Страница:
Решив войти на Храмовую гору через ворота Могхраби, «Правоверные Храмовой горы» явно напрашивались на неприятности. Израильская полиция отказалась пропустить их внутрь, но когда они свернули в сторону, собравшиеся на горе пять тысяч арабов принялись забрасывать камнями не только фанатиков, но и большое число евреев, молившихся у Стены плача. Таким образом то, что началось как внешне символическая демонстрация, очень быстро превратилось в полномасштабное бесчинство, во время которого пострадали одиннадцать молившихся израильтян и восемь полицейских, были застрелены двадцать один и тяжело ранены сто двадцать пять арабов.
К тому времени, когда я прибыл на место происшествия, все было уже кончено: у подножия Стены плача среди луж крови лежали груды камней; кареты «скорой помощи» уже увезли всех раненых, а полиция, в полном снаряжении для разгона бунтовщиков и вооруженная до зубов, казалось, уже полностью контролировала ситуацию. Храмовая же гора после штурма силами безопасности оказалась недоступной, как и место раскопок к югу от нее, которое я намеревался посетить. Сотни возбужденных и разгневанных евреев, некоторые из которых с гордостью выставляли напоказ окровавленные повязки, роились вокруг в воинственном настроении. Вскоре началось дикое празднование у Стены плача, а я просто не мог понять, как кто-то мог радоваться жестокому убийству группы юных арабов.
С чувством отвращения и подавленности я ушел оттуда и поднялся по лестнице в Еврейский район древнего города, пересек улицу Оков, по которой я шагал до первого посещения Храмовой горы. Здесь я наблюдал сцены беспричинного насилия, когда вооруженные автоматами и дубинками полицейские устраивали облавы на палестинцев, подозревавшихся в участии в беспорядках. На моих глазах получил несколько ударов один юноша, кричавший о своей невиновности пронзительным и испуганным голосом; другой попытался спастись бегством по узкому проулку, но был окружен и избит прежде, чем его увезли.
В целом то пренеприятнейшее утро отравило мое пребывание в Иерусалиме. Не только потому, что в результате этих событий с местом, где когда-то стоял ковчег, теперь связывалось человеческое страдание, но и потому, что Храмовая гора и место раскопок к югу от нее оставались заблокированными силами безопасности еще долго после того, как я покинул Израиль. Несмотря на столь зловещие обстоятельства, я был полон решимости максимально использовать оставшиеся несколько дней в этой несчастной стране для продолжения своих поисков.
РАСКАПЫВАЯ СВЯТЫЕ МЕСТА
ОТ ВЫДУМОК К ФАКТУ
К тому времени, когда я прибыл на место происшествия, все было уже кончено: у подножия Стены плача среди луж крови лежали груды камней; кареты «скорой помощи» уже увезли всех раненых, а полиция, в полном снаряжении для разгона бунтовщиков и вооруженная до зубов, казалось, уже полностью контролировала ситуацию. Храмовая же гора после штурма силами безопасности оказалась недоступной, как и место раскопок к югу от нее, которое я намеревался посетить. Сотни возбужденных и разгневанных евреев, некоторые из которых с гордостью выставляли напоказ окровавленные повязки, роились вокруг в воинственном настроении. Вскоре началось дикое празднование у Стены плача, а я просто не мог понять, как кто-то мог радоваться жестокому убийству группы юных арабов.
С чувством отвращения и подавленности я ушел оттуда и поднялся по лестнице в Еврейский район древнего города, пересек улицу Оков, по которой я шагал до первого посещения Храмовой горы. Здесь я наблюдал сцены беспричинного насилия, когда вооруженные автоматами и дубинками полицейские устраивали облавы на палестинцев, подозревавшихся в участии в беспорядках. На моих глазах получил несколько ударов один юноша, кричавший о своей невиновности пронзительным и испуганным голосом; другой попытался спастись бегством по узкому проулку, но был окружен и избит прежде, чем его увезли.
В целом то пренеприятнейшее утро отравило мое пребывание в Иерусалиме. Не только потому, что в результате этих событий с местом, где когда-то стоял ковчег, теперь связывалось человеческое страдание, но и потому, что Храмовая гора и место раскопок к югу от нее оставались заблокированными силами безопасности еще долго после того, как я покинул Израиль. Несмотря на столь зловещие обстоятельства, я был полон решимости максимально использовать оставшиеся несколько дней в этой несчастной стране для продолжения своих поисков.
РАСКАПЫВАЯ СВЯТЫЕ МЕСТА
Прежде всего я искал ответ на вопрос, который записал в своем блокноте в ночь на 6 октября: предпринимали ли археологи попытки провести раскопки на Храмовой горе или на горе Нево для проверки еврейских преданий о последнем пристанище ковчега?
Начал я с раскопок, которые безуспешно пытался посетить утром 8 октября. Доступ к ним был закрыт, но я смог пообщаться кое с кем из археологов и обследовать их находки. Так я узнал, что сами раскопки начались в феврале 1968 года — примерно через восемь месяцев после того, как в ходе «Шестидневной войны» израильские парашютисты установили контроль над Иерусалимом. Хотя все раскопки проводились вне священной территории Храмовой горы, они с самого начала оказались в фокусе полемики. По словам руководителя раскопок Меира Бен-Дова, они столкнулись с сопротивлением членов Высшего мусульманского совета, заподозривших заговор против своих интересов.
— Раскопки на деле не являются научным предприятием, — жаловались они, — их сионистская цель состоит в том, чтобы подрыть южную стену Храмовой горы, являющуюся и южной стеной мечети Аль-Акса, и привести к разрушению мечети.
К удивлению Бен-Дова, и христиане поначалу противились.
— Последние подозревали, — объяснил он, — что цель раскопок — заложить фундамент для здания третьего храма, а все разговоры на археологические темы служат лишь прикрытием возмутительного заговора. Я могу лишь сказать, что, пока не услышишь подобные слухи собственными ушами, они кажутся плодом демонического воображения. И все же — то ли в шутку, то ли всерьез — историки и археологи необычайного ума и способностей прямо спрашивали меня: «Уж не намерены ли вы восстановить храм».
Самое же сильное сопротивление оказали еврейские религиозные руководители, согласия которых на раскопки требовало правительство еще до начала работ. Профессор. Археологического института Еврейского университета Мазар вел переговоры с сефардским и ашкеназским главными раввинами, которые ответили категорическим отказом, когда он заговорил с ними впервые в 1967 году.
— Сефардский главный раввин Ниссим объяснил свой отказ тем, что район планировавшихся раскопок — святое место. В ответ на просьбу прояснить свою позицию он дал понять, что мы, чего доброго, откопаем доказательства того, что Стена плача не была на самом деле западной стеной Храмовой горы. Иначе какой бы был смысл в раскопках для научных целей, когда они не имеют никакого значения? Со своей стороны, ашкеназский главный раввин Унтерман мучился вопросами иудейского закона. «Что случится, — размышлял он, — если в результате археологических раскопок вы найдете ковчег завета, который, по еврейскому преданию, похоронен в глубине земли?»
— Это было бы замечательно! — вполне искренне ответил профессор Мазар.
Уважаемый же раввин сказал ученому, что именно этогоон и опасается. Поскольку сыны Израилевы «нечисты» с точки зрения еврейского религиозного закона, им запрещено касаться ковчега завета. Поэтому немыслимо даже думать о раскопках до прихода Мессии!
Беспокойство раввина относительно ковчега вполне объяснимо. И в самом деле, считалось, что евреи пребывали в состоянии «нечистоты» со времени разрушения второго храма и это состояние якобы закончится лишь с приходом истинного Мессии. Подобного рода догма стала серьезным препятствием на пути археологов. Тем не менее со временем они сумели убедить раввинов, а также преодолеть возражения представителей двух других монотеистических религий, ведущих происхождение от ветхозаветного поклонения Яхве. И начались раскопки. Больше того, несмотря на то, что они велись внеХрамовой горы, были найдены изделия времен Первого храма. Впрочем, как и ожидалось, не было найдено и следа ковчега завета, а большая часть находок относилась к позднему периоду Второго храма, периодам мусульманского владычества и крестовых походов.
Короче говоря, я понял, что раскопки Меира Бен-Дова неподтвердили еврейских преданий о сокрытии ковчега, но и не опровергли их окончательно. Для этого необходимо только одно: тщательные и кропотливые раскопки на самой Храмовой горе.
В моем же представлении, как припомнит читатель, такие раскопки были проведены тамплиерами много веков назад, даже еще до того, как была придумана археология, и они тоже не нашли ковчега. И все же необходимо было узнать, проводились ли такие раскопки в новые времена, и если проводились, что было найдено. Эти вопросы я адресовал археологу Габби Баркаю из иерусалимского Еврейского университета, специализирующегося на периоде первого храма.
— После зарождения современной археологии, — напрямик ответил он, — не было попыток вести раскопки на Храмовой горе.
— Почему? — поинтересовался я.
— Потому что это последнее святое место. Мусульманские власти противятся проведению здесь каких бы то ни было научных исследований. С их точки зрения, это было бы наихудшим осквернением его. Поэтому Храмовая гора остается загадкой для археологии, Наши знания о ней ограничены теорией и интерпретацией. В археологическом плане мы располагаем лишь находками Чарлза Уоррена. Ну и Паркера, естественно. Он действительно копал внутри Каменного купола — в 1910 году, если мне не изменяет память. Но он был не археологом, а чокнутым — он искал ковчег завета.
Я не совсем понял, назвал ли Баркай Паркета «чокнутым» потому, что он искал ковчег, или же он искал ковчег потому, что был «чокнутым». Или его безумие проявилось еще до того, как он начал копать внутри Каменного купола? И я счел за лучшее воздержаться от упоминания о том, что и я ищу ковчег. Поэтому ограничился вопросом: где я могу узнать побольше о Паркере, да и о Чарлзе Уоррене, также упомянутом им?
Во время двухдневного поиска в архивах я узнал, что Уоррен был молоденьким лейтенантом британских саперных частей, которому лондонский фонд исследования Палестины поручил в 1867 году провести раскопки на Храмовой горе. Но его поиск ограничился практически тем же районом — к югу от храмовой территории, более тщательно исследованным столетие спустя Меиром Бен-Довом и его коллегами.
Разница заключалась в том, что Уоррен энергично настаивал на разрешении копать на самой Храмовой горе. Но все его попытки были отвергнуты турками-оттоманами, управлявшими в то время Иерусалимом. Больше того, когда Уоррен прорыл туннель на север и подкопался под внешние стены, шум от молотов и других орудий, использовавшихся при раскопках, потревожил правоверных, молившихся наверху, в мечети Аль-Акса. В результате на рабочих обрушился дождь камней, и последовал приказ губернатора города Иззет-паши прекратить раскопки.
Несмотря на все трудности, Уоррен стоял на своем и убедил оттоманов разрешить ему продолжить работы. Позже он предпринял еще несколько скрытых попыток прорыть туннель под Храмовой горой, где надеялся «обнаружить и нанести на карту все древние развалины». Но ему не удалось добиться своего, и он добрался только до фундамента внешних стен. Разумеется, он не нашел ковчега завета, и не было сведений о том, что он вообще намеревался искать его. Его главным образом интересовал период Второго храма, и в этом плане он сделал множество бесценных находок для ученого мира.
Чего не скажешь о Монтагью Браунслоу Паркере, сыне пэра Морли, отправившемся в Иерусалим в 1909 году с явным намерением найти ковчег и не сделавшем никакого вклада в науку.
Экспедиция Паркера, позже вежливо названная известным английским археологом Кэтлин Кеньон «исключительной со всех точек зрения», была детищем финского мистика Вальтера Ювелиуса, который еще в 1906 году представил в университете г. Стокгольма диссертацию по теме разрушения храма Соломона вавилонянами. Ювелиус утверждал, что раздобыл достоверную информацию о потайном месте на территории храма, где спрятан «инкрустированнй золотом ковчег завета», и что тщательное изучение имеющих отношение к делу библейских текстов выявило существование тайного подземного прохода, ведущего в Храмовую гору из какого-то квартала Иерусалима. После изучения отчетов Чарлза Уоррена он убедил себя в том, что этот тайный ход следует искать к югу от мечети Аль-Акса, то есть там, где уже производил раскопки Уоррен. Пообещав вознаграждение в 200 миллионов долларов (которых, по его мнению, стоил бы ковчег, будь он обнаружен), Ювелиус принялся искать инвесторов для финансирования экспедиции, призванной найти и расчистить указанный проход, дабы получить доступ к сокровищу.
Его усилия ни к чему не приводили, пока он не встретил в Лондоне тридцатилетнего Монтагью Браунслоу Паркера и не заручился его поддержкой. Вытянув средства у своих приятелей из британской аристократии и даже за границей, в частности у состоятельной чикагской семьи Армуров, Паркер быстро собрал внушительную сумму в 125 тысяч долларов. Экспедиция отправилась в путь и к августу 1909 года обосновалась на Масличной горе в непосредственной близости от Храмовой горы.
Немедленно начались работы на месте прежних раскопок Уоррена. Паркера и Ювелиуса не пугал тот факт, что их просвещенный предшественник не нашел ничего значительного; напротив, они действовали с немалым оптимизмом, поскольку наняли ясновидящего ирландца для поиска предполагаемого «секретного туннеля».
Шло время. Последовали протесты верующих всех конфессий. С наступлением зимы погода испортилась, и место раскопок затопляли потоки грязи. Вполне понятно, Паркер отчаялся. Он временно приостановил работы и возобновил их лишь с наступлением лета 1910 года. Последовало несколько месяцев энергичных поисков. Однако секретный туннель упорно отказывался обнаружить себя, а тем временем росло сопротивление осуществлению всего проекта. К весне 1911 года ярый сионист барон Эдмон де Ротшильд, член знаменитой семьи банкиров, взял на себя задачу предотвратить возможное осквернение святейшего места иудаизма и с этой целью приобрел соседние с раскопками земли, с которых мог непосредственно угрожать Паркеру.
Молодой британский аристократ был напуган подобным развитием событий. В апреле 1911 года он отказался от поиска туннеля и предпринял поистине отчаянный шаг. Иерусалим все еще пребывал под управлением Оттоманской империи, а губернатор города Амзе и Бей-паша не отличался чистоплотностью. Взятка в 25 тысяч долларов обеспечила его поддержку, а значительно меньшая сумма убедила наследного хранителя Каменного купола шейха Халила допустить Паркера с его бригадой в святое место и закрыть глаза на то, что они там делали.
По очевидным соображениям работы производились под покровом ночи. Переодевшись арабами, искатели сокровищ копали на протяжении недели в южной части Храмовой горы вблизи от мечети Аль-Акса, где — полагали Ювелиус и ясновидящий ирландец — и был захоронен ковчег. Но их усилия оказались безуспешными, и на рассвете 18 апреля 1911 года Паркер переключился на Каменный купол и на легендарные пещеры, якобы расположенные под Шетийей.
В то время еще не была установлена лестница, ведущая к «Колодцу душ», и Паркеру с его командой приходилось спускаться самим и спускать свое снаряжение на веревках, закрепленных на священном камне. Внизу они зажигали фонари «летучая мышь» и начинали вгрызаться в пол пещеры в надежде пробиться к последнему пристанищу ковчега.
Не успели они даже установить, находились ли под ними другие пустоты, как грянула беда. Хотя наследный хранитель шейх Халил был подкуплен, в мечети появился другой служитель (рассказывают, что он решил переночевать на Храмовой горе, так как его дом был переполнен гостями). Услышав подозрительные звуки, доносившиеся из Каменного купола, он ворвался туда, заглянул в Колодец душ и к своему ужасу увидел там безумных иностранцев, рывших кирками и лопатами святую землю.
Последовала драматическая реакция обеих сторон. Шокированный служка издал пронзительный вопль и убежал в ночь, созывая криками правоверных. Сообразив, что погорели, англичане поспешно ретировались. Даже не заглянув в свой базовый лагерь, они тут же покинули Иерусалим и поспешили в Яффу, где предусмотрительно держали на якоре моторную яхту. Так они едва успели спастись от разъяренной толпы, собравшейся на Храмовой горе через несколько минут после их бегства и обрекшей несчастного шейха Халила на неописуемую смерть.
К утру Иерусалим охватили полномасштабные беспорядки, и Амзей Бей-паша — которого небезосновательно подозревали в соучастии — подвергся оскорблениям и нападкам. Отреагировал он таким образом: закрыл доступ к Храмовой горе и приказал схватить охотников за сокровищами,как только они появятся в Яффе. Тем не менее распространились слухи, что Паркер нашел и выкрал ковчег завета, и руководители мусульманской и еврейской общин потребовали не допустить, чтобы священная реликвия покинула страну.
Предупрежденные по телеграфу полицейские и таможенники Яффы задержали беглецов, изъяли все их вещи и провели тщательный обыск. Ничего не найдя и растерявшись, власти заперли весь багаж, но разрешили англичанам отплыть на лодке на их яхту, решив одновременно продолжить допросы. Как только они оказались на борту, Паркер приказал команде сниматься с якоря.
Через несколько недель он уже вернулся в Англию. Ему не удалось найти потерянный ковчег, но он ухитрился потерять все 125 тысяч долларов, которые доверили ему инвесторы из США и Великобритании. «Весь этот эпизод с раскопками, — писала много лет спустя Кэтлин Кеньон, — не сказался на репутации британской археологии».
Однако британские археологи не приняли участия в следующей попытке найти ковчег, предпринятой в 20-х годах на горе Нево в соответствии со Второй книгой Маккавейской, судя по которой пророк Иеремия спрятал там священную реликвию перед самым разрушением храма Соломона.
Главным вдохновителем новой экспедиции был эксцентричный американский исследователь, любивший наряжаться в свободные арабские одежды и носивший не свойственное мужчине имя Антония Фредерик Фаттерер. После тщательного обследования горы Нево (и соседнего пика Фасги) он утверждал с поистине впечатляющей оригинальностью, что нашел… секретный ход. Последний был заблокирован некой стеной, и Фаттерер даже не попытался сломать ее. Изучив ее с помощью фонарика, он обнаружил… древнюю надпись, которую точно скопировал и привез в Иерусалим. Один «ученый» из Еврейского университета помог ему расшифровать иероглифы, означавшие:
Полвека спустя эстафету Фаттерере подхватил американский исследователь по имени Том Кротсер, предыдущие «открытия» которого включали Вавилонскую башню, Ноев ковчег и Город Адама. В 1981 году этот джентльмен добыл какими-то обходными путями бумаги, оставленные Фаттерером, вроде бы включавшие схему потайного хода в горе Нево, где якобы находился ковчег завета.
Гора Нево расположена в границах нынешней Иордании, и именно в эту страну прилетел Кротсер вместе с группой рьяных коллег из так называемого Международного института восстановления истории (со штаб-квартирой в Уинфилде, штат Канзас). Своей миссией они, конечно же, считали спасение ковчега. С этой целью они провели четыре дня и ночи на горе Нево к ужасу францисканцев Святой земли, которым принадлежит эта вершина и которые охраняют византийскую церковь, возведенную на предполагаемом месте захоронения Моисея, и уже вели на протяжении нескольких десятилетий тщательные профессиональные археологические раскопки в этом районе.
Нечего и говорить, что францисканцы не нашли ковчега, как не нашел его и Кротсер, во всяком случае не на горе Нево. Завершив там свои изыскания, Кротсер и его команда перебрались на соседнюю гору Фасгу (где ранее также побывал Фаттерер). Здесь они наткнулись на лощину и убедили себя, что она-то и приведет их к «потайному ходу», изображенному на схеме Фаттерера.
Тот факт, что часть дна лощины была отгорожена листом жести, только укрепил их веру. В ночь на 31 октября 1981 года они убрали хрупкую преграду, и перед ними действительно открылся проход. Они последовали по этому ходу, имевшему, по их словам, четыре фута в ширину и семь футов в высоту на расстояние около шестисот футов в недра земли, наткнулись на стену, точно соответствовавшую описанию Фаттерера, и без дальнейших проволочек разрушили ее.
За ней оказался вырубленный в скале тайник примерно семь футов на семь, в котором находился покрытый золотом прямоугольный ларец, имевший шестьдесят два дюйма в длину, тридцать семь дюймов в ширину и столько же в высоту. Рядом с ним покоились явно предназначавшиеся для его переноски шесты, полностью соответствовавшие библейскому описанию. В сторонке лежали свертки из ткани, которые Кротсер принял за херувимов, когда-то украшавших крышку ковчега.
Американцы не сомневались, что нашли священную религию. Они не стронули ее с места, не касались ее и не открывали, но сделали с помощью вспышки цветные фотографии. Затем они вернулись из Иордании в США, где сразу же поставили в известность о своем открытии информационное агентство ЮПИ. Новость получила всемирное освещение.
Так что же — ковчег действительно нашли? Ясно, сделанные в склепе фотографии явились бы решающим доказательством сенсационного заявления американцев, если бы их имели возможность изучить археологи, специализирующиеся на библейских сюжетах. Поэтому трудно понять, почему Кротсер постоянно отказывался показывать эти фотографии кому бы то ни было. Мало кого убедили его доводы в том смысле, что Бог надоумил его передать их только Дэвиду Ротшильду, являющемуся, по утверждению Кротсера, прямым потомком Иисуса Христа и избранному Господом для строительства Третьего храма, где извлечённый из своего тайника ковчег займет центральное место.
Член той же международной семьи банкиров, которая противилась раскопкам Монтагью Паркера на Храмовой горе в 1910 году, Ротшильд холодно опроверг известие о том, что он якобы получил фотографии, которые Кротсер все еще хранит у себя дома в Уинфилде, штат Канзас, отказываясь публиковать их и одновременно выражая готовность показать избранным посетителям.
В 1982 году одним из таких посетителей был известный археолог Зигфрид Хорн, специализировавшийся на районе горы Нево и опубликовавший больше дюжины научных трудов. Какое-то время он внимательно изучал фотографии Кротсера, которые, к сожалению, оказались не очень четкими.
«Лишь на двух из них что-то проявилось. На одной смазанно проступает некое помещение с желтым ящиком в центре. Другой, вполне качественный слайд дает четкое изображение передней части ящика».
Сразу после посещения дома Кротсера Хорн — ко всему прочему умелый рисовальщик — нарисовал ящик, виденный им на слайде. Некоторые части оклада желтого металла показались ему сделанными не из золота, а из бронзы, и к тому же были покрыты ромбовидным рисунком, скорее всего машинной работы. Еще более убийственным оказался тот факт, что торчащий в правом верхнем углу гвоздь имел вполне современную шляпку. Хорн пришел к следующему выводу:
Начал я с раскопок, которые безуспешно пытался посетить утром 8 октября. Доступ к ним был закрыт, но я смог пообщаться кое с кем из археологов и обследовать их находки. Так я узнал, что сами раскопки начались в феврале 1968 года — примерно через восемь месяцев после того, как в ходе «Шестидневной войны» израильские парашютисты установили контроль над Иерусалимом. Хотя все раскопки проводились вне священной территории Храмовой горы, они с самого начала оказались в фокусе полемики. По словам руководителя раскопок Меира Бен-Дова, они столкнулись с сопротивлением членов Высшего мусульманского совета, заподозривших заговор против своих интересов.
— Раскопки на деле не являются научным предприятием, — жаловались они, — их сионистская цель состоит в том, чтобы подрыть южную стену Храмовой горы, являющуюся и южной стеной мечети Аль-Акса, и привести к разрушению мечети.
К удивлению Бен-Дова, и христиане поначалу противились.
— Последние подозревали, — объяснил он, — что цель раскопок — заложить фундамент для здания третьего храма, а все разговоры на археологические темы служат лишь прикрытием возмутительного заговора. Я могу лишь сказать, что, пока не услышишь подобные слухи собственными ушами, они кажутся плодом демонического воображения. И все же — то ли в шутку, то ли всерьез — историки и археологи необычайного ума и способностей прямо спрашивали меня: «Уж не намерены ли вы восстановить храм».
Самое же сильное сопротивление оказали еврейские религиозные руководители, согласия которых на раскопки требовало правительство еще до начала работ. Профессор. Археологического института Еврейского университета Мазар вел переговоры с сефардским и ашкеназским главными раввинами, которые ответили категорическим отказом, когда он заговорил с ними впервые в 1967 году.
— Сефардский главный раввин Ниссим объяснил свой отказ тем, что район планировавшихся раскопок — святое место. В ответ на просьбу прояснить свою позицию он дал понять, что мы, чего доброго, откопаем доказательства того, что Стена плача не была на самом деле западной стеной Храмовой горы. Иначе какой бы был смысл в раскопках для научных целей, когда они не имеют никакого значения? Со своей стороны, ашкеназский главный раввин Унтерман мучился вопросами иудейского закона. «Что случится, — размышлял он, — если в результате археологических раскопок вы найдете ковчег завета, который, по еврейскому преданию, похоронен в глубине земли?»
— Это было бы замечательно! — вполне искренне ответил профессор Мазар.
Уважаемый же раввин сказал ученому, что именно этогоон и опасается. Поскольку сыны Израилевы «нечисты» с точки зрения еврейского религиозного закона, им запрещено касаться ковчега завета. Поэтому немыслимо даже думать о раскопках до прихода Мессии!
Беспокойство раввина относительно ковчега вполне объяснимо. И в самом деле, считалось, что евреи пребывали в состоянии «нечистоты» со времени разрушения второго храма и это состояние якобы закончится лишь с приходом истинного Мессии. Подобного рода догма стала серьезным препятствием на пути археологов. Тем не менее со временем они сумели убедить раввинов, а также преодолеть возражения представителей двух других монотеистических религий, ведущих происхождение от ветхозаветного поклонения Яхве. И начались раскопки. Больше того, несмотря на то, что они велись внеХрамовой горы, были найдены изделия времен Первого храма. Впрочем, как и ожидалось, не было найдено и следа ковчега завета, а большая часть находок относилась к позднему периоду Второго храма, периодам мусульманского владычества и крестовых походов.
Короче говоря, я понял, что раскопки Меира Бен-Дова неподтвердили еврейских преданий о сокрытии ковчега, но и не опровергли их окончательно. Для этого необходимо только одно: тщательные и кропотливые раскопки на самой Храмовой горе.
В моем же представлении, как припомнит читатель, такие раскопки были проведены тамплиерами много веков назад, даже еще до того, как была придумана археология, и они тоже не нашли ковчега. И все же необходимо было узнать, проводились ли такие раскопки в новые времена, и если проводились, что было найдено. Эти вопросы я адресовал археологу Габби Баркаю из иерусалимского Еврейского университета, специализирующегося на периоде первого храма.
— После зарождения современной археологии, — напрямик ответил он, — не было попыток вести раскопки на Храмовой горе.
— Почему? — поинтересовался я.
— Потому что это последнее святое место. Мусульманские власти противятся проведению здесь каких бы то ни было научных исследований. С их точки зрения, это было бы наихудшим осквернением его. Поэтому Храмовая гора остается загадкой для археологии, Наши знания о ней ограничены теорией и интерпретацией. В археологическом плане мы располагаем лишь находками Чарлза Уоррена. Ну и Паркера, естественно. Он действительно копал внутри Каменного купола — в 1910 году, если мне не изменяет память. Но он был не археологом, а чокнутым — он искал ковчег завета.
Я не совсем понял, назвал ли Баркай Паркета «чокнутым» потому, что он искал ковчег, или же он искал ковчег потому, что был «чокнутым». Или его безумие проявилось еще до того, как он начал копать внутри Каменного купола? И я счел за лучшее воздержаться от упоминания о том, что и я ищу ковчег. Поэтому ограничился вопросом: где я могу узнать побольше о Паркере, да и о Чарлзе Уоррене, также упомянутом им?
Во время двухдневного поиска в архивах я узнал, что Уоррен был молоденьким лейтенантом британских саперных частей, которому лондонский фонд исследования Палестины поручил в 1867 году провести раскопки на Храмовой горе. Но его поиск ограничился практически тем же районом — к югу от храмовой территории, более тщательно исследованным столетие спустя Меиром Бен-Довом и его коллегами.
Разница заключалась в том, что Уоррен энергично настаивал на разрешении копать на самой Храмовой горе. Но все его попытки были отвергнуты турками-оттоманами, управлявшими в то время Иерусалимом. Больше того, когда Уоррен прорыл туннель на север и подкопался под внешние стены, шум от молотов и других орудий, использовавшихся при раскопках, потревожил правоверных, молившихся наверху, в мечети Аль-Акса. В результате на рабочих обрушился дождь камней, и последовал приказ губернатора города Иззет-паши прекратить раскопки.
Несмотря на все трудности, Уоррен стоял на своем и убедил оттоманов разрешить ему продолжить работы. Позже он предпринял еще несколько скрытых попыток прорыть туннель под Храмовой горой, где надеялся «обнаружить и нанести на карту все древние развалины». Но ему не удалось добиться своего, и он добрался только до фундамента внешних стен. Разумеется, он не нашел ковчега завета, и не было сведений о том, что он вообще намеревался искать его. Его главным образом интересовал период Второго храма, и в этом плане он сделал множество бесценных находок для ученого мира.
Чего не скажешь о Монтагью Браунслоу Паркере, сыне пэра Морли, отправившемся в Иерусалим в 1909 году с явным намерением найти ковчег и не сделавшем никакого вклада в науку.
Экспедиция Паркера, позже вежливо названная известным английским археологом Кэтлин Кеньон «исключительной со всех точек зрения», была детищем финского мистика Вальтера Ювелиуса, который еще в 1906 году представил в университете г. Стокгольма диссертацию по теме разрушения храма Соломона вавилонянами. Ювелиус утверждал, что раздобыл достоверную информацию о потайном месте на территории храма, где спрятан «инкрустированнй золотом ковчег завета», и что тщательное изучение имеющих отношение к делу библейских текстов выявило существование тайного подземного прохода, ведущего в Храмовую гору из какого-то квартала Иерусалима. После изучения отчетов Чарлза Уоррена он убедил себя в том, что этот тайный ход следует искать к югу от мечети Аль-Акса, то есть там, где уже производил раскопки Уоррен. Пообещав вознаграждение в 200 миллионов долларов (которых, по его мнению, стоил бы ковчег, будь он обнаружен), Ювелиус принялся искать инвесторов для финансирования экспедиции, призванной найти и расчистить указанный проход, дабы получить доступ к сокровищу.
Его усилия ни к чему не приводили, пока он не встретил в Лондоне тридцатилетнего Монтагью Браунслоу Паркера и не заручился его поддержкой. Вытянув средства у своих приятелей из британской аристократии и даже за границей, в частности у состоятельной чикагской семьи Армуров, Паркер быстро собрал внушительную сумму в 125 тысяч долларов. Экспедиция отправилась в путь и к августу 1909 года обосновалась на Масличной горе в непосредственной близости от Храмовой горы.
Немедленно начались работы на месте прежних раскопок Уоррена. Паркера и Ювелиуса не пугал тот факт, что их просвещенный предшественник не нашел ничего значительного; напротив, они действовали с немалым оптимизмом, поскольку наняли ясновидящего ирландца для поиска предполагаемого «секретного туннеля».
Шло время. Последовали протесты верующих всех конфессий. С наступлением зимы погода испортилась, и место раскопок затопляли потоки грязи. Вполне понятно, Паркер отчаялся. Он временно приостановил работы и возобновил их лишь с наступлением лета 1910 года. Последовало несколько месяцев энергичных поисков. Однако секретный туннель упорно отказывался обнаружить себя, а тем временем росло сопротивление осуществлению всего проекта. К весне 1911 года ярый сионист барон Эдмон де Ротшильд, член знаменитой семьи банкиров, взял на себя задачу предотвратить возможное осквернение святейшего места иудаизма и с этой целью приобрел соседние с раскопками земли, с которых мог непосредственно угрожать Паркеру.
Молодой британский аристократ был напуган подобным развитием событий. В апреле 1911 года он отказался от поиска туннеля и предпринял поистине отчаянный шаг. Иерусалим все еще пребывал под управлением Оттоманской империи, а губернатор города Амзе и Бей-паша не отличался чистоплотностью. Взятка в 25 тысяч долларов обеспечила его поддержку, а значительно меньшая сумма убедила наследного хранителя Каменного купола шейха Халила допустить Паркера с его бригадой в святое место и закрыть глаза на то, что они там делали.
По очевидным соображениям работы производились под покровом ночи. Переодевшись арабами, искатели сокровищ копали на протяжении недели в южной части Храмовой горы вблизи от мечети Аль-Акса, где — полагали Ювелиус и ясновидящий ирландец — и был захоронен ковчег. Но их усилия оказались безуспешными, и на рассвете 18 апреля 1911 года Паркер переключился на Каменный купол и на легендарные пещеры, якобы расположенные под Шетийей.
В то время еще не была установлена лестница, ведущая к «Колодцу душ», и Паркеру с его командой приходилось спускаться самим и спускать свое снаряжение на веревках, закрепленных на священном камне. Внизу они зажигали фонари «летучая мышь» и начинали вгрызаться в пол пещеры в надежде пробиться к последнему пристанищу ковчега.
Не успели они даже установить, находились ли под ними другие пустоты, как грянула беда. Хотя наследный хранитель шейх Халил был подкуплен, в мечети появился другой служитель (рассказывают, что он решил переночевать на Храмовой горе, так как его дом был переполнен гостями). Услышав подозрительные звуки, доносившиеся из Каменного купола, он ворвался туда, заглянул в Колодец душ и к своему ужасу увидел там безумных иностранцев, рывших кирками и лопатами святую землю.
Последовала драматическая реакция обеих сторон. Шокированный служка издал пронзительный вопль и убежал в ночь, созывая криками правоверных. Сообразив, что погорели, англичане поспешно ретировались. Даже не заглянув в свой базовый лагерь, они тут же покинули Иерусалим и поспешили в Яффу, где предусмотрительно держали на якоре моторную яхту. Так они едва успели спастись от разъяренной толпы, собравшейся на Храмовой горе через несколько минут после их бегства и обрекшей несчастного шейха Халила на неописуемую смерть.
К утру Иерусалим охватили полномасштабные беспорядки, и Амзей Бей-паша — которого небезосновательно подозревали в соучастии — подвергся оскорблениям и нападкам. Отреагировал он таким образом: закрыл доступ к Храмовой горе и приказал схватить охотников за сокровищами,как только они появятся в Яффе. Тем не менее распространились слухи, что Паркер нашел и выкрал ковчег завета, и руководители мусульманской и еврейской общин потребовали не допустить, чтобы священная реликвия покинула страну.
Предупрежденные по телеграфу полицейские и таможенники Яффы задержали беглецов, изъяли все их вещи и провели тщательный обыск. Ничего не найдя и растерявшись, власти заперли весь багаж, но разрешили англичанам отплыть на лодке на их яхту, решив одновременно продолжить допросы. Как только они оказались на борту, Паркер приказал команде сниматься с якоря.
Через несколько недель он уже вернулся в Англию. Ему не удалось найти потерянный ковчег, но он ухитрился потерять все 125 тысяч долларов, которые доверили ему инвесторы из США и Великобритании. «Весь этот эпизод с раскопками, — писала много лет спустя Кэтлин Кеньон, — не сказался на репутации британской археологии».
Однако британские археологи не приняли участия в следующей попытке найти ковчег, предпринятой в 20-х годах на горе Нево в соответствии со Второй книгой Маккавейской, судя по которой пророк Иеремия спрятал там священную реликвию перед самым разрушением храма Соломона.
Главным вдохновителем новой экспедиции был эксцентричный американский исследователь, любивший наряжаться в свободные арабские одежды и носивший не свойственное мужчине имя Антония Фредерик Фаттерер. После тщательного обследования горы Нево (и соседнего пика Фасги) он утверждал с поистине впечатляющей оригинальностью, что нашел… секретный ход. Последний был заблокирован некой стеной, и Фаттерер даже не попытался сломать ее. Изучив ее с помощью фонарика, он обнаружил… древнюю надпись, которую точно скопировал и привез в Иерусалим. Один «ученый» из Еврейского университета помог ему расшифровать иероглифы, означавшие:
К сожалению, Фаттерер не назвал имени ученого, сделавшего этот перевод, и впоследствии никто не взял на себя авторство. Не смог Фаттерер позже и предъявить ту копию, которую он якобы сделал с надписи, как и не вернулся больше на гору Нево, чтобы достать ковчег из предполагаемого потайного хода.ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ ЗОЛОТОЙ КОВЧЕГ ЗАВЕТА.
Полвека спустя эстафету Фаттерере подхватил американский исследователь по имени Том Кротсер, предыдущие «открытия» которого включали Вавилонскую башню, Ноев ковчег и Город Адама. В 1981 году этот джентльмен добыл какими-то обходными путями бумаги, оставленные Фаттерером, вроде бы включавшие схему потайного хода в горе Нево, где якобы находился ковчег завета.
Гора Нево расположена в границах нынешней Иордании, и именно в эту страну прилетел Кротсер вместе с группой рьяных коллег из так называемого Международного института восстановления истории (со штаб-квартирой в Уинфилде, штат Канзас). Своей миссией они, конечно же, считали спасение ковчега. С этой целью они провели четыре дня и ночи на горе Нево к ужасу францисканцев Святой земли, которым принадлежит эта вершина и которые охраняют византийскую церковь, возведенную на предполагаемом месте захоронения Моисея, и уже вели на протяжении нескольких десятилетий тщательные профессиональные археологические раскопки в этом районе.
Нечего и говорить, что францисканцы не нашли ковчега, как не нашел его и Кротсер, во всяком случае не на горе Нево. Завершив там свои изыскания, Кротсер и его команда перебрались на соседнюю гору Фасгу (где ранее также побывал Фаттерер). Здесь они наткнулись на лощину и убедили себя, что она-то и приведет их к «потайному ходу», изображенному на схеме Фаттерера.
Тот факт, что часть дна лощины была отгорожена листом жести, только укрепил их веру. В ночь на 31 октября 1981 года они убрали хрупкую преграду, и перед ними действительно открылся проход. Они последовали по этому ходу, имевшему, по их словам, четыре фута в ширину и семь футов в высоту на расстояние около шестисот футов в недра земли, наткнулись на стену, точно соответствовавшую описанию Фаттерера, и без дальнейших проволочек разрушили ее.
За ней оказался вырубленный в скале тайник примерно семь футов на семь, в котором находился покрытый золотом прямоугольный ларец, имевший шестьдесят два дюйма в длину, тридцать семь дюймов в ширину и столько же в высоту. Рядом с ним покоились явно предназначавшиеся для его переноски шесты, полностью соответствовавшие библейскому описанию. В сторонке лежали свертки из ткани, которые Кротсер принял за херувимов, когда-то украшавших крышку ковчега.
Американцы не сомневались, что нашли священную религию. Они не стронули ее с места, не касались ее и не открывали, но сделали с помощью вспышки цветные фотографии. Затем они вернулись из Иордании в США, где сразу же поставили в известность о своем открытии информационное агентство ЮПИ. Новость получила всемирное освещение.
Так что же — ковчег действительно нашли? Ясно, сделанные в склепе фотографии явились бы решающим доказательством сенсационного заявления американцев, если бы их имели возможность изучить археологи, специализирующиеся на библейских сюжетах. Поэтому трудно понять, почему Кротсер постоянно отказывался показывать эти фотографии кому бы то ни было. Мало кого убедили его доводы в том смысле, что Бог надоумил его передать их только Дэвиду Ротшильду, являющемуся, по утверждению Кротсера, прямым потомком Иисуса Христа и избранному Господом для строительства Третьего храма, где извлечённый из своего тайника ковчег займет центральное место.
Член той же международной семьи банкиров, которая противилась раскопкам Монтагью Паркера на Храмовой горе в 1910 году, Ротшильд холодно опроверг известие о том, что он якобы получил фотографии, которые Кротсер все еще хранит у себя дома в Уинфилде, штат Канзас, отказываясь публиковать их и одновременно выражая готовность показать избранным посетителям.
В 1982 году одним из таких посетителей был известный археолог Зигфрид Хорн, специализировавшийся на районе горы Нево и опубликовавший больше дюжины научных трудов. Какое-то время он внимательно изучал фотографии Кротсера, которые, к сожалению, оказались не очень четкими.
«Лишь на двух из них что-то проявилось. На одной смазанно проступает некое помещение с желтым ящиком в центре. Другой, вполне качественный слайд дает четкое изображение передней части ящика».
Сразу после посещения дома Кротсера Хорн — ко всему прочему умелый рисовальщик — нарисовал ящик, виденный им на слайде. Некоторые части оклада желтого металла показались ему сделанными не из золота, а из бронзы, и к тому же были покрыты ромбовидным рисунком, скорее всего машинной работы. Еще более убийственным оказался тот факт, что торчащий в правом верхнем углу гвоздь имел вполне современную шляпку. Хорн пришел к следующему выводу:
«Не знаю, что собой представляет этот предмет, но фотографии убедили меня в том, что он является не древним, а современным изделием с декоративными полосками и металлическим листом машинной выработки».
ОТ ВЫДУМОК К ФАКТУ
Упорно работая с археологическими отчетами в Иерусалиме, я не смог отыскать упоминаний других экспедиций, пытавшихся проверить иудейские предания о последнем пристанище ковчега завета. Ученые, с которыми я имел возможность побеседовать, подтвердили ограниченность этой области исследований: Чарлз Уоррен и позже Меир Бен-Дов и его команда копали поблизости от Храмовой горы (хотя и не искали ковчег); Монтагью Браунслоу Паркер — не археолог, а «чокнутый», как его охарактеризовал Габби Баркай, — вел раскопки на Храмовой горе, но ничего не нашел; Антония Фредерик Фаттерер нашел, но не разведал потайной ход, в котором, по его мнению, хранился ковчег; Том Кротсер утверждал, что нашел сам ковчег в том же ходе, который почему-то переместился с горы Нево на гору Фасги за пятьдесят лет, прошедшие со времени экспедиции Фаттерера.
Вот так. И это все, если не считать моих собственных поисков. А что делал я? Искал ковчег, разумеется, впутался в авантюру, в которую, должен признаться, меня обескуражило подобное открытие — мне предшествовали только мессианские провидцы и тронутые чудаки.
Мое спасение, полагал я, лишь в том, что я не имел ни малейшего желания построить Третий храм и не верил в то, что ковчег был похоронен тюд Каменным куполом или на горах Нево или Фасги. Я понял, что практически невозможно доказатьотсутствие каких-либо тайн в указанных местах, но и удовольствоваться тем, что священная реликвия не была схоронена в упоминаемых иудейскими преданиями местах, не была увезена ни египтянами, ни вавилонянами и не была разрушена.
Ее исчезновение поэтому все больше и больше выглядело поистине непостижимой тайной — «одной из великих загадок Библии», как однажды выразился профессор древнееврейской и сравнительной религии Калифорнийского университета Ричард Эллиот Фридман. Вся проделанная в 1989–1990 годах работа укрепила мою убежденность в том, что решение загадки следует искать в Эфиопии. И все же… И все же… Одна проблема, которой я вовсе не занимался ни на какой стадии исследования, заключалась в том, что притязание Эфиопии на обладание ковчегом покоилось на столь же хрупком фундаменте, что и «аппокалипсис Баруха» или Вторая книга Маккавейская.
Откровенно говоря, я начал чувствовать, что смелые утверждения «Кебра Нагаст» недостаточно достоверны в качестве исторического свидетельства для оправдания поездки в священный город Аксум, во время которой мне пришлось бы рискнуть жизнью. Упорство в том, что царица Савская была эфиопкой, и связанное с этим утверждение, что она родила сына от царя Соломона, который в должное время выкрал ковчег из Иерусалима, больше походили на нелепые выдумки, нежели на трезвую правду. Конечно, я раскопал в Эфиопии большое количество фактов, притом убедительных фактов, в значительной степени подкреплявших представление о том, что реликвия действительно могла покоиться в храме Аксума. Теперь я был убежден, что ни одно другое место не может претендовать на большую достоверность. Но это отражало не столько достоинство описания в «Кебра Нагаст» того, как ковчег попал в Эфиопию, сколько слабость других вариантов.
Вот так. И это все, если не считать моих собственных поисков. А что делал я? Искал ковчег, разумеется, впутался в авантюру, в которую, должен признаться, меня обескуражило подобное открытие — мне предшествовали только мессианские провидцы и тронутые чудаки.
Мое спасение, полагал я, лишь в том, что я не имел ни малейшего желания построить Третий храм и не верил в то, что ковчег был похоронен тюд Каменным куполом или на горах Нево или Фасги. Я понял, что практически невозможно доказатьотсутствие каких-либо тайн в указанных местах, но и удовольствоваться тем, что священная реликвия не была схоронена в упоминаемых иудейскими преданиями местах, не была увезена ни египтянами, ни вавилонянами и не была разрушена.
Ее исчезновение поэтому все больше и больше выглядело поистине непостижимой тайной — «одной из великих загадок Библии», как однажды выразился профессор древнееврейской и сравнительной религии Калифорнийского университета Ричард Эллиот Фридман. Вся проделанная в 1989–1990 годах работа укрепила мою убежденность в том, что решение загадки следует искать в Эфиопии. И все же… И все же… Одна проблема, которой я вовсе не занимался ни на какой стадии исследования, заключалась в том, что притязание Эфиопии на обладание ковчегом покоилось на столь же хрупком фундаменте, что и «аппокалипсис Баруха» или Вторая книга Маккавейская.
Откровенно говоря, я начал чувствовать, что смелые утверждения «Кебра Нагаст» недостаточно достоверны в качестве исторического свидетельства для оправдания поездки в священный город Аксум, во время которой мне пришлось бы рискнуть жизнью. Упорство в том, что царица Савская была эфиопкой, и связанное с этим утверждение, что она родила сына от царя Соломона, который в должное время выкрал ковчег из Иерусалима, больше походили на нелепые выдумки, нежели на трезвую правду. Конечно, я раскопал в Эфиопии большое количество фактов, притом убедительных фактов, в значительной степени подкреплявших представление о том, что реликвия действительно могла покоиться в храме Аксума. Теперь я был убежден, что ни одно другое место не может претендовать на большую достоверность. Но это отражало не столько достоинство описания в «Кебра Нагаст» того, как ковчег попал в Эфиопию, сколько слабость других вариантов.