Хенли Вирджиния. Брачный приз

   Розамонд и управитель встали на колени, чтобы осмотреть корчившегося в муках парня.
   — Он сломал ногу! — воскликнула она. — Это я виновата!
   — Нужно наложить шину, и лучше всего это сделать в Дирхерсте. Я сам буду погонять лошадей, — решил мастер Берк, взваливая крестьянина на телегу.
   — Скорее! Приедете за мной, когда позаботитесь о нем!
   Розамонд смотрела им вслед, чувствуя себя виноватой.
   Случившееся так ее расстроило, что голова закружилась. Она решила посидеть немного. Войдя в замок, Розамонд опустилась на ступеньки. Неожиданно резкая боль словно кинжалом ударила в спину и, охватив все тело, стиснула мышцы живота. Розамонд с ужасом осознала — начались схватки, хотя внутренний голос монотонно повторял: «Слишком рано… слишком рано…»
   Паника овладела ею. Каждый звук эхом отдавался в пустоте замка. Никого. Она совсем одна.
   Когда боль утихла, она попыталась успокоить себя:
   — Я всего в двух милях от Дирхерста. Можно дойти пешком.
   Розамонд с трудом встала и побрела к обитой железом двери, но раздирающая боль вернулась так быстро, что едва не разорвала ее надвое. Нет, она не сумеет добраться даже до конюшни. Розамонд вцепилась в дверной косяк, чтобы не упасть, а когда стало немного легче, поползла к лестнице.
   Она безумно любила свое дитя и сейчас судорожно хваталась за живот, думая не о себе, а о том, выживет ли ребенок. Какая горькая ирония в том, что она спасла все сокровища мужа, но из-за этого потеряла самое дорогое на земле! Если бы она так не надрывалась, малыш не просился бы на свет раньше срока. Почему же она сделала это? Ответ прост: эти вещи были дороги для Роджера. А Роджер безмерно дорог ей.
   Эта мысль стала для нее настоящим откровением. Розамонд постоянно отрицала, что любит его, боясь признать очевидное. Но любовь не скроешь. Она расцвела в душе вопреки желанию, наполнила сердце, и теперь каждая частичка ее существа горит любовью к Роджеру и их ребенку.
   Страх снова поднял свою уродливую голову. Любить кого-то означает потерять!
   — Нет, — поклялась Розамонд. — На этот раз — нет! Я до последнего дыхания буду бороться, чтобы спасти своего ребенка!
   Она вспомнила о перине наверху и умудрилась проползти еще две ступеньки, прежде чем началась очередная схватка. Когда ее отпустило, она немного отдохнула. Каким-то образом Розамонд нашла в себе силы добраться до лестничной площадки, но следующая схватка окончательно вымотала ее. Она прилегла, кусая губы от боли. Неожиданно вспомнив о чудесной восковнице, которую сама давала роженицам, чтобы облегчить страдания, Розамонд смахнула слезы. Ей не нужна восковница.
   И тут ее скрутила еще более жестокая боль. Розамонд выкрикнула:
   — О Боже, кто бы дал мне восковницу!
   Время, казалось, замерло на месте. Похоже, прошло много часов, но никто не явился за ней. Она помогала роженицам достаточно часто, чтобы знать: начались потуги, вот-вот покажется головка.
   Розамонд надавила на свой набухший живот и поняла: головки внизу нет. Помощь! Ей необходима помощь!
   Все напрасно. Никто не придет.
   Перед глазами замелькали страшные картины: умирающие женщины… младенцы, так и не увидевшие света Божьего…
   Розамонд тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Нет, смерть не заберет ее ребенка!
   Она начала истово молиться, припоминая слова псалма Давидова:
   — И будет Господь прибежищем угнетенному, прибежищем во времена скорби… — Но слова переросли в вопль, когда боль захлестнула ее и милосердно погрузила в пучину беспамятства.
 
   Торопясь вернуться в Тьюксбери, Роджер де Лейберн обогнал своих рыцарей и оруженосца Гриффина, которому поручил заботиться о большой деревянной колыбельке, на которой были вырезаны львы. Де Лейберн был рад, что побывал на сессии парламента. Все его подозрения подтвердились: там присутствовали в основном простолюдины и священнослужители, но едва ли двадцать баронов явились предложить поддержку де Монфору. Король Генрих тоже прибыл, хотя с трудом высидел положенное время, безучастный ко всему. Он выглядел настолько состарившимся и ветхим, словно от него осталась одна оболочка.
   Въехав во двор, Род поднял забрало, осмотрелся и не увидел ни одного человека. Замок словно вымер. Неестественная тишина висела над ним. Охваченный дурным предчувствием, Роджер спешился. Неужели на Тьюксбери напали?
   Внезапно мучительный вопль разорвал тишину. Род выхватил меч и ворвался в замок.
   В комнатах не было ни людей, ни мебели, и Род, ничего не понимая, решил подняться наверх, но замер на полпути, увидев…
   — Матерь Божья, Розамонд! — Он выронил меч. Отбросив шлем, подхватил жену на руки, поднял с холодного камня и наконец понял, что она рожает. — Тише, любимая, я здесь… Я здесь…
   Роджер был вне себя от злости на слуг, покинувших Розамонд. Но сейчас не время гневаться. Он еще успеет все выяснить и покарать виновных.
   Род отнес жену в их покои, тоже оказавшиеся пустыми, и бережно уложил на перину.
   Опыт и воля помогли ему справиться с паникой.
   — Я помогу тебе, — тихо говорил он. — Мы все сделаем вместе.
   Розамонд вцепилась в его руки, и Род представил, какие муки она терпит. Потом она обмякла, снова уносимая водоворотом беспамятства.
   — Розочка, не покидай меня! — вскрикнул он.
   Ее ресницы на миг затрепетали, но тут же опустились. Во рту Рода пересохло, когда он увидел, что ребенок идет вперед попкой!
   Какой-то инстинкт подсказал ему верное решение. Он с силой нажал на живот жены — вниз и назад.
   Розамонд завопила, и у него сжалось сердце. Бедняжка! Он только усилил ее терзания. Зато ребенок каким-то чудом перевернулся!
   Заметив головку, Роджер приказал:
   — Тужься, любимая, тужься!
   Она повиновалась, но минуты текли невероятно медленно. И все это время Род говорил с ней, ободряя, восхваляя, уговаривая, а когда она уже была готова сдаться, он потребовал:
   — Покажи мне свою ярость, Розамонд.
   Она вскрикнула в последний раз, и ребенок упал в подставленные ладони. Пуповина обмоталась вокруг его шеи. Роджер трясущимися пальцами распутал ее, больше всего на свете боясь, что придется сказать Розамонд о смерти ребенка.
   — Успокойся. Успокойся… — повторял он.
   Ребенок, захлебываясь, вдохнул и запищал, и Роджер с облегчением засмеялся. У него был нож, чтобы перерезать пуповину, и обрывок камизы Розамонд, но он не спешил — слишком дрожали руки.
   Рыцари прибыли в Тьюксбери почти одновременно с мастером Берком и Нэн, вернувшимися за Розамонд. Нэн первая заметила Роджера, стоявшего на коленях подле жены с сыном на руках. Она быстро перевязала пуповину, а Роджер взмахнул ножом и с радостью положил малыша на руки матери. Нэн помчалась за водой обмыть мать и новорожденного. Род присоединился к управителю и своим людям, оставшимся внизу.
   — Какого черта тут творится, Берк?
   — Алиса де Клар принесла весть о том, что королева решила конфисковать Тьюксбери и все ваше имущество. Леди Розамонд тут же приказала перевезти все ценности в замок Дирхерст.
   Ругательство сорвалось с губ Роджера.
   — У королевы нет никаких прав конфисковать что бы то ни было! Пока Англией правит Симон де Монфор!
   — Переправить все обратно, сэр Роджер?
   — Вернуть людей и мебель несложно, но Розамонд скорее всего правильно сделала, что вывезла сокровища Тьюксбери, ведь граф Симон завладел всеми королевскими замками. Кто знает, что ему в голову взбредет!
   Сверху донесся детский крик, и мужчины, не веря собственным ушам, подняли головы. Род радостно улыбнулся:
   — У меня сын! Гриффин, принеси-ка колыбель!
   Мужчины разразились приветственными криками, и дюжина нетерпеливых рук протянулась, чтобы помочь оруженосцу нести колыбель. Остальные зажгли факелы, разгоняя тьму.
   На пороге спальни мужчин встретила Нэн:
   — Им нужна постель, белье, еда и…
   Роджер повелительно поднял руки:
   — Сегодня нам не нужно ничего, кроме друг друга.
   Войдя в комнату, он закрыл дверь перед носом Нэн. Увидев Розамонд с сыном у груди, Роджер замер от переполнявших его чувств. Розамонд неуверенно улыбнулась.
   — Спасибо, что пришел. Мне нужна была твоя сила, — прошептала она.
   Роджер покачал головой:
   — Ты намного сильнее меня.
   Сбросив плащ, он укрыл жену, разделся, лег рядом и одним пальцем погладил темную головку новорожденного.
   — Спасибо за то, что подарила мне сына, Розамонд. Я целую твое сердце.
   — Я люблю тебя, Роджер де Лейберн.
   Он коснулся губами ее виска.
   — Мое сердечко, я давно это знаю.
   Лежа рядом с женой, державшей их сына, Роджер чувствовал себя счастливейшим человеком на всей земле.

Глава 25

   За время своего заключения в замке Херефорд принц Эдуард умудрился приобрести расположение всех, кому было поручено его охранять. Он был идеальным заключенным, ни разу не давшим своему кузену, молодому Генри де Монфору, повода для подозрений. Они часто играли вдвоем в детстве и дружили до сих пор. Мало того, Генри получил рыцарские шпоры из рук лорда Эдуарда, которым он искренне восхищался, и полностью доверял данной принцем клятве оставаться в заложниках.
   Но Эдуард Плантагенет был исполнен такого всепоглощающего желания взяться за оружие и уничтожить человека, правившего ныне Англией, что решился сбежать из Херефорда и присоединиться к друзьям, собиравшим армию всего в нескольких милях от замка. Эдуард, Генри и его люди каждый день проводили на ближайшем лугу, проминали лошадей, устраивали скачки, чтобы скоротать время, и каждый день Эдуард наблюдал за лесом и ждал сигнала.
   И когда заметил поданный знак, он, не теряя ни минуты, пришпорил коня, легко обогнав и Генри, и стражу. На опушке принца поджидал Линкольн де Уоррен со своими воинами и свежими лошадьми, так что Генри и его тяжеловооруженный эскорт не смогли угнаться за резвыми скакунами. Принц и его спутники направились в Уигмор, где Мод, жена Мортимера, предложила наследнику престола кров, еду и одежду. Хотя Уигмор находился всего в двадцати милях от Херефорда, мало кто осмеливался сунуться в буйное, неспокойное приграничье. Под покровом темноты беглецы пробрались в замок Ладлоу, расположенный на берегу реки Джаг, где собиралась королевская армия.
 
   Роджер де Лейберн спокойно жил в Тьюксбери, проводя все время с женой и сыном и занимаясь домашними делами в ожидании вожделенной минуты, когда ему сообщат о побеге принца Эдуарда. Сознавая, что это лишь временное затишье, он пользовался каждым мгновением, желая насладиться созерцанием новорожденного сына и побыть рядом с Розамонд. Она довольно быстро оправилась от тяжкого испытания и расцвела в лучах обожания, которое изливал на нее муж. Всем окружающим было яснее ясного, что эти двое влюблены друг в друга, ибо они почти не разлучались, часами говорили о чем-то, перешептывались, пересмеивались и даже целовались. У Рода вошло в обычай каждый вечер вносить Розамонд в холл на руках, после того как она покормит и уложит на ночь сына.
   Нэн, вошедшая в комнату, чтобы последить за спящим младенцем, выразительно закатила глаза при виде Рода, подхватившего жену на руки.
   — Я сама пойду, — воспротивилась было Розамонд, но Род, словно не слыша, крепче прижал ее к груди.
   Спустившись вниз, он заботливо усадил любимую на возвышение, безразличный к ухмылкам рыцарей. Розамонд покраснела.
   — Род, у меня есть ноги, причем совершенно здоровые, — пробормотала она.
   Он шутливо прикусил мочку ее уха.
   — М-м… знаю. Ты и не представляешь, сколько раз я воображал эти обнаженные ножки, когда ты разыгрывала ледяную деву! Впервые увидев их, я глазам не поверил, насколько они длинны и стройны. По-моему, я только из-за них в тебя и влюбился.
   Розамонд послала в его сторону манящий взор.
   — А я думала, из-за волос, — мурлыкнула она и тут же заметила, как в его глазах проскочила зеленая искра.
   — И из-за них тоже, — признался Род, теребя шелковистую прядь. — После того как я отнесу тебя наверх и раздену, стану их причесывать, пока они не упадут золотыми волнами. Тогда я завернусь в них и попрошу тебя обхватить меня твоими несравненными ножками.
   Любовники разделили кубок вина, торопя миг, когда ужин закончится и они смогут удалиться в тишину спальни.
   На следующий вечер, едва спустились сумерки, одинокий всадник принес весть, которую давно ждал Роджер де Лейберн. Розамонд оказала посланцу гостеприимство, усадила за ужином на почетное место рядом с мужем и попросила мастера Берка приготовить комнату. Оставшись наедине с Роджером, она все же спросила:
   — Ты получил новости насчет лорда Эдуарда?
   Род не пожелал ее обманывать.
   — Да, — тихо признался он.
   — Посланник — человек Мортимера… Значит, Эдуард сбежал?
   Род поднял на жену изумленные глаза. Такой проницательности он не ожидал.
   — Да, — кивнул он.
   — Итак, началось. — Она взяла его руку и потерлась о нее щекой. — Спасибо за то, что не утаил от меня правду.
   Род сжал ладонями ее лицо.
   — Я безгранично верю тебе, Розамонд. Верю в твою силу и любовь. Без колебаний я оставляю на тебя наше дитя, уходя в бой, из которого могу не выйти живым. Ты сумеешь воспитать его достойным имени де Лейбернов и Маршалов. — Осторожно сняв слезу с ее щеки, он добавил: — Вопрос в том, доверяешь ли ты мне.
   Розамонд дважды доверилась ему, когда судьба не дала ей иного выбора, и оба раза он спас ей жизнь.
   — Да, муж мой, — ответила она. — Ты однажды сказал, что если я доверюсь тебе, ты никогда меня не предашь. Все так и вышло.
   — Завтра я еду в Глостер. Гилберт согласился встретиться с лордом Эдуардом. Я уверен, он к нам присоединится.
   Всю ночь Розамонд нежилась в объятиях любимого, зная, что утро их разлучит. Роджер не стал будить ее, но когда постель без него показалась пустой и холодной, Розамонд встала и метнулась к окну. Он уже сидел в седле, готовый пришпорить коня, — времени броситься во двор у нее не осталось. Однако Роджер помедлил, поднял голову, и на сердце стало чуть легче, когда он прижал пальцы сначала к губам, а потом к сердцу.
 
   Алисе и в самом деле приходилось нелегко. Муж обращался с ней с ледяным безразличием. Она прибыла в Глостер в его отсутствие и к тому времени, как он вернулся, устроилась со всеми удобствами, засыпая требованиями слуг, которых считала чем-то вроде грязи под ногами. Гилберт быстро спустил ее с небес на землю.
   — Мадам, можете приказывать только своим личным служанкам. Здесь, в Глостере, вы не хозяйка.
   — Но я твоя жена… Я графиня Глостер! — запротестовала она.
   — Неужели? Не помню, чтобы брак был осуществлен. Если я и терплю тебя здесь, то лишь из милости, — бросил он, сурово глядя ей в глаза.
   После этого Алиса сменила тактику и стала воплощением покорности и услужливости. Днем Гилберт чаще всего отсутствовал, но когда возвращался, она постоянно вертелась перед ним, меняя наряды и стараясь завлечь многозначительными взглядами и нежными улыбками. Равнодушие Гилберта только заставило ее удвоить усилия.
   Проезжая через лес Дин по пути в Глостер, Роджер заметил, что Гилберт собрал большое войско. С самим же хозяином Глостера ему удалось увидеться очень скоро. Гилберт обрадовался вести о побеге лорда Эдуарда и с готовностью согласился встретиться с наследником престола в замке Ладлоу.
   — Слухи разлетаются быстро, — заметил Гилберт. — Я узнал, что на открытии сессии парламента было очень мало баронов.
   — Симон наверняка был поражен тем, что ты не приехал.
   — После того пренебрежения, каким он меня окатил? Вряд ли. Я со дня на день ожидаю его в Глостере. Представляю, как де Монфор набросится на меня, требуя объяснений, почему я не явился в Лондон поддержать его.
   — А если он прибудет, то убедится собственными глазами, что Глостер превращен в военный лагерь. Это явная демонстрация силы, Гилберт.
   — Пусть поймет, что без меня он вряд ли сможет получить перевес в численности войска. Предсказываю, что число моих сторонников удвоится, когда распространятся новости о побеге Эдуарда.
   За ужином Алиса устроилась рядом с Роджером, словно они по-прежнему оставались близкими друзьями. Ей вдруг пришло в голову, что она, возможно, сумеет использовать визит Роджера де Лейберна, чтобы вызвать ревность Гилберта.
   Род втайне мечтал удавить эту дрянь за все, что она натворила в Тьюксбери. Подумать только, ведь Розамонд могла умереть!
   Но он придержал язык, не желая ссоры с вспыльчивым Гилбертом, и лишь вежливо кивнул Алисе.
   — Твоя жена уже сделала тебя счастливым папашей? — осведомилась она, кокетливо проводя пальчиком по ободку его кубка.
   — Да, у нас родился сын, — коротко ответил Род, отодвигая кубок.
   — Поздравляю, Роджер, и желаю счастья! — воскликнул Гилберт. — Пью за здоровье малыша!
   Алиса положила руку на рукав Рода, погладила и многозначительно сжала.
   — Только настоящий мужчина способен производить на свет сыновей. Ты не завидуешь, Гилберт?
   — Завидую только такой прелестной жене, как Розамонд.
   Вместо ответа Алиса принялась чертить пальцем замысловатые узоры на груди Рода, одновременно бросая на мужа призывные взгляды.
   — Может, стоит попросить Рода дать тебе урок? Пусть объяснит, как нужно делать наследников! — дерзко парировала она.
   Лицо Гилберта стало ярко-алым. Выхватив кинжал, он воткнул его в стол перед Алисой.
   — Прикоснись к де Лейберну еще раз — и лишишься пальцев!
   Алиса от неожиданности подскочила.
   — О, ты смеешь угрожать мне?! Род, разве не видишь, как он со мной обращается? Я не стану сидеть здесь и терпеть унижения!
   Она покинула зал, сопровождаемая своими камеристками. Роджер едва ли не впервые в жизни растерялся, не зная, как уладить дело и смягчить разгневанного хозяина.
   — Гилберт, прошу извинения за…
   — Нет, друг мой, это я должен извиниться за неприятную сцену. Но что возьмешь с французской шлюхи?
   И он стал деловито обсуждать подробности завтрашней поездки в Ладлоу, явно желая показать Роджеру, что эта женщина абсолютно ничего для него не значит.
   Перед тем как пойти спать, Гилберт поднялся к Алисе:
   — Завтра на рассвете я уезжаю, а когда вернусь, чтобы тебя здесь не было. Я намереваюсь отделаться от тебя навсегда. Ты недостойна стать матерью моих детей.
   Алиса подбежала к мужу и умоляюще положила руки ему на плечи:
   — Гилберт, клянусь, я никогда не изменяла тебе с Роджером де Лейберном. Я ненавижу эту надменную свинью!
   — Женщина, мне совершенно безразлично, с кем ты спала, но у меня есть законное право развестись с тобой.
   — Развод? Ты не можешь так поступить! Я — графиня Глостер! — в отчаянии повторяла Алиса.
   — Развод или смерть, — мрачно предупредил Гилберт. — Так или иначе, но я от тебя избавлюсь.
 
   Кого Розамонд не ожидала снова увидеть в Тьюксбери, так это Алису де Клар. Когда мастер Берк с каменной физиономией объявил о прибытии графини Глостер, Розамонд отдала сына Нэн и попросила отнести его наверх, а сама спустилась во двор встречать ненавистную гостью. К величайшей досаде Розамонд, Алиса, едва увидев ее, разразилась слезами.
   — Что случилось? — сухо осведомилась хозяйка.
   — Леди де Лейберн… Розамонд… я прошу гостеприимства.
   Розамонд перевела взгляд на унылых камеристок и лошадей, нагруженных вещами.
   — Я всего на одну ночь… Пожалей меня! — рыдала Алиса.
   Поскольку солнце уже садилось, Розамонд пришлось согласиться.
   — Мастер Берк, велите приготовить покои для дам, — попросила она и, проводив всех в просторный зал, предложила вина.
   Алиса осушила чашу и начала свою грустную повесть:
   — Муж выбросил меня из дома и запретил возвращаться. Я не сделала ничего, абсолютно ничего, чтобы заслужить такую жестокость! Розамонд, тебе ведь известно, как он вспыльчив! Гилберт угрожал убить меня, а ведь по его вине уже умер отец! Он клялся развестись, и я… Мне больше не быть графиней Глостер.
   — А что вызвало такую вспышку гнева? — уже мягче спросила Розамонд.
   Смахнув слезы, Алиса злобно прошипела:
   — Всему виной этот распутник де Лейберн. Гилберт и я были счастливы, пока он не появился и не стал меня домогаться…
   — Ложь! — возмутилась Розамонд. — Ты вешаешься на шею кому ни попадя! Роджер никогда не сделал бы ничего подобного: слишком хорошо тебя знает! Мой муж любит меня, и я верю ему безгранично.
   Алиса зашлась истерическим смехом:
   — Любовь? Доверие? Бедная помешанная дурочка! Всякий мужчина — эгоистичная, бессовестная скотина, воплощение зла и подлости!
   — Только не Роджер де Лейберн, — твердо ответила Розамонд.
   — Меня тошнит от твоей наивности! Разве ты не знаешь, что именно Роджер де Лейберн убил твоего брата Джайлза?
   — Лживая сука! — вскинулась Розамонд, покраснев от ярости.
   — Род ненавидел Джайлза — на турнирах они всегда затевали драку!
   Розамонд размахнулась и ударила Алису по лицу. Та набросилась на нее. Длинные ногти пропахали на щеке Розамонд пять кровавых борозд.
   — За несколько месяцев до турнира в Уэйре твой брат снял защитный наконечник с копья и пронзил бедро Рода. Шрам остался на всю жизнь!
   Розамонд сжала руки в кулаки и, развернувшись, сшибла Алису с ног. Та упала на колени.
   — Заткни свой грязный рот! Ревность окончательно помутила твой рассудок! Все пытаешься уничтожить наш счастливый брак!
   — Тот брак, что принес ему Першор и замок твоего брата? Де Лейберн замыслил гибель Джайлза, чтобы удвоить твое приданое! Эта алчная свинья не удосужилась и дня подождать, прежде чем просить у Эдуарда разрешения обручиться с юной наследницей! — злорадно ухмыльнулась Аписа.
   Рука Розамонд, уже поднятая для очередной пощечины, опустилась.
   — Откуда ты знаешь?
   — Я была с Эдуардом и его компаньонами после того турнира! И слышала, как они замышляли скрыть от тебя правду.
   Розамонд выпрямилась во весь рост и гордо вскинула подбородок.
   — Не верю ни одному слову! Все это гнусное вранье. Можешь остаться на ночь — мне жаль женщин, которым приходится тебе прислуживать. Но завтра постарайся убраться на рассвете, потому что, если я спущусь вниз и увижу тебя здесь, спущу собак.
   Она поднялась к себе, и встревоженная Нэн бросилась ей навстречу:
   — Ягненочек мой, у вас все лицо в крови!
   — Ничего страшного, Нэн…
   «Хуже, что мое сердце истекает кровью…» — подумала Розамонд.
   — Я промою ранку!
   — Нет, Нэн, дай мне ребенка и уходи. Я хочу побыть одна.
   Она уселась на высокий стул, прижимая ребенка к сердцу. Лишь одно слово звучало в мозгу: «Ложь, ложь, ложь…»
   Но что, если это правда?
   Ужаснувшись, Розамонд отбросила предательскую мысль и стала укачивать сына, чтобы немного успокоиться. Постепенно ей это удалось. Она развязала тесемки туники и дала малышу грудь, нежно улыбнувшись, когда тот стал сосать.
   Дитя мирно заснуло, но Розамонд еще долго сидела не шевелясь. Наконец она бережно уложила его в колыбель и укрыла одеяльцем, а сама разделась и легла. Она долго смотрела во мрак, гладя подушку мужа. Алиса лжет, ибо если Роджер убил Джайлза, жизнь кончена.
   Волна ужаса охватила Розамонд, лишив дыхания. Она пустилась бежать в тот момент, когда увидела темную лошадь и всадника, инстинктивно осознав, что они кинутся в погоню. Станут преследовать ее. Неумолимо. Жестоко. У всадника не было лица… Она могла различить лишь смутный силуэт. Но больше всего страшилась коня — гигантского черного чудовища.
   Ледяной озноб змеей пополз по спине. Золотистые волосы беспорядочно разметались по плечам. Розамонд подобрала юбки, обнажив длинные стройные ноги, в отчаянной попытке ускользнуть из-под огромных копыт. Горячий воздух обжигал готовую разорваться грудь, в ушах барабанным боем отдавалось биение крови. Еще один шаг… всего шаг… и она будет спасена.
   Розамонд поспешно оглянулась и, широко распахнув глаза, закричала — над ней нависла зловещая глыба. И тут она увидела лицо всадника, сверкающее красой дьявола, обрамленное темными волосами, встретила взгляд его зеленых глаз.
   Она снова вскрикнула и беспомощно покатилась под копыта вороного жеребца.
   Розамонд вздрогнула и проснулась, медленно приходя в себя. Она лежала в постели, волосы спутаны, ночная рубашка задрана до самых бедер.
   Громко всхлипнув, она села. Кошмар вернулся! Но на этот раз у смерти было лицо — лицо Роджера де Лейберна.
   Два дня спустя в Тьюксбери прибыли Роджер и Гилберт де Клар. Роджер первым делом посмотрел на стены замка и, заметив Розамонд, приветственно поднял руку. Сейчас она сбежит во двор и бросится в его объятия.
   Так и не увидев жены во дворе, он предположил, что она, как подобает хозяйке замка, готовится встретить гостя.
   Войдя в зал, Роджер и в самом деле обнаружил Розамонд подле мастера Берка. Вне себя от радости, он подхватил ее, закружил и наградил страстным поцелуем.
   — Господин мой, пожалуйста, — укоризненно пробормотала Розамонд.
   — О, Гилберт нас простит! Не стоит так волноваться, тем более что он приехал посмотреть на нашего чудесного сына.
   Розамонд сухо поклонилась рыжеволосому юноше, которого знала совсем мальчиком.
   — Господин граф, добро пожаловать в Тьюксбери. — Она, как полагалось, поцеловала его в знак приветствия и сказала: — Я поднимусь — посмотрю, проснулся ли малыш. Пожалуйста, садитесь и выпейте вина.
   Когда Роджер последовал за Розамонд наверх, она заволновалась, ибо не хотела оставаться с ним наедине. Вот уже два дня она ходила как опоенная дурманящим зельем, не в силах думать ни о чем, кроме ужасных обвинений Алисы. Розамонд то отвергала сказанное ею как наглые измышления, то предавалась сомнениям. Твердила себе, что, как только увидит мужа, сразу поймет правду, а если нет, прямо спросит, как все было. Но Роджер приехал с Гилбертом.