Страница:
Джейкоб Кьюлек стал советником специального рабочего комитета, созданного для борьбы с кризисом, а его институт превратился чуть ли не в филиал государственной службы. Подобно тому, как Уинстон Черчилль ввел во время войны оккультистское бюро в секретную разведывательную службу, министр внутренних дел привлек под свое крыло похожую, как он считал, уже сложившуюся организацию. Правительство не было уверено, что имеет дело со сверхъестественным феноменом, но, поскольку иного ответа пока не существовало, оно не исключало такую возможность. Отсюда и эта конференция, с представителями самых разнообразных групп специалистов. В данный момент бедствие, обрушившееся на Лондон, удается сдерживать, но город слишком географически разбросан, чтобы эффективно контролировать его длительное время. Беспорядки возникали каждую ночь, и каждое утро на улицах появлялись новые жертвы. Все выходы из канализации охранялись.
Оставалось только гадать, как долго полиция и войска смогут удерживать контроль над ситуацией; ночь уже начинала захватывать первые утренние часы. И сколько еще жертв, попавших под воздействие или зараженных Тьмой — точный термин все еще не нашли, — можно будет удержать взаперти? Эта проблема тоже приближалась к критической точке. Отъезд жителей из Лондона был пока незначительным, зато новым поводом для беспокойства стал внезапный наплыв приезжих. С какой стати посторонние стекаются в город, где каждую ночь улицы становятся смертельно опасными? И почему участились умышленные поломки распределителей уличного освещения? Складывалось впечатление, что кое-кому на руку странное явление, ставшее известным под названием «Тьма»...
Бишоп сидел в баре, раздумывая над тем, что не поддавалось осмыслению. Можно ли разрешить кризис, с которым все они столкнулись, научными методами? Или причина этого кризиса кроется в сверхъестественном, и его можно разрешить только парапсихологическими средствами? Он чувствовал, что очень скоро все поймут, что между этими двумя подходами существует несомненная связь.
Бишоп осушил следующий стакан и дал знать бармену, что хочет повторить.
— Пожалуй, я бы тоже не отказалась, — послышалось у него за спиной.
Он обернулся и увидел Джессику. Она уселась за стойку рядом, и Бишоп заказал ей виски.
— Я видела, как вы выходили из зала, — сказала она. — И подумала, хорошо ли вы себя чувствуете.
Он кивнул.
— Я просто устал. Похоже, эта дискуссия ни к чему не приведет. Слишком много участников.
— Считается, что необходимо выслушать как можно больше точек зрения.
— Некоторые из них довольно нелепы, вы не находите? — Бишоп передал Джессике виски. — Воды? — спросил он.
Она отрицательно покачала головой и пригубила виски.
— Фанатиков здесь хватает, согласна, но есть и весьма авторитетные специалисты, зарекомендовавшие себя в различных областях парапсихологических исследований.
— Но будет ли от этого польза? Как, черт возьми, можно победить то, что лишено материальной формы?
— Представление о том, что бактерии — это живые организмы, возникло не так давно. А раньше все считали, что бубонная чума — это происки дьявола.
— По-моему, вы думаете, что так оно и есть.
— В каком-то смысле да. Все дело в ошибочном словоупотреблении. Многие представляют дьявола в виде какого-то чудища с рогами и длинным хвостом, которое время от времени вылезает из преисподней, чтобы сеять смуту и разрушение. И церковь ничего не делает, чтобы опровергнуть это представление!
— За всем этим, по-вашему, тоже скрывается дьявол?
— Как я уже сказала, мы неверно употребляем понятия. Дьявол внутри нас, Крис. Как и Бог.
Бишоп устало вздохнул.
— Каждый из нас — Бог, и каждый из нас — Дьявол? — скептически улыбнувшись, спросил он.
— В каждом из нас живет стремление к добру и стремление к злу. Бог и Дьявол — это всего лишь символические обозначения некой абстракции.
— И эта абстракция, как вы полагаете, и есть основная причина всего хорошего и дурного, происходящего в мире?
— Эта абстракция очень быстро обретает реальность.
— Потому что Прижляк нашел способ управлять ею?
— Он не был первым.
Бишоп посмотрел на нее с удивлением:
— Но ничего подобного никогда не случалось.
— Как знать? Почитайте Библию, Крис, она изобилует указаниями на это.
— Но почему только сила зла? Почему никто не использовал силу добра?
— Использовали, и многие. Иисус Христос, например.
Бишоп улыбнулся:
— Вы хотите сказать, что все его чудеса осуществились благодаря силе, которой он умел управлять?
— Чудеса происходят гораздо чаще, чем вы думаете. Возможно, Христос был человеком, который понял механизм использования этой силы.
— Не означает ли это, что Прижляк — антихрист? Я имею в виду то, что он дошел до противоположной крайности.
Джессика оставила без внимания насмешку, прозвучавшую в его вопросе.
— Антихристов тоже было много.
Принятое натощак виски слегка ударило в голову, но Бишоп, заметив искренность в глазах Джессики, заставил себя воздержаться от иронии.
— Послушайте, Джессика, если, как вы утверждаете, чудеса — это распространенное явление, то почему никто не использует другой источник таким же образом, как это делает Прижляк?
— Потому что мы еще только учимся. Мы еще не постигли этого. Если эта сила и применяется, то бессознательно. Когда мы учились ходить, разве мы об этом думали? Или осознание пришло позднее? Как только мы убедились, что мы научились ходить, мы получили возможность учиться другим вещам. Бегать, ездить верхом, пользоваться инструментами, создавать машины. Это постепенный процесс, Крис, и ускорить его может только наше сознательное отношение.
Бишоп и сам не понимал, почему он не хочет согласиться с этим доводом, тем более что он не противоречил его собственным размышлениям о сверхъестественном. Оттого, вероятно, что этот ответ казался слишком простым и очевидным; впрочем, кто сказал, что ответ непременно должен быть сложным? Все исходит только от человека, никакие внешние силы здесь не участвуют. Как только обнаруживается каждый отдельный источник, они объединяются и увеличивают свою совокупную силу. По-видимому, Тьма действительно воздействует на тех, кто в большей или меньшей степени психически неустойчив, будь то преступники, умалишенные или — он крепче сжал стакан — те, кто носит зло в своем сознании. Большинство случаев, о которых он слышал за последние недели, касались людей, затаивших на остальных какую-то обиду или неприязнь. Похоже, что внешнее безумие пробудило их ожесточенность. Если Тьма способна безошибочно находить зло и вторгаться в души, пробуждая в них эту силу, и сливаться с ней, подкрепляя этим свою мощь, подобно гигантскому ненасытному живому организму, то как можно положить этому конец? Что, если, став сильнее, она окажется в состоянии подавить в душе каждого человека противостоящую ей силу добра, отыскивая и используя скрывающееся в каждой душе зло? Не потому ли эта сила не получила развития в прошлом, что в каждом человеке происходила непримиримая борьба, и только исключительные люди были по-настоящему добродетельны или по-настоящему порочны, чтобы покорить эту силу? А что происходит с этой сущностью после смерти? Либо она тоже умирает, либо переходит... во что? Бишоп понял, что ответ Джессики отнюдь не прост.
— Крис, что с вами? Вы страшно побледнели.
Джессика накрыла ладонью его руку, и Бишоп почувствовал, что сжимает стакан так сильно, что сейчас его раздавит. Он поставил виски на стойку, но Джессика не убрала руки.
Он глубоко вздохнул:
— Кажется, меня это проняло. Она не поняла.
— Вам пришлось столько пережить. Больше, чем любому из нас.
Он покачал головой:
— Я не об этом, Джессика. Конечно, смерть Линн — это нечто такое, чего я никогда не преодолею, но я знаю, что рано или поздно примирюсь с ней, как примирился со смертью Люси. Боль останется навсегда, но я научусь ее обуздывать. Нет, сейчас меня поразило ваше истолкование Тьмы. Как я понимаю, Джейкоб разделяет вашу точку зрения?
— Это его точка зрения. И я с ним согласна.
— Тогда у нас нет способа ее победить. Она ответила после некоторого раздумья:
— Какой-то способ обязательно существует.
Бишоп перевернул ладонь и легонько сжал руку Джессики. Но ничего не ответил ей.
Он сидел в своем номере в неудобном кресле перед широким окном и думал о том, что произошло за это время в Лондоне. Негромкий стук в дверь прервал его размышления. Он бросил взгляд на часы — было пол-одиннадцатого. Стук повторился. Раздавив сигарету в пепельнице, стоявшей на подлокотнике, он встал и пошел открывать. Прежде чем повернуть ручку, помедлил — последнее время дурные предчувствия стали неотъемлемым атрибутом его повседневного существования. Голос Джессики рассеял его тревогу.
Он открыл дверь и встретился взглядом с незрячими глазами Джейкоба Кьюлека. Джессика стояла за спиной отца.
— Можно к вам, Крис? — спросил Кьюлек.
Бишоп посторонился, и Джессика провела отца в номер. Закрыв дверь, Бишоп повернулся к ним.
— К сожалению, у меня не нашлось возможности поговорить с вами в течение дня, — сказал Кьюлек. — Боюсь, что теперь моим временем распоряжаются другие.
— Разумеется. Я понимаю. Похоже, эти люди ждут от вас очень многого.
Слепец издал короткий смешок, но Бишоп заметил, как он изможден.
— С одной стороны, ученые и медики настроены скептически, тогда как парапсихологи, с другой, проявляют осторожность — они рассматривают это как возможность доказать все, что они проповедовали последние десятилетия. Слава Богу, что те из них, кто явно противоречит здравому смыслу, не удостаиваются внимания. Крупные авторитеты держатся где-то посередине между обеими фракциями, естественно тяготея к более логичной, или, если хотите, более научной точке зрения. Я полагаю, что к нам обращаются за советом только потому, что ученые до сих пор не выдвинули никаких конкретных гипотез, не говоря уже о решениях. Вы позволите присесть, Крис? День был довольно утомительный.
— Прошу. — Бишоп повернул кресло, в котором он сидел перед их приходом, и Джессика подвела к нему отца. Присев на стул возле туалетного столика, она дружелюбно улыбнулась Бишопу. Он пристроился на краешке кровати и улыбнулся в ответ.
— Заказать кофе? — спросил он.
— Нет, спасибо. Впрочем, думаю, что рюмка коньяка успокоит мои ноющие кости, — сказал Кьюлек.
— А я с удовольствием выпью кофе, Крис.
Бишоп подошел к телефону и заказал два кофе и коньяк.
— Как Эдит? — спросил он, положив трубку.
— Утомлена и напугана, как и все мы. Наше небольшое собрание в узком кругу, куда входит и она, закончилось всего двадцать минут назад. Специальный комитет должен был обсудить все вопросы, затронутые сегодня на конференции, — действительно важные вопросы, разумеется.
— Кто решает, какие из них являются важными, а какие — нет?
— Можно сказать, что решающим критерием служит умеренность. Как вы знаете, министр внутренних дел — не сторонник крайностей.
— Насколько я знаю, он еще и не сторонник действий.
— Тогда вас удивит его решение.
— Неужели?
— Не скажу, что он полностью убежден, но дал согласие на... как бы это сказать? На небольшой эксперимент.
Бишоп с интересом подался вперед.
Кьюлек потер крылья носа и сильно надавил на глаза, чтобы умерить головную боль. Когда он снова открыл их, вид у него был опустошенный.
— Мы собираемся снова посетить «Бичвуд». Точнее, то, что от него осталось.
Бишоп был ошеломлен:
— Зачем? Какой в этом смысл? Вы же сами сказали, что от дома остались одни развалины.
Кьюлек терпеливо кивнул и положил руку с длинными тонкими пальцами на набалдашник трости.
— Это место было и остается в фокусе всех событий. Каждую ночь туда стекается все больше и больше несчастных жертв той силы, которую мы называем Тьмой. Некоторые там же и умирают, других находят наутро среди обломков в беспомощном состоянии. Должна существовать какая-то причина их паломничества в «Бичвуд». Что-то притягивает их туда.
— Но что изменится, если вы туда поедете? Мы же уже пытались, разве вы не помните?
— И кое-что произошло, Крис, — сказала Джессика.
— Да. Чуть не убили Джейкоба.
— И у вас было видение, — тихо подсказал слепец.
— Вы увидели, что произошло в этом доме, — добавила Джессика. — Вы увидели, как умерли Прижляк и его последователи.
— Неужели вы не заметили, Крис, что этот дом окружен сильными вибрациями? И даже после того, как он превратился в руины, его пронизывают те же самые энергии. — Кьюлек остановил на Бишопе пристальный незрячий взгляд.
— Но это опасно. Вы...
— На этот раз мы будем защищены. Участок будет охраняться войсками, у нас будут мощные прожекторы...
— Не собираетесь ли вы отправиться туда ночью?
— Именно ночью.
— Вы с ума сошли! Джессика, не позволяйте ему этого делать. Никакие военные тут не помогут.
Джессика твердо посмотрела Бишопу в глаза:
— Крис! Мы хотим, чтобы вы пошли с нами. Он покачал головой:
— Это глупо, Джессика. В этом нет смысла. И потом, что мы будем там делать?
— То единственное, что нам остается, — ответил Кьюлек. — Мы вступим в контакт с Тьмой. Мы попытаемся поговорить с Борисом Прижляком.
Осторожный стук в дверь оповестил о том, что кофе и коньяк доставлены.
Глава 26
Оставалось только гадать, как долго полиция и войска смогут удерживать контроль над ситуацией; ночь уже начинала захватывать первые утренние часы. И сколько еще жертв, попавших под воздействие или зараженных Тьмой — точный термин все еще не нашли, — можно будет удержать взаперти? Эта проблема тоже приближалась к критической точке. Отъезд жителей из Лондона был пока незначительным, зато новым поводом для беспокойства стал внезапный наплыв приезжих. С какой стати посторонние стекаются в город, где каждую ночь улицы становятся смертельно опасными? И почему участились умышленные поломки распределителей уличного освещения? Складывалось впечатление, что кое-кому на руку странное явление, ставшее известным под названием «Тьма»...
Бишоп сидел в баре, раздумывая над тем, что не поддавалось осмыслению. Можно ли разрешить кризис, с которым все они столкнулись, научными методами? Или причина этого кризиса кроется в сверхъестественном, и его можно разрешить только парапсихологическими средствами? Он чувствовал, что очень скоро все поймут, что между этими двумя подходами существует несомненная связь.
Бишоп осушил следующий стакан и дал знать бармену, что хочет повторить.
— Пожалуй, я бы тоже не отказалась, — послышалось у него за спиной.
Он обернулся и увидел Джессику. Она уселась за стойку рядом, и Бишоп заказал ей виски.
— Я видела, как вы выходили из зала, — сказала она. — И подумала, хорошо ли вы себя чувствуете.
Он кивнул.
— Я просто устал. Похоже, эта дискуссия ни к чему не приведет. Слишком много участников.
— Считается, что необходимо выслушать как можно больше точек зрения.
— Некоторые из них довольно нелепы, вы не находите? — Бишоп передал Джессике виски. — Воды? — спросил он.
Она отрицательно покачала головой и пригубила виски.
— Фанатиков здесь хватает, согласна, но есть и весьма авторитетные специалисты, зарекомендовавшие себя в различных областях парапсихологических исследований.
— Но будет ли от этого польза? Как, черт возьми, можно победить то, что лишено материальной формы?
— Представление о том, что бактерии — это живые организмы, возникло не так давно. А раньше все считали, что бубонная чума — это происки дьявола.
— По-моему, вы думаете, что так оно и есть.
— В каком-то смысле да. Все дело в ошибочном словоупотреблении. Многие представляют дьявола в виде какого-то чудища с рогами и длинным хвостом, которое время от времени вылезает из преисподней, чтобы сеять смуту и разрушение. И церковь ничего не делает, чтобы опровергнуть это представление!
— За всем этим, по-вашему, тоже скрывается дьявол?
— Как я уже сказала, мы неверно употребляем понятия. Дьявол внутри нас, Крис. Как и Бог.
Бишоп устало вздохнул.
— Каждый из нас — Бог, и каждый из нас — Дьявол? — скептически улыбнувшись, спросил он.
— В каждом из нас живет стремление к добру и стремление к злу. Бог и Дьявол — это всего лишь символические обозначения некой абстракции.
— И эта абстракция, как вы полагаете, и есть основная причина всего хорошего и дурного, происходящего в мире?
— Эта абстракция очень быстро обретает реальность.
— Потому что Прижляк нашел способ управлять ею?
— Он не был первым.
Бишоп посмотрел на нее с удивлением:
— Но ничего подобного никогда не случалось.
— Как знать? Почитайте Библию, Крис, она изобилует указаниями на это.
— Но почему только сила зла? Почему никто не использовал силу добра?
— Использовали, и многие. Иисус Христос, например.
Бишоп улыбнулся:
— Вы хотите сказать, что все его чудеса осуществились благодаря силе, которой он умел управлять?
— Чудеса происходят гораздо чаще, чем вы думаете. Возможно, Христос был человеком, который понял механизм использования этой силы.
— Не означает ли это, что Прижляк — антихрист? Я имею в виду то, что он дошел до противоположной крайности.
Джессика оставила без внимания насмешку, прозвучавшую в его вопросе.
— Антихристов тоже было много.
Принятое натощак виски слегка ударило в голову, но Бишоп, заметив искренность в глазах Джессики, заставил себя воздержаться от иронии.
— Послушайте, Джессика, если, как вы утверждаете, чудеса — это распространенное явление, то почему никто не использует другой источник таким же образом, как это делает Прижляк?
— Потому что мы еще только учимся. Мы еще не постигли этого. Если эта сила и применяется, то бессознательно. Когда мы учились ходить, разве мы об этом думали? Или осознание пришло позднее? Как только мы убедились, что мы научились ходить, мы получили возможность учиться другим вещам. Бегать, ездить верхом, пользоваться инструментами, создавать машины. Это постепенный процесс, Крис, и ускорить его может только наше сознательное отношение.
Бишоп и сам не понимал, почему он не хочет согласиться с этим доводом, тем более что он не противоречил его собственным размышлениям о сверхъестественном. Оттого, вероятно, что этот ответ казался слишком простым и очевидным; впрочем, кто сказал, что ответ непременно должен быть сложным? Все исходит только от человека, никакие внешние силы здесь не участвуют. Как только обнаруживается каждый отдельный источник, они объединяются и увеличивают свою совокупную силу. По-видимому, Тьма действительно воздействует на тех, кто в большей или меньшей степени психически неустойчив, будь то преступники, умалишенные или — он крепче сжал стакан — те, кто носит зло в своем сознании. Большинство случаев, о которых он слышал за последние недели, касались людей, затаивших на остальных какую-то обиду или неприязнь. Похоже, что внешнее безумие пробудило их ожесточенность. Если Тьма способна безошибочно находить зло и вторгаться в души, пробуждая в них эту силу, и сливаться с ней, подкрепляя этим свою мощь, подобно гигантскому ненасытному живому организму, то как можно положить этому конец? Что, если, став сильнее, она окажется в состоянии подавить в душе каждого человека противостоящую ей силу добра, отыскивая и используя скрывающееся в каждой душе зло? Не потому ли эта сила не получила развития в прошлом, что в каждом человеке происходила непримиримая борьба, и только исключительные люди были по-настоящему добродетельны или по-настоящему порочны, чтобы покорить эту силу? А что происходит с этой сущностью после смерти? Либо она тоже умирает, либо переходит... во что? Бишоп понял, что ответ Джессики отнюдь не прост.
— Крис, что с вами? Вы страшно побледнели.
Джессика накрыла ладонью его руку, и Бишоп почувствовал, что сжимает стакан так сильно, что сейчас его раздавит. Он поставил виски на стойку, но Джессика не убрала руки.
Он глубоко вздохнул:
— Кажется, меня это проняло. Она не поняла.
— Вам пришлось столько пережить. Больше, чем любому из нас.
Он покачал головой:
— Я не об этом, Джессика. Конечно, смерть Линн — это нечто такое, чего я никогда не преодолею, но я знаю, что рано или поздно примирюсь с ней, как примирился со смертью Люси. Боль останется навсегда, но я научусь ее обуздывать. Нет, сейчас меня поразило ваше истолкование Тьмы. Как я понимаю, Джейкоб разделяет вашу точку зрения?
— Это его точка зрения. И я с ним согласна.
— Тогда у нас нет способа ее победить. Она ответила после некоторого раздумья:
— Какой-то способ обязательно существует.
Бишоп перевернул ладонь и легонько сжал руку Джессики. Но ничего не ответил ей.
Он сидел в своем номере в неудобном кресле перед широким окном и думал о том, что произошло за это время в Лондоне. Негромкий стук в дверь прервал его размышления. Он бросил взгляд на часы — было пол-одиннадцатого. Стук повторился. Раздавив сигарету в пепельнице, стоявшей на подлокотнике, он встал и пошел открывать. Прежде чем повернуть ручку, помедлил — последнее время дурные предчувствия стали неотъемлемым атрибутом его повседневного существования. Голос Джессики рассеял его тревогу.
Он открыл дверь и встретился взглядом с незрячими глазами Джейкоба Кьюлека. Джессика стояла за спиной отца.
— Можно к вам, Крис? — спросил Кьюлек.
Бишоп посторонился, и Джессика провела отца в номер. Закрыв дверь, Бишоп повернулся к ним.
— К сожалению, у меня не нашлось возможности поговорить с вами в течение дня, — сказал Кьюлек. — Боюсь, что теперь моим временем распоряжаются другие.
— Разумеется. Я понимаю. Похоже, эти люди ждут от вас очень многого.
Слепец издал короткий смешок, но Бишоп заметил, как он изможден.
— С одной стороны, ученые и медики настроены скептически, тогда как парапсихологи, с другой, проявляют осторожность — они рассматривают это как возможность доказать все, что они проповедовали последние десятилетия. Слава Богу, что те из них, кто явно противоречит здравому смыслу, не удостаиваются внимания. Крупные авторитеты держатся где-то посередине между обеими фракциями, естественно тяготея к более логичной, или, если хотите, более научной точке зрения. Я полагаю, что к нам обращаются за советом только потому, что ученые до сих пор не выдвинули никаких конкретных гипотез, не говоря уже о решениях. Вы позволите присесть, Крис? День был довольно утомительный.
— Прошу. — Бишоп повернул кресло, в котором он сидел перед их приходом, и Джессика подвела к нему отца. Присев на стул возле туалетного столика, она дружелюбно улыбнулась Бишопу. Он пристроился на краешке кровати и улыбнулся в ответ.
— Заказать кофе? — спросил он.
— Нет, спасибо. Впрочем, думаю, что рюмка коньяка успокоит мои ноющие кости, — сказал Кьюлек.
— А я с удовольствием выпью кофе, Крис.
Бишоп подошел к телефону и заказал два кофе и коньяк.
— Как Эдит? — спросил он, положив трубку.
— Утомлена и напугана, как и все мы. Наше небольшое собрание в узком кругу, куда входит и она, закончилось всего двадцать минут назад. Специальный комитет должен был обсудить все вопросы, затронутые сегодня на конференции, — действительно важные вопросы, разумеется.
— Кто решает, какие из них являются важными, а какие — нет?
— Можно сказать, что решающим критерием служит умеренность. Как вы знаете, министр внутренних дел — не сторонник крайностей.
— Насколько я знаю, он еще и не сторонник действий.
— Тогда вас удивит его решение.
— Неужели?
— Не скажу, что он полностью убежден, но дал согласие на... как бы это сказать? На небольшой эксперимент.
Бишоп с интересом подался вперед.
Кьюлек потер крылья носа и сильно надавил на глаза, чтобы умерить головную боль. Когда он снова открыл их, вид у него был опустошенный.
— Мы собираемся снова посетить «Бичвуд». Точнее, то, что от него осталось.
Бишоп был ошеломлен:
— Зачем? Какой в этом смысл? Вы же сами сказали, что от дома остались одни развалины.
Кьюлек терпеливо кивнул и положил руку с длинными тонкими пальцами на набалдашник трости.
— Это место было и остается в фокусе всех событий. Каждую ночь туда стекается все больше и больше несчастных жертв той силы, которую мы называем Тьмой. Некоторые там же и умирают, других находят наутро среди обломков в беспомощном состоянии. Должна существовать какая-то причина их паломничества в «Бичвуд». Что-то притягивает их туда.
— Но что изменится, если вы туда поедете? Мы же уже пытались, разве вы не помните?
— И кое-что произошло, Крис, — сказала Джессика.
— Да. Чуть не убили Джейкоба.
— И у вас было видение, — тихо подсказал слепец.
— Вы увидели, что произошло в этом доме, — добавила Джессика. — Вы увидели, как умерли Прижляк и его последователи.
— Неужели вы не заметили, Крис, что этот дом окружен сильными вибрациями? И даже после того, как он превратился в руины, его пронизывают те же самые энергии. — Кьюлек остановил на Бишопе пристальный незрячий взгляд.
— Но это опасно. Вы...
— На этот раз мы будем защищены. Участок будет охраняться войсками, у нас будут мощные прожекторы...
— Не собираетесь ли вы отправиться туда ночью?
— Именно ночью.
— Вы с ума сошли! Джессика, не позволяйте ему этого делать. Никакие военные тут не помогут.
Джессика твердо посмотрела Бишопу в глаза:
— Крис! Мы хотим, чтобы вы пошли с нами. Он покачал головой:
— Это глупо, Джессика. В этом нет смысла. И потом, что мы будем там делать?
— То единственное, что нам остается, — ответил Кьюлек. — Мы вступим в контакт с Тьмой. Мы попытаемся поговорить с Борисом Прижляком.
Осторожный стук в дверь оповестил о том, что кофе и коньяк доставлены.
Глава 26
От ослепительного света прожекторов на улице было светло, как днем. Все жители Уиллоу-роуд были выселены из своих домов; впрочем, их осталось не так много — улица слишком привлекала внимание жертв Тьмы, чтобы местные жители могли тут чувствовать себя в безопасности. Вдоль обочины выстроились военные автомобили, а с обоих концов улицы были выставлены усиленно охраняемые заграждения. Установленные на двух грузовиках мощные прожекторы широкого охвата, приводимые в действие собственными генераторами, были повернуты в сторону пустыря, на котором когда-то стоял «Бичвуд». Большую часть обломков убрали, чтобы разместить разнообразное оборудование: от аудио— и видеоаппаратуры до счетчиков Гейгера и других сложных устройств, которых Бишоп не только никогда не видел, но даже не знал названий. Дуговые лампы, подключенные к главной электросистеме района, были расставлены в стратегически важных пунктах вокруг участка. Все это являло собой довольно фантастическое зрелище, и Бишоп не мог побороть ощущение, что попал на съемочную площадку; колдовавшие над различными камерами военные только усиливали эту иллюзию. Неподалеку Джейкоб Кьюлек раздраженно спорил с заместителем министра внутренних дел по поводу количества оборудования и арматуры, которые, как утверждал Кьюлек, могут вызвать искажение энергетических структур в атмосфере и помешать намеченному ментальному контакту с Тьмой. Заместитель министра, щуплый, язвительный человечек по фамилии Сикльмор, с вызовом ответил, что они проводят не спиритический сеанс, а научный эксперимент и что он получил приказ собрать и зафиксировать все необходимые данные, обеспечивая безопасность всех гражданских лиц. Десятилетиями, добавил он, парапсихологи настаивали, чтобы ученые работали с ними в тесном сотрудничестве, поэтому теперь, когда это наконец произошло, Кьюлек не должен сетовать. Слепцу пришлось уступить — положение было слишком серьезным для мелочных пререканий. Увидев, что перепалка закончилась, Джессика облегченно вздохнула.
Бишоп лавировал между сновавшими по площадке техниками, полицейскими и военными, производившими впечатление чрезвычайно занятых людей, пока не увидел Эдит Метлок, которая одиноко сидела в парусиновом кресле посреди всей этой суеты.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
Она слабо улыбнулась:
— Немного нервничаю. Я не уверена, что это верный путь.
— Джейкоб считает, что это единственный путь.
— Вероятно, он прав, — покорно согласилась медиум.
— Нас защищает огромное количество вооруженных людей, — сказал Бишоп, чтобы успокоить ее.
— Вы не понимаете, Крис. Мне придется впустить эту... эту Тьму в свое сознание. Как если бы я позволила вселиться в себя злому духу, только в данном случае их будет сразу несколько сотен.
Он показал на двух мужчин, тихо переговаривавшихся неподалеку.
— С вами будут они.
— Это выдающиеся экстрасенсы, и работать с ними — большая честь для меня. Но наша совокупная сила — ничто по сравнению с накопившимися силами зла. Я уже теперь ощущаю их присутствие, и это меня пугает.
— Возможно, ничего не произойдет.
— В каком-то смысле я надеюсь, что вы окажетесь правы. И все же, пока еще не поздно, этому надо положить конец.
Бишоп опустил голову и некоторое время молчал, внимательно изучая налипшую на ботинках грязь.
— Эдит, — произнес он наконец, — помните, как две сумасшедшие взяли нас в заложники у Джейкоба в доме? Перед тем как вошли вы, одна из них сказала, что Линн, моя жена, до сих пор «активна». Не могли бы вы объяснить, что она имела в виду?
Медиум сочувственно похлопала его по руке:
— Вероятно, она подразумевала, что дух вашей жены соединился со всеми теми, кем управляет Тьма.
— И она до сих пор является частью Тьмы?
— Этого я не могу сказать. Возможно. Не потому ли вы сегодня здесь?
Бишоп выпрямился.
— В последние дни мне пришлось признать немало такого, с чем я раньше не соглашался. Многое еще приводит меня в замешательство, но мысль о том, как они убили Линн... — Он с усилием сдержал свой гнев. — Если я могу что-то сделать для уничтожения этой силы, я сделаю это. Джейкоб сказал, что не знает, кто именно вызвал тогда видение в «Бичвуде» — вы, я или мы оба. Полагаю, что я для него всего лишь ингредиент, который на всякий случай надо иметь под рукой. На них упала чья-то тень. Это была Джессика.
— Почти все готово, Эдит. Отец хочет, чтобы вы и все остальные заняли свои места.
Бишоп помог медиуму подняться и не смог тут же не отметить, как изменился внешний вид Джессики.
Они подошли к Джейкобу Кьюлеку, беседовавшему с группой людей, среди которых были комиссар полиции, какой-то моложавый майор и несколько известных Бишопу ученых и метафизиков. «Все это напоминает какой-то дурацкий цирк», — мрачно подумал он.
Джессика дернула отца за рукав и что-то сказала ему. Кьюлек кивнул и обратился к окружающим:
— Все, кто не принимает непосредственного участия в операции, должны покинуть площадку. Вы проследите за этим, комиссар? Минимальное количество охраны и техников. Условия для выполнения нашего замысла достаточно неблагоприятны, чтобы их ухудшать. Прожекторы придется выключить, майор.
— Боже милостивый, вы это серьезно?
— Боюсь, что да. Дуговые лампы тоже необходимо затемнить. Эдит?
— Я здесь, Джейкоб.
— Извините за эти ужасные условия, моя дорогая. Надеюсь, это не будет вас слишком отвлекать. Мистер Инрайт и мистер Шенкель, вы готовы?
Медиумы, которых привела Джессика, ответили утвердительно.
— Крис здесь? Крис, я хочу, чтобы вы сели рядом с Эдит. Занимайте, пожалуйста, места.
Бишоп удивился: он предполагал, что будет где-то на втором плане. И еще больше испугался.
На расчищенной от обломков площадке полукругом стояло шесть кресел. Бишоп с неудовольствием заметил, что главная комната «Бичвуда» находилась когда-то совсем рядом с этим местом. Отверстия в подвал накрыли необструганными досками. Он взглянул на часы — было начало одиннадцатого. Медиум по фамилии Шенкель устроился с краю, рядом с ним — Инрайт, затем Эдит Метлок, он сам, Джейкоб Кьюлек и Джессика, сидевшая чуть поодаль от группы за креслом отца.
— Прошу вас соблюдать полную тишину, — сказал Кьюлек вполголоса, но все, кто был на площадке, его услышали. — Прожекторы, майор. Нельзя ли их выключить прямо сейчас?
Прожекторы мигнули и погасли, а дуговые лампы затемнили при помощи реостатов. Площадка, которая только что была ярко освещена, погрузилась во мрак и сразу приобрела зловещий вид.
— Вспомните первый день, Крис, — сказал Кьюлек. — Тот день, когда вы впервые оказались в «Бичвуде». Вспомните, что вы увидели тогда.
Но Бишоп уже вспомнил.
Он знал, что ему надо делать. Они сказали.
Помещение электростанции походило внутри на гигантскую пещеру великана, сотрясавшуюся от оглушительного рева мощных печей и турбин. Он прошел по узкому коридору, с одной стороны которого грохотали чудовищно громадные, обшитые сталью турбины, а с другой возвышались котлы с топками, уходившими на тридцать футов вниз и почти касавшимися потолка, расположенного на высоте около ста футов. Каждая турбина ярко-желтого цвета была снабжена приборами, позволяющими наблюдать за ее работой. Котлы, раскаляющиеся при сжигании тонны топлива до того, что к ним было опасно прикасаться, тоже были выкрашены, но в обманчиво холодный серый цвет. От котлов тянулись тщательно изолированные трубы, пар по которым под давлением пятнадцати сотен фунтов на квадратный дюйм приводил в движение турбинные лопатки.
Он прошел мимо техника, снимавшего показания приборов на топке одного из котлов, никак не отреагировав на приветственный взмах его руки. Техник нахмурился, озадаченный неопрятным видом своего коллеги, но быстро переключил внимание на приборы: в эти ночи нагрузки значительно увеличились из-за распоряжения правительства включать в городе все лампы.
Человек направился к лестнице, ведущей на административные этажи. Туда, где находился коммутационный зал.
Два дня и две ночи он скрывался в своей полуподвальной квартире. Занавески в обеих его комнатах были плотно закрыты, и днем там царил полумрак, а ночью — кромешная тьма.
Это был невысокий плотный мужчина двадцати восьми лет, с лицом, испещренным угрями, которым давно пора было исчезнуть, и волосами, уже начавшими предательски покидать его череп. Он жил один, но не по собственной воле, а потому что никто — ни мужчины, ни женщины — не испытывал никакого желания жить с ним. Его презрение к роду человеческому всегда было слегка завуалировано, и это чувство он пестовал в себе с тех самых пор, как понял, что мир презирает его. Он думал, что окончание школы положит конец отношению к нему как к предмету насмешек со стороны незрелых умов, но, поступив в колледж, встретил и там все те же незрелые умы, хотя и повзрослевшие. К тому времени, когда он стал инженером-химиком, эта душевная травма уже глубоко укоренилась. Его родители были еще живы, но он редко их навещал. Они никогда не оказывали ему настоящей поддержки. Обнаружив несколько раз, как он шпионит за своей стремительно развивающейся сестрой, они довольно быстро в нем разочаровались. И дали ему понять, что толстые очки, которые он вынужден был носить и которые делали его глаза похожими на черные пуговицы, плавающие в серебристых лужах, — это наказание от Бога. Значит, и прыщами Он наградил его за то, что он не мог перестать развратничать наедине с собой? И сделал его тело вонючим за то, что он ненавидел сестру, хотя и подсматривал за ней? А теперь Он заставил еще и выпадать его волосы, потому что он не может избавиться от грязных мыслей? Неужели все это сделал Он? Так надо забыть Его, найдутся другие Боги.
Он поднялся наверх, не встретив больше ни единой души. Для обслуживания генераторной станции требовалось чуть больше тридцати человек, и эта небольшая группа людей управляла энергией, которой пользовались миллионы. Право распоряжаться энергией, необходимой такому огромному количеству людей, и было тем, что привлекало его в этой работе в первую очередь. Существовало три способа лишить людей света и энергии, подававшихся с этой станции: во-первых, можно было взорвать весь комплекс; во-вторых, отключить по очереди все генераторы и турбины и прекратить подачу топлива; в-третьих, можно было отключить все, кроме топок, с помощью аппаратуры дистанционного управления, расположенной в коммутационном зале. Поскольку он не имел доступа к взрывчатым веществам, о подрыве станции не могло идти и речи. Остановка всех агрегатов и перекрытие подачи топлива вручную займет слишком много времени, к тому же другие техники остановят его раньше, чем он управится с первой турбиной. Остается одно — отключить все. И станет темно. Темно, как ночью. Его глаза затуманились от удовольствия.
Коммутационный зал представлял собой огромную стеклянную коробку, заставленную стеллажами с приборами и телевизионными экранами, контролирующими процесс работы на всех участках электростанции. Последние несколько недель операторы проявляли особую бдительность, так как им подробно объяснили, чем грозит перебой в подаче электроэнергии в любой район, снабжаемый этой станцией. Никто, однако, не предусмотрел, что опасность может исходить из рядов их собственных сотрудников.
Бишоп лавировал между сновавшими по площадке техниками, полицейскими и военными, производившими впечатление чрезвычайно занятых людей, пока не увидел Эдит Метлок, которая одиноко сидела в парусиновом кресле посреди всей этой суеты.
— Как вы себя чувствуете? — спросил он.
Она слабо улыбнулась:
— Немного нервничаю. Я не уверена, что это верный путь.
— Джейкоб считает, что это единственный путь.
— Вероятно, он прав, — покорно согласилась медиум.
— Нас защищает огромное количество вооруженных людей, — сказал Бишоп, чтобы успокоить ее.
— Вы не понимаете, Крис. Мне придется впустить эту... эту Тьму в свое сознание. Как если бы я позволила вселиться в себя злому духу, только в данном случае их будет сразу несколько сотен.
Он показал на двух мужчин, тихо переговаривавшихся неподалеку.
— С вами будут они.
— Это выдающиеся экстрасенсы, и работать с ними — большая честь для меня. Но наша совокупная сила — ничто по сравнению с накопившимися силами зла. Я уже теперь ощущаю их присутствие, и это меня пугает.
— Возможно, ничего не произойдет.
— В каком-то смысле я надеюсь, что вы окажетесь правы. И все же, пока еще не поздно, этому надо положить конец.
Бишоп опустил голову и некоторое время молчал, внимательно изучая налипшую на ботинках грязь.
— Эдит, — произнес он наконец, — помните, как две сумасшедшие взяли нас в заложники у Джейкоба в доме? Перед тем как вошли вы, одна из них сказала, что Линн, моя жена, до сих пор «активна». Не могли бы вы объяснить, что она имела в виду?
Медиум сочувственно похлопала его по руке:
— Вероятно, она подразумевала, что дух вашей жены соединился со всеми теми, кем управляет Тьма.
— И она до сих пор является частью Тьмы?
— Этого я не могу сказать. Возможно. Не потому ли вы сегодня здесь?
Бишоп выпрямился.
— В последние дни мне пришлось признать немало такого, с чем я раньше не соглашался. Многое еще приводит меня в замешательство, но мысль о том, как они убили Линн... — Он с усилием сдержал свой гнев. — Если я могу что-то сделать для уничтожения этой силы, я сделаю это. Джейкоб сказал, что не знает, кто именно вызвал тогда видение в «Бичвуде» — вы, я или мы оба. Полагаю, что я для него всего лишь ингредиент, который на всякий случай надо иметь под рукой. На них упала чья-то тень. Это была Джессика.
— Почти все готово, Эдит. Отец хочет, чтобы вы и все остальные заняли свои места.
Бишоп помог медиуму подняться и не смог тут же не отметить, как изменился внешний вид Джессики.
Они подошли к Джейкобу Кьюлеку, беседовавшему с группой людей, среди которых были комиссар полиции, какой-то моложавый майор и несколько известных Бишопу ученых и метафизиков. «Все это напоминает какой-то дурацкий цирк», — мрачно подумал он.
Джессика дернула отца за рукав и что-то сказала ему. Кьюлек кивнул и обратился к окружающим:
— Все, кто не принимает непосредственного участия в операции, должны покинуть площадку. Вы проследите за этим, комиссар? Минимальное количество охраны и техников. Условия для выполнения нашего замысла достаточно неблагоприятны, чтобы их ухудшать. Прожекторы придется выключить, майор.
— Боже милостивый, вы это серьезно?
— Боюсь, что да. Дуговые лампы тоже необходимо затемнить. Эдит?
— Я здесь, Джейкоб.
— Извините за эти ужасные условия, моя дорогая. Надеюсь, это не будет вас слишком отвлекать. Мистер Инрайт и мистер Шенкель, вы готовы?
Медиумы, которых привела Джессика, ответили утвердительно.
— Крис здесь? Крис, я хочу, чтобы вы сели рядом с Эдит. Занимайте, пожалуйста, места.
Бишоп удивился: он предполагал, что будет где-то на втором плане. И еще больше испугался.
На расчищенной от обломков площадке полукругом стояло шесть кресел. Бишоп с неудовольствием заметил, что главная комната «Бичвуда» находилась когда-то совсем рядом с этим местом. Отверстия в подвал накрыли необструганными досками. Он взглянул на часы — было начало одиннадцатого. Медиум по фамилии Шенкель устроился с краю, рядом с ним — Инрайт, затем Эдит Метлок, он сам, Джейкоб Кьюлек и Джессика, сидевшая чуть поодаль от группы за креслом отца.
— Прошу вас соблюдать полную тишину, — сказал Кьюлек вполголоса, но все, кто был на площадке, его услышали. — Прожекторы, майор. Нельзя ли их выключить прямо сейчас?
Прожекторы мигнули и погасли, а дуговые лампы затемнили при помощи реостатов. Площадка, которая только что была ярко освещена, погрузилась во мрак и сразу приобрела зловещий вид.
— Вспомните первый день, Крис, — сказал Кьюлек. — Тот день, когда вы впервые оказались в «Бичвуде». Вспомните, что вы увидели тогда.
Но Бишоп уже вспомнил.
Он знал, что ему надо делать. Они сказали.
Помещение электростанции походило внутри на гигантскую пещеру великана, сотрясавшуюся от оглушительного рева мощных печей и турбин. Он прошел по узкому коридору, с одной стороны которого грохотали чудовищно громадные, обшитые сталью турбины, а с другой возвышались котлы с топками, уходившими на тридцать футов вниз и почти касавшимися потолка, расположенного на высоте около ста футов. Каждая турбина ярко-желтого цвета была снабжена приборами, позволяющими наблюдать за ее работой. Котлы, раскаляющиеся при сжигании тонны топлива до того, что к ним было опасно прикасаться, тоже были выкрашены, но в обманчиво холодный серый цвет. От котлов тянулись тщательно изолированные трубы, пар по которым под давлением пятнадцати сотен фунтов на квадратный дюйм приводил в движение турбинные лопатки.
Он прошел мимо техника, снимавшего показания приборов на топке одного из котлов, никак не отреагировав на приветственный взмах его руки. Техник нахмурился, озадаченный неопрятным видом своего коллеги, но быстро переключил внимание на приборы: в эти ночи нагрузки значительно увеличились из-за распоряжения правительства включать в городе все лампы.
Человек направился к лестнице, ведущей на административные этажи. Туда, где находился коммутационный зал.
Два дня и две ночи он скрывался в своей полуподвальной квартире. Занавески в обеих его комнатах были плотно закрыты, и днем там царил полумрак, а ночью — кромешная тьма.
Это был невысокий плотный мужчина двадцати восьми лет, с лицом, испещренным угрями, которым давно пора было исчезнуть, и волосами, уже начавшими предательски покидать его череп. Он жил один, но не по собственной воле, а потому что никто — ни мужчины, ни женщины — не испытывал никакого желания жить с ним. Его презрение к роду человеческому всегда было слегка завуалировано, и это чувство он пестовал в себе с тех самых пор, как понял, что мир презирает его. Он думал, что окончание школы положит конец отношению к нему как к предмету насмешек со стороны незрелых умов, но, поступив в колледж, встретил и там все те же незрелые умы, хотя и повзрослевшие. К тому времени, когда он стал инженером-химиком, эта душевная травма уже глубоко укоренилась. Его родители были еще живы, но он редко их навещал. Они никогда не оказывали ему настоящей поддержки. Обнаружив несколько раз, как он шпионит за своей стремительно развивающейся сестрой, они довольно быстро в нем разочаровались. И дали ему понять, что толстые очки, которые он вынужден был носить и которые делали его глаза похожими на черные пуговицы, плавающие в серебристых лужах, — это наказание от Бога. Значит, и прыщами Он наградил его за то, что он не мог перестать развратничать наедине с собой? И сделал его тело вонючим за то, что он ненавидел сестру, хотя и подсматривал за ней? А теперь Он заставил еще и выпадать его волосы, потому что он не может избавиться от грязных мыслей? Неужели все это сделал Он? Так надо забыть Его, найдутся другие Боги.
Он поднялся наверх, не встретив больше ни единой души. Для обслуживания генераторной станции требовалось чуть больше тридцати человек, и эта небольшая группа людей управляла энергией, которой пользовались миллионы. Право распоряжаться энергией, необходимой такому огромному количеству людей, и было тем, что привлекало его в этой работе в первую очередь. Существовало три способа лишить людей света и энергии, подававшихся с этой станции: во-первых, можно было взорвать весь комплекс; во-вторых, отключить по очереди все генераторы и турбины и прекратить подачу топлива; в-третьих, можно было отключить все, кроме топок, с помощью аппаратуры дистанционного управления, расположенной в коммутационном зале. Поскольку он не имел доступа к взрывчатым веществам, о подрыве станции не могло идти и речи. Остановка всех агрегатов и перекрытие подачи топлива вручную займет слишком много времени, к тому же другие техники остановят его раньше, чем он управится с первой турбиной. Остается одно — отключить все. И станет темно. Темно, как ночью. Его глаза затуманились от удовольствия.
Коммутационный зал представлял собой огромную стеклянную коробку, заставленную стеллажами с приборами и телевизионными экранами, контролирующими процесс работы на всех участках электростанции. Последние несколько недель операторы проявляли особую бдительность, так как им подробно объяснили, чем грозит перебой в подаче электроэнергии в любой район, снабжаемый этой станцией. Никто, однако, не предусмотрел, что опасность может исходить из рядов их собственных сотрудников.