Страница:
Но до того, как Фолкон успел уехать, прибыл Хьюберт де Берг со своими людьми, не веря собственным ушам, выслушал рассказ Мэрфи, не поленившегося еще раз описать, как свита короля попала в смертельную ловушку, и велел рыцарям отправляться в путь.
К тому времени, когда вода отступила настолько, что можно было проехать по полосе прибоя, все были готовы.
Фолкон пришпорил боевого коня, тот вонзил сильные копыта в песок так, что в лица остальных рыцарей полетели мокрые комья. Скоро Фолкон обогнал спутников и, подъезжая к Суинхеду, заметил на некотором расстоянии группу всадников, почему-то не торопившихся. Он решил настичь их, но, приблизившись к аббатству, увидел Эстеллу, лихорадочно махавшую ему руками, и повернул коня к ней.
– Где она? – крикнул он, спрыгнув на землю и подбегая к Эстелле.
– Наверху!
Выхватив меч, он ринулся по коридору, словно ангел мщения, и, каким-то инстинктом угадав, где Джезмин, распахнул дверь маленькой передней и ворвался в спальню.
Фолкон де Берг, никогда ни перед чем не отступавший, сейчас в ужасе отпрянул при виде распростертой лицом вниз на постели, привязанной к кроватным столбикам жены. Спотыкаясь на неверных ногах, дрожащими руками он мечом перерезал веревки. В глаза бросились кровавые полосы на белой обнаженной коже, и в голове настойчиво билась лишь одна горячечная мысль – отомстить.
Джезмин повернула голову, угадав, кто пришел ей на помощь, еще не успев увидеть мужа.
– Фолкон... – прошептала она, – я...
– Нет! – вскрикнул Фолкон.– Я ни о чем не спрашиваю... оставь, Джезмин.
Сорвав с себя плащ, он прикрыл ее наготу, и Джезмин жалким комочком скорчилась на постели, сознавая лишь, что муж покинул ее без единого слова утешениия.
Фолкон вышел во двор и обнаружил Эстеллу и Хьюберта, поглощенных тихой серьезной беседой.
– Иди к ней, – мрачно велел он, сжимая в руке меч, который так и не вложил в ножны, да и не собирался, до тех пор, пока острие не вонзится в сердце врага.
Фолкон уже хотел вновь вскочить в седло, но тут голос Хьюберта прорезал красный туман, застилавший мозг:
– Куда это ты?
– Убить Джона, – спокойно ответил он.
– Кажется, ты опоздал. Король мертв.
– Не поверю, пока не увижу собственными глазами.
– Это правда, милорд. Он мертв, мертвее не бывает. Я отослала его тело в Ньюарк, к епископу Линкольнскому, – подтвердила Эстелла.
Фолкон враждебно взглянул на дядю.
– Он осквернял все, к чему прикасался. Ты, должно быть, единственный человек в Англии, который не рад услышать о том, что он наконец подох.
Хьюберт с силой сжал его плечо.
– Нет, парень, я счастливее всех, потому что получу наибольшую выгоду! Наследник Джона, Генрих, еще ребенок. После его коронации я, несомненно, стану регентом и буду много лет некоронованным королем Англии. Нечего стоять с разинутым ртом. Садись на корабль и возвращайся в Ирландию как можно быстрее. Мне нужно заняться делами королевства.
Глава 43
К тому времени, когда вода отступила настолько, что можно было проехать по полосе прибоя, все были готовы.
Фолкон пришпорил боевого коня, тот вонзил сильные копыта в песок так, что в лица остальных рыцарей полетели мокрые комья. Скоро Фолкон обогнал спутников и, подъезжая к Суинхеду, заметил на некотором расстоянии группу всадников, почему-то не торопившихся. Он решил настичь их, но, приблизившись к аббатству, увидел Эстеллу, лихорадочно махавшую ему руками, и повернул коня к ней.
– Где она? – крикнул он, спрыгнув на землю и подбегая к Эстелле.
– Наверху!
Выхватив меч, он ринулся по коридору, словно ангел мщения, и, каким-то инстинктом угадав, где Джезмин, распахнул дверь маленькой передней и ворвался в спальню.
Фолкон де Берг, никогда ни перед чем не отступавший, сейчас в ужасе отпрянул при виде распростертой лицом вниз на постели, привязанной к кроватным столбикам жены. Спотыкаясь на неверных ногах, дрожащими руками он мечом перерезал веревки. В глаза бросились кровавые полосы на белой обнаженной коже, и в голове настойчиво билась лишь одна горячечная мысль – отомстить.
Джезмин повернула голову, угадав, кто пришел ей на помощь, еще не успев увидеть мужа.
– Фолкон... – прошептала она, – я...
– Нет! – вскрикнул Фолкон.– Я ни о чем не спрашиваю... оставь, Джезмин.
Сорвав с себя плащ, он прикрыл ее наготу, и Джезмин жалким комочком скорчилась на постели, сознавая лишь, что муж покинул ее без единого слова утешениия.
Фолкон вышел во двор и обнаружил Эстеллу и Хьюберта, поглощенных тихой серьезной беседой.
– Иди к ней, – мрачно велел он, сжимая в руке меч, который так и не вложил в ножны, да и не собирался, до тех пор, пока острие не вонзится в сердце врага.
Фолкон уже хотел вновь вскочить в седло, но тут голос Хьюберта прорезал красный туман, застилавший мозг:
– Куда это ты?
– Убить Джона, – спокойно ответил он.
– Кажется, ты опоздал. Король мертв.
– Не поверю, пока не увижу собственными глазами.
– Это правда, милорд. Он мертв, мертвее не бывает. Я отослала его тело в Ньюарк, к епископу Линкольнскому, – подтвердила Эстелла.
Фолкон враждебно взглянул на дядю.
– Он осквернял все, к чему прикасался. Ты, должно быть, единственный человек в Англии, который не рад услышать о том, что он наконец подох.
Хьюберт с силой сжал его плечо.
– Нет, парень, я счастливее всех, потому что получу наибольшую выгоду! Наследник Джона, Генрих, еще ребенок. После его коронации я, несомненно, стану регентом и буду много лет некоронованным королем Англии. Нечего стоять с разинутым ртом. Садись на корабль и возвращайся в Ирландию как можно быстрее. Мне нужно заняться делами королевства.
Глава 43
Хотя Джезмин занимала на корабле капитанскую каюту, Фолкон еще не переступал ее порога. Когда бабушка с внучкой прибыли вчера на борт, дул сильный ветер, судно натягивало якорные цепи так, что мачты стонали. Джезмин, полуприкрыв ресницами аметистовые глаза, пыталась отыскать взглядом темную высокую фигуру, но увидев, что муж занят, отказалась идти вниз, к Эстелле.
Прошло всего несколько минут с того момента, как Фолкону удалось поднять якорь, но тут над судном навис гигантский водяной вал.
– Справа по борту! Берегись! – крикнул он.
Волна обрушилась на палубу, и Джезмин успела лихорадочно вцепиться в верхнюю часть нактоуза, пока судно кренилось все ниже, так что казалось, вот-вот перевернется, но как ни странно, очень медленно выровнялось. Соленые струи катились по палубе, оставляя огромные лужи. Джезмин услыхала, как Фолкон приказал ставить паруса, и почувствовала, как корабль, вздрогнув, дернулся, когда огромные парусиновые полотнища затрепетали на ветру. Волнение на море все усиливалось. Джезмин промокла до костей и поспешила в уютное убежище каюты.
Немного согревшись, она отыскала бархатный халат Фолкона и переоделась, напрасно ожидая, что муж тоже захочет сменить мокрую одежду. Фолкон не появился. Джезмин понимала: надвигающийся шторм – просто летний ветерок по сравнению с тем ураганом, который вот-вот разразится между ней и мужем, и была не прочь первой вступить в поединок, высказать то, что думает о его шлюхе, объяснив при этом все про себя и короля. Но пришлось терпеть. Джезмин сжимала кулаки и скрипела зубами, однако Фолкон и не подумал прийти. Рубцы от кнута на ногах и спине покрылись корочкой, превратившись в тонкую красную линию, и Джезмин пришлось натираться смесью меда и каламинта, чтобы не осталось шрамов. Теперь она точно знала: Фолкон намеренно избегает ее. Каждый день, выходя на палубу, она заставала мужа на одном и том же месте – тот стоял на носу корабля, угрюмо глядя на воду.
Положение становилось невыносимым. Ей так нужно было исповедаться и получить его прощение... и самой простить за Морганну... после того как они все выскажут друг другу.
Наконец, поняв, что он не придет, пока продолжается плавание, Джезмин постаралась выкинуть из головы тревожные мысли и думать только о радости встречи с близнецами.
Когда судно причалило у Галуэя, Джезмин с Эстеллой сошли на берег одни, без всякой помощи де Берга. Джезмин не терпелось обнять близнецов. Увидев их, она замерла на месте, не зная, может ли коснуться этих темных головок руками, лишь недавно подлившими яд в вино короля. Но все было мгновенно забыто, когда они помчались ей навстречу и бросились на шею, прижимаясь замурзанными щеками к ее лицу.
Впервые за эти ужасные дни Джезмин оттаяла. Из глаз ручьями струились слезы, но на сердце было легко, потому что единственный способный разлучить их человек ушел навсегда. Эту первую ночь дома она решила ночевать в детской, все время повторяя себе, как счастлива. Пока малыши любят ее, остальное не имеет значения.
Джезмин долго нежилась в теплой воде, попросила Эстеллу смазать подживший рубец медом с кала-минтом, надела теплый халат и, обняв детей, укачивала, пока их глазки не закрылись. Ей тоже было необходимо отдохнуть, исцелиться душой.
Джезмин легла и мгновенно заснула, но в полночь, час ведьм, какая-то сила подняла ее с постели. Неугомонная, словно тигрица, вышедшая на охоту, она надела мягкие туфли, бархатный халат и потихоньку прокралась на крепостной вал. Зажмурив глаза от бьющего в лицо ветра, она старалась заглянуть через стену; длинные светлые пряди разметались по плечам.
Она не знала, сколько времени простояла так, пока внезапно поняла, что уже не одна, и, вскинувшись, окончательно потеряла самообладание, увидев неотрывно глядевшего на нее Фолкона. Он не произнес ни слова. Не двинулся с места. Джезмин знала: муж никогда еще не был так зол на нее. Значит, как она и хотела, придется первой ринуться в бой.
– Что, не хватает смелости смотреть мне в глаза? – вызывающе бросила она, смело бросаясь в поединок.
– Боюсь, если подойду ближе, не выдержу и как следует отделаю вас, мадам, – ответил он с едва сдерживаемым бешенством.
Джезмин, покачивая бедрами, направилась к нему и, остановившись совсем близко, гордо подбоченилась. Они представляли странный контраст – жена в красном бархате, муж во всем черном.
– Ты дьявол! – обрушилась Джезмин на Фолкона.– Изменник! Неверный похотливый дьявол!
– Это ты смеешь говорить мне о неверности? – заревел он.
– Смею? Я все смею! А что ты, собственно, сделаешь, изобьешь меня кнутом? – издевательски спросила Джезмин, распахивая полы халата и обнажая груди.– Прибавишь еще несколько шрамов? А может, вырежешь свои инициалы, как той шлюхе?
– Подлая ложь! – завопил Фолкон.– И она вовсе не моя шлюха! После твоего побега я допросил Морганну, и она призналась, что подобрала найденыша ни пристани. Ты принадлежишь мне, сердцем и душой, и не верила в меня ни на грош! Не могла дождаться, пока наконец сможешь поскорее залезть в постель короля!
Ненависть, любовь, всепожирающая страсть, казалось, вот-вот перельются через край, так что самый воздух между ними загорится. Джезмин размахнулась и влепила мужу пощечину. Тот, не задумываясь, ответил тем же, но, как всегда, не рассчитал сил, и Джезмин рухнула на землю. Фолкон с ужасом смотрел на скорчившуся фигурку возлюбленной.
– Моя маленькая любовь, моя единственная, что я наделал? – покаянно прошептал он, нагибаясь, чтобы поднять Джезмин и прижать к груди.
Она, всхлипывая, приникла к мужу, и он укачивал жену, пока та не выплакалась.
– Фолкон, позволь мне признаться в том, что я наделала, – пробормотала Джезмин.
– Нет, нет, никаких исповедей. Я буду всегда обожать тебя, любить и лелеять, неважно, что бы ты ни сделала, – пообещал он, почти страшась того, что может услышать.
– Фолкон, пожалуйста, я должна, – настаивала она. Де Берг приготовился достойно выдержать удар.– Фолкон... я убила короля Джона, – покаянно вздохнула она.
– Ты... что... убила?
– Да, да. Подлила настой болиголова, чтобы он потерял мужскую силу, и, кажется, перестаралась.
Плечи Фолкона затряслись, и только несколько мгновений спустя до Джезмин дошло, что он смеется.
– Джесси, Джесси, ты пытаешься сказать, что он не осквернил тебя?
– Нет, – покачала головой Джезмин, – так что у меня не было причины расправляться с ним.
– Дорогая, Эстелла считает, что отравила его персиковыми косточками.
– О Господи, как же приятно разделить с кем-то вину, – прыснула она, смеясь сквозь слезы.
– По-моему, мы сегодня достаточно орали и дрались. Наверное, весь замок перебудили. Пожалуй, на эту ночь хватит. Не продолжить ли нашу беседу в постели? – предложил он.
– Да, пожалуйста, – прошептала Джезмин, прижимаясь к мужу.
Фолкон отнес ее в спальню, положил на кровать и раздел.
– Прекраснее тебя нет женщины на земле...
– Когда ты так смотришь на меня, я чувствую, что это правда.
– Боже, я до смерти изголодался по тебе, – сказал Фолкон, ложась рядом и притягивая к себе мягкое соблазнительное тело и осыпая его страстными поцелуями, прежде чем перейти к более интимным ласкам.– Ты простила меня, дорогая?
– Никогда не видела тебя в таком гневе.
– Ты разжигаешь мою пиратскую кровь, – прошептал Фолкон, зарываясь лицом в восхитительно шелковистые локоны.
– М-м-м, я делаю это нарочно, чтобы позлить тебя, – поддразнила она.
Фолкон ощущал себя счастливейшим человеком в мире. Джезмин была прекрасна и вспыльчива, но обладала очаровательной способностью становиться нежной и сладкой, как выдержанный мед.
– Я ужасно ревновала, – тихо призналась она, и Фолкон почувствовал себя на седьмом небе. Ее пальцы сомкнулись вокруг дрожащего в нетерпении могучего отростка. Фолкон застонал:
– О, какое наслаждение, Гиацинт, еще, еще!
– Гиацинт? – переспросила она, грозно делая вид, что хочет выдрать у него волосы.
– Я хотел сказать, мой маленький цветок, – пошутил он, не пытаясь сдержать смех, и, перевернувшись, придавил ее к постели.
Напряженное мужское естество искало входа в уютное гнездышко, и внезапно оба стали очень серьезными. Фолкон, пристально глядя в глаза жены, медленно, дюйм за восхитительным дюймом насаживал ее на свое могучее копье.
Запах, ощущение и вкус Фолкона привели Джезмин в неистовство. Такого она давно уже не испытывала, и хотя оба пытались продлить наслаждение, долго сдерживаться не смогли и вместе слились в экстазе. Джезмин бессильно обмякла, и Фолкон осторожно прижал ее к себе, потихоньку рассказывая о красоте их замка в Портумне.
– Когда я в последний раз был там, не мог налюбоваться поистине неземной прелестью этого места. В саду цвели последние летние розы, огромные, словно плавающие в лунном свете. Потом сквозь деревья пролетела большая белая сова, и я понял, что только там моя волшебница будет счастлива.
Он улыбнулся в темноте, неожиданно обнаружив, что Джезмин уснула в его объятиях.
Прошло всего несколько минут с того момента, как Фолкону удалось поднять якорь, но тут над судном навис гигантский водяной вал.
– Справа по борту! Берегись! – крикнул он.
Волна обрушилась на палубу, и Джезмин успела лихорадочно вцепиться в верхнюю часть нактоуза, пока судно кренилось все ниже, так что казалось, вот-вот перевернется, но как ни странно, очень медленно выровнялось. Соленые струи катились по палубе, оставляя огромные лужи. Джезмин услыхала, как Фолкон приказал ставить паруса, и почувствовала, как корабль, вздрогнув, дернулся, когда огромные парусиновые полотнища затрепетали на ветру. Волнение на море все усиливалось. Джезмин промокла до костей и поспешила в уютное убежище каюты.
Немного согревшись, она отыскала бархатный халат Фолкона и переоделась, напрасно ожидая, что муж тоже захочет сменить мокрую одежду. Фолкон не появился. Джезмин понимала: надвигающийся шторм – просто летний ветерок по сравнению с тем ураганом, который вот-вот разразится между ней и мужем, и была не прочь первой вступить в поединок, высказать то, что думает о его шлюхе, объяснив при этом все про себя и короля. Но пришлось терпеть. Джезмин сжимала кулаки и скрипела зубами, однако Фолкон и не подумал прийти. Рубцы от кнута на ногах и спине покрылись корочкой, превратившись в тонкую красную линию, и Джезмин пришлось натираться смесью меда и каламинта, чтобы не осталось шрамов. Теперь она точно знала: Фолкон намеренно избегает ее. Каждый день, выходя на палубу, она заставала мужа на одном и том же месте – тот стоял на носу корабля, угрюмо глядя на воду.
Положение становилось невыносимым. Ей так нужно было исповедаться и получить его прощение... и самой простить за Морганну... после того как они все выскажут друг другу.
Наконец, поняв, что он не придет, пока продолжается плавание, Джезмин постаралась выкинуть из головы тревожные мысли и думать только о радости встречи с близнецами.
Когда судно причалило у Галуэя, Джезмин с Эстеллой сошли на берег одни, без всякой помощи де Берга. Джезмин не терпелось обнять близнецов. Увидев их, она замерла на месте, не зная, может ли коснуться этих темных головок руками, лишь недавно подлившими яд в вино короля. Но все было мгновенно забыто, когда они помчались ей навстречу и бросились на шею, прижимаясь замурзанными щеками к ее лицу.
Впервые за эти ужасные дни Джезмин оттаяла. Из глаз ручьями струились слезы, но на сердце было легко, потому что единственный способный разлучить их человек ушел навсегда. Эту первую ночь дома она решила ночевать в детской, все время повторяя себе, как счастлива. Пока малыши любят ее, остальное не имеет значения.
Джезмин долго нежилась в теплой воде, попросила Эстеллу смазать подживший рубец медом с кала-минтом, надела теплый халат и, обняв детей, укачивала, пока их глазки не закрылись. Ей тоже было необходимо отдохнуть, исцелиться душой.
Джезмин легла и мгновенно заснула, но в полночь, час ведьм, какая-то сила подняла ее с постели. Неугомонная, словно тигрица, вышедшая на охоту, она надела мягкие туфли, бархатный халат и потихоньку прокралась на крепостной вал. Зажмурив глаза от бьющего в лицо ветра, она старалась заглянуть через стену; длинные светлые пряди разметались по плечам.
Она не знала, сколько времени простояла так, пока внезапно поняла, что уже не одна, и, вскинувшись, окончательно потеряла самообладание, увидев неотрывно глядевшего на нее Фолкона. Он не произнес ни слова. Не двинулся с места. Джезмин знала: муж никогда еще не был так зол на нее. Значит, как она и хотела, придется первой ринуться в бой.
– Что, не хватает смелости смотреть мне в глаза? – вызывающе бросила она, смело бросаясь в поединок.
– Боюсь, если подойду ближе, не выдержу и как следует отделаю вас, мадам, – ответил он с едва сдерживаемым бешенством.
Джезмин, покачивая бедрами, направилась к нему и, остановившись совсем близко, гордо подбоченилась. Они представляли странный контраст – жена в красном бархате, муж во всем черном.
– Ты дьявол! – обрушилась Джезмин на Фолкона.– Изменник! Неверный похотливый дьявол!
– Это ты смеешь говорить мне о неверности? – заревел он.
– Смею? Я все смею! А что ты, собственно, сделаешь, изобьешь меня кнутом? – издевательски спросила Джезмин, распахивая полы халата и обнажая груди.– Прибавишь еще несколько шрамов? А может, вырежешь свои инициалы, как той шлюхе?
– Подлая ложь! – завопил Фолкон.– И она вовсе не моя шлюха! После твоего побега я допросил Морганну, и она призналась, что подобрала найденыша ни пристани. Ты принадлежишь мне, сердцем и душой, и не верила в меня ни на грош! Не могла дождаться, пока наконец сможешь поскорее залезть в постель короля!
Ненависть, любовь, всепожирающая страсть, казалось, вот-вот перельются через край, так что самый воздух между ними загорится. Джезмин размахнулась и влепила мужу пощечину. Тот, не задумываясь, ответил тем же, но, как всегда, не рассчитал сил, и Джезмин рухнула на землю. Фолкон с ужасом смотрел на скорчившуся фигурку возлюбленной.
– Моя маленькая любовь, моя единственная, что я наделал? – покаянно прошептал он, нагибаясь, чтобы поднять Джезмин и прижать к груди.
Она, всхлипывая, приникла к мужу, и он укачивал жену, пока та не выплакалась.
– Фолкон, позволь мне признаться в том, что я наделала, – пробормотала Джезмин.
– Нет, нет, никаких исповедей. Я буду всегда обожать тебя, любить и лелеять, неважно, что бы ты ни сделала, – пообещал он, почти страшась того, что может услышать.
– Фолкон, пожалуйста, я должна, – настаивала она. Де Берг приготовился достойно выдержать удар.– Фолкон... я убила короля Джона, – покаянно вздохнула она.
– Ты... что... убила?
– Да, да. Подлила настой болиголова, чтобы он потерял мужскую силу, и, кажется, перестаралась.
Плечи Фолкона затряслись, и только несколько мгновений спустя до Джезмин дошло, что он смеется.
– Джесси, Джесси, ты пытаешься сказать, что он не осквернил тебя?
– Нет, – покачала головой Джезмин, – так что у меня не было причины расправляться с ним.
– Дорогая, Эстелла считает, что отравила его персиковыми косточками.
– О Господи, как же приятно разделить с кем-то вину, – прыснула она, смеясь сквозь слезы.
– По-моему, мы сегодня достаточно орали и дрались. Наверное, весь замок перебудили. Пожалуй, на эту ночь хватит. Не продолжить ли нашу беседу в постели? – предложил он.
– Да, пожалуйста, – прошептала Джезмин, прижимаясь к мужу.
Фолкон отнес ее в спальню, положил на кровать и раздел.
– Прекраснее тебя нет женщины на земле...
– Когда ты так смотришь на меня, я чувствую, что это правда.
– Боже, я до смерти изголодался по тебе, – сказал Фолкон, ложась рядом и притягивая к себе мягкое соблазнительное тело и осыпая его страстными поцелуями, прежде чем перейти к более интимным ласкам.– Ты простила меня, дорогая?
– Никогда не видела тебя в таком гневе.
– Ты разжигаешь мою пиратскую кровь, – прошептал Фолкон, зарываясь лицом в восхитительно шелковистые локоны.
– М-м-м, я делаю это нарочно, чтобы позлить тебя, – поддразнила она.
Фолкон ощущал себя счастливейшим человеком в мире. Джезмин была прекрасна и вспыльчива, но обладала очаровательной способностью становиться нежной и сладкой, как выдержанный мед.
– Я ужасно ревновала, – тихо призналась она, и Фолкон почувствовал себя на седьмом небе. Ее пальцы сомкнулись вокруг дрожащего в нетерпении могучего отростка. Фолкон застонал:
– О, какое наслаждение, Гиацинт, еще, еще!
– Гиацинт? – переспросила она, грозно делая вид, что хочет выдрать у него волосы.
– Я хотел сказать, мой маленький цветок, – пошутил он, не пытаясь сдержать смех, и, перевернувшись, придавил ее к постели.
Напряженное мужское естество искало входа в уютное гнездышко, и внезапно оба стали очень серьезными. Фолкон, пристально глядя в глаза жены, медленно, дюйм за восхитительным дюймом насаживал ее на свое могучее копье.
Запах, ощущение и вкус Фолкона привели Джезмин в неистовство. Такого она давно уже не испытывала, и хотя оба пытались продлить наслаждение, долго сдерживаться не смогли и вместе слились в экстазе. Джезмин бессильно обмякла, и Фолкон осторожно прижал ее к себе, потихоньку рассказывая о красоте их замка в Портумне.
– Когда я в последний раз был там, не мог налюбоваться поистине неземной прелестью этого места. В саду цвели последние летние розы, огромные, словно плавающие в лунном свете. Потом сквозь деревья пролетела большая белая сова, и я понял, что только там моя волшебница будет счастлива.
Он улыбнулся в темноте, неожиданно обнаружив, что Джезмин уснула в его объятиях.