Страница:
Молодые люди въехали в город, как только открылись ворота, и сразу направились к тому портному, который обычно обшивал семейство Морлэндов. Их приняли с той учтивостью, с которой надлежит встречать богатых заказчиков, каковыми они и являлись, но Том, всегда подмечавший все вокруг, увидел, что подмастерье портного, едва сдерживаясь, бросает на Неда сердитые, если не сказать, злобные взгляды. Нед держался со своей обычной самодовольной развязностью. Именно братья выбирали материи и договаривались о том, какую одежду шить, пока Ричарда крутили во все стороны, снимая с него мерки и прикладывая к нему ткани, словно он был не живым существом, а деревянной болванкой.
– Ну хорошо, – проговорил наконец Нед. – Кажется, это все. Вы сошьете это немедленно, так? И тут же отправите в «Имение Морлэндов». Когда? Ну, скажем, завтра.
– Все, кроме камчатого камзола, мистер Морлэнд, – подобострастно ответил портной. – Эта камка требует особых хлопот, и вы же не захотите, чтобы она выглядела скверно, не так ли?
– Конечно, конечно, – согласился Нед с этим человеком, который был столь далек от того мира, где обитал он сам. – Очень хорошо, потратьте побольше времени на эту камку. Мой дядя походит в шелке, пока не будет готов именно этот камзол.
– Да, сэр, конечно, сэр. Вы получите его еще до пятницы, мистер Морлэнд, я вам это обещаю. Всего вам хорошего, джентльмены.
Выйдя на улицу, Нед вытер рукой лоб.
– Фу, похоже, становится жарковато, а?
– Ну, знаешь ли, тебя испепеляли такими взглядами, что я удивляюсь, как ты вообще не сгорел, – весело отозвался Том.
– Да тише ты, ради Бога, – зашипел на него Нед, косясь на Ричарда и пытаясь понять, заметил ли тот что-нибудь, но Ричард явно не прислушивался к их разговору. – Ну а теперь, дядюшка, – игриво обратился Нед к Ричарду, – если ты еще способен взгромоздить свои старые кости на эту лошадь, мы поможем тебе добраться до Сесили. Это недалеко – всего лишь на Лендле.
Они очутились там буквально через десять минут, и Ричард едва успел обнять Сесили и спросить о детях, как Нед потянул Тома за рукав и объявил:
– Сисси, у нас с Томом есть одно неотложное дело, которым мы должны заняться немедленно. Мы оставим Ричарда у тебя и заедем за ним попозже – ты не против?
– Думаю, что нет, – сказала несколько обескураженная Сесили. – Но вы хоть вернетесь к завтраку?
– Я даже не знаю... Сколько сейчас времени? Половина девятого? А вы завтракаете через час?
– Нет, в десять, – ответила Сесили. – Нам нет нужды вставать здесь, в городе, в такую рань, как вам там, дома.
– Может быть, мы вернемся к десяти, во всяком случае, я надеюсь. Но, как бы то ни было, нам надо идти. До свидания, мы заглянем попозже.
– Эй, может, ты мне все-таки расскажешь, в чем дело? – нетерпеливо спросил Том, когда они очутились на улице. – Куда мы направляемся?
– По коням, по коням! – возбужденно вскричал Нед, вскакивая в седло. – Мы едем в храм!
– В храм? Это еще зачем?
– Венчаться, – бросил Нед через плечо, уже вырвавшись вперед. В следующий миг он несся по улице галопом.
– А кто венчается, надеюсь, не я? – прокричал вслед брату Том, пускаясь вдогонку.
– Нет, пока что не ты, – ухмыльнулся ему Нед, обернувшись назад. – На сей раз счастливчик – я. Давай-давай, мы опаздываем!
У дверей крохотного храма Святого Креста братья остановились, и Том, следуя примеру Неда, спрыгнул со своей лошади, кинув поводья какому-то подскочившему мальчишке и посулив ему монетку за труды.
– Все в порядке, мы не опоздали – её еще нет, – радостно сказал Нед.
Вокруг двух богато одетых молодых людей начала собираться маленькая толпа любопытных.
– А ты не боишься, что она вообще не появится? – поинтересовался Том.
– О нет, она обязательно придет!
– Да кто она такая, можешь ты мне сказать наконец?
– Я думал, ты сам догадаешься этим утром, – весело ответил Нед. – Помнишь, у портного – его подмастерье, который глядел на меня так, будто хотел убить?
– Ну да, я помню его – только не говори мне, что ты собираешься жениться на нем!
– Конечно же, нет, осел! На его дочери.
– Нед, надеюсь, ты это не всерьез?
– Наоборот, очень даже всерьез. Мы обручились уже месяц назад, только держали это в секрете. Я ужасно боялся сказать бабушке. Но теперь моя милая беременна – и долг платежом красен. её отец думает, что я увиваюсь вокруг неё с дурными намерениями, поэтому-то и глядит на меня так злобно, но на большее не осмеливается – боится, что хозяин выгонит его за то, что он отпугивает лучших клиентов. Но могу поклясться, что если эти тайные свидания не кончатся, то он как-нибудь подстережет меня темной ночью и отрежет мне уши и нос.
– Но, Нед, почему именно она? – спросил совершенно сбитый с толку Том.
– Ш-ш-ш, вон она идет! Сейчас сам поймешь почему.
К ним со стороны Шамблеза спешило крохотное создание, закутанное в плащ из тонкой шерсти. Несмотря на жаркую летнюю погоду, голову и лицо молодой женщины скрывал капюшон. Нед пошел ей навстречу, взял за руку и подвел к Тому. Невеста откинула капюшон и распахнула плащ. «Да, теперь я понимаю почему», – подумал Том. Это была изящная и красивая девушка с темными вьющимися волосами, которые покрывал простой тонкий льняной платок, изысканным молочно-белым цветом лица, розовыми щечками и губками, жемчужными зубками и сверкающими черными глазками. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, и она глядела на Неда с явным обожанием.
– Том, это Ребекка. Ребекка, это мой дорогой братец Том, которого, я уверен, ты в самое ближайшее время полюбишь почти так же, как меня. Я говорю «почти» в надежде, что ты не потеряешь из-за него голову, как все прочие девушки, которые хоть раз видели его.
– Добрый день, – смущенно проговорила Ребекка, протягивая Тому руку.
– Добрый день, Ребекка, – откликнулся Том, наклоняясь, чтобы расцеловать её в обе щеки. Он чувствовал, что Нед совершает большую ошибку, но делать было уже нечего.
– А теперь побыстрее снимай этот ужасный плащ, деточка, – велел малышке Нед. – На тебе должно быть то платье, которое я прислал, – ага, так-то гораздо лучше.
Под окутывавшим всю фигурку шерстяным плащом на Ребекке оказалось небесно-голубое льняное платье, откуда-то из складок которого она сейчас извлекла венок из белых цветов и надела на голову поверх платка.
– Ну что ж, теперь можно и идти. Эй, мистер Клерк, вы здесь? Ага, вот вы где. А теперь, сэр, исполняйте свой долг, как мы договорились, и можете рассчитывать на то вознаграждение, которое я обещал, да еще на пару подсвечников для вашего алтаря в придачу.
Иссохший старый священник появился в дверях и заморгал на солнце, будто провел всю свою жизнь в сумрачном храме, как сова в дупле. Ряса на священнике была вытертой и поношенной. Ясно было, что в этом приходе особо не разгуляешься.
– Мне не нравится, что придется венчать вас без согласия её отца, – нерешительно проговорил старик.
Лицо Неда стало жестким.
– Ну вот что, мистер, мы все это уже обсуждали. Вы прекрасно знаете, что её отец её не любит, а я люблю, к тому же я гораздо богаче и влиятельнее, чем какой-то портняжка, так что лучше блюсти мои интересы, а не его. И вообще, вы что, хотите, чтобы ребенок появился на свет без благословения Святой Церкви? Не красней, мой цветочек, он прекрасно знает, почему мы спешим и чего ожидаем. Это-то в конце концов и склонило его на нашу сторону, разве не так, сэр?
– Именно так, мистер, – ответил священник, испустив тяжкий вздох.
– Тогда давайте приступим. Пошли. Библия у вас с собой? Отлично. Начали!
Священник быстро провел церемонию, дрожащим голосом бубня слова себе под нос. Нед достал обручальное кольцо, надел его Ребекке на тоненький белый пальчик, и все было кончено. Так как венчание проходило в притворе храма, месса отслужена не была.
– Не беда, дорогая, – сказал Нед, целуя свою юную жену. – Потом ты получишь все, что душе угодно. Давай, Том, облобызай её и пожелай нам счастья.
– С удовольствием и от всего сердца, – воскликнул Том, пожимая руку брату. Потом он поцеловал Ребекку и сказал: – Да благословит вас Господь. Надеюсь, что вы будете счастливы и родите Неду много сыновей.
Собравшаяся вокруг небольшая толпа смеялась и аплодировала, хотя несколько человек в ней и ворчали что-то о богатых шалопаях, которые очень уж вольно обращаются с бедными девушками и доводят их до греха. Том понимал, что теперь им надо бы куда-нибудь пойти, но куда именно, не знал. Неожиданно ему пришла в голову отличная мысль.
– Ребекка, я должен купить вам свадебный подарок! У меня нет ничего с собой, так как я понятия не имел, что попаду на свадьбу, но мы сейчас пройдемся по лавкам, и вы сможете выбрать все, что вам понравится.
– Замечательно, Том! Эй, парень, приведи лошадей! Вот тебе пенни. А теперь, Ребекка, позволь мне посадить тебя в седло – слава Богу, ты легка, как перышко, а то меня так трясет, что даже не знаю, как унять дрожь. Уцепись за гриву – так, правильно – и вперед!
Нед, показалось Тому, был признателен ему за то, что он пришел им на помощь в столь деликатный момент. Они проехались вдоль ряда лавок на Стонгейте и после долгих поисков и смущенных возражений Ребекку наконец уговорили выбрать тоненький золотой браслет, довольно простой, но красивый, на который ушли все деньги Тома, выделенные ему на этот месяц и на следующий. Потом молодые люди вернулись на Лендл к Сесили, прекрасно понимая, что к завтраку они уже опоздали. Нед был рад этому, чувствуя, что их появление пройдет легче, если родственники выскочат из-за стола. Спешившись перед домом, Нед случайно взглянул вверх и увидел, как в окне мелькнуло чье-то лицо и тут же исчезло.
– Нас заметили, – сказал он. – Ну что же, смело вперед!
Особенно говорить было не о чем. Дело было сделано, и кричать теперь было бесполезно. Все старались быть как можно любезнее с Ребеккой, которая ужасно смущалась и дрожала от волнения, понимая, что буря еще впереди и что она разразится, когда они приедут позже в дом мужа. Сесили отвела Неда в сторонку и задала ему несколько вопросов.
– Где ты с ней познакомился, Нед? Она мне говорила, что живет где-то на Шамблезе, а я уверена, что у тебя там нет никаких знакомых.
– Я встретил её у своего портного, – объяснил Нед. – Она принесла обед своему отцу. Я влюбился в неё с первого взгляда. Вот почему я нашил себе так много новой одежды в этом году – мне надо было найти какой-нибудь предлог, чтобы бывать там. Но её отец начал что-то подозревать.
– Почему ты не сказал ему, что собираешься жениться на ней?
– Ты не знаешь этого человека! Он немедленно отправился бы к бабушке и продал бы ей эти новости, постаравшись содрать с неё как можно больше денег.
– Даже не подумав о счастье собственной дочери? Но он же наверняка хотел, чтобы она удачно вышла замуж?
– Только не он! Он ненавидит бедную Ребекку. Она его дочь от первого брака, а его первая жена была еврейкой. Он женился на ней, чтобы наложить лапу на деньги её отца – её отец был его хозяином, – но после смерти старика выяснилось, что он завещал все другой своей дочери, чтобы ничего не попало в его руки – я имею в виду, в руки отца Ребекки. Поэтому он возненавидел свою жену и еще больше – Ребекку. Сейчас он женат во второй раз, и Ребекке ужасно живется дома.
– Да, все это очень трогательно, – согласилась Сесили, – но я не могу себе даже представить, что скажет бабушка.
– Она же хотела, чтобы я женился.
– Но не таким образом, – мрачно ответила Сесили.
– Поедем вместе со мной домой, Сесси, и сделаем все, как надо.
– Только не я! Но Ричард замолвит за тебя словечко, так ведь, Ричард? – проговорила Сесили, глядя на приближающегося к ним дядю.
– Если вы считаете, что это нужно, – спокойно сказал Ричард. – Но я не вижу, что можно было еще сделать, коли уж она беременна. А у меня возникает такое странное чувство, когда я гляжу на неё, – она удивительно похожа на Констанцию.
– И правда! А я сначала и не заметила, – всплеснула руками Сесили. – Не потому ли ты и выбрал её, Нед? Тебе же очень нравилась Констанция, не так ли?
– Не знаю. Я об этом как-то не думал. Но вообще-то это не я выбрал её. её послал мне сам Господь. Это по Его воле скрестились наши пути. Не мог же я отвергнуть её после этого, правда?
– Если ты хочешь именно этим объяснить бабушке свою женитьбу, я советую тебе хорошенько подумать, – с сомнением в голосе проговорила Сесили. – Лучше уж упирать на то, что Ребекка беременна. Это и проще, и понятнее...
– Ладно, – вздохнул Нед. – В конце концов, не я – первый, не я – последний. Ричард сделал то же самое, и все обошлось. И потом, бабушка прямо-таки растаяла, когда услышала об этой юной леди Тома. Остается уповать на везение.
Сесили вздохнула.
– Ты бы лучше с самого начала уповал на здравый смысл, – заметила она. Но в голосе её не слышалось особого осуждения.
Глава 27
– Ну хорошо, – проговорил наконец Нед. – Кажется, это все. Вы сошьете это немедленно, так? И тут же отправите в «Имение Морлэндов». Когда? Ну, скажем, завтра.
– Все, кроме камчатого камзола, мистер Морлэнд, – подобострастно ответил портной. – Эта камка требует особых хлопот, и вы же не захотите, чтобы она выглядела скверно, не так ли?
– Конечно, конечно, – согласился Нед с этим человеком, который был столь далек от того мира, где обитал он сам. – Очень хорошо, потратьте побольше времени на эту камку. Мой дядя походит в шелке, пока не будет готов именно этот камзол.
– Да, сэр, конечно, сэр. Вы получите его еще до пятницы, мистер Морлэнд, я вам это обещаю. Всего вам хорошего, джентльмены.
Выйдя на улицу, Нед вытер рукой лоб.
– Фу, похоже, становится жарковато, а?
– Ну, знаешь ли, тебя испепеляли такими взглядами, что я удивляюсь, как ты вообще не сгорел, – весело отозвался Том.
– Да тише ты, ради Бога, – зашипел на него Нед, косясь на Ричарда и пытаясь понять, заметил ли тот что-нибудь, но Ричард явно не прислушивался к их разговору. – Ну а теперь, дядюшка, – игриво обратился Нед к Ричарду, – если ты еще способен взгромоздить свои старые кости на эту лошадь, мы поможем тебе добраться до Сесили. Это недалеко – всего лишь на Лендле.
Они очутились там буквально через десять минут, и Ричард едва успел обнять Сесили и спросить о детях, как Нед потянул Тома за рукав и объявил:
– Сисси, у нас с Томом есть одно неотложное дело, которым мы должны заняться немедленно. Мы оставим Ричарда у тебя и заедем за ним попозже – ты не против?
– Думаю, что нет, – сказала несколько обескураженная Сесили. – Но вы хоть вернетесь к завтраку?
– Я даже не знаю... Сколько сейчас времени? Половина девятого? А вы завтракаете через час?
– Нет, в десять, – ответила Сесили. – Нам нет нужды вставать здесь, в городе, в такую рань, как вам там, дома.
– Может быть, мы вернемся к десяти, во всяком случае, я надеюсь. Но, как бы то ни было, нам надо идти. До свидания, мы заглянем попозже.
– Эй, может, ты мне все-таки расскажешь, в чем дело? – нетерпеливо спросил Том, когда они очутились на улице. – Куда мы направляемся?
– По коням, по коням! – возбужденно вскричал Нед, вскакивая в седло. – Мы едем в храм!
– В храм? Это еще зачем?
– Венчаться, – бросил Нед через плечо, уже вырвавшись вперед. В следующий миг он несся по улице галопом.
– А кто венчается, надеюсь, не я? – прокричал вслед брату Том, пускаясь вдогонку.
– Нет, пока что не ты, – ухмыльнулся ему Нед, обернувшись назад. – На сей раз счастливчик – я. Давай-давай, мы опаздываем!
У дверей крохотного храма Святого Креста братья остановились, и Том, следуя примеру Неда, спрыгнул со своей лошади, кинув поводья какому-то подскочившему мальчишке и посулив ему монетку за труды.
– Все в порядке, мы не опоздали – её еще нет, – радостно сказал Нед.
Вокруг двух богато одетых молодых людей начала собираться маленькая толпа любопытных.
– А ты не боишься, что она вообще не появится? – поинтересовался Том.
– О нет, она обязательно придет!
– Да кто она такая, можешь ты мне сказать наконец?
– Я думал, ты сам догадаешься этим утром, – весело ответил Нед. – Помнишь, у портного – его подмастерье, который глядел на меня так, будто хотел убить?
– Ну да, я помню его – только не говори мне, что ты собираешься жениться на нем!
– Конечно же, нет, осел! На его дочери.
– Нед, надеюсь, ты это не всерьез?
– Наоборот, очень даже всерьез. Мы обручились уже месяц назад, только держали это в секрете. Я ужасно боялся сказать бабушке. Но теперь моя милая беременна – и долг платежом красен. её отец думает, что я увиваюсь вокруг неё с дурными намерениями, поэтому-то и глядит на меня так злобно, но на большее не осмеливается – боится, что хозяин выгонит его за то, что он отпугивает лучших клиентов. Но могу поклясться, что если эти тайные свидания не кончатся, то он как-нибудь подстережет меня темной ночью и отрежет мне уши и нос.
– Но, Нед, почему именно она? – спросил совершенно сбитый с толку Том.
– Ш-ш-ш, вон она идет! Сейчас сам поймешь почему.
К ним со стороны Шамблеза спешило крохотное создание, закутанное в плащ из тонкой шерсти. Несмотря на жаркую летнюю погоду, голову и лицо молодой женщины скрывал капюшон. Нед пошел ей навстречу, взял за руку и подвел к Тому. Невеста откинула капюшон и распахнула плащ. «Да, теперь я понимаю почему», – подумал Том. Это была изящная и красивая девушка с темными вьющимися волосами, которые покрывал простой тонкий льняной платок, изысканным молочно-белым цветом лица, розовыми щечками и губками, жемчужными зубками и сверкающими черными глазками. На вид ей было лет тринадцать-четырнадцать, и она глядела на Неда с явным обожанием.
– Том, это Ребекка. Ребекка, это мой дорогой братец Том, которого, я уверен, ты в самое ближайшее время полюбишь почти так же, как меня. Я говорю «почти» в надежде, что ты не потеряешь из-за него голову, как все прочие девушки, которые хоть раз видели его.
– Добрый день, – смущенно проговорила Ребекка, протягивая Тому руку.
– Добрый день, Ребекка, – откликнулся Том, наклоняясь, чтобы расцеловать её в обе щеки. Он чувствовал, что Нед совершает большую ошибку, но делать было уже нечего.
– А теперь побыстрее снимай этот ужасный плащ, деточка, – велел малышке Нед. – На тебе должно быть то платье, которое я прислал, – ага, так-то гораздо лучше.
Под окутывавшим всю фигурку шерстяным плащом на Ребекке оказалось небесно-голубое льняное платье, откуда-то из складок которого она сейчас извлекла венок из белых цветов и надела на голову поверх платка.
– Ну что ж, теперь можно и идти. Эй, мистер Клерк, вы здесь? Ага, вот вы где. А теперь, сэр, исполняйте свой долг, как мы договорились, и можете рассчитывать на то вознаграждение, которое я обещал, да еще на пару подсвечников для вашего алтаря в придачу.
Иссохший старый священник появился в дверях и заморгал на солнце, будто провел всю свою жизнь в сумрачном храме, как сова в дупле. Ряса на священнике была вытертой и поношенной. Ясно было, что в этом приходе особо не разгуляешься.
– Мне не нравится, что придется венчать вас без согласия её отца, – нерешительно проговорил старик.
Лицо Неда стало жестким.
– Ну вот что, мистер, мы все это уже обсуждали. Вы прекрасно знаете, что её отец её не любит, а я люблю, к тому же я гораздо богаче и влиятельнее, чем какой-то портняжка, так что лучше блюсти мои интересы, а не его. И вообще, вы что, хотите, чтобы ребенок появился на свет без благословения Святой Церкви? Не красней, мой цветочек, он прекрасно знает, почему мы спешим и чего ожидаем. Это-то в конце концов и склонило его на нашу сторону, разве не так, сэр?
– Именно так, мистер, – ответил священник, испустив тяжкий вздох.
– Тогда давайте приступим. Пошли. Библия у вас с собой? Отлично. Начали!
Священник быстро провел церемонию, дрожащим голосом бубня слова себе под нос. Нед достал обручальное кольцо, надел его Ребекке на тоненький белый пальчик, и все было кончено. Так как венчание проходило в притворе храма, месса отслужена не была.
– Не беда, дорогая, – сказал Нед, целуя свою юную жену. – Потом ты получишь все, что душе угодно. Давай, Том, облобызай её и пожелай нам счастья.
– С удовольствием и от всего сердца, – воскликнул Том, пожимая руку брату. Потом он поцеловал Ребекку и сказал: – Да благословит вас Господь. Надеюсь, что вы будете счастливы и родите Неду много сыновей.
Собравшаяся вокруг небольшая толпа смеялась и аплодировала, хотя несколько человек в ней и ворчали что-то о богатых шалопаях, которые очень уж вольно обращаются с бедными девушками и доводят их до греха. Том понимал, что теперь им надо бы куда-нибудь пойти, но куда именно, не знал. Неожиданно ему пришла в голову отличная мысль.
– Ребекка, я должен купить вам свадебный подарок! У меня нет ничего с собой, так как я понятия не имел, что попаду на свадьбу, но мы сейчас пройдемся по лавкам, и вы сможете выбрать все, что вам понравится.
– Замечательно, Том! Эй, парень, приведи лошадей! Вот тебе пенни. А теперь, Ребекка, позволь мне посадить тебя в седло – слава Богу, ты легка, как перышко, а то меня так трясет, что даже не знаю, как унять дрожь. Уцепись за гриву – так, правильно – и вперед!
Нед, показалось Тому, был признателен ему за то, что он пришел им на помощь в столь деликатный момент. Они проехались вдоль ряда лавок на Стонгейте и после долгих поисков и смущенных возражений Ребекку наконец уговорили выбрать тоненький золотой браслет, довольно простой, но красивый, на который ушли все деньги Тома, выделенные ему на этот месяц и на следующий. Потом молодые люди вернулись на Лендл к Сесили, прекрасно понимая, что к завтраку они уже опоздали. Нед был рад этому, чувствуя, что их появление пройдет легче, если родственники выскочат из-за стола. Спешившись перед домом, Нед случайно взглянул вверх и увидел, как в окне мелькнуло чье-то лицо и тут же исчезло.
– Нас заметили, – сказал он. – Ну что же, смело вперед!
Особенно говорить было не о чем. Дело было сделано, и кричать теперь было бесполезно. Все старались быть как можно любезнее с Ребеккой, которая ужасно смущалась и дрожала от волнения, понимая, что буря еще впереди и что она разразится, когда они приедут позже в дом мужа. Сесили отвела Неда в сторонку и задала ему несколько вопросов.
– Где ты с ней познакомился, Нед? Она мне говорила, что живет где-то на Шамблезе, а я уверена, что у тебя там нет никаких знакомых.
– Я встретил её у своего портного, – объяснил Нед. – Она принесла обед своему отцу. Я влюбился в неё с первого взгляда. Вот почему я нашил себе так много новой одежды в этом году – мне надо было найти какой-нибудь предлог, чтобы бывать там. Но её отец начал что-то подозревать.
– Почему ты не сказал ему, что собираешься жениться на ней?
– Ты не знаешь этого человека! Он немедленно отправился бы к бабушке и продал бы ей эти новости, постаравшись содрать с неё как можно больше денег.
– Даже не подумав о счастье собственной дочери? Но он же наверняка хотел, чтобы она удачно вышла замуж?
– Только не он! Он ненавидит бедную Ребекку. Она его дочь от первого брака, а его первая жена была еврейкой. Он женился на ней, чтобы наложить лапу на деньги её отца – её отец был его хозяином, – но после смерти старика выяснилось, что он завещал все другой своей дочери, чтобы ничего не попало в его руки – я имею в виду, в руки отца Ребекки. Поэтому он возненавидел свою жену и еще больше – Ребекку. Сейчас он женат во второй раз, и Ребекке ужасно живется дома.
– Да, все это очень трогательно, – согласилась Сесили, – но я не могу себе даже представить, что скажет бабушка.
– Она же хотела, чтобы я женился.
– Но не таким образом, – мрачно ответила Сесили.
– Поедем вместе со мной домой, Сесси, и сделаем все, как надо.
– Только не я! Но Ричард замолвит за тебя словечко, так ведь, Ричард? – проговорила Сесили, глядя на приближающегося к ним дядю.
– Если вы считаете, что это нужно, – спокойно сказал Ричард. – Но я не вижу, что можно было еще сделать, коли уж она беременна. А у меня возникает такое странное чувство, когда я гляжу на неё, – она удивительно похожа на Констанцию.
– И правда! А я сначала и не заметила, – всплеснула руками Сесили. – Не потому ли ты и выбрал её, Нед? Тебе же очень нравилась Констанция, не так ли?
– Не знаю. Я об этом как-то не думал. Но вообще-то это не я выбрал её. её послал мне сам Господь. Это по Его воле скрестились наши пути. Не мог же я отвергнуть её после этого, правда?
– Если ты хочешь именно этим объяснить бабушке свою женитьбу, я советую тебе хорошенько подумать, – с сомнением в голосе проговорила Сесили. – Лучше уж упирать на то, что Ребекка беременна. Это и проще, и понятнее...
– Ладно, – вздохнул Нед. – В конце концов, не я – первый, не я – последний. Ричард сделал то же самое, и все обошлось. И потом, бабушка прямо-таки растаяла, когда услышала об этой юной леди Тома. Остается уповать на везение.
Сесили вздохнула.
– Ты бы лучше с самого начала уповал на здравый смысл, – заметила она. Но в голосе её не слышалось особого осуждения.
Глава 27
Дэйзи плакала, Эдуард рвал и метал, но ужаснее всего была ледяная холодность Элеоноры. Уж лучше бы она пришла в ярость... Молчаливое презрение этой женщины выносить было невозможно. Элеонора правила домом железной рукой, за что её все уважали и любили. Эдуард высказался в том духе, что надо признать этот брак недействительным и за любые деньги купить разрешение церкви на другое венчание, но Элеонора неожиданно воспротивилась этому.
– Нет, – произнесла она, – пусть теперь несет свой крест. И потом, не имеет смысла прогонять её, если она ждет ребенка. Избавившись от неё сейчас, мы лишь наживем себе неприятности где-нибудь лет через двадцать, когда к нам неожиданно заявится некий незнакомый молодой человек и потребует свою долю имущества. Мы должны принять эту... девушку. А Нед, когда станет старше, поймет, какая расплата ждет легкомысленных молодых людей, поступающих по-своему, наперекор родительской воле.
После этого Элеонора отправилась в свой садик лекарственных растений и долго бродила там взад-вперед. Том, наблюдавший за ней из окна, увидел, как к ней присоединился Джоб и они некоторое время гуляли вдвоем, о чем-то разговаривая, после чего Джоб опять оставил Элеонору одну; судя по слабому движению её руки, она отослала верного слугу прочь. После его ухода её обычно гордо вскинутая красивая голова чуть поникла, и Том, который не мог видеть бабушку несчастной, поспешно спустился вниз и пошел к ней.
Не говоря ни слова, он подхватил её под руку и потом, соразмерив свои шаги с её, еще долго гулял с Элеонорой по саду. Голова её опять была высоко поднята, ибо Элеонора не могла позволить, чтобы кто-то, увидев её, не заметил обычной гордой осанки, но лицо женщины оставалось замкнутым и холодным. Наконец Том сказал:
– Не надо так расстраиваться из-за этого, бабушка. Что сделано, то сделано.
– Но кого он выбрал, Том! Полное ничтожество! Почему у него так мало гордости, у него – наследника всего имения? Что-то мы упустили в его воспитании. Я знаю, что Ричард тоже вел себя не лучшим образом, но Ричард всегда был странным, а поскольку он младший сын, то это не имело особого значения. Но чтобы Нед настолько не осознавал собственного долга... Он совсем не думает о нас.
– Он думает, бабушка. Ему очень жаль, что он вас обидел...
– Но тогда почему он так поступил? По-моему, он сожалеет не о том, что натворил, а о том, что все открылось.
Том попытался как-то успокоить Элеонору.
– Вам не кажется, что если бы он начал сейчас каяться в своих поступках, это стало бы признаком слабости его характера? Тем самым он показал бы, что действовал опрометчиво и необдуманно.
– А как еще можно рассматривать этот... с позволения сказать, брак? – презрительно осведомилась Элеонора.
– Все началось, конечно, с опрометчивости, – словно размышляя вслух, начал Том. – Он влюбился, что было опрометчиво с его стороны, и начал ухаживать за этой девушкой, что было еще более опрометчиво. Но когда он задумался о последствиях своих поступков, он почувствовал, что должен честно ответить за них, и не бросил девушку, которая уже была, в конце концов, его женой перед Богом; он обвенчался с ней надлежащим образом, а потом привез домой, в «Имение Морлэндов», не побоявшись даже потерять вашего расположения, которое он очень высоко ценит, поверьте мне, бабушка.
Элеонора скептически посмотрела на внука.
– И это ты называешь поведением благородного человека?
– Да, я называю это так, – смело ответил Том. – Он легко мог получить все, что хотел, и бросить девушку на произвол судьбы. Отец наверняка, наверняка выгнал бы несчастную из дома, она страдала бы от голода и холода – и может быть, даже умерла бы. Да, Нед мог поступить и так. Многие мужчины ведь именно так и делают. И многие именно так и повели бы себя на его месте. Но только не он! Совершив с самого начала ошибку, он не стал, искать легких путей, а храбро взвалил на себя груз ответственности и не убоялся гнева семьи.
– С каких это пор ты стал его защитником? – спросила Элеонора. – Ты же не похож на него, Том. Ты бы никогда не сделал ничего подобного.
– Я совсем не хочу защищать его, бабушка. Просто я думаю, что понимаю его, и еще я не могу видеть, как вы страдаете.
– Страдаю?
– Я не хочу, чтобы вы считали, будто он совсем не думает ни о вас, ни обо всей нашей семье, ни о добром имени Морлэндов. Он обо всем этом думает, очень даже думает!
– И ты полагаешь, что неуважение, которое проявил ко мне Нед, может заставить меня страдать?
Том покрепче прижал её локоть к себе и улыбнулся ей.
– Может, дорогая бабушка. Я знаю, когда вы страдаете, даже если остальные этого не замечают.
Элеонора с любовью улыбнулась ему в ответ.
– Нет, кое-кто замечает, – призналась она.
– Джоб?
– Откуда ты знаешь?
– Я видел его из окна. Что он вам сказал?
– Приблизительно то же, что и ты сейчас, но менее убедительно и более почтительно, – ответила она.
– Он очень любит вас. Вам это известно, бабушка?
Элеонора подняла одну бровь.
– Он состоит при мне чуть ли не с детства. – Это вряд ли можно было считать ответом, и она поспешила вернуться к прежней теме. – Хуже всего то, что Нед проделывает это уже во второй раз. Может быть, я смогла бы согласиться с тобой, если бы это было впервые – но дважды?..
Тут Тома осенило.
– А вам это никого не напоминает? – лукаво спросил он.
– Что?
– Был человек, который тоже дважды тайно женился, а вы, между прочим, любили его. Кто бы это мог быть?
Элеонора удивленно уставилась на внука.
– Кого ты имеешь в виду, дитя мое? Не можешь же ты намекать на короля Эдуарда?
– Именно о нем я и говорю. Он дважды тайно и неудачно женился, и оба раза – на женщинах, которые были значительно ниже его по положению, но в которых он безумно влюблялся. А Нед ведь состоял при дворе короля Эдуарда и почти три года был пажом этого государя.
– Уж не пытаешься ли ты доказать мне, что он ведет себя подобным образом только потому, что подражает своему повелителю? – изумилась Элеонора.
– Это не так уж нелепо, как вам может показаться, бабушка. Ведь все тогда просто обожали короля Эдуарда, а те, кто был рядом с ним, смотрели на него, как зачарованные. Ну, а когда служишь пажом, невольно начинаешь перенимать повадки своего господина, – вы же знаете это, не так ли? Иначе почему бы вы всегда так старались послать своих детей в свиту благородного лорда? Именно потому, что надеялись: они будут следовать его доброму примеру. Так стоит ли удивляться тому, что Нед вырос слишком романтичным и влюбчивым – и не таким благоразумным, как хотелось бы?
Элеонора задумалась.
– Ну что же, возможно, в твоих словах есть доля истины, – сказала она наконец. – Я простило ему его первую ошибку, потому что меня просил об этом сам король. А вдруг ты действительно прав?
Некоторое время они молча гуляли по саду. Каждый был погружен в собственные мысли. Потом Том сказал:
– Как бы то ни было, бабушка, этот брак означает, что в детской появится еще несколько ребятишек, а это должно вас радовать. А на следующий год, когда я женюсь на своей Арабелле...
– Молю Бога, чтобы мне довелось увидеть твоих детей, Том. Хоть я и рада, что ты получишь место при дворе, но порой меня это и огорчает: ведь ты не сможешь жить дома!
– Но мы будем навещать вас, – уверил её Том. – Вы же знаете, что король любит север. Надеюсь, государь будет часто посещать Йорк и проводить по нескольку месяцев в году в Миддлхэме. Так что я нередко буду оказываться рядом и смогу приезжать домой.
– Надеюсь, что так, дорогое мое дитя, надеюсь, что так, – вздохнула Элеонора. Она остановилась, повернулась к внуку и, повинуясь безотчетному порыву, взяла его лицо в свои ладони – это красивое лицо с высокими скулами и темно-голубыми, очень выразительными глазами. Это был тот мальчик, с которым они так часто, держась за руки, гуляли в саду; мальчик, которого она приучила ездить верхом, своими руками посадив в седло его первого собственного пони; мальчик, которого она научила петь и играть на гитаре; юноша, которого она определила ко двору и за чьим продвижением с гордостью следила. – Мой дорогой Том, – сказала она. – Когда твой дед отправился на юг сватать меня, его отец привез с собой подарки – прекрасные ткани, резные кубки и много других ценных вещей. А твой дед привез мне щенка собственной суки – лучшего в помете. Один щенок всегда получается лучше остальных, лучше во всех отношениях. Лучший в помете... – Она поцеловала его в лоб. – Да хранит тебя Бог, дитя мое.
Она отпустила его, и они еще долго ходили в молчании, опять взявшись за руки, как когда-то.
Ребекка была в отчаянии. Скандал, разразившийся, когда Нед привез её домой, был ужасен, но то, что последовало за ним, было еще хуже. С бабушкой Неда, от которой она ожидала самых больших неприятностей, как раз оказалось проще всего: та вообще не замечала Ребекку и, следуя по своим делам, проходила мимо неё, как мимо пустого места; но вот мать Неда... мать ни на секунду не оставляла Ребекку в покое, вечно браня её, шпыняя и придираясь к каждому шагу невестки. Довольно быстро Дэйзи выяснила, что Ребекка не умеет ни читать, ни писать, ни считать, моментально решив, что жена Неда ни на что не годится, Дэйзи не преминула сказать ей об этом.
– Я не понимаю, как ты собираешься управлять таким большим домом?! Как ты будешь вести счета, если не знаешь цифр? Как ты будешь заказывать все, что необходимо в хозяйстве, если не умеешь читать и писать? Господи, да у нас слуги и то лучше образованы, чем ты! Неужели ты думаешь, что они будут уважать тебя и исполнять твои приказы?
И бесполезно было пытаться что-то объяснять ей, бесполезно было говорить, что она, Ребекка, не собиралась становиться хозяйкой огромного имения и вышла замуж за Неда только потому, что он её об этом попросил, потому, что она любила его и была беременна, и еще потому, что хотела уйти из своего ненавистного дома. Дэйзи слушать не желала её смущенного лепета. Иногда Ребекка думала, что эти муки ниспосланы ей в наказание за грех; иногда ей хотелось снова очутиться у себя дома, спать на чердаке, бегать по поручениям отца и мачехи и терпеть их вечную брань. Здесь же было гораздо больше вещей, которые Ребекка делала неправильно, и постоянные насмешки и колкости Дэйзи были намного хуже, чем побои отца или оплеухи мачехи. Синяки сходят, боль быстро забывается. А придирки Дэйзи постоянно преследовали её, делая еще более застенчивой и неуклюжей.
Если бы Нед хоть как-то поддерживал свою юную жену, все это было бы не так страшно, но большую часть дня его не бывало дома. Он говорил ей, что должен трудиться особенно упорно, чтобы умилостивить своих родителей, поэтому каждое утро вскакивал на коня и уезжал по каким-нибудь делам, возвращаясь порой лишь к самому ужину. А вечерами, после ужина, он погружался в любимые занятия, которые были ей недоступны. Она не умела играть ни в шахматы, ни в шашки, а те карточные игры, которые она знала, были неизвестны ему. Правда, она пела, но не те песни, что были приняты здесь, а танцевать или играть на каком-нибудь музыкальном инструменте так и не научилась.
Она выросла в одиночестве и нс знала ни одной из тех игр, в которые играли они, и выучить правила ей было очень трудно, поскольку играли все так воодушевленно и неистово, что отвлекаться на то, чтобы объяснить суть игры какому-то постороннему человеку, ни у кого не было ни малейшего желания. Именно постороннему – вот кем была она на самом деле. Почти все время Ребекка проводила теперь в одиночестве – Дэйзи, обнаружив, что жена Неда весьма искусна в работе с ниткой и иголкой, правда, в самых несложных вещах (вышивать она толком не умела), каждое утро усаживала её шить что-нибудь попроще – рубашки, простыни и прочес белье, – причем оставляла её в бельевой одну. Так что Ребекка целыми днями сидела в пустой комнате перед ворохом белья, и шила, шила, шила, пока у неё не начинали болеть пальцы; лишь изредка бедняжка с тоской поглядывала в окно на сияющее солнце и зеленые поля. Ни разу не услышала она ни слова благодарности за свой труд, даже если, приложив нечеловеческие усилия, умудрялась справиться с тем, что ей приказано было сделать за день.
Вечерами она безмолвно, сидела в зале и смотрела, как все играют и веселятся. Ночами в постели Нед иногда занимался с ней любовью, но это было совсем не так, как раньше, до свадьбы, ибо теперь им приходилось делать это тихо, поскольку в спальне они были не одни; да и случалось это далеко не каждую ночь, иногда Нед просто поворачивался к ней спиной и засыпал без единого слова. А потом, когда Ребекка пробыла в этом доме уже месяц, выяснилось, что она вовсе даже и не беременна – то была ложная тревога, – и Нед пришел в ярость, обвинив жену в том, что она хитростью заманила его под венец, и после этого едва разговаривал с ней, не целовал её и не ласкал ночами; он полностью игнорировал Ребекку, словно той здесь и не было.
– Нет, – произнесла она, – пусть теперь несет свой крест. И потом, не имеет смысла прогонять её, если она ждет ребенка. Избавившись от неё сейчас, мы лишь наживем себе неприятности где-нибудь лет через двадцать, когда к нам неожиданно заявится некий незнакомый молодой человек и потребует свою долю имущества. Мы должны принять эту... девушку. А Нед, когда станет старше, поймет, какая расплата ждет легкомысленных молодых людей, поступающих по-своему, наперекор родительской воле.
После этого Элеонора отправилась в свой садик лекарственных растений и долго бродила там взад-вперед. Том, наблюдавший за ней из окна, увидел, как к ней присоединился Джоб и они некоторое время гуляли вдвоем, о чем-то разговаривая, после чего Джоб опять оставил Элеонору одну; судя по слабому движению её руки, она отослала верного слугу прочь. После его ухода её обычно гордо вскинутая красивая голова чуть поникла, и Том, который не мог видеть бабушку несчастной, поспешно спустился вниз и пошел к ней.
Не говоря ни слова, он подхватил её под руку и потом, соразмерив свои шаги с её, еще долго гулял с Элеонорой по саду. Голова её опять была высоко поднята, ибо Элеонора не могла позволить, чтобы кто-то, увидев её, не заметил обычной гордой осанки, но лицо женщины оставалось замкнутым и холодным. Наконец Том сказал:
– Не надо так расстраиваться из-за этого, бабушка. Что сделано, то сделано.
– Но кого он выбрал, Том! Полное ничтожество! Почему у него так мало гордости, у него – наследника всего имения? Что-то мы упустили в его воспитании. Я знаю, что Ричард тоже вел себя не лучшим образом, но Ричард всегда был странным, а поскольку он младший сын, то это не имело особого значения. Но чтобы Нед настолько не осознавал собственного долга... Он совсем не думает о нас.
– Он думает, бабушка. Ему очень жаль, что он вас обидел...
– Но тогда почему он так поступил? По-моему, он сожалеет не о том, что натворил, а о том, что все открылось.
Том попытался как-то успокоить Элеонору.
– Вам не кажется, что если бы он начал сейчас каяться в своих поступках, это стало бы признаком слабости его характера? Тем самым он показал бы, что действовал опрометчиво и необдуманно.
– А как еще можно рассматривать этот... с позволения сказать, брак? – презрительно осведомилась Элеонора.
– Все началось, конечно, с опрометчивости, – словно размышляя вслух, начал Том. – Он влюбился, что было опрометчиво с его стороны, и начал ухаживать за этой девушкой, что было еще более опрометчиво. Но когда он задумался о последствиях своих поступков, он почувствовал, что должен честно ответить за них, и не бросил девушку, которая уже была, в конце концов, его женой перед Богом; он обвенчался с ней надлежащим образом, а потом привез домой, в «Имение Морлэндов», не побоявшись даже потерять вашего расположения, которое он очень высоко ценит, поверьте мне, бабушка.
Элеонора скептически посмотрела на внука.
– И это ты называешь поведением благородного человека?
– Да, я называю это так, – смело ответил Том. – Он легко мог получить все, что хотел, и бросить девушку на произвол судьбы. Отец наверняка, наверняка выгнал бы несчастную из дома, она страдала бы от голода и холода – и может быть, даже умерла бы. Да, Нед мог поступить и так. Многие мужчины ведь именно так и делают. И многие именно так и повели бы себя на его месте. Но только не он! Совершив с самого начала ошибку, он не стал, искать легких путей, а храбро взвалил на себя груз ответственности и не убоялся гнева семьи.
– С каких это пор ты стал его защитником? – спросила Элеонора. – Ты же не похож на него, Том. Ты бы никогда не сделал ничего подобного.
– Я совсем не хочу защищать его, бабушка. Просто я думаю, что понимаю его, и еще я не могу видеть, как вы страдаете.
– Страдаю?
– Я не хочу, чтобы вы считали, будто он совсем не думает ни о вас, ни обо всей нашей семье, ни о добром имени Морлэндов. Он обо всем этом думает, очень даже думает!
– И ты полагаешь, что неуважение, которое проявил ко мне Нед, может заставить меня страдать?
Том покрепче прижал её локоть к себе и улыбнулся ей.
– Может, дорогая бабушка. Я знаю, когда вы страдаете, даже если остальные этого не замечают.
Элеонора с любовью улыбнулась ему в ответ.
– Нет, кое-кто замечает, – призналась она.
– Джоб?
– Откуда ты знаешь?
– Я видел его из окна. Что он вам сказал?
– Приблизительно то же, что и ты сейчас, но менее убедительно и более почтительно, – ответила она.
– Он очень любит вас. Вам это известно, бабушка?
Элеонора подняла одну бровь.
– Он состоит при мне чуть ли не с детства. – Это вряд ли можно было считать ответом, и она поспешила вернуться к прежней теме. – Хуже всего то, что Нед проделывает это уже во второй раз. Может быть, я смогла бы согласиться с тобой, если бы это было впервые – но дважды?..
Тут Тома осенило.
– А вам это никого не напоминает? – лукаво спросил он.
– Что?
– Был человек, который тоже дважды тайно женился, а вы, между прочим, любили его. Кто бы это мог быть?
Элеонора удивленно уставилась на внука.
– Кого ты имеешь в виду, дитя мое? Не можешь же ты намекать на короля Эдуарда?
– Именно о нем я и говорю. Он дважды тайно и неудачно женился, и оба раза – на женщинах, которые были значительно ниже его по положению, но в которых он безумно влюблялся. А Нед ведь состоял при дворе короля Эдуарда и почти три года был пажом этого государя.
– Уж не пытаешься ли ты доказать мне, что он ведет себя подобным образом только потому, что подражает своему повелителю? – изумилась Элеонора.
– Это не так уж нелепо, как вам может показаться, бабушка. Ведь все тогда просто обожали короля Эдуарда, а те, кто был рядом с ним, смотрели на него, как зачарованные. Ну, а когда служишь пажом, невольно начинаешь перенимать повадки своего господина, – вы же знаете это, не так ли? Иначе почему бы вы всегда так старались послать своих детей в свиту благородного лорда? Именно потому, что надеялись: они будут следовать его доброму примеру. Так стоит ли удивляться тому, что Нед вырос слишком романтичным и влюбчивым – и не таким благоразумным, как хотелось бы?
Элеонора задумалась.
– Ну что же, возможно, в твоих словах есть доля истины, – сказала она наконец. – Я простило ему его первую ошибку, потому что меня просил об этом сам король. А вдруг ты действительно прав?
Некоторое время они молча гуляли по саду. Каждый был погружен в собственные мысли. Потом Том сказал:
– Как бы то ни было, бабушка, этот брак означает, что в детской появится еще несколько ребятишек, а это должно вас радовать. А на следующий год, когда я женюсь на своей Арабелле...
– Молю Бога, чтобы мне довелось увидеть твоих детей, Том. Хоть я и рада, что ты получишь место при дворе, но порой меня это и огорчает: ведь ты не сможешь жить дома!
– Но мы будем навещать вас, – уверил её Том. – Вы же знаете, что король любит север. Надеюсь, государь будет часто посещать Йорк и проводить по нескольку месяцев в году в Миддлхэме. Так что я нередко буду оказываться рядом и смогу приезжать домой.
– Надеюсь, что так, дорогое мое дитя, надеюсь, что так, – вздохнула Элеонора. Она остановилась, повернулась к внуку и, повинуясь безотчетному порыву, взяла его лицо в свои ладони – это красивое лицо с высокими скулами и темно-голубыми, очень выразительными глазами. Это был тот мальчик, с которым они так часто, держась за руки, гуляли в саду; мальчик, которого она приучила ездить верхом, своими руками посадив в седло его первого собственного пони; мальчик, которого она научила петь и играть на гитаре; юноша, которого она определила ко двору и за чьим продвижением с гордостью следила. – Мой дорогой Том, – сказала она. – Когда твой дед отправился на юг сватать меня, его отец привез с собой подарки – прекрасные ткани, резные кубки и много других ценных вещей. А твой дед привез мне щенка собственной суки – лучшего в помете. Один щенок всегда получается лучше остальных, лучше во всех отношениях. Лучший в помете... – Она поцеловала его в лоб. – Да хранит тебя Бог, дитя мое.
Она отпустила его, и они еще долго ходили в молчании, опять взявшись за руки, как когда-то.
Ребекка была в отчаянии. Скандал, разразившийся, когда Нед привез её домой, был ужасен, но то, что последовало за ним, было еще хуже. С бабушкой Неда, от которой она ожидала самых больших неприятностей, как раз оказалось проще всего: та вообще не замечала Ребекку и, следуя по своим делам, проходила мимо неё, как мимо пустого места; но вот мать Неда... мать ни на секунду не оставляла Ребекку в покое, вечно браня её, шпыняя и придираясь к каждому шагу невестки. Довольно быстро Дэйзи выяснила, что Ребекка не умеет ни читать, ни писать, ни считать, моментально решив, что жена Неда ни на что не годится, Дэйзи не преминула сказать ей об этом.
– Я не понимаю, как ты собираешься управлять таким большим домом?! Как ты будешь вести счета, если не знаешь цифр? Как ты будешь заказывать все, что необходимо в хозяйстве, если не умеешь читать и писать? Господи, да у нас слуги и то лучше образованы, чем ты! Неужели ты думаешь, что они будут уважать тебя и исполнять твои приказы?
И бесполезно было пытаться что-то объяснять ей, бесполезно было говорить, что она, Ребекка, не собиралась становиться хозяйкой огромного имения и вышла замуж за Неда только потому, что он её об этом попросил, потому, что она любила его и была беременна, и еще потому, что хотела уйти из своего ненавистного дома. Дэйзи слушать не желала её смущенного лепета. Иногда Ребекка думала, что эти муки ниспосланы ей в наказание за грех; иногда ей хотелось снова очутиться у себя дома, спать на чердаке, бегать по поручениям отца и мачехи и терпеть их вечную брань. Здесь же было гораздо больше вещей, которые Ребекка делала неправильно, и постоянные насмешки и колкости Дэйзи были намного хуже, чем побои отца или оплеухи мачехи. Синяки сходят, боль быстро забывается. А придирки Дэйзи постоянно преследовали её, делая еще более застенчивой и неуклюжей.
Если бы Нед хоть как-то поддерживал свою юную жену, все это было бы не так страшно, но большую часть дня его не бывало дома. Он говорил ей, что должен трудиться особенно упорно, чтобы умилостивить своих родителей, поэтому каждое утро вскакивал на коня и уезжал по каким-нибудь делам, возвращаясь порой лишь к самому ужину. А вечерами, после ужина, он погружался в любимые занятия, которые были ей недоступны. Она не умела играть ни в шахматы, ни в шашки, а те карточные игры, которые она знала, были неизвестны ему. Правда, она пела, но не те песни, что были приняты здесь, а танцевать или играть на каком-нибудь музыкальном инструменте так и не научилась.
Она выросла в одиночестве и нс знала ни одной из тех игр, в которые играли они, и выучить правила ей было очень трудно, поскольку играли все так воодушевленно и неистово, что отвлекаться на то, чтобы объяснить суть игры какому-то постороннему человеку, ни у кого не было ни малейшего желания. Именно постороннему – вот кем была она на самом деле. Почти все время Ребекка проводила теперь в одиночестве – Дэйзи, обнаружив, что жена Неда весьма искусна в работе с ниткой и иголкой, правда, в самых несложных вещах (вышивать она толком не умела), каждое утро усаживала её шить что-нибудь попроще – рубашки, простыни и прочес белье, – причем оставляла её в бельевой одну. Так что Ребекка целыми днями сидела в пустой комнате перед ворохом белья, и шила, шила, шила, пока у неё не начинали болеть пальцы; лишь изредка бедняжка с тоской поглядывала в окно на сияющее солнце и зеленые поля. Ни разу не услышала она ни слова благодарности за свой труд, даже если, приложив нечеловеческие усилия, умудрялась справиться с тем, что ей приказано было сделать за день.
Вечерами она безмолвно, сидела в зале и смотрела, как все играют и веселятся. Ночами в постели Нед иногда занимался с ней любовью, но это было совсем не так, как раньше, до свадьбы, ибо теперь им приходилось делать это тихо, поскольку в спальне они были не одни; да и случалось это далеко не каждую ночь, иногда Нед просто поворачивался к ней спиной и засыпал без единого слова. А потом, когда Ребекка пробыла в этом доме уже месяц, выяснилось, что она вовсе даже и не беременна – то была ложная тревога, – и Нед пришел в ярость, обвинив жену в том, что она хитростью заманила его под венец, и после этого едва разговаривал с ней, не целовал её и не ласкал ночами; он полностью игнорировал Ребекку, словно той здесь и не было.