Страница:
— Я просто сходил с ума, зная, что ты скоро уедешь, но твой муж разрешил эту проблему. Он пригласил меня в Лондон на весь сезон, чтобы я смог поближе познакомиться с английской политикой.
— О, Джозеф, обещай мне быть осторожным. Если муж что-нибудь заподозрит, он тебя уничтожит!
— Если бы Монтегью о чем-нибудь догадался, разве он пригласил бы меня погостить в его доме?
— Ты не должен жить с нами, тебе нужно иметь собственный дом, а я буду приходить к тебе.
Джозеф опустился перед ней на колени — само обнаженное великолепие.
— Приди ко мне сейчас, — мягко приказал он.
— Да поможет мне Бог. Джозеф, я так люблю тебя. Люби меня снова, но пообещай, что уйдешь сразу же, пока у меня не будет сил остановить тебя.
А в Грейстоунсе как раз зажарились ягнята и поросята, и гости выстроились в очередь со своими тарелками, пока Мэри Мелоун, Пэдди Берк и Шеймус О'Тул раздавали сочное, ароматное мясо.
Шон обругал про себя исчезнувшего брата. Джозефу следовало вести себя достойнее и не убегать с праздника в честь его же дня рождения. Чтобы восполнить отсутствие брата, он сам поговорил с каждым из гостей, обмениваясь шутками или предлагая выпить, благодаря их за то, что они приехали на торжество. Шон снова и снова извинялся за то, что Джозефа нет рядом, и его гнев постепенно нарастал.
Шеймус еще раз наполнил тарелки Монтегью и его племянника Джека.
— А как насчет вашей команды, Уильям?
— На «Защите» есть камбуз. Моряки получат собственную еду.
— Но только не сегодня. Джек, будь добр, приведи сюда парней, чтобы они попробовали свинины и отведали эля из бочонка.
— А раз уж ты будешь на пристани, посмотри, вернулись ли Джозеф О'Тул с моей дочерью.
Джек онемел, ужаснувшись тому, что Эмерелд разрешили отправиться на шхуне с его ирландским соперником.
— С нашим Джозефом она в безопасности, не бойтесь, — уверил Шеймус отца девушки.
— Ей лучше быть в безопасности, а не то нам придется сыграть свадьбу еще до конца дня, — пообещал Уильям, шутя лишь отчасти. — Джек, ты не сходишь за командой «Защиты», чтобы матросы тоже могли вкусить от щедрот гостеприимства О'Тулов?
Когда Джек пришел на судно, чтобы послать команду в большой дом, он с удивлением увидел маленькую темную фигурку Эмерелд, свернувшуюся клубочком на трапе.
— Что ты здесь делаешь в одиночестве, Эмерелд? Она подняла глаза, во взгляде читался вызов:
— Мне захотелось побыть одной. Я предпочитаю собственную компанию обществу сброда!
Реймонд спустился по ступеням и сел рядом с ней.
— Все считают, что ты на шхуне с Джозефом О'Тулом.
— Я бы не отправилась в море с Джозефом О'Тулом, даже если бы он остался единственным мужчиной на свете. — Эмерелд пренебрежительно тряхнула локонами. — У них нет ни манер, ни морали!
— Они не станут лизать тебе ботинки. Ирландцы невоспитанные, немытые дикари.
— А кого интересует твое мнение? Моя мать — ирландка, и я не желаю слышать ни единого слова против нее! — Девушка была готова сорвать свое дурное настроение на первой же жертве, только бы облегчить боль в сердце.
«Ах ты, сучка», — выругался про себя Джек. Его отец и дядя правильно относились к женщинам, они должны полностью подчиняться. Бабы обязаны знать свое место, и управлять ими следует железной рукой. Ему пришлось подавить переполняющее его желание схватить ее и подчинить себе. Реймонд не дал рукам воли, зная, что ему нужно дождаться своего часа, но однажды, если его планы исполнятся, он доставит себе удовольствие — она будет у него под каблуком.
— Становится поздно, я не могу оставить тебя здесь одну в темноте.
— Оставь свою жалость при себе. Мне твое сочувствие не нужно, — ощетинилась Эмерелд. — Отправляйся к моему отцу и скажи, что я готова вернуться домой.
Они оба замолчали, услышав, что причаливает большой корабль. Звуки разносились над потемневшей водой: вот спустили паруса, и раздался грохот якоря, падающего в воду. Вдруг до них донесся громкий, сердитый голос Шона О'Тула:
— Ты чертовски вовремя! Что за дьявольскую игру ты затеял, Джозеф? Пока ты там развлекаешься со своей шлюхой, я тут должен объяснять твое отсутствие.
— Ты бы попридержал язык, дорогой братец. Эмбер не моя шлюха. Вышло так, что я люблю эту леди.
— Не выставляй себя на посмешище, Джозеф. Если бы ты любил ее, то не затягивал бы петлю у нее на шее. Монтегью убьет ее, если узнает о ваших шашнях.
Эмерелд хотела вздохнуть, но поняла, что не может. Она на ощупь протянула руки, пока пальцы не коснулись золотых пуговиц на мундире Джека. Тот взял ее за руки и притянул к себе.
— Тс-с, — предупредил он сдавленным шепотом. «Ложь! Ложь! Ложь!» — снова и снова повторяла про себя Эмерелд. Она открыла рот и сделала глубокий вдох, прежде чем Джек прикрыл ей губы ладонью. Молчание позволило им расслышать следующие слова Джозефа О 'Тула:
— Монтегью ничего не узнает. Он слишком занят, меняя оружие на золото. Господи, почему их еще не погрузили в повозки и не отправили в Мэйнут?
— А почему бы тебе не сообщить об этом всему свету, Джозеф? Как ты и сам видишь, «Защита» все еще здесь. Мы не можем грузить повозки, пока Монтегью не отплыл.
Гневные голоса удалялись в сторону дома, а у Джека Реймонда закружилась голова от всего, что он узнал. Знание — сила. Горячее чувство затопило его. Частичкой информации он поделится с Уильямом немедленно. А остальное прибережет до нужного момента. До Реймонда медленно дошло, что девушка все еще отчаянно цепляется пальцами за его мундир. Ему вдруг захотелось громко засмеяться. Кое-кому, кто не хотел слышать ничего плохого о своей матери, нанесли хорошенький удар.
Эмерелд казалось, что ее убьет боль, разрывавшая ей сердце. Разве не сегодня утром она была так счастлива? Казалось, прошла целая жизнь. За один день весь ее мир рухнул. И все благодаря чертовым ирландцам! Чтоб Господь покарал каждого из них.
— Эмерелд, ты должна вернуться в дом и попрощаться со всеми.
— Я не могу, — прошептала она, совершенно сбитая с толку.
— Пойдем, вот моя рука. Я буду рядом. Просто держи высоко голову и иди рядом со мной. — Джек поднял ее плащ и накинул девушке на плечи.
В мыслях Эмерелд царил такой беспорядок, что она позволила Джеку Реймонду помочь ей сойти с корабля и опиралась на его руку, пока они шли вверх по крутой дорожке, ведущей в Грейстоунс. Музыка и смех больно ударили ей в уши, пока Джек вел ее через лужайки. Спускалась ночь. Теперь Эмерелд хотелось, чтобы ее нога никогда не ступала в Замок Лжи!
Уильям Монтегью взглянул на дочь другими глазами:
— Я очень горжусь тобой. Ты отлично выглядишь сегодня, девочка моя.
— Отец, я хотела бы уйти, — прошептала она.
— Как, без танцев? Гм, может быть, ты и права. Леди не гарцует и не выставляет себя на всеобщее обозрение. — Мон-тсгыо повернулся к Джеку: — Ты поищи Джона, а мы пойдем на корабль.
Каким-то образом Эмерелд удалось выдержать процедуру прощания. Она высоко держала голову, вежливая улыбка застыла у нее на губах, но самой ее как бы не было здесь.
Девушка не слышала поддразнивающих прощальных слов Шеймуса, не почувствовала поцелуя Кэтлин на своей щеке. По дороге обратно на Англси Джон не умолкал. Грейстоунс произвел на него такое впечатление, что он казался совершенно другим человеком. Один рассказ следовал за другим, а Эмерелд, онемевшая от несчастья, молча стояла рядом с ним у поручней. Она мало что услышала из рассказанного братом, но от нее не укрылось, что Джонни просто влюбился в Ирландию и всех ее жителей. Эмерелд мысленно отрешилась от Джонни и отчаянно цеплялась за поручни, думая о том, как долго она еще удержится на ногах.
Наверху, на юте, Джек Рсймонд доложил Уильяму Монтегью кое-что из услышанного им за день:
— Сэр, в Грейстоунсе есть своя часовня, где они служат католическую мессу, и я слышал, что сегодня вечером они отправят ружья в Мэйнут в повозках.
— Я не знаю о Фитцжеральдах и О'Тулах только какие-то мелочи, Джек, — спокойно отозвался дядя. «Но эта информация как раз из их числа, — добавил он про себя. — Господи Боже, этот чертов граф Килдэрский по уши погряз в предательстве!»
Племянник не открыл дяде всего, о чем узнал. Он наслаждался сведениями об Эмбер и Джозефе О'Туле, почти злорадствовал. Этими сведениями Джек мог шантажировать так много людей, включая и Эмерелд, что не знал, с кого же начать. Пока что он решил придержать этот секрет. Это слишком серьезный козырь, чтобы выкладывать его, не обдумав все как следует.
Стоило Эмбер увидеть лицо дочери, как она сразу же поняла, что случилось что-то серьезное. Эмерелд побелела как полотно и едва держалась на ногах.
У Уильяма на лице читалось самодовольное выражение, как будто ему удалось совершить нечто очень умное, а Джонни без умолку говорил о лошадях О'Тулов. Эмбер тут же поняла, что мужчины выпили, и подумала, не это ли причиняет страдания дочери.
— Эмерелд? — мягко окликнула она.
Черные ресницы медленно поднялись, выпуская наружу бушевавшее зеленое пламя.
— Да, мама.
В голосе дочери звучали обвинение и осуждение. Рука Эмбер взлетела к груди, ее мучило предчувствие.
Раньше между матерью и дочерью царило абсолютное доверие. Что же произошло сегодня, что нарушило его? Это невозможно, воображение отказывало ей.
Эмбер повернулась к сыну, боясь выяснить, почему у дочери такое странное настроение.
— Я так рада, Джон, дорогой, что ты повеселился. Ты обо всем расскажешь мне утром. — Она нервно облизала губы и снова взглянула на Эмерелд. «Ее что-то глубоко ранило сегодня. Господи, что они с ней сделали?» Она снова посмотрела на мужа. Он явно лопался от желания сообщить новости. — Ты о чем-то хочешь мне сказать, Уильям?
— Если честно, то да. Мне кажется, я уговорил Шсймуса О'Тула на помолвку между Эмерелд и его сыном Джозефом. Наша дочь станет следующей графиней Килдэрской!
Эмбер недоверчиво вгляделась в зеленые глаза, расширившиеся от ужаса.
— Джозеф? Этого не может быть! — воскликнула она.
— Нет! — Эмерелд качнулась к отцу и тут же упала на пол, потеряв сознание.
Эмбер опустилась на колени, подняла голову дочери.
— Она больна, — гневно произнесла женщина.
— Глупости, — объявил Уильям, подхватил дочь на руки и, не очень твердо держась на ногах, пошел вверх по лестнице. — Слишком много впечатлений, вот и все.
Через несколько минут после того, как отец положил Эмерелд на кровать в ее комнате, она открыла глаза и вырвалась из рук матери, пытавшейся снять с нее платье.
— Дорогая… ты упала в обморок, — рассеянно пробормотала Эмбер.
— Теперь со мной все в порядке. Оставь меня в покое, — прошептала дочь. В глазах матери Эмерелд увидела боль, такую же, какую она испытывала в своем сердце, и она не могла вынести ни того, ни другого.
— Мы поговорим завтра, после того как твой отец уедет. Постарайся отдохнуть.
Эмерелд повернулась лицом к стене, от всей души желая проснуться утром и узнать, что весь этот день был только ночным кошмаром.
С трепетом Эмбер присоединилась к мужу в их комнате. Чтобы возражать ему, требовалось огромное мужество, но она знала, что обязана протестовать против того, что он замышляет.
— Уильям, Эмерелд слишком молода для брака.
Он жадно оглядывал налитое тело жены.
— Ты была еще моложе, когда заловила меня.
— Все было не так. Я была более зрелой, чем Эмерелд.
— Не стоит волноваться, моя дорогая, я только посеял зернышко. Но я собираюсь его вырастить. Я хочу, чтобы ты начала собирать вещи. Мы возвращаемся в Лондон сразу же, как я закончу с делами. Очень скоро нам предстоит принимать будущего графа Килдэрского.
«Так вот какая блажь взбрела ему в голову. Ему нужен Джозеф только потому, что он наследник Килдэра!»
Уильям шагнул к ней, и его властная рука уже мяла ей грудь.
— Мне кажется, что ты будешь отличной участницей моих планов. Если очарование нежной малышки Эмерелд не сможет привлечь этого молодого чертяку, я сомневаюсь, чтобы он устоял перед твоей загадочной красотой.
Глава 7
— О, Джозеф, обещай мне быть осторожным. Если муж что-нибудь заподозрит, он тебя уничтожит!
— Если бы Монтегью о чем-нибудь догадался, разве он пригласил бы меня погостить в его доме?
— Ты не должен жить с нами, тебе нужно иметь собственный дом, а я буду приходить к тебе.
Джозеф опустился перед ней на колени — само обнаженное великолепие.
— Приди ко мне сейчас, — мягко приказал он.
— Да поможет мне Бог. Джозеф, я так люблю тебя. Люби меня снова, но пообещай, что уйдешь сразу же, пока у меня не будет сил остановить тебя.
А в Грейстоунсе как раз зажарились ягнята и поросята, и гости выстроились в очередь со своими тарелками, пока Мэри Мелоун, Пэдди Берк и Шеймус О'Тул раздавали сочное, ароматное мясо.
Шон обругал про себя исчезнувшего брата. Джозефу следовало вести себя достойнее и не убегать с праздника в честь его же дня рождения. Чтобы восполнить отсутствие брата, он сам поговорил с каждым из гостей, обмениваясь шутками или предлагая выпить, благодаря их за то, что они приехали на торжество. Шон снова и снова извинялся за то, что Джозефа нет рядом, и его гнев постепенно нарастал.
Шеймус еще раз наполнил тарелки Монтегью и его племянника Джека.
— А как насчет вашей команды, Уильям?
— На «Защите» есть камбуз. Моряки получат собственную еду.
— Но только не сегодня. Джек, будь добр, приведи сюда парней, чтобы они попробовали свинины и отведали эля из бочонка.
— А раз уж ты будешь на пристани, посмотри, вернулись ли Джозеф О'Тул с моей дочерью.
Джек онемел, ужаснувшись тому, что Эмерелд разрешили отправиться на шхуне с его ирландским соперником.
— С нашим Джозефом она в безопасности, не бойтесь, — уверил Шеймус отца девушки.
— Ей лучше быть в безопасности, а не то нам придется сыграть свадьбу еще до конца дня, — пообещал Уильям, шутя лишь отчасти. — Джек, ты не сходишь за командой «Защиты», чтобы матросы тоже могли вкусить от щедрот гостеприимства О'Тулов?
Когда Джек пришел на судно, чтобы послать команду в большой дом, он с удивлением увидел маленькую темную фигурку Эмерелд, свернувшуюся клубочком на трапе.
— Что ты здесь делаешь в одиночестве, Эмерелд? Она подняла глаза, во взгляде читался вызов:
— Мне захотелось побыть одной. Я предпочитаю собственную компанию обществу сброда!
Реймонд спустился по ступеням и сел рядом с ней.
— Все считают, что ты на шхуне с Джозефом О'Тулом.
— Я бы не отправилась в море с Джозефом О'Тулом, даже если бы он остался единственным мужчиной на свете. — Эмерелд пренебрежительно тряхнула локонами. — У них нет ни манер, ни морали!
— Они не станут лизать тебе ботинки. Ирландцы невоспитанные, немытые дикари.
— А кого интересует твое мнение? Моя мать — ирландка, и я не желаю слышать ни единого слова против нее! — Девушка была готова сорвать свое дурное настроение на первой же жертве, только бы облегчить боль в сердце.
«Ах ты, сучка», — выругался про себя Джек. Его отец и дядя правильно относились к женщинам, они должны полностью подчиняться. Бабы обязаны знать свое место, и управлять ими следует железной рукой. Ему пришлось подавить переполняющее его желание схватить ее и подчинить себе. Реймонд не дал рукам воли, зная, что ему нужно дождаться своего часа, но однажды, если его планы исполнятся, он доставит себе удовольствие — она будет у него под каблуком.
— Становится поздно, я не могу оставить тебя здесь одну в темноте.
— Оставь свою жалость при себе. Мне твое сочувствие не нужно, — ощетинилась Эмерелд. — Отправляйся к моему отцу и скажи, что я готова вернуться домой.
Они оба замолчали, услышав, что причаливает большой корабль. Звуки разносились над потемневшей водой: вот спустили паруса, и раздался грохот якоря, падающего в воду. Вдруг до них донесся громкий, сердитый голос Шона О'Тула:
— Ты чертовски вовремя! Что за дьявольскую игру ты затеял, Джозеф? Пока ты там развлекаешься со своей шлюхой, я тут должен объяснять твое отсутствие.
— Ты бы попридержал язык, дорогой братец. Эмбер не моя шлюха. Вышло так, что я люблю эту леди.
— Не выставляй себя на посмешище, Джозеф. Если бы ты любил ее, то не затягивал бы петлю у нее на шее. Монтегью убьет ее, если узнает о ваших шашнях.
Эмерелд хотела вздохнуть, но поняла, что не может. Она на ощупь протянула руки, пока пальцы не коснулись золотых пуговиц на мундире Джека. Тот взял ее за руки и притянул к себе.
— Тс-с, — предупредил он сдавленным шепотом. «Ложь! Ложь! Ложь!» — снова и снова повторяла про себя Эмерелд. Она открыла рот и сделала глубокий вдох, прежде чем Джек прикрыл ей губы ладонью. Молчание позволило им расслышать следующие слова Джозефа О 'Тула:
— Монтегью ничего не узнает. Он слишком занят, меняя оружие на золото. Господи, почему их еще не погрузили в повозки и не отправили в Мэйнут?
— А почему бы тебе не сообщить об этом всему свету, Джозеф? Как ты и сам видишь, «Защита» все еще здесь. Мы не можем грузить повозки, пока Монтегью не отплыл.
Гневные голоса удалялись в сторону дома, а у Джека Реймонда закружилась голова от всего, что он узнал. Знание — сила. Горячее чувство затопило его. Частичкой информации он поделится с Уильямом немедленно. А остальное прибережет до нужного момента. До Реймонда медленно дошло, что девушка все еще отчаянно цепляется пальцами за его мундир. Ему вдруг захотелось громко засмеяться. Кое-кому, кто не хотел слышать ничего плохого о своей матери, нанесли хорошенький удар.
Эмерелд казалось, что ее убьет боль, разрывавшая ей сердце. Разве не сегодня утром она была так счастлива? Казалось, прошла целая жизнь. За один день весь ее мир рухнул. И все благодаря чертовым ирландцам! Чтоб Господь покарал каждого из них.
— Эмерелд, ты должна вернуться в дом и попрощаться со всеми.
— Я не могу, — прошептала она, совершенно сбитая с толку.
— Пойдем, вот моя рука. Я буду рядом. Просто держи высоко голову и иди рядом со мной. — Джек поднял ее плащ и накинул девушке на плечи.
В мыслях Эмерелд царил такой беспорядок, что она позволила Джеку Реймонду помочь ей сойти с корабля и опиралась на его руку, пока они шли вверх по крутой дорожке, ведущей в Грейстоунс. Музыка и смех больно ударили ей в уши, пока Джек вел ее через лужайки. Спускалась ночь. Теперь Эмерелд хотелось, чтобы ее нога никогда не ступала в Замок Лжи!
Уильям Монтегью взглянул на дочь другими глазами:
— Я очень горжусь тобой. Ты отлично выглядишь сегодня, девочка моя.
— Отец, я хотела бы уйти, — прошептала она.
— Как, без танцев? Гм, может быть, ты и права. Леди не гарцует и не выставляет себя на всеобщее обозрение. — Мон-тсгыо повернулся к Джеку: — Ты поищи Джона, а мы пойдем на корабль.
Каким-то образом Эмерелд удалось выдержать процедуру прощания. Она высоко держала голову, вежливая улыбка застыла у нее на губах, но самой ее как бы не было здесь.
Девушка не слышала поддразнивающих прощальных слов Шеймуса, не почувствовала поцелуя Кэтлин на своей щеке. По дороге обратно на Англси Джон не умолкал. Грейстоунс произвел на него такое впечатление, что он казался совершенно другим человеком. Один рассказ следовал за другим, а Эмерелд, онемевшая от несчастья, молча стояла рядом с ним у поручней. Она мало что услышала из рассказанного братом, но от нее не укрылось, что Джонни просто влюбился в Ирландию и всех ее жителей. Эмерелд мысленно отрешилась от Джонни и отчаянно цеплялась за поручни, думая о том, как долго она еще удержится на ногах.
Наверху, на юте, Джек Рсймонд доложил Уильяму Монтегью кое-что из услышанного им за день:
— Сэр, в Грейстоунсе есть своя часовня, где они служат католическую мессу, и я слышал, что сегодня вечером они отправят ружья в Мэйнут в повозках.
— Я не знаю о Фитцжеральдах и О'Тулах только какие-то мелочи, Джек, — спокойно отозвался дядя. «Но эта информация как раз из их числа, — добавил он про себя. — Господи Боже, этот чертов граф Килдэрский по уши погряз в предательстве!»
Племянник не открыл дяде всего, о чем узнал. Он наслаждался сведениями об Эмбер и Джозефе О'Туле, почти злорадствовал. Этими сведениями Джек мог шантажировать так много людей, включая и Эмерелд, что не знал, с кого же начать. Пока что он решил придержать этот секрет. Это слишком серьезный козырь, чтобы выкладывать его, не обдумав все как следует.
Стоило Эмбер увидеть лицо дочери, как она сразу же поняла, что случилось что-то серьезное. Эмерелд побелела как полотно и едва держалась на ногах.
У Уильяма на лице читалось самодовольное выражение, как будто ему удалось совершить нечто очень умное, а Джонни без умолку говорил о лошадях О'Тулов. Эмбер тут же поняла, что мужчины выпили, и подумала, не это ли причиняет страдания дочери.
— Эмерелд? — мягко окликнула она.
Черные ресницы медленно поднялись, выпуская наружу бушевавшее зеленое пламя.
— Да, мама.
В голосе дочери звучали обвинение и осуждение. Рука Эмбер взлетела к груди, ее мучило предчувствие.
Раньше между матерью и дочерью царило абсолютное доверие. Что же произошло сегодня, что нарушило его? Это невозможно, воображение отказывало ей.
Эмбер повернулась к сыну, боясь выяснить, почему у дочери такое странное настроение.
— Я так рада, Джон, дорогой, что ты повеселился. Ты обо всем расскажешь мне утром. — Она нервно облизала губы и снова взглянула на Эмерелд. «Ее что-то глубоко ранило сегодня. Господи, что они с ней сделали?» Она снова посмотрела на мужа. Он явно лопался от желания сообщить новости. — Ты о чем-то хочешь мне сказать, Уильям?
— Если честно, то да. Мне кажется, я уговорил Шсймуса О'Тула на помолвку между Эмерелд и его сыном Джозефом. Наша дочь станет следующей графиней Килдэрской!
Эмбер недоверчиво вгляделась в зеленые глаза, расширившиеся от ужаса.
— Джозеф? Этого не может быть! — воскликнула она.
— Нет! — Эмерелд качнулась к отцу и тут же упала на пол, потеряв сознание.
Эмбер опустилась на колени, подняла голову дочери.
— Она больна, — гневно произнесла женщина.
— Глупости, — объявил Уильям, подхватил дочь на руки и, не очень твердо держась на ногах, пошел вверх по лестнице. — Слишком много впечатлений, вот и все.
Через несколько минут после того, как отец положил Эмерелд на кровать в ее комнате, она открыла глаза и вырвалась из рук матери, пытавшейся снять с нее платье.
— Дорогая… ты упала в обморок, — рассеянно пробормотала Эмбер.
— Теперь со мной все в порядке. Оставь меня в покое, — прошептала дочь. В глазах матери Эмерелд увидела боль, такую же, какую она испытывала в своем сердце, и она не могла вынести ни того, ни другого.
— Мы поговорим завтра, после того как твой отец уедет. Постарайся отдохнуть.
Эмерелд повернулась лицом к стене, от всей души желая проснуться утром и узнать, что весь этот день был только ночным кошмаром.
С трепетом Эмбер присоединилась к мужу в их комнате. Чтобы возражать ему, требовалось огромное мужество, но она знала, что обязана протестовать против того, что он замышляет.
— Уильям, Эмерелд слишком молода для брака.
Он жадно оглядывал налитое тело жены.
— Ты была еще моложе, когда заловила меня.
— Все было не так. Я была более зрелой, чем Эмерелд.
— Не стоит волноваться, моя дорогая, я только посеял зернышко. Но я собираюсь его вырастить. Я хочу, чтобы ты начала собирать вещи. Мы возвращаемся в Лондон сразу же, как я закончу с делами. Очень скоро нам предстоит принимать будущего графа Килдэрского.
«Так вот какая блажь взбрела ему в голову. Ему нужен Джозеф только потому, что он наследник Килдэра!»
Уильям шагнул к ней, и его властная рука уже мяла ей грудь.
— Мне кажется, что ты будешь отличной участницей моих планов. Если очарование нежной малышки Эмерелд не сможет привлечь этого молодого чертяку, я сомневаюсь, чтобы он устоял перед твоей загадочной красотой.
Глава 7
Эмерелд закрыла глаза, опустошенная, измученная, не в силах поверить в истинность всего услышанного накануне. Это не может быть правдой: ни ложь о ее матери и Джозефе О'Туле, ни известие о помолвке.
Девушка погрузилась в спасительный сон, и ей приснилось, что она лежит на сахарно-белом песке в лучах солнечного света, под мягким морским бризом, играющим ее темными кудрями. Восхитительное чувство предвкушения поднимается в ней, ее переполняют радость, ожидание счастья, потому что она знает — скоро, очень скоро он придет к ней.
Она не открывала глаз, пока не ощутила трепетание, словно бабочка крылом прикоснулась к краешку ее губ. Девушка улыбнулась про себя и медленно подняла ресницы. Он стоял на коленях, пристально глядя на нее, в его темных стальных глазах плясали веселые искорки. Не опуская глаз, она медленно встала на колени рядом с ним.
Им не требовались слова, им хотелось только прикасаться друг к другу, и это желание было сродни голоду. В едином порыве их пальцы сомкнулись, побежали по щеке, по горлу, по плечу. Ладонь Эмерелд коснулась его сердца, и она ощутила биение под своими пальцами. Он был великолепным мужчиной. Он был ее ирландским принцем. Он наклонился, собираясь поцеловать ее, но, когда был уже совсем близко, прошептал:
— Я отдаю тебя Джозефу.
— Мне не нужна твоя шлюха, я хочу мою, я хочу Эмбер! — заявил Джозеф.
— Нет, нет, мы не шлюхи, — закричала Эмерелд. Она открыла глаза и уставилась в темноту. Сон! Ей снова приснился этот сон, но он тоже стал кошмаром. Уничтожен даже ее прекрасный сон!
Утром, едва солнце показалось па горизонте, Эмерелд вышла из дома. Ей не хотелось встречаться с матерью, ей неприятно было находиться с ней под одной крышей. Она стремилась остаться одна, спрятаться в святилище своей хрустальной пещеры.
Уильям Монтегью в своем ливерпульском офисе проверял копии денежных поступлений из Ирландии. Кроме бухгалтерских книг, над которыми он разрешил поработать Джеку, у партнера О'Тула существовала своя собственная отчетность. Он не настолько глуп, чтобы делиться всеми своими неправедными заработками с братцем. Пусть у графа Сэндвичского желаемый титул, но зато у него самого ум и изобретательность.
Он не станет жалеть о том, что уезжает из Ливерпуля. Это самый грязный порт Англии, даже бордели здесь второсортные. Монтегью отметил доход внизу страницы и закрыл гроссбух. Прежде чем он сможет отправиться в Лондон, ему необходимо закончить одно дело. А именно — собрать налоги с Ирландии. Короткое путешествие в Дублинский замок, и Уильям сможет забрать свою семью с Англси.
Его отягощенные мешками глаза нахмурились, когда он вспомнил о Джозефе О'Туле и его новой шхуне. Они должны обязательно поладить с этим парнем. Шеймус отказался предоставить одно из своих судов для перевозки рабов, но его сына будет легче убедить. Монтегью решил прощупать почву, когда Джозеф приедет в Лондон. Одно известно точно — как только старый Фитцжеральд умрет и Джозеф получит титул, золото больше не будут пускать на ветер ради дела освобождения Ирландии, или он вообще ничего не понимает.
В голове Монтегью забрезжила идея. Он налил себе стаканчик дымчатого ирландского виски, обдумывая проблему со всех возможных сторон. Уильям отхлебнул глоток, и улыбка обнажила его желтые зубы. Возможно, он знает способ сократить время, которое потребуется Джозефу для приобретения титула!
Прошла уже неделя с последней встречи Джозефа и Эмбер, и воздержание плохо сказывалось на его настроении. За завтраком Шеймус наконец выплеснул свое раздражение на сына.
— У тебя всю неделю не рот, а рваный карман, — обвинил его отец. — Как насчет того, чтобы забрать сегодня груз?
— Я отправляюсь в Дублин за новой одеждой. Я не могу ехать в Лондон в лохмотьях и рванье.
В разговор вступил Шон:
— Если речь идет о боеприпасах на Англси, я их заберу.
— Англси? — живо переспросил его брат. — Я сделаю это.
— Будет лучше, если туда поплыву я, — возразил Шон.
Шеймус спрятал улыбку:
— Пусть Джозеф отправляется. Ему хочется увидеться с девчонкой Монтегью.
От лица Джозефа отлила кровь. Его темно-синие глаза уставились на брата. «Ради всего святого, ведь ты же не предал меня?»
Шон быстро вмешался:
— Он имеет в виду Эмерелд.
— Кто такая Эмерелд? — озадаченно поинтересовался Джозеф.
Ему ответил отец:
— Девица, с которой ты плавал па шхуне, дочка Монтегью. Он предлагает вам обручиться.
— Дочка? — недоумевал Джозеф.
— Обручиться? — задал вопрос Шон.
— Вы что, так нализались на празднике, что ничего не помните? — спросил Шеймус, поднимаясь. Он подозревал, что его сыновья, как обычно, пытаются над ним подшутить. — Решайте сами, кто отправится на Англси, а меня ждет работа.
Братья недоуменно уставились друг па друга.
— Монтегью хочет, чтобы я обручился с его дочерью? — недоверчиво спросил Джозеф.
— Только через мой труп! — горячо возразил Шон.
— Тогда все устраивается, — решил Джозеф. — Я отправлюсь на Англси. Я должен рассказать Эмбер, что пытается сделать эта старая свинья.
Шону нечего было возразить. Он знал, что к концу недели Монтегью должен вернуться в столицу, и чем раньше Эмбер окажется подальше от брата, тем лучше. Шон начал сомневаться в целесообразности поездки в столицу. Он обдумал свои чувства к Эмерелд. Странно, но он не испытывал никаких собственнических чувств по отношению к этой невинной юной девушке до тех пор, пока не забеспокоился по поводу предполагаемой помолвки между нею и его братом.
Шон спросил себя: а что же, собственно, он к ней чувствует? Он вспомнил их первую встречу, когда ее вид поверг его в состояние транса. А когда Эмерелд заговорила, то обнаружила богатое воображение и живой ум. В ее речи слышались все модные веяния. Шона поразило чувство собственника по отношению к ней. Потом он вспомнил, как на празднике девушка дала ему пощечину. В его глазах зажглось удивление. Парень потер щеку, все еще ощущая удар ее ручки. Вероятно, мужчине не забыть первую женщину, ударившую его.
В то время как Джозеф О'Тул плыл к Англси, чтобы предупредить Эмбер о планах ее мужа, Уильяма Монтегью со всей помпой и церемониями принимал в Дублинском замке сэр Ричард Хирон, официальный представитель Англии, назначенный помощником первого секретаря Ирландии лорда Кэстлрига.
Когда дело по сбору денег было закончено, Монтегью попросил лорда Кэстлрига о личной аудиенции. В данный момент этого человека, в чьи обязанности входило править Ирландией и поддерживать мир, очень волновали беспорядки. Восстание вспыхнуло сразу в четырех графствах, и Кэстлриг послал английских солдат утихомирить бунтовщиков, пока Англия не получила широкомасштабного восстания по всей Ирландии.
Когда его провели в апартаменты лорда, Уильям не стал тратить время на пустые разговоры.
— Я располагаю информацией, которая может оказаться для вас бесценной, — сообщил он.
— И сколько стоят эти сведения, Монтегью? — цинично поинтересовался попавший в осаду первый секретарь.
Уильям выглядел оскорбленным.
— Ни одного пенни, милорд. Моя верность Англии и мой долг перед ней заставляют меня сообщить вам то, что мне известно.
— Тогда говорите, Монтегью. Беспорядки нарастают с каждой минутой. Восстание распространяется из Белфаста на севере и доходит до Корка на юге.
— У меня есть сведения о том, кто такой на самом деле капитан Лунный Свет.
— Капитан Лунный Свет! — взорвался Кэстлриг. — Да тут десятки таких предателей, вооружающих крестьян и подбивающих их на измену!
— Нисколько в этом не сомневаюсь, милорд. Но если вам удастся поймать одного из них, разве не просто будет узнать от него имена остальных?
— Вы удивились бы, если бы узнали, как крепко держат ирландцы язык за зубами и хранят верность своему клану, Монтегью. Они держат себя в узде, разрази их Господь! Но скажите же мне, кто этот капитан Лунный Свет?
— Так как я вынужден назвать вам имя знатного и могущественного человека, обо мне никто не должен узнать.
— Даю вам слово, — пообещал Кэстлриг.
Двое вооруженных стражников из Дублинского замка отнесли сейф на борт «Ласточки». Как только маленькое судно покинуло Дублинскую гавань, Уильям почувствовал себя настоящим патриотом. После всех этих мелких злоупотреблений он все-таки помог своей стране. Тот факт, что при этом он помогал и самому себе, наполнил его удовлетворением. Ничто на земле не сравнится с ощущением, что ты на вершине и контролируешь действия Судьбы, а она при этом тебе улыбается.
Эмбер удерживала Джозефа на расстоянии вытянутой руки.
— Тебе не следовало приходить сегодня. Это ошибка, Джозеф. Мы должны прекратить наши встречи.
— Перестань, Эмбер. — Юноша отпустил ее руки и взял женщину за плечи. — Я ничего подобного раньше не испытывал. Я же не могу открывать и закрывать свои чувства, словно кран!
Но между ними витала тень Эмерелд.
— Я гожусь тебе в матери, Джозеф, — печально произнесла Эмбер.
— Тебе едва за тридцать. Господи, ты молодая и живая, а замужем за стариком!
— Должно быть, Эмерелд узнала о нас, когда гостила в Грейстоунсе. Она смотрит на меня с отвращением. Дочь не желает даже оставаться со мной под одной крышей, уходит из дома на заре и не возвращается до сумерек.
— Я даже не представляю, как она выглядит, Эмбер. Смешно говорить о нашей помолвке.
— Я говорила мужу, что дочка еще слишком молода. Эмерелд пойдет в школу, как только мы вернемся в Лондон. Наши сундуки уложены. Завтра мы уезжаем, Джозеф.
— Я приеду в столицу. — Его голос звучал неумолимо. Эмбер печально посмотрела в его синие глаза. Этого не может быть. Ей нужно заманить его в постель и использовать власть своего тела, чтобы заставить его согласиться с ее решением.
Эмбер не учла силу убеждения Джозефа. Их свидание было таким спешным, омраченным горьким осознанием, что это, может быть, их последняя встреча. Они обнимались, шептали друг другу нежные слова, давали обещания, клятвы в неумирающей любви и наконец расстались.
Эмбер, наполненная восхитительной ленью после слишком бурного свидания, дремала, наслаждаясь теплым днем. Джозеф не спал, глядя на мирно раскинувшуюся рядом с ним женщину. Он не осмеливался спать. Он знал, что его команда уже погрузила оружие, и беспокоился о том, как провезти его мимо таможни в частную гавань Грейстоунса.
Когда сине-золотая «Сера-2» выходила из Минэй-Стрейт, Уильям Монтегью прогуливался по палубе «Ласточки» и мурлыкал себе под нос веселую мелодию. Судно почти уже миновало Англси, когда ему в голову пришла приятная мысль. Зачем ждать завтрашнего дня, чтобы забрать семью? Он может провести ночь с Эмбер, а утром закрыть летний дом. Чем дальше они окажутся от Ирландии в тот момент, когда будет подписан ордер на арест, тем меньше подозрений будет у Шеймуса.
Монтегью отдал приказ взять курс на юг. «Ласточка» обогнула мыс Пенмон, проплыла мимо скалистого Бомарис-Кастл и вошла в Минэй-Стрейт с востока. Уильям заметил шхуну Джозефа О 'Тула, идущую под парусами, и понял, что тот забирал остатки вооружения. Когда он сошел на берег и стал взбираться вверх по ступенькам вырубленной в скале лестницы, ведущей к дому, его окружила тишина. Монтегью заметил, что в особняке нет никакого движения. Казалось, что все уехали. Возможно, Эмбер уже рассчитала слуг перед завтрашним отъездом.
В комнатах нижнего этажа и в самом деле никого не оказалось. В вестибюле громоздились сундуки и чемоданы. Его шаги эхом отдавались под высокими сводами. Взгляд Уильяма упал на фиолетовое шелковое платье, валявшееся на ступеньках. Он быстро поднялся по лестнице наверх.
Едва Монтегью зашел в комнату, как его ноздрей коснулся мускусный запах секса, который невозможно ни с чем спутать. Парализованный ужасным предчувствием, он подошел к кровати. Обнаженное пышное тело Эмбер было все еще расслабленным от пресыщения, все еще жарким от страсти и влажным от напряжения.
Эмбер шевельнулась в своем сне без сновидений. Просыпаясь, она потянулась обнаженными ногами по смятой простыне, ее губы слегка изогнулись.
— Джозеф? — пробормотала она.
Монтегью услышал имя, произнесенное женой, и все встало на свои места. Лицо Уильяма исказилось от ярости, все его так тщательно продуманные планы рухнули. Эта презренная ирландская шлюха разрушила его жизнь! Она не только украсила его голову рогами, но еще и развлекалась с мужчиной, которого он выбрал в мужья своей дочери. А он еще придумал интригу, чтобы сделать этого парня графом Килдэрским! Как будто ирландцы составили заговор против него. Он был проклят в тот самый момент, когда его взгляд упал на Эмбер Фитцжеральд!
Кровавая пелена жгучей ненависти заволокла его взор, а ярость помрачила сознание. Уильям схватил жену за шею и ткнул лицом в сперму, которую ее любовник оставил на простыне.
— Ты, грязная ирландская потаскуха, трахаешься с такой же ирландской свиньей в моей постели! Я убью тебя! — завопил он.
Монтегью подскочил к комоду, стоявшему в спальне, и схватил свой всегда лежащий наготове хлыст для верховой езды. Страх в глазах Эмбер только подстегнул его желание наказать ее за предательство. Он набросился на нее со звериной жестокостью, получая извращенное удовольствие от ее пронзительных криков. Когда Эмбер попыталась прикрыть руками грудь, муж ударил ее по лицу. Ее ладони взлетели, чтобы прикрыть голову, а Уильям снова и снова хлестал ее тело.
Девушка погрузилась в спасительный сон, и ей приснилось, что она лежит на сахарно-белом песке в лучах солнечного света, под мягким морским бризом, играющим ее темными кудрями. Восхитительное чувство предвкушения поднимается в ней, ее переполняют радость, ожидание счастья, потому что она знает — скоро, очень скоро он придет к ней.
Она не открывала глаз, пока не ощутила трепетание, словно бабочка крылом прикоснулась к краешку ее губ. Девушка улыбнулась про себя и медленно подняла ресницы. Он стоял на коленях, пристально глядя на нее, в его темных стальных глазах плясали веселые искорки. Не опуская глаз, она медленно встала на колени рядом с ним.
Им не требовались слова, им хотелось только прикасаться друг к другу, и это желание было сродни голоду. В едином порыве их пальцы сомкнулись, побежали по щеке, по горлу, по плечу. Ладонь Эмерелд коснулась его сердца, и она ощутила биение под своими пальцами. Он был великолепным мужчиной. Он был ее ирландским принцем. Он наклонился, собираясь поцеловать ее, но, когда был уже совсем близко, прошептал:
— Я отдаю тебя Джозефу.
— Мне не нужна твоя шлюха, я хочу мою, я хочу Эмбер! — заявил Джозеф.
— Нет, нет, мы не шлюхи, — закричала Эмерелд. Она открыла глаза и уставилась в темноту. Сон! Ей снова приснился этот сон, но он тоже стал кошмаром. Уничтожен даже ее прекрасный сон!
Утром, едва солнце показалось па горизонте, Эмерелд вышла из дома. Ей не хотелось встречаться с матерью, ей неприятно было находиться с ней под одной крышей. Она стремилась остаться одна, спрятаться в святилище своей хрустальной пещеры.
Уильям Монтегью в своем ливерпульском офисе проверял копии денежных поступлений из Ирландии. Кроме бухгалтерских книг, над которыми он разрешил поработать Джеку, у партнера О'Тула существовала своя собственная отчетность. Он не настолько глуп, чтобы делиться всеми своими неправедными заработками с братцем. Пусть у графа Сэндвичского желаемый титул, но зато у него самого ум и изобретательность.
Он не станет жалеть о том, что уезжает из Ливерпуля. Это самый грязный порт Англии, даже бордели здесь второсортные. Монтегью отметил доход внизу страницы и закрыл гроссбух. Прежде чем он сможет отправиться в Лондон, ему необходимо закончить одно дело. А именно — собрать налоги с Ирландии. Короткое путешествие в Дублинский замок, и Уильям сможет забрать свою семью с Англси.
Его отягощенные мешками глаза нахмурились, когда он вспомнил о Джозефе О'Туле и его новой шхуне. Они должны обязательно поладить с этим парнем. Шеймус отказался предоставить одно из своих судов для перевозки рабов, но его сына будет легче убедить. Монтегью решил прощупать почву, когда Джозеф приедет в Лондон. Одно известно точно — как только старый Фитцжеральд умрет и Джозеф получит титул, золото больше не будут пускать на ветер ради дела освобождения Ирландии, или он вообще ничего не понимает.
В голове Монтегью забрезжила идея. Он налил себе стаканчик дымчатого ирландского виски, обдумывая проблему со всех возможных сторон. Уильям отхлебнул глоток, и улыбка обнажила его желтые зубы. Возможно, он знает способ сократить время, которое потребуется Джозефу для приобретения титула!
Прошла уже неделя с последней встречи Джозефа и Эмбер, и воздержание плохо сказывалось на его настроении. За завтраком Шеймус наконец выплеснул свое раздражение на сына.
— У тебя всю неделю не рот, а рваный карман, — обвинил его отец. — Как насчет того, чтобы забрать сегодня груз?
— Я отправляюсь в Дублин за новой одеждой. Я не могу ехать в Лондон в лохмотьях и рванье.
В разговор вступил Шон:
— Если речь идет о боеприпасах на Англси, я их заберу.
— Англси? — живо переспросил его брат. — Я сделаю это.
— Будет лучше, если туда поплыву я, — возразил Шон.
Шеймус спрятал улыбку:
— Пусть Джозеф отправляется. Ему хочется увидеться с девчонкой Монтегью.
От лица Джозефа отлила кровь. Его темно-синие глаза уставились на брата. «Ради всего святого, ведь ты же не предал меня?»
Шон быстро вмешался:
— Он имеет в виду Эмерелд.
— Кто такая Эмерелд? — озадаченно поинтересовался Джозеф.
Ему ответил отец:
— Девица, с которой ты плавал па шхуне, дочка Монтегью. Он предлагает вам обручиться.
— Дочка? — недоумевал Джозеф.
— Обручиться? — задал вопрос Шон.
— Вы что, так нализались на празднике, что ничего не помните? — спросил Шеймус, поднимаясь. Он подозревал, что его сыновья, как обычно, пытаются над ним подшутить. — Решайте сами, кто отправится на Англси, а меня ждет работа.
Братья недоуменно уставились друг па друга.
— Монтегью хочет, чтобы я обручился с его дочерью? — недоверчиво спросил Джозеф.
— Только через мой труп! — горячо возразил Шон.
— Тогда все устраивается, — решил Джозеф. — Я отправлюсь на Англси. Я должен рассказать Эмбер, что пытается сделать эта старая свинья.
Шону нечего было возразить. Он знал, что к концу недели Монтегью должен вернуться в столицу, и чем раньше Эмбер окажется подальше от брата, тем лучше. Шон начал сомневаться в целесообразности поездки в столицу. Он обдумал свои чувства к Эмерелд. Странно, но он не испытывал никаких собственнических чувств по отношению к этой невинной юной девушке до тех пор, пока не забеспокоился по поводу предполагаемой помолвки между нею и его братом.
Шон спросил себя: а что же, собственно, он к ней чувствует? Он вспомнил их первую встречу, когда ее вид поверг его в состояние транса. А когда Эмерелд заговорила, то обнаружила богатое воображение и живой ум. В ее речи слышались все модные веяния. Шона поразило чувство собственника по отношению к ней. Потом он вспомнил, как на празднике девушка дала ему пощечину. В его глазах зажглось удивление. Парень потер щеку, все еще ощущая удар ее ручки. Вероятно, мужчине не забыть первую женщину, ударившую его.
В то время как Джозеф О'Тул плыл к Англси, чтобы предупредить Эмбер о планах ее мужа, Уильяма Монтегью со всей помпой и церемониями принимал в Дублинском замке сэр Ричард Хирон, официальный представитель Англии, назначенный помощником первого секретаря Ирландии лорда Кэстлрига.
Когда дело по сбору денег было закончено, Монтегью попросил лорда Кэстлрига о личной аудиенции. В данный момент этого человека, в чьи обязанности входило править Ирландией и поддерживать мир, очень волновали беспорядки. Восстание вспыхнуло сразу в четырех графствах, и Кэстлриг послал английских солдат утихомирить бунтовщиков, пока Англия не получила широкомасштабного восстания по всей Ирландии.
Когда его провели в апартаменты лорда, Уильям не стал тратить время на пустые разговоры.
— Я располагаю информацией, которая может оказаться для вас бесценной, — сообщил он.
— И сколько стоят эти сведения, Монтегью? — цинично поинтересовался попавший в осаду первый секретарь.
Уильям выглядел оскорбленным.
— Ни одного пенни, милорд. Моя верность Англии и мой долг перед ней заставляют меня сообщить вам то, что мне известно.
— Тогда говорите, Монтегью. Беспорядки нарастают с каждой минутой. Восстание распространяется из Белфаста на севере и доходит до Корка на юге.
— У меня есть сведения о том, кто такой на самом деле капитан Лунный Свет.
— Капитан Лунный Свет! — взорвался Кэстлриг. — Да тут десятки таких предателей, вооружающих крестьян и подбивающих их на измену!
— Нисколько в этом не сомневаюсь, милорд. Но если вам удастся поймать одного из них, разве не просто будет узнать от него имена остальных?
— Вы удивились бы, если бы узнали, как крепко держат ирландцы язык за зубами и хранят верность своему клану, Монтегью. Они держат себя в узде, разрази их Господь! Но скажите же мне, кто этот капитан Лунный Свет?
— Так как я вынужден назвать вам имя знатного и могущественного человека, обо мне никто не должен узнать.
— Даю вам слово, — пообещал Кэстлриг.
Двое вооруженных стражников из Дублинского замка отнесли сейф на борт «Ласточки». Как только маленькое судно покинуло Дублинскую гавань, Уильям почувствовал себя настоящим патриотом. После всех этих мелких злоупотреблений он все-таки помог своей стране. Тот факт, что при этом он помогал и самому себе, наполнил его удовлетворением. Ничто на земле не сравнится с ощущением, что ты на вершине и контролируешь действия Судьбы, а она при этом тебе улыбается.
Эмбер удерживала Джозефа на расстоянии вытянутой руки.
— Тебе не следовало приходить сегодня. Это ошибка, Джозеф. Мы должны прекратить наши встречи.
— Перестань, Эмбер. — Юноша отпустил ее руки и взял женщину за плечи. — Я ничего подобного раньше не испытывал. Я же не могу открывать и закрывать свои чувства, словно кран!
Но между ними витала тень Эмерелд.
— Я гожусь тебе в матери, Джозеф, — печально произнесла Эмбер.
— Тебе едва за тридцать. Господи, ты молодая и живая, а замужем за стариком!
— Должно быть, Эмерелд узнала о нас, когда гостила в Грейстоунсе. Она смотрит на меня с отвращением. Дочь не желает даже оставаться со мной под одной крышей, уходит из дома на заре и не возвращается до сумерек.
— Я даже не представляю, как она выглядит, Эмбер. Смешно говорить о нашей помолвке.
— Я говорила мужу, что дочка еще слишком молода. Эмерелд пойдет в школу, как только мы вернемся в Лондон. Наши сундуки уложены. Завтра мы уезжаем, Джозеф.
— Я приеду в столицу. — Его голос звучал неумолимо. Эмбер печально посмотрела в его синие глаза. Этого не может быть. Ей нужно заманить его в постель и использовать власть своего тела, чтобы заставить его согласиться с ее решением.
Эмбер не учла силу убеждения Джозефа. Их свидание было таким спешным, омраченным горьким осознанием, что это, может быть, их последняя встреча. Они обнимались, шептали друг другу нежные слова, давали обещания, клятвы в неумирающей любви и наконец расстались.
Эмбер, наполненная восхитительной ленью после слишком бурного свидания, дремала, наслаждаясь теплым днем. Джозеф не спал, глядя на мирно раскинувшуюся рядом с ним женщину. Он не осмеливался спать. Он знал, что его команда уже погрузила оружие, и беспокоился о том, как провезти его мимо таможни в частную гавань Грейстоунса.
Когда сине-золотая «Сера-2» выходила из Минэй-Стрейт, Уильям Монтегью прогуливался по палубе «Ласточки» и мурлыкал себе под нос веселую мелодию. Судно почти уже миновало Англси, когда ему в голову пришла приятная мысль. Зачем ждать завтрашнего дня, чтобы забрать семью? Он может провести ночь с Эмбер, а утром закрыть летний дом. Чем дальше они окажутся от Ирландии в тот момент, когда будет подписан ордер на арест, тем меньше подозрений будет у Шеймуса.
Монтегью отдал приказ взять курс на юг. «Ласточка» обогнула мыс Пенмон, проплыла мимо скалистого Бомарис-Кастл и вошла в Минэй-Стрейт с востока. Уильям заметил шхуну Джозефа О 'Тула, идущую под парусами, и понял, что тот забирал остатки вооружения. Когда он сошел на берег и стал взбираться вверх по ступенькам вырубленной в скале лестницы, ведущей к дому, его окружила тишина. Монтегью заметил, что в особняке нет никакого движения. Казалось, что все уехали. Возможно, Эмбер уже рассчитала слуг перед завтрашним отъездом.
В комнатах нижнего этажа и в самом деле никого не оказалось. В вестибюле громоздились сундуки и чемоданы. Его шаги эхом отдавались под высокими сводами. Взгляд Уильяма упал на фиолетовое шелковое платье, валявшееся на ступеньках. Он быстро поднялся по лестнице наверх.
Едва Монтегью зашел в комнату, как его ноздрей коснулся мускусный запах секса, который невозможно ни с чем спутать. Парализованный ужасным предчувствием, он подошел к кровати. Обнаженное пышное тело Эмбер было все еще расслабленным от пресыщения, все еще жарким от страсти и влажным от напряжения.
Эмбер шевельнулась в своем сне без сновидений. Просыпаясь, она потянулась обнаженными ногами по смятой простыне, ее губы слегка изогнулись.
— Джозеф? — пробормотала она.
Монтегью услышал имя, произнесенное женой, и все встало на свои места. Лицо Уильяма исказилось от ярости, все его так тщательно продуманные планы рухнули. Эта презренная ирландская шлюха разрушила его жизнь! Она не только украсила его голову рогами, но еще и развлекалась с мужчиной, которого он выбрал в мужья своей дочери. А он еще придумал интригу, чтобы сделать этого парня графом Килдэрским! Как будто ирландцы составили заговор против него. Он был проклят в тот самый момент, когда его взгляд упал на Эмбер Фитцжеральд!
Кровавая пелена жгучей ненависти заволокла его взор, а ярость помрачила сознание. Уильям схватил жену за шею и ткнул лицом в сперму, которую ее любовник оставил на простыне.
— Ты, грязная ирландская потаскуха, трахаешься с такой же ирландской свиньей в моей постели! Я убью тебя! — завопил он.
Монтегью подскочил к комоду, стоявшему в спальне, и схватил свой всегда лежащий наготове хлыст для верховой езды. Страх в глазах Эмбер только подстегнул его желание наказать ее за предательство. Он набросился на нее со звериной жестокостью, получая извращенное удовольствие от ее пронзительных криков. Когда Эмбер попыталась прикрыть руками грудь, муж ударил ее по лицу. Ее ладони взлетели, чтобы прикрыть голову, а Уильям снова и снова хлестал ее тело.