они стали рядом недалеко от стены, головой к воротам, откуда должен был появиться бык.
- Вид у них невеселый, - сказала Брет.
Люди на стене нагнулись и открыли ворота корраля. Потом они открыли дверцу клетки.
Я перегнулся через стену, пытаясь заглянуть в клетку. Там было темно. Кто-то постучал по клетке железным прутом. Внутри точно взорвалось что-то. Бык шумел, всаживая рога направо и налево в деревянные доски клетки. Потом я увидел темную морду и тень от рогов, и, стуча копытами по гулким доскам, бык ринулся в корраль, заскользил передними ногами по соломе, остановился, дрожа всем телом, со вздувшимися горбом шейными мышцами, и, задрав голову, оглядел толпу на каменных стенах. Оба вола попятились к стене, опустив голову, не спуская глаз с быка.
Бык увидел волов и кинулся на них. Один из загонщиков, стоявший за кормушкой, громко крикнул, хлопая шляпой по деревянным доскам, и бык, забыв о волах, повернул, подобрался, подскочил к кормушке и стал быстро-быстро бодаться правым рогом, стараясь всадить его в загонщика.
- Господи, как он хорош! - сказала Брет.
Бык стоял как раз под нами.
- Посмотрите, как он умеет пользоваться рогами, - сказал я. - У него левый и правый удар, как у боксера.
- Неужели?
- Посмотрите.
- Не могу уследить.
- Подождите. Сейчас выпустят другого.
В воротах уже стояла вторая клетка. В дальнем углу корраля загонщик отвлекал внимание быка, прячась за дощатую загородку, и, пока бык смотрел в его сторону, ворота открыли, и второй бык ворвался в корраль.
Он кинулся прямо на волов, и два загонщика выбежали из-за досок и стали громко кричать, стараясь перехватить его. Они кричали: "А-а! А-а! Торо!" и размахивали руками, но бык не повернул; волы стали боком, чтобы принять удар, и бык всадил рога в одного из них.
- Отвернитесь, - сказал я Брет.
Но она смотрела на быка как зачарованная.
- Вот и отлично, - сказал я, - если вам не противно.
- Я видела, - сказала она. - Я видела, как он ударил сначала левым, потом правым рогом.
- Молодец!
Вол как упал, так и остался лежать, вытянув шею, отвернув голову. Внезапно бык оставил его и ринулся к другому волу, который все время стоял в дальнем углу корраля, крутя головой и следя за быком. Вол неуклюже побежал, бык нагнал его, легонько толкнул в бок, отвернулся и свирепо, со вздувшимся загривком, посмотрел на усеявших стены людей. Вол подошел к нему и сделал вид, что хочет обнюхать его, и бык несколько раз небрежно боднул вола. Потом бык обнюхал вола, и они вместе рысцой побежали к первому быку.
Когда следующий бык вышел из клетки, все трое - оба быка и вол - стояли вместе, сдвинув головы, выставив рога против вновь прибывшего. В несколько минут вол подружился с быком, успокоил его и присоединил к стаду. Когда выгрузили последних двух быков, все стадо собралось в одном месте.
Вол, которого сшиб первый бык, поднялся на ноги и стал, опираясь о каменную стену. Быки не подходили к нему, и он не пытался присоединиться к стаду.
Мы слезли со стены вместе с толпой и еще раз взглянули на быков через отверстия в стене корраля. Теперь все они стояли смирно, опустив головы. Выйдя за ворота, мы взяли экипаж и поехали в кафе. Майкл и Билл пришли через полчаса после нас. По дороге они несколько раз заходили выпить.
Мы все сидели за столиком в кафе.
- Удивительно все-таки, - сказала Брет.
- А последние быки так же хороши для боя, как первые? - спросил Роберт Кон. - Они, мне кажется, слишком быстро успокоились.
- Они все друг друга знают, - сказал я. - Они страшны только в одиночку или по двое, по трое.
- То есть как это только? - сказал Билл. - По-моему, они всегда достаточно страшные.
- Бык испытывает желание убить, только когда он один. Конечно, если бы ты вошел к ним, ты тем самым, вероятно, отделил бы одного из них от стада, и тогда он был бы опасен.
- Это слишком сложно для меня, - сказал Билл. - Пожалуйста, Майкл, никогда не отделяйте меня от стада.
- Знаете, - сказал Майкл, - это все-таки изумительные быки. Вы видели, какие у них рога?
- Еще бы, - сказала Брет. - Я раньше понятия не имела, какие они.
- А вы видели, как он забодал вола? - спросил Майкл. - Замечательно!
- Невесело быть волом, - сказал Роберт Кон.
- Вы так думаете? - сказал Майкл. - А мне кажется, что вам понравилось бы быть волом.
- Что вы хотите сказать, Майкл?
- У них очень покойная жизнь. Они всегда молчат и трутся возле быков.
Всем стало неловко. Билл засмеялся. Роберт Кон обиделся. Майкл продолжал болтать:
- По-моему, вам понравилось бы. Могли бы спокойно молчать. Послушайте, Роберт, скажите хоть слово, нельзя же просто сидеть и молчать.
- Я говорил, Майкл. Разве вы не помните? Я сказал о волах.
- Ну скажите еще что-нибудь. Скажите что-нибудь смешное. Вы же видите, нам всем очень весело.
- Перестань, Майкл. Ты пьян, - сказала Брет.
- Нет, я не пьян. Я говорю серьезно. Я желал бы знать, долго еще Роберт Кон будет, как эти волы, тереться возле Брет?
- Замолчи, Майкл! Покажи, что ты хорошо воспитан.
- К черту воспитание! Кто вообще хорошо воспитан, кроме быков? А правда, быки чудесные? Понравились они вам, Билл? Отчего вы молчите, Роберт? Что вы сидите здесь с похоронной физиономией? Предположим, что Брет спуталась с вами. Ну и что ж? Она путалась со многими, почище вас.
- Замолчите, - сказал Кон. Он встал из-за стола. - Замолчите, Майкл.
- Пожалуйста, не становитесь в позицию, как будто вы собираетесь ударить меня. Не испугаете. Скажите мне, Роберт, какого черта вы таскаетесь за Брет, как несчастный вол какой-то? Разве вы не видите, что вы лишний? Я всегда знаю, когда я лишний. Почему же вы не знаете, когда вы лишний? Вы приехали в Сан-Себастьян, где никто вас не ждал, и таскаетесь за Брет, как несчастный вол какой-то. По-вашему, это хорошо?
- Замолчите. Вы пьяны.
- Может быть, я и пьян. А вы почему не пьяны? Почему вы никогда не напиваетесь? Не очень-то вам весело было в Сан-Себастьяне. Никто из наших знакомых не приглашал вас к себе. И что же, они не правы, по-вашему? Скажите. Я даже сам просил их. Но они не захотели. Так что же, не правы они, по-вашему? Скажите. Ну отвечайте же. Правы они или нет?
- Отстаньте, Майкл.
- По-моему, они правы. А по-вашему, не правы? Что вы таскаетесь за Брет? Что у вас за манеры? Как вы думаете, каково это мне?
- О манерах ты лучше помолчал бы, - сказала Брет. - У тебя у самого изумительные манеры.
- Пойдемте, Роберт, - сказал Билл.
- Чего ради вы за ней таскаетесь?
Билл встал из-за стола и потянул Кона за рукав.
- Не уходите, - сказал Майкл. - Роберт Кон хочет заказать вина.
Билл ушел с Коном. Кон был изжелта-бледен. Майкл продолжал болтать. Я молча сидел и слушал. Брет казалась рассерженной.
- Послушай, Майкл, - прервала она его, - перестань дурака валять. Это не значит, что он неправ, - сказала она, повернувшись ко мне.
Майкл сразу заговорил спокойным тоном. Мы все были в ладу Друг с другом.
- Я вовсе не так пьян, как вам кажется, - сказал он.
- Я знаю, что ты не пьян, - сказала Брет.
- Мы все немного выпили, - сказал я.
- Я говорил только то, что думаю.
- Но в каких ужасных выражениях, - засмеялась Брет.
- Все равно, он дурак. Приехал в Сан-Себастьян, где он никому не был нужен. Он терся возле Брет и глаз не сводил с нее. Меня просто тошнило.
- Да, он очень плохо вел себя, - сказала Брет.
- Вы поймите. У Брет были любовники и раньше. Она мне все рассказывает. Она давала мне письма этого Кона, но я не стал читать.
- Страшно благородно с твоей стороны.
- Нет, вы послушайте, Джейк. У Брет были любовники. Но все-таки не евреи, и они не приставали к ней после.
- Отличные были ребята, - сказала Брет. - Но все это чушь, не стоит и говорить. Мы с Майклом понимаем друг друга.
- Она давала мне письма Роберта Кона. Я не стал их читать.
- Ты никаких писем не стал бы читать, милый. И моих не прочел бы.
- Не могу читать писем, - сказал Майкл. - Странно, правда?
- Ты вообще не можешь читать.
- Нет. Это неправда. Я уйму читаю. Когда я дома, я всегда читаю.
- Ты скоро писать начнешь, - сказала Брет. - Так вот, Майкл, не расстраивайся. Нужно с этим примириться. Он здесь, ничего не поделаешь. Не порть нам фиесту.
- Тогда пусть ведет себя прилично.
- Он будет вести себя прилично. Я скажу ему.
- Лучше вы скажите ему, Джейк. Скажите ему, чтоб он вел себя прилично или убирался отсюда.
- Ну да, - сказал я. - Кому же и говорить это, как не мне.
- Послушай, Брет. Скажи Джейку, как Роберт тебя называет. Это, знаете, просто перл.
- Ой, нет. Не могу.
- Скажи. Мы ведь все друзья. Правда, Джейк, мы друзья?
- Не могу я этого сказать Джейку. Это слишком глупо.
- Тогда я скажу.
- Не надо, Майкл. Не валяй дурака.
- Он называет ее Цирцеей, - сказал Майкл. - Уверяет, что она превращает мужчин в свиней. Замечательно сказано. Как жаль, что я не писатель.
- А Майкл хорошо мог бы писать, - сказала Брет. - Как он письма пишет!
- Я знаю, - сказал я. - Он писал мне из Сан-Себастьяна.
- Это что! - сказала Брет. - Он может ужасно забавно писать.
- Это она заставила меня написать. Она притворялась, что больна.
- Я и была больна.
- Пойдемте, - сказал я. - Ужинать пора.
- Как мне держаться с Коном? - спросил Майкл.
- Держите себя так, будто ничего не случилось.
- Мне-то вообще наплевать, - сказал Майкл. - Я ничуть не смущен.
- Если он заговорит об этом, скажите, что вы были пьяны.
- Правильно. И что смешнее всего, я, кажется, действительно был пьян.
- Идемте, - сказала Брет. - Вы заплатили за эту отраву? Мне надо до ужина ванну принять.
Мы пересекли площадь. Уже стемнело, и вокруг всей площади, под аркадой, светились огни кафе. Мы пошли к отелю по усыпанной гравием дорожке под деревьями.
Брет и Майкл поднялись наверх, а я остановился поговорить с хозяином.
- Ну как вам понравились быки? - спросил Монтойя.
- Понравились. Хорошие быки.
- Неплохие. - Монтойя покачал головой. - Но они не слишком хороши.
- Чем они вам не понравились?
- Сам не знаю. Просто у меня такое чувство, что они не очень хороши.
- Понимаю.
- Но они неплохие.
- Да, неплохие.
- А вашим друзьям они понравились?
- Очень.
- Вот и хорошо, - сказал Монтойя.
Я поднялся наверх. Билл стоял на балконе своей комнаты и смотрел на площадь. Я подошел к нему.
- Где Кон?
- У себя в комнате.
- Как он?
- Да, скверно, конечно. Майкл безобразно вел себя. Он невозможен, когда пьян.
- Он не был пьян.
- Какого черта не был! Я-то знаю, сколько мы выпили по дороге в кафе.
- Он после протрезвился.
- Пусть так. Он безобразно вел себя. Я сам не очень-то люблю Кона, и, по-моему, ехать ему в Сан-Себастьян было нелепо, но говорить человеку такие вещи просто непозволительно.
- Как тебе быки понравились?
- Очень. Замечательно, как их выводят.
- Завтра привезут мьюрских.
- Когда фиеста начнется?
- Послезавтра.
- Нужно следить за Майклом, чтобы он не напивался. А то это слишком безобразно.