Хенли Вирджиния. Брачный приз

   — О, я недостойна похвал! Подумать только, столько лет забывала о них, оставляя во власти негодяя и вора!
   — Никаких угрызений совести! Они бесполезны — не оживят мертвых, не наполнят животы живых, но могут убить счастье.
 
   Зато Алисе де Клар само понятие «совесть» было незнакомо. Она запахнула плащ собольего меха, подбитый красным бархатом, и улыбнулась скакавшему рядом свекру, Ричарду Глостеру. Она и в самом деле неплохо к нему относилась — именно такой человек способен удовлетворить ее женское тщеславие. Правда, особым умом он не отличался, зато был нетерпелив и вспыльчив. Алиса старалась никогда не задевать его и не давала повода сорвать на ней гнев. Кроме того, его непомерному тщеславию льстило внимание красивой невестки из королевского рода.
   — Мне всегда казалось, что Симон де Монфор завидует вашему положению первого пэра Англии.
   — В самом деле? — удивился Глостер.
   — Его честолюбию нет пределов. Он стремится подчинить себе баронов, но теперь еще задумал влиять на вас и принца Эдуарда.
   — Не стоит забивать свою прелестную головку политикой, дорогая.
   — О, я и не собираюсь, господин мой! Просто не хочу, чтобы вы попали в немилость к королю.
   Теперь, когда семена посеяны, можно сменить тему, решила Алиса. Рано или поздно Ричард вспомнит об этом разговоре.
   — Не хочешь остановиться на ночь в Першоре? — спросил Глостер. — Он принадлежит моей юной родственнице Розамонд Маршал, а поскольку именно я назначил тамошнего управителя, нас ждет теплый прием.
   — Я бы предпочла сразу поехать в Глостер, господин. Знаете, ваша маленькая кузина с первого взгляда меня невзлюбила.
   Ричард кивнул, одобряя решимость невестки остаться в седле.
   — Возможно, причина такой холодности — Роджер де Лейберн. Он бесстыдно флиртует с тобой, Алиса.
   Она ответила неприкрыто манящим взглядом.
   — И не только он. Почти все мужчины флиртуют со мной. Согласитесь, во французских женщинах есть нечто такое, против чего не может устоять никто.
   — Ты лакомый кусочек, Алиса, ничего не скажешь. Клянусь, даже король почти влюблен в тебя. Знаю, каким тяжким испытанием была твоя супружеская жизнь с мальчишкой. Но Гилберту скоро шестнадцать, и, думаю, он достаточно взрослый, чтобы наконец осуществить ваш брак, — ухмыльнулся Ричард. — Гилберт нуждается в наследнике, Алиса. Ты не заставишь меня слишком долго дожидаться внука, милочка?
   Алису едва не передернуло. Рыжий Гилберт с его пылким нравом был для нее сущим проклятием. На свете жил только один человек, которому она хотела бы родить сына, — ее кузен, принц Эдуард. Беда в том, что он слишком умен и, хотя обожал их постельные игры, ни разу не пролил в нее своего семени. Ничего, при следующей встрече, возможно, она заставит его забыть о предосторожности.
   — Самое мое заветное желание — подарить вам и Гилберту наследника для Глостера, и как можно скорее, господин мой, — заверила Алиса, кутаясь в плащ и думая об алмазах и изумрудах, которые потребует в награду за согласие произвести на свет наследника де Кларов. Подумать только, она рискует красотой и стройностью ради сопливого младенца! Раньше она об этом и не помышляла, но теперь сообразила, что если Глостер получит внука, Рыжий Гилберт сразу станет лишним в ее игре. — Алиса одарила свекра сияющей улыбкой. — Я желаю провести Рождество в Вестминстере, в уютных покоях своего отца, господин мой. Когда забеременею, придется заказывать новый гардероб, а единственное место в королевстве, где есть портнихи-француженки, — это Лондон. Вы не будете слишком возражать, если я немного побалую себя, прежде чем стать матерью, Ричард? — Она кокетливо надула губки. Вряд ли хоть один мужчина смог бы отказать ей!
 
   В полдень арендаторы Першора вместе с семьями потянулись в замок. Суд происходил в обеденном зале, и Роджер посоветовал Розамонд заодно позвать всех слуг. Пусть те, кто помогал и потакал тирану Даймоку, увидят, что на свете есть справедливость и за всяким преступлением неминуемо следует наказание.
   Когда все собрались, де Лейберн велел Гриффину привести Даймока, а потом вместе с Розамонд внимательно выслушал жалобы арендаторов. Список обид оказался так длинен, что сердце Розамонд все больше ожесточалось против бывшего управителя. Слушая обвинения крестьянина, сын которого был повешен Даймоком лишь за то, что осмелился поймать в лесу кролика, Розамонд невольно поискала глазами мать мальчика. В этот момент она поняла, что способна без всяких колебаний повесить управителя. Ясно, почему женщины предоставляют принимать подобные решения мужчинам — власть и право накладывают немалую ответственность.
   Розамонд не стала дожидаться, пока сэр Роджер вынесет приговор, и, поднявшись, обратилась к Даймоку:
   — Столь гнусные преступления заслуживают смерти. Поэтому тебя повесят. Если понадобится исповедник, чтобы облегчить душу от тяжести грехов, тебе его позовут. — Оглядев ошеломленные лица собравшихся, она добавила: — Те, кто недоволен другими слугами Першора, могут изложить свои обвинения. Я готова вас выслушать.
   Она не посмотрела в сторону сэра Роджера, хотя чувствовала его одобрительный, полный уважения взгляд.
   Оказалось, что двое так называемых стражников часто насиловали женщин. Розамонд прогнала их прочь и строго предупредила остальных мужчин, что если что-то подобное повторится, она велит казнить преступника.
   Не услышав больше жалоб, девушка вдруг вспомнила еще об одном деле и обернулась к стоявшей в стороне Эдне:
   — Ты не хочешь пожаловаться на кухарку, Эдна?
   Глаза судомойки стали круглыми от страха, но она все же отрицательно покачала головой. Несколько бесконечных минут кухарка ежилась под ледяным взглядом хозяйки, размышлявшей, что с ней сделать.
   — Не желаю видеть тебя в своей кухне еще и потому, что наши понятия о чистоте никогда не совпадут. Думаю, ты справишься с работой прачки. Для того чтобы орудовать вальком, нужна немалая сила, а я по крайней мере смогу быть уверена, что отныне твои руки всегда будут чистыми.
   По залу прокатился взрыв смеха, и Розамонд покраснела, поняв, что произнесла столь уничтожающую реплику с высокомерием, подобающим скорее графине. А ведь по справедливости она должна покаяться перед этими людьми.
   Она подняла руки, призывая всех к молчанию, и громко объявила:
   — Я глубоко сожалею обо всех ужасах и страданиях, которые вам пришлось перенести. Поверьте, до приезда в Першор я была в полном неведении о том, что здесь творилось. Клянусь, я сделаю все возможное, чтобы вам помочь. Можете собирать хворост в лесу, и я даю вам разрешение охотиться на дичь. Предупреждаю, что если леса оскудеют, придется подождать до тех пор, пока олени и птица снова не появятся в достаточном количестве, но, будьте, уверены, на ваших столах мясо не переведется. Я назначила нового управителя, по имени Хаттон, ранее он служил в королевском замке Вустер. Хаттон с завтрашнего дня начнёт ремонтировать фермы, так что не стесняйтесь обсуждать с ним ваши нужды. Судя по вашему виду, до наступления зимы всем понадобятся теплая одежда и обувь. Ткани и кожа будут немедленно доставлены. А теперь прошу всех за стол. Огонь горит ярко, еды и эля хватит всем.
   Сэр Роджер стиснул ее руки и поднес к губам.
   — Ты раскраснелась от своих пылких речей, дорогая, и недаром. Сегодня ты пересекла мостик от девичества к зрелости, и это пошло тебе на пользу.
   — Но чем я заплачу за все то, что пообещала? — встревоженно прошептала она. — У меня нет денег!
   — Сундуки Першора ломятся от золота, и, к счастью, мы с Гриффином сумели разузнать, где они спрятаны. Позже я покажу тебе. А теперь иди и прими подобающие тебе знаки почтения. Ты их заслужила, дорогая.
   Он отошел, но Розамонд продолжала смотреть ему вслед. Сэр Роджер отвел в сторону тощего смуглого мальчонку, и она из любопытства подошла ближе. Де Лейберн предлагал мальчику должность пажа в Першоре, рисуя открывающуюся перед ним перспективу когда-нибудь сделаться управителем.
   Посмотрев на угрюмого оборванного юнца, Розамонд подумала, что со стороны сэра Роджера не слишком красиво заманивать ребенка столь несбыточными мечтами, ибо, по ее мнению, на роль пажа он явно не годился.
   — Он не умеет ни читать, ни писать, не обучен этикету, — пробормотала она.
   — Его можно научить, — возразил Роджер. — Хочу, чтобы у него появился шанс выбиться из нищеты… ну а потом все будет зависеть от него. Он напоминает мне парнишку, которого я когда-то знал. Понимаю, следовало бы раньше спросить тебя, но ничего, я возьму мальчика к себе на службу, если сочтешь его неподходящим для Першора.
   Розамонд улыбнулась парнишке, не по возрасту серьезные глаза которого, казалось, видели то, свидетелем чего не подобало быть ни одному ребенку.
   — Иди найди Лиззи Хаттон и скажи, что отныне ты мой личный паж. Она найдет тебе одежду, но предупреждаю: скорее всего Лиззи заставит тебя вымыться и остричь волосы.
   Смуглый мальчишка, чуть поколебавшись, широко улыбнулся и умчался. Розамонд сразу поняла, что де Лейберн видел в нем себя в юности.
   Еще до окончания пиршества на землю спустилась тьма. Хозяйка замка позволила арендаторам остаться на ночь в зале. Когда Розамонд и Нэн поднялись наверх, Род последовал за ними и пригласил невесту в свою комнату, чтобы показать найденные сокровища.
   Розамонд потрясенно рассматривала сундуки с золотом.
   — Как ты узнал, что управитель прячет деньги?
   Род ответил довольно уклончиво, зная, что Розамонд не стоит сообщать, как он добился от Даймока признания.
   — Он делал поддельные записи в книгах, из которых было ясно, что владения не приносят дохода. Получалось, что доходы от продажи шерсти и баранины равнялись расходам, чего просто не может быть, поскольку Даймок ничего не тратил на содержание дома и ферм.
   — Здесь хватит на все, что я пообещала купить?
   — С избытком. В лесах полно дерева для починки домов, и крестьяне сделают всю необходимую работу сами: урожай уже собран, овцы острижены и забиты на мясо. Завтра я устрою охоту, дичь засолим на зиму. Хаттон предложил купить свиней: они сами могут себя прокормить в дубовых и буковых рощах. Кроме того, многие женщины умеют валять сукно. Я велел фермерам разбросать по полям горы навоза, что возвышаются за конюшней. Представляю, каким будет урожай следующим летом!
   — Ты полон сюрпризов, господин мой.
   Он словно приковал ее к месту своим взглядом.
   — А ты любишь сюрпризы, Розамонд?
   Она нерешительно прикусила губу, поняв истинный смысл вопроса.
   — До сих пор не очень любила, потому что все сюрпризы были довольно неприятными. Но теперь я должна признать, я, как все женщины, тщеславна, так что спасибо за новую лохань и зеркало.
   Род проводил ее до двери и поклонился. Розамонд на мгновение показалось, что он вот-вот ее поцелует. Ее никогда еще не целовали мужчины, и она затаила дыхание, гадая, каково это — ощущать, что к твоим губам прижимаются мужские губы. Но когда Род открыл дверь, Розамонд со стыдом осознала, что о поцелуях мечтала она одна.
   — А мне кажется, ты необыкновенная женщина, — тихо признался он. — Не такая, как все.
   Розамонд зажмурилась от удовольствия. «Может, так и есть», — подумала она. Раздеваясь, она случайно взглянула на кровать и заметила на подушке веточку омелы. Как она сюда попала?
   Может, Нэн положила? Нет, конечно, нет! Совершенно ясно, чья это работа, и это, вне всякого сомнения, доказывало, что не она одна мечтала о поцелуях.
   Оставив горящей одну свечу, Розамонд легла в постель и принялась мысленно перебирать события минувшего дня. Решения, которые ей пришлось принимать, придали сил и уверенности. И эти решения дались легче, потому что рядом постоянно был де Лейберн.
   Она поднесла к носу омелу и вдохнула. Аромат совсем слабый, но до чего приятный! Ей стало легко, совсем как прошлой ночью, когда Роджер пришел к ней и долго держал в своих объятиях.
   Розамонд озабоченно сдвинула брови. Хоть бы сегодня кошмар пощадил ее! Но если надежды на это не сбудутся, она найдет утешение в том, что Роджер де Лейберн спит в соседней комнате и всегда придет ей на помощь.
   Она блаженно улыбнулась.
   А может, стоит притвориться, что она снова видит дурной сон? Все, что для этого необходимо, — крикнуть погромче, и жених снова заключит ее в объятия.
   От столь крамольной мысли щеки ее полыхнули. Господи, и об этом думает она, которая никогда никого не обманывала!

Глава 8

   На следующий день Розамонд отказалась ехать на охоту, но проводила мужчин до поворота, радуясь возможности размять кобылку в прохладный солнечный денек. Янтарного цвета плащ развевался за спиной, открывая наряд для верховой езды оттенка спелых абрикосов. Юная леди отлично знала, что он выгодно оттеняет ее медово-золотистые волосы. Этим утром ей хотелось выглядеть как можно лучше, и, судя по тому, как Роджер пожирал ее глазами, ей это удалось.
   Першор стоял на берегу реки Эйвон, уже успевшей замерзнуть, и Розамонд было непривычно перебираться по льду на другую сторону. Когда они очутились под высокими деревьями, легкий снег, белым кружевом припорошивший ветки, стал слетать вниз, и она подняла лицо навстречу пушистым хлопьям.
   Увидев оленя, охотники помчались за добычей, а Розамонд, помахав им вслед, повернула коня и медленно вернулась в Першор.
   В зале царила суета. Слуги украшали стены остролистом и можжевельником в честь святок. Розамонд и Нэн принялись укреплять зеленые ветви с ярко-красными ягодами над очагом. В воздухе разливались дразнящие запахи пекущихся в печи пирогов с мясом, с изюмом и миндалем. Розамонд захватила из кладовой сушеной гвоздики, чтобы отлить душистые свечи.
   Позже, когда воск затвердел, она решила отнести одну свечу де Лейберну, но тут же вспомнила, что, когда рассматривала шкатулки, набитые монетами, его комната показалась ей чересчур скудно обставленной. Осмотревшись, она снова удивилась, что Роджер не велел принести сюда ничего из привезенной мебели. А ведь, судя по одежде, он не чужд роскоши.
   Немного подумав, она принесла свои тонкие простыни и застелила постель — ее жених наверняка, любит чистое постельное белье. Она хотела было положить на подушку веточку омелы, но передумала и сунула побег за вырез платья из бархата.
   Охотники вернулись только в сумерках. Они добыли с дюжину оленей, несколько десятков зайцев и даже забили диких кабанов. Ничего не пропадет, все пойдет в ход: шкуры выдубят, кабаньи клыки и рога оленей станут рукоятками для ножей и инструментов. Даже копыта выварят на мыло, клей и желатин.
   Приведя себя в порядок и переодевшись, сэр Роджер спустился в зал к ужину.
   — Чувствуется приближение Рождества, — заметил он Розамонд. — Если не ошибаюсь, пахнет пирогами и жареным гусем.
   — С каштановой начинкой, — кивнула Розамонд. — Не правда ли, зал стал таким уютным!
   Сэр Роджер многозначительно воззрился на веточку омелы в вырезе ее платья.
   — Еще бы! Всякий мужчина ценит теплый прием независимо от того, возвращается он с охоты или с поля боя. Если дама ждет его с улыбкой и готова похвалить за отвагу, жизнь кажется намного приятнее.
   Да он ухаживает за ней!
   Сердце Розамонд забилось сильнее.
   Ужин прошел как нельзя лучше. Розамонд не могла не признать, что общество де Лейберна ей приятно.
   Когда слуги убрали со стола и наполнили кубки, все в зале дружно запели старую валлийскую песню:
   Пусть везде царит веселье,
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Праздник, шутки, смех и пенье,
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Девушкам к лицу наряды,
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Поцелуя ждут в награду,
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Древний мы псалом затянем,
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Господа Христа восславим,
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Эй, лютнист, играй смелее!
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Рождество, гряди скорее!
   Фа-ла-ла-ла-ла-ла-ла.
   Дождавшись, пока хор смолкнет, Розамонд взяла свою чашу и уселась на скамью у очага. Род устроился рядом, протянув длинные ноги к огню.
   — Ты выглядишь такой довольной, что я боюсь даже упомянуть о Дирхерсте, — заметил он.
   — Я не была там со дня… смерти Джайлза. Господи Боже мой, надеюсь, дела там ведутся не так, как в Першоре!
   — Дирхерст гораздо ближе к Глостеру, так что тамошний управитель, возможно, не смеет воровать под носом у Ричарда де Клара. Но ничего особенно хорошего ждать не приходится, — пояснил Род и многозначительно добавил: — Есть только один способ узнать все наверняка. — Розамонд отвела глаза, но он не унимался: — Я бы отправился в Дирхерст без тебя, если не можешь решиться на эту поездку. Ты там жила в детстве?
   — Да. Дирхерст принадлежал моему отцу, — задумчиво кивнула она.
   — Иногда детские воспоминания могут стать непереносимой пыткой, — шепнул он, накрыв ее ладонь своей.
   — Нет, я была счастлива, пока отца не убили в сражении, — призналась Розамонд и вдруг поняла, что Роджер говорил о собственном детстве.
   — Как далеко отсюда Дирхерст?
   — Восемь… ну не более девяти миль к югу, вдоль по реке. — Розамонд покачала головой. — Вряд ли справедливо требовать от Нэн, чтобы она присоединилась к нам, особенно если замок так же заброшен, как Першор.
   Род сжал ее пальцы.
   — Мы могли бы поехать вдвоем.
   Предложение показалось ей соблазнительным, но она постаралась все хорошенько взвесить. Разумеется, ей необходимо посетить Дирхерст. Она обязана сделать это не только ради арендаторов, но отдавая долг памяти Джайлзу и родителям. С другой стороны, поездка в компании сэра Роджера — еще один шаг к браку. Впрочем… Может, тут нет никакого подвоха? Кроме того, так приятно, когда за тобой ухаживают — это нечто вроде волнующей игры.
   Теперь Розамонд была вынуждена признать, что находит Роджера чрезвычайно привлекательным. Но ему все равно придется немало потрудиться, чтобы убедить ее пойти под венец.
   — Когда? — порывисто спросила она.
   — Завтра.
   Она заметила, что его взгляд задержался на побеге омелы (или на ее груди?), поднялся чуть выше, остановился на ее губах.
   Розамонд затаила дыхание, сообразив, что вела себя неосторожно. Неужели Род вообразил, что ему позволено поцеловать ее?
   Когда же он всего лишь коснулся губами кончиков ее пальцев, она ощутила нечто вроде разочарования.
   «Клянусь, он делает это нарочно, — подумала она, — ласкает меня глазами, чтобы я думала о его грешных поцелуях! Ничего, в эту игру и двоим не грех сыграть!»
   Розамонд медленно поднесла чашу ко рту, пригубила и, подняв ресницы, взглянула прямо в зеленые глаза. Кончик языка зазывно обвел губы. Упругие груди взволнованно вздымались. Удостоверившись, какое действие это произвело, она впилась глазами в его губы. Результат сказался незамедлительно: глаза Роджера загорелись неприкрытым желанием. Но в то мгновение, как он опустил голову, пытаясь поцеловать ее, она вскочила:
   — О, если мы выезжаем на рассвете, нужно собираться! Доброй ночи, господин.
   Род сжал кулаки и тихо выругался, глядя вслед строптивой невесте. Он недооценил Розамонд: она умна и сообразительна.
   Покачав головой, рыцарь неожиданно рассмеялся. Что ж, по крайней мере Розамонд не осталась равнодушной к его вниманию!
   Розамонд надела самое теплое платье из тех, что привезла с собой, и закуталась в плащ изумрудного бархата с отделкой из куньего меха. С собой она почти не взяла нарядов, рассудив, что лучше захватить побольше постельного белья.
   Род подсадил ее в седло, и она с улыбкой вспомнила понимающие взгляды Нэн, когда та узнала, что остается дома. Все уверения Розамонд, что это делается ради ее спокойствия, ничуть не подействовали на служанку.
   — Я знаю, что вы задумали, — твердила она, — но помните: вы невинны, а он на пять лет старше и жил при развратном королевском дворе в Гаскони! Вы в его руках как идущий на заклание ягненочек.
   — Но это Гасконь, а не Гоморра, Нэн, — возразила Розамонд.
   — Судя по тому, что я слышала, разницы никакой, — фыркнула служанка.
   — Нэн, ты себе противоречишь! То вместе со всей Англией ожидаешь, что я выйду за де Лейберна, то возражаешь, когда я остаюсь с ним наедине! Пойми же, несмотря на то что я нахожу сэра Роджера привлекательным и мои чувства к нему изменились, я не собираюсь падать в его ладони подобно спелой сливе, — с улыбкой заверила ее Розамонд. — Может, он человек опытный. Но думаю, на этот раз нашел достойного противника.
   Выезжая со двора, она услышала переливчатый звон серебряных колокольчиков, которые де Лейберн прикрепил к сбруе Нимбуса, и растроганно улыбнулась. Еще один милый сюрприз!
   Он уделяет такое внимание мелочам, а для женщины это много значит.
   Она тут же подумала, что он слишком уж хорошо знает, как угодить женщине, и спросила себя, действительно ли это ее трогает.
   И честно призналась себе: трогает, и очень.
   — В твоем коне течет кровь знаменитых белых валлийских лошадей. Из таких жеребцов выходят прекрасные боевые кони. Мой вороной — французской породы, славящейся своей резвостью. Надеюсь, ты его не боишься?
   — Нет, пока поводья у тебя в руках. Но сесть на него я бы не решилась, — покраснев, прошептала она. Даже масть коней была словно специально подобрана для седоков: его жеребец темный и мощный, ее — светлый и длинноногий. Но почему рядом с Роджером у Розамонд возникают мысли о страстных ласках? Она поспешно опустила голову, боясь, что он поймет, о чем она думает, и сменила тему: — Если окажется, что слуги в Дирхерсте плохо выполняют свои обязанности, где мы возьмем других?
   — Это совсем несложно. Замок Тьюксбери всего в двух милях оттуда.
   — Но ведь он принадлежит королю!
   — Уже нет. Теперь он мой.
   — Твой? — удивилась она.
   — Король наградил меня за верную службу, — пояснил Роджер.
   Розамонд смутилась. Обвинив Роджера в том, что он женится на ней ради приданого, она и знать не знала, какие богатые владения ему принадлежат.
   — Прости, что возвела на тебя напраслину и несправедливо упрекнула в корысти и алчности.
   — Почему же? Любой честолюбивый человек, имеющий один замок, хочет заполучить и второй, а приобретя второй, стремится завладеть третьим.
   Такого Розамонд не ожидала.
   — Весьма лестно, ничего не скажешь! Ты и не думаешь скрывать, что женишься на моих деньгах!
   — Я был бы лицемером, если бы заявил, что это не так, но у тебя есть нечто большее, чем замки и земли.
   — Что именно? — выпалила она и тут же сообразила — вопрос выдал ее с головой.
   — Древнее благородное имя, образование, ум и прекрасное воспитание. Ты остроумна, горда, невинна и головокружительно красива. Все это — редкая награда для мужчины.
   Фиалковые глаза Розамонд широко раскрылись. Ей никто еще не говорил комплиментов, и она растерялась, не зная, как ответить.
   — Позволь напомнить, что эту награду ты еще не получил, — холодно бросила она.
   Он промолчал. Они уже проехали пять-шесть миль, и Роджер крикнул, перекрывая вой ветра:
   — Ты не замерзла, Розамонд?
   Если она ответит утвердительно, может, он посадит ее в седло, чтобы согреть?
   Розамонд вздрогнула, представив, как их тела соприкасаются. Что лучше — прильнуть к нему или бросить вызов?
   Она избрала последнее и, откинув голову, звонко рассмеялась:
   — Я люблю ветер, он меня бодрит!
   Ее капюшон упал на плечи, и волосы золотым стягом заструились по ветру.
   — Знаешь, растрепанная ты куда соблазнительнее, но я понимаю, только высокомерие не позволяет тебе признаться, что ты промерзла до костей. Думаю, стоит остановиться в Тьюксбери на ночь.
   Так вот что он задумал!
   Розамонд вспомнила предостережения Нэн.
   — Это ни к чему, господин мой, — ледяным тоном заметила она, пришпорив Нимбуса. Кажется, он сказал, что дорога идет вдоль реки?
   Впереди, в месте слияния двух рек, Эйвона и Северна, чернела громада Тьюксбери.
   Неожиданно Нимбус наступил на волчий капкан, занесенный снегом, и железная ловушка сомкнулась на копыте. Конь в страхе заржал и бросился по речному льду. Капкан он ухитрился стряхнуть, но, совершенно обезумев, летел вперед.
   Де Лейберн знал, что Северн никогда не промерзает зимой и тонкий лед не выдержит веса лошади и всадника.
   — Розамонд! Нет! — испугался он. — Стой! Стой!
   С бешено колотящимся сердцем он увидел, как Нимбус проломил копытами прозрачную корку, на мгновение исчез под водой, потом снова показался на поверхности и повернул к берегу. К ужасу Рода, седло оказалось пустым.
   — Помогите! Помогите! — завопила Розамонд, но ледяная вода сомкнулась над ней, заглушив крики. Плащ и сапожки тянули вниз, вниз, вниз… Подошвы коснулись дна, и она забила руками, мучительно пытаясь подняться на поверхность. Течение отнесло ее далеко от дыры, пробитой копытами, но когда голова ударилась о лед, он сразу треснул.
   У Розамонд даже не было времени помолиться. В голове не осталось ни одной связной мысли. Безумная паника охватила ее. Как ни старалась она ухватиться за кромку, лед неумолимо обламывался.
   Розамонд в жизни не было так холодно. Черная вода словно проникала под кожу, в кровь, замораживала плоть и кости, заливалась в горло, не давая дышать. И все же она ухитрялась кричать.
   — Розамонд! Успокойся! — бросил Род, вынимая веревку из седельной сумки.
   — Я тону! — взвизгнула она.
   — Сними плащ! — приказал он, лихорадочно соображая, что делать. Он понимал, что лед не выдержит его, даже если лечь на живот и ползти. Но и времени терять нельзя: Розамонд утонет или умрет от холода.