Она что, открыто признается, что у нее был любовник? Эта мысль шокировала его. Она — молодая, незамужняя, титулованная леди! Это просто немыслимо! Он пытался найти другое объяснение.
   — Ты хочешь сказать, что тебя изнасиловали, Диана? — мрачно спросил он.
   — Нет! Но ты должен понять, что я была рабой в его доме и полностью в его власти.
   Марк сунул руки в карманы, чтобы не сжать их в кулаки.
   — Значит, ты покорилась ему?
   — Нет! Я отказалась выполнять его приказания, я даже отказалась признать себя его рабыней. — Уголки ее губ приподнялись. — Ты был в страшной ярости! Прости… Маркус был в страшной ярости.
   — Он тебя бил?
   — Маркус? Господи, да нет же! У него был надсмотрщик с огромной плеткой, который за него порол рабов.
   «Она все придумывает и получает от этого огромное удовольствие», — подумал Марк.
   — Он приказал мне мыть полы, пока я не соглашусь покориться ему.
   — И тогда ты сдалась?
   — Нет, я мыла эти проклятые полы!..
   — Но ведь ты сказала, что потеряла невинность. Я полагаю, ты говорила о девственности?
   — Да, о девственности. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Тебя это просто завораживало, я хочу сказать — его.
   Граф провел языком по верхней губе. Бог мой, до чего же она соблазнительна! Как же ему хотелось толкнуть ее на подушки, снять эту унылую белую ночную рубашку и овладеть ею!
   — Поскольку я принадлежала ему и была полностью в его власти, я понимала, что рано или поздно мне придется ему повиноваться. Это было неизбежно.
   — И ты покорилась?
   — Нет! Я сделала то, чему научил меня ты: я стала торговаться.
   Он сразу вспомнил тот вечер, когда привез ее к себе в дом, чтобы поторговаться.
   — В тот вечер ты меня многому научил. Я узнала, например, что, если мужчина хочет добиться женщины, он пойдет на любые уступки.
   Марк Хардвик почувствовал нарастающий гнев. Диана отказалась от его предложения, а теперь собирается рассказать ему, что приняла предложение другого мужчины.
   Диана провела руками по спутанным волосам и откинула их за спину. Пальцы графа в карманах сжались. Ему хотелось погрузить их в эту светло-золотистую массу.
   — Я сказала Маркусу Магнусу, что буду притворяться его рабой в присутствии посторонних, если он позволит мне чувствовать себя свободной наедине с ним и если он будет обращаться со мной как с леди. Он неохотно согласился.
   — Взамен чего? — спросил Марк.
   — Моей девственности, разумеется.
   — Значит, он тебя изнасиловал?
   — Да нет, я подарила ее ему. Не сразу, конечно, но после того, как он завоевал мое сердце.
   — Не хочешь ли ты, чтобы я поверил, что варвар — римлянин может завоевать сердце женщины?
   — Маркус не был варваром. — Она закрыла глаза, вспоминая. — Он был патрицием. Примипилом, суровым воином, у которого не было на женщин времени. Он вовсе не был сластолюбцем. И все же он ухаживал за мной так, как ни один мужчина. Физически он был великолепен, такой гибкий и сильный, что у меня сердце замирало при одном взгляде на него.
   Особенно меня возбуждало, когда он был в нагруднике и латах. Наша любовь — это слишком личное и драгоценное, чтобы делиться с кем-то. Достаточно сказать, что мы полностью растворялись друг в друге.
   Марк Хардвик не помнил, чтобы он когда-нибудь в жизни был так возбужден. Ему казалось, что он не в спальне с Дианой Давенпорт, а в фешенебельном борделе, где куртизанка рассказывает ему о своих сексуальных фантазиях. Только леди Диана была не куртизанкой, а молодой незамужней титулованной леди, пережившей невероятные приключения. Черные глаза графа сузились от желания.
   — И ты веришь, что я тот самый Маркус Магнус? — охрипшим голосом спросил он.
   — Я знаю, что это так. — Она окинула его взглядом с головы до ног, задержавшись на его губах, потом широких плечах и наконец выпуклости в его паху. — Годы не были к тебе милостивы, лорд Бат.
   Он оскорбленно застыл.
   — Что ты хочешь сказать, черт побери?
   — Ну, надменен ты не меньше Маркуса, те же властность и командирский тон, но семнадцать веков оставили на тебе малопривлекательный след. Ты слишком умудрен, циничен и себялюбив. А еще тщеславен и скучен. И, возможно, распутен. Другими словами, лорд Бат, ты слегка заезжен, и в этом нет ничего хорошего.
   — Тогда я избавлю тебя от моего малоприятного присутствия!
   — Прекрасно! Мне бы хотелось одеться. Я вовсе не инвалид.
   — Ты ничего такого не сделаешь, черт возьми! Ты серьезно больна. Еще и не начала поправляться. Ты все еще…
   — Не в себе? — мило спросила Диана.
   — Да, не в себе! Я не стану говорить то, чего не думаю. Ты останешься в постели или…
   Она подняла подбородок:
   — Или что?
   — Я не стану звать своего надсмотрщика. Я побью тебя сам. — В его темных глазах вспыхнул огонь, предупредивший ее, что граф вполне способен на это.
   Диана улеглась поудобнее. До чего же чудесно снова слышать этот низкий мужской голос! Просто лежать и слушать его, родной и знакомый, отдающий властные команды, и знать, что вовсе не собираешься им подчиняться, несмотря на известный риск.
   Марк уже взялся за ручку двери, но опять повернулся к ней:
   — Ты не спросила о Питере.
   — Питере? — непонимающе переспросила она.
   — Твоем женихе, Питере Хардвике. Ты его помнишь?
   Что это в его голосе, сарказм?
   — К сожалению, — ответила она спокойно.
   Он воспрянул духом и все же счел нужным выговорить ей:
   — Ты поставила моего брата в ужасное положение своим исчезновением. Об этом писали во всех газетах. Он организовал тщательные поиски. Питер очень обрадовался, когда я тебя нашел, так что, судя по всему, его чувства к тебе не изменились, несмотря ни на что.
   — Между мной и твоим братом нет абсолютно ничего. Я не стала отрицать обручения в ту ночь, когда ты нас застал вместе, поскольку считала, что он меня скомпрометировал. Я была излишне наивна.
   — Так ты не любишь Питера? — резко спросил он.
   Диана рассмеялась:
   — Питер — мальчик. С той поры, как я его видела в последний раз, я познала настоящую страсть. Я уже не тот наивный ребенок, который может попасться в ловушку из-за нескольких поцелуев. С той поры мне довелось испытать любовь мужчины — настоящего мужчины!
   Марк Хардвик вернулся к кровати.
   — Питер, сегодня утром уехал в Лондон, несмотря на снег. Он должен сообщить твоим тете и дяде о твоем возвращении. Естественно, они приедут с ним. Я жду их завтра вечером, если только дороги не слишком занесло.
   — Уф, Пруденс! — содрогнулась Диана. — Видимо, придется с ней встретиться.
   — Ты ее боишься?
   Диана немного подумала.
   — Боялась. Она держала меня на очень коротком поводке. Подавляла меня, а когда ей это не удавалось, заставляла чувствовать себя виноватой, играла на моем сострадании, притворяясь больной. Ей скоро придется узнать, что я уже больше не послушная девочка, а женщина.
   — Сплетни по поводу твоего исчезновения не доставили ей радости.
   На лице Дианы появилось выражение полного удовлетворения.
   — Ее бог — респектабельность. Господи, до чего мне хотелось бы посмотреть на нее, когда она чувствует себя неловко!
   — Тетя и дядя до сих пор твои законные опекуны, — предупредил он.
   Удовлетворение на лице уступило место тревоге.
   — Я-то думал, ты не боишься.
   — Пруденс сурово меня накажет, но после всего того ужаса, что мне пришлось пережить, Пруденс — сущие пустяки.
   Он вопросительно поднял бровь цвета воронова крыла.
   Горло у Дианы сжалось, и она начала дрожать.
   — Не спрашивай, — прошептала она. — Я не могу об этом говорить… пока не могу.
   — Тогда отдохни, — решительно сказал он, тихонько прикрывая за собой дверь. «Что она скрывает, черт побери?» — спросил он себя. Она очаровывала его еще больше, чем раньше. Теперь ее окружал ореол таинственности, да еще эти странные вещи, что она говорила. Но его тянуло к ней как магнитом.
   Судя по всему, она собирается разорвать помолвку, что явно не понравится Питеру, рванувшему в Лондон, чтобы поскорее сообщить ее опекунам, что свадьба состоится. Марк Хардвик был рад, что она не отдала свое сердце его брату, причем не только из-за своей личной заинтересованности. Такая изумительная женщина, как Диана, не заслуживает в мужья беспутного подонка Питера.
 
   Как он и опасался, на полпути до Лондона снег перешел в дождь. Но несмотря на непогоду Питер Хардвик пребывал в хорошем настроении. В последнее время он понаделал столько карточных и других долгов, что ему уже стало мерещиться преследование кредиторов. Он задолжал во всех лондонских клубах для джентльменов, и от долговой тюрьмы его спасало только то, что он — брат графа Батского.
   Однако самые срочные долги необходимо было уплатить. Его проигрыши на петушиных боях и боях быков достигли огромных размеров, и, не расплатись он вовремя, ему бы ноги переломали, если не хуже. В результате он попал в руки ростовщиков. Это несколько отодвинуло судный день, но тюрьма Флит продолжала оставаться реальной перспективой, а единственным спасением было отдаться на милость брата и повиниться во всем. Положение становилось отчаянным, поскольку Питер ненавидел брата страстно и сделал бы все, чтобы избежать презрения этого сукина сына.
   И вот в самый тяжелый момент его спасла Диана Давенпорт. Она появилась настолько же неожиданно, насколько таинственно исчезла. Ему было глубоко наплевать, где она была. Его интересовало лишь то, что теперь он может жениться на богатой наследнице.
   Прошло восемь месяцев со дня его последнего разговора с Ричардом и Пруденс Давенпорт. Они оставались в Бате еще месяц, пока шли официальные розыски, но в конце концов им ничего не оставалось, как вернуться в Лондон.
   На Гросвенор-сквер он приехал поздно и застал Ричарда и Пруденс дома. Когда мажордом забрал его плащ с капюшоном и провел в гостиную, Питер сказал:
   — Я знаю, вы простите меня за появление в столь поздний час, когда я сообщу вам новости. Диана нашлась!
   Радости на их лицах он не заметил. Скорее они выглядели так, будто разорвалась бомба.
   — Живая? —спросил Ричард.
   — Слава Богу, да. Она в полной безопасности в Хардвик-Холле.
   — Но мы считали, что она умерла! — не выдержала Пруденс. Они с Ричардом обменялись взглядами, явно выдававшими их вину.
   В мозгу Питера что-то щелкнуло. Будучи сам проходимцем и хорошо зная человеческую натуру, он заподозрил их в нечестности. Спокойно и без всякого выражения он сказал:
   — Можно немедленно начать приготовления к свадьбе.
   — Не надо торопиться, — перебил его Ричард. — Наше замечательное соглашение уже недействительно. — Ричард торопливо соображал. Диану считали мертвой, и он действовал соответственно. Разумеется, раз тело найдено не было, прошли бы годы, прежде чем ее объявили бы мертвой по закону, но Ричард полностью управлял деньгами Дианы и с помощью различных хитростей умудрился перевести большую их часть на свои собственные счета.
   Питер Хардвик соображал не хуже Ричарда, если дело касалось денег. Единственной причиной, по которой эта пара стервятников объявила их соглашение недействительным, была надежда прибрать все к рукам.
   Питер улыбнулся. Если Ричард Давенпорт сделал что-то незаконное, он у него в руках.
   — Как жених Дианы я посоветую ей проверить, хорошо ли вы управляли ее состоянием в качестве опекуна. В распоряжении моего брата, лорда Бата, луч
   шие юристы Лондона.
   — Я расскажу Диане, что вы заинтересованы лишь в ее деньгах! — пригрозила Пруденс. — Она немедленно расторгнет помолвку!
   Питер улыбнулся еще шире:
   — Выйдет она за меня замуж или нет, ваше время истекает. Через два коротких месяца она достигнет совершеннолетия и все унаследует. Хватит вам време ни возместить все то, чего не хватает?
   Ричард и Пруденс обменялись быстрыми взглядами.
   — Да, тут есть над чем подумать, — дружелюбно сказал Ричард. — Мне кажется, что для меня наше соглашение меньшее из зол.
   Питер видел, что, как это ни трудно, Ричарду и Пруденс ничего не остается, кроме хорошей мины при плохой игре. Ричард повернулся к Питеру и сказал:
   — Я немедленно еду в Бат! Эта ужасная девица рассказала, где она болталась все эти месяцы?
   — Пока нет. Граф нашел ее без сознания в антикварной лавке и привез в Хардвик-Холл в карете. Разумеется, мы вызвали врача. Он не нашел никаких переломов и считает, что она вскоре придет в себя.
   — Почему вы не сказали, что она пострадала? — возмутилась Пруденс, мгновенно переходя к роли заботливой тетки.
   — Потому, что вы не потрудились спросить, — сухо ответил Питер. — Мне кажется, что лучше всего нам будет пожениться в Бате. Я возвращаюсь завтра, так что вы тоже можете поехать в моей карете, если пожелаете.
   — Благодарю вас, но мы поедем в своей, мистер Хардвик, — решительно заявил Ричард.
   Как только Питер отправился в свой городской дом на Джермин-стрит, Пруденс сказала:
   — Ты мудро решил ехать в собственной карете. Я ему ничуть не доверяю.
   — А я-то думал, что мы уже никогда не услышим ничего о моей дражайшей племяннице. Черт бы все побрал! Все шло так гладко, видимо, чересчур гладко. Пруденс, ты совершенно права, что не доверяешь Питеру Хардвику. Мне кажется, он на многое способен. Мы должны вести себя с ним очень осторожно, чтобы не восстановить против себя. Нам только не хватало, чтобы началось расследование по поводу финансовых дел Дианы.
   — Ричард, он сказал, что Диану нашли без сознания. Она ведь может и не прийти в себя.
   — Пруденс, не строй воздушных замков. Эта девчонка чересчур упряма, чтобы вот так для нашего блага отдать концы. Я был уверен, что на нее кто-то напал, но скорее всего твои подозрения ближе к истине. Она, судя по всему, сбежала с любовником, а теперь он ее бросил, вот она и вернулась.
   — Какая мерзость! Ее следует поместить в дом для оступившихся девиц. Возможно, нам даже повезло, что Хардвик все еще хочет на ней жениться. Пожалуй, лучше всего — поскорее спихнуть ее замуж.
   — Ну, мы оценим ситуацию в Бате. Два месяца мы все еще ее законные опекуны, так что даже сам граф ничего тут не сможет поделать!

Глава 30

   Пока служанка в Хардвик-Холле меняла Диане простыни, Нора наполнила ванну.
   — Спасибо, Нора. Это не ваша работа. Я бы сама справилась.
   — Ничего подобного! Кто за вами поухаживает, если не я? Мистер Берк предпочитает думать, что он здесь всем управляет, но какая от него польза, если в доме молодая гостья, прикованная к постели?
   — Извините, что причиняю вам столько беспокойства.
   — Никакого беспокойства! Сейчас принесу вам свежую ночную рубашку, и можете снова ложиться.
   — А это на мне чья рубашка? — с любопытством спросила Диана.
   — Разумеется, моя. У меня есть и очень красивые, из Франции. Я надела на вас простую белую, потому что должен был прийти врач, но у меня есть красивые, с кружевом, и батистовые, тоненькие, как паутинка. Я пойду поищу что-нибудь симпатичное и тотчас вернусь.
   Стоило ей уйти, как появился мистер Берк. Он принес графин вина и бокалы.
   — Если я могу вам чем-нибудь помочь, леди Диана, скажите. Наверное, зря я не взял служанку для леди, но у нас уже давно холостяцкий дом.
   — Нора все для меня делает.
   Нельзя сказать, чтобы мистер Берк фыркнул, — такое поведение было бы ниже его достоинства, он лишь произнес:
   — Она ведь из Галлии, знаете ли.
   Глаза Дианы расширились. Мистер Берк так напоминал ей Келла! И внезапно все встало на свои места. Нора — это Нола, женщина из Галлии! Диана поежилась. Все так странно, даже мурашки бегут по коже!
   Мистер Берк ушел, зато вернулась Нора с ночной рубашкой и протянула ее Диане.
   — Как раз под цвет ваших глаз.
   — Ой, какая прелесть! — Вокруг высокого ворота и обшлагов бледно-фиолетовая рубашка была обшита кружевами, отчего выглядела довольно строгой, но прозрачность делала ее весьма соблазнительной. — Она и строгая, и порочная одновременно.
   — Да, французы понимают толк в таких вещах. Теперь отправляйтесь в постель, а я принесу вам поднос с ужином.
   Диана уже скучала по Марку Хардвику. Она так надеялась, что они поужинают вместе!
   — А его светлость ужинает сегодня дома?
   — Он уехал на лошади в такую мерзкую погоду. Там, за полями, на краю усадьбы археологическое общество ведет раскопки, так они это называют. Он там проводит многие часы, но к ужину хозяин вернется, это точно.
   Диана скользнула в постель, чтобы подождать возвращения Марка, но думала лишь о том, что же она скажет Пруденс.
   Когда граф широкими шагами вошел в спальню, Диана воспрянула духом, но, разумеется, постаралась казаться равнодушной. Он поужинал без нее, и к его приходу она уже тоже заканчивала трапезу. Диана отпила глоток воды и сделала несколько замечаний о еде в Аква Сулис. Когда Марк не стал ее оспаривать, Диана расслабилась и перестала тщательно выбирать слова.
   Граф получал явное удовольствие от ее общества, хотя и прилагал максимум усилий, чтобы отогнать прочь мысли о том, каким наслаждением было бы заняться с ней любовью.
   — Ты в шахматы умеешь играть? — вежливо спросил он.
   — Да, я часто играла с отцом.
   Когда Марк поставил между ними доску, Диана сказала:
   — Когда я в последний раз ходила за покупками в Аква Сулис, я купила римскую игру под названием «Грабители».
   Марк немедленно заинтересовался:
   — Я слышал о ней, но так и не смог узнать, как в нее играют.
   — Ну, я не слишком большой специалист. Она похожа на шахматы, только более абстрактна и ходы похитрее. Фигуры там называются «солдатами» и «офицерами». В той, что я купила, фигуры были из хрусталя.
   — Интересно… — задумчиво сказал Марк.
   — Что именно?
   — Да мы время от времени находим одного или двух солдат из серебра здесь, в Бате. Мы считали их детскими игрушками, но выходит, что это фигуры из той самой игры.
   — Нора сказала мне, что и в твоих владениях ведутся раскопки.
   — Да, и не только здесь. Рядом ведутся раскопки еще в двух местах. Я хочу создать музей. У меня здесь, в доме, есть выставка находок, но мы обнаруживаем так много, что, я считаю, они должны быть в музее, где бы их все могли увидеть.
   — Это хорошая мысль. Мне бы хотелось посмотреть твои находки и то место, где ведутся раскопки.
   — Я туда ездил днем. Хотел дать собакам выгуляться. Один приятель пару недель назад подарил мне двух молодых догов.
   — Ох! — воскликнула Диана. Она наклонилась и протянула руку через доску, прижав пальцы к его губам. — Не говори мне, как их зовут, — предупредила она. — Я сама скажу.
   Как только она дотронулась до его лица, его пронзило такое жгучее желание, что кровь закипела в жилах.
   — Ромул и Рем! — с удовольствием провозгласила она.
   —Откуда ты знаешь? — удивился он. — Нет, не говори. У Маркуса была пара догов, которых звали Ромул и Рем.
   Диана снова скользнула под покрывало.
   —Вот именно! — с глубоким удовлетворением подтвердила она.
   Он критически взглянул на нее.
   — Тебе мог сказать мистер Берк. Он очень любит этих собак.
   — Мог, но не сказал, — настаивала она. — И вот еще что странно: я твердо убеждена, что мистер Берк был когда-то Келлом, твоим надсмотрщиком над рабами.
   — Тем самым, с плеткой? — улыбнулся он.
   — Тем самым. Сейчас мне смешно, но поначалу он наводил на меня ужас.
   — У Берка это есть, он и на меня иногда наводит ужас.
   Она рассмеялась:
   — Лжешь! Сомневаюсь, чтобы что-нибудь могло привести тебя в ужас.
   Марк играл рассеянно, но тем не менее снял сначала ее слона, а потом и ладью.
   — Когда ты перенеслась во времени, то в какой попала год? — осторожно спросил он.
   — Шестьдесят первый год новой эры. Боудикка возглавила восстание кельтских племен и сожгла Лондиниум меньше чем за год до этого. В результате Паулин, командующий римской армией, начал систематически уничтожать британцев, племя за племенем.
   Поглощенные разговором, оба забыли об игре.
   — Юлий Классициан, прокуратор Британии, хотел избавиться от Паулина. Ему требовался человек, умеющий мыслить по-государственному, чтобы снова добиться доверия британцев. Маркус и Юлий придерживались на этот счет одинакового мнения, и Юлий попросил его поехать с ним в Рим, чтобы выступить в сенате. — Она замолчала, а в глазах появилась глубокая печаль. — Мне надо было его остановить.
   Ему не хотелось, чтобы она заплакала, поэтому он решил отвлечь ее от печальных мыслей и выразил сомнение по поводу ее рассказа.
   — Тебя послушать, так все оно и было.
   Диана взглянула на доску, поняла, что ей не спасти партию, и резко двинула ногами под покрывалом, чтобы рассыпать фигуры.
   В темных глазах Марка заиграли смешинки.
   — Ах ты, маленькая шалунья! — проговорил он. — Ты любишь играть в игры, но не любишь проигрывать.
   — Я говорю правду, я не играю ни в какие игры.
   — Отношения между мужчиной и женщиной, Диана, всегда игра.
   — О Господи, да я же сама тебе это говорила! Ты семнадцать веков ждал, чтобы повторить мне мои же слова.
   На какую-то секунду ему показалось, что он вспомнил. Но он сразу же отбросил эту мысль, не желая ей верить. Но как легко поверить, что они были любовниками! Если он ждал семнадцать веков, то должен вернуть ей не только ее слова. Огромным усилием воли Марк сдержал себя и не сжал ее в объятиях. Он ощущал ее легкий аромат, неотразимо волшебный и слегка знакомый. Он хотел узнать ее, почувствовать тяжесть ее грудей в своих ладонях, овладеть ею, разбудить в ней ту дикую страсть, на которую, он чувствовал, она была способна.
   «Прекрати! — приказал он себе. — Эта девчонка тебя заворожила». Он долго молча рассматривал ее.
   — Мне вот что любопытно. Что этот Маркус Магнус подумал о тебе, когда в первый раз увидел? Ведь не мог же он поверить, что ты из будущего?
   — Ну конечно, не мог. Я припоминаю: на мне было ужасное платье с кринолином и не менее ужасный парик. Он думал, что я — уродливая старушенция, пока…
   «Пока не увидел тебя обнаженной», — про себя добавил Марк.
   — Он долгое время считал, что я жрица друидов, посланная за ним шпионить.
   — Очень остроумно, если учесть, во что ты была одета! — съязвил Марк.
   — Это было вполне разумно, если учесть, что я — умная женщина! — возразила она.
   — Ты начитанна, это я признаю.
   Она пожала плечами.
   — Ты же видел библиотеку моего отца и зарился на нее, можно добавить.
   — И не только на нее, — напомнил он.
   Диана зарумянилась, показав, что она помнит, на что еще он зарился.
   — Ты, видимо, хорошо изучила римский период, так же, как и я, — предположил он.
   — Нет, и это самое странное. Меня никогда особо не интересовал римский период. Я часто фантазировала насчет других эпох. Мне больше нравились времена королевы Елизаветы или средние века, особенно в сравнении с нашим временем.
   — Почему? — поинтересовался он.
   Она искоса взглянула на него:
   — Ты не имеешь ни малейшего представления, как много ограничений в жизни молодой незамужней девушки. Я не могла сама выбирать себе платья, должна была помалкивать, даже думать не могла самостоятельно.
   «Я сам фанатично отношусь к своей свободе, — подумал он. — Это самое ценное, что у нас есть».
   — Если ты сравнишь нынешних денди, подражающих Принни, с мужчинами времен Елизаветы или средних веков, то тебе не покажется странным, почему я предпочитала другие исторические эпохи.
   — Ну что же, благодарю покорно.
   — Да нет, речь не о тебе! Ты такой, каким должен быть настоящий мужчина, вот только таких очень мало.
   «Значит, ее тоже ко мне тянет», — подумал он.
   — Скажи мне, — спросила Диана с показным равнодушием, — как тебе удается держаться в такой великолепной физической форме?
   Он улыбнулся, польщенный, что она отметила это.
   — Я тренируюсь, плаваю, а иногда работаю в каменоломне. Ничто так хорошо не поддерживает форму, как физический труд. И для головы хорошо, и для тела.
   Она бросила на него игривый взгляд:
   — Тебе это явно пошло на пользу!
   — Ты говоришь очень откровенно. Мне это нравится.
   — Я не только говорю… Я могу научить тебя такому, о чем ты никогда и не мечтал.
   — Ты со мной больше чем флиртуешь, — сказал он. — Ты что, взялась меня соблазнять?
   — Часть игры. — Она улыбнулась своей таинственной улыбкой.
   — Если я буду с тобой играть, — предупредил он, — то по моим правилам.
   Она рассмеялась ему в лицо:
   — Если ты веришь в это, лорд Бат, то ты знаешь о женщинах куда меньше, чем тебе кажется.
   «Боже милостивый, какое же это будет удовольствие заставить ее покориться!»
   Она заметила огонь в его глазах и испугалась, что зашла слишком далеко.
   — Раз я собираюсь завтра одеться и выйти из этой комнаты, мне сейчас лучше отдохнуть.
   — Ты встанешь только с согласия доктора Уэнтворта и моего! — твердо заявил он.
   — Посмотрим, — беспечно сказала она, провожая его до дверей.
   — Если ты думаешь, что я позволю тебе делать все, что заблагорассудится, ты плохо меня знаешь.
   — Я знаю о тебе больше, чем может знать женщина, — мягко сказала она, снова соблазняя его, и решительно закрыла дверь.
 
   Оставшись одна, Диана подошла к высоким окнам. Отдернула тяжелые занавески и долго стояла, разглядывая пейзаж. Снег толстым слоем покрыл землю и лежал на голых ветвях деревьев. Лунный свет бросал везде странные тени. В красоте ночи ощущался холод. Она никогда не видела Аква Сулис зимой, и ей стало казаться, что ее обманули. Они уехали в Рим до того, как выпал, снег. Но было уже холодно. Она слегка улыбнулась, вспомнив меховые штаны. Маркус считал их очень сексуальными.