Страница:
– Должен предупредить вас, что в ней совсем нет девической застенчивости, ну а я, как всем известно, не джентльмен, поэтому никто из нас не подумает уклониться от поединка, если представится случай, хотя бы и перед всеми собравшимися. Соблюдение внешних приличий чуждо нам, де Бергам.
Джезмин кипела от злости, всей душой желая заглушить гремевший над головой бесцеремонный хохот.
– Поэтому, – продолжал Фолкон, отодвигая стул и подхватывая жену на руки, – я отнесу ее наверх, переодеться в платье по моему выбору. Она своевольная женщина, которой необходимо усвоить, кто хозяин в Маунтин-Эш. Если мы сразу же не вернемся, знайте, что я нашел другое блюдо, пришедшееся мне больше по вкусу.
Он устремился из зала, так крепко сжимая Джезмин в объятиях, что та не могла шевельнуться. Он знал, что как только жене удастся высвободить руки, она в припадке гнева набросится на него с кулаками.
– Теперь им будет о чем поговорить, – пробормотал де Берг ей в ухо.
Оказавшись наверху, Джезмин начала швырять в него щетками и туфлями.
– Как ты мог унизить меня?! Теперь я не смогу спуститься и посмотреть им в глаза!
– Джезмин, я предупреждал тебя, прежде чем мы появились в зале, но ты предпочла не обращать внимания. По-моему, это вошло у тебя в привычку.– И тихо, со спокойной решимостью приказал:– А теперь пойди переоденься.
Джезмин окончательно потеряла терпение и сладеньким голоском процедила сквозь зубы:
– К чему же переодеваться, когда я все равно туда не вернусь?
Не обращая внимания на ее слова, Фолкон открыл гардероб и почти сразу же нашел, что искал, – прелестное белое платье, которое и имел в виду, когда просил ее переодеться.
– Де Берг, – запротестовала она, – в таком случае придется сменить все – сорочку, чулки, туфли – ты совсем ничего не понимаешь в женских нарядах.
– Разве? – вкрадчиво осведомился он.– Тешишь себя мыслью, что ты – первая, кого я раздел?
Джезмин, охнув от неожиданности и негодования, упрямо отвернулась, но тут же почувствовала его руки на завязках платья и с ужасом представила, как муж срывает с нее тонкую ткань. Она вихрем развернулась, надув губы, но Фолкон был так высок, что ей, как всегда, пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Клянусь Богом, если ты погубишь это платье, я...
– Что именно? – спросил он, запустив руки за край выреза и явно собираясь принять вызов.
Джезмин задыхалась от злости, но сумела найти в себе достаточно хитрости, чтобы прикрыть глаза, не желая показать мужу силу сверкавшей в них ненависти.
– Это мое самое любимое, только и всего, – еле слышно пробормотала она.– Я думала, оно тебе понравится...
– И была права, Джезмин. Ты так ослепительно красива в красном... и пробудила во мне страстное желание...– Он впился губами в ее губы, и Джезмин, торжествуя, уже решила, что одержала победу, но, пока длился поцелуй, Фолкон непонятно как успел расстегнуть и снять алое платье и, подняв голову, приказал:– Теперь сорочку.
– Нет! – вскинулась Джезмин.
Он порылся в ее вещах, нашел белую шелковую сорочку, белые атласные туфельки и начал раздевать жену. Джезмин сопротивлялась, как могла, пытаясь помешать ему, но Фолкон, казалось, получал огромное удовольствие, словно от любовных игр. Когда Джезмин осталась в одних красных чулках, муж поднял ее и усадил перед зеркалом, чтобы она могла наблюдать, как он ласкает упругие груди, пока они не напряглись, а соски не отвердели. И Джезмин неожиданно захотелось поскорее прикрыть наготу белым платьем.
– Де Берг, я сдаюсь, – прошептала она.
Но его зубы лишь блеснули в волчьей ухмылке.
– Нет нужды так спешить, дорогая. Они все, естественно, предполагают, что мне не терпится лечь с тобой в постель.
Джезмин в ужасе воззрилась на него и ясно поняла, что произойдет, если не поспешить. Она лихорадочно искала слова, которыми могла бы охладить его пыл:
– Фолкон, я хочу, чтобы меня здесь любили. Обещаю быть послушной женой. Давай вернемся в зал. Я позволю тебе одеть меня, хорошо? – вкрадчиво предложила она.
Де Берг отлично сознавал, что жена пытается обвести его вокруг пальца, но нежные слова и умоляющий взгляд мгновенно смягчили его. Возможно, ему почти удалось покорить ее! Одевая Джезмин, он ухитрялся ласкать и гладить все интимные местечки ее тела, так что к тому времени, как они спустились в зал, она раскраснелась от смущения. Муж обнял ее за талию твердой рукой, и притихшая, укрощенная Джезмин появилась среди обитателей замка. Раздались приветственные крики, все один за другим поднялись и начали аплодировать ее красоте и мужеству. Это послужило началом долгого любовного романа, потому что с тех пор люди Маунтин-Эш и Джезмин навеки отдали друг другу сердца.
После ужина и многочисленных тостов каждый хотел поговорить с ней, поглядеть поближе, прикоснуться. Рыцари Фолкона из кожи вон лезли, пытаясь угодить госпоже, что крайне забавляло его и радовало ее. Джезмин познакомили со всеми женщинами, от мала до велика, не забыли даже старуху, вязавшую метлы, которыми подметали комнаты замка. Глаза Джезмин удивленно расширились при виде молодой девушки, поднявшейся на возвышение и одетой как воин – в кожаную тунику без рукавов, с золотыми браслетами на предплечьях.
– Это Морганна, – небрежно бросил Фолкон, – заложница. Пока она здесь, король Уэльса не осмелится напасть.
Морганна презрительно оглядела хрупкую красавицу и обратилась к Фолкону, легко, фамильярно коснувшись его плеча:
– Как твоя рана?
– Рана? – удивилась Джезмин, уставясь на девушку, которая вовсе не была красивой в общепринятом смысле слова, но несомненно обладала чувственной притягательностью, способной привлечь любого мужчину.
Морганна вновь перевела взгляд на личико Джезмин:
– Его укусила дикая кошка.
Двойной смысл ее слов был ясен каждому. Джезмин поняла, что эта девушка причинит ей немало неприятностей, но не захотела расспрашивать о ней де Берга, не позволила гордость. Они не сразу встали из-за стола, – начались развлечения – танцы, игра в карты и кости. Джезмин заметила, как легко удалось Морганне отвлечь Жервеза от игры, хотя тот выигрывал.
– По-моему, Жервезу эта девица не по зубам, – мудро заметила она.
Но де Берг пожал плечами.
– К утру он потеряет кошелек, но научится лучше понимать женщин.
– Ты ко всем женщинам относишься так пренебрежительно? – вспыхнула она.
– Нет. Порядочные заслуживают лишь моего уважения.
Он взял ее руку, и Джезмин задохнулась. В то короткое мгновение, когда его губы прижались к ее пальцам, знакомый ужас охватил ее – вот-вот настанет пора отправляться в постель.
– Пойдем наверх, – хрипло пробормотал он, вставая и увлекая ее за собой.
Сердце Джезмин тревожно билось, пока они поднимались по ступенькам в башню. Она глядела на сильный профиль, вырисовывающийся на фоне толстой каменной стены, и чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Когда она попыталась пройти мимо двери его комнаты, чтобы подняться к себе, Фолкон остановил ее, прижал к косяку, оперся руками о потемневшие доски по обе стороны от жены, захватив ее в плен, и нагнул голову, чтобы украсть поцелуй. Но как только он оторвал губы от нежной добычи, Джезмин умоляюще прбшептала:
– Пожалуйста, Фолкон...
– Ты отвергаешь меня? – насторожился он.
– Нет, – поспешно ответила Джезмин, – потому что не хочу очередной схватки, особенно сегодня.
– Схватки? – переспросил Фолкон.– Я хочу не войны, а любви.
Он распахнул дверь комнаты, и взгляд Джезмин приковала огромная кровать.
– О нет, Фолкон, – выдохнула она, но его губы уже прижались к ее горлу, целуя местечко, где бешено бился пульс, а пальцы нащупали и перекатывали крохотный упругий сосок.
Почти всхлипнув от страха, Джезмин выкрикнула:
– О Фолкон, я была так счастлива сегодня! Пожалуйста, не омрачай прекрасного вечера!
Хотя Фолкону претила сама мысль о том, чтобы выпустить ее из объятий, он тем не менее понимал, что, если дать жене время и возможность оглядеться и привыкнуть, она, возможно, не станет так пугаться его ласк. Он сжал ладонями ее лицо, и взгляд его смягчился.
– Я сегодня тоже был счастлив. Моя постель останется холодной без тебя, но я попытаюсь понять, что тебе необходимо немного больше времени, дорогая.
Он легко коснулся губами ее губ и отступил, давая ей пройти, с тоской глядя вслед хрупкой фигурке.
В спальне не было ни души – служанки подумали, что Джезмин проведет эту ночь в постели мужа. Она зажгла свечи, медленно разделась. Джезмин сказала мужу правду – она была счастлива сегодня – и поклялась, что станет настоящей хозяйкой, научится вести дом – ведь в замке жило не менее двухсот человек.
Она повесила платье в гардероб, провела ладонью по огненно-красному платью, которое муж заставил ее переодеть, и негромко засмеялась. Подчинившись хозяину замка, она завоевала сердца людей. Джезмин надела теплый бархатный халат, подкинула дров в камин и в этот момент услыхала тихие голоса. Откуда они доносятся? Не понять... Джезмин подошла к двери, потом к окну, но не могла определить, кто и где беседует. Голоса слыщны лишь около камина. Мужчина заговорил громче, и Джезмин могла бы поклясться, что это де Берг. Его спальня была прямо под ее комнатой, значит, звуки проникают через пол. Джезмин опустилась на четвереньки, приложила ухо к холодным доскам. Действительно, приглушенный разговор доносится снизу. Она была почти уверена, что второй собеседник – женщина. Сначала Джезмин подумала, что это, возможно, Большая Мег отвечает на расспросы де Берга о ней, и захотела знать, о чем они толкуют. Придвинув стул к стене, она отвернула ковер. Теперь слышно было гораздо отчетливее, она ясно различила, как муж сказал:
– Нет!
Все еще стоя на четвереньках, она с радостью заметила трещину в том месте, где сходились толстые балки, совсем маленькую, к которой можно было приложить либо глаз, либо ухо. Она всмотрелась и увидела прямо под собой раздетого до пояса де Берга.
– Оставь, – велел он.
На его плече виднелась небольшая повязка. Фол-кон сказал что-то еще, но до Джезмин донеслось только два слова: «постель» и «сейчас».
Джезмин обуяло нетерпеливое желание узнать, кто был вместе с ним. Женщина оказалась в поле ее зрения, и она прокляла собственную глупость и наивность. Морганна! Руки Морганны обвили его шею, губы прижаты к губам, тело к телу. Джезмин присела на корточки, потрясенная коварством де Берга. Он постоянно утверждал, что хочет ее, а сам, оказывается, удовлетворяет желания с этой... этой... Ее охватили гнев, боль от предательства и, что скрывать, ревность. Как он посмел? Она стала леди де Берг. Ее дед – великий король Генрих, в ее жилах течет королевская кровь. Она здесь хозяйка, желает быть центром, сердцем Маунтин-Эш, а какая-то шлюха пытается занять ее место!
Слепящая ярость застилала глаза. Джезмин поднялась, слетела по ступенькам вниз, в спальню мужа, и рывком распахнула дверь. Фолкон сидел в одиночестве. На его лице было написано нескрываемое удивление.
– Как ты смеешь держать свою подстилку в Маунтин-Эш? – взорвалась она.
Фолкон медленно оглядел жену с головы до ног, заметив, как она возмущена. Волосы разметались по плечам, придавая ей новую, буйную красоту. Де Берг мимоходом спросил себя, где Джезмин успела услышать сплетни и не лучше ли все отрицать, но посмотрев в пылающие глаза, понял, что успокоить ее невозможно.
Глаза Фолкона сузились – он как раз пришел в соответствующее настроение, весьма подходящее для жаркой схватки... сначала на словах, потом в постели.
– Я не нуждался бы в шлюхах, исполняй ты свои супружеские обязанности, – бросил он.
Джезмин охнула от неожиданности.
– Значит, признаешься, подлый негодяй! Будь твоя воля, день и ночь держал бы меня прикованной к этой кровати!
– Позволь мне кое-что объяснить, Джезмин. Мужчины сажают себе на шею жен, только чтобы в минуту нужды всегда иметь под рукой теплое покорное тело, – спокойно сказал он.
– Неправда. У тебя были другие причины жениться на мне, – обвинила она.
– Какие же, интересно? – язвительно процедил Фолкон.– Твои хозяйственные таланты? Способность родить мне сильных сыновей?
Джезмин бросилась на мужа.
– Дьявол! Ты дьявол! – вскрикнула она, так яростно срывая с него повязку, что рана вновь начала кровоточить.– Почему ты не сказал, что тебя ранила дикая кошка? Почему не позволил мне ухаживать за тобой?
Фолкон неожиданно понял, что она ревнует к Морганне, и буйное ликование охватило его. Джезмин не ревновала бы, будь она совершенно равнодушна к мужу, и захотела причинить ему боль только потому, что сама была оскорблена. Он надвинулся на нее, возвышаясь словно башня над хрупкой женщиной, глядя на нее прозрачно-изумрудными, чуть прищуренными глазами, сжал ее плечи, и Джезмин зачарованно наблюдала, как темнота расширяющихся зрачков вытесняет яркую зелень, и эти знакомые глаза становятся почти черными от возбуждения.
– Принцесса Джезмин, недотрога... Мои ласки превращают тебя в лед. Сними халат и иди в постель! – велел он.
– Де Берг, ты поклялся рыцарской честью быть нежным и благородным по отношению ко всем женщинам.
– Черт побери, Джезмин, я не какой-то изысканный рыцарь из легенды... а мужчина из плоти и крови с мужскими нуждами и потребностями. Но ты, кажется, не имеешь ни малейшего представления, о чем я говорю, правда? Ничего, скоро поймешь. А я... я могу думать лишь о тебе и сгораю от желания брать тебя снова и снова. Когда я нахожусь рядом с тобой, слышу твой смех, вижу тебя, кровь моя воспламеняется, пока меня не охватывает такое безумие, что я попросту пугаюсь. В тех редких случаях, когда мне позволено притронуться к тебе, я почти схожу с ума от невыносимого стремления ощутить вкус твоих губ, войти в твое тело, зарыться в тебя, насадить на свое копье и продержать так всю ночь, заснуть, зная, что наши тела по-прежнему соединены.
Его нетерпеливые руки стиснули талию Джезмин, сорвали с нее халат; он поднял ее высоко в воздух, дал медленно соскользнуть вдоль своего мускулистого тела.
– Ты, похотливое животное, – отчаянно вскрикнула Джезмин, – не смей прикасаться ко мне сразу после того, как держал ее в своих объятиях!
– Мне, и только мне решать, когда прикасаться к тебе! Пора понять, кто здесь хозяин!
– Тогда возьми меня! – вызывающе выдохнула она.
Фолкон швырнул ее на постель, сорвал с себя одежду и обжег Джезмин раскаленным страстью телом. Горячий требовательный рот накрыл ее груди. Он целовал их, сосал, лизал каждый дюйм атласной кожи от шеи до колен. И она почему-то испугалась еще больше, чем раньше, потому что ощутила, как где-то глубоко внутри зажглась ответная крохотная искорка, над которой у нее не было власти, зажглась и пробежала робким огоньком в животе и упругих розовых холмиках. Джезмин начала уходить в себя, удаляться, как раз в тот момент, когда это началось. Она не станет рабыней этого человека, не позволит своему телу томиться по нему, как он томится по ней.
Джезмин вспомнила странные, слышанные при дворе вещи, которые высокомерно предпочитала не понимать. Но когда бы ни упоминалось имя Фолкона де Берга, какая-то женщина всегда говорила:
– Этот человек – бог. Стоит лишь мне взгля-нутьна него, и я уже вся взмокла.
Тогда Джезмин не понимала, что она имеет в виду, но теперь... эти длинные властные пальцы проникали глубоко в нее, пытаясь возбудить ласками, и впервые в жизни Джезмин чувствовала влагу между ног.
Теперь Фолкон не спешил, играя с ее телом, лениво, едва касаясь, гладя нежно, легко, наслаждаясь ощущением каждого восхитительно атласного изгиба и выпуклости. Но этого ему было недостаточно, Фолкона терзала неодолимая потребность видеть эту обнаженную плоть. Он откинул меховое покрывало, встал на колени около кровати и смотрел на Джезмин, все больше изнемогая от страсти. Потом, начав со ступней, он покрыл поцелуями ее ноги, не останавливаясь, пока не добрался до восхитительного золотистого треугольника, поднял глаза, чтобы еще раз насладиться зрелищем изысканной прелести, и, застонав, прильнул к крохотным родинкам по обеим сторонам Венерина холма.
Целых семь месяцев она сопротивлялась ему, на каждом шагу терпя поражение, и теперь, очутившись в его объятиях, чувствовала, что теряет себя. Джезмин не должна позволять, чтобы это случилось, она отказывалась стать чьей-то собственностью. Она сосредоточила мысли на ране Фолкона и представила жгучую боль, которую он, должно быть, испытал. Именно в этот момент он врезался в нее, но разум уже отделился от тела, воспарил высоко-высоко, отсекая боль, и Джезмин вынудила себя не чувствовать ничего. Фолкон почти достиг вершины блаженства и застонал от невыносимо сладкой муки, но Джезмин мгновенно вонзила острые зубки в свежую рану.
– Стерва! – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Джезмин отвела руку и сильно ударила его по лицу. Фолкон не пожелал ответить тем же – он сумеет отомстить по-своему, не торопясь, когда сочтет нужным.
– Ну, каково это – видеть собственную кровь на простынях? – издевательски улыбнулась она.
Они обменялись ненавидящими взглядами и мысленно поклялись уничтожить друг друга. Какое неожиданное завершение празднества в Маунтин-Эш!
Глава 31
Джезмин кипела от злости, всей душой желая заглушить гремевший над головой бесцеремонный хохот.
– Поэтому, – продолжал Фолкон, отодвигая стул и подхватывая жену на руки, – я отнесу ее наверх, переодеться в платье по моему выбору. Она своевольная женщина, которой необходимо усвоить, кто хозяин в Маунтин-Эш. Если мы сразу же не вернемся, знайте, что я нашел другое блюдо, пришедшееся мне больше по вкусу.
Он устремился из зала, так крепко сжимая Джезмин в объятиях, что та не могла шевельнуться. Он знал, что как только жене удастся высвободить руки, она в припадке гнева набросится на него с кулаками.
– Теперь им будет о чем поговорить, – пробормотал де Берг ей в ухо.
Оказавшись наверху, Джезмин начала швырять в него щетками и туфлями.
– Как ты мог унизить меня?! Теперь я не смогу спуститься и посмотреть им в глаза!
– Джезмин, я предупреждал тебя, прежде чем мы появились в зале, но ты предпочла не обращать внимания. По-моему, это вошло у тебя в привычку.– И тихо, со спокойной решимостью приказал:– А теперь пойди переоденься.
Джезмин окончательно потеряла терпение и сладеньким голоском процедила сквозь зубы:
– К чему же переодеваться, когда я все равно туда не вернусь?
Не обращая внимания на ее слова, Фолкон открыл гардероб и почти сразу же нашел, что искал, – прелестное белое платье, которое и имел в виду, когда просил ее переодеться.
– Де Берг, – запротестовала она, – в таком случае придется сменить все – сорочку, чулки, туфли – ты совсем ничего не понимаешь в женских нарядах.
– Разве? – вкрадчиво осведомился он.– Тешишь себя мыслью, что ты – первая, кого я раздел?
Джезмин, охнув от неожиданности и негодования, упрямо отвернулась, но тут же почувствовала его руки на завязках платья и с ужасом представила, как муж срывает с нее тонкую ткань. Она вихрем развернулась, надув губы, но Фолкон был так высок, что ей, как всегда, пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Клянусь Богом, если ты погубишь это платье, я...
– Что именно? – спросил он, запустив руки за край выреза и явно собираясь принять вызов.
Джезмин задыхалась от злости, но сумела найти в себе достаточно хитрости, чтобы прикрыть глаза, не желая показать мужу силу сверкавшей в них ненависти.
– Это мое самое любимое, только и всего, – еле слышно пробормотала она.– Я думала, оно тебе понравится...
– И была права, Джезмин. Ты так ослепительно красива в красном... и пробудила во мне страстное желание...– Он впился губами в ее губы, и Джезмин, торжествуя, уже решила, что одержала победу, но, пока длился поцелуй, Фолкон непонятно как успел расстегнуть и снять алое платье и, подняв голову, приказал:– Теперь сорочку.
– Нет! – вскинулась Джезмин.
Он порылся в ее вещах, нашел белую шелковую сорочку, белые атласные туфельки и начал раздевать жену. Джезмин сопротивлялась, как могла, пытаясь помешать ему, но Фолкон, казалось, получал огромное удовольствие, словно от любовных игр. Когда Джезмин осталась в одних красных чулках, муж поднял ее и усадил перед зеркалом, чтобы она могла наблюдать, как он ласкает упругие груди, пока они не напряглись, а соски не отвердели. И Джезмин неожиданно захотелось поскорее прикрыть наготу белым платьем.
– Де Берг, я сдаюсь, – прошептала она.
Но его зубы лишь блеснули в волчьей ухмылке.
– Нет нужды так спешить, дорогая. Они все, естественно, предполагают, что мне не терпится лечь с тобой в постель.
Джезмин в ужасе воззрилась на него и ясно поняла, что произойдет, если не поспешить. Она лихорадочно искала слова, которыми могла бы охладить его пыл:
– Фолкон, я хочу, чтобы меня здесь любили. Обещаю быть послушной женой. Давай вернемся в зал. Я позволю тебе одеть меня, хорошо? – вкрадчиво предложила она.
Де Берг отлично сознавал, что жена пытается обвести его вокруг пальца, но нежные слова и умоляющий взгляд мгновенно смягчили его. Возможно, ему почти удалось покорить ее! Одевая Джезмин, он ухитрялся ласкать и гладить все интимные местечки ее тела, так что к тому времени, как они спустились в зал, она раскраснелась от смущения. Муж обнял ее за талию твердой рукой, и притихшая, укрощенная Джезмин появилась среди обитателей замка. Раздались приветственные крики, все один за другим поднялись и начали аплодировать ее красоте и мужеству. Это послужило началом долгого любовного романа, потому что с тех пор люди Маунтин-Эш и Джезмин навеки отдали друг другу сердца.
После ужина и многочисленных тостов каждый хотел поговорить с ней, поглядеть поближе, прикоснуться. Рыцари Фолкона из кожи вон лезли, пытаясь угодить госпоже, что крайне забавляло его и радовало ее. Джезмин познакомили со всеми женщинами, от мала до велика, не забыли даже старуху, вязавшую метлы, которыми подметали комнаты замка. Глаза Джезмин удивленно расширились при виде молодой девушки, поднявшейся на возвышение и одетой как воин – в кожаную тунику без рукавов, с золотыми браслетами на предплечьях.
– Это Морганна, – небрежно бросил Фолкон, – заложница. Пока она здесь, король Уэльса не осмелится напасть.
Морганна презрительно оглядела хрупкую красавицу и обратилась к Фолкону, легко, фамильярно коснувшись его плеча:
– Как твоя рана?
– Рана? – удивилась Джезмин, уставясь на девушку, которая вовсе не была красивой в общепринятом смысле слова, но несомненно обладала чувственной притягательностью, способной привлечь любого мужчину.
Морганна вновь перевела взгляд на личико Джезмин:
– Его укусила дикая кошка.
Двойной смысл ее слов был ясен каждому. Джезмин поняла, что эта девушка причинит ей немало неприятностей, но не захотела расспрашивать о ней де Берга, не позволила гордость. Они не сразу встали из-за стола, – начались развлечения – танцы, игра в карты и кости. Джезмин заметила, как легко удалось Морганне отвлечь Жервеза от игры, хотя тот выигрывал.
– По-моему, Жервезу эта девица не по зубам, – мудро заметила она.
Но де Берг пожал плечами.
– К утру он потеряет кошелек, но научится лучше понимать женщин.
– Ты ко всем женщинам относишься так пренебрежительно? – вспыхнула она.
– Нет. Порядочные заслуживают лишь моего уважения.
Он взял ее руку, и Джезмин задохнулась. В то короткое мгновение, когда его губы прижались к ее пальцам, знакомый ужас охватил ее – вот-вот настанет пора отправляться в постель.
– Пойдем наверх, – хрипло пробормотал он, вставая и увлекая ее за собой.
Сердце Джезмин тревожно билось, пока они поднимались по ступенькам в башню. Она глядела на сильный профиль, вырисовывающийся на фоне толстой каменной стены, и чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Когда она попыталась пройти мимо двери его комнаты, чтобы подняться к себе, Фолкон остановил ее, прижал к косяку, оперся руками о потемневшие доски по обе стороны от жены, захватив ее в плен, и нагнул голову, чтобы украсть поцелуй. Но как только он оторвал губы от нежной добычи, Джезмин умоляюще прбшептала:
– Пожалуйста, Фолкон...
– Ты отвергаешь меня? – насторожился он.
– Нет, – поспешно ответила Джезмин, – потому что не хочу очередной схватки, особенно сегодня.
– Схватки? – переспросил Фолкон.– Я хочу не войны, а любви.
Он распахнул дверь комнаты, и взгляд Джезмин приковала огромная кровать.
– О нет, Фолкон, – выдохнула она, но его губы уже прижались к ее горлу, целуя местечко, где бешено бился пульс, а пальцы нащупали и перекатывали крохотный упругий сосок.
Почти всхлипнув от страха, Джезмин выкрикнула:
– О Фолкон, я была так счастлива сегодня! Пожалуйста, не омрачай прекрасного вечера!
Хотя Фолкону претила сама мысль о том, чтобы выпустить ее из объятий, он тем не менее понимал, что, если дать жене время и возможность оглядеться и привыкнуть, она, возможно, не станет так пугаться его ласк. Он сжал ладонями ее лицо, и взгляд его смягчился.
– Я сегодня тоже был счастлив. Моя постель останется холодной без тебя, но я попытаюсь понять, что тебе необходимо немного больше времени, дорогая.
Он легко коснулся губами ее губ и отступил, давая ей пройти, с тоской глядя вслед хрупкой фигурке.
В спальне не было ни души – служанки подумали, что Джезмин проведет эту ночь в постели мужа. Она зажгла свечи, медленно разделась. Джезмин сказала мужу правду – она была счастлива сегодня – и поклялась, что станет настоящей хозяйкой, научится вести дом – ведь в замке жило не менее двухсот человек.
Она повесила платье в гардероб, провела ладонью по огненно-красному платью, которое муж заставил ее переодеть, и негромко засмеялась. Подчинившись хозяину замка, она завоевала сердца людей. Джезмин надела теплый бархатный халат, подкинула дров в камин и в этот момент услыхала тихие голоса. Откуда они доносятся? Не понять... Джезмин подошла к двери, потом к окну, но не могла определить, кто и где беседует. Голоса слыщны лишь около камина. Мужчина заговорил громче, и Джезмин могла бы поклясться, что это де Берг. Его спальня была прямо под ее комнатой, значит, звуки проникают через пол. Джезмин опустилась на четвереньки, приложила ухо к холодным доскам. Действительно, приглушенный разговор доносится снизу. Она была почти уверена, что второй собеседник – женщина. Сначала Джезмин подумала, что это, возможно, Большая Мег отвечает на расспросы де Берга о ней, и захотела знать, о чем они толкуют. Придвинув стул к стене, она отвернула ковер. Теперь слышно было гораздо отчетливее, она ясно различила, как муж сказал:
– Нет!
Все еще стоя на четвереньках, она с радостью заметила трещину в том месте, где сходились толстые балки, совсем маленькую, к которой можно было приложить либо глаз, либо ухо. Она всмотрелась и увидела прямо под собой раздетого до пояса де Берга.
– Оставь, – велел он.
На его плече виднелась небольшая повязка. Фол-кон сказал что-то еще, но до Джезмин донеслось только два слова: «постель» и «сейчас».
Джезмин обуяло нетерпеливое желание узнать, кто был вместе с ним. Женщина оказалась в поле ее зрения, и она прокляла собственную глупость и наивность. Морганна! Руки Морганны обвили его шею, губы прижаты к губам, тело к телу. Джезмин присела на корточки, потрясенная коварством де Берга. Он постоянно утверждал, что хочет ее, а сам, оказывается, удовлетворяет желания с этой... этой... Ее охватили гнев, боль от предательства и, что скрывать, ревность. Как он посмел? Она стала леди де Берг. Ее дед – великий король Генрих, в ее жилах течет королевская кровь. Она здесь хозяйка, желает быть центром, сердцем Маунтин-Эш, а какая-то шлюха пытается занять ее место!
Слепящая ярость застилала глаза. Джезмин поднялась, слетела по ступенькам вниз, в спальню мужа, и рывком распахнула дверь. Фолкон сидел в одиночестве. На его лице было написано нескрываемое удивление.
– Как ты смеешь держать свою подстилку в Маунтин-Эш? – взорвалась она.
Фолкон медленно оглядел жену с головы до ног, заметив, как она возмущена. Волосы разметались по плечам, придавая ей новую, буйную красоту. Де Берг мимоходом спросил себя, где Джезмин успела услышать сплетни и не лучше ли все отрицать, но посмотрев в пылающие глаза, понял, что успокоить ее невозможно.
Глаза Фолкона сузились – он как раз пришел в соответствующее настроение, весьма подходящее для жаркой схватки... сначала на словах, потом в постели.
– Я не нуждался бы в шлюхах, исполняй ты свои супружеские обязанности, – бросил он.
Джезмин охнула от неожиданности.
– Значит, признаешься, подлый негодяй! Будь твоя воля, день и ночь держал бы меня прикованной к этой кровати!
– Позволь мне кое-что объяснить, Джезмин. Мужчины сажают себе на шею жен, только чтобы в минуту нужды всегда иметь под рукой теплое покорное тело, – спокойно сказал он.
– Неправда. У тебя были другие причины жениться на мне, – обвинила она.
– Какие же, интересно? – язвительно процедил Фолкон.– Твои хозяйственные таланты? Способность родить мне сильных сыновей?
Джезмин бросилась на мужа.
– Дьявол! Ты дьявол! – вскрикнула она, так яростно срывая с него повязку, что рана вновь начала кровоточить.– Почему ты не сказал, что тебя ранила дикая кошка? Почему не позволил мне ухаживать за тобой?
Фолкон неожиданно понял, что она ревнует к Морганне, и буйное ликование охватило его. Джезмин не ревновала бы, будь она совершенно равнодушна к мужу, и захотела причинить ему боль только потому, что сама была оскорблена. Он надвинулся на нее, возвышаясь словно башня над хрупкой женщиной, глядя на нее прозрачно-изумрудными, чуть прищуренными глазами, сжал ее плечи, и Джезмин зачарованно наблюдала, как темнота расширяющихся зрачков вытесняет яркую зелень, и эти знакомые глаза становятся почти черными от возбуждения.
– Принцесса Джезмин, недотрога... Мои ласки превращают тебя в лед. Сними халат и иди в постель! – велел он.
– Де Берг, ты поклялся рыцарской честью быть нежным и благородным по отношению ко всем женщинам.
– Черт побери, Джезмин, я не какой-то изысканный рыцарь из легенды... а мужчина из плоти и крови с мужскими нуждами и потребностями. Но ты, кажется, не имеешь ни малейшего представления, о чем я говорю, правда? Ничего, скоро поймешь. А я... я могу думать лишь о тебе и сгораю от желания брать тебя снова и снова. Когда я нахожусь рядом с тобой, слышу твой смех, вижу тебя, кровь моя воспламеняется, пока меня не охватывает такое безумие, что я попросту пугаюсь. В тех редких случаях, когда мне позволено притронуться к тебе, я почти схожу с ума от невыносимого стремления ощутить вкус твоих губ, войти в твое тело, зарыться в тебя, насадить на свое копье и продержать так всю ночь, заснуть, зная, что наши тела по-прежнему соединены.
Его нетерпеливые руки стиснули талию Джезмин, сорвали с нее халат; он поднял ее высоко в воздух, дал медленно соскользнуть вдоль своего мускулистого тела.
– Ты, похотливое животное, – отчаянно вскрикнула Джезмин, – не смей прикасаться ко мне сразу после того, как держал ее в своих объятиях!
– Мне, и только мне решать, когда прикасаться к тебе! Пора понять, кто здесь хозяин!
– Тогда возьми меня! – вызывающе выдохнула она.
Фолкон швырнул ее на постель, сорвал с себя одежду и обжег Джезмин раскаленным страстью телом. Горячий требовательный рот накрыл ее груди. Он целовал их, сосал, лизал каждый дюйм атласной кожи от шеи до колен. И она почему-то испугалась еще больше, чем раньше, потому что ощутила, как где-то глубоко внутри зажглась ответная крохотная искорка, над которой у нее не было власти, зажглась и пробежала робким огоньком в животе и упругих розовых холмиках. Джезмин начала уходить в себя, удаляться, как раз в тот момент, когда это началось. Она не станет рабыней этого человека, не позволит своему телу томиться по нему, как он томится по ней.
Джезмин вспомнила странные, слышанные при дворе вещи, которые высокомерно предпочитала не понимать. Но когда бы ни упоминалось имя Фолкона де Берга, какая-то женщина всегда говорила:
– Этот человек – бог. Стоит лишь мне взгля-нутьна него, и я уже вся взмокла.
Тогда Джезмин не понимала, что она имеет в виду, но теперь... эти длинные властные пальцы проникали глубоко в нее, пытаясь возбудить ласками, и впервые в жизни Джезмин чувствовала влагу между ног.
Теперь Фолкон не спешил, играя с ее телом, лениво, едва касаясь, гладя нежно, легко, наслаждаясь ощущением каждого восхитительно атласного изгиба и выпуклости. Но этого ему было недостаточно, Фолкона терзала неодолимая потребность видеть эту обнаженную плоть. Он откинул меховое покрывало, встал на колени около кровати и смотрел на Джезмин, все больше изнемогая от страсти. Потом, начав со ступней, он покрыл поцелуями ее ноги, не останавливаясь, пока не добрался до восхитительного золотистого треугольника, поднял глаза, чтобы еще раз насладиться зрелищем изысканной прелести, и, застонав, прильнул к крохотным родинкам по обеим сторонам Венерина холма.
Целых семь месяцев она сопротивлялась ему, на каждом шагу терпя поражение, и теперь, очутившись в его объятиях, чувствовала, что теряет себя. Джезмин не должна позволять, чтобы это случилось, она отказывалась стать чьей-то собственностью. Она сосредоточила мысли на ране Фолкона и представила жгучую боль, которую он, должно быть, испытал. Именно в этот момент он врезался в нее, но разум уже отделился от тела, воспарил высоко-высоко, отсекая боль, и Джезмин вынудила себя не чувствовать ничего. Фолкон почти достиг вершины блаженства и застонал от невыносимо сладкой муки, но Джезмин мгновенно вонзила острые зубки в свежую рану.
– Стерва! – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Джезмин отвела руку и сильно ударила его по лицу. Фолкон не пожелал ответить тем же – он сумеет отомстить по-своему, не торопясь, когда сочтет нужным.
– Ну, каково это – видеть собственную кровь на простынях? – издевательски улыбнулась она.
Они обменялись ненавидящими взглядами и мысленно поклялись уничтожить друг друга. Какое неожиданное завершение празднества в Маунтин-Эш!
Глава 31
Надежды Морганны разлетелись в прах, когда Фолкон де Берг вернулся в Маунтин-Эш с красавицей невестой в седле. Хотя она считалась заложницей, могла бы сбежать в любую минуту, но предпочла остаться и ждать приезда де Берга. В его отсутствие месяцы тянулись как годы, и в конце концов оказалось, что она живет лишь ради его возвращения. Ее одержимость Фолконом все росла. Такого любовника у нее еще не было, а она знала многих, включая Ллевелина, самозваного короля Уэльса. Мор-ганна мечтала стать женой Фолкона и хозяйкой Маунтин-Эш, но для этого нужно было чем-то надежно привязать его, и навсегда. Она знала, что нужно делать. Небходимо родить ему ребенка. Появление Джезмин разрушило планы валлийки. Пока Морганне не удавалось залучить де Берга в постель, но она знала, что у Джезмин и Фолкона отдельные спальни, и между новобрачными явно не все гладко. Они не выглядели любящей парочкой, так что Морганне не составит труда вбить между ними клин и еще больше разделить мужа и жену.
Однако валлийка понимала, что должна пустить в ход все женские уловки, чтобы соблазнить Фолкона и заставить его вернуться в свою постель. Даже когда де Берг лежал в ее объятиях, она не льстила себя мыслью, что он получает столько же наслаждения, сколько дает ей. Какая-то часть его души оставалась для нее закрытой, он намеренно держался с ней хо-лодновато-отстраненно, слегка пренебрежительно, и это почти сводило ее с ума. Ребенок Фолкона позволит Морганне проникнуть в этот таинственный уголок, овладеть чувствами и помыслами сурового воина. Валлийка знала – де Берг человек чести и никогда не бросит ни своего ребенка, ни женщину, которая его родила.
Прошел почти месяц, прежде чем в Маунтин-Эш прибыли повозки с припасами, присланными Изабел Маршалл. К этому времени морозы ослабли, погода помпою улучшилась, и почти все солдаты де Берга смогли пройти через покрытые снегом перевалы.
Вместе с ними и обозом приехала несгибаемая и неукротимая госпожа Уинвуд. Де Берг вежливо, но коротко приветствовал ее, не вполне понимая, радость или беды несет с собой ее появление.
Джезмин, однако, давно уже не была так счастлива. Госпоже Уинвуд удалось привезти с собой все, что Джезмин пришлось оставить, не говоря уже о своих обширных запасах трав, мазей, эликсиров, настоек, зелий и главном – хрустальном шаре. Кроме съестных припасов и фуража, Изабел Маршалл не пожалела поистине бесценных вещей: белья, пряностей, вин, богатых тканей, подушек, ковров и, что самое невероятное, – большого овального зеркала.
Тэм вызвался отнести вещи Эстеллы в ее маленькую комнатку, в безумной надежде увидеть Джезмин. Когда госпожа улыбнулась ему и спросила, не может ли Тэм отнести заодно и зеркало, он не спешил уходить, рассматривая милые женские безделушки – щетки, духи, бархатный халат, роскошную мантию из пушистого меха горностая.
Наконец Эстелла и Джезмин остались одни, смеясь и плача от радости. Им так много нужно было узнать друг о друге, но Джезмин настояла, чтобы бабушка говорила первой.
– Когда я обнаружила, что Честер поставил стражу у двери твоей комнаты, сразу поняла, что ничем не могу тебе помочь, и он скорее всего попросту использует меня, чтобы заставить тебя покориться, поэтому предпочла исчезнуть. Отправилась домой, в Сейлсбери, потом в Чепстоу, поговорить с твоим отцом. Знаешь, я твердо верила в де Берга – если духовная связь между вами сильна, он обязательно должен был спасти тебя. Твой отец развеял мою печаль и объяснил, что Фолкон в самом деле пришел к тебе на помощь и увез в Маунтин-Эш. Правда, меня очень тревожило, как ты перенесешь тяготы путешествия через ледяные горы, но вижу, де Берг заботливый муж.
– Сейчас поведаю все мрачные подробности обеих свадеб, и, боюсь, у тебя волосы встанут дыбом, – отозвалась Джезмин, – и если думаешь, что де Берг заботится обо мне, сильно ошибаешься. Не знаю других супругов, которые бы ссорились так часто. Стоит нам остаться наедине, и словно факел поднесли к дровам – тут же начинается форменное сражение. Эстелла, что мне делать? Кажется, я уже ношу его ребенка.
Сердце Эстеллы замерло. Ужас прошлого, когда ее единственная любимая дочь забеременела от Сейлсбери и умерла родами, вновь вернулся. Будь прокляты мужчины, почему они так стремятся уничтожить женщин, которых любят больше всего на свете? Она так боялась, что хрупкая маленькая Джезмин не сможет выносить и родить ребенка! Ее неземная красота и изящество, ^сазал ось, принадлежали редкому заморскому цветку. Зачем только Эстелла согласилась на брак Джезмин с де Бергом?!
Что ж, другого выхода нет, придется поговорить с ним сейчас и все выяснить. Эстелла подробно расспросила внучку обо всех симптомах, об известных признаках «утренней болезни» – головокружении, тошноте, болях в груди, – и, убедившись, что Джезмин в самом деле беременна, поспешила на поиски де Берга.
Она отыскала его в сарае, где хранился корм. Фолкон вместе с Жервезом подсчитывали, хватит ли фуража для скота, если принять в расчет, что количество лошадей увеличивалось с каждым днем.
– Мужчины! – взорвалась она, завидев его. Де Берг коснулся плеча Жервеза.
– Оставь нас, – спокойно велел он.
– Ну что, доволен? – накинулась на него Эстелла, не успел оруженосец отойти.
Фолкон мудро хранил молчание, зная, что ей нужно дать высказаться.
– Можно подумать, тебе не терпелось! – распалялась Эстелла.– Старался доказать своим людям, что ты настоящий мужчина? – Она тяжело вздохнула:– Кровь Христова, ты, должно быть, день и ночь держал ее в постели, чтобы наградить ребенком как можно скорее! – И, неожиданно сломавшись, Эстелла закрыла руками лицо и разразилась слезами.– Это ее убьет!
Де Берг вскинул непонимающие глаза.
– Я и понятия не имел, – прошептал он ошеломленно.
Эстелла смахнула слезы с ресниц.
– Я же предупреждала тебя и не раз... мы все предупреждали... Джезмин слишком хрупкая, слишком слабенькая, чтобы быть женой и матерью, но ты ничего не слушал, стремился завладеть ею любой ценой! Я думала, ты поймешь, что с ней нельзя разыгрывать жеребца!
И де Берга неожиданно охватил страх, чувство, до сей поры совсем ему неведомое. Если он потеряет Джезмин, жизнь его будет пустой и бессмысленной. Несмотря на все разногласия, она была его женщиной, и Фолкон не мог вынести мысли о том, что может причинить ей зло, пусть и невольно. Сильнее всех чувств, которые возбуждала в нем Джезмин, была потребность защищать ее и лелеять.
Увидев, как отрезвляюще подействовали на де Берга ее слова, Эстелла немного успокоилась. Теперь, когда он в таком состоянии, можно пустить в ход главный довод.
– Моя единственная дочь истекла кровью на моих глазах, потому что была слишком мала, чтобы родить. Глядя на тебя, я представляю, каким огромным будет ребенок, зачатый от тебя, и едва не схожу с ума!
– Эстелла, то, что я наделал, можно исправить, – твердо заявил Фолкон, – ...с твоей помощью.
Госпожа Уинвуд облегченно вздохнула, поняв, что де Берг готов избавиться от ребенка.
– Значит, ты согласен, чтобы я дала Джезмин зелье, от которого она выкинет? На этот раз жизнь ее спасена. Но если она способна так легко зачать, это будет повторяться снова и снова. Ты должен найти другую для удовлетворения своей похоти. Уверена, любая женщина в Маунтин-Эш, от пятнадцати до пятидесяти лет, будет счастлива твоим вниманием.
В Фолконе все сжалось от отвращения, но по мере того, как тянулся день, ядовитые семена, брошенные Эстеллой, дали всходы. Только сейчас он с отчаянием в душе понял, что никогда не сможет иметь законных детей. Де Берг жаждал заполучить Джезмин с той минуты, когда впервые увидел ее верхом на «единороге», вынес бесконечные страдания семимесячного ожидания, и торжествовал, завоевав драгоценный приз, отбил его у Честера и женился на той, о которой мечтал. В это мгновение он чувствовал себя почти равным богам, непобедимым и несгибаемым. Но теперь наступило отрезвление, и мрачные мысли терзали сердце. Он сделает все, что потребовала Эстелла, лишь бы уберечь Джезмин, но старался не думать о несчастном младенце, которому так и не суждено увидеть свет.
Однако валлийка понимала, что должна пустить в ход все женские уловки, чтобы соблазнить Фолкона и заставить его вернуться в свою постель. Даже когда де Берг лежал в ее объятиях, она не льстила себя мыслью, что он получает столько же наслаждения, сколько дает ей. Какая-то часть его души оставалась для нее закрытой, он намеренно держался с ней хо-лодновато-отстраненно, слегка пренебрежительно, и это почти сводило ее с ума. Ребенок Фолкона позволит Морганне проникнуть в этот таинственный уголок, овладеть чувствами и помыслами сурового воина. Валлийка знала – де Берг человек чести и никогда не бросит ни своего ребенка, ни женщину, которая его родила.
Прошел почти месяц, прежде чем в Маунтин-Эш прибыли повозки с припасами, присланными Изабел Маршалл. К этому времени морозы ослабли, погода помпою улучшилась, и почти все солдаты де Берга смогли пройти через покрытые снегом перевалы.
Вместе с ними и обозом приехала несгибаемая и неукротимая госпожа Уинвуд. Де Берг вежливо, но коротко приветствовал ее, не вполне понимая, радость или беды несет с собой ее появление.
Джезмин, однако, давно уже не была так счастлива. Госпоже Уинвуд удалось привезти с собой все, что Джезмин пришлось оставить, не говоря уже о своих обширных запасах трав, мазей, эликсиров, настоек, зелий и главном – хрустальном шаре. Кроме съестных припасов и фуража, Изабел Маршалл не пожалела поистине бесценных вещей: белья, пряностей, вин, богатых тканей, подушек, ковров и, что самое невероятное, – большого овального зеркала.
Тэм вызвался отнести вещи Эстеллы в ее маленькую комнатку, в безумной надежде увидеть Джезмин. Когда госпожа улыбнулась ему и спросила, не может ли Тэм отнести заодно и зеркало, он не спешил уходить, рассматривая милые женские безделушки – щетки, духи, бархатный халат, роскошную мантию из пушистого меха горностая.
Наконец Эстелла и Джезмин остались одни, смеясь и плача от радости. Им так много нужно было узнать друг о друге, но Джезмин настояла, чтобы бабушка говорила первой.
– Когда я обнаружила, что Честер поставил стражу у двери твоей комнаты, сразу поняла, что ничем не могу тебе помочь, и он скорее всего попросту использует меня, чтобы заставить тебя покориться, поэтому предпочла исчезнуть. Отправилась домой, в Сейлсбери, потом в Чепстоу, поговорить с твоим отцом. Знаешь, я твердо верила в де Берга – если духовная связь между вами сильна, он обязательно должен был спасти тебя. Твой отец развеял мою печаль и объяснил, что Фолкон в самом деле пришел к тебе на помощь и увез в Маунтин-Эш. Правда, меня очень тревожило, как ты перенесешь тяготы путешествия через ледяные горы, но вижу, де Берг заботливый муж.
– Сейчас поведаю все мрачные подробности обеих свадеб, и, боюсь, у тебя волосы встанут дыбом, – отозвалась Джезмин, – и если думаешь, что де Берг заботится обо мне, сильно ошибаешься. Не знаю других супругов, которые бы ссорились так часто. Стоит нам остаться наедине, и словно факел поднесли к дровам – тут же начинается форменное сражение. Эстелла, что мне делать? Кажется, я уже ношу его ребенка.
Сердце Эстеллы замерло. Ужас прошлого, когда ее единственная любимая дочь забеременела от Сейлсбери и умерла родами, вновь вернулся. Будь прокляты мужчины, почему они так стремятся уничтожить женщин, которых любят больше всего на свете? Она так боялась, что хрупкая маленькая Джезмин не сможет выносить и родить ребенка! Ее неземная красота и изящество, ^сазал ось, принадлежали редкому заморскому цветку. Зачем только Эстелла согласилась на брак Джезмин с де Бергом?!
Что ж, другого выхода нет, придется поговорить с ним сейчас и все выяснить. Эстелла подробно расспросила внучку обо всех симптомах, об известных признаках «утренней болезни» – головокружении, тошноте, болях в груди, – и, убедившись, что Джезмин в самом деле беременна, поспешила на поиски де Берга.
Она отыскала его в сарае, где хранился корм. Фолкон вместе с Жервезом подсчитывали, хватит ли фуража для скота, если принять в расчет, что количество лошадей увеличивалось с каждым днем.
– Мужчины! – взорвалась она, завидев его. Де Берг коснулся плеча Жервеза.
– Оставь нас, – спокойно велел он.
– Ну что, доволен? – накинулась на него Эстелла, не успел оруженосец отойти.
Фолкон мудро хранил молчание, зная, что ей нужно дать высказаться.
– Можно подумать, тебе не терпелось! – распалялась Эстелла.– Старался доказать своим людям, что ты настоящий мужчина? – Она тяжело вздохнула:– Кровь Христова, ты, должно быть, день и ночь держал ее в постели, чтобы наградить ребенком как можно скорее! – И, неожиданно сломавшись, Эстелла закрыла руками лицо и разразилась слезами.– Это ее убьет!
Де Берг вскинул непонимающие глаза.
– Я и понятия не имел, – прошептал он ошеломленно.
Эстелла смахнула слезы с ресниц.
– Я же предупреждала тебя и не раз... мы все предупреждали... Джезмин слишком хрупкая, слишком слабенькая, чтобы быть женой и матерью, но ты ничего не слушал, стремился завладеть ею любой ценой! Я думала, ты поймешь, что с ней нельзя разыгрывать жеребца!
И де Берга неожиданно охватил страх, чувство, до сей поры совсем ему неведомое. Если он потеряет Джезмин, жизнь его будет пустой и бессмысленной. Несмотря на все разногласия, она была его женщиной, и Фолкон не мог вынести мысли о том, что может причинить ей зло, пусть и невольно. Сильнее всех чувств, которые возбуждала в нем Джезмин, была потребность защищать ее и лелеять.
Увидев, как отрезвляюще подействовали на де Берга ее слова, Эстелла немного успокоилась. Теперь, когда он в таком состоянии, можно пустить в ход главный довод.
– Моя единственная дочь истекла кровью на моих глазах, потому что была слишком мала, чтобы родить. Глядя на тебя, я представляю, каким огромным будет ребенок, зачатый от тебя, и едва не схожу с ума!
– Эстелла, то, что я наделал, можно исправить, – твердо заявил Фолкон, – ...с твоей помощью.
Госпожа Уинвуд облегченно вздохнула, поняв, что де Берг готов избавиться от ребенка.
– Значит, ты согласен, чтобы я дала Джезмин зелье, от которого она выкинет? На этот раз жизнь ее спасена. Но если она способна так легко зачать, это будет повторяться снова и снова. Ты должен найти другую для удовлетворения своей похоти. Уверена, любая женщина в Маунтин-Эш, от пятнадцати до пятидесяти лет, будет счастлива твоим вниманием.
В Фолконе все сжалось от отвращения, но по мере того, как тянулся день, ядовитые семена, брошенные Эстеллой, дали всходы. Только сейчас он с отчаянием в душе понял, что никогда не сможет иметь законных детей. Де Берг жаждал заполучить Джезмин с той минуты, когда впервые увидел ее верхом на «единороге», вынес бесконечные страдания семимесячного ожидания, и торжествовал, завоевав драгоценный приз, отбил его у Честера и женился на той, о которой мечтал. В это мгновение он чувствовал себя почти равным богам, непобедимым и несгибаемым. Но теперь наступило отрезвление, и мрачные мысли терзали сердце. Он сделает все, что потребовала Эстелла, лишь бы уберечь Джезмин, но старался не думать о несчастном младенце, которому так и не суждено увидеть свет.