Хенли Вирджиния. Идеальный любовник

   — У меня на уме более серьезное дело. Как насчет того, чтобы управлять Мэйнутом для меня? Конюшни, выгоны, пастбища огромны. Из Фитцжеральдов выходят отличные грумы и рабочие на конюшне, но никто из них не может заниматься бизнесом. В старые времена мой дед разводил самых лучших чистокровных скакунов в Килдэре. Я считаю тебя человеком, кто сможет вернуть конюшням Мэйнута былую славу.
   Джонни Монтегью не мог поверить, что Шон предлагает ему такое.
   — А в чем тут твоя выгода? — медленно спросил он.
   — Я твой должник, Джон. Ты делал все, о чем я тебя просил, а я требовал совершать низкие поступки. Когда я разорил финансовую империю твоего отца, я оставил тебя без гроша. Когда ты разделил мою судьбу, я поклялся, что ты никогда об этом не пожалеешь. — Шон протянул ему конверт. — Это закладная на дом на Портмен-сквер. Он твой, а не мой. Ты это заработал. — Губы Шона иронически дрогнули. — Я, правда, думал, что другой наградой станет Нэн Фитцжеральд.
   — Я не смог удержаться, — объяснил Джонни.
   — Ну что же, ты отлично помог самому себе! — И мужчины рассмеялись.
   Шон понял, что, прежде чем подняться наверх, он должен сделать нечто такое, что нельзя больше откладывать. Завернувшись в свой черный плащ, он прошел в домовую церковь. О'Тул не стал просить прощения за то, что сделал. Он бы не стал заказывать музыку, если бы не собирался за нее платить. Но он должен поблагодарить Господа за своих детей. Шон готов был умереть за них и смиренно просил, ради Эмерелд, сохранить жизнь Кэтлин.

Глава 35

   Всю следующую неделю каждый день после полудня Шон выносил Эмерелд на каменную террасу, чтобы та могла погреться на весеннем солнышке. Малыши лежали в старомодной детской колыбели, стоявшей прямо за высокими французскими окнами, так что Кейт и две молодые няньки услышали бы даже легкое хныканье.
   Уже вставшая на ноги Нэн выносила своего сына на улицу и присоединялась к ним. У нее было много молока, и иногда она кормила не только своего малыша, но и сына Эмерелд.
   — Нэн, я так тебе благодарна.
   — Ерунда. У меня столько молока, что даже грудь болит.
   — Нет, нет, я говорю о Джонни. Я никогда не видела его таким счастливым. Он кажется совсем другим сейчас, и все это благодаря тебе.
   — Он любит всех Фитцжеральдов, и они платят ему тем же. Джонни, кажется, действительно нравится быть частью большой семьи.
   — Мой брат всегда нуждался в семье, которую он мог бы любить. Теперь она у него есть.
   — Шон тоже совершенно переменился. Я и подумать не могла, что он станет таким преданным отцом, — заметила Нэн. — Вчера вечером он укачивал их обоих, по одному на каждой руке.
   — Он принадлежит к тому типу мужчин, которые ценят только то, что рискуют потерять, — спокойно отозвалась Эмерелд.
   — Шон очень тебя любит, Эмерелд.
   — Да, я знаю об этом. — «Но иногда одной любви недостаточно», — закончила она про себя.
   День начал склоняться к вечеру, когда на террасе появился Шон.
   — Ты отправил письмо моей матери?
   — Да, любовь моя. Я пригласил ее провести у нас месяц, если Эмбер смирится с тем, что ее станут называть бабушкой.
   — Я должна уже нормально ходить к тому времени, как она сюда доберется.
   — Что ж, сегодня как раз тот день, которого ты ждала. Ты уверена, что готова? — Поднимая Эмерелд с кресла, Шон нежно коснулся губами ее лба.
   — Никогда не чувствовала себя такой уверенной.
   — Я буду скучать о тех днях, когда носил тебя на руках, — прошептал О'Тул.
   — Ну я дам тебе возможность носить меня на руках, во всяком случае, еще какое-то время.
   Шон отнес Эмерелд наверх, понимая, что ей захочется сделать первый шаг без посторонних глаз. Сердце билось у него в горле, тревога за ее здоровье граничила со страхом. О'Тул не привык к этому чувству, но последнее время страх за Эмерелд и детей не оставлял его ни на минуту.
   Шон усадил молодую женщину на постель, поднял ее юбки до бедер и снял тяжелые бинты с голени.
   — О какое восхитительное ощущение! — выдохнула Эмерелд.
   Руки Шона скользнули по ее ногам вверх, к бедрам.
   — Ммм, ты совершенно права, — пошутил он.
   Эмерелд улыбнулась, понимая, что Шон пытается скрыть тревогу. Она подвинулась к краю кровати, опустила ступни на ковер и взглянула на свои ноги. Пострадавшая нога выглядела гораздо тоньше здоровой, но Эмерелд надеялась, что физические упражнения все исправят.
   Шон протянул ей руку, но молодая женщина покачала головой:
   — Я должна научиться обходиться без тебя.
   Если эти слова и ранили его, то вида он не подал.
   Эмерелд медленно встала, стараясь, чтобы вес тела пришелся на обе ноги. Минуту она простояла неподвижно, ожидая, когда придет боль. Но этого не произошло, и она ощутила в себе достаточно решимости сделать первый шаг. Вдруг в обеих ногах возникло странное ощущение, словно они подгибаются под ней. Колени задрожали, она увидела, как Шон приготовился подхватить ее, но тут чудесным образом ей удалось выпрямить ноги и сделать три неверных шага. Эмерелд схватилась за спинку кресла, чтобы перевести дух.
   — Тебе больно? — спросил Шон.
   Она задумчиво покачала головой.
   — Попробуй еще раз, — подбодрил ее О'Тул, окрыленный надеждой.
   Эмерелд повернулась к нему лицом и медленно двинулась ему навстречу.
   О'Тул, ликуя, подхватил ее и закружил по комнате.
   — Ты сделала это! — Шон звонко чмокнул Эмерелд.
   — Ну, разве это не чудесно? Я буду тренироваться каждый день. Мне хочется, чтобы мои ноги стали крепче, чем прежде. Ты возьмешь меня завтра на прогулку верхом?
   — Полегче, Эмерелд, — предупредил Шон.
   — Не хочу я полегче. Я буду ездить верхом, плавать и делать тысячу разных дел! Как ты думаешь, сколько потребуется времени, чтобы нога совсем окрепла?
   Ее сияющее лицо доставило ему неизъяснимое удовольствие.
   — С ежедневными тренировками и вечерним массажем больше месяца это не займет.
   — Я сделаю это быстрее! — поклялась Эмерелд. — Я хочу, чтобы ты научил меня танцевать джигу на бочонке зля.
   — Какое самомнение, ирландка! — рассмеялся Шон.
   — Да, я хочу уметь все! — Она вызывающе придвинулась к нему и заговорила нарочито хриплым голосом: — Я хочу, чтобы мои ноги стали очень крепкими. Я собираюсь с их помощью сделать нечто невероятное.
   Шон прижал Эмерелд к себе, представляя, как ее длинные ноги обхватят его ягодицы.
   — Поведай мне, что ты собираешься сделать.
   — Шон О'Тул, я хочу гнать тебя пинками всю дорогу до Дублина за твою жестокость.
   Шон так громко расхохотался, что упал на кровать и потянул Эмерелд за собой.
   — Аллилуйя! Я уже отчаялся. Боялся, что ты уже не станешь такой задорной и своевольной. Я так люблю твою страстность и твой гнев! И как долго ты собираешься наказывать меня?
   — Разумеется, до конца твоих дней. — Хотя эти слова прозвучали шутливо, он заметил, как в ее глазах полыхнуло зеленое пламя, и к нему неожиданно вернулась тревога. Он становился очень уязвимым, когда дело касалось Эмерелд. Если ей захочется отомстить, у нее в руках есть средство, чтобы смертельно его ранить.
   Она потянулась почесать ногу:
   — Ох, Господи, вдруг так зачесалось, я могу расчесать ее до крови.
   — Я прописываю ванну, — заявил Шон, целуя ее в нос.
   — Ванна. Какое божественное удовольствие! Я не наслаждалась купанием почти два месяца.
   — Есть еще кое-что, чем ты не наслаждалась почти два месяца.
   Эмерелд запустила пальцы в его густую черную шевелюру и кончиком языка провела по верхней губе Шона.
   — Тогда я, пожалуй, позволю тебе начать с ванны и посмотрю, куда это нас приведет…
   Шон поднял ее на руки, и ему показалось, что Эмерелд закрыла от него часть своей души. Он решил, что она дает ему попробовать его же собственное лекарство, и понял, что ему придется много потрудиться, прежде чем он получит ее целиком. А Шон О'Тул хотел иметь все!
 
   В доме на Портмен-сквер Джек Реймонд тоже заново учился ходить, но ему далеко не так повезло, как его жене. Перелом ноги оказался куда более серьезным, чем у Эмерелд, да за ним никто и не ухаживал с такой нежностью и любовью.
   За долгие недели, проведенные в постели, Джек возненавидел Уильяма Монтегью, и его ненависть росла с каждым днем, пока не стала такой же острой, как и у дочери старика. Он проклинал тот час, когда вообще появился на свет в этой выгребной яме, называемой семейством Монтегью.
   А Уильям продолжал обращаться с зятем, как с другом и доверенным лицом, совершенно не подозревая о той ненависти, что скрывалась в глубине души Реймонда. Когда он увидел хромающего Джека, то принес ему свою любимую прогулочную трость, которой пользовался, когда его донимала подагра.
   — Вот, парень, держи, пользуйся, пока твоя хромота не пройдет.
   Джеку очень хотелось обломать подарок о голову старой свиньи. Неужели он не понимает, что хромота не исчезнет никогда?
   — Я рад, что ты снова на ногах. Теперь мы можем заняться серьезным бизнесом.
   «Единственное дело, которым я хотел бы сейчас заняться, это убийство. Убить тебя и твоего гребаного сына, мою неверную жену и ее долбаного любовничка!»
   — У нас остался один вшивый корабль. Он перевозил уголь, и я заработал несколько вонючих фунтов. Но хватит терпеть унижения! Пора нам дать сдачи!
   — Я слушаю, — прорычал Джек.
   — О'Тулы владеют всем, что когда-то принадлежало мне. Они украли мои суда, мою дочь и мою красавицу жену. Они даже настроили против меня моего собственного сына, так что теперь он стал одним из них!
   «Значит, этот жалкий трус сбежал в Ирландию», — сообразил Джек.
   — Я говорю, мы пойдем и отберем все назад! — прогремел Уильям.
   «Ты спятил, старик? Я не хочу ничего возвращать, я хочу все уничтожить!»
   — В чем состоит ваш план? — поинтересовался Джек, гадая, сможет ли он использовать замысел Монтегью к своей выгоде.
   — Итак, у нас всего одно судно, но в нашем распоряжении есть две команды, которые сидят без дела. С тех пор как Адмиралтейство конфисковало наши корабли, матросы не получили ни пенни. С таким количеством мужчин мы можем напасть и вернуть наши корабли. Мы доплывем до Англси и используем остров в качестве своей базы. Оттуда до Замка Лжи всего несколько часов ходу. Мы будем все время наблюдать за ними и выберем момент, когда О'Тулы наиболее уязвимы.
   — Наши матросы просто головорезы. Нам придется показать им денежки.
   — Ты соберешь матросов, а я достану деньги. — Уильям преисполнился решимости привести этот замысел в исполнение, даже если для этого придется продать последний стул.
 
   Эмбер приехала в собственной карете. Пара упряжных лошадей была отлично подобрана, а ливрея кучера выглядела достаточно элегантно даже для выезда герцогини. В карете высилась гора подарков для ее троих внуков, для Эмерелд и для Нэн, жены ее сына.
   Когда Джонни вошел в комнату, гордо неся на руках сына, Эмбер расцеловала обоих и вдруг расплакалась.
   — Не плачь, мама, сегодня счастливый день.
   — Я так долго его ждала, — беспомощно прошептала она.
   Джонни передал малыша Нэн и обнял мать.
   — Я знаю, что ты будешь самым лучшим отцом на свете. — Эмбер засмеялась сквозь слезы.
   — Ничего подобного, — заявил Шон О'Тул, отталкивая локтем Джонни в сторону, чтобы показать Эмбер собственного сына. — Я самый лучший отец, только посмотрите на меня.
   Слезы Эмбер моментально высохли, стоило ей взглянуть на эту парочку. У малыша были такие же черные как смоль волосы и большие круглые стальные глаза.
   — Он же просто ваша копия!
   — Да поможет Господь этому бесенку, — отозвался Шеймус из своего кресла, стоящего у огня. — Это требуется отметить. Пэдди, поищи-ка что-нибудь хорошее в погребах!
   — Вы не будете ничего пить, пока не поедите, — твердо объявила Тара. — Я помогу Мэри Мелоун приготовить подходящую случаю закуску.
   — Ты мне больше нравилась, когда была сумасшедшей, — заметил Шеймус.
   Посыпались шутки, и никто не остался в стороне. Шон объявил:
   — А вот наконец и первая красавица нашей семьи.
   — Эмерелд подумает, что ты говоришь о ней, — поддел Джонни.
   — Она всегда была тщеславной маленькой ведьмой, — подмигнула Эмбер.
   — Я учусь у моей мамочки, — не отстала Эмерелд.
   — Красота моей дочери затмевает очарование ее матери, — объяснил Шон Эмбер.
   Эмерелд встала рядом с матерью на колени, чтобы показать ей Кэтлин. Крохотные кудряшки вились вокруг личика сердечком, рот малютки напоминал бутон розы, а глаза казались настоящими изумрудами.
   — Но она же точная твоя копия, — объявила Эмбер и засмеялась, сообразив, что повторила свои же слова.
   — Мы так волновались из-за нее, но мне кажется, что она наконец начала поправляться, — объяснила Эмерелд.
   — Дай мне подержать ее. Я думаю, что с ней все будет отлично. Ты всегда была очень маленькой. Не больше фартинга.
   — Она восполняла это нахальством, — поддразнил сестру Джонни.
   Праздник продолжался до темноты. Давно уже в Грейстоунсе не слышали столько смеха. Кейт, Тара, Мэг и Эмбер заспорили — кому купать малышей.
   — Господи, да здесь же нет никакого порядка. Я считаю, этим должна заняться бабушка, — заявила Эмбер.
   — Что ж, раз уж так вышло, что бабушка я, то я с тобой согласна, — торжествовала Мэг.
   — Да ты напилась, — обвинила ее Тара.
   — Так это все ваше чертово вино, — вступила Кейт, считая, что ее обвинение бьет прямо в цель.
   — А вы даже не Фитцжеральд, — наступала Мэг.
   — За одну Кеннеди дадут трех Фитцжеральд в любой день недели! — парировала Кейт с боевым блеском в глазах.
   И тут они все разразились хохотом и все вместе отправились наверх. Молодые няньки Эллин и Джейн отчаялись — когда-то им теперь удастся подержать малышей на руках.
   — Я собираюсь отнести тебя в постель, — заявил Шон, поднимая Эмерелд на руки. — Ты все такая же — не больше фартинга.
   — Но я компенсирую это нахальством. — Она взъерошила ему волосы.
   Шон понимал, что Эмерелд радуется этому дню, но она устала и должна отдохнуть, если собирается не отставать от остальных. О'Тул отнес ее в спальню и спустился вниз, зная, что Эмбер станет искать его там, когда вся семья разойдется отдыхать.
   Шон налил им обоим по стаканчику французского коньяка.
   — Больше тостов не будет? — беззаботно спросила Эмбер.
   — Почему нет? Я пыо за вас, Эмбер. Вы продали свой бизнес.
   Она не стала спрашивать, откуда ему это известно. Шон О'Тул обладал таинственным даром знать о многом.
   — Вряд ли я стала бы уважаемой бабушкой, если бы по-прежнему владела борделем. Так что я поступила достойно.
   — Если это выпад в мою сторону, то я первым признаю, что заслужил это.
   — Я не понимаю, о чем вы говорите, — честно призналась Эмбер.
   — Разве Эмерелд не рассказала вам, как недостойно я себя повел? — недоверчиво спросил он. — Мне кажется, что больше всего в ней я люблю ее… великодушие и щедрость. — Шон подошел к камину, согревая рюмку с коньяком в ладони, потом неторопливо рассказал Эмбер всю историю от начала до конца. — И после всего этого она проявила столько великодушия, что назвала близнецов Джозефом и Кэтлин.
   — Но ведь моя дочь не простила вас, верно?
   О'Тул покачал головой:
   — Нет. Я и не жду прощения. Мой поступок нельзя простить.
   — Но он не был для нее полной неожиданностью. Я предупреждала Эмерелд об этом. Я говорила ей, что вы используете ее как орудие мести.
   — И что она вам ответила?
   — Эмерелд сказала, что понимает вашу жажду мести. Сказала, что вы научили ее жить одним днем и что, если все это завтра кончится, она не станет жалеть ни об одной минуте, проведенной вместе с вами.
   — Эмерелд говорила так, потому что верила мне. Я обманул ее доверие. — Шону не удалось скрыть боль, промелькнувшую в его глазах. — Я подозреваю, что она хочет оставить меня.
   — И как вы поступите?
   — Привезу ее обратно, разумеется. Я никогда не отпущу ее!
 
   Словно пришпоренный дьяволом, не отпускающим его ни на минуту, Шон на следующий день подарил Эмерелд корабль.
   — Пойдем посмотрим. А то команда с «Серы-1» красила его целыми днями.
   Все обитатели Грейстоунса отправились на мол, чтобы посмотреть на «Ласточку» с новыми парусами, переименованную в «Изумрудный остров». Словно бросая вызов, Шон сказал Эмерелд:
   — Я дарю тебе и команду, чтобы ты стала капитаном своей судьбы.
   — Это для развлечения или для того, чтобы начать собственное дело по перевозке грузов?
   — Эмерелд, поступай с ним как хочешь. Я просто хотел показать тебе, что все принадлежащее мне — твое.
   Молодая женщина задумалась. Готов ли О'Тул поделиться с ней своим подлинным «я», ведь он всегда оставлял нераскрытой часть своей души. А теперь получается, что и она сама поступает так же. Однажды Эмерелд уже отдала ему все — свое сердце, любовь, доверие. А теперь ее сокровенная сущность скрыта от него. Казалось, все ее чувства ушли в глубину, а сердце застыло и не хочет оттаять. Эмерелд просияла улыбкой:
   — Завтра устроим вечеринку под парусами. Кто поедет?
   — Только не я, — засмеялся Джонни. — С этого момента я собираюсь никогда больше не покидать сушу.
   — Тогда приглашаются только дамы, — объявила новая владелица судна. — Нам необязательно отплывать далеко. Может, пройдем до Дублинской гавани и обратно?
   Эмбер, Нэн, Тара, Мэг и Кейт немедленно согласились.
   — Раз с этим решено, — заговорила Эмбер, — тогда чем мы займемся сегодня?
   — Мы с Джонни хотели бы окрестить малыша, пока вы здесь, — смущенно заговорила Нэн. — Мы решили назвать его Эдвардом в честь моего деда.
   — Какое прекрасное имя, — согласилась Эмбер. — Я не думаю, что бабушка не может стать ему крестной матерью, верно?
   Когда все отправились обратно к дому, Эмерелд задержалась, осматривая гавань Грейстоунса, где стояло на якоре около полудюжины кораблей. Шон подошел к ней:
   — Мне жаль, что мы не окрестили близнецов. Это тебя огорчает?
   — Немного, — согласилась она.
   Им не хотелось, чтобы дети носили фамилию Монтегью, но так как невозможно было дать им фамилию О'Тул, они не стали их крестить.
   — У меня есть идея. Давай дадим им фамилию Фитцжеральд, раз мы оба ее носим. Ты же знаешь, как говорит Шеймус: всегда делай то, что выгодно, и никогда не ошибешься.
   — Отец Фитц откажется. — Она вспыхнула при воспоминании о том, что священник говорил ей.
   У Шона окаменело лицо.
   — Фитц исполнит мой приказ, Эмерелд, не сомневайся.
   Позже, когда все собрались в церкви для церемонии, Эмерелд поняла, что Шон, должно быть, переговорил наедине с отцом Фитцем, чтобы тот подчинился закону. Его закону. Ни словом, ни взглядом священник не выразил сомнений по поводу крещения всех троих младенцев.
   Джонни и Шон гордо держали на руках своих сыновей, а Эмерелд с тяжелым сердцем думала о том, что собиралась сделать. Неправильно лишать отца сына. Она взглянула на крошечную девочку на своих руках и поняла, что не вынесла бы разлуки с ней. Она снова вспомнила слова Шеймуса о выгоде. Именно так она и поступила, позволив Шону О'Тулу спасти их и окружить заботой, пока они не окрепли. А теперь она собирается уйти от него.
   Эмерелд знала, что вечно будет благодарна ему за то, что он сделал, и понимала, как велика ее любовь. Но для него месть стала важнее любви, важнее его собственной плоти и крови. И Шон поступит так снова, если подвернется случай. Протягивая ребенка отцу Фитцу и слушая, как тот бормочет: «Нарекаю это дитя Кэтлин Фитцжеральд», — Эмерелд уже не сомневалась, что поступает правильно.
 
   На следующий день Эмерелд и Эмбер стояли на носу «Изумрудного острова», сочтя это место самым лучшим, чтобы наслаждаться плаванием. Остальные дамы выбрали более укромное местечко, оберегая свои прически, но мать и дочь любили, когда ветер бросает волосы им в лицо.
   Пока небольшое судно огибало Дублинскую бухту, Эмбер не решилась заговорить о том, что больше всего занимало их мысли.
   — Шон рассказал мне, как он поступил с тобой.
   Эмерелд сначала удивилась, потом рассердилась. Как он посмел первым рассказать свою версию Эмбер?
   — Черт бы его побрал!
   — Дорогая, он не пытался защищаться.
   — Потому что не в его характере занимать оборону. Он всегда нападает! Что ж, Шон меня оскорбил, и я от него ухожу.
   — Когда ты находилась в смертельной опасности, ты послала за ним, и он пришел.
   — Нет, я за ним не посылала! Я послала Джонни к тебе. Я не собиралась больше возвращаться в Замок Лжи после того, как Шон бросил меня в Англии. Мы же договорились с тобой, что, если О'Тул когда-нибудь обидит меня, я приду к тебе. Когда ты соберешься уезжать, я отправлюсь с тобой.
   — Напрасные усилия, Эмерелд. Он придет за тобой.
   — Мама, граф Килдэрский может быть воплощением власти, но я сама выберу, оставаться мне или уезжать. Это мой свободный выбор, а не его. И иначе не будет.
 
   На другом краю бухты похожая на тень фигура застыла на месте, разглядывая двух женщин, поглощенных разговором. Уильям Монтегью с трудом мог поверить своим глазам, его словно пригвоздили к палубе «Чайки». Здесь, посреди Дублинской бухты, его красавица жена на борту его любимого корабля — «Ласточки». Он облизал ставшие вдруг сухими губы. Скоро, поклялся Уильям самому себе, он вернет их обеих, даже если ему придется уничтожить Замок Лжи вместе со всеми его обитателями.

Глава 36

   Стоило одному из братьев Мерфи бросить якорь в родном порту Грейстоунса, и не оставалось сомнений, что через день появится второй. Фитцжеральды шутили, что у братцев Мерфи магнит в заднице. Поэтому, когда прибыл Пэт Мерфи, ставший теперь капитаном «Серы-2», Шон О'Тул ждал, что скоро объявится и Тим.
   И точно, на следующий день «Цапля», переименованная в «Дельфина», вошла в родную гавань. Шон и Пэдди провели большую часть дня с братьями Мерфи, проверяя грузы, декларации и коносаменты^[21] на товары, импортируемые ими из Испании и Марокко.
   Когда они завершили работу, Тим Мерфи отозвал Шона в сторону, чтобы сказать ему пару слов наедине.
   — Боуэрс говорит, что заметил корабль Монтегью сегодня утром, когда мы выходили из Дублинской бухты. Сам-то я не видел, но Боуэрс клянется, что это он.
   Лоб Шона между черными бровями прорезала складка, как только он услышал неприятные новости.
   — Отправляйся на кухню, Тим. Мы поговорим с Шеймусом.
   Эмбер, собравшаяся уезжать на следующий день, уже упаковала свои вещи, и Джонни относил сундуки вниз. Шон с посуровевшим лицом ворвался в дом и оторвал Джонни от его занятия. Когда мистер Берк по просьбе Шона привез Шеймуса на кухню, Эмерелд встревожилась, почувствовав, что в воздухе витает опасность.
   — Господи, как же я ненавижу, когда они что-то затевают, — рассердилась она.
   Мать постаралась успокоить ее раздражение и страхи:
   — Мужчины просто говорят о делах. Шон не хотел ничего скрывать.
   — Ты плохо его знаешь. Как только что-то случается, они смыкают ряды, чтобы женщины оставались в неведении.
   — Эмерелд, ты делаешь слишком поспешные выводы.
   — Да неужели? Мне достаточно только взглянуть Шону в лицо, и оно скажет мне все, что нужно. То, что он позвал Джонни, только подтверждает это. О'Тул снова жаждет мести! У него словно мания в крови. Он просто пристрастился к мести! Не пройдет и часа, как граф Килдэрский отправит корабль в одному Богу известном направлении и отделается от меня какой-нибудь ложью.
   — Мне кажется, что у тебя слишком разыгралось воображение.
   Через несколько минут Шон О'Тул заглянул в гостиную в передней части дома и небрежно сказал:
   — Эмерелд, я отправляюсь в плавание на «Сере-1». Не жди меня, любимая, дела займут некоторое время.
   Молодая женщина взглянула ему в глаза:
   — Куда ты отправляешься?
   — В таможню в Дублине. Нужно заполнить кое-какие бумажки, чтобы заниматься импортом.
   — Это не должно занять много времени, — заупрямилась Эмерелд.
   — Ну, у меня есть и другие дела, — последовал неопределенный ответ.
   — Это не может подождать? Мама гостит у нас последний день, да и Джонни с Нэн завтра уезжают в Мэйнут. Мне бы хотелось, чтобы этот день мы провели все вместе.
   — Тим Мерфи хочет, чтобы я взглянул на корабль. Джонни едет со мной, так что они останутся еще на пару дней. — На лице Шона появилось отрешенное выражение, так хорошо знакомое Эмерелд.
   «Если ты сейчас выйдешь в эту дверь, то когда вернешься, меня здесь уже не будет». Она сделала последнюю попытку. Подойдя поближе, Эмерелд подняла к Шону лицо:
   — Шон, пожалуйста, не уезжай!
   Он обнял ее и наклонил голову так, чтобы заглянуть ей в глаза.
   — Дорогая моя, ты капризничаешь. Я постараюсь вернуться сегодня к обеду, если это поможет тебе перестать волноваться. — Шон наскоро чмокнул ее и вышел, не оглянувшись.
   Джонни тоже заглянул, возвращаясь из кухни:
   — А где Нэн?
   — Она наверху с ребенком. Какую сказочку ты собираешься сочинить для нее? — резко поинтересовалась сестра.
   — Эмерелд, держись подальше от мужских дел, — предупредил Джонни.
   У нее сразу же опустились плечи, как только на смену гневу пришла бесконечная печаль. Наконец она посмотрела на мать:
   — Я иду собирать вещи, мы уезжаем сегодня.
   Эмерелд переговорила с Эллин и Джейи: