Страница:
— Дан, добыл фотографию Мэйтлэнда?
— Не было времени, — бросил репортер, не поднимая глаз. — Он говорит, что играл в футбол за университет Британской Колумбии. Попробуй в спортивном отделе.
— Ладно!
Двенадцать двадцать три. Осталось десять минут. “Первое, чего мы добиваемся, это официального расследования по делу Дюваля, — сообщил Мэйтлэнд нашей газете. — Я обратился с просьбой о таком расследовании ради простой справедливости. Нам в этом было бесповоротно отказано, и, по моему мнению, министерство по делам иммиграции действует так, словно Канада превратилась в полицейское государство”.
Теперь подробности биографии Мэйтлэнда.
…Затем — у нас все по-честному — напомнить о позиции министерства по делам иммиграции, выраженной позавчера в заявлении Эдгара Крамера… Опять к Мэйтлэнду — цитата с оценкой такой позиции властей и, наконец, описать самого Мэйтлэнда.
Перед мысленным взором Дана Орлиффа, уставившегося в клавиатуру пишущей машинки, всплыло лицо молодого адвоката, нахмуренное в суровой неумолимости, каким репортер увидел его сегодня утром, когда адвокат выходил из кабинета Крамера.
“Он производит сильное впечатление, этот Элан Мэйтлэнд. Когда он говорит, глаза его горят, а волевой подбородок выступает вперед с неодолимой решимостью. У вас возникает ощущение, что это тот человек, которого вы хотели бы иметь на своей стороне.
Может быть, сегодня вечером Анри Дюваль, запертый на судне в своей одинокой каюте, испытывает именно это чувство”.
Двенадцать двадцать девять. Теперь уже время поджимало; еще несколько фактов, ввернуть цитату и хватит. Он подготовит расширенный вариант в последний выпуск, но большинство людей станет читать именно то, что написано сейчас.
— Годится! — одобрил выпускающий редактор. — Откроем полосу сообщением о том, что женщина найдена, только покороче, статью Орлиффа верстайте рядом в верхнем левом углу.
— В спортивном отделе есть кадр с Мэйтлэндом, — доложил заместитель редактора отдела городских новостей, — голова и плечи, одна колонка. Трехгодичной давности, но снимок неплохой. Послал вниз.
— Организуйте что-нибудь получше для последнего выпуска, — распорядился выпускающий редактор. — Направьте фотографа в контору Мэйтлэнда, и чтобы в кадре были видны своды законов.
— Уже, — коротко ответил заместитель, худощавый юноша, порой казавшийся даже оскорбительно понятливым и проворным. — И насчет фолиантов предупредил, вычислил, что вам их обязательно захочется.
— Боже! — фыркнул выпускающий редактор. — Нет, вы, негодяи-карьеристы, меня своими амбициями совсем доконаете. Кому здесь нужны мои приказы, если вы, желторотые, все уже знаете наперед!
Жалобно ворча, он скрылся в своем кабинете — континентальный выпуск был подписан в свет.
Через несколько минут, еще до того, как “Пост” появилась на улицах, изложение статьи Дана Орлиффа передавалось по каналам агентства Канэдиан Пресс.
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Генерал Адриан Несбитсон
Глава 1
— Не было времени, — бросил репортер, не поднимая глаз. — Он говорит, что играл в футбол за университет Британской Колумбии. Попробуй в спортивном отделе.
— Ладно!
Двенадцать двадцать три. Осталось десять минут. “Первое, чего мы добиваемся, это официального расследования по делу Дюваля, — сообщил Мэйтлэнд нашей газете. — Я обратился с просьбой о таком расследовании ради простой справедливости. Нам в этом было бесповоротно отказано, и, по моему мнению, министерство по делам иммиграции действует так, словно Канада превратилась в полицейское государство”.
Теперь подробности биографии Мэйтлэнда.
…Затем — у нас все по-честному — напомнить о позиции министерства по делам иммиграции, выраженной позавчера в заявлении Эдгара Крамера… Опять к Мэйтлэнду — цитата с оценкой такой позиции властей и, наконец, описать самого Мэйтлэнда.
Перед мысленным взором Дана Орлиффа, уставившегося в клавиатуру пишущей машинки, всплыло лицо молодого адвоката, нахмуренное в суровой неумолимости, каким репортер увидел его сегодня утром, когда адвокат выходил из кабинета Крамера.
“Он производит сильное впечатление, этот Элан Мэйтлэнд. Когда он говорит, глаза его горят, а волевой подбородок выступает вперед с неодолимой решимостью. У вас возникает ощущение, что это тот человек, которого вы хотели бы иметь на своей стороне.
Может быть, сегодня вечером Анри Дюваль, запертый на судне в своей одинокой каюте, испытывает именно это чувство”.
Двенадцать двадцать девять. Теперь уже время поджимало; еще несколько фактов, ввернуть цитату и хватит. Он подготовит расширенный вариант в последний выпуск, но большинство людей станет читать именно то, что написано сейчас.
— Годится! — одобрил выпускающий редактор. — Откроем полосу сообщением о том, что женщина найдена, только покороче, статью Орлиффа верстайте рядом в верхнем левом углу.
— В спортивном отделе есть кадр с Мэйтлэндом, — доложил заместитель редактора отдела городских новостей, — голова и плечи, одна колонка. Трехгодичной давности, но снимок неплохой. Послал вниз.
— Организуйте что-нибудь получше для последнего выпуска, — распорядился выпускающий редактор. — Направьте фотографа в контору Мэйтлэнда, и чтобы в кадре были видны своды законов.
— Уже, — коротко ответил заместитель, худощавый юноша, порой казавшийся даже оскорбительно понятливым и проворным. — И насчет фолиантов предупредил, вычислил, что вам их обязательно захочется.
— Боже! — фыркнул выпускающий редактор. — Нет, вы, негодяи-карьеристы, меня своими амбициями совсем доконаете. Кому здесь нужны мои приказы, если вы, желторотые, все уже знаете наперед!
Жалобно ворча, он скрылся в своем кабинете — континентальный выпуск был подписан в свет.
Через несколько минут, еще до того, как “Пост” появилась на улицах, изложение статьи Дана Орлиффа передавалось по каналам агентства Канэдиан Пресс.
Глава 4
Элан Мэйтлэнд пока не знал, насколько знаменитым вскоре станет его имя.
Расставшись с Даном Орлиффом, он вернулся в свою скромную контору на самой окраине деловой части города, которую он делил с Томом Льюисом. Располагалась контора над лавками и итальянским ресторанчиком, откуда к ним частенько поднимался аромат пиццы и спагетти, и состояла из двух остекленных клетушек и крошечной приемной, способной вместить два кресла и столик стенографистки. Последний три раза в неделю по утрам занимала почтенного возраста вдовица, которую так и хотелось назвать бабулькой, и за скромную сумму выполняла весьма небольшой объем необходимых печатных работ.
В данный момент у ее пустующего столика находился Том Льюис, с некоторым трудом склонивший свое приземистое полноватое туловище к подержанному “ундервуду”[36], приобретенному партнерами несколько месяцев назад по баснословной дешевке.
— Составляю проект завещания, — радостно доложил он Элану. — Решил оставить свой мозг науке.
Элан снял пальто и повесил его в своей клетушке.
— Не забудь послать себе чек за эту юридическую услугу. И помни, что половина причитается мне.
— А ты подай на меня в суд — как раз и попрактикуешься. — Том распрямился. — Ну, какие у тебя дела?
— Нуль. — Элан сжато изложил суть своей беседы в иммиграционной службе.
Том задумчиво поскреб подбородок.
— А этот мужик Крамер совсем не дурак. Разгадал-таки наш ход с затяжкой времени.
— Сдается мне, наша с тобой идея не столь уж оригинальна, — с грубой прямотой признался Элан. — Скорее всего ее уже не раз опробовали.
— В юриспруденции, — нравоучительным тоном произнес Том Льюис, — не существует оригинальных идей. Только бесконечные мутации старых. Ладно, и что дальше? Беремся за план-два?
— Зачем же такие громкие слова? И не план это вовсе, сам знаешь, а безрассуднейшая из самых смелых попыток.
— Но ты все равно попробуешь?
— Обязательно, — Элан кивнул. — Хотя бы только для того, чтобы насолить этому самодовольному Крамеру с его ухмылками. — И добавил вполголоса:
— Если бы ты знал, как мне хотелось бы приложить этого подонка в судебном процессе!
— Вот это по-нашему! — хохотнул Том Льюис. — Ничто так не украшает жизнь, как чистосердечная ненависть. — Том наморщил нос и шумно потянул воздух. — Вникаешь, какой аромат у этого соуса к спагетти?
— Чую, — ответил Элан. — И если не прекратишь пожирать их только потому, что за ними тут недалеко ходить, через пару лет превратишься просто в жирного борова.
— Куда там, — отмахнулся Том Льюис. — Мне бы наесть щеки да тройной подбородок — как у адвокатов в кино. На клиентов это производит неизгладимое впечатление.
При этих словах без стука распахнулась входная дверь и в крошечную приемную вонзилась длиннющая сигара, за которой следовал коренастый тип с заостренным подбородком, одетый в замшевую куртку и видавшую виды шляпу, залихватски сдвинутую на затылок. В руках он держал фотокамеру, на плече грузно висел кожаный кофр. Проталкивая слова вокруг сигары, он спросил:
— И кто тут из вас Мэйтлэнд?
— Ну, я, — признался Элан.
— Будем делать картинку, только скоренько, в последний выпуск, — приказал фотограф и начал готовить свою аппаратуру. — Спиной к книжкам, Мэйтлэнд!
— Извините, конечно, за вопрос. — поинтересовался Том Льюис. — Но какого черта здесь происходит?
— Ах да! — спохватился Элан. — Как раз собирался тебе рассказать. Проболтался я, так что можешь считать, что у нас теперь есть план-три.
Расставшись с Даном Орлиффом, он вернулся в свою скромную контору на самой окраине деловой части города, которую он делил с Томом Льюисом. Располагалась контора над лавками и итальянским ресторанчиком, откуда к ним частенько поднимался аромат пиццы и спагетти, и состояла из двух остекленных клетушек и крошечной приемной, способной вместить два кресла и столик стенографистки. Последний три раза в неделю по утрам занимала почтенного возраста вдовица, которую так и хотелось назвать бабулькой, и за скромную сумму выполняла весьма небольшой объем необходимых печатных работ.
В данный момент у ее пустующего столика находился Том Льюис, с некоторым трудом склонивший свое приземистое полноватое туловище к подержанному “ундервуду”[36], приобретенному партнерами несколько месяцев назад по баснословной дешевке.
— Составляю проект завещания, — радостно доложил он Элану. — Решил оставить свой мозг науке.
Элан снял пальто и повесил его в своей клетушке.
— Не забудь послать себе чек за эту юридическую услугу. И помни, что половина причитается мне.
— А ты подай на меня в суд — как раз и попрактикуешься. — Том распрямился. — Ну, какие у тебя дела?
— Нуль. — Элан сжато изложил суть своей беседы в иммиграционной службе.
Том задумчиво поскреб подбородок.
— А этот мужик Крамер совсем не дурак. Разгадал-таки наш ход с затяжкой времени.
— Сдается мне, наша с тобой идея не столь уж оригинальна, — с грубой прямотой признался Элан. — Скорее всего ее уже не раз опробовали.
— В юриспруденции, — нравоучительным тоном произнес Том Льюис, — не существует оригинальных идей. Только бесконечные мутации старых. Ладно, и что дальше? Беремся за план-два?
— Зачем же такие громкие слова? И не план это вовсе, сам знаешь, а безрассуднейшая из самых смелых попыток.
— Но ты все равно попробуешь?
— Обязательно, — Элан кивнул. — Хотя бы только для того, чтобы насолить этому самодовольному Крамеру с его ухмылками. — И добавил вполголоса:
— Если бы ты знал, как мне хотелось бы приложить этого подонка в судебном процессе!
— Вот это по-нашему! — хохотнул Том Льюис. — Ничто так не украшает жизнь, как чистосердечная ненависть. — Том наморщил нос и шумно потянул воздух. — Вникаешь, какой аромат у этого соуса к спагетти?
— Чую, — ответил Элан. — И если не прекратишь пожирать их только потому, что за ними тут недалеко ходить, через пару лет превратишься просто в жирного борова.
— Куда там, — отмахнулся Том Льюис. — Мне бы наесть щеки да тройной подбородок — как у адвокатов в кино. На клиентов это производит неизгладимое впечатление.
При этих словах без стука распахнулась входная дверь и в крошечную приемную вонзилась длиннющая сигара, за которой следовал коренастый тип с заостренным подбородком, одетый в замшевую куртку и видавшую виды шляпу, залихватски сдвинутую на затылок. В руках он держал фотокамеру, на плече грузно висел кожаный кофр. Проталкивая слова вокруг сигары, он спросил:
— И кто тут из вас Мэйтлэнд?
— Ну, я, — признался Элан.
— Будем делать картинку, только скоренько, в последний выпуск, — приказал фотограф и начал готовить свою аппаратуру. — Спиной к книжкам, Мэйтлэнд!
— Извините, конечно, за вопрос. — поинтересовался Том Льюис. — Но какого черта здесь происходит?
— Ах да! — спохватился Элан. — Как раз собирался тебе рассказать. Проболтался я, так что можешь считать, что у нас теперь есть план-три.
Глава 5
Капитан Яабек только принялся за обед в своей каюте на “Вастервике”, когда перед ним предстал слегка запыхавшийся Элан Мэйтлэнд. Как и в предыдущее его посещение, в капитанской каюте царили уют и порядок, глаз радовали тщательно протертые дубовые панели и до блеска надраенная медь. Небольшой квадратный столик сейчас был отодвинут от стены и покрыт белоснежной скатертью, на которой сияло начищенное столовое серебро. Капитан Яабек как раз собирался положить себе из большой открытой посуды какое-то блюдо, приготовленное из нашинкованных свежих овощей. Увидев входившего Элана, он отложил лопаточку и вилку и церемонно встал ему навстречу. Сегодня капитан был одет в костюм из коричневой саржи, но по-прежнему оставался в старомодных матерчатых шлепанцах.
— Простите, ради Бога, — извинился Элан. — Не знал, что вы обедаете.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Мэйтлэнд, — капитан Яабек приглашающим жестом руки указал Элану на зеленое кожаное кресло и вновь сел за стол. — Если вы сами еще не обедали…
— Обедал, спасибо, — на самом деле Элан отклонил предложение Тома Льюиса, зазывавшего его на спагетти, и наспех перекусил сандвичем и стаканом молока по дороге на судно.
— Возможно, это и к лучшему, — капитан указал на посуду с овощами. — Такой молодой человек, как вы, едва ли найдет вегетарианскую пищу удовлетворительной.
— А вы разве вегетарианец? — искренне удивился Мэйтлэнд.
— Уже много лет. Некоторые считают это… — он запнулся, подыскивая слово. — Как по-английски?
— Бзик, — выпалил Элан и тут же пожалел, что поторопился с подсказкой. Капитан Яабек улыбнулся:
— Да, некоторые именно так и называют. Совершенно несправедливо, должен заметить. Вы не будете возражать, если я продолжу…
— Конечно, пожалуйста, прошу вас. Капитан мерно прожевал несколько ложек овощной смеси. Потом, приостановившись, сказал:
— Вегетарианство, как вам, видимо, известно, мистер Мэйтлэнд, древнее христианства.
— Нет, этого я не знал, — признался Элан. Капитан кивнул в подтверждение своих слов.
— Причем на много столетий. Истинный приверженец вегетарианства верует, что жизнь священна. Поэтому все живые существа должны иметь право наслаждаться жизнью без страха ее потерять.
— А вы сами в это верите?
— Да, мистер Мэйтлэнд, верю, — капитан положил себе еще немного овощей. Он, похоже, что-то обдумывал. — Все, видите ли, очень просто. Человечество никак не сможет жить в мире, пока не преодолеет существующее внутри каждого из нас варварское дикарство. Именно эти дикарские инстинкты толкают нас убивать другие живые существа и употреблять их в пищу, и те же самые дикарские инстинкты втягивают нас в ссоры, в войны и в конце концов, возможно, приведут нас к самоуничтожению.
— Интересная теория, — заметил Элан. Он подумал, что норвежец не перестает его удивлять все новыми и новыми сторонами своего характера. Теперь Элан начал понимать, почему на борту “Вастервика” Анри Дюваль встретил больше доброты, нежели в любом другом месте.
— Да, теория, как вы говорите. — Капитан выбрал финик из небольшой кучки на закусочной тарелке. — Но, увы, как и у каждой теории, у этой тоже есть свое уязвимое звено.
— Как это? — полюбопытствовал Элан.
— Можно считать фактом, как сообщают ученые, что растительная жизнь также обладает своего рода способностью понимать и чувствовать, — капитан Яабек прожевал финик и аккуратно вытер пальцы и губы салфеткой. — Мне рассказывали, мистер Мэйтлэнд, что существует столь чувствительный аппарат, что он слышит предсмертные крики груши, которую очищают от кожуры и режут на дольки. В конечном итоге вегетарианцы оказываются столь же жестокими к беззащитной капусте, как и мясоеды к корове или поросенку.
Капитан улыбнулся, а у Элана мелькнуло подозрение, что над ним — пусть и незлобиво — подшутили.
Переходя на деловой тон, капитан спросил:
— Итак, мистер Мэйтлэнд, чем мы можем вам помочь?
— Есть пара вопросов, которые мне бы хотелось обсудить, — ответил ему Элан. — Нельзя ли пригласить моего клиента?
— Конечно. — Капитан Яабек прошел через каюту к настенному телефону, нажал кнопку и бросил несколько коротких фраз в микрофон.
Возвратившись, он недовольно сообщил:
— Мне сказали, что ваш клиент помогает чистить трюмы. Я распорядился, чтобы он пришел.
Через несколько минут раздался нерешительный стук в дверь, и в каюту вошел Анри Дюваль. Он был в замасленном комбинезоне, пропахшем мазутом. На лице и взъерошенных волосах темнели пятна машинного масла. Он стоял перед ними, застенчиво тиская в руках вязаную шерстяную шапочку.
— Добрый день, Анри! — поздоровался Элан. Юноша ответил ему несмелой улыбкой. Он смущенно оглядел свою перепачканную одежду.
— Не волнуйся, — успокоил его капитан. — Не надо стыдиться доказательств добросовестной работы.
И для Элана добавил:
— Боюсь, наши иногда злоупотребляют добротой Анри и дают ему поручения, от которых другие предпочитают уклониться. Но он выполняет их охотно и хорошо.
При этих словах Анри расплылся в улыбке.
— Сначала я чистить судно. Потом я чистить Анри Дюваль. Оба очень грязный.
Элан рассмеялся. Капитан угрюмо усмехнулся.
— То, что сказано о моем судне, увы, правда. Так мало отпускают денег, в команде не хватает людей. Но что касается нашего молодого друга, я бы не хотел, чтобы он всю жизнь употребил на его приборку. У вас, вероятно, есть какие-то новости, мистер Мэйтлэнд?
— Не совсем новости, если быть точным, — ответил Элан. — Министерство по делам иммиграции отказало в проведении официального расследования дела Анри.
— О боги! — Капитан Яабек воздел руки к небесам. — Значит, опять ничего нельзя сделать.
Глаза Анри Дюваля, засветившиеся было надеждой, снова погасли.
— Я бы не сказал, — успокоил капитана Элан. — Есть один вопрос, который мне бы хотелось обсудить с вами, мистер Яабек, причем в присутствии моего клиента.
Элан чувствовал на себе нетерпеливо ждущие взгляды собеседников. Он тщательно обдумывал слова, которые ему предстояло произнести. Надо было задать один вопрос и получить совершенно определенный ответ. Нужный ответ капитана Яабека открыл бы путь к осуществлению варианта, который Том Льюис назвал план-два. Но сформулировать свое отношение и свой ответ капитан должен был сам и своими словами.
— Когда я был здесь в прошлый раз, — осторожно начал Элан, — я спросил вас, намерены ли вы как капитан судна доставить Анри Дюваля в иммиграционную службу и потребовать рассмотрения его обращения за разрешением на въезд. В тот раз вы ответили отрицательно, сославшись на то, что… — Элан заглянул в свои записи, — вы слишком заняты и считаете к тому же, что от такого визита не будет никакой пользы.
— Верно, — согласился капитан. — Помню, мы с вами об этом говорили.
Во время их диалога вопрошающий взгляд Дюваля перебегал с одного на другого.
— Я еще раз спрашиваю вас, капитан, — размеренно произнес Элан, — не намерены ли вы доставить моего клиента Анри Дюваля с этого судна на берег в иммиграционную службу и потребовать там официального рассмотрения его дела?
Элан затаил дыхание. Он хотел вновь услышать прежний ответ. Если капитан по каким бы то ни было причинам опять ответит отказом, тогда технически это будет означать, что Дюваля против его воли держат пленником на борту судна.., судна, находящегося в канадских водах.., следовательно, подпадающего под действие канадских законов. И тогда возможно, только возможно, что на основании аффидевита — письменных показаний самого Элана, подтвержденных под присягой, судья согласится выдать повестку.., распоряжение доставить пленника в суд. Это была тонюсенькая юридическая зацепка.., та самая рискованная попытка, о которой они говорили с Томом. Но все зависело сейчас от нужного ответа, чтобы впоследствии с чистой совестью подтвердить под присягой истинность письменных показаний.
Капитан казался озадаченным.
— Но вы же сами только что сказали, что иммиграционные власти ответили отказом.
Элан молчал, пристально глядя прямо в глаза капитану. Он чуть было не поддался соблазну пуститься в объяснения, подсказать именно те слова, которых он так ждал. Но поступить так значило бы нарушить профессиональную этику. Безусловно, это был тончайший нюанс, но он существовал, и Элан не имел права отмахнуться от этого факта. Он мог лишь надеяться, что острый ум его собеседника…
— Ну, что же… — капитан Яабек явно колебался. — Возможно, вы и правы. Наверное, стоит попробовать. В конце концов, может быть, я действительно должен выкроить время…
Не то, не то! Вот этого-то ему и не нужно. Благоразумная уступчивость капитана напрочь исключала единственно возможный легальный ход.., слегка приоткрывшаяся щелочка стремительно сужалась. Элан поджал губы, стремясь как можно убедительнее придать лицу разочарованное выражение.
— Разве это не то, чего вы хотели? Сами же просили… — в голосе капитана явственно звучали растерянность и недоумение.
Элан, глядя ему прямо в глаза, проговорил преувеличенно официальным тоном:
— Капитан Яабек, моя просьба остается в силе. Однако должен информировать вас, что, если вы оставите ее без внимания, я сохраняю за собой право продолжать в интересах моего клиента предпринимать необходимые юридические меры…
На лице капитана появилась понимающая улыбка.
— Вот оно что. Теперь начинаю понимать. Вы должны действовать определенными методами, предусмотренными законом?
— Так что относительно моей просьбы, капитан?
Капитан Яабек преувеличенно энергично затряс головой.
— Весьма сожалею, но удовлетворить ее никак не могу. Во время стоянки у меня на судне очень много дел, и совершенно нет времени, чтобы бесполезно тратить его на какого-то никчемного зайца.
До этого момента Анри Дюваль, сосредоточенно сдвинув брови, вслушивался в их беседу, явно не понимая, о чем они говорят. Однако при последних словах капитана лицо его вдруг приняло удивленное и обиженное выражение. “Как у маленького ребенка, — подумалось Элану, — которого неожиданно и незаслуженно оттолкнул отец”. Ему опять захотелось объяснить им, что он задумал, но он вовремя остановил себя, решив, что и так зашел уже слишком далеко. Протянув руку Анри Дювалю, он попытался его успокоить:
— Я делаю все, что в моих силах. Скоро увидимся.
— Можешь идти, — сухо обратился капитан к Дювалю. — Возвращайся в трюм! И смотри, работай как следует.
Совершенно подавленный, Дюваль, опустив глаза, вышел.
— Вот видите, — горько сказал капитан Яабек, — я тоже умею быть жестким. — Он принялся набивать трубку. — Я не совсем понимаю, что вам от меня требуется, мистер Мэйтлэнд. Но надеюсь, что я ничего не упустил.
— Нет, капитан, — с улыбкой облегчения заверил его Элан. — Вы ничего не упустили.
— Простите, ради Бога, — извинился Элан. — Не знал, что вы обедаете.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Мэйтлэнд, — капитан Яабек приглашающим жестом руки указал Элану на зеленое кожаное кресло и вновь сел за стол. — Если вы сами еще не обедали…
— Обедал, спасибо, — на самом деле Элан отклонил предложение Тома Льюиса, зазывавшего его на спагетти, и наспех перекусил сандвичем и стаканом молока по дороге на судно.
— Возможно, это и к лучшему, — капитан указал на посуду с овощами. — Такой молодой человек, как вы, едва ли найдет вегетарианскую пищу удовлетворительной.
— А вы разве вегетарианец? — искренне удивился Мэйтлэнд.
— Уже много лет. Некоторые считают это… — он запнулся, подыскивая слово. — Как по-английски?
— Бзик, — выпалил Элан и тут же пожалел, что поторопился с подсказкой. Капитан Яабек улыбнулся:
— Да, некоторые именно так и называют. Совершенно несправедливо, должен заметить. Вы не будете возражать, если я продолжу…
— Конечно, пожалуйста, прошу вас. Капитан мерно прожевал несколько ложек овощной смеси. Потом, приостановившись, сказал:
— Вегетарианство, как вам, видимо, известно, мистер Мэйтлэнд, древнее христианства.
— Нет, этого я не знал, — признался Элан. Капитан кивнул в подтверждение своих слов.
— Причем на много столетий. Истинный приверженец вегетарианства верует, что жизнь священна. Поэтому все живые существа должны иметь право наслаждаться жизнью без страха ее потерять.
— А вы сами в это верите?
— Да, мистер Мэйтлэнд, верю, — капитан положил себе еще немного овощей. Он, похоже, что-то обдумывал. — Все, видите ли, очень просто. Человечество никак не сможет жить в мире, пока не преодолеет существующее внутри каждого из нас варварское дикарство. Именно эти дикарские инстинкты толкают нас убивать другие живые существа и употреблять их в пищу, и те же самые дикарские инстинкты втягивают нас в ссоры, в войны и в конце концов, возможно, приведут нас к самоуничтожению.
— Интересная теория, — заметил Элан. Он подумал, что норвежец не перестает его удивлять все новыми и новыми сторонами своего характера. Теперь Элан начал понимать, почему на борту “Вастервика” Анри Дюваль встретил больше доброты, нежели в любом другом месте.
— Да, теория, как вы говорите. — Капитан выбрал финик из небольшой кучки на закусочной тарелке. — Но, увы, как и у каждой теории, у этой тоже есть свое уязвимое звено.
— Как это? — полюбопытствовал Элан.
— Можно считать фактом, как сообщают ученые, что растительная жизнь также обладает своего рода способностью понимать и чувствовать, — капитан Яабек прожевал финик и аккуратно вытер пальцы и губы салфеткой. — Мне рассказывали, мистер Мэйтлэнд, что существует столь чувствительный аппарат, что он слышит предсмертные крики груши, которую очищают от кожуры и режут на дольки. В конечном итоге вегетарианцы оказываются столь же жестокими к беззащитной капусте, как и мясоеды к корове или поросенку.
Капитан улыбнулся, а у Элана мелькнуло подозрение, что над ним — пусть и незлобиво — подшутили.
Переходя на деловой тон, капитан спросил:
— Итак, мистер Мэйтлэнд, чем мы можем вам помочь?
— Есть пара вопросов, которые мне бы хотелось обсудить, — ответил ему Элан. — Нельзя ли пригласить моего клиента?
— Конечно. — Капитан Яабек прошел через каюту к настенному телефону, нажал кнопку и бросил несколько коротких фраз в микрофон.
Возвратившись, он недовольно сообщил:
— Мне сказали, что ваш клиент помогает чистить трюмы. Я распорядился, чтобы он пришел.
Через несколько минут раздался нерешительный стук в дверь, и в каюту вошел Анри Дюваль. Он был в замасленном комбинезоне, пропахшем мазутом. На лице и взъерошенных волосах темнели пятна машинного масла. Он стоял перед ними, застенчиво тиская в руках вязаную шерстяную шапочку.
— Добрый день, Анри! — поздоровался Элан. Юноша ответил ему несмелой улыбкой. Он смущенно оглядел свою перепачканную одежду.
— Не волнуйся, — успокоил его капитан. — Не надо стыдиться доказательств добросовестной работы.
И для Элана добавил:
— Боюсь, наши иногда злоупотребляют добротой Анри и дают ему поручения, от которых другие предпочитают уклониться. Но он выполняет их охотно и хорошо.
При этих словах Анри расплылся в улыбке.
— Сначала я чистить судно. Потом я чистить Анри Дюваль. Оба очень грязный.
Элан рассмеялся. Капитан угрюмо усмехнулся.
— То, что сказано о моем судне, увы, правда. Так мало отпускают денег, в команде не хватает людей. Но что касается нашего молодого друга, я бы не хотел, чтобы он всю жизнь употребил на его приборку. У вас, вероятно, есть какие-то новости, мистер Мэйтлэнд?
— Не совсем новости, если быть точным, — ответил Элан. — Министерство по делам иммиграции отказало в проведении официального расследования дела Анри.
— О боги! — Капитан Яабек воздел руки к небесам. — Значит, опять ничего нельзя сделать.
Глаза Анри Дюваля, засветившиеся было надеждой, снова погасли.
— Я бы не сказал, — успокоил капитана Элан. — Есть один вопрос, который мне бы хотелось обсудить с вами, мистер Яабек, причем в присутствии моего клиента.
Элан чувствовал на себе нетерпеливо ждущие взгляды собеседников. Он тщательно обдумывал слова, которые ему предстояло произнести. Надо было задать один вопрос и получить совершенно определенный ответ. Нужный ответ капитана Яабека открыл бы путь к осуществлению варианта, который Том Льюис назвал план-два. Но сформулировать свое отношение и свой ответ капитан должен был сам и своими словами.
— Когда я был здесь в прошлый раз, — осторожно начал Элан, — я спросил вас, намерены ли вы как капитан судна доставить Анри Дюваля в иммиграционную службу и потребовать рассмотрения его обращения за разрешением на въезд. В тот раз вы ответили отрицательно, сославшись на то, что… — Элан заглянул в свои записи, — вы слишком заняты и считаете к тому же, что от такого визита не будет никакой пользы.
— Верно, — согласился капитан. — Помню, мы с вами об этом говорили.
Во время их диалога вопрошающий взгляд Дюваля перебегал с одного на другого.
— Я еще раз спрашиваю вас, капитан, — размеренно произнес Элан, — не намерены ли вы доставить моего клиента Анри Дюваля с этого судна на берег в иммиграционную службу и потребовать там официального рассмотрения его дела?
Элан затаил дыхание. Он хотел вновь услышать прежний ответ. Если капитан по каким бы то ни было причинам опять ответит отказом, тогда технически это будет означать, что Дюваля против его воли держат пленником на борту судна.., судна, находящегося в канадских водах.., следовательно, подпадающего под действие канадских законов. И тогда возможно, только возможно, что на основании аффидевита — письменных показаний самого Элана, подтвержденных под присягой, судья согласится выдать повестку.., распоряжение доставить пленника в суд. Это была тонюсенькая юридическая зацепка.., та самая рискованная попытка, о которой они говорили с Томом. Но все зависело сейчас от нужного ответа, чтобы впоследствии с чистой совестью подтвердить под присягой истинность письменных показаний.
Капитан казался озадаченным.
— Но вы же сами только что сказали, что иммиграционные власти ответили отказом.
Элан молчал, пристально глядя прямо в глаза капитану. Он чуть было не поддался соблазну пуститься в объяснения, подсказать именно те слова, которых он так ждал. Но поступить так значило бы нарушить профессиональную этику. Безусловно, это был тончайший нюанс, но он существовал, и Элан не имел права отмахнуться от этого факта. Он мог лишь надеяться, что острый ум его собеседника…
— Ну, что же… — капитан Яабек явно колебался. — Возможно, вы и правы. Наверное, стоит попробовать. В конце концов, может быть, я действительно должен выкроить время…
Не то, не то! Вот этого-то ему и не нужно. Благоразумная уступчивость капитана напрочь исключала единственно возможный легальный ход.., слегка приоткрывшаяся щелочка стремительно сужалась. Элан поджал губы, стремясь как можно убедительнее придать лицу разочарованное выражение.
— Разве это не то, чего вы хотели? Сами же просили… — в голосе капитана явственно звучали растерянность и недоумение.
Элан, глядя ему прямо в глаза, проговорил преувеличенно официальным тоном:
— Капитан Яабек, моя просьба остается в силе. Однако должен информировать вас, что, если вы оставите ее без внимания, я сохраняю за собой право продолжать в интересах моего клиента предпринимать необходимые юридические меры…
На лице капитана появилась понимающая улыбка.
— Вот оно что. Теперь начинаю понимать. Вы должны действовать определенными методами, предусмотренными законом?
— Так что относительно моей просьбы, капитан?
Капитан Яабек преувеличенно энергично затряс головой.
— Весьма сожалею, но удовлетворить ее никак не могу. Во время стоянки у меня на судне очень много дел, и совершенно нет времени, чтобы бесполезно тратить его на какого-то никчемного зайца.
До этого момента Анри Дюваль, сосредоточенно сдвинув брови, вслушивался в их беседу, явно не понимая, о чем они говорят. Однако при последних словах капитана лицо его вдруг приняло удивленное и обиженное выражение. “Как у маленького ребенка, — подумалось Элану, — которого неожиданно и незаслуженно оттолкнул отец”. Ему опять захотелось объяснить им, что он задумал, но он вовремя остановил себя, решив, что и так зашел уже слишком далеко. Протянув руку Анри Дювалю, он попытался его успокоить:
— Я делаю все, что в моих силах. Скоро увидимся.
— Можешь идти, — сухо обратился капитан к Дювалю. — Возвращайся в трюм! И смотри, работай как следует.
Совершенно подавленный, Дюваль, опустив глаза, вышел.
— Вот видите, — горько сказал капитан Яабек, — я тоже умею быть жестким. — Он принялся набивать трубку. — Я не совсем понимаю, что вам от меня требуется, мистер Мэйтлэнд. Но надеюсь, что я ничего не упустил.
— Нет, капитан, — с улыбкой облегчения заверил его Элан. — Вы ничего не упустили.
Глава 6
В конце причала стоял белый “эм-джи”[37] с откидным верхом, сейчас поднятым. При приближении Элана Мэйтлэнда, поднявшего воротник пальто в попытке защититься от холодного сырого ветра, Шерон Деверо распахнула дверцу.
— Привет! — окликнула она Элана. — Позвонила тебе в контору, и мистер Льюис сказал, чтобы я дожидалась тебя здесь.
— Иногда у старины Тома бывают проблески здравого смысла, — радостно ответил Элан.
Шерон улыбнулась, на щеке мелькнула очаровательная ямочка. Она сидела с непокрытой головой, в бежевом плаще и такого же цвета перчатках.
— Залезай, — распорядилась она. — Отвезу, куда скажешь.
Он обошел машину и попытался втиснуться в крошечный двухместный кузов. Удалось это ему со второго раза.
— Неплохо, — одобрила Шерон. — Дед один раз пробовал, но вторую ногу запихнуть мы так и не смогли.
— Я же не только моложе твоего деда, но и куда более гибкий, — горделиво объяснил Элан.
Тремя резкими и быстрыми маневрами Шерон развернула автомобиль, и они помчались по идущей вдоль дока дороге. Они касались друг друга плечами, до Элана донесся аромат тех же самых духов, что так понравились ему в прошлый раз.
— Кстати, насчет гибкости, — заметила Шерон. — Я уж в тот день начала было сомневаться. Куда едем?
— В контору, наверное. Мне не терпится употребить кое-какие слова и выражения.
— Так чего не прямо здесь? Я их все знаю, будь уверен.
Он усмехнулся:
— Не прикидывайся глупышкой. Я же тебя знаю. Она повернула к нему голову. Ее яркие пухлые губы приоткрылись, уголки поползли вверх в лукавой улыбке.
— Ладно. Значит, скукота какая-нибудь юридическая. — Она обратила взгляд на дорогу. Рванула рулевое колесо, стремительно вписываясь в крутой поворот, и Элана прижало к ее плечу. “Чертовски приятное ощущение”, — признался он сам себе.
— Аффидевит, — лаконично сообщил он ей.
— Если это, конечно, не противоречит вашим правилам, посвяти, как идут дела, — попросила Шерон. — Ну, у того парня на судне.
— Пока ничего определенного, — серьезно ответил Элан. — Иммиграционная служба, как и ожидалось, нам отказала.
— И что теперь?
— А вот сегодня кое-что произошло.., несколько минут назад. Может статься, что у нас есть шанс — маленький такой шансик — передать дело в суд.
— А это поможет?
— Может и не помочь, конечно. — Шерон задала вопрос, который он уже тысячу раз задавал сам себе. — Но когда имеешь дело с проблемами такого рода, можно продвигаться только постепенно, шаг за шагом.., и надеяться на лучшее.
— Так чего же ты рвешься в суд, если это может и не помочь?
Она протискивала автомобиль сквозь плотный поток транспорта, рывком набирая скорость, чтобы проскочить светофор, на котором уже загорелся желтый сигнал. На поперечной улице панически взвизгнули тормоза.
— Заметил этот автобус? — возмущенно спросила Шерон. — Я уж думала, сейчас он меня поцелует.
Она бросила машину влево, крутанула вправо, объезжая остановившийся молоковоз и чудом не задев спускавшегося с подножки шофера.
— Ты начал что-то про суд, — напомнила она Элану.
— Есть разные пути, — Элан сглотнул и с трудом перевел дыхание, — и разные суды. Слушай, а помедленнее можно?
Шерон послушно сбросила скорость с сорока миль до тридцати пяти.
— Давай дальше про суд.
— Никогда не знаешь заранее, что может всплыть из свидетельских показаний, — объяснил ей Элан. — Есть вещи, которые при других обстоятельствах и не услышишь. А в данном деле есть и еще одна причина.
— Продолжай, — потребовала Шерон. — Необыкновенно интересно, даже волнительно, я бы сказала.
Стрелка спидометра, обратил внимание Элан, вновь заползла за сорок миль.
— Что бы мы ни предприняли, нам все равно терять нечего. Но чем дольше мы будем не давать им покоя, тем больше вероятность, что правительство передумает и даст Анри шанс стать иммигрантом.
— Не знаю, понравится ли это деду, — задумчиво прокомментировала Шерон. — Он надеется раздуть эпизод в громкое политическое дело, а если правительство сдастся, то и шуметь будет не о чем.
— Если до конца откровенно, — признался Элан, — то меня мало интересует, чего там хочет твой дедуля. Больше всего меня интересует, что я смогу сделать для Анри.
Наступило молчание. Потом Шерон спросила:
— Ты уже дважды назвал его просто по имени. Он что, тебе приглянулся?
— Да, и очень. — Элан поймал себя на том, что говорит с искренней убежденностью. — Это приятный парнишка, которому очень тяжело пришлось в жизни. Не думаю, чтобы он стал президентом или что-нибудь в этом роде, но я хочу, чтобы он получил шанс на пристойное существование. И если мы этого добьемся, то такой шанс будет первым за всю его жизнь.
Шерон искоса взглянула на Элана, потом после минутной паузы вдруг спросила:
— Хочешь, я тебе сейчас что-то скажу?
— Давай.
— Если когда-нибудь попаду в беду, — призналась Шерон, — то за помощью обращусь только к тебе, Элан.
— В беду мы попадем прямо сейчас. Давай-ка я сяду за руль.
Под протестующий визг резины Шерон затормозила машину.
— Это еще зачем? — невинно поинтересовалась она. — Уже приехали.
Сложная смесь ароматов пиццы и соуса к спагетти не оставляла в этом сомнений.
Тома Льюиса они застали за чтением континентального выпуска ванкуверской “Пост”. При их появление он отложил газету.
— Юридическое общество, несомненно, изгонит тебя из своих рядов, — объявил он Элану вместо приветствия. — Естественно, только после публичной церемонии лишения тебя высокого звания адвоката. Тебе ведь доподлинно известны наши нормы относительно саморекламы.
— Дай-ка взглянуть, — Элан потянул к себе газету. — Я только сказал, что думал. К тому же в тот момент я был малость не в себе.
— Ну, это-то как раз сразу бросается в глаза.
— О Господи! — Элан расправил первую полосу, Шерон пыталась заглянуть через его плечо. — Я и не ожидал ничего подобного.
— И по радио тоже передавали, — проинформировал его Том.
— Но я думал, что материал будет о Дювале…
— Если говорить предельно честно, — подтвердил Том, — то я от зависти стал зеленее шартреза. Без малейших усилий тебе удалось заполучить громкое дело, славу героя и к тому же такую…
— Да, совсем из головы вон, — спохватившись, перебил его Элан. — Познакомься, это Шерон Деверо.
— Без тебя знаю, — отрезал Том, — я как раз подходил к этому пункту…
Глаза Шерон лучились веселыми огоньками.
— Не расстраивайтесь так, мистер Льюис, — утешила она Тома. — В конце концов, вас ведь тоже упомянули в газете. Там ясно сказано: “Льюис и Мэйтлэнд”.
— И за такие крохи я буду благодарен вечно, — продекламировал Том и стал натягивать пальто. — Да, кстати, я отправляюсь на встречу с новым клиентом. Он хозяин рыбной лавки, и, насколько я осведомлен, у него возникли трудности с арендой. К несчастью, ему некого оставить вместо себя присматривать за рыбой, так что придется идти мне самому. Как ты посмотришь на роскошную тресковую котлетку к ужину?
— Да нет, спасибо. — покачал головой Элан. — Я собирался пригласить Шерон куда-нибудь поужинать.
— Я почему-то так и подумал, — признался Том. Когда они остались вдвоем, Элан заметил:
— Мне бы лучше взяться за аффидевит. Тогда уже завтра я смогу предстать перед судьей.
— Может, помочь? — предложила Шерон, улыбнувшись ему и мелькнув ямочкой на щеке. — Я еще и печатать умею.
— Пошли, — согласился Элан. Он взял ее за руку и повел в свою остекленную клетушку.
— Привет! — окликнула она Элана. — Позвонила тебе в контору, и мистер Льюис сказал, чтобы я дожидалась тебя здесь.
— Иногда у старины Тома бывают проблески здравого смысла, — радостно ответил Элан.
Шерон улыбнулась, на щеке мелькнула очаровательная ямочка. Она сидела с непокрытой головой, в бежевом плаще и такого же цвета перчатках.
— Залезай, — распорядилась она. — Отвезу, куда скажешь.
Он обошел машину и попытался втиснуться в крошечный двухместный кузов. Удалось это ему со второго раза.
— Неплохо, — одобрила Шерон. — Дед один раз пробовал, но вторую ногу запихнуть мы так и не смогли.
— Я же не только моложе твоего деда, но и куда более гибкий, — горделиво объяснил Элан.
Тремя резкими и быстрыми маневрами Шерон развернула автомобиль, и они помчались по идущей вдоль дока дороге. Они касались друг друга плечами, до Элана донесся аромат тех же самых духов, что так понравились ему в прошлый раз.
— Кстати, насчет гибкости, — заметила Шерон. — Я уж в тот день начала было сомневаться. Куда едем?
— В контору, наверное. Мне не терпится употребить кое-какие слова и выражения.
— Так чего не прямо здесь? Я их все знаю, будь уверен.
Он усмехнулся:
— Не прикидывайся глупышкой. Я же тебя знаю. Она повернула к нему голову. Ее яркие пухлые губы приоткрылись, уголки поползли вверх в лукавой улыбке.
— Ладно. Значит, скукота какая-нибудь юридическая. — Она обратила взгляд на дорогу. Рванула рулевое колесо, стремительно вписываясь в крутой поворот, и Элана прижало к ее плечу. “Чертовски приятное ощущение”, — признался он сам себе.
— Аффидевит, — лаконично сообщил он ей.
— Если это, конечно, не противоречит вашим правилам, посвяти, как идут дела, — попросила Шерон. — Ну, у того парня на судне.
— Пока ничего определенного, — серьезно ответил Элан. — Иммиграционная служба, как и ожидалось, нам отказала.
— И что теперь?
— А вот сегодня кое-что произошло.., несколько минут назад. Может статься, что у нас есть шанс — маленький такой шансик — передать дело в суд.
— А это поможет?
— Может и не помочь, конечно. — Шерон задала вопрос, который он уже тысячу раз задавал сам себе. — Но когда имеешь дело с проблемами такого рода, можно продвигаться только постепенно, шаг за шагом.., и надеяться на лучшее.
— Так чего же ты рвешься в суд, если это может и не помочь?
Она протискивала автомобиль сквозь плотный поток транспорта, рывком набирая скорость, чтобы проскочить светофор, на котором уже загорелся желтый сигнал. На поперечной улице панически взвизгнули тормоза.
— Заметил этот автобус? — возмущенно спросила Шерон. — Я уж думала, сейчас он меня поцелует.
Она бросила машину влево, крутанула вправо, объезжая остановившийся молоковоз и чудом не задев спускавшегося с подножки шофера.
— Ты начал что-то про суд, — напомнила она Элану.
— Есть разные пути, — Элан сглотнул и с трудом перевел дыхание, — и разные суды. Слушай, а помедленнее можно?
Шерон послушно сбросила скорость с сорока миль до тридцати пяти.
— Давай дальше про суд.
— Никогда не знаешь заранее, что может всплыть из свидетельских показаний, — объяснил ей Элан. — Есть вещи, которые при других обстоятельствах и не услышишь. А в данном деле есть и еще одна причина.
— Продолжай, — потребовала Шерон. — Необыкновенно интересно, даже волнительно, я бы сказала.
Стрелка спидометра, обратил внимание Элан, вновь заползла за сорок миль.
— Что бы мы ни предприняли, нам все равно терять нечего. Но чем дольше мы будем не давать им покоя, тем больше вероятность, что правительство передумает и даст Анри шанс стать иммигрантом.
— Не знаю, понравится ли это деду, — задумчиво прокомментировала Шерон. — Он надеется раздуть эпизод в громкое политическое дело, а если правительство сдастся, то и шуметь будет не о чем.
— Если до конца откровенно, — признался Элан, — то меня мало интересует, чего там хочет твой дедуля. Больше всего меня интересует, что я смогу сделать для Анри.
Наступило молчание. Потом Шерон спросила:
— Ты уже дважды назвал его просто по имени. Он что, тебе приглянулся?
— Да, и очень. — Элан поймал себя на том, что говорит с искренней убежденностью. — Это приятный парнишка, которому очень тяжело пришлось в жизни. Не думаю, чтобы он стал президентом или что-нибудь в этом роде, но я хочу, чтобы он получил шанс на пристойное существование. И если мы этого добьемся, то такой шанс будет первым за всю его жизнь.
Шерон искоса взглянула на Элана, потом после минутной паузы вдруг спросила:
— Хочешь, я тебе сейчас что-то скажу?
— Давай.
— Если когда-нибудь попаду в беду, — призналась Шерон, — то за помощью обращусь только к тебе, Элан.
— В беду мы попадем прямо сейчас. Давай-ка я сяду за руль.
Под протестующий визг резины Шерон затормозила машину.
— Это еще зачем? — невинно поинтересовалась она. — Уже приехали.
Сложная смесь ароматов пиццы и соуса к спагетти не оставляла в этом сомнений.
Тома Льюиса они застали за чтением континентального выпуска ванкуверской “Пост”. При их появление он отложил газету.
— Юридическое общество, несомненно, изгонит тебя из своих рядов, — объявил он Элану вместо приветствия. — Естественно, только после публичной церемонии лишения тебя высокого звания адвоката. Тебе ведь доподлинно известны наши нормы относительно саморекламы.
— Дай-ка взглянуть, — Элан потянул к себе газету. — Я только сказал, что думал. К тому же в тот момент я был малость не в себе.
— Ну, это-то как раз сразу бросается в глаза.
— О Господи! — Элан расправил первую полосу, Шерон пыталась заглянуть через его плечо. — Я и не ожидал ничего подобного.
— И по радио тоже передавали, — проинформировал его Том.
— Но я думал, что материал будет о Дювале…
— Если говорить предельно честно, — подтвердил Том, — то я от зависти стал зеленее шартреза. Без малейших усилий тебе удалось заполучить громкое дело, славу героя и к тому же такую…
— Да, совсем из головы вон, — спохватившись, перебил его Элан. — Познакомься, это Шерон Деверо.
— Без тебя знаю, — отрезал Том, — я как раз подходил к этому пункту…
Глаза Шерон лучились веселыми огоньками.
— Не расстраивайтесь так, мистер Льюис, — утешила она Тома. — В конце концов, вас ведь тоже упомянули в газете. Там ясно сказано: “Льюис и Мэйтлэнд”.
— И за такие крохи я буду благодарен вечно, — продекламировал Том и стал натягивать пальто. — Да, кстати, я отправляюсь на встречу с новым клиентом. Он хозяин рыбной лавки, и, насколько я осведомлен, у него возникли трудности с арендой. К несчастью, ему некого оставить вместо себя присматривать за рыбой, так что придется идти мне самому. Как ты посмотришь на роскошную тресковую котлетку к ужину?
— Да нет, спасибо. — покачал головой Элан. — Я собирался пригласить Шерон куда-нибудь поужинать.
— Я почему-то так и подумал, — признался Том. Когда они остались вдвоем, Элан заметил:
— Мне бы лучше взяться за аффидевит. Тогда уже завтра я смогу предстать перед судьей.
— Может, помочь? — предложила Шерон, улыбнувшись ему и мелькнув ямочкой на щеке. — Я еще и печатать умею.
— Пошли, — согласился Элан. Он взял ее за руку и повел в свою остекленную клетушку.
Генерал Адриан Несбитсон
Глава 1
Все члены кабинета, за исключением трех отсутствовавших в Оттаве министров, собрались в аэропорту Аплэндс на проводы премьер-министра и сопровождавших его в Вашингтон лиц. В этом не было ничего необычного. Еще в первые дни своего правления Джеймс Хауден настоятельно дал понять, что хотел бы, чтобы его встречали и провожали не просто один-два министра, а все правительство в полном составе. Неписаное правило касалось не только каких-то особых случаев, но и самых обычных его поездок.