Страница:
— Это вызов? — поинтересовался Боваллет. — Я же говорил вам, что никогда не отказываюсь от вызова. — Он наклонился к ней и, смеясь, увернулся от острия кинжала. Спустя секунду он уже крепко обхватил ее талию. — Просите мира, моя красавица, — сказал он, отнимая у нее кинжал и пряча его в ножны. — Пошли! — Он подхватил девушку на руки и широким шагом направился к трапу.
Доминика не сопротивлялась. Она знала, что это бесполезно, и пострадает только ее достоинство. Она позволила нести себя, ей это даже понравилось. Никто в Испании не был способен на такое. Руки, поддерживающие ее, излучали немалую силу. Странный, уж точно сумасшедший человек, о нем хотелось узнать побольше.
Боваллет нес Доминику по трапу на шкафут, где его люди деловито раздирали добычу — китайские шелка, холсты, слитки золота и пластины серебра, пряности с островов.
— Грабитель! — прошептала Доминика тихо. Англичанин донес ее до самого фальшборта и девушку интересовало, как он поступит дальше. Для него, однако, это не было темой для размышления — ухватившись одной рукой за веревку, он, вместе со своей ношей, легко прыгнул и постоял секунду, балансируя.
— Добро пожаловать на борт «Рискующего», моя дорогая! — произнес он дерзко и, чуть тряхнув ее, спустился на корму собственного корабля.
Растрепанную и онемевшую, Доминику поставили на ноги, и тут она увидела, как осторожно ее отцу помогают перебраться через борт высокого галеона. Казалось, дона Мануэля забавляло это приключение.
— Проследи, чтобы гостей хорошо разместили, Диккон, — приказал Боваллет светловолосому юноше и отправился назад тем же путем, что и пришел.
— Не соблаговолите ли сойти вниз, сеньора? — застенчиво сказал Дэнджерфилд и поклонился. — Ваши сундуки немедленно будут доставлены.
Дон Мануэль криво улыбнулся.
— Я полагаю, этот человек или сумасшедший, или… необычный человек, с причудами, дочь моя, — заметил он. — Несомненно, со временем мы это узнаем.
Глава II
Доминика не сопротивлялась. Она знала, что это бесполезно, и пострадает только ее достоинство. Она позволила нести себя, ей это даже понравилось. Никто в Испании не был способен на такое. Руки, поддерживающие ее, излучали немалую силу. Странный, уж точно сумасшедший человек, о нем хотелось узнать побольше.
Боваллет нес Доминику по трапу на шкафут, где его люди деловито раздирали добычу — китайские шелка, холсты, слитки золота и пластины серебра, пряности с островов.
— Грабитель! — прошептала Доминика тихо. Англичанин донес ее до самого фальшборта и девушку интересовало, как он поступит дальше. Для него, однако, это не было темой для размышления — ухватившись одной рукой за веревку, он, вместе со своей ношей, легко прыгнул и постоял секунду, балансируя.
— Добро пожаловать на борт «Рискующего», моя дорогая! — произнес он дерзко и, чуть тряхнув ее, спустился на корму собственного корабля.
Растрепанную и онемевшую, Доминику поставили на ноги, и тут она увидела, как осторожно ее отцу помогают перебраться через борт высокого галеона. Казалось, дона Мануэля забавляло это приключение.
— Проследи, чтобы гостей хорошо разместили, Диккон, — приказал Боваллет светловолосому юноше и отправился назад тем же путем, что и пришел.
— Не соблаговолите ли сойти вниз, сеньора? — застенчиво сказал Дэнджерфилд и поклонился. — Ваши сундуки немедленно будут доставлены.
Дон Мануэль криво улыбнулся.
— Я полагаю, этот человек или сумасшедший, или… необычный человек, с причудами, дочь моя, — заметил он. — Несомненно, со временем мы это узнаем.
Глава II
Доминику сопроводили вниз и провели в уютную каюту, которую, как она предполагала, до сих пор занимал Дэнджерфилд, поспешно оттуда выселенный. Здесь ее и оставили одну, пока Дэнджерфилд провожал ее отца в другую каюту. Доминика осмотрела свои новые владения и не могла не одобрить их. Стены были отделаны темными дубовыми панелями, возле иллюминатора было устроено сиденье с подушкой, неподалеку располагался столик с резными гнутыми ножками, прекрасный сундук фландрской[24] работы, у стены стояли шкаф и удобная кровать.
В дверь осторожно постучали. Девушка пригласила войти, и в каюту просунул голову невысокий человек с длинным носом и воинственно закрученными усами. Донья Доминика молча смотрела на него. Серые глаза посетителя просительно улыбнулись.
— Позвольте внести ваши вещи, сеньора, — произнес гость на отличном испанском языке. — Тут еще ваша камеристка, леди.
— Мария! — радостно вскрикнула Доминика. Дверь открылась пошире и пропустила в каюту пухлое создание, которое подлетело к ней, плача и смеясь одновременно.
— Сеньорита! Они не причинили вам вреда? — Мария упала на колени, поглаживая и целуя руки Доминики.
— Где же ты была все это время? — спросила Доминика.
— Они заперли меня в каюте, сеньорита! Это сделал Мигуэль де Вассо! Он получил по заслугам, когда его стукнули по голове! Но как же вы?
— Со мной все в порядке, — ответила Доминика. — Но что с нами будет дальше, я не знаю. Похоже, все в этом мире перевернулось с ног на голову.
Обладатель лихих усов тоже вошел в каюту, и девушки увидели, что это худощавый человек, одетый в скромный костюм из коричневой бумазеи.
— Не бойтесь, сеньора, — ободряюще промолвил он. — Вы находитесь на борту «Рискующего», а здесь не воюют с женщинами. Слово англичанина!
— Кто вы? — спросила Доминика.
— Я, — произнес тощий человек, выпячивая грудь, — я не кто иной, сеньора, как личный слуга сэра Николаса Боваллета, Джошуа Диммок, к вашим услугам. Эй, вы, там! Заносите багаж!
Эти слова были обращены к кому-то в коридоре. Спустя мгновение оттуда появились двое парней, нагруженные узлами, и тяжело опустили их на пол. Они медлили уходить, глазея на даму, но Джошуа махнул им рукой.
— Давайте, давайте, убирайтесь, олухи! — Он вытолкал их из каюты и закрыл за ними дверь. — Прошу вас, благородная леди, сейчас я все устрою.
Он оглядел, приставив палец к носу, кипу вещей, затем подскочил к шкафу и распахнул дверцы. Веселым взорам Доминики и Марии открылись пожитки Дэнджерфилда. Джошуа ринулся в шкаф и вынырнул оттуда с охапкой камзолов и штанов. Все это было выброшено за дверь каюты.
— Эй, кто-нибудь! Подберите эти тряпки! — скомандовал он. Две женщины услыхали, как в ответ на этот зов послушно раздались торопливые шаги. Джошуа вновь повернулся к шкафу и выгреб все его содержимое, без разбора выбрасывая в коридор все сапоги и башмаки, которые стояли внизу. Отступив на шаг и с гордостью полюбовавшись пустотой, он обернулся к сундуку, открыл крышку, прищелкнул от нетерпения языком и, казалось, с головой нырнул внутрь.
Доминика сидела на подушках, молча наблюдая за действиями Диммока. Мария стояла на коленях возле нее, все еще сжимая в ладонях руку своей хозяйки. Служанка тихо рассмеялась. Тут в коридоре раздался громкий возмущенный голос.
— Кто это бросил тут все это? Негодяй! Диммок, Джошуа Диммок, чтоб тебя чума забрала! Лучшие венецианские штаны Ричарда Дэнджерфилда валяются в пыли! А ну, выходи, тощий негодяй!
Джошуа вынырнул из сундука с охапкой рубашек и нижнего белья. Грубая рука нетерпеливо распахнула дверь, в каюту попытался войти слуга, но на пороге его встретил Джошуа, который сунул тому в руки кипу белья и вытолкал за дверь.
— Убери это! Убери все это, дурень! Теперь каюта принадлежит благородной леди. И по приказу генерала, запомни! Потише, потише, пустая ты голова! Венецианские штаны! А мне-то что за дело? И я действую по приказу, заметь, пожалуйста! Подбери лучше вон тот манжет, и сапоги, и чулки! Сейчас дам еще рубашки. Постой! — Он вернулся в каюту, развел руками и выразительно пожал плечами. — Не беспокойтесь, сеньора. Это безнадежный болван. Человек Дэнджерфилда. Сейчас мы все разложим по местам.
— Мне не хотелось выселять Дэнджерфилда из его жилища, — сказала Доминика. — Неужели для меня не найдется другой каюты?
— Моя благородная леди! Не думайте об этом ни минуты! — воскликнул шокированный Джошуа. — Дэнджерфилд, подумаешь! Конечно, он настоящий джентльмен, но пока еще ребенок! Вы только посмотрите на его вещи! Ох уж мне эти молодые люди! Все одинаковы! Клянусь, у него тут целая лавка этих рубашек. Да у самого сэра Николаса столько нет! — Он выкинул остатки гардероба юного Дэнджерфилда из каюты и быстро захлопнул дверь перед носом его протестующего слуги.
Доминика наблюдала за тем, как ее багаж размещали в каюте.
— Полагаю, вы — достойный человек, — произнесла она с легкой иронией.
— Это в самом деле так, сеньора. Ведь я — слуга сэра Николаса. Меня слушаются. Мне верят. Вот что значит быть лакеем великого человека, сеньора, — самодовольно ответил Джошуа.
— Ах, вот как, значит, по-вашему, сэр Николас — великий человек?
— Не знающий себе равных, леди, — убежденно проговорил Джошуа. — Я служу у него вот уже пятнадцать лет и не видел никого, кто бы мог с ним сравниться. А ведь меня немало носило по свету, заметьте! Да, уж мы-то повеселились, и тут, и там. Конечно, я допускаю, что сэр Фрэнсис Дрейк[25] — весьма достойный человек, но кое-чего ему недостает, и вот тут-то мы его и обходим. Его происхождение, например, никак не может равняться с нашим. Никак! Рейли?[26] Ф-ф-ф! Ему не хватает нашей сообразительности, и мы только знай себе посмеиваемся в кулачок, глядя на него. Говард?[27] Я его и в расчет не беру! О нем даже сказать нечего, судите сами. Может быть, этот щеголь, Лестер?[28] Ба! Вот уж пустышка! Мы, и только мы одни никогда не знали поражения ни в чем, что бы мы ни предпринимали. А почему, спросите вы? Очень просто, сеньора: мы «не отступаем»! Сама Ее Величество королева[29] сказала это своими августейшими губками. «Клянусь смертью Господней! — сказала она — а это ее любимая клятва, заметьте! — Клянусь смертью Господней, сэр Николас, вам бы надо было взять своим девизом слова „Не отступать!“ И у нее были основания так говорить, прекрасная сеньора! Мы бросаем нашу перчатку всем, кто бы это ни был. И пусть будет, что должно быть! Вот как поступает Боваллет!
Мария фыркнула и презрительно вздернула нос. Джошуа свирепо взглянул на нее.
— Запомните это, мистрис![30] Я говорю о нас двоих: мы не отступаем!
— Он смелый человек, — проговорила Доминика тихо.
Джошуа расплылся в улыбке.
— Вы говорите истинную правду, сеньора. Смелый! Да, просто как пантера! Мы только смеемся над страхом. Страх — для тех, кто мельче нас! Если вы позволите, благородная леди, я развяжу эти узлы.
— Кто он? Какого происхождения? — поинтересовалась Доминика. — Благородного или низкого?
Джошуа взглянул на нее с гримасой уязвленного достоинства.
— Неужели я стал бы служить у человека низкого происхождения, сеньора? Нет! Мы из очень благородного рода. Даже рыцарство не смогло вполне отметить наши достоинства. А эта честь была нам дарована после нашего возвращения из кругосветного плавания с сэром Дрейком. Конечно, так оно и должно было быть, но нам это совсем не было нужно. Сэр Николас унаследует баронство, никак не меньше того!
— Вот как! — проговорила Доминика с интересом.
— Да, именно так! Он родной брат лорда Боваллета. Это солидный человек, сеньора. Может, ему и не хватает нашей сообразительности, но он очень благоразумный и мудрый лорд. Правда, лорд с неодобрением относится к нашему шатанию по морям и океанам. — Тут Джошуа на мгновение вышел из роли верного и преисполненного восхищением слуги. — Так оно и есть. Бродить взад и вперед по всему свету, нигде не останавливаясь, — так не годится! Мы ведь уже не маленькие, чтобы радоваться безрассудным планам и бросаться в рискованные предприятия! Но что вы хотите? В нас сидит этакая сумасшедшинка, мы всегда должны быть в пути, разнюхивая, где опасность. — Он сложил веревки, которые только что развязал. — Я оставляю вас, сеньора. Ага! Мы отчаливаем! — Он подскочил к иллюминатору и выглянул наружу. — И в добрый час, тот корабль-бедолага уже готов. Теперь я пойду, чтобы как следует устроить благородного сеньора. С вашего позволения.
— А где мой отец? — спросила Доминика.
— Рядом, сеньора. Вы можете постучать по переборке, и он вас услышит. Мистрис… — он сурово поглядел на Марию, — ухаживай получше за благородной леди!
— Нахал! — вскричала Мария, но дверь уже закрылась за Джошуа Диммоком.
— Странно… — промолвила Доминика. — Впрочем… Каков хозяин, таков и слуга. — Она подошла к иллюминатору и привстала на цыпочки, выглядывая наружу. Волны с шипением разбивались о борт «Рискующего». — Я не вижу наш корабль… Слуга сказал, что он затонул. — Она отошла от иллюминатора. — И вот мы тут, на английском корабле, в руках наших врагов. Интересно, что-то из этого выйдет? — Казалось, это беспокоило ее не слишком сильно.
— Пусть только посмеют тронуть вас! — воскликнула Мария, уперев руки в бока. — Второй раз меня уже не запрут в моей каюте! — Она принялась распаковывать вещи своей хозяйки. Встряхивая платье из роскошной алой тафты она вздохнула. — Увы, сеньорита, я-то думала, что вы наденете его сегодня, — пожаловалась она.
Доминика улыбнулась.
— Я надену его, — сказала она. Мария уставилась на нее.
— Надеть лучшее платье, отправляясь на ужин с английскими пиратами? Нет, вот если бы это был дон Хуан.
Доминика почувствовала внезапное нетерпение.
— Дон Хуан! Глупец! Проигравший хвастун! Он кичился, и клялся, что отправит этот корабль на дно моря, захватит знаменитого Боваллета в плен и доставит в Испанию. Оставь платье, милая. Я надену его, и рубины тоже.
— Не говорите так, сеньорита! — воскликнула Мария с искренним ужасом. — Ваши рубины надежно спрятаны у меня на груди. Да они просто сорвут их с вашей шеи!
— Рубины! — потребовала Доминика. — Мы считаемся здесь гостями Эль Боваллета, и, клянусь, сегодня вечером мы сыграем эту роль с царственным величием!
В дверь тихо постучали, и в каюту заглянул дон Мануэль.
— Ну как, дитя мое? — спросил он. Донья Доминика повела рукой.
— Как видите, сеньор, все хорошо. А как вы? Он кивнул и сел рядом.
— Они разместили нас удачно. Моему человеку сейчас отдает приказания какой-то странный тип, назвавшийся лакеем Эль Боваллета. Не понимаю я этих английских слуг и ту свободу, которую им предоставляют. Он говорит, не умолкая, — дон Мануэль расправил халат на коленях. — Мы имеем дело с непредвиденными обстоятельствами, — произнес он, серьезно глядя на дочь. — Командир приглашает нас на ужин. Не будем забывать, Доминика, что мы гости на этом корабле.
— Да, — проговорила Доминика.
— Мы будем вежливы с сэром Николасом, — добавил дон Мануэль.
— Да, сеньор, — сказала Доминика не слишком уверенно.
Спустя час к дверям ее каюты подошел Джошуа и повел ее по коридору в кают-компанию. Она шла за ним с королевским величием, рубины сверкали на ее груди. Благодаря темно-красному оттенку платья кожа девушки казалась еще белее, в руке она держала веер из перьев страуса.
Кают-компания, низкая, но просторная, была освещена двумя лампами, свисавшими на цепях с потолка. Прямо напротив двери на стене был изображен герб в виде щита. В правой его части сверкали скрещенные мечи, а вокруг основания щита обвивалась лента с уже известным девизом «Sans Peur» — «Без страха». Посреди кают-компании был накрыт стол, вокруг которого стояли стулья испанской работы с высокими спинками. Возле одного из них стоял юный Дэнджерфилд, нарядившийся в роскошный камзол и уже знакомые нам венецианские штаны. Заметив Доминику, он поклонился и залился краской. Чтобы скрыть свое смущение он с готовностью пододвинул ей стул. С Дэнджерфилдом девушка не ссорилась, поэтому она ласково улыбнулась ему, сразу превратив в своего раба, и села за стол, небрежно обмахиваясь веером.
Вскоре за дверью раздался громкий веселый мужской голос, свидетельствующий о приближении сэра Николаса. Он вошел в кают-компанию, очевидно, заканчивая рассказывать дону Мануэлю какую-то смешную историю.
Доминика разглядывала его сквозь ресницы. Даже в помятой броне, с влажными от пота волосами и руками, испачканными грязью и порохом, Боваллет показался ей привлекательным человеком. Теперь она видела его преображенным.
На нем был пурпурный камзол, разглаженный и надушенный, в прорезях длинных рукавов виднелось вышитое белье. Высокий воротник плотно обхватывал его шею. Над воротником торчала бородка — не какая-нибудь там бородища лопатой, а острая бородка «стилетто», на редкость ухоженная, такая же черная, как и его коротко остриженные волосы. На нем были штаны французского фасона, расширявшиеся на бедрах, и чулки «а-ля лорд Лестер», носить которые могли себе позволить только люди с безукоризненной линией ноги. На чулках были изображены розетки, а богато отделанные серебряным кружевом подвязки были завязаны чуть пониже колен бантами. Накрахмаленные манжеты были отвернуты; на одном из длинных пальцев Боваллета сидел перстень с драгоценным камнем, а на шее у него была золотая цепочка с шариком с благовонием, предохраняющим от инфекции. Николас вошел, и его быстрый взгляд сразу же обратился к Доминике, сидевшей у стола. Он поклонился ей, обнажая ровные белые зубы в мальчишеской и очень заразительной улыбке.
— Ну, что же, добро пожаловать, сеньора! Мой жулик-слуга достаточно хорошо за вами ухаживал? Стул дону Мануэлю, Диксон! — Казалось, сэр Николас Боваллет сразу заполнил собой всю просторную комнату.
— Мне очень неудобно, что я была вынуждена занять каюту сеньора Дэнджерфилда, — сказала Доминика, улыбаясь Ричарду.
Он, запинаясь, забормотал, что это честь и привилегия для него. Доминика, решив не обращать внимания на Боваллета, занявшего место во главе стола, продолжила разговор с Дэнджерфилдом на ломаном испанском, стремясь очаровать его. Это была несложная задача: разрумянившийся парень умирал от застенчивого восхищения.
— Какой-то странный, чудной человек распоряжается у вас тут хозяйством, — сказала она. — Я прошу у вас прощения — это не я выбросила ваши вещи в коридор. Надеюсь, хозяин был не так возмущен, как слуга?
Дэнджерфилд улыбнулся.
— А, должно быть, это Джошуа, сеньора. А мой человек просто дурень, болван. У него есть основания точить зуб на Джошуа. Вы должны знать, сеньора, что этот Джошуа в своем роде оригинал. Осмелюсь предположить, что он уже расписывал вам подвиги сэра Николаса — всегда соединяя имя хозяина со своим? — На это Доминике нечего было ответить, и Дэнджерфилд продолжил: — Он всегда такой, и я не ошибусь, если скажу, что среди нас он единственный, кто берет на себя смелость судить своего хозяина. Всему свету он заявляет, что выше сэра Николаса стоит один лишь Господь Бог, а самому сэру Николасу он говорит… — Ричард замолчал, устремив лукавый взгляд на своего командира.
Сэр Николас повернул голову. Доминика и не предполагала, что он прислушивается к их разговору.
— А самому сэру Николасу он говорит такое, что достоинство сэра Николаса не позволяет это повторять, — улыбаясь, закончил Боваллет.
Сказав, это, он снова повернулся к дону Мануэлю, который был вынужден остановиться на середине фразы.
— Кажется, ваш слуга не такого высокого мнения о Джошуа… — предположила Доминика.
— О, нет, сеньора, но все-таки это именно он выбросил мои вещи в коридор.
— Кажется, там было немного пыльно, — заметила Доминика.
— Смотрите, чтобы это не услышал сэр Николас, — весело ответил Дэнджерфилд.
Однако слабая улыбка, которая появилась на губах Боваллета, ясно показала Доминике, что сэр Николас еще прислушивался к их разговору.
Наконец подали ужин. Даме предложили грудку барашка под шафрановым соусом, сладости и компот из айвы. Не переставая болтать с Дэнджерфилдом, она приступила к еде.
Дон Мануэль уже несколько раз пытался поймать взгляд дочери, но это ему никак не удавалось, и он был вынужден продолжать беседу с сэром Николасом.
— У вас отличное судно, сеньор, — заметил он вежливо.
— Мое собственное. — Боваллет взял в руки большую бутыль с плоскими боками. — Здесь у меня аликанте, сеньор, есть также бургундское, если вы предпочитаете его. Еще могу предложить рейнского. Выбор за вами!
— Вы слишком добры, сеньор. Аликанте, благодарю вас.
Он увидел, что все пьют из кубков мавританской работы. Точно такие же были в ходу и в Испании. Дон Мануэль проглотил замечание, готовое сорваться с губ.
— Вы рассматриваете мои кубки, сеньор? — поинтересовался Боваллет без малейшего чувства такта. — Я приобрел их в Андалусии. — Тут он заметил напряжение гостя. — Нет, нет, сеньор, успокойтесь, они никогда не плавали на испанском галеоне. Я купил их во время моих скитаний, много лет назад.
Он поставил дона Мануэля в весьма неудобное положение, и тому пришлось спешно менять тему разговора.
— Вы знаете мою страну, сеньор?
— О, да, но совсем немного, — признался Боваллет. Он взглянул на оживленную Доминику. — Могу ли я предложить вам вина, сеньора?
Однако леди была так увлечена разговором с Дэнджерфилдом, что, казалось, ничего не слышала. Мгновение Боваллет, забавляясь, смотрел на нее, затем повернулся к дону Мануэлю.
— Как вы полагаете, сеньор, ваша дочь примет вино из моих рук?
— Доминика, к вам обращаются! — резко сказал дон Мануэль.
Девушка вздрогнула, восхитительно разыграв испуг и повернулась к ним.
— Сеньор? — она вопросительно посмотрела в глаза Боваллета. — Прошу прощения, сеньор. — Сэр Николас протягивал ей кубок. Она приняла его и повертела в руках. — А, это, наверное, со «Святой Марии» ? — спросила она совершенно невинно.
Дон Мануэль густо покраснел от стыда за манеры своей дочери и неодобрительно крякнул, но плечи Боваллета затряслись от смеха.
— Я получил их совершенно честным путем, сеньора.
Доминика притворилась удивленной.
Ужин продолжался. Дон Мануэль, шокированный своенравием дочери, упорно продолжавшей обращать внимание только на Дэнджерфилда, сам начал беседовать с молодым человеком и вскоре с успехом вытеснил Доминику из разговора. Она прикусила губу от досады и принялась рассматривать блюдо с марципаном. Слева от нее, откинувшись на спинку стула, сидел Боваллет, рассеянно вертевший в пальцах свой шарик с благовонием. Доминика украдкой взглянула на него и поняла, что он насмешливо смотрит прямо на нее. Смутившись, она начала щипать кусочек марципана.
Сэр Николас выпустил из рук свой ароматический шарик и выпрямился. Рука его опустилась на пояс, и он вытащил из ножен кинжал. Это было дорогое оружие, с рукояткой из чеканного золота и узким блестящим лезвием. Он наклонился и рукояткой вперед протянул кинжал девушке.
— Я дарю его вам, сеньора, — смиренно произнес он.
Доминика вскинула голову и попыталась оттолкнуть кинжал.
— Но я не хочу!
— Я прошу вас!
— Вам просто нравится издеваться надо мной, сеньор. Мне не нужен ваш кинжал!
— Но вам бы так хотелось убить меня, — мягко произнес сэр Николас.
Доминика с возмущением взглянула на него.
— Вы смеетесь. Продолжайте, сеньор, мне нет дела до ваших насмешек, — сказала она.
— Я? — сказал Боваллет и быстро схватил ее за запястье. — А ну-ка, взгляните мне прямо в лицо и скажите, издеваюсь ли я над вами?
Вместо этого Доминика посмотрела на своего отца, но тот сидел к ним спиной, нараспев декламируя Дэнджерфилду творения Ливия[31].
В дверь осторожно постучали. Девушка пригласила войти, и в каюту просунул голову невысокий человек с длинным носом и воинственно закрученными усами. Донья Доминика молча смотрела на него. Серые глаза посетителя просительно улыбнулись.
— Позвольте внести ваши вещи, сеньора, — произнес гость на отличном испанском языке. — Тут еще ваша камеристка, леди.
— Мария! — радостно вскрикнула Доминика. Дверь открылась пошире и пропустила в каюту пухлое создание, которое подлетело к ней, плача и смеясь одновременно.
— Сеньорита! Они не причинили вам вреда? — Мария упала на колени, поглаживая и целуя руки Доминики.
— Где же ты была все это время? — спросила Доминика.
— Они заперли меня в каюте, сеньорита! Это сделал Мигуэль де Вассо! Он получил по заслугам, когда его стукнули по голове! Но как же вы?
— Со мной все в порядке, — ответила Доминика. — Но что с нами будет дальше, я не знаю. Похоже, все в этом мире перевернулось с ног на голову.
Обладатель лихих усов тоже вошел в каюту, и девушки увидели, что это худощавый человек, одетый в скромный костюм из коричневой бумазеи.
— Не бойтесь, сеньора, — ободряюще промолвил он. — Вы находитесь на борту «Рискующего», а здесь не воюют с женщинами. Слово англичанина!
— Кто вы? — спросила Доминика.
— Я, — произнес тощий человек, выпячивая грудь, — я не кто иной, сеньора, как личный слуга сэра Николаса Боваллета, Джошуа Диммок, к вашим услугам. Эй, вы, там! Заносите багаж!
Эти слова были обращены к кому-то в коридоре. Спустя мгновение оттуда появились двое парней, нагруженные узлами, и тяжело опустили их на пол. Они медлили уходить, глазея на даму, но Джошуа махнул им рукой.
— Давайте, давайте, убирайтесь, олухи! — Он вытолкал их из каюты и закрыл за ними дверь. — Прошу вас, благородная леди, сейчас я все устрою.
Он оглядел, приставив палец к носу, кипу вещей, затем подскочил к шкафу и распахнул дверцы. Веселым взорам Доминики и Марии открылись пожитки Дэнджерфилда. Джошуа ринулся в шкаф и вынырнул оттуда с охапкой камзолов и штанов. Все это было выброшено за дверь каюты.
— Эй, кто-нибудь! Подберите эти тряпки! — скомандовал он. Две женщины услыхали, как в ответ на этот зов послушно раздались торопливые шаги. Джошуа вновь повернулся к шкафу и выгреб все его содержимое, без разбора выбрасывая в коридор все сапоги и башмаки, которые стояли внизу. Отступив на шаг и с гордостью полюбовавшись пустотой, он обернулся к сундуку, открыл крышку, прищелкнул от нетерпения языком и, казалось, с головой нырнул внутрь.
Доминика сидела на подушках, молча наблюдая за действиями Диммока. Мария стояла на коленях возле нее, все еще сжимая в ладонях руку своей хозяйки. Служанка тихо рассмеялась. Тут в коридоре раздался громкий возмущенный голос.
— Кто это бросил тут все это? Негодяй! Диммок, Джошуа Диммок, чтоб тебя чума забрала! Лучшие венецианские штаны Ричарда Дэнджерфилда валяются в пыли! А ну, выходи, тощий негодяй!
Джошуа вынырнул из сундука с охапкой рубашек и нижнего белья. Грубая рука нетерпеливо распахнула дверь, в каюту попытался войти слуга, но на пороге его встретил Джошуа, который сунул тому в руки кипу белья и вытолкал за дверь.
— Убери это! Убери все это, дурень! Теперь каюта принадлежит благородной леди. И по приказу генерала, запомни! Потише, потише, пустая ты голова! Венецианские штаны! А мне-то что за дело? И я действую по приказу, заметь, пожалуйста! Подбери лучше вон тот манжет, и сапоги, и чулки! Сейчас дам еще рубашки. Постой! — Он вернулся в каюту, развел руками и выразительно пожал плечами. — Не беспокойтесь, сеньора. Это безнадежный болван. Человек Дэнджерфилда. Сейчас мы все разложим по местам.
— Мне не хотелось выселять Дэнджерфилда из его жилища, — сказала Доминика. — Неужели для меня не найдется другой каюты?
— Моя благородная леди! Не думайте об этом ни минуты! — воскликнул шокированный Джошуа. — Дэнджерфилд, подумаешь! Конечно, он настоящий джентльмен, но пока еще ребенок! Вы только посмотрите на его вещи! Ох уж мне эти молодые люди! Все одинаковы! Клянусь, у него тут целая лавка этих рубашек. Да у самого сэра Николаса столько нет! — Он выкинул остатки гардероба юного Дэнджерфилда из каюты и быстро захлопнул дверь перед носом его протестующего слуги.
Доминика наблюдала за тем, как ее багаж размещали в каюте.
— Полагаю, вы — достойный человек, — произнесла она с легкой иронией.
— Это в самом деле так, сеньора. Ведь я — слуга сэра Николаса. Меня слушаются. Мне верят. Вот что значит быть лакеем великого человека, сеньора, — самодовольно ответил Джошуа.
— Ах, вот как, значит, по-вашему, сэр Николас — великий человек?
— Не знающий себе равных, леди, — убежденно проговорил Джошуа. — Я служу у него вот уже пятнадцать лет и не видел никого, кто бы мог с ним сравниться. А ведь меня немало носило по свету, заметьте! Да, уж мы-то повеселились, и тут, и там. Конечно, я допускаю, что сэр Фрэнсис Дрейк[25] — весьма достойный человек, но кое-чего ему недостает, и вот тут-то мы его и обходим. Его происхождение, например, никак не может равняться с нашим. Никак! Рейли?[26] Ф-ф-ф! Ему не хватает нашей сообразительности, и мы только знай себе посмеиваемся в кулачок, глядя на него. Говард?[27] Я его и в расчет не беру! О нем даже сказать нечего, судите сами. Может быть, этот щеголь, Лестер?[28] Ба! Вот уж пустышка! Мы, и только мы одни никогда не знали поражения ни в чем, что бы мы ни предпринимали. А почему, спросите вы? Очень просто, сеньора: мы «не отступаем»! Сама Ее Величество королева[29] сказала это своими августейшими губками. «Клянусь смертью Господней! — сказала она — а это ее любимая клятва, заметьте! — Клянусь смертью Господней, сэр Николас, вам бы надо было взять своим девизом слова „Не отступать!“ И у нее были основания так говорить, прекрасная сеньора! Мы бросаем нашу перчатку всем, кто бы это ни был. И пусть будет, что должно быть! Вот как поступает Боваллет!
Мария фыркнула и презрительно вздернула нос. Джошуа свирепо взглянул на нее.
— Запомните это, мистрис![30] Я говорю о нас двоих: мы не отступаем!
— Он смелый человек, — проговорила Доминика тихо.
Джошуа расплылся в улыбке.
— Вы говорите истинную правду, сеньора. Смелый! Да, просто как пантера! Мы только смеемся над страхом. Страх — для тех, кто мельче нас! Если вы позволите, благородная леди, я развяжу эти узлы.
— Кто он? Какого происхождения? — поинтересовалась Доминика. — Благородного или низкого?
Джошуа взглянул на нее с гримасой уязвленного достоинства.
— Неужели я стал бы служить у человека низкого происхождения, сеньора? Нет! Мы из очень благородного рода. Даже рыцарство не смогло вполне отметить наши достоинства. А эта честь была нам дарована после нашего возвращения из кругосветного плавания с сэром Дрейком. Конечно, так оно и должно было быть, но нам это совсем не было нужно. Сэр Николас унаследует баронство, никак не меньше того!
— Вот как! — проговорила Доминика с интересом.
— Да, именно так! Он родной брат лорда Боваллета. Это солидный человек, сеньора. Может, ему и не хватает нашей сообразительности, но он очень благоразумный и мудрый лорд. Правда, лорд с неодобрением относится к нашему шатанию по морям и океанам. — Тут Джошуа на мгновение вышел из роли верного и преисполненного восхищением слуги. — Так оно и есть. Бродить взад и вперед по всему свету, нигде не останавливаясь, — так не годится! Мы ведь уже не маленькие, чтобы радоваться безрассудным планам и бросаться в рискованные предприятия! Но что вы хотите? В нас сидит этакая сумасшедшинка, мы всегда должны быть в пути, разнюхивая, где опасность. — Он сложил веревки, которые только что развязал. — Я оставляю вас, сеньора. Ага! Мы отчаливаем! — Он подскочил к иллюминатору и выглянул наружу. — И в добрый час, тот корабль-бедолага уже готов. Теперь я пойду, чтобы как следует устроить благородного сеньора. С вашего позволения.
— А где мой отец? — спросила Доминика.
— Рядом, сеньора. Вы можете постучать по переборке, и он вас услышит. Мистрис… — он сурово поглядел на Марию, — ухаживай получше за благородной леди!
— Нахал! — вскричала Мария, но дверь уже закрылась за Джошуа Диммоком.
— Странно… — промолвила Доминика. — Впрочем… Каков хозяин, таков и слуга. — Она подошла к иллюминатору и привстала на цыпочки, выглядывая наружу. Волны с шипением разбивались о борт «Рискующего». — Я не вижу наш корабль… Слуга сказал, что он затонул. — Она отошла от иллюминатора. — И вот мы тут, на английском корабле, в руках наших врагов. Интересно, что-то из этого выйдет? — Казалось, это беспокоило ее не слишком сильно.
— Пусть только посмеют тронуть вас! — воскликнула Мария, уперев руки в бока. — Второй раз меня уже не запрут в моей каюте! — Она принялась распаковывать вещи своей хозяйки. Встряхивая платье из роскошной алой тафты она вздохнула. — Увы, сеньорита, я-то думала, что вы наденете его сегодня, — пожаловалась она.
Доминика улыбнулась.
— Я надену его, — сказала она. Мария уставилась на нее.
— Надеть лучшее платье, отправляясь на ужин с английскими пиратами? Нет, вот если бы это был дон Хуан.
Доминика почувствовала внезапное нетерпение.
— Дон Хуан! Глупец! Проигравший хвастун! Он кичился, и клялся, что отправит этот корабль на дно моря, захватит знаменитого Боваллета в плен и доставит в Испанию. Оставь платье, милая. Я надену его, и рубины тоже.
— Не говорите так, сеньорита! — воскликнула Мария с искренним ужасом. — Ваши рубины надежно спрятаны у меня на груди. Да они просто сорвут их с вашей шеи!
— Рубины! — потребовала Доминика. — Мы считаемся здесь гостями Эль Боваллета, и, клянусь, сегодня вечером мы сыграем эту роль с царственным величием!
В дверь тихо постучали, и в каюту заглянул дон Мануэль.
— Ну как, дитя мое? — спросил он. Донья Доминика повела рукой.
— Как видите, сеньор, все хорошо. А как вы? Он кивнул и сел рядом.
— Они разместили нас удачно. Моему человеку сейчас отдает приказания какой-то странный тип, назвавшийся лакеем Эль Боваллета. Не понимаю я этих английских слуг и ту свободу, которую им предоставляют. Он говорит, не умолкая, — дон Мануэль расправил халат на коленях. — Мы имеем дело с непредвиденными обстоятельствами, — произнес он, серьезно глядя на дочь. — Командир приглашает нас на ужин. Не будем забывать, Доминика, что мы гости на этом корабле.
— Да, — проговорила Доминика.
— Мы будем вежливы с сэром Николасом, — добавил дон Мануэль.
— Да, сеньор, — сказала Доминика не слишком уверенно.
Спустя час к дверям ее каюты подошел Джошуа и повел ее по коридору в кают-компанию. Она шла за ним с королевским величием, рубины сверкали на ее груди. Благодаря темно-красному оттенку платья кожа девушки казалась еще белее, в руке она держала веер из перьев страуса.
Кают-компания, низкая, но просторная, была освещена двумя лампами, свисавшими на цепях с потолка. Прямо напротив двери на стене был изображен герб в виде щита. В правой его части сверкали скрещенные мечи, а вокруг основания щита обвивалась лента с уже известным девизом «Sans Peur» — «Без страха». Посреди кают-компании был накрыт стол, вокруг которого стояли стулья испанской работы с высокими спинками. Возле одного из них стоял юный Дэнджерфилд, нарядившийся в роскошный камзол и уже знакомые нам венецианские штаны. Заметив Доминику, он поклонился и залился краской. Чтобы скрыть свое смущение он с готовностью пододвинул ей стул. С Дэнджерфилдом девушка не ссорилась, поэтому она ласково улыбнулась ему, сразу превратив в своего раба, и села за стол, небрежно обмахиваясь веером.
Вскоре за дверью раздался громкий веселый мужской голос, свидетельствующий о приближении сэра Николаса. Он вошел в кают-компанию, очевидно, заканчивая рассказывать дону Мануэлю какую-то смешную историю.
Доминика разглядывала его сквозь ресницы. Даже в помятой броне, с влажными от пота волосами и руками, испачканными грязью и порохом, Боваллет показался ей привлекательным человеком. Теперь она видела его преображенным.
На нем был пурпурный камзол, разглаженный и надушенный, в прорезях длинных рукавов виднелось вышитое белье. Высокий воротник плотно обхватывал его шею. Над воротником торчала бородка — не какая-нибудь там бородища лопатой, а острая бородка «стилетто», на редкость ухоженная, такая же черная, как и его коротко остриженные волосы. На нем были штаны французского фасона, расширявшиеся на бедрах, и чулки «а-ля лорд Лестер», носить которые могли себе позволить только люди с безукоризненной линией ноги. На чулках были изображены розетки, а богато отделанные серебряным кружевом подвязки были завязаны чуть пониже колен бантами. Накрахмаленные манжеты были отвернуты; на одном из длинных пальцев Боваллета сидел перстень с драгоценным камнем, а на шее у него была золотая цепочка с шариком с благовонием, предохраняющим от инфекции. Николас вошел, и его быстрый взгляд сразу же обратился к Доминике, сидевшей у стола. Он поклонился ей, обнажая ровные белые зубы в мальчишеской и очень заразительной улыбке.
— Ну, что же, добро пожаловать, сеньора! Мой жулик-слуга достаточно хорошо за вами ухаживал? Стул дону Мануэлю, Диксон! — Казалось, сэр Николас Боваллет сразу заполнил собой всю просторную комнату.
— Мне очень неудобно, что я была вынуждена занять каюту сеньора Дэнджерфилда, — сказала Доминика, улыбаясь Ричарду.
Он, запинаясь, забормотал, что это честь и привилегия для него. Доминика, решив не обращать внимания на Боваллета, занявшего место во главе стола, продолжила разговор с Дэнджерфилдом на ломаном испанском, стремясь очаровать его. Это была несложная задача: разрумянившийся парень умирал от застенчивого восхищения.
— Какой-то странный, чудной человек распоряжается у вас тут хозяйством, — сказала она. — Я прошу у вас прощения — это не я выбросила ваши вещи в коридор. Надеюсь, хозяин был не так возмущен, как слуга?
Дэнджерфилд улыбнулся.
— А, должно быть, это Джошуа, сеньора. А мой человек просто дурень, болван. У него есть основания точить зуб на Джошуа. Вы должны знать, сеньора, что этот Джошуа в своем роде оригинал. Осмелюсь предположить, что он уже расписывал вам подвиги сэра Николаса — всегда соединяя имя хозяина со своим? — На это Доминике нечего было ответить, и Дэнджерфилд продолжил: — Он всегда такой, и я не ошибусь, если скажу, что среди нас он единственный, кто берет на себя смелость судить своего хозяина. Всему свету он заявляет, что выше сэра Николаса стоит один лишь Господь Бог, а самому сэру Николасу он говорит… — Ричард замолчал, устремив лукавый взгляд на своего командира.
Сэр Николас повернул голову. Доминика и не предполагала, что он прислушивается к их разговору.
— А самому сэру Николасу он говорит такое, что достоинство сэра Николаса не позволяет это повторять, — улыбаясь, закончил Боваллет.
Сказав, это, он снова повернулся к дону Мануэлю, который был вынужден остановиться на середине фразы.
— Кажется, ваш слуга не такого высокого мнения о Джошуа… — предположила Доминика.
— О, нет, сеньора, но все-таки это именно он выбросил мои вещи в коридор.
— Кажется, там было немного пыльно, — заметила Доминика.
— Смотрите, чтобы это не услышал сэр Николас, — весело ответил Дэнджерфилд.
Однако слабая улыбка, которая появилась на губах Боваллета, ясно показала Доминике, что сэр Николас еще прислушивался к их разговору.
Наконец подали ужин. Даме предложили грудку барашка под шафрановым соусом, сладости и компот из айвы. Не переставая болтать с Дэнджерфилдом, она приступила к еде.
Дон Мануэль уже несколько раз пытался поймать взгляд дочери, но это ему никак не удавалось, и он был вынужден продолжать беседу с сэром Николасом.
— У вас отличное судно, сеньор, — заметил он вежливо.
— Мое собственное. — Боваллет взял в руки большую бутыль с плоскими боками. — Здесь у меня аликанте, сеньор, есть также бургундское, если вы предпочитаете его. Еще могу предложить рейнского. Выбор за вами!
— Вы слишком добры, сеньор. Аликанте, благодарю вас.
Он увидел, что все пьют из кубков мавританской работы. Точно такие же были в ходу и в Испании. Дон Мануэль проглотил замечание, готовое сорваться с губ.
— Вы рассматриваете мои кубки, сеньор? — поинтересовался Боваллет без малейшего чувства такта. — Я приобрел их в Андалусии. — Тут он заметил напряжение гостя. — Нет, нет, сеньор, успокойтесь, они никогда не плавали на испанском галеоне. Я купил их во время моих скитаний, много лет назад.
Он поставил дона Мануэля в весьма неудобное положение, и тому пришлось спешно менять тему разговора.
— Вы знаете мою страну, сеньор?
— О, да, но совсем немного, — признался Боваллет. Он взглянул на оживленную Доминику. — Могу ли я предложить вам вина, сеньора?
Однако леди была так увлечена разговором с Дэнджерфилдом, что, казалось, ничего не слышала. Мгновение Боваллет, забавляясь, смотрел на нее, затем повернулся к дону Мануэлю.
— Как вы полагаете, сеньор, ваша дочь примет вино из моих рук?
— Доминика, к вам обращаются! — резко сказал дон Мануэль.
Девушка вздрогнула, восхитительно разыграв испуг и повернулась к ним.
— Сеньор? — она вопросительно посмотрела в глаза Боваллета. — Прошу прощения, сеньор. — Сэр Николас протягивал ей кубок. Она приняла его и повертела в руках. — А, это, наверное, со «Святой Марии» ? — спросила она совершенно невинно.
Дон Мануэль густо покраснел от стыда за манеры своей дочери и неодобрительно крякнул, но плечи Боваллета затряслись от смеха.
— Я получил их совершенно честным путем, сеньора.
Доминика притворилась удивленной.
Ужин продолжался. Дон Мануэль, шокированный своенравием дочери, упорно продолжавшей обращать внимание только на Дэнджерфилда, сам начал беседовать с молодым человеком и вскоре с успехом вытеснил Доминику из разговора. Она прикусила губу от досады и принялась рассматривать блюдо с марципаном. Слева от нее, откинувшись на спинку стула, сидел Боваллет, рассеянно вертевший в пальцах свой шарик с благовонием. Доминика украдкой взглянула на него и поняла, что он насмешливо смотрит прямо на нее. Смутившись, она начала щипать кусочек марципана.
Сэр Николас выпустил из рук свой ароматический шарик и выпрямился. Рука его опустилась на пояс, и он вытащил из ножен кинжал. Это было дорогое оружие, с рукояткой из чеканного золота и узким блестящим лезвием. Он наклонился и рукояткой вперед протянул кинжал девушке.
— Я дарю его вам, сеньора, — смиренно произнес он.
Доминика вскинула голову и попыталась оттолкнуть кинжал.
— Но я не хочу!
— Я прошу вас!
— Вам просто нравится издеваться надо мной, сеньор. Мне не нужен ваш кинжал!
— Но вам бы так хотелось убить меня, — мягко произнес сэр Николас.
Доминика с возмущением взглянула на него.
— Вы смеетесь. Продолжайте, сеньор, мне нет дела до ваших насмешек, — сказала она.
— Я? — сказал Боваллет и быстро схватил ее за запястье. — А ну-ка, взгляните мне прямо в лицо и скажите, издеваюсь ли я над вами?
Вместо этого Доминика посмотрела на своего отца, но тот сидел к ним спиной, нараспев декламируя Дэнджерфилду творения Ливия[31].