Хенли Вирджиния. Сокол и цветок

   – Обязательно было тащиться за мной в Ирландию? – рявкнул Фолкон.
   – Поверь, без крайней нужды я не смирила бы гордость и не стала умолять.
   – Я дал тебе золото, – напомнил Фолкон. Морганна ясно видела, что совсем не привлекает его как женщина. Значит, придется выждать. Но сначала нужно добиться разрешения остаться.
   – У меня все украли, – солгала она и, подняв правую скрюченную руку, горько добавила:– Я уже не могу защитить себя, как когда-то.– Малышка захныкала, и Морганна гордо выпрямилась.– Я ничего не прошу, кроме крыши над головой.
   Наконец Фолкон согласно кивнул.
   – Только никаких смут и беспорядков, – резко предостерег он.
   Морганна скользнула мимо и вошла в ворота замка. Обернувшись, Фолкон увидел стоявшего сзади Жервеза.
   – Это отродье может быть от меня или любого мужчины в Маунтин-Эш, – проворчал оруженосец, посчитав, что девушка шантажирует де Берга.
   – У нее хватило ума не утверждать, что ребенок мой, – ответил тот.
   – Тогда зачем разрешил ей остаться? – удивился Жервез, думая о Джезмин, которая была так ему дорога.
   Де Берг покачал головой и пробормотал:
   – Трудно приходится одинокой женщине с ребенком. Да и какое это имеет значение? У нас всего много.

Глава 39

   Обитатели Галуэя долгое время не имели известий от Уильяма де Берга, зато до них то и дело доходили слухи о распрях между королем и знатью. Если эти слухи были верны, в Стэмфорде, находившемся в графстве Линкольншир, северные лорды собрали огромную армию числом свыше двух тысяч и приготовились двинуться войной на Джона, если тот не удовлетворит их требований. Наконец в середине июня они захватили Джона на лугу Раннимид, что на реке Темзе, и вынудили подписать документ, вошедший в историю под названием Великой хартии вольностей.
   Архиепископ Кентерберийский, бароны, лорды и послушное им духовенство двенадцать дней составляли хартию, и Джон подписал ее лишь под угрозой насилия. Он не имел ни малейшего намерения соблюдать поставленные в документе условия, поскольку всегда мог отречься от них, заявив, что подписался не по доброй воле.
   Король понимал, что теперь как никогда необходимо иметь рядом возможно больше верных людей, если не друзей, то хотя бы союзников. Он был твердо уверен в лояльности Хьюберта де Берга, графа Честера и своего брата Сейлсбери. Кроме того, сейчас он отчаянно нуждался в Уильяме Маршалле. Думая угодить королю, члены комиссии решили спор между Маршаллом и фитц Генри в пользу последнего. Джон пришел в бешенство, отменил приговор и подтвердил право Маршалла на наследственное владение землями в Ирландии. То же самое было сделано и в отношении Уильяма де Берга, лорда Коннота. Джон держал в заложниках Ричарда, младшего сына Маршалла, чтобы не опасаться измены со стороны отца, и теперь, конечно, потребовал привезти и сыновей Уильяма де Берга. Таков был старый, общепринятый обычай, и Уильям согласился, особенно потому, что мальчиков собирались отдать под надзор Хьюберта де Берга, их дяди и верховного судьи.
   Уильям попросил аудиенции у короля, и тот согласился при условии, что де Берг приведет с собой Эстеллу. Та сначала хотела отказаться, но после долгих размышлений поняла, что ее судьба и судьба Джона неразрывно связаны, пути пересекаются и отношения между ними еще не разорваны.
   Пока они ждали выхода короля, Эстелла пристально рассматривала де Берга. Здоровье его отнюдь не улучшилось от пребывания в сырых и душных апартаментах, отведенных ему в Лондоне. Уильям был очень бледен, и, несмотря на ее лечение, легочная болезнь пожирала его. Эстелла видела на его лице печать смерти. Путешествие домой по морю немного поможет ему, но лишь временно.
   Мысли Эстеллы возвратились к настоящему – она пыталась все продумать наперед и угадать, что нужно от нее Джону. Использует ли он шантаж или начнет умолять? Она слегка удивилась, когда Джон примирительно воскликнул:
   – Госпожа Уинвуд, Эстелла, как могла ты покинуть меня в тяжелую минуту? Неужели у тебя нет ко мне ни капли сострадания?
   Король заметно изменился к худшему от развратной жизни и излишеств – рыхлый обвисший живот выпирал из-под мантии, лицо отекло и покрыто красной сыпью.
   – Позвольте, ваше величество, поздравить вас с сыном и наследником, – нашлась Эстелла.
   При этих льстивых словах Джон прямо раздулся от гордости.
   «Какой скользкий ублюдок, – подумала она, прекрасно видит, что Уильям болен, и даже не подумал предложить сесть». Взглянув королю прямо в глаза, Эстелла твердо сказала:
   – Можем ли мы присесть, ваше величество?
   – Ах, как невежливо с моей стороны! Конечно, конечно! Нам так много нужно обсудить! Прежде всего, я должен принести поздравления. Моя дорогая племянница Джезмин достойно способствовала продолжению рода де Бергов! Уильям, прошу, отвези мое послание к леди де Берг!
   – С удовольствием, сир, – поклонился Уильям. Джон окинул де Берга проницательным взором.
   Да, он не ошибся, этот человек умирает.
   – Твой племянник Фолкон – сильный честолюбивый вождь, солдаты которого преданы ему до конца. Не боишься доверить ему своих детей и земли? – осведомился он, когда Уильям попросил его оставить Фолкона регентом лордства Коннот, пока не подрастет старший сын.
   – Я полностью доверяю Фолкону. Он не предатель. И кроме того, строит собственный замок в Портумне для своих наследников. Мы, де Берги, всегда стоим друг за друга!
   Эстелла внутренне вся сжалась – Уильям намекнул на то, что Плантагенеты всю жизнь были готовы сожрать родственника. Джон улыбнулся и предпочел не обижаться. Эстелла сразу поняла, что королю что-то нужно от них.
   – По собственному горькому опыту я понял, что лучший способ излечить честолюбие и предостеречь человека от захвата земель и титулов – даровать ему и то и другое, – сразу появится повод для беспокойства, – вздохнул он.
   Эстелла с самого начала знала, что Джон решил удержать ее при себе, силой или уговорами, но теперь поняла, что ему нужна еще и Джезмин, и он использует ее детей, чтобы заполучить племянницу. На столе Джона весьма к месту оказались карта и перо.
   – Давайте посмотрим, – пробормотал он, притворяясь, что размышляет.– Скажем, я пожалую Фолкону де Бергу города Миличард, Килфикл, а также Портумну и... замок и земли Аскетон в Лимерике, около Банретти, который он превратил, по твоим словам, в пристань для судов.
   – Уверен, он будет потрясен вашим великодушием и щедростью, – отозвался Уильям.
   – Все это будет принадлежать ему на тех же условиях: его сыновья должны стать залогом верности короне, – величественно объявил Джон.
   Зная Джезмин, Эстелла понимала, что та никогда не согласится на подобные условия. Она вспомнила о Матильде де Бреоз и невольно вздрогнула. Но Джон немедленно подметил это:
   – Вы замерзли, госпожа Уинвуд. Не хотите ли вернуться в ваши уютные покои во дворце? Их никто не занял, их держат специально для вас.
   Эстелла рассматривала короля из-под полуприкрытых век. Все эти годы после смерти дочери она лелеяла ненависть к Сейлсбери и остальным мужчинам. Теперь она почувствовала, как тает лед неприязни. Не все они так уж плохи. Сейлсбери, де Берг и даже Мэрфи были святыми по сравнению с этим человеком.
   – Эстелла, ты вынуждаешь меня умолять, – продолжал Джон.– Те приступы, от которых ты меня лечила, повторяются все чаще и становятся тяжелее. Приходится пользоваться услугами Ориона.– Он пустил в ход последний довод.– Неужели не останешься, чтобы помочь своему королю?
   Эстелла вздохнула. Ну что ж, пусть последствия падут на его голову!
   – Да будет так, – решила она.
   Джезмин стояла на коленях около огромного сундука, набитого вликолепными тканями. Вот уже несколько часов она торговалась с капитаном О'Мэйли, только что приплывшим в Галуэй прямо из Марокко. Джезмин выбрала отрез черного шелка, очень тонкого, совершенно прозрачного, но в этот момент осознала присутствие какого-то зла, надвигающегося, словно неотвязная мгла. Случилось что-то неприятное. Ее ждет беда.
   Джезмин встала и поглядела на море. Облака отбрасывали на воду длинные тени. Повинуясь неведомому порыву, она помчалась в детскую и облегченно вздохнула, увидев, как Рик вполне намеренно столкнул со стола глиняную миску, которая тут же разбилась, – куски вымоченного в молоке хлеба полетели во все стороны. Мик размазывал по лицу и волосам неопределенного цвета массу, бывшую, по всей вероятности, его обедом.
   – Он нарочно это делает, чтобы лишний раз искупаться, – пояснила Большая Мег.– Просто неестественно, как этот сорванец любит плескаться в воде.
   – Я сама часто проверяю, – рассмеялась Джезмин, – уж не выросли у него перепонки между пальцев.
   Большая Мег угрожающе нахмурилась, видя, что Рик нерешительно дотронулся до очередной миски.
   – Стыдись, Рикард де Берг! Сейчас тресну тебя головой о стену, если не уймешься!
   Малыш немедленно столкнул миску со стола и улыбнулся матери ангельской улыбкой. Ее сердце забилось так, что казалось, выскочит из груди, – ребенок был точной копией отца. Но Фолкон сейчас в Портумне, где заканчивается строительство замка. Может, это неприятное предчувствие связано с ним? Слабое, но отчетливое дыхание чего-то зловещего не уходило. Джезмин металась, словно тигрица в клетке. Потом взглянула на черный шелк.
   Джезмин закрыла глаза, на несколько мгновений ушла в себя, мысленно представив Фолкона, так живо, что заметила даже иссиня-черную щетину, всегда появлявшуюся, если он не брился. Муж здоров. Опасность угрожала не ему. Скорее – это угроза власти Джезмин над ним. Легкая улыбка коснулась губ Джезмин. В ней еще кроются неизведанные силы! Она отправится к Фолкону, испытает, велики ли они. Тэм, конечно, будет возражать против путешествия в тридцать пять миль, означающего, что в Портумну они приедут в сумерках, но Тэм словно глина в ее пальцах – лепи, что захочешь.
   Замок Портумна даже в темноте выглядел внушительно: массивные толстые зубчатые стены с башнями возвышались по обе стороны ворот. Днем она могла бы увидеть изящные арки, украшенные каменными завитками, но сейчас на фоне стен выделялись только черные бойницы и огромная гора камней, постепенно исчезающая по мере завершения работ.
   Они смогли проникнуть в замок лишь потому, что железные ворота были еще не навешены. Зная, что Джезмин хочет сделать мужу сюрприз, Тэм повел лошадей в конюшню, чтобы поздний приезд не разбудил обитателей замка.
   Джезмин потихоньку направилась к стенам. Она привезла в Портумну только одну вещь – отрез прозрачного черного шелка, вызывавшего столь тревожные ощущения, как только она прикасалась к нему. Поспешно раздевшись, она завернулась в тонкую ткань и поглядела на небо, темный бархат которого был усыпан миллионами алмазов; медленно плывущий полумесяц озарял все окружающее серебристым светом, так что по углам протянулись таинственные тени. Джезмин воздела руки, тихо произнесла заклинание: – Земля и Вода, Воздух и Огонь, Жезл, Пентакль и Меч! Исполните мои желания, воплотите слово в дело!
   Потом Джезмин протянула руки вперед и поманила кого-то. Фолкон проснулся словно от толчка. Что потревожило его? Он прислушался. Все тихо. Однако что-то мешало повернуться на другой бок и заснуть, словно его позвали. Ночь была тихой и теплой, и эта сказочная красота позвала его. Натянув лосины, он сонно потянулся, чтобы стряхнуть остатки сна, словно ночной хищник, прокрался к стенам и неожиданно остановился как вкопанный, не веря своим глаза: неужели это силуэт Джезмин обрисован на фоне тяжелых камней?
   Фолкон огромными шагами поспешил навстречу видению, уверенный, что ни одна женщина в мире не может обладать волосами цвета лунных лучей.
   Оказавшись совсем рядом с обнаженной фигуркой, просвечивающей сквозь клочок черного шелка, он остановился и спросил:
   – Джесси... как ты попала сюда?
   – Прилетела на крыльях ночи, – прошептала она в ответ, усиливая волшебство этой необыкновенной встречи.
   Голос Фолкона прозвучал словно ласка: – Не стану спрашивать, как или почему, достаточно того, что ты здесь.
   Он хотел подойти еше ближе, но Джезмин отступила назад, в тень, и исчезла, оставив за собой лишь звон серебристого смеха в тихом ночном воздухе, зная, что он последует за ней, пройдет через огонь и воду, притягиваемый магнитом ее великолепного тела. Но тут у Фолкона были все преимущества: он сам построил замок, и кроме того, загорелый дочерна, в темных лосинах, был почти невидим. Джезмин же не позаботилась скрыть волосы, так что скорый конец игры был неизбежен. Фолкон настиг жену, когда она пересекала лужайку, и схватил на руки.
   – Гонялся за мной, пока я не позволила поймать себя, – поддразнила она.
   – Верно. Ты маленькая распутная плутовка, Джезмин де Берг, кому еще придет в голову бегать голой по ночам? Я-то думал, что избавил тебя от излишней скромности, а сейчас понял, что у тебя вовек не бывало никакой скромности! В душе ты настоящая язычница.
   Он начал целовать ее шею, губы прожигали огненную тропинку за ушком, зубы прихватили мочку, чуть прикусили.
   – Я ведьма, – просто ответила Джезмин.
   – Нет, ведьма – мерзкое слово. Волшебница. Моя волшебница. Прошлой ночью на воду опустились цапли и лебеди. Я хотел любоваться ими вместе с тобой. Так сильно хотелось, чтобы ты пришла...
   Фолкон поставил Джезмин на траву, нежную и густую, как бархат, поднес ее руки к губам.
   – Последнее время ты бесстыдно мной пренебрегал. Я пришла, потому что больше не могла жить без твоей любви.
   Требовательные, восхитительно горячие губы Фолкона нашли ее рот.
   – Я люблю тебя, – клялся он между поцелуями.– Обожаю тебя, поклоняюсь, боготворю, – Джезмин счастливо вздохнула.– Ляг со мной под звездами, —умолял Фолкон.
   Она растянулась на изумрудно-зеленой траве и неотрывно наблюдала, как Фолкон раздевается. Оставшись обнаженным, он подошел к ней. Тела их разделяла лишь прозрачная черная ткань, еще больше возбуждавшая желание. Какое чувственное ощущение – ласкать ее мягкие груди через тонкий шелк, пока они не набухнут и не затвердеют в его ладонях. Фолкон затаил дыхание, когда его удлинившийся отросток коснулся скользкой материи, и лег на жену, прижавшись к ней всем телом.
   – Джесси... моя любовь вечна и нетленна...
   – Не твоя – наша любовь... наша, милый...
   Джезмин льнула к мужу, словно он был единственным источником ее жизненной мощи, дающим вечную молодость и красоту. Она давала ему столько страсти и нежности, что томилась по ответной страсти, наполнявшей пересыхающий источник, нуждалась в могучем неутомимом корне мужской силы, дарившем счастье завершенности и удовлетворения, жизнь и любовь. Радость обладания друг другом бьша так напряженно-остра, что скорее напоминала боль.
   Потом она долго молча лежала в объятиях Фолкона под ночным небом. Оба смотрели, как падают звезды, и загадывали желания.
   – Моряки выбирают направление по звездам и полумесяцу, – сказал наконец Фолкон.– Если представить, что полумесяц – лук, можно выстрелить стрелой прямо в солнце.
   – Я мечтаю совсем о другом, – шутливо вздохнула Джезмин.
   Фолкон страстно сжал ее сильными руками, придавил к земле.
   – О чем? – требовательно прошептал он.
   Она провела кончиком пальца по жестко очерченному контуру челюсти.
   – Я всегда хотела искупаться при лунном свете. Существует так много всего, на что мы могли бы осмелиться ночью и ни за что не сделали бы днем, когда глаза всех обитателей замка устремлены на нас.
   – Клянусь Богом, ты настоящая искусительница! Наверное, мы вместе были в раю.
   Его рука, рассеянно ласкавшая соблазнительные ягодицы через черный шелк, теперь подняла ткань; загорелые пальцы отыскали тугие золотистые завитки между ног. Фолкон наклонил голову, чтобы поцеловать ее заветное местечко, потом вздохнул, не в силах оторваться от столь приятного занятия.
   – Пойдем, поплаваем при лунном свете. Хотел бы я так легко исполнить все твои желания!
   Они играли в воде, как пара молодых выдр, дразнили друг друга, шутили, резвились. Когда Джезмин лягнула мужа, тот поцеловал ее, когда он обрызгал жену, та дернула его за волосы.
   Фолкон взвыл от боли и вынес Джезмин из воды.
   – По-моему, тебе нужна совсем другая игра, поинтереснее, леди Ненасытница!
   Муж ожидал, что Джезмин вскочит и попытается убежать, как только ноги ее коснутся травы, но она продолжала стоять, завороженно-благоговейно глядя на него.
   – Ты великолепен, – прошептала она, протягивая руку, чтобы коснуться мощных литых мускулов, перекатывавшихся по всему торсу, от плеч до бедер, твердых словно мрамор. Джезмин встала перед ним на колени, обожествляя его губами. Потом горячий рот сомкнулся вокруг его мужского естества, и Фолкон, охваченный экстазом, выкрикнул ее имя.
   К утру оба были полностью одеты и позавтракали с остальными. Улыбнувшись жене, Фолкон объявил:
   – Всем сегодня отдыхать. Я хочу показать госпоже все, что мы успели здесь сделать.
   В этот день Джезмин любовалась каждым камнем Портумны, не уставая слушать, как муж горячо объясняет все детали их будущего дома. Стоял один из последних великолепных летних дней, и они, взяв с собой еду, отправились на лодочную прогулку по заливу, а потом нашли уединенный, поросший травой берег. После обеда Фолкон вытянулся на земле, положив темноволосую голову на колени жены, сонно шепча слова любви, открывая потаенные мысли и обмениваясь нежными клятвами под гуденье пчел, круживших над их головами на жарком солнышке.
   Фолкон чувствовал тепло бедра Джезмин, прижатого к его щеке, и желание внезапно охватило его, такое же сильное, как в первый раз, когда он увидел ее. Он хотел ее и знал, что она сознает это так же остро.
   – Клянусь Богом, мадам, вы, кажется, подлили в вино возбуждающее зелье! Я чувствую себя так, будто отведал любовный напиток чародейки! Скажите, что вы дали мне, мандрагору или волчью ягоду? – поддразнил он, показывая, что тоже разбирается в травах.
   Джезмин таинственно улыбнулась.
   – Ах, дайте подумать, что это было – аконит или смертельно опасный паслен с его ядовитыми ягодами.
   – И как оно подействует? Увеличит размер моего мужского естества?
   – Ну, можно сказать, тебе уж точно ничего не поможет, если потребуется увеличить мозги.
   И, как всегда, шутливое настроение сменилось совершенно серьезным, когда настало время любви, но потом Фолкон, растерявшись, увидел, как по щеке Джезмин ползет одинокая слеза.
   – Это один из самых счастливых дней в моей жизни, – попыталась объяснить она, чем еще больше сбила его с толку.
   Этой ночью Джезмин отчаянно льнула к мужу, пока над их головами бушевала буря – осенний холод вступил в поединок с последним летним теплом. Утром Фолкон поцеловал жену на прощание и пообещал вернуться в Галуэй через неделю.
   Джезмин проехала две мили, когда тень тревоги вновь вернулась к ней. Пока она была с мужем, тот совершенно рассеял смутное неловкое чувство, терзавшее душу. Неожиданно ее охватило жгучее желание увидеть Банретти. Тэм громко протестующе заворчал, услыхав о новом капризе хозяйки, отлично зная при этом, что он может перечислять десятки причин, по которым им не следует туда отправляться, Джезмин все равно настоит на своем.
   Возможно, угроза опасности исходит от чего-то связанного с пристанью, построенной Фолконом, пожелавшим, чтобы корабли бросали якорь прямо в стенах замка. Джезмин была не в силах поверить глазам, когда увидела ее, – Фолкон все тут преобразил, словно взмахом волшебной палочки.
   Она очень устала после долгих часов в седле и промерзла до костей под ледяным ветром, дувшим с моря, и пообещала себе, что побудет на пристани подольше, после того как согреется в замке. Вместе с Тэмом она направилась на кухню в поисках горячей еды и столкнулась лицом к лицу с Морганной и ее ребенком. В одно короткое мгновение мир Джезмин рухнул. Чувствуя, как слабость охватывает тело, она вынудила себя стоять прямо и гордо, хотя в мозгу истерически вопили злобные голоса. Вот она, эта опасность! Но Морганна была не просто угрозой, а страшной реальностью. Обе женщины бросали глазами вызов друг другу.
   Наконец Морганна подняла окоченевшую скрюченную руку и с ненавистью выплюнула:
   – Ты сделала это со мной. Я буду нести твое проклятье до конца жизни!
   – Ты сама сделала это с собой, – спокойно ответила Джезмин, – но если предпочитаешь обвинять меня, я сниму с тебя проклятье. Искупайся в водах реки Шеннон в полночь и навсегда исцелишься.
   Она знала, что болезнь девушки вызвана лишь воображением; любой ритуал мог исцелить ее.
   Джезмин повернулась и с царственным достоинством отошла от валлийки. Так казалось со стороны. В действительности же она почти ничего не видела, слепо ища места, где могла бы укрыться. Тэм последовал за госпожой в спальню и беспомощно наблюдал, как она почти рухнула под оконной амбразурой, прислонив голову к стене, настолько измученная и замерзшая, что даже не могла связно думать. Зубы Джезмин стучали, комната завертелась перед глазами.
   – Миледи, клянусь, я не знал, что она здесь, – с отчаянием пробормотал Тэм.– Зачем, зачем вы ее исцелили?!
   Несколько секунд Джезмин, словно не слыша, смотрела на него и наконец ответила:
   – Потому что не к Морганне испытываю ненависть!
   – И внезапно ее выдержка куда-то испарилась, разбилась на миллион осколков, совсем как израненное сердце. Тэм молча прижимал Джезмин к себе, пока она не выплакалась и слез больше не осталось. Потом он помог ей лечь в постель, потеплее укрыл меховым покрывалом и потихоньку вышел из спальни.

Глава 40

   Добравшись на следующий день до замка Галуэй, Джезмин увидела, что в гавани стоит корабль Уильяма, и узнала, что, когда он прибыл вчера, к Фолкону послали гонца и ожидают прибытия хозяина с минуты на минуту. Джезмин внутренне съежилась при мысли о том, что так скоро увидит мужа. Она не имела ни малейшего представления о том, что скажет ему, знала только, что ненавидит его с силой, угрожающей уничтожить ее саму. Благодарение Богу, Эстелла вернулась и сможет дать ей совет.
   В кухне Джезмин застала Мэрфи с огромным рогом эля.
   – Ах, словно ангел по душе прошел, – удовлетворенно заметил он.
   – Рада, что ты благополучно вернулся. Удалось Уильяму выиграть дело? Как его здоровье? Где Эс-телла?
   – Слишком много вопросов, моя дорогая малышка. Эстелле пришлось остаться с королем. Она дала мне для тебя письмо.
   Ледяной ужас сковал Джезмин.
   – Но она лечила Уильяма. Король вынудил ее? – допытывалась она.
   Мэрфи отложил пустой рог.
   – Дорогая, она вряд ли что сможет сделать для Уильяма, и он первый это понимает. Джону не приш лось ее заставлять, Эстелла уверена, что их судьбы сплетены. Разве переспоришь эту женщину? – Он пожал плечами и улыбнулся.– Ну вот, ты узнала плохие новости, остальное все великолепно. За Уильямом закрепили все владения де Бергов, но пусть лучше он сам расскажет обо всем Фолкону и тебе.
   Джезмин сунула письмо за пояс и поспешила к детям. Оба встретили ее одинаково и, быстро чмокнув мать, потребовали привести отца и никак не желали понять, почему она вернулась без него.
   Джезмин уселась в большое деревянное кресло, развернула письмо.
   «Моя любимая Джезмин! У меня всего несколько минут, чтобы предупредить тебя. Король пожаловал де Бергам все, о чем они просили, и даже больше. За это Уильям был вынужден отдать в заложники сыновей и Фолкону придется сделать то же самое. Я слишком хорошо знаю тебя и боюсь, что ты, как Матильда де Бреоз, откажешься сделать это, рискуя жизнью Фолкона и своей. Ни его гордость, ни мужество, ни умение сражаться не защитят вас от гнева короля. Дети будут в полной безопасности под присмотром Хью де Берга, и я останусь здесь, чтобы обеспечить их благополучие. Подумай хорошо, прежде чем сотворитькакую-нибудь глупость.
   Твоя любящая бабушка Эстелла «.
   Джезмин откинула голову на спинку кресла, и Мик проворно забрался ей на колени. Она погладила черные завитки, бесконечно драгоценные для нее, думая о ребенке, которым Фолкон наградил Морганну в то время, когда Джезмин так верила, что его сердце бьется только для нее. Боль в ее собственном сердце была настолько невыносимой, что она с трудом дышала. Неудивительно, что мрачные предчувствия так истерзали ее. Сначала отняли мужа, теперь – сыновей.
   Джезмин взглянула на Рикарда. Тот ухитрился стащить с нее туфлю и дергал за пальцы, напевая считалку.
   Доля женщины в этом мире – боль и слезы, непрерывный страх и постоянные жертвы. Джезмин отчаянно прижала Мика к себе, поцеловала в висок и поклялась, что ее дети не будут принесены в жертву.
   Мик начал вывертываться из слишком крепких объятий до тех пор, пока мать не поставила его на пол. Она долго смотрела вслед малышам. Оба не обращали вниманий на игрушечных животных и барабаны, предпочитая деревянные мечи, выструганные отцом. Они так походили на Фолкона, что у Джезмин перехватило дыхание.