Хенли Вирджиния. Пират и язычница

   – В таком случае я могу позволить себе купить дом в менее модном квартале?
   – Несомненно, миледи, и я незамедлительно займусь поисками. Но поверьте, мне было бы куда легче, если бы вы позволили обратиться к лорду Хелфорду. Он просто должен выделить вам какое-то содержание.
   – Хорошо, я подумаю, но мне не хочется быть обязанной какому бы то ни было мужчине, мистер Сторм.
   На следующей неделе Соломон показал Саммер несколько подходящих зданий, и она выбрала то, что на Фрайди-стрит, рядом с церковью Святого Матфея. Дом был узким, длинным, совсем как у Лил Ричвуд, и недавно отделан в персиковых и светло-зеленых тонах. Кухня, буфетная и прачечная находились в подвале. На первом этаже были приемная, столовая и уютная гостиная, а наверху – две большие спальни. Имелась еще и просторная мансарда, которую, по мнению Саммер, обязательно облюбует Спенсер. Миссис Бишоп пожелала жить в детской: последние дни она только и говорила, что о будущем ребенке.
   Саммер описала тетке новое жилище, и та вызвалась помочь купить мебель и переделать одну из спален в детскую. Оставалось дождаться Спенсера и сообщить ему новости. Но когда тот выслушал ее рассказ, Саммер по притворно-смиренному виду брата мгновенно заподозрила неладное. Видимо, он и в мыслях не держал поселиться вместе с ней!
   Догадавшись, что он явно что-то утаивает, Саммер уселась поудобнее, положила ноги на табурет и тихо попросила:
   – Спайдер, ты ведь знаешь, что можешь говорить со мной о чем угодно. Не таись, дорогой, вдруг я смогу дать тебе хороший совет?
   Спайдер набрал в грудь побольше воздуха и очертя голову признался:
   – Рурк предложил мне должность на одном из своих судов.
   Несмотря на огромный живот, Саммер мгновенно вскочила с места.
   – Свинья! Да как он посмел! Я запрещаю тебе!
   – Поздно, Кэт. Я согласился.
   – Да ты понятия не имеешь о его жестокости! Я сама видела, как он до полусмерти избил матроса только за то, что бедняга выпил на вахте. Неужели не помнишь, как он сбил тебя с ног за одно замечание в мой адрес? – захлебывалась словами Саммер.
   – Не находишь, что он дал мне заслуженный урок? – пробормотал Спайдер.
   – Послушай, война в самом разгаре. Гром разрази этого негодяя, он однажды пригрозил насильно запихнуть тебя на флот! Старается найти способ отомстить мне!
   – За что, спрашивается? – удивился Спайдер.
   – За то, что не пускаю его в свою постель!
   – Вот уж этому ни в жизнь не поверю! – нахально рассмеялся Спайдер. – Стоит ему взглянуть на тебя, и ты уже лежишь на спине, расставив ноги.
   Саммер, не помня себя, отвесила ему пощечину и сама охнула от неожиданности. До этой минуты она ни разу не поднимала руку на брата.
   – Хватит притворяться, – упрямо пробормотал он. – Ты носишь в себе его семя, это ли не доказательство!
   – Ребенок не его, – запальчиво вскричала Саммер.
   Брат покачал головой:
   – Советую никогда не повторять этих слов в его присутствии, если не хочешь оказаться прежде времени в могиле, – медленно выговорил он.
   – Сейчас речь идет не обо мне. Я не позволю тебе скитаться по морям и стать мишенью для голландских пуль! – завопила Саммер и разразилась слезами.
   Понимая, что в таком состоянии сестру нельзя расстраивать, Спайдер попытался уговорить ее:
   – Саммер, это не военный корабль, а торговое судно, взятое в аренду Ост-Индской компанией.
   – Что?! Он к тому же отправляет тебя на край света?! Да я прикончу его!
   – Кэт, прошу тебя, успокойся!
   Саммер согнулась от боли и, прижав руку к животу, переждала, пока спазм пройдет.
   – Где он?
   – Не скажу, и не спрашивай, – решительно бросил брат.
   – Наверное, в своем чертовом Пуле, готовит судно к отплытию!
   – Миссис Бишоп! – позвал Спайдер. – Моя сестра сейчас бросится на пристань, если вы не остановите ее.
   – Не волнуйтесь, ваша милость, я этого не допущу. А теперь уходите поскорее, юный повеса, вы и так уже наделали дел!
   Спорить с миссис Бишоп было бесполезно, в чем Саммер убедилась на собственном опыте. Даже Лил приняла сторону экономки и категорически отказалась способствовать поездке племянницы на пристань поздней ночью. Раздосадованная, Саммер поднялась наверх, открыла сундук и вытащила разбойничий наряд. Она выскользнет из окна, найдет Рурка и запретит ему соблазнять брата лживыми посулами богатства.
   Но одного взгляда на узкие черные штаны было достаточно, чтобы понять всю бессмысленность задуманного плана. Одежда просто на нее не налезет, и, кроме того, она стала такой неповоротливой, что может упасть и разбиться.
   Приходилось волей-неволей ждать утра. Но уж завтра хоть гром греми, а она выскажет Рурку Хелфорду все, что о нем думает!
   День выдался холодным и ветреным, поэтому Саммер пришлось надеть свой любимый серый плащ, отороченный лисьим мехом, и взять такую же муфту. Она тщательно подкрасила щеки и губы, вдела в уши рубиновые серьги. В последний момент, спохватившись, натянула ярко-алые чулки и сунула ноги в красные туфельки в надежде, что это отвлечет внимание от ее располневшей фигуры.
   Лил приказала подать экипаж и сама хотела сопровождать племянницу, но Саммер возразила, что с нее хватает и миссис Бишоп, вечно сующей нос в чужие дела. Когда она велела кучеру ехать на пристань, экономка открыла было рот, чтобы запротестовать, но Саммер не дала ей ни слова вымолвить.
   – Молчать, или я сию секунду отправлю вас к лорду Хелфорду, – резко велела она.
   Миссис Бишоп обиженно поджала губы и принялась громко шмыгать носом. Саммер дотерпела до Странда, но, наконец не выдержав, воскликнула:
   – Прекратите! Завтра можете меня терзать сколько угодно, но сегодня я сделаю, как сочту нужным.
   Миссис Бишоп сдалась. Саммер понадобятся силы выдержать схватку с мужем, а тот еще ни разу не проиграл словесную баталию.
   Все корабли казались экономке одинаковыми, но Саммер безошибочно выделила «Языческую богиню» и велела кучеру остановиться. Тот помог ей спуститься на землю и спрятал улыбку, услышав обращенные к миссис Бишоп слова:
   – Не смейте поднимать задницу с сиденья, даже если меня не будет целый час. Хватит с меня доброхотов! Я сама справлюсь!
   Видя, как величественно она плывет по сходням, кучер восхищенно тряхнул головой и заметил:
   – Что за гордая красавица! Мне жаль беднягу, на которого она обрушит свой гнев.
   Несчастная миссис Бишоп разрывалась между любовью и долгом. Она готова была из последних сил защищать нерожденного ребенка и его мать, но в то же время была беззаветно предана лорду Хелфорду и считала его своим господином.
   Рурк был в каюте и, услышав стук каблучков, недоуменно поднял голову, чтобы посмотреть, кто осмелился нарушить уединение капитана. Ругательства замерли на его устах при виде жены. Та кокетливо приподняла юбки, позволяя ему увидеть изящные ножки в алых чулочках и туфельках. Саммер пригвоздила мужа к месту ледяным взглядом, и Рурк мгновенно понял, что привело ее сюда.
   – Немедленно скажи Спенсеру, что передумал отправлять его в плавание.
   – Саммер, будь же благоразумна. Он повзрослеет, станет настоящим мужчиной.
   – Я спасла его от чумы не затем, чтобы ты послал его на верную смерть! – взорвалась она.
   – Это была не чума, а пятнистая лихорадка.
   – Не важно, чудовище ты эдакое! Неблагородно мстить жене, пусть и бывшей, подобным образом! Он беззащитный мальчик, над которым будет издеваться твоя команда!
   – Сядь со мной рядом, любимая, и успокойся.
   – Спасибо, я постою, – бросила Саммер, гордо выпрямляясь. – Кто-то должен защитить моего бедного брата!
   Она в отчаянии прижала к груди муфту, и Рурк подумал, что жена никогда еще не была так прекрасна. Ему хотелось привлечь ее к себе и укачать, как ребенка. Но, зная, что она не подпустит его, постарался растоптать ростки теплых чувств и резко ответил:
   – Если предоставить ему гоняться за девками и проигрывать деньги, он скоро превратится в подобие своего отца. Спенсеру нужно научиться отвечать за свои поступки и иметь цель в жизни.
   – Мы прекрасно обходились без тебя, пока ты не испортил нам жизнь, – прошипела Саммер.
   – Неужели? Не забудь, он уже дважды побывал в тюрьме, и это в пятнадцать лет! Здесь он в два счета свяжется с шайкой каких-нибудь ублюдков и подхватит французскую болезнь, черт побери!
   – Потрудитесь придержать язык в моем присутствии, – фыркнула Саммер, совершенно позабыв, что сама умеет выражаться не хуже любого матроса. – Вы скажете ему, что он остается дома!
   Она повернулась и направилась к выходу.
   – Слишком поздно, – тихо ответил он. – «Золотая богиня» отплыла на рассвете на Мадагаскар. Спенсер получит долю от продажи бесценного груза, который она привезет. Он вернется богатым, а самое главное – узнает, что такое жизнь.
   Саммер слегка покачнулась, и Рурк мгновенно оказался рядом.
   – Не прикасайся ко мне! Не смей! – взвизгнула она. – Клянусь, ты заплатишь за это!
   Кучер подсадил ее в карету. Миссис Бишоп открыла было рот, чтобы узнать, чем все кончилось.
   – Ни слова, иначе я за себя не ручаюсь, – глотая слезы, пробормотала Саммер и велела вознице ехать в Чипсайд.
   Вскоре она уже сидела в конторе Соломона Сторма. Слезы высохли, а слабость и растерянность сменились злобой и холодным гневом.
   – На днях вы дали мне превосходный совет, Соломон. И только последняя дура ему не последует. Прошу вас уведомить лорда Хелфорда, чтобы он соблаговолил заплатить за дом и обстановку. Да… что мне еще нужно? Экипаж, лошадей и конюшню. Возможно, мне понадобятся и услуги вашего сына, поскольку я намерена сделать все, чтобы лорд Хелфорд не смог увидеть своего ребенка.

Глава 42

   Барбара Каслмейн в который раз обновила обстановку своей спальни. Огромная кровать с перинами лебяжьего пуха была застлана пурпурными атласными простынями с узором из корон. У изголовья два нагих херувимчика тоже держали золотую корону. Великолепный дом графини, находившийся в двух шагах от Уайтхолла, был готов к приему гостей.
   Карл переступил порог спальни, и по его нетерпеливому взгляду Барбара поняла, что король истосковался по ее ласкам. Фаворитка торжествующе усмехнулась и раскрыла объятия любовнику.
   Теперь, два часа спустя, он растянулся на постели рядом с ней, обнаженный и уставший, уткнувшись губами в ее пышную грудь.
   Барбара протянула руку к хрустальной чаше и, прицелившись, ловко швырнула засахаренную фиалку на его чресла, густо поросшие темными волосами. Вялая плоть, словно огромный зверь, мгновенно распрямилась и восстала.
   – Надеюсь, ты не считаешь, что я способен еще на одну схватку? – пробормотал он, улыбаясь.
   – Ты король, дорогой, – промурлыкала Барбара, – а следовательно, всемогущ.
   Она встала и медленно подняла с пола небрежно брошенные подвязки, давая королю возможность полюбоваться своей соблазнительно-пухленькой попкой. Потом связала подвязку в кольцо и метко набросила на полувозбужденную плоть, точно сельский мальчишка, задумавший выиграть приз на ярмарке. За первой подвязкой последовала вторая, пока гигантский фаллос не поднялся, чуть покачиваясь, словно подвыпивший шестифутовый гвардеец из дворцовой стражи.
   – Ты мне – я тебе, – гортанно проворковала Барбара. – Я за честную игру. И поскольку первые три раза весь труд выпал на твою долю, сейчас моя очередь.
   Она проворно оседлала его бедра и, наклонившись, острыми зубками сняла подвязки с «майского дерева», после чего стала неспешно поглощать его дюйм за дюймом, пока не вобрала в себя целиком.
   Карл истомился по любовнице за эти несколько недель вынужденного воздержания, когда двор теснился в единственной гостинице Солсбери, где стены были не толще бумажных. Никто не мог сравниться с Барбарой в постели. Необузданность, способность отдаваться бесконечно и безоглядно будили неудержимую чувственность в короле. Ее торжествующие крики разносились по всему дому, словно она хотела, чтобы весь мир знал об их соитии.
   Карл стиснул ее упругие ягодицы и слегка приподнялся, чтобы помочь Барбаре достичь пика насыщения. Груди, похожие на небольшие дыньки, покачивались у него перед глазами, и Карл покрывал их поцелуями-укусами, упиваясь стонами и воплями обезумевшей женщины. Они знали, как доставить друг другу наслаждение, особенно еще потому, что Карл мог долго ублажать женщину, прежде чем исторгнуться в нее, и Барбара за это время получала немало удовольствия.
   Как непохожи были эти встречи на вечера в постели королевы! Строгое религиозное воспитание навсегда убило в Екатерине женщину, и когда муж пытался проникнуть в нее, она неизменно оказывалась слишком сухой и судорожно сжималась, не позволяя ему войти до конца. Не помогали никакие ласки и нежные слова, поскольку чаще всего Екатерина испытывала настоящую боль. Карл старался быть добрым и терпеливым, но пока все усилия зачать ребенка были безуспешными, так что он уже начинал отчаиваться.
   Король тяжело вздохнул при мысли о жене. Она еще не вернулась в Лондон, так как выразила желание посетить источники в Торнбридже, которые, по слухам, обладали чудодейственными свойствами и излечивали бесплодие. Королева намеревалась также посетить монастырь в Саутуорке, где хранилась рака с частицей мощей Пресвятой Богородицы, чтобы помолиться о зачатии. Но Карл считал, что единственный и самый верный способ забеременеть – почаще спать с мужчиной. Разве он не доказал свою плодовитость в постели Барбары?
   В этот момент Барбара прильнула к нему, и он отдал ей свое семя, все до капли. Теперь, если она даст ему немного подремать, чтобы восстановить силы для сегодняшнего мальчишника в честь свадьбы Чарлза Беркли…
   Герцог Бакингем по наущению Барбары постоянно подстрекал Карла развестись с Екатериной и снова жениться, чтобы подарить законного наследника трону. Но во время пребывания в Солсбери король держал фаворитку на расстоянии, казалось, предпочитая общество глупышки Стюарт, вечно выставлявшей напоказ свою невинность. Барбара не без оснований опасалась, что в случае второй женитьбы Карл пожелает иметь в постели девственницу. Наконец она решила посоветоваться с Бакингемом и вдвоем придумать, как уничтожить репутацию Франсис.
   Сам герцог и не подозревал о сгустившихся над его головой тучах и не думал, что, если так можно выразиться, скользит по тонкому льду. Едва ли не самым главным принципом Карла было «живи и давай жить другим», но последнее время Джордж Бакингем слишком рьяно интриговал против королевы, что в глазах монарха равнялось преступлению против короны. Кроме того, связь Бакингема с Анной-Марией Шрусбери становилась неприлично-скандальной, а о его ужинах за «высоким столом» в компании ближайших друзей ходили самые невероятные слухи.
   Однако сегодня король предпочел быть снисходительным к Бакингему. Общество расселось за большим овальным карточным столом. Хористки из театра «Ройял» были приглашены развлекать придворных, и почти у каждого мужчины на коленях сидела полуголая актриса. Присутствующие обменивались вольными шуточками, и атмосфера была достаточно разнузданной. Но тут Эдвард Монтегю, граф Сандвич, которому сегодня удивительно везло, один из немногих, оставшихся без прелестной компаньонки, нетерпеливо воскликнул:
   – Кровь Господня, Лодердейл, да уберите от нее руки, а то все карты слипнутся!
   Шотландец, известный своим грубоватым остроумием, забавлявшим короля, ехидно осведомился:
   – А твой петушок, парень, так ослабел, что больше не поднимет голову? Видать, у тебя в яйцах дырка!
   Но Сандвич невозмутимо пожал плечами:
   – Говоря по правде, надоели мне эти бабы. Неужели вы не замечали, Лодердейл, что, чем больше тратишься на любовницу, тем скорее угасает наслаждение?
   – Придется вернуть вам хорошее настроение, Сандвич, и пригласить за мой стол для почетных гостей, – процедил Бакингем.
   – Да-да, я, кажется, слышал немало сплетен о ваших вечеринках. Что это такое? – заинтересовался Сандвич.
   – Мы заключаем пари за ужином, – снисходительно пояснил Бакингем, – но предупреждаю, ставки весьма высоки. Прислуживают нам восточные красавицы. Кстати, как насчет завтрашнего вечера? Ваше величество? Сандвич? Лодердейл? Позабавимся вчетвером?
   Король насмешливо приподнял брови:
   – Припоминаю одну китаяночку, она выделывала невероятные вещи с помощью жемчужной нити. Мужчины с ума сходили. Что же, почему бы нет, Джордж, ты ведь вот уже много лет ужинаешь у меня!
   Герцогиня Бакингем удалилась в загородное поместье, поскольку герцог ясно дал понять, что супружеское счастье не для него. Он шел своей дорогой распутства и разврата и наслаждался каждой минутой жизни.
   Назавтра он предложил гостям переодеться в черные шелковые кимоно, вышитые золотыми драконами, и повел их в уютную столовую, в центре которой действительно стоял стол, инкрустированный ляпис-лазурью. В комнате, отделанной золотом и серебром, царил полумрак. На столе красовался тонкий фарфор, и у каждого прибора стояла нефритовая коробочка с резными костями. Стол был таким высоким, что джентльменам пришлось сидеть на табуретах с неестественно длинными ножками. В столовой установилась атмосфера праздничного ожидания.
   Появившийся слуга зажег курительные палочки и театрально ударил в гонг. Взорам присутствующих словно по волшебству предстали совершенно обнаженные девушки, на теле которых не было ни единого волоска. Они несли золотые подносы с едой. Каждая обслуживала лишь одного джентльмена. Лодердейл уже открыл было рот, чтобы изрыгнуть очередную непристойность, но Бакингем приложил палец к губам:
   – Молчание – золото и к тому же обостряет все остальные чувства. Сыграем в простую игру – хезед. ^[41]Пусть за нас говорят кости. Суть в том, джентльмены, что первый, кто проговорится, платит штраф в пятьсот крон.
   Лодердейл и Сандвич попытались было запротестовать, но мудро решили, что это дорого им обойдется. Карл цинично ухмыльнулся. Удовлетворив голод гостей, прелестницы, которым, очевидно, было приказано насытить и аппетиты другого рода, исчезли под столом, и вскоре гости стали изумленно переглядываться, почувствовав, что их кимоно распахнуты, а плоть ублажают искусные руки и губы.
   Лодердейл, застонав, что-то неразборчиво пробормотал.
   – С вас штраф, Джон, – вкрадчиво заметил Бакингем. – Надеюсь, эта забавная игра не разорит вас!
   Короля передернуло от омерзения. Поднявшись из-за стола, он с презрением бросил:
   – Джордж, я люблю женщин. Недаром у меня репутация повесы и развратника. Но никогда в жизни я не унизил и не оскорбил женщину сознательно и не собираюсь делать это сейчас.
   Он подал руку девушке и помог ей выбраться из-под стола.
   – Пойдем, дорогая. Мы сумеем отыскать спальню, где нас никто не потревожит.
   И, наградив хозяина уничтожающим взглядом, увел девушку из комнаты.
   Однако полученный урок не пошел Бакингему впрок, и незадолго до Рождества он умудрился оскорбить графа Шрусбери. Все были потрясены известием о том, что вопреки приказу короля герцог вызвал Шрусбери на дуэль и хладнокровно пристрелил его. Терпение Карла лопнуло, и он удалил старого друга от двора.
   Давненько не знала Англия такой холодной зимы! Но холод не помешал придворным жадно искать новых развлечений. Канал, который монарх велел прорыть в Сент-Джеймском парке, замерз и превратился в чудесный каток. Здесь царил вечный праздник. В моду вошли катание на коньках, на санках и игра в снежки. Санки обычно тянули разукрашенные пони, а в глубине парка был построен огромный ледяной дворец, где продрогшие гости могли выпить горячего эля, подогретого рома и отведать пирогов с куропатками.
   В январе замерзла даже Темза, и высокородные джентльмены и леди изобретали все новые зимние забавы. Проворные торговцы шныряли в толпе, предлагая напитки и закуски. Рядом с шатрами предсказательниц и гадалок разыгрывали представления Панч и Джуди. ^[42]Лондонцы от души забавлялись гонками свиней, выпущенных на лед, делали ставки и утверждали, что это самое смешное зрелище, если не считать танцев собак на раскаленной металлической плите.
   Однако Саммер была слишком поглощена происходившими в ней переменами, чтобы наслаждаться празднествами. С помощью тети Лил она обставила дом на Фрайди-стрит и переехала туда вместе с миссис Бишоп ожидать рождения ребенка. При этом она с мрачным удовлетворением отметила, что все счета, пересланные Соломоном Стормом лорду Хелфорду, были мгновенно оплачены.
   В начале февраля в особняке поселилась повитуха, которая привезла с собой родильный стул и другие принадлежности своего ремесла. Миссис Бишоп так волновалась и надоедала Саммер своими наставлениями, что та буквально сходила с ума. Ей хотелось остаться одной, и воображение часто уносило ее на уединенное побережье Корнуолла, где она могла часами мчаться на Эбони куда глаза глядят. Любимая родина, где воздух напоен благоуханием цветов…
   Но все грезы неизменно кончались воспоминаниями о той минуте, когда Рурк впервые припал к ее обнаженным грудям.
   К действительности Саммер вернула внезапная невыносимая боль, резанувшая кинжалом внизу живота. Миссис Бишоп и повитуха убедили ее лечь на родильный стул со скошенной спинкой и вырезанным впереди сиденьем, но, промучившись с час, она встала и заметалась по комнате, словно тигрица в клетке. День сменился ночью, но терзания становились все острее. Саммер чувствовала себя немного лучше, лишь когда откидывала голову и осыпала проклятиями Рурка Хелфорда. Потом настала очередь Рори, на тот случай, если именно в нем крылась причина ее несчастий. И как миллионы женщин до нее, она клялась, что больше не подпустит к себе ни одного мужчину. Саммер то заливалась слезами, то закатывалась истерическим смехом, то ломала руки. И когда казалось, больше не было мочи терпеть, раздался крик младенца. Миссис Бишоп благоговейно взирала на темноволосого смуглого мальчишку, опасаясь, что Саммер, возненавидевшая Хелфордов, отвернется от ребенка, как две капли воды похожего на отца. Миниатюрный Хелфорд, от ярко-зеленых глаз до удивительно большого мужского естества!
   Но все ее волнения были напрасными. Саммер тотчас протянула руки навстречу экономке:
   – Дайте мне сына, миссис Бишоп!
   Она неистово прижала его к себе, целуя курчавые темные волосики, и малыш немедленно потянулся к груди. Довольная улыбка осветила лицо Саммер. Наконец-то она отомстит обидчику за все!
   Следующие две недели ее осаждали визитеры – фрейлины с поклонниками, знакомые и приятельницы. По городу ходили слухи, что она разошлась с мужем, и весь Уайтхолл только о том и шептался. Теперь, когда Саммер была свободна, многие считали ее легкой добычей, тем более что она слишком засиделась дома и совсем забыла тонкое искусство флирта. Говоря по правде, ей было не до того, чтобы отваживать назойливых обожателей, и она просто ограничивалась вежливым отказом на любое приглашение.
   Лорд Хелфорд прислал записку, в которой спрашивал, когда может увидеть сына. Саммер начертала поперек листочка бумаги одно слово: «Никогда!»
   Она уже хотела позвать слугу, но, сообразив, что столь категоричный отказ лишь подстегнет стремление Рурка любой ценой добиться своего, разорвала записку и написала новую, в которой уклончиво сообщила о своем намерении увезти маленького Райана в деревню, на свежий воздух, и пообещала известить мужа, когда вернется в город.
   Вскоре она получила от королевы приглашение провести вечер за игрой в карты. Саммер неожиданно страстно захотелось показаться на людях. Прошло столько времени с тех пор, как она надевала нарядное платье и драгоценности!
   Миссис Бишоп твердила, что ей нужно побольше выезжать. Экономка считала, что молодая женщина не должна запираться в четырех стенах и посвящать каждую свободную минуту ребенку. Саммер сдержала улыбку, зная, что Бишоп умирает от желания понянчить Райана. Честно говоря, няньки надежнее трудно было сыскать.
   Она поднялась в гардеробную, опасаясь, что не влезет в вечернее платье, но, к ее изумлению, талия стала тоньше, чем была. Правда, этого нельзя было сказать о груди. Саммер долго выбирала наряд побогаче, при виде которого остальные женщины умрут от зависти. Наконец она остановилась на светло-зеленом туалете, переливавшемся серебром в сиянии свечей. Однако пришлось накормить Райана, чтобы влезть в корсаж. Она зачесала волосы наверх, заколола их нефритовыми шпильками и гребнями, подкрасила щеки и губы, напудрилась золотистой пудрой и приклеила крохотные золотые мушки в виде корон. Одна красовалась на щеке, другая – чуть повыше соска, едва прикрытого тканью. В качестве завершающего штриха Саммер надела меховую накидку в тон платью.
   Она приказала кучеру закладывать карету, поцеловала малыша и велела миссис Бишоп ложиться и не ждать ее.
   Лошади остановились у дворца. Саммер высоко вскинула голову, распрямила плечи и вошла в галерею. При виде вновь прибывшей среди придворных прошел шепоток, а когда Саммер велела объявить о себе важному дворецкому в ливрее как о леди Сент-Кэтрин, послышались удивленные возгласы, и головы всех присутствующих повернулись к ней.
   Но Саммер невозмутимо проследовала туда, где сидели король и королева, и почтительно присела перед их величествами. В глазах короля она увидела чисто мужскую заинтересованность и немой вопрос по поводу ее нового имени. Но она пока не собиралась удовлетворять его любопытство.