Страница:
И прежде, чем Сэйдж смогла пошевелиться, Миланд подскочил к ней и схватил ее за руки с такой силой, что от неожиданности и боли она вскрикнула. Но в следующее мгновение на ее лицо обрушился резкий удар, от которого она чуть не потеряла сознание. В следующее мгновение, двигаясь со скоростью молнии, Миланд засунул ей в рот платок и, достав из кармана веревку, связал запястья молодой женщины.
Приподняв одну бровь и отступив от нее на шаг, Ларкин посмотрел на свою жертву и ухмыльнулся: «Ну? Боишься?»
Сэйдж едва не задыхалась от вонючего платка, который деверь засунул ей в рот. И, конечно, она боялась. Она была напугана до смерти. Этот сумасшедший пообещал убить ее Но она не сомневалась, что до этого он будет насиловать и сотворит с нею все, о чем мечтал его безумный мозг.
Миланд приготовился к тому, чтобы взвалить женщину себе на плечо и удалиться, как вдруг открылась дверь из театра, и в комнату вошла Руби.
— Ты что же это, глупая скотина, себе позволяешь? — Закричала она и бросилась с кулачками на Миланда.
Насильник бросил уже почти потерявшую сознание Сэйдж на стул и повернулся к напавшей на него танцовщице, одновременно доставая нож из кожаных ножен, висевших у него на поясе Схватив Руби за плечи, Миланд с силой толкнул ее, а когда женщина упала, он резко взмахнул ножом и ударил ее прямо в спину.
Полные муки, стынущие светло-карие глаза Руби окинули комнату взглядом, потом изо рта у нее пошла кровь. И когда тело ее перестало содрогаться в руках Миланда, он отшвырнул ее прочь от себя, словно и не обратил внимания на то, что совершил, как будто только что загубленная им душа имела значения не больше, чем назойливая муха, которую он прихлопнул.
Все это произошло так быстро, что Сэйдж сначала даже ничего не поняла. Только спустя мгновение, уже глядя на скорченное тело своей маленькой подруги, она осознала, наконец, весь страшный смысл того, что произошло, и ее лицо смертельно побледнело. Сэйдж вскочила со стула, в отчаянии бросилась на своего деверя, пытаясь ударить его своими связанными руками. Горе и отчаянье наполнили ей сердце, ведь не только она потеряла свою дорогую подругу, но и двое совсем маленьких ребятишек потеряли сейчас свою мать.
Но Миланд только рассмеялся, увидев, что Сэйдж пытается на него напасть. А потом резко и сильно ударил ее в подбородок кулаком.
Свет померк в глазах несчастной женщины, и она потеряла сознание. И уже совсем не чувствовала, как Миланд взвалил ее к себе на плечо и пошел по темной аллее позади театра к ожидавшей его лошади.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Приподняв одну бровь и отступив от нее на шаг, Ларкин посмотрел на свою жертву и ухмыльнулся: «Ну? Боишься?»
Сэйдж едва не задыхалась от вонючего платка, который деверь засунул ей в рот. И, конечно, она боялась. Она была напугана до смерти. Этот сумасшедший пообещал убить ее Но она не сомневалась, что до этого он будет насиловать и сотворит с нею все, о чем мечтал его безумный мозг.
Миланд приготовился к тому, чтобы взвалить женщину себе на плечо и удалиться, как вдруг открылась дверь из театра, и в комнату вошла Руби.
— Ты что же это, глупая скотина, себе позволяешь? — Закричала она и бросилась с кулачками на Миланда.
Насильник бросил уже почти потерявшую сознание Сэйдж на стул и повернулся к напавшей на него танцовщице, одновременно доставая нож из кожаных ножен, висевших у него на поясе Схватив Руби за плечи, Миланд с силой толкнул ее, а когда женщина упала, он резко взмахнул ножом и ударил ее прямо в спину.
Полные муки, стынущие светло-карие глаза Руби окинули комнату взглядом, потом изо рта у нее пошла кровь. И когда тело ее перестало содрогаться в руках Миланда, он отшвырнул ее прочь от себя, словно и не обратил внимания на то, что совершил, как будто только что загубленная им душа имела значения не больше, чем назойливая муха, которую он прихлопнул.
Все это произошло так быстро, что Сэйдж сначала даже ничего не поняла. Только спустя мгновение, уже глядя на скорченное тело своей маленькой подруги, она осознала, наконец, весь страшный смысл того, что произошло, и ее лицо смертельно побледнело. Сэйдж вскочила со стула, в отчаянии бросилась на своего деверя, пытаясь ударить его своими связанными руками. Горе и отчаянье наполнили ей сердце, ведь не только она потеряла свою дорогую подругу, но и двое совсем маленьких ребятишек потеряли сейчас свою мать.
Но Миланд только рассмеялся, увидев, что Сэйдж пытается на него напасть. А потом резко и сильно ударил ее в подбородок кулаком.
Свет померк в глазах несчастной женщины, и она потеряла сознание. И уже совсем не чувствовала, как Миланд взвалил ее к себе на плечо и пошел по темной аллее позади театра к ожидавшей его лошади.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Джиму не составляло большого труда отыскать «Золоченую Клетку», когда он на своей лошади въехал на главную улицу Шайенна. Большая толпа людей стояла перед входом в двухэтажное здание, слышались взволнованные голоса. Сердце Джима сжало нехорошее предчувствие, а пока он отыскивал место, где можно поставить лошадь, это предчувствие превратилось в уверенность — все эти люди говорят именно о Сэйдж.
Набросив поводья на высокую, блестящую от влаги коновязь, Латур поспешил подойти к взволнованным людям, толпившимся вокруг или стоявшим с бледными лицами. Он тронул за плечо ближайшего к себе мужчину и спросил: «Что случилось?»
— Убили одну из девушек, которая здесь работала. Ножом в спину.
Лицо Джима стало мертвенно-бледным — этот ублюдок нашел все же Сэйдж раньше его. Он почувствовал приступ тошноты, смешанный с острой болью в груди, и даже испугался, что его вырвет прямо на месте.
Однако, уже в следующую секунду, Латур справился со своей слабостью, и его глаза загорелись холодным яростным огнем Миланд Ларкин за это заплатит, и заплатит страшно' Он получит месть, месть индейца! Джим стал проталкиваться через толпу, распихивая мужчин и женщин, стараясь пробиться к театру. Он должен обнять Сэйдж, взглянуть в ее прекрасное лицо в последний раз, прежде чем отправиться на охоту за ее убийцей.
Его успешное продвижение вперед задержалось, когда на пути у него оказалась женщина средних лет с бледным лицом и встревоженным глазами, которая о чем-то спорила с городским судебным исполнителем. Он обошел их и стал пробиваться дальше, к закрытой двери в театр. Когда Джим, наконец, добрался к цели и взялся за дверную ручку, судебный исполнитель поспешно прекратил спор с женщиной и бросился к нему.
— Нет, нет, вы не можете туда войти, мистер!
— А ты хочешь попробовать меня остановить? — рука Джима стремительно метнулась к кольту, как обычно, висевшему у него на бедре.
Служитель закона изумленно остановился, пораженный таким обращением, а Джим, больше не обращая на него внимания, отворил большую тяжелую дверь и вошел внутрь Он постоял несколько мгновений в сумраке длинного холла, освещенного только лучами заходящего солнца, которые с трудом проникали сквозь высокие окна, и попытался сообразить, куда теперь идти. Затем ему стали слышны доносившиеся откуда то голоса, и он пошел в том направлении.
Латур ворвался в маленькую комнатку в тот самый миг, когда на хрупкое тело лежащей женщины набросили белую простыню. Сдерживая отчаянный, рвущийся из горла крик, Джим бросился на колени перед застывшим, словно изваяние, холодным телом. Дрожащими руками он взялся за край простыни и, замирая от неизбежного горя, поднял его вверх.
И вдруг двое стоявших рядом мужчин увидели, как этот большой, сильный человек радостно вскрикнул, и на его глазах выступили слезы радости.
На Джима смотрели мертвые глаза женщины, которую он никогда в жизни не видел! Он накрыл ее лицо и опустил свою голову на руки, мысленно благодаря Бога, что это не Сэйдж лежит перед ним, неподвижная и холодная.
— Вы знаете эту женщину? — донесся до него голос судебного исполнителя.
Джим отрицательно помотал головой и поднялся с колен.
— Я думал, что это другая…
И тут он впервые заметил двух молоденьких женщин, стоявших в стороне и беззвучно плакавших. Сделав к ним два шага, Джим спросил:
— Кто-нибудь из вас знает Сэйдж Ларкин и где ее можно найти?
Высокая блондинка вытерла глаза и, сделав над собой усилие, ответила:
— Мы не знаем, где Сэйдж. Полагают, что ее украл тот, кто убил Руби.
Женщина заметила, как при этом известии у Джима с лица схлынула вся кровь, и добавила:
— Там, на улице, находится ее квартирная хозяйка Кэрри Бейкер. Она что-то может знать о ней.
Латур благодарно кивнул, развернулся и заспешил к выходу. На улице, в толпе людей, все еще толпившихся вокруг театра, нигде не было той стареющей женщины, которая разговаривала с судебным исполнителем. Почему-то он был твердо уверен, что она и есть та самая Кэрри Бейкер.
Среди тех, кто ожидал у театра, ее не было. Джим уже собирался вернуться в помещение театра и спросить, где живет квартирная хозяйка Сэйдж, как вдруг заметил удалявшуюся по улице женщину в ярком цветном платье. Наверняка, это она! Мужчина стремительно бросился за ней вниз по улице, моля об одном, чтобы она хоть чем-то смогла ему помочь.
— Подождите! Одну минутку, мэм, — окликнул он ее. — Можно сказать вам несколько слов?
На него посмотрели заплаканные глаза; она подождала его и сказала тихо:
— Скорее говорите ваши несколько слов, мистер. Сегодня я слишком встревожена и расстроена, чтобы тратить время на всякую болтовню.
— Я тоже, мэм, — мягко ответил Джим, понимая причину волнения этой женщины. — Я думаю, мы беспокоимся об одном и том же человеке. Я из Коттонвуда, ищу Сэйдж Ларкин.
— Почему вы ищите Сэйдж Ларкин? Что вам от нее нужно? — в голосе Кэрри послышалось подозрение.
— Я разыскиваю ее, потому что думаю, что она в большой опасности. А хочу я от нее… Я хочу жениться на ней и увезти ее назад в Коттонвуд, туда, где она и должна жить.
Глаза женщины полыхнули огнем на Джима.
— Почему же вы позволили ей сперва уехать оттуда? Она была очень несчастна первое время-, как приехала сюда.
Латур опустил голову. Видеть осуждение в глазах Кэрри было просто невыносимо! Все, что она сказала, каждое ее слово, правда. Если бы он не был таким тупоголовым, толстокожим болваном, Сэйдж давно бы стала его женой, и была бы в безопасности от того человека, который похитил ее, погубив при этом четырех человек, лишь бы осуществить свой дьявольский замысел.
И все же Джим заставил себя вновь посмотреть на стоявшую перед ним женщину — Я совершил непростительную глупость, позволив ей уехать. Но, уверяю вас, я не думал, что слишком много для нее значу. У вас есть хоть какие-то предположения, где она может быть? Может, она упоминала о том, что боится человека по имени Миланд Ларкин? Это ее деверь.
— Нет, — подумав, ответила Кэрри, — она никогда ни о ком не говорила, только о племяннике, женщине по имени Тилли .. и мужчине, который никак не может удовлетвориться одной женщиной, а постоянно их меняет.
Она с осуждением посмотрела на Латура, а когда он вновь отвел свой взгляд, спросила:
— Вы считаете, что этот Ларкин убил Руби, а потом похитил Сэйдж?
— Это так же точно, как то, что я стою здесь, перед вами. И один дьявол знает, что этот ублюдок собирается с ней сделать.
— Что же вы собираетесь делать? — спросила Кэрри, когда они вдвоем двинулись дальше по улице, — Вы попытаетесь найти ее?
Эти слова прозвучали скорее как приказ, чем как вопрос.
Джим бросил взгляд на солнце, уже почти совсем скрывшееся за горизонтом. Через час совсем стемнеет, и ему чертовски хочется спать. Да к тому же и лошади Рустера требуется длительный отдых. Им обоим придется очень тяжело, когда они отправятся на поиска Миланда Ларкина.
— Завтра утром, с первыми лучами солнца, как только можно будет различать следы этого негодяя, я отправлюсь за ним в погоню. И если только с головы Сэйдж упадет хоть волосок, то этому мерзавцу и сам Господь Бог не поможет.
У Джима было предчувствие, что Миланд со своей жертвой направился в свою местность, туда, где жили он и Сэйдж до того, как оказаться в Коттонвуде. А вдруг ему предстоит найти Сэйдж, вернее, ее мертвое тело, где-нибудь на этом страшном пути. Латур помотал головой, отгоняя непереносимую мысль.
— По-моему, вы устали до смерти, мистер, — сказала вдруг Кэрри, когда их ноги ступили на обочину — Давайте-ка, я вас чем-нибудь покормлю, а потом поищем, куда вас положить на ночлег.
У Сэйдж было такое чувство, будто она едет всю свою жизнь. Но, судя по расположению луны, с той минуты, как Миланд забросил ее на своего коня, прошла всего пара часов.
Сейчас он сидел позади нее, и они стремительно удалялись от города. У Сэйдж до сих пор от его удара болела челюсть, мучительно ныли руки, так туго связанные, что, казалось, и кровь уже перестала поступать к пальцам. Спина несчастной женщины тоже затекла и болела оттого, что она старалась как можно дальше отодвинуться от Ларкина, боясь, что от прикосновения к ее телу Миланд может вспыхнуть похотью.
Пока, однако, хвала Господу, он и не думал приставать к ней с такими намерениями. Но ведь это со всем не означало, что однажды они у него не возникнут. Это все может случиться, когда они остановятся на ночь или, наконец, достигнут того места, куда он ее везет.
Но ее терзал и страх другого рода. Что собирается сделать с ней Миланд, когда ему, в конце концов, надоест мучить ее? Убьет? Теперь она знала, что он может и женщину убить, не колеблясь.
Ей вспомнилась ее маленькая подруга Руби. Она погибла, была убита этим чудовищем только потому, что пыталась защитить свою подругу! Что теперь будет с ее детьми? Сможет ли их бабка бросить пить и хорошо их вырастить? Вряд ли. Может, она бы и рада, но ведь она уже столько лет пьянствует!
И как же Дэнни? Если ей суждено умереть, смогут ли Джонти и Корд воспитать его? Вообще, оставят ли они его у себя? Наверное, да.
Внезапно ей пришлось прервать свои встревоженные, сбивчивые рассуждения, потому что деверь остановил коня и слез с седла.
— Тут мы остановимся на ночь, — сказал он, стаскивая свою жертву с лошади. — Похоже, нас никто не преследует.
Он указал ей на высокую, одиноко торчащую среди равнины скалу и приказал:
— Иди туда и не вздумай улизнуть. Ты будешь вкусной закуской для волков, их тут по лесам шляются целые стаи.
Сэйдж пошла и села там, где ей было приказано, и со своего места с ненавистью наблюдала за тем, как Миланд разжег костер, сварил кофе, а затем поставил на угли сковороду. Внезапно он взглянул на нее и перехватил ее ненавидящий взгляд. Его лицо исказилось от злобы, он встал и подошел к ней. Остановившись прямо перед ней, ее похититель расстегнул штаны и достал свой член.
— Если бы ты не запачкалась тем, что спала с индейским выродком, возможно, я бы и захотел, чтобы ты смогла меня ублажить, — злобно прохрипел Ларкин.
Сэйдж, несмотря на весь свой страх, с отвращением сплюнула на него.
— Никогда! Слышишь, ты, гадина! Никогда я непозволю тебе прикоснуться ко мне. Я до конца своих дней потом буду чувствовать себя в грязи.
Злодея даже затрясло от ярости. Забыв о похоти, Миланд опустился перед Сэйдж на корточки, одной рукой грубо сжал ее подбородок, а другой в это время достал тот самый нож, которым убил Руби. Грубо сжав нежную женскую кожу, он поднял нож и коснулся его широким лезвием лица женщины всего в дюйме от ее правого глаза. Весь дрожа от душившей его злобы, он прошипел:
— Ах, ты себя будешь чувствовать грязной! Запачкаться боишься! А посмотрим, как ты себя почувствуешь, когда запачкаешься в собственной крови.
Сэйдж, закрыв глаза, почувствовала прикосновение холодной стали, затем внизу, у глаз, кольнуло, и теплая кровь побежала у нее по щеке. Безумец порезал ее лицо! Она в ужасе ждала, что он будет теперь вновь резать ее.
Но в следующее мгновение Миланд, изрыгая проклятия, отшвырнул ее прочь и пошел назад к костру Женщина вздохнула с облегчением, с трудом, из-за связанных рук, поднялась с земли и вновь прислонилась спиной к камню. Теперь ей стало ясно, что Ларкин больше не пылает к ней страстью, он просто хочет помучить ее, заставить страдать. А потом, раньше или позже, если никто ее не спасет, она будет убита.
От костра до несчастной женщины донеслись запахи жареного мяса и кофе, и от этих вкусных ароматов она почувствовала, как ее рот наполняется слюной. Последний раз они легко перекусили с Кэрри часа в два дня. Еще спустя пару минут она увидела, как Миланд Ларкин снял сковороду с огня и начал поглощать еду, аккуратно макая хлеб в жир и отправляя в рот свинину кусок за куском.
С нарастающим раздражением Сэйдж поняла, что ей он поесть не даст. Это что, его план? Он хочет, чтобы она умерла от голода? Ей хотелось задушить его собственными руками, когда в конце своего ужина негодяй, выпив две чашки кофе, выплеснул то, что осталось в костер и встал. Некоторое время Миланд наблюдал, как над костром вьются сизые клубы дыма, затем он звучно рыгнул и направился к пленнице.
Сэйдж ждала, что вот теперь он продолжит истязания, но ее похититель только привязал к ее поясу длинную веревку, затем обмотал другим концом себя.
— Если вдруг ты надумаешь ночью погулять, — ухмыльнулся он, — тебе придется захватить меня с собой.
С этими словами Ларкин раскатал свой спальный мешок и улегся, накрывшись сверху одеялом.
Сэйдж почувствовала одновременно и гнев, и облегчение. Она обрадовалась тому, что, видимо, больше сегодня этот мерзавец не будет ее беспокоить, но кроме этого ее душил гнев за то, что он не дал ей даже одеяла, на котором можно было бы лежать. Ее деверь обращался с ней, как с животным!
Хорошо еще, что веревка была длинной и давала возможность женщине хоть немного двигаться. После дождя земля была сырой и холодной, и ей, со связанными руками, никак не удавалось найти хоть клочок сухой почвы, где она могла бы прилечь для сна. Наконец, Сэйдж, скорчившись, уселась на прежнее место, и, дрожа всем телом от холодного ночного воздуха, попыталась заснуть.
Практически всю ночь несчастная молодая женщина страдала от холода, ее тело затекло от сидения на твердой земле, но больше всего ей досаждали муки голода. Порой, сквозь забытье, ей казалось, что уже прошла целая вечность с той минуты, как она последний раз поела. Наконец, когда на востоке уже заалела узкая полоска зари, Сэйдж заснула, и почти сразу же ее разбудил резкий рывок веревки, привязанной к поясу.
— Садись, мне надо снять с тебя эту упряжь, — прохрипел Миланд. Развязав женщину, он спрятал веревку в переметную суму, затем вновь подошел к пленнице, на ходу расстегивая ширинку. Остановившись совсем рядом с нею, Ларкин помочился чуть ли не ей на ноги, забрызгав при этом ее туфли.
Сэйдж закрыла глаза, со страхом думая о том, что может последовать за всем этим. Но, очевидно, ее мучитель решил, что на этот раз он уже достаточно ее унизил, потому что в следующую секунду она услышала его удаляющиеся шаги. Женщина открыла глаза и увидела, как Миланд принялся разжигать костер. Через несколько минут вокруг вновь разнесся удивительный аромат жареного мяса; она почувствовала голодные спазмы в желудке и увидела, как Ларкин вновь усаживается есть один.
Более чем когда-либо раньше Сэйдж уверилась, что негодяй решил умертвить ее с помощью голода, чтобы самому сидеть рядом и наблюдать, как она будет медленно умирать у него на глазах, униженно вымаливая хоть кусочек хлеба.
Еще через пару минут она увидела, как Миланд направился к ней со сковородкой в руке. Он поставил сковороду перед женщиной, и ей стоило большого труда не поблагодарить его, когда она увидела, что там лежат несколько кусков мяса. Не говоря ни слова, Ларкин развязал ей руки Но еще несколько секунд Сэйдж могла только смотреть на еду, потому что руки настолько затекли, что невозможно было двинуть пальцем.
Никогда еще еда не казалась Сэйдж такой вкусной. Она старалась есть помедленней, чтобы растянуть удовольствие, но мяса было слишком мало, и оно быстро кончилось.
Пленница с тоской посмотрела на котелок, в котором был кофе, но, как и прошлой ночью, Миланд выплеснул остатки в костер.
Вместо кофе он позволил женщине сделать несколько глотков из его фляги, а затем вновь связал ей руки и усадил на лошадь.
Солнце взошло повыше, все вокруг было окутано туманом, но день обещал установиться жарким. За все время, после того как они тронулись с места, Миланд не проронил ни слова, и это тревожило Сейдж все больше и больше. Что ее ждет? Куда они едут? Может, они уже приближаются к концу их ужасного путешествия? И вот эти его судорожные вздрагивания, имеют ли они к ней какое-нибудь отношение? Единственное, в чем она могла быть совершенно уверена, так это в том, что, когда наступит конец этой поездки, ее мучения возобновятся, и ей даже страшно было представить, что ждет ее. Она очень хорошо знала, каким чудовищно жестоким может быть Миланд. Часто она видела, как грубо он обращался с животными, не говоря уже о его отношении к родному брату Артуру.
Солнце начинало клониться к западу, и муки голода начали терзать несчастную женщину с новой силой. Скоро снова стемнеет, и он опять начнет разбивать лагерь для ночевки. Позволит ли ее похититель ей поесть, или опять оставит дожидаться утра?
Примерно через час после захода солнца они все еще продолжали свой путь. Миланд по-прежнему подгонял уставшую лошадь; хотя на небе давно уже взошла луна и залила все вокруг своим тусклым светом. Сэйдж Держалась только силой воли, стараясь не показать Ларкину, насколько она ослабела, понимая, что ему как раз этого и надо — сломить ее дух и заставить молить о пощаде. И еще, ей было ясно, что как только ему удастся добиться своей цели, он убьет ее.
От долгой езды верхом, да еще со связанными руками, все тело женщины превратилось в воплощение боли. Она молила Господа, чтобы он послал ей силы выдержать до конца это испытание, как вдруг впереди забрезжил в темноте тусклый мигающий огонек. Вначале Сэйдж показалось, что это просто обман зрения, но вскоре стало заметно, что это свет из окна, и они направляются прямо к нему.
В ту же секунду по спине Сэйдж пробежал леденящий холодок, — ей припомнились трое бандитов, погубивших ее семью. Может быть, они там сидят и дожидаются, когда Ларкин доставит ее к ним?
Вот когда женщина почувствовала, что еще немного, и она закричит от ужаса. Сразу они ее не убьют, сначала злодеи насладятся ее телом, может быть, именно так, как тогда рыжеволосый с бедной Мэри.
Перед глазами Сэйдж возникло из темноты какое-то низкое строение, похожее на сарай больше, чем на жилище. Миланд остановил изможденную лошадь и, спрыгнув с седла, закричал:
— Эй, Лайша, ленивый ублюдок, выходи и позаботься о лошади!
И сразу же из лачуги выбежал лохматый, нечесанный подросток, торопливо подобрал поводья и повел коня прочь, попутно получив от Миланда сильный пинок, когда проходил мимо него.
Сэйдж слегка пошатывалась на своих дрожащих ногах, и Миланд, грубо схватив ее за локоть, почти затащил женщину в дом, где толкнул на скрипящий, шаткий стул. И тут она увидела еще одного маленького мальчика, который смотрел на них. В глазах ребенка плескался неприкрытый ужас, он вскочил, как только услышал приказ Ларкина.
— Поставь ужин на стол, маленькая скотина!
Повернувшись к Сэйдж и заметив, что она смотрит на мальчика, Миланд в дикой ярости прищурил глаза и, протянув к ней руки, схватил ее за горло, глубоко и безжалостно вдавливая пальцы в женскую шею.
— Да! — завопил он. — Они — мое семя! И ты, ты, сучонка, могла бы меня избавить от этого позора, если бы не предпочла тогда Артура!
Он резко отпустил ее и пошел прочь.
Сэйдж едва поняла эти грубые слова, и совсем не обратила внимания на грубость. Она вспомнила, как Миланд ненавидел индейцев еще до того, как она и Артур поженились. Неужели же тогда, много лет назад, ее деверь похитил скво, и у нее появились дети от него? Не было никаких сомнений в том, что в том подростке-метисе, который увел лошадь Миланда в конюшню, была кровь этого чудовищного человека. А мальчику, должно быть, около пятнадцати лет.
Второй мальчуган, который сейчас накрывал на стол, изо всех сил стараясь не привлекать внимания Ларкина, на вид был чуть старше Дэнни. И ее сердце преисполнилось жалости к нему.
Она поняла, что ненависть к индейцам, о которой постоянно говорил Миланд, на самом деле была ненавистью к самому себе за то, что он вынужден был жить с индианкой, за то, что она рожала ему детей, а это все, в его понимании, было ужасным грехом. Сэйдж со страхом подумала о том, что случилось с несчастной женщиной, матерью мальчиков.
Внезапно, словно молния, в мозгу молодой женщины вспыхнула мысль о том, что если не по крови, то через Артура эти мальчики, оказывается, приходятся ей племянниками. Ей стало жаль этих несчастных детей и захотелось броситься на защиту младшего, когда Миланд дал ему сильную затрещину и злобно прорычал:
— Ты прочитал в Библии ту главу, которую я велел?
— Да, сэр, — ответил мальчик дрожащим голосом.
— Потом проверю, — пригрозил Ларкин и уселся за стол.
Он начал набивать рот мясом и бобами, а Сэйдж, чувствуя, что больше не может ни минуты оставаться с ним в одной комнате, встала и вышла за дверь, не думая о том, набросится на нее деверь или нет, и не боясь, что он начнет ее избивать.
Оба мальчугана сидели на пеньках возле лачуги, склонив головы и сложив руки на коленях. Сэйдж подошла к ним и, посмотрев на Лайшу, спросила:
— Почему вы тут остаетесь?
— Нам некуда идти. Когда я был еще ребенком, мать, однажды, попыталась вернуться в свою деревню, но племя изгнало ее, потому что она бежала с ним и опозорила своих родичей. Поэтому маме пришлось вернуться сюда.
Лайша пожал плечам.
— По крайней мере, он сюда не часто заглядывает. Правда, в этом месяце он тут побывал уже дважды.
— Как же вы тут живете?
— Ларкин всегда оставляет мне ружье для охоты. Летом мы выращиваем овощи и ловим рыбу в реке. Ничего, перебиваемся. Лучше иногда немного поголодать, чем жить с ним все время.
— Наверно, ваша мать умерла?
— Да, три года назад, при родах.
Сэйдж повернулась к младшему мальчику. — А как тебя зовут, сынок?
— Бенни, мэм. Женщина улыбнулась.
— Слушайте, мальчики. Вы можете меня называть тетя Сэйдж, если хотите. Когда-то я была замужем за братом вашего отца. Говоря честно, Бенни, ты ужасно похож на своего дядю Артура.
Оба мальчика изумленно и радостно уставились на Сэйдж. Было совершенно очевидно, что им ничего не было известно о родных отца, и, возможно, у них даже мысль не возникала о возможности иметь белых родственников.
— Ты покинула брата Ларкина, потому что он был груб? — спросил Лайша.
— О, нет! Ваш дядя Артур был самым добрым человеком на свете. Его застрелили бандиты прошлой весной.
Сэйдж чуть не добавила «по указанию вашего отца». Но ей удалось сдержаться в последний миг. Для детей могло оказаться тяжелым ударом в одну минуту узнать, что у них был дядя, а в следующую — услышать, что он убит по приказу своего брата, их отца.
Сэйдж уже хотела попросить их развязать ей руки, но промолчала, заметив испуг в глазах мальчиков, а в следующую секунду ей на плечо легла тяжелая рука Миланда. Она резко обернулась, чтобы взглянуть на своего мучителя, и вдруг почувствовала, как у нее пересохло во рту. 3 руке Ларкин держал свой страшного вида нож. По виду мужчины было ясно, что он страшно разозлен тем, что Сэйдж покинула дом, и теперь он собирается ее убить.
Женщина закрыла глаза, ожидая самого страшного, желая помолиться, но от охватившего ее ужаса, ей не удалось вымолвить ни слова.
Набросив поводья на высокую, блестящую от влаги коновязь, Латур поспешил подойти к взволнованным людям, толпившимся вокруг или стоявшим с бледными лицами. Он тронул за плечо ближайшего к себе мужчину и спросил: «Что случилось?»
— Убили одну из девушек, которая здесь работала. Ножом в спину.
Лицо Джима стало мертвенно-бледным — этот ублюдок нашел все же Сэйдж раньше его. Он почувствовал приступ тошноты, смешанный с острой болью в груди, и даже испугался, что его вырвет прямо на месте.
Однако, уже в следующую секунду, Латур справился со своей слабостью, и его глаза загорелись холодным яростным огнем Миланд Ларкин за это заплатит, и заплатит страшно' Он получит месть, месть индейца! Джим стал проталкиваться через толпу, распихивая мужчин и женщин, стараясь пробиться к театру. Он должен обнять Сэйдж, взглянуть в ее прекрасное лицо в последний раз, прежде чем отправиться на охоту за ее убийцей.
Его успешное продвижение вперед задержалось, когда на пути у него оказалась женщина средних лет с бледным лицом и встревоженным глазами, которая о чем-то спорила с городским судебным исполнителем. Он обошел их и стал пробиваться дальше, к закрытой двери в театр. Когда Джим, наконец, добрался к цели и взялся за дверную ручку, судебный исполнитель поспешно прекратил спор с женщиной и бросился к нему.
— Нет, нет, вы не можете туда войти, мистер!
— А ты хочешь попробовать меня остановить? — рука Джима стремительно метнулась к кольту, как обычно, висевшему у него на бедре.
Служитель закона изумленно остановился, пораженный таким обращением, а Джим, больше не обращая на него внимания, отворил большую тяжелую дверь и вошел внутрь Он постоял несколько мгновений в сумраке длинного холла, освещенного только лучами заходящего солнца, которые с трудом проникали сквозь высокие окна, и попытался сообразить, куда теперь идти. Затем ему стали слышны доносившиеся откуда то голоса, и он пошел в том направлении.
Латур ворвался в маленькую комнатку в тот самый миг, когда на хрупкое тело лежащей женщины набросили белую простыню. Сдерживая отчаянный, рвущийся из горла крик, Джим бросился на колени перед застывшим, словно изваяние, холодным телом. Дрожащими руками он взялся за край простыни и, замирая от неизбежного горя, поднял его вверх.
И вдруг двое стоявших рядом мужчин увидели, как этот большой, сильный человек радостно вскрикнул, и на его глазах выступили слезы радости.
На Джима смотрели мертвые глаза женщины, которую он никогда в жизни не видел! Он накрыл ее лицо и опустил свою голову на руки, мысленно благодаря Бога, что это не Сэйдж лежит перед ним, неподвижная и холодная.
— Вы знаете эту женщину? — донесся до него голос судебного исполнителя.
Джим отрицательно помотал головой и поднялся с колен.
— Я думал, что это другая…
И тут он впервые заметил двух молоденьких женщин, стоявших в стороне и беззвучно плакавших. Сделав к ним два шага, Джим спросил:
— Кто-нибудь из вас знает Сэйдж Ларкин и где ее можно найти?
Высокая блондинка вытерла глаза и, сделав над собой усилие, ответила:
— Мы не знаем, где Сэйдж. Полагают, что ее украл тот, кто убил Руби.
Женщина заметила, как при этом известии у Джима с лица схлынула вся кровь, и добавила:
— Там, на улице, находится ее квартирная хозяйка Кэрри Бейкер. Она что-то может знать о ней.
Латур благодарно кивнул, развернулся и заспешил к выходу. На улице, в толпе людей, все еще толпившихся вокруг театра, нигде не было той стареющей женщины, которая разговаривала с судебным исполнителем. Почему-то он был твердо уверен, что она и есть та самая Кэрри Бейкер.
Среди тех, кто ожидал у театра, ее не было. Джим уже собирался вернуться в помещение театра и спросить, где живет квартирная хозяйка Сэйдж, как вдруг заметил удалявшуюся по улице женщину в ярком цветном платье. Наверняка, это она! Мужчина стремительно бросился за ней вниз по улице, моля об одном, чтобы она хоть чем-то смогла ему помочь.
— Подождите! Одну минутку, мэм, — окликнул он ее. — Можно сказать вам несколько слов?
На него посмотрели заплаканные глаза; она подождала его и сказала тихо:
— Скорее говорите ваши несколько слов, мистер. Сегодня я слишком встревожена и расстроена, чтобы тратить время на всякую болтовню.
— Я тоже, мэм, — мягко ответил Джим, понимая причину волнения этой женщины. — Я думаю, мы беспокоимся об одном и том же человеке. Я из Коттонвуда, ищу Сэйдж Ларкин.
— Почему вы ищите Сэйдж Ларкин? Что вам от нее нужно? — в голосе Кэрри послышалось подозрение.
— Я разыскиваю ее, потому что думаю, что она в большой опасности. А хочу я от нее… Я хочу жениться на ней и увезти ее назад в Коттонвуд, туда, где она и должна жить.
Глаза женщины полыхнули огнем на Джима.
— Почему же вы позволили ей сперва уехать оттуда? Она была очень несчастна первое время-, как приехала сюда.
Латур опустил голову. Видеть осуждение в глазах Кэрри было просто невыносимо! Все, что она сказала, каждое ее слово, правда. Если бы он не был таким тупоголовым, толстокожим болваном, Сэйдж давно бы стала его женой, и была бы в безопасности от того человека, который похитил ее, погубив при этом четырех человек, лишь бы осуществить свой дьявольский замысел.
И все же Джим заставил себя вновь посмотреть на стоявшую перед ним женщину — Я совершил непростительную глупость, позволив ей уехать. Но, уверяю вас, я не думал, что слишком много для нее значу. У вас есть хоть какие-то предположения, где она может быть? Может, она упоминала о том, что боится человека по имени Миланд Ларкин? Это ее деверь.
— Нет, — подумав, ответила Кэрри, — она никогда ни о ком не говорила, только о племяннике, женщине по имени Тилли .. и мужчине, который никак не может удовлетвориться одной женщиной, а постоянно их меняет.
Она с осуждением посмотрела на Латура, а когда он вновь отвел свой взгляд, спросила:
— Вы считаете, что этот Ларкин убил Руби, а потом похитил Сэйдж?
— Это так же точно, как то, что я стою здесь, перед вами. И один дьявол знает, что этот ублюдок собирается с ней сделать.
— Что же вы собираетесь делать? — спросила Кэрри, когда они вдвоем двинулись дальше по улице, — Вы попытаетесь найти ее?
Эти слова прозвучали скорее как приказ, чем как вопрос.
Джим бросил взгляд на солнце, уже почти совсем скрывшееся за горизонтом. Через час совсем стемнеет, и ему чертовски хочется спать. Да к тому же и лошади Рустера требуется длительный отдых. Им обоим придется очень тяжело, когда они отправятся на поиска Миланда Ларкина.
— Завтра утром, с первыми лучами солнца, как только можно будет различать следы этого негодяя, я отправлюсь за ним в погоню. И если только с головы Сэйдж упадет хоть волосок, то этому мерзавцу и сам Господь Бог не поможет.
У Джима было предчувствие, что Миланд со своей жертвой направился в свою местность, туда, где жили он и Сэйдж до того, как оказаться в Коттонвуде. А вдруг ему предстоит найти Сэйдж, вернее, ее мертвое тело, где-нибудь на этом страшном пути. Латур помотал головой, отгоняя непереносимую мысль.
— По-моему, вы устали до смерти, мистер, — сказала вдруг Кэрри, когда их ноги ступили на обочину — Давайте-ка, я вас чем-нибудь покормлю, а потом поищем, куда вас положить на ночлег.
У Сэйдж было такое чувство, будто она едет всю свою жизнь. Но, судя по расположению луны, с той минуты, как Миланд забросил ее на своего коня, прошла всего пара часов.
Сейчас он сидел позади нее, и они стремительно удалялись от города. У Сэйдж до сих пор от его удара болела челюсть, мучительно ныли руки, так туго связанные, что, казалось, и кровь уже перестала поступать к пальцам. Спина несчастной женщины тоже затекла и болела оттого, что она старалась как можно дальше отодвинуться от Ларкина, боясь, что от прикосновения к ее телу Миланд может вспыхнуть похотью.
Пока, однако, хвала Господу, он и не думал приставать к ней с такими намерениями. Но ведь это со всем не означало, что однажды они у него не возникнут. Это все может случиться, когда они остановятся на ночь или, наконец, достигнут того места, куда он ее везет.
Но ее терзал и страх другого рода. Что собирается сделать с ней Миланд, когда ему, в конце концов, надоест мучить ее? Убьет? Теперь она знала, что он может и женщину убить, не колеблясь.
Ей вспомнилась ее маленькая подруга Руби. Она погибла, была убита этим чудовищем только потому, что пыталась защитить свою подругу! Что теперь будет с ее детьми? Сможет ли их бабка бросить пить и хорошо их вырастить? Вряд ли. Может, она бы и рада, но ведь она уже столько лет пьянствует!
И как же Дэнни? Если ей суждено умереть, смогут ли Джонти и Корд воспитать его? Вообще, оставят ли они его у себя? Наверное, да.
Внезапно ей пришлось прервать свои встревоженные, сбивчивые рассуждения, потому что деверь остановил коня и слез с седла.
— Тут мы остановимся на ночь, — сказал он, стаскивая свою жертву с лошади. — Похоже, нас никто не преследует.
Он указал ей на высокую, одиноко торчащую среди равнины скалу и приказал:
— Иди туда и не вздумай улизнуть. Ты будешь вкусной закуской для волков, их тут по лесам шляются целые стаи.
Сэйдж пошла и села там, где ей было приказано, и со своего места с ненавистью наблюдала за тем, как Миланд разжег костер, сварил кофе, а затем поставил на угли сковороду. Внезапно он взглянул на нее и перехватил ее ненавидящий взгляд. Его лицо исказилось от злобы, он встал и подошел к ней. Остановившись прямо перед ней, ее похититель расстегнул штаны и достал свой член.
— Если бы ты не запачкалась тем, что спала с индейским выродком, возможно, я бы и захотел, чтобы ты смогла меня ублажить, — злобно прохрипел Ларкин.
Сэйдж, несмотря на весь свой страх, с отвращением сплюнула на него.
— Никогда! Слышишь, ты, гадина! Никогда я непозволю тебе прикоснуться ко мне. Я до конца своих дней потом буду чувствовать себя в грязи.
Злодея даже затрясло от ярости. Забыв о похоти, Миланд опустился перед Сэйдж на корточки, одной рукой грубо сжал ее подбородок, а другой в это время достал тот самый нож, которым убил Руби. Грубо сжав нежную женскую кожу, он поднял нож и коснулся его широким лезвием лица женщины всего в дюйме от ее правого глаза. Весь дрожа от душившей его злобы, он прошипел:
— Ах, ты себя будешь чувствовать грязной! Запачкаться боишься! А посмотрим, как ты себя почувствуешь, когда запачкаешься в собственной крови.
Сэйдж, закрыв глаза, почувствовала прикосновение холодной стали, затем внизу, у глаз, кольнуло, и теплая кровь побежала у нее по щеке. Безумец порезал ее лицо! Она в ужасе ждала, что он будет теперь вновь резать ее.
Но в следующее мгновение Миланд, изрыгая проклятия, отшвырнул ее прочь и пошел назад к костру Женщина вздохнула с облегчением, с трудом, из-за связанных рук, поднялась с земли и вновь прислонилась спиной к камню. Теперь ей стало ясно, что Ларкин больше не пылает к ней страстью, он просто хочет помучить ее, заставить страдать. А потом, раньше или позже, если никто ее не спасет, она будет убита.
От костра до несчастной женщины донеслись запахи жареного мяса и кофе, и от этих вкусных ароматов она почувствовала, как ее рот наполняется слюной. Последний раз они легко перекусили с Кэрри часа в два дня. Еще спустя пару минут она увидела, как Миланд Ларкин снял сковороду с огня и начал поглощать еду, аккуратно макая хлеб в жир и отправляя в рот свинину кусок за куском.
С нарастающим раздражением Сэйдж поняла, что ей он поесть не даст. Это что, его план? Он хочет, чтобы она умерла от голода? Ей хотелось задушить его собственными руками, когда в конце своего ужина негодяй, выпив две чашки кофе, выплеснул то, что осталось в костер и встал. Некоторое время Миланд наблюдал, как над костром вьются сизые клубы дыма, затем он звучно рыгнул и направился к пленнице.
Сэйдж ждала, что вот теперь он продолжит истязания, но ее похититель только привязал к ее поясу длинную веревку, затем обмотал другим концом себя.
— Если вдруг ты надумаешь ночью погулять, — ухмыльнулся он, — тебе придется захватить меня с собой.
С этими словами Ларкин раскатал свой спальный мешок и улегся, накрывшись сверху одеялом.
Сэйдж почувствовала одновременно и гнев, и облегчение. Она обрадовалась тому, что, видимо, больше сегодня этот мерзавец не будет ее беспокоить, но кроме этого ее душил гнев за то, что он не дал ей даже одеяла, на котором можно было бы лежать. Ее деверь обращался с ней, как с животным!
Хорошо еще, что веревка была длинной и давала возможность женщине хоть немного двигаться. После дождя земля была сырой и холодной, и ей, со связанными руками, никак не удавалось найти хоть клочок сухой почвы, где она могла бы прилечь для сна. Наконец, Сэйдж, скорчившись, уселась на прежнее место, и, дрожа всем телом от холодного ночного воздуха, попыталась заснуть.
Практически всю ночь несчастная молодая женщина страдала от холода, ее тело затекло от сидения на твердой земле, но больше всего ей досаждали муки голода. Порой, сквозь забытье, ей казалось, что уже прошла целая вечность с той минуты, как она последний раз поела. Наконец, когда на востоке уже заалела узкая полоска зари, Сэйдж заснула, и почти сразу же ее разбудил резкий рывок веревки, привязанной к поясу.
— Садись, мне надо снять с тебя эту упряжь, — прохрипел Миланд. Развязав женщину, он спрятал веревку в переметную суму, затем вновь подошел к пленнице, на ходу расстегивая ширинку. Остановившись совсем рядом с нею, Ларкин помочился чуть ли не ей на ноги, забрызгав при этом ее туфли.
Сэйдж закрыла глаза, со страхом думая о том, что может последовать за всем этим. Но, очевидно, ее мучитель решил, что на этот раз он уже достаточно ее унизил, потому что в следующую секунду она услышала его удаляющиеся шаги. Женщина открыла глаза и увидела, как Миланд принялся разжигать костер. Через несколько минут вокруг вновь разнесся удивительный аромат жареного мяса; она почувствовала голодные спазмы в желудке и увидела, как Ларкин вновь усаживается есть один.
Более чем когда-либо раньше Сэйдж уверилась, что негодяй решил умертвить ее с помощью голода, чтобы самому сидеть рядом и наблюдать, как она будет медленно умирать у него на глазах, униженно вымаливая хоть кусочек хлеба.
Еще через пару минут она увидела, как Миланд направился к ней со сковородкой в руке. Он поставил сковороду перед женщиной, и ей стоило большого труда не поблагодарить его, когда она увидела, что там лежат несколько кусков мяса. Не говоря ни слова, Ларкин развязал ей руки Но еще несколько секунд Сэйдж могла только смотреть на еду, потому что руки настолько затекли, что невозможно было двинуть пальцем.
Никогда еще еда не казалась Сэйдж такой вкусной. Она старалась есть помедленней, чтобы растянуть удовольствие, но мяса было слишком мало, и оно быстро кончилось.
Пленница с тоской посмотрела на котелок, в котором был кофе, но, как и прошлой ночью, Миланд выплеснул остатки в костер.
Вместо кофе он позволил женщине сделать несколько глотков из его фляги, а затем вновь связал ей руки и усадил на лошадь.
Солнце взошло повыше, все вокруг было окутано туманом, но день обещал установиться жарким. За все время, после того как они тронулись с места, Миланд не проронил ни слова, и это тревожило Сейдж все больше и больше. Что ее ждет? Куда они едут? Может, они уже приближаются к концу их ужасного путешествия? И вот эти его судорожные вздрагивания, имеют ли они к ней какое-нибудь отношение? Единственное, в чем она могла быть совершенно уверена, так это в том, что, когда наступит конец этой поездки, ее мучения возобновятся, и ей даже страшно было представить, что ждет ее. Она очень хорошо знала, каким чудовищно жестоким может быть Миланд. Часто она видела, как грубо он обращался с животными, не говоря уже о его отношении к родному брату Артуру.
Солнце начинало клониться к западу, и муки голода начали терзать несчастную женщину с новой силой. Скоро снова стемнеет, и он опять начнет разбивать лагерь для ночевки. Позволит ли ее похититель ей поесть, или опять оставит дожидаться утра?
Примерно через час после захода солнца они все еще продолжали свой путь. Миланд по-прежнему подгонял уставшую лошадь; хотя на небе давно уже взошла луна и залила все вокруг своим тусклым светом. Сэйдж Держалась только силой воли, стараясь не показать Ларкину, насколько она ослабела, понимая, что ему как раз этого и надо — сломить ее дух и заставить молить о пощаде. И еще, ей было ясно, что как только ему удастся добиться своей цели, он убьет ее.
От долгой езды верхом, да еще со связанными руками, все тело женщины превратилось в воплощение боли. Она молила Господа, чтобы он послал ей силы выдержать до конца это испытание, как вдруг впереди забрезжил в темноте тусклый мигающий огонек. Вначале Сэйдж показалось, что это просто обман зрения, но вскоре стало заметно, что это свет из окна, и они направляются прямо к нему.
В ту же секунду по спине Сэйдж пробежал леденящий холодок, — ей припомнились трое бандитов, погубивших ее семью. Может быть, они там сидят и дожидаются, когда Ларкин доставит ее к ним?
Вот когда женщина почувствовала, что еще немного, и она закричит от ужаса. Сразу они ее не убьют, сначала злодеи насладятся ее телом, может быть, именно так, как тогда рыжеволосый с бедной Мэри.
Перед глазами Сэйдж возникло из темноты какое-то низкое строение, похожее на сарай больше, чем на жилище. Миланд остановил изможденную лошадь и, спрыгнув с седла, закричал:
— Эй, Лайша, ленивый ублюдок, выходи и позаботься о лошади!
И сразу же из лачуги выбежал лохматый, нечесанный подросток, торопливо подобрал поводья и повел коня прочь, попутно получив от Миланда сильный пинок, когда проходил мимо него.
Сэйдж слегка пошатывалась на своих дрожащих ногах, и Миланд, грубо схватив ее за локоть, почти затащил женщину в дом, где толкнул на скрипящий, шаткий стул. И тут она увидела еще одного маленького мальчика, который смотрел на них. В глазах ребенка плескался неприкрытый ужас, он вскочил, как только услышал приказ Ларкина.
— Поставь ужин на стол, маленькая скотина!
Повернувшись к Сэйдж и заметив, что она смотрит на мальчика, Миланд в дикой ярости прищурил глаза и, протянув к ней руки, схватил ее за горло, глубоко и безжалостно вдавливая пальцы в женскую шею.
— Да! — завопил он. — Они — мое семя! И ты, ты, сучонка, могла бы меня избавить от этого позора, если бы не предпочла тогда Артура!
Он резко отпустил ее и пошел прочь.
Сэйдж едва поняла эти грубые слова, и совсем не обратила внимания на грубость. Она вспомнила, как Миланд ненавидел индейцев еще до того, как она и Артур поженились. Неужели же тогда, много лет назад, ее деверь похитил скво, и у нее появились дети от него? Не было никаких сомнений в том, что в том подростке-метисе, который увел лошадь Миланда в конюшню, была кровь этого чудовищного человека. А мальчику, должно быть, около пятнадцати лет.
Второй мальчуган, который сейчас накрывал на стол, изо всех сил стараясь не привлекать внимания Ларкина, на вид был чуть старше Дэнни. И ее сердце преисполнилось жалости к нему.
Она поняла, что ненависть к индейцам, о которой постоянно говорил Миланд, на самом деле была ненавистью к самому себе за то, что он вынужден был жить с индианкой, за то, что она рожала ему детей, а это все, в его понимании, было ужасным грехом. Сэйдж со страхом подумала о том, что случилось с несчастной женщиной, матерью мальчиков.
Внезапно, словно молния, в мозгу молодой женщины вспыхнула мысль о том, что если не по крови, то через Артура эти мальчики, оказывается, приходятся ей племянниками. Ей стало жаль этих несчастных детей и захотелось броситься на защиту младшего, когда Миланд дал ему сильную затрещину и злобно прорычал:
— Ты прочитал в Библии ту главу, которую я велел?
— Да, сэр, — ответил мальчик дрожащим голосом.
— Потом проверю, — пригрозил Ларкин и уселся за стол.
Он начал набивать рот мясом и бобами, а Сэйдж, чувствуя, что больше не может ни минуты оставаться с ним в одной комнате, встала и вышла за дверь, не думая о том, набросится на нее деверь или нет, и не боясь, что он начнет ее избивать.
Оба мальчугана сидели на пеньках возле лачуги, склонив головы и сложив руки на коленях. Сэйдж подошла к ним и, посмотрев на Лайшу, спросила:
— Почему вы тут остаетесь?
— Нам некуда идти. Когда я был еще ребенком, мать, однажды, попыталась вернуться в свою деревню, но племя изгнало ее, потому что она бежала с ним и опозорила своих родичей. Поэтому маме пришлось вернуться сюда.
Лайша пожал плечам.
— По крайней мере, он сюда не часто заглядывает. Правда, в этом месяце он тут побывал уже дважды.
— Как же вы тут живете?
— Ларкин всегда оставляет мне ружье для охоты. Летом мы выращиваем овощи и ловим рыбу в реке. Ничего, перебиваемся. Лучше иногда немного поголодать, чем жить с ним все время.
— Наверно, ваша мать умерла?
— Да, три года назад, при родах.
Сэйдж повернулась к младшему мальчику. — А как тебя зовут, сынок?
— Бенни, мэм. Женщина улыбнулась.
— Слушайте, мальчики. Вы можете меня называть тетя Сэйдж, если хотите. Когда-то я была замужем за братом вашего отца. Говоря честно, Бенни, ты ужасно похож на своего дядю Артура.
Оба мальчика изумленно и радостно уставились на Сэйдж. Было совершенно очевидно, что им ничего не было известно о родных отца, и, возможно, у них даже мысль не возникала о возможности иметь белых родственников.
— Ты покинула брата Ларкина, потому что он был груб? — спросил Лайша.
— О, нет! Ваш дядя Артур был самым добрым человеком на свете. Его застрелили бандиты прошлой весной.
Сэйдж чуть не добавила «по указанию вашего отца». Но ей удалось сдержаться в последний миг. Для детей могло оказаться тяжелым ударом в одну минуту узнать, что у них был дядя, а в следующую — услышать, что он убит по приказу своего брата, их отца.
Сэйдж уже хотела попросить их развязать ей руки, но промолчала, заметив испуг в глазах мальчиков, а в следующую секунду ей на плечо легла тяжелая рука Миланда. Она резко обернулась, чтобы взглянуть на своего мучителя, и вдруг почувствовала, как у нее пересохло во рту. 3 руке Ларкин держал свой страшного вида нож. По виду мужчины было ясно, что он страшно разозлен тем, что Сэйдж покинула дом, и теперь он собирается ее убить.
Женщина закрыла глаза, ожидая самого страшного, желая помолиться, но от охватившего ее ужаса, ей не удалось вымолвить ни слова.