Страница:
— Как он там оказался? — спросил продюсер.
И естественно, причиной были наркотики. Джона Сента приговорили к пятнадцати годам тюрьмы за контрабанду, хранение и торговлю наркотиками, но, как пытался объяснить Арни, произошла чудовищная ошибка, и Джон Сент не виноват.
— И именно меня ты выбрал, чтобы вытащить его из тюрьмы. Значит, ты меня плохо знаешь, Арни. Вызволяй сам своего мистера Сента.
— Я пытался! — кричал Арни. — Я пытаюсь это сделать вот уже два года, но кто меня будет слушать, зная о моем прошлом? Послушайте, он ничего не знал об этом порошке. Он…
— Пожалуйста, Арни, оставь меня в покое и никогда больше не пытайся связаться со мной. Никогда.
Охранник открыл тяжелую стеклянную дверь, пропуская его в вестибюль.
— Доброе утро, мистер Даймонд.
Даймонд вошел в здание, не обращая внимания на кричавшего Арни.
— Послушайте, это была его…
Дверь бесшумно закрылась, оборвав Арни на полуслове.
Даймонд закончил обед, задумчиво посмотрел на торшер в виде нимфы, налил себе в стакан вина, и рука его потянулась к телефону.
Даймонд нажал на кнопку с цифрой два. На том конце взяли трубку, и он, не называя себя, сказал:
— Мне нужна информация. Полное досье на Джона Сента. Ему приблизительно двадцать пять лет, он сын Спринг Кентфилд. Все до мельчайших подробностей.
Прихватив с собой бутылку вина, стакан и конверт, Даймонд прошел в просмотровый зал и плотно закрыл за собой дверь.
«Мальтийский сокол» уже был заправлен в проектор, и все приготовлено к просмотру. Однако Даймонд вынул пленку и положил ее на полку.
Вместо предыдущего он зарядил в аппарат фильм «Образ Терри». Пустая, претенциозная картина в черно-белом варианте. Фильм сняли в 1962 году, и для этого понадобились один фотограф, три модели и желание сделать фильм.
Действие происходило в основном в нью-йоркской подземке. Самыми ценными в этом фильме были кадры с Вэнджи Селлорз. Пока они мелькали, Даймонд вынул из конверта книгу комиксов и открыл страницу, где Старфайер пряталась за наносным песчаным баром.
Когда на экране появилась Вэнджи, Даймонд посмотрел на жену, затем на Старфайер, снова перевел взгляд туда и обратно и удовлетворенно кивнул головой.
Глава 15
Глава 16
И естественно, причиной были наркотики. Джона Сента приговорили к пятнадцати годам тюрьмы за контрабанду, хранение и торговлю наркотиками, но, как пытался объяснить Арни, произошла чудовищная ошибка, и Джон Сент не виноват.
— И именно меня ты выбрал, чтобы вытащить его из тюрьмы. Значит, ты меня плохо знаешь, Арни. Вызволяй сам своего мистера Сента.
— Я пытался! — кричал Арни. — Я пытаюсь это сделать вот уже два года, но кто меня будет слушать, зная о моем прошлом? Послушайте, он ничего не знал об этом порошке. Он…
— Пожалуйста, Арни, оставь меня в покое и никогда больше не пытайся связаться со мной. Никогда.
Охранник открыл тяжелую стеклянную дверь, пропуская его в вестибюль.
— Доброе утро, мистер Даймонд.
Даймонд вошел в здание, не обращая внимания на кричавшего Арни.
— Послушайте, это была его…
Дверь бесшумно закрылась, оборвав Арни на полуслове.
Даймонд закончил обед, задумчиво посмотрел на торшер в виде нимфы, налил себе в стакан вина, и рука его потянулась к телефону.
Даймонд нажал на кнопку с цифрой два. На том конце взяли трубку, и он, не называя себя, сказал:
— Мне нужна информация. Полное досье на Джона Сента. Ему приблизительно двадцать пять лет, он сын Спринг Кентфилд. Все до мельчайших подробностей.
Прихватив с собой бутылку вина, стакан и конверт, Даймонд прошел в просмотровый зал и плотно закрыл за собой дверь.
«Мальтийский сокол» уже был заправлен в проектор, и все приготовлено к просмотру. Однако Даймонд вынул пленку и положил ее на полку.
Вместо предыдущего он зарядил в аппарат фильм «Образ Терри». Пустая, претенциозная картина в черно-белом варианте. Фильм сняли в 1962 году, и для этого понадобились один фотограф, три модели и желание сделать фильм.
Действие происходило в основном в нью-йоркской подземке. Самыми ценными в этом фильме были кадры с Вэнджи Селлорз. Пока они мелькали, Даймонд вынул из конверта книгу комиксов и открыл страницу, где Старфайер пряталась за наносным песчаным баром.
Когда на экране появилась Вэнджи, Даймонд посмотрел на жену, затем на Старфайер, снова перевел взгляд туда и обратно и удовлетворенно кивнул головой.
Глава 15
Стояла удушливая жара, тело Сента стало мокрым от пота.
Он прислонился к тонкой перегородке камеры и с трудом дышал. Липкий воздух пропитался омерзительными запахами, рассвет был зловеще багряным, лучи солнца, проникая через узкую, расположенную под самым потолком решетку, окрашивали противоположную с растрескавшейся штукатуркой стену в красный цвет.
Беспокойный сон Сента прервал ужасный крик, за которым последовали глухие удары и леденящий душу смех.
Эль Бурро, как всегда, лежал около гальюна, который представлял собой открытую канализационную трубу, покрытую по краям ржавчиной и разлагающимися экскрементами. Бето, крепко ухватив его за волосы, бил беднягу головой о стену. Эль Бурро был сумасшедшим бродягой и испускал вопли в самое неподходящее время. Бето — предводитель уличных гангстеров и убил немало людей, остальные трое сокамерников были ворами. Сейчас они лежали на своих бетонных нарах и грязно ругались, выражая недовольство, что их так рано разбудили.
Сент зажал руками уши в тщетной попытке не слышать этих ужасных криков, и волна отчаяния в тысячный, миллионный раз захлестывала его. Он останется здесь навсегда, всеми брошенный и забытый, его миром будут эта грязная камера и эти ужасные люди; он будет жить здесь, пока не умрет или не сойдет с ума, как Эль Бурро.
Сумасшедший завыл снова. Бето зажал ему рот и, размахнувшись, ударил по лицу. Воры громко захохотали. Красные лучи солнца закончили свое путешествие по стене, и в камере вновь стало сумрачно. Сквозь вой и смех Сент услышал металлический лязг и хриплые крики.
Пришел тореро.
«Эль торо» — так с издевкой заключенные называли отвратительное варево, заправленное кусочками гнилых овощей и мелких хрящиков, которое вместе с маисовыми лепешками составляло их дневной рацион. Его развозил на грязной тележке и маленькими порциями плескал в их миски тореро, здоровенный детина со сломанным носом.
Дверь их камеры широко распахнулась. Грязные тела, словно крысы, рванули к двери. Сент слышал топот босых ног по каменному полу. Он побежал за ними, ничего не видя в темноте. Когда зовет тореро, все должны спешить на его зов, иначе останутся голодными.
Сент бежал, бежал и бежал, преследуемый воем сумасшедшего.
Он старался бежать быстрее, но крики и вой становились все громче.
Кто-то звал его по имени:
— Санто! Проснись!
Сент вздрогнул, дико закричал и открыл глаза.
Один из воров тряс его за плечо.
Приходя в себя, Сент понял, что кричал вовсе не сумасшедший, а он сам.
— Это уже слишком, — сказал сокамерник. — Имей совесть, Санто. Побереги мои нервы. Ты кричишь седьмую ночь подряд.
Его сокамерником по федеральной тюрьме, куда Сента отправили после предварительного заключения, был Хавьер Гальегос, толстый циничный человек, бывший владелец ресторана, который сидел за то, что занимался нелегальным бизнесом, сдавая комнаты проституткам и их клиентам, и имел с этого немалый доход. К своему бизнесу он относился философски и считал свое занятие ничем не хуже любого другого. «Мы с тобой оба невинно осужденные, Санто, — любил говорить он. — С нами обошлись несправедливо».
Отношение к нему сокамерника стало большим утешением для Сента.
Гальегос как нечто само собой разумеющееся принял рассказ Сента о пытке. «Знаем мы эти трюки с носом. Это их обычный метод. Никаких следов на теле, просто и эффективно».
На что Сент отвечал: «Содовая, смешанная с соусом „Табаско“, это же так омерзительно. Большего унижения я в жизни не испытывал».
— А ты бы предпочел, чтобы они раздавили тебе половые органы? Расслабься, все уже позади. Ты прошел через ад и выжил.
— Добро пожаловать в чистилище, — сказал ресторатор, широким взмахом руки указывая на тюремный двор, где бродили, дрались, ругались или спали другие заключенные. — Сядь и успокойся, у меня есть немного кальвадоса.
Хавьер Гальегос оказался человеком практичным и во всем руководствовался этим качеством. Аристократ-американец, с которым он делил одну камеру в привилегированном отделении тюрьмы, делал его положение еще более прочным, а то, что он к тому же был еще и богат, тоже играло ему на руку, ибо здесь, имея деньги, можно было купить все и «жить словно дома», как любил повторять Гальегос.
— Мы будем помогать друг другу и приятно проведем время, — говорил он.
Каждый месяц Сент платил ему немалые деньги за отличную еду и прочие услуги. Он был уверен, что Гальегос не такой мошенник, как другие, и уж если и обманывал его, то самую малость.
Вот и сейчас, когда послышался звук открываемых замков и звон посуды, он с удовольствием посмотрел, как его собственный официант вкатывает в камеру столик на колесах, весь заставленный блюдами с едой.
— Пора завтракать, — сказал он, поднимая крышки и с наслаждением впитывая в себя аппетитные запахи.
Одетый в легкий темно-синий костюм, Гальегос готовился начать новый день. Официант заложил за ворот своего хозяина большую розовую салфетку из льняного полотна, налил ему кофе и протянул газету. Гальегос сразу же открыл ее на странице «Финансы» и погрузился в чтение.
Сент посмотрел на хорошо сервированный стол, застеленный скатертью, с кофейником, полным дымящегося кофе, с графином свежего апельсинового сока, и вынужден был признать, что это гораздо приятнее, чем «эль торо», которым его кормили в камере предварительного заключения. Если не обращать внимания на стены, покрытые пятнами сырости, на решетку на маленьком окошке, на запертую дверь, то можно подумать, что они в номере гостиницы с обслуживанием выше среднего уровня.
После прибытия в эту тюрьму с ее более или менее приемлемыми условиями существования Сент снова потребовал привести к нему адвоката.
Адвокат многое обещал, но ничего не выполнял. Он был образованнее и богаче и, как Сент решил впоследствии, гораздо коррумпированное, чем сеньор Белтран, но выбора у него не было.
В Соединенных Штатах его дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Арни изо всех сил старался помочь ему, но пока ничего не получалось. Авторитет мистера Фридмана не выходил за рамки страны, да и власти штата Герреро не желали с ним сотрудничать.
— Флетчер и ее отец подкупили здесь всех, — сказал Сент своему сокамернику. — Они будут держать меня здесь до тех пор, пока я не сгнию.
— По крайней мере года два ты здесь пробудешь, — заметил Гальегос. — Для них не имеет значения, кто ты, такой. Уж если машина запущена, ее трудно остановить, бюрократия проникла во все сферы жизни. Твоя задача перестать терзать себя и постараться получать удовольствие.
Поудобнее откинувшись в кресле, он раскурил сигару.
— Получать удовольствие в таком месте! — фыркнул Сент.
— А почему бы и нет? Что еще нам остается делать?
Время летит быстро и делает свое дело. Успокойся, Санто.
Зачем пробивать лбом стену? Если захотеть, можно и здесь найти массу развлечений.
Сент последовал совету Гальегоса и в последующие месяцы попытался занять себя, чем только мог. Он купил гитару и стал учиться играть на ней. К сожалению, Сент не мог петь, так как горло после пыток болело, а голос стал хриплым. Он быстро перенимал испанский язык от проституток, растратчиков, воров, торговцев наркотиками и убийц. Научился драться, усвоив приемы, которых раньше никогда не знал. Однако дни по-прежнему тянулись бесконечно долго, в непрерывном столкновении с такими пороками, как взяточничество, коррупция, постоянная ругань и потворство иным грехам человеческой натуры. Единственным светлым пятном в его жизни была отличная еда, которую поставляли из ресторана Гальегоса.
Правда, сейчас у него появилось право переписки. Письма приходили от Веры, Арни, тети Глории, из издательства и сотрудников его фирмы «Старфайер энтерпайзес». Даже мать прислала открытку. Сент больше не чувствовал себя отвергнутым и забытым, но то, что жизнь за воротами тюрьмы текла сама по себе, без его участия, приводило его в безумное отчаяние.
От Джи Би не было никаких известий, что и неудивительно.
Но проходили месяцы, и Сент постепенно забыл их последнюю ужасную ссору. Время словно повернуло вспять, и, к великому неудовольствию Гальегоса, он снова и снова описывал ему их волшебное путешествие по стране и незабываемые недели, прожитые на яхте. Лежа ночью без сна, Сент пытался представить себе ее лицо, но сколько ни напрягался, даже во сне она оставалась безликой. «Я не должен думать о ней здесь, — уговаривал он себя, — поэтому ее образ все время исчезает».
— Ты только изводишь себя, думая о ней, — сказал Гальегос. — Забудь ее. Она тебя совсем не любит.
— Почему ты так считаешь?
— Я хорошо знаю женщин, они мой бизнес.
После шести недель пребывания Сента в тюрьме ресторатор, сияя улыбкой, вбежал в камеру с радостным криком:
— Санто! Эй, Санто! К тебе посетитель.
Кровь бросилась Сенту в лицо. Это Джи Би. Скорее всего она решила простить его и вернуться навсегда. За долю секунды Сент убедил себя, что это может быть только Джи Би.
Но он ошибся.
Гальегос привел в камеру Веру с таким почтением, как будто та была герцогиней. Затем, радостный и довольный, удалился, оставив их наедине.
Лицо Веры заливала краска от гордости за то, что ее такое долгое и трудное путешествие так успешно закончилось, ну и, конечно, жара немало этому способствовала. Она была вся увешана пакетами. Вера снова стала толстой.
Сент заключил ее в объятия. Разочарование было невыносимым, но только первые несколько секунд, затем он почувствовал огромное облегчение. Какое счастье, что Джи Би не увидит его в таком ужасном месте. С Верой же Сент не чувствовал стыда, он так обрадовался, что чуть не заплакал.
А Вера плакала по-настоящему.
— О, Сент, как все ужасно, мне так тебя жалко!
Перестав плакать. Вера оглядела камеру, снова расцеловала Сента, сказала что-то о невероятной жестокости Флетчер и стала разбирать пакеты, сияя радостью от того, с каким удовольствием он принимает подарки.
Она принесла ему конфеты, арахисовое масло, несколько баночек с любимым желе, зубную пасту, шампунь, мыло, электробритву, испанский словарь и магнитофон с кассетами, но самое главное — книги, которые он просил, — «я не могла привезти все, а послать по почте побоялась», — и макет новой книги о приключениях Старфайер.
— Мне нужна твоя помощь, Сент. Я хочу, чтобы ты просмотрел их и написал текст. Самой мне не справиться. У меня готовы рисунки еще для двух книг, но нужен текст.
Настроение Сента улучшилось. Значит, у них производственная встреча, и они опять будут работать вместе.
«Старфайер» хорошо раскупалась.
— Успех потрясающий, — рассказывала Вера. — Уже издано триста тысяч экземпляров.
Сент увидел в этом хорошее предзнаменование. Если «Старфайер» так хорошо расходится, то, несомненно, и его будущее не совсем безнадежно.
Но лицо Веры омрачилось.
— Господи, Сент, чего мы только не делаем, но твоя… — На слове «жена» Вера запнулась и, немного помолчав, продолжала:
— Она и ее отец даже не хотят разговаривать с нами. Они подкупили всех. Как же эта женщина должна ненавидеть тебя, чтобы поступить так жестоко. Какое чудовищное обвинение! И только за то, что ты ее ударил… Я бы сама ее хорошенько ударила, если бы могла.
Вера всхлипнула, вытерла нос рукавом платья и продолжала:
— Она все правильно рассчитала. Арни узнал, что в то время здесь проводили кампанию по борьбе с наркотиками.
Власти хотели выловить основных поставщиков и провести показательный процесс, но им в сети попалась только мелкая рыбешка.
— Такая, как я.
Вера кивнула:
— Мелкие торговцы, наркоманы, ну и ты, ненавистный гринго. Они решили сделать тебя козлом отпущения. Ну и, конечно, им заплатили. О, Сент, как все ужасно!
— Ладно, ладно, успокойся, — принялся утешать Веру Сент. — Все хорошо.
— Не вижу ничего хорошего. Это отвратительно. Ты не поверишь в то, что я сейчас скажу. Я звонила твоему отцу, и он оказался жутким подонком. Он тебя знать не хочет. Представляешь, даже разозлился, когда я позвонила. Все, что он сказал: «Это так похоже на него, тратить деньги на такое пустое занятие, как издание комиксов». И это говорит твой собственный отец! Он ничего не хочет делать и, я думаю, потому, что боится испортить свою репутацию. Арни считает, что нам нужны не деньги и даже не связи. Нам нужен человек, который пользуется неограниченной властью, чье влияние неоспоримо и гораздо больше, чем у Мак-Гроу.
Когда Вера ушла, Гальегос, сияя улыбкой, спросил Сента:
— Ты остался доволен ее визитом?
— Конечно, — ответил Сент.
— В постели она, должно быть, настоящая львица, — заметил мечтательно ресторатор.
Сент с удивлением посмотрел на него.
— Можешь не сомневаться, самая что ни на есть львица. К тому же девушка любит тебя, поверь мне. Я знаю, о чем говорю.
— Не болтай глупостей, — фыркнул Сент. — Это же Вера, мы с ней просто друзья.
Гальегос с сожалением посмотрел на Сента:
— Тебе надо научиться разбираться в женщинах, Санто.
Дни шли за днями, недели за неделями, проходили месяцы.
После визита Веры у Сента затеплился было лучик надежды. Но время шло, а ничего хорошего так и не произошло, и он вновь впал в отчаяние, еще более глубокое, чем прежде.
Вместе с ним стал волноваться и Гальегос.
— Нельзя быть таким глупцом, — говорил он. — Ты ничего не сможешь сделать, только истерзаешь свою душу.
— Тебе хорошо меня успокаивать, — огрызнулся Сент. — Сам-то ты скоро будешь на свободе.
— Хочу надеяться, но разговор сейчас не обо мне. Послушай, что я тебе скажу, Санто. — Камера на ночь запиралась, и Гальегос спокойно разлил по рюмкам дорогой коньяк. — Один из ваших американских писателей сказал «Одно из преимуществ быть писателем — это то, что даже свои несчастья можно обратить в деньги».
— Возможно, ну и что? — сказал Сент, пожимая плечами.
— Перестань жалеть себя. Ты писатель, и в этом твое преимущество, ты можешь мысленно исчезнуть отсюда, можешь с пользой для себя проводить не только дни, но и ночи, и когда-нибудь еще поблагодаришь судьбу за то, что провел несколько лет в тюрьме, которая дала тебе такой богатый материал.
— Скажешь тоже, — усмехнулся Сент.
Мексиканец пожал полными плечами, обтянутыми дорогой шелковой рубашкой, и, отпив немного коньяка, продолжал:
— До чего же ты скучен, Санто, и к тому же глуп. Я буду повторять это каждый день, пока ты не возьмешься за ум. Ты писатель и должен писать. Пиши обо всем, что взбредет тебе в голову.
Неохотно и только для того, чтобы отделаться от Гальегоса, Сент приступил к работе.
Благодаря стараниям сокамерника ему принесли бумагу и ручку. Можно было даже нанять машинистку, появись такое желание.
— Главное, на тебя никто не давит, — заметил Гальегос. — У тебя масса свободного времени.
Сент хотел было возразить, но передумал; в словах ресторатора была железная логика.
Гальегос оставил его одного.
Сент заправил в пишущую машинку лист белой бумаги и задумался. Спустя минуту он напечатал: «Старфайер-скиталица».
Он поразмышлял еще минут пять и добавил: «Сценарная обработка текста».
Постепенно в его голове стали возникать образы, которые затем он описал словами:
«Старфайер, межпланетная посланница, возвращается в свою галактику и видит, что звезда ее старой системы видоизменилась, взорвалась и раздулась в поперечнике на миллиарды миль. Теперь это раскаленный гигант, поглотивший свои планеты с их спутниками, вся система превратилась в пыль.
Старфайер не верит своим глазам.
Почему ее никто не предупредил? Как долго она отсутствовала? Должно быть, время уплотнилось и прошла целая вечность. А с исчезновением ее дома, дававшего ей энергию, она утрачивает свою способность принимать различные очертания. Она больше не может, концентрируя свою энергию, перемещать предметы в пространстве и времени.
Сейчас она или просто сгусток энергии, или навсегда заключена в оболочку тела Дианы Старр…
Старфайер также привязана к вектору, который тянет ее обратно на Землю, и теперь ей остается только уповать на будущее».
Воображение Сента рисовало ему Вселенную. Вместе со Старфайер он парил в ней, стараясь избежать катаклизмов, черных дыр, пробиться сквозь миллиарды миль космической пыли.
Увлекшись, Сент не заметил, как наступил вечер.
«Спустившись по вектору за Землю, Старфайер увидела, что и сюда она прибыла слишком поздно.
В ее отсутствие на Земле разразилась ядерная война.
Земля лежала перед ней черная и обуглившаяся, окутанная дымом; в образовавшихся воронках бурлило грязное месиво; на горизонте до самого неба вздыбились черные горы — остовы зданий разрушенных городов. — Старфайер пришла в ужас, потому что Земля теперь по воле судьбы стала навсегда ее единственным домом. Она клянется сделать все возможное, чтобы спасти ее. Старфайер не позволит ей исчезнуть навсегда, как выветриваются и исчезают горные породы…»
— Отлично, — похвалил Сента Гальегос. — Начало положено.
— Думаю закончить этот сценарий в ближайшее время.
— Не торопись, — с улыбкой заметил сокамерник. — У тебя масса времени.
Заканчивался второй год пребывания Сента в тюрьме, 1985-й плавно перешел в 1986 год. В мае Вера снова приехала в Санта-Паулу, чтобы провести деловое совещание. Она остановилась в гостинице и каждый день навещала Сента.
Девушка быстро усвоила процедуру посещений и подружилась с некоторыми заключенными.
— Здесь вполне можно жить, имея деньги, — как-то раз заметила она.
— Хочешь попробовать?
— Я хочу сказать, что здесь отношение к заключенным более гуманное, чем в американской тюрьме. Мне все это напоминает деревню, — заметила она, глядя на тюремный двор, заполненный навесами, под которыми сидели целые семьи, включая и маленьких детей; женщины в полосатых пончо пекли маисовые лепешки.
— Семьи к вечеру уйдут, а заключенных на ночь запрут в камерах, — ответил Сент.
Вера рассказала Сенту, что Арни очень хочется навестить его, но сейчас он занят в съемках фильма и боится рисковать.
— Лично я думаю, — добавила Вера, — что ему просто невыносимо будет видеть тебя в таком ужасном месте. Он только еще больше разозлится.
Далее Вера поведала, что они с Арни посылают во все инстанции бесконечные прошения, пытаясь добиться освобождения Сента, но в ответ получают лишь обещания, что их очень расстраивает. Мать Сента посоветовала им обратиться к Виктору Даймонду, с которым она когда-то встречалась, правда, неизвестно, при каких обстоятельствах.
— Спринг очень переживает за тебя и говорит, что только Даймонд с его связями и влиянием может вызволить тебя отсюда.
— С какой стати ему помогать мне? — удивился Сент. — Чем он мне обязан?
Вера не имела ни малейшего представления.
Сент прощался с Верой у ворот, через которые на свободу устремлялись родственники заключенных.
— Одним словом, у вас ничего не получается, — сказал он Напоследок. — Видимо, мне суждено провести в этой тюрьме всю жизнь.
— Не смей так говорить! — возмутилась Вера. — Мы делаем все возможное, даже твоя мать принимает участие.
Если Виктор Даймонд нам не поможет, она найдет кого-нибудь еще.
— Могу я попросить тебя об одном одолжении? Не могла бы ты… — «попросить Джи Би написать мне», — хотел сказать Сент, но так и не решился. Он вздохнул и подумал:
«Все равно из этого ничего не выйдет».
Позже он даже радовался, что не обратился к Вере с такой просьбой. Лучше ему забыть Джи Би, спрятать в потаенный уголок своей памяти и никогда не извлекать оттуда.
Этой ночью Сент сидел за машинкой, и слова сами ложились на бумагу:
«Старфайер. Сценарий Джона Сента.
Космическая темнота, лишь кое-где мелькает свет далеких звезд да слышится завывание ветра, пропитанного космической пылью.
Камера медленно наезжает на одну из звезд; та сжимается, затем внезапно взрывается, излучая энергию, и становится красным пульсирующим гигантом; под музыкальную какофонию озаряется экран, Постепенно красный свет исчезает, уступая место черному; снова завывание ветра и свет далеких звезд; постепенно на экране появляются очертания человеческого лица.
Шум ветра сменяется приглушенной музыкой, которая вначале усиливается, затем становится все тише и, наконец, стихает совсем.
Из далеких звезд формируется женское лицо, становясь все ближе и отчетливее, пока экран не заполняют одни только глаза. Они необычайного серебристого цвета, в них видны отблески огня. Зрачки излучают звездный свет.
Накатом дается название:
«Старфайер»…
Он прислонился к тонкой перегородке камеры и с трудом дышал. Липкий воздух пропитался омерзительными запахами, рассвет был зловеще багряным, лучи солнца, проникая через узкую, расположенную под самым потолком решетку, окрашивали противоположную с растрескавшейся штукатуркой стену в красный цвет.
Беспокойный сон Сента прервал ужасный крик, за которым последовали глухие удары и леденящий душу смех.
Эль Бурро, как всегда, лежал около гальюна, который представлял собой открытую канализационную трубу, покрытую по краям ржавчиной и разлагающимися экскрементами. Бето, крепко ухватив его за волосы, бил беднягу головой о стену. Эль Бурро был сумасшедшим бродягой и испускал вопли в самое неподходящее время. Бето — предводитель уличных гангстеров и убил немало людей, остальные трое сокамерников были ворами. Сейчас они лежали на своих бетонных нарах и грязно ругались, выражая недовольство, что их так рано разбудили.
Сент зажал руками уши в тщетной попытке не слышать этих ужасных криков, и волна отчаяния в тысячный, миллионный раз захлестывала его. Он останется здесь навсегда, всеми брошенный и забытый, его миром будут эта грязная камера и эти ужасные люди; он будет жить здесь, пока не умрет или не сойдет с ума, как Эль Бурро.
Сумасшедший завыл снова. Бето зажал ему рот и, размахнувшись, ударил по лицу. Воры громко захохотали. Красные лучи солнца закончили свое путешествие по стене, и в камере вновь стало сумрачно. Сквозь вой и смех Сент услышал металлический лязг и хриплые крики.
Пришел тореро.
«Эль торо» — так с издевкой заключенные называли отвратительное варево, заправленное кусочками гнилых овощей и мелких хрящиков, которое вместе с маисовыми лепешками составляло их дневной рацион. Его развозил на грязной тележке и маленькими порциями плескал в их миски тореро, здоровенный детина со сломанным носом.
Дверь их камеры широко распахнулась. Грязные тела, словно крысы, рванули к двери. Сент слышал топот босых ног по каменному полу. Он побежал за ними, ничего не видя в темноте. Когда зовет тореро, все должны спешить на его зов, иначе останутся голодными.
Сент бежал, бежал и бежал, преследуемый воем сумасшедшего.
Он старался бежать быстрее, но крики и вой становились все громче.
Кто-то звал его по имени:
— Санто! Проснись!
Сент вздрогнул, дико закричал и открыл глаза.
Один из воров тряс его за плечо.
Приходя в себя, Сент понял, что кричал вовсе не сумасшедший, а он сам.
— Это уже слишком, — сказал сокамерник. — Имей совесть, Санто. Побереги мои нервы. Ты кричишь седьмую ночь подряд.
Его сокамерником по федеральной тюрьме, куда Сента отправили после предварительного заключения, был Хавьер Гальегос, толстый циничный человек, бывший владелец ресторана, который сидел за то, что занимался нелегальным бизнесом, сдавая комнаты проституткам и их клиентам, и имел с этого немалый доход. К своему бизнесу он относился философски и считал свое занятие ничем не хуже любого другого. «Мы с тобой оба невинно осужденные, Санто, — любил говорить он. — С нами обошлись несправедливо».
Отношение к нему сокамерника стало большим утешением для Сента.
Гальегос как нечто само собой разумеющееся принял рассказ Сента о пытке. «Знаем мы эти трюки с носом. Это их обычный метод. Никаких следов на теле, просто и эффективно».
На что Сент отвечал: «Содовая, смешанная с соусом „Табаско“, это же так омерзительно. Большего унижения я в жизни не испытывал».
— А ты бы предпочел, чтобы они раздавили тебе половые органы? Расслабься, все уже позади. Ты прошел через ад и выжил.
— Добро пожаловать в чистилище, — сказал ресторатор, широким взмахом руки указывая на тюремный двор, где бродили, дрались, ругались или спали другие заключенные. — Сядь и успокойся, у меня есть немного кальвадоса.
Хавьер Гальегос оказался человеком практичным и во всем руководствовался этим качеством. Аристократ-американец, с которым он делил одну камеру в привилегированном отделении тюрьмы, делал его положение еще более прочным, а то, что он к тому же был еще и богат, тоже играло ему на руку, ибо здесь, имея деньги, можно было купить все и «жить словно дома», как любил повторять Гальегос.
— Мы будем помогать друг другу и приятно проведем время, — говорил он.
Каждый месяц Сент платил ему немалые деньги за отличную еду и прочие услуги. Он был уверен, что Гальегос не такой мошенник, как другие, и уж если и обманывал его, то самую малость.
Вот и сейчас, когда послышался звук открываемых замков и звон посуды, он с удовольствием посмотрел, как его собственный официант вкатывает в камеру столик на колесах, весь заставленный блюдами с едой.
— Пора завтракать, — сказал он, поднимая крышки и с наслаждением впитывая в себя аппетитные запахи.
Одетый в легкий темно-синий костюм, Гальегос готовился начать новый день. Официант заложил за ворот своего хозяина большую розовую салфетку из льняного полотна, налил ему кофе и протянул газету. Гальегос сразу же открыл ее на странице «Финансы» и погрузился в чтение.
Сент посмотрел на хорошо сервированный стол, застеленный скатертью, с кофейником, полным дымящегося кофе, с графином свежего апельсинового сока, и вынужден был признать, что это гораздо приятнее, чем «эль торо», которым его кормили в камере предварительного заключения. Если не обращать внимания на стены, покрытые пятнами сырости, на решетку на маленьком окошке, на запертую дверь, то можно подумать, что они в номере гостиницы с обслуживанием выше среднего уровня.
После прибытия в эту тюрьму с ее более или менее приемлемыми условиями существования Сент снова потребовал привести к нему адвоката.
Адвокат многое обещал, но ничего не выполнял. Он был образованнее и богаче и, как Сент решил впоследствии, гораздо коррумпированное, чем сеньор Белтран, но выбора у него не было.
В Соединенных Штатах его дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Арни изо всех сил старался помочь ему, но пока ничего не получалось. Авторитет мистера Фридмана не выходил за рамки страны, да и власти штата Герреро не желали с ним сотрудничать.
— Флетчер и ее отец подкупили здесь всех, — сказал Сент своему сокамернику. — Они будут держать меня здесь до тех пор, пока я не сгнию.
— По крайней мере года два ты здесь пробудешь, — заметил Гальегос. — Для них не имеет значения, кто ты, такой. Уж если машина запущена, ее трудно остановить, бюрократия проникла во все сферы жизни. Твоя задача перестать терзать себя и постараться получать удовольствие.
Поудобнее откинувшись в кресле, он раскурил сигару.
— Получать удовольствие в таком месте! — фыркнул Сент.
— А почему бы и нет? Что еще нам остается делать?
Время летит быстро и делает свое дело. Успокойся, Санто.
Зачем пробивать лбом стену? Если захотеть, можно и здесь найти массу развлечений.
Сент последовал совету Гальегоса и в последующие месяцы попытался занять себя, чем только мог. Он купил гитару и стал учиться играть на ней. К сожалению, Сент не мог петь, так как горло после пыток болело, а голос стал хриплым. Он быстро перенимал испанский язык от проституток, растратчиков, воров, торговцев наркотиками и убийц. Научился драться, усвоив приемы, которых раньше никогда не знал. Однако дни по-прежнему тянулись бесконечно долго, в непрерывном столкновении с такими пороками, как взяточничество, коррупция, постоянная ругань и потворство иным грехам человеческой натуры. Единственным светлым пятном в его жизни была отличная еда, которую поставляли из ресторана Гальегоса.
Правда, сейчас у него появилось право переписки. Письма приходили от Веры, Арни, тети Глории, из издательства и сотрудников его фирмы «Старфайер энтерпайзес». Даже мать прислала открытку. Сент больше не чувствовал себя отвергнутым и забытым, но то, что жизнь за воротами тюрьмы текла сама по себе, без его участия, приводило его в безумное отчаяние.
От Джи Би не было никаких известий, что и неудивительно.
Но проходили месяцы, и Сент постепенно забыл их последнюю ужасную ссору. Время словно повернуло вспять, и, к великому неудовольствию Гальегоса, он снова и снова описывал ему их волшебное путешествие по стране и незабываемые недели, прожитые на яхте. Лежа ночью без сна, Сент пытался представить себе ее лицо, но сколько ни напрягался, даже во сне она оставалась безликой. «Я не должен думать о ней здесь, — уговаривал он себя, — поэтому ее образ все время исчезает».
— Ты только изводишь себя, думая о ней, — сказал Гальегос. — Забудь ее. Она тебя совсем не любит.
— Почему ты так считаешь?
— Я хорошо знаю женщин, они мой бизнес.
После шести недель пребывания Сента в тюрьме ресторатор, сияя улыбкой, вбежал в камеру с радостным криком:
— Санто! Эй, Санто! К тебе посетитель.
Кровь бросилась Сенту в лицо. Это Джи Би. Скорее всего она решила простить его и вернуться навсегда. За долю секунды Сент убедил себя, что это может быть только Джи Би.
Но он ошибся.
Гальегос привел в камеру Веру с таким почтением, как будто та была герцогиней. Затем, радостный и довольный, удалился, оставив их наедине.
Лицо Веры заливала краска от гордости за то, что ее такое долгое и трудное путешествие так успешно закончилось, ну и, конечно, жара немало этому способствовала. Она была вся увешана пакетами. Вера снова стала толстой.
Сент заключил ее в объятия. Разочарование было невыносимым, но только первые несколько секунд, затем он почувствовал огромное облегчение. Какое счастье, что Джи Би не увидит его в таком ужасном месте. С Верой же Сент не чувствовал стыда, он так обрадовался, что чуть не заплакал.
А Вера плакала по-настоящему.
— О, Сент, как все ужасно, мне так тебя жалко!
Перестав плакать. Вера оглядела камеру, снова расцеловала Сента, сказала что-то о невероятной жестокости Флетчер и стала разбирать пакеты, сияя радостью от того, с каким удовольствием он принимает подарки.
Она принесла ему конфеты, арахисовое масло, несколько баночек с любимым желе, зубную пасту, шампунь, мыло, электробритву, испанский словарь и магнитофон с кассетами, но самое главное — книги, которые он просил, — «я не могла привезти все, а послать по почте побоялась», — и макет новой книги о приключениях Старфайер.
— Мне нужна твоя помощь, Сент. Я хочу, чтобы ты просмотрел их и написал текст. Самой мне не справиться. У меня готовы рисунки еще для двух книг, но нужен текст.
Настроение Сента улучшилось. Значит, у них производственная встреча, и они опять будут работать вместе.
«Старфайер» хорошо раскупалась.
— Успех потрясающий, — рассказывала Вера. — Уже издано триста тысяч экземпляров.
Сент увидел в этом хорошее предзнаменование. Если «Старфайер» так хорошо расходится, то, несомненно, и его будущее не совсем безнадежно.
Но лицо Веры омрачилось.
— Господи, Сент, чего мы только не делаем, но твоя… — На слове «жена» Вера запнулась и, немного помолчав, продолжала:
— Она и ее отец даже не хотят разговаривать с нами. Они подкупили всех. Как же эта женщина должна ненавидеть тебя, чтобы поступить так жестоко. Какое чудовищное обвинение! И только за то, что ты ее ударил… Я бы сама ее хорошенько ударила, если бы могла.
Вера всхлипнула, вытерла нос рукавом платья и продолжала:
— Она все правильно рассчитала. Арни узнал, что в то время здесь проводили кампанию по борьбе с наркотиками.
Власти хотели выловить основных поставщиков и провести показательный процесс, но им в сети попалась только мелкая рыбешка.
— Такая, как я.
Вера кивнула:
— Мелкие торговцы, наркоманы, ну и ты, ненавистный гринго. Они решили сделать тебя козлом отпущения. Ну и, конечно, им заплатили. О, Сент, как все ужасно!
— Ладно, ладно, успокойся, — принялся утешать Веру Сент. — Все хорошо.
— Не вижу ничего хорошего. Это отвратительно. Ты не поверишь в то, что я сейчас скажу. Я звонила твоему отцу, и он оказался жутким подонком. Он тебя знать не хочет. Представляешь, даже разозлился, когда я позвонила. Все, что он сказал: «Это так похоже на него, тратить деньги на такое пустое занятие, как издание комиксов». И это говорит твой собственный отец! Он ничего не хочет делать и, я думаю, потому, что боится испортить свою репутацию. Арни считает, что нам нужны не деньги и даже не связи. Нам нужен человек, который пользуется неограниченной властью, чье влияние неоспоримо и гораздо больше, чем у Мак-Гроу.
Когда Вера ушла, Гальегос, сияя улыбкой, спросил Сента:
— Ты остался доволен ее визитом?
— Конечно, — ответил Сент.
— В постели она, должно быть, настоящая львица, — заметил мечтательно ресторатор.
Сент с удивлением посмотрел на него.
— Можешь не сомневаться, самая что ни на есть львица. К тому же девушка любит тебя, поверь мне. Я знаю, о чем говорю.
— Не болтай глупостей, — фыркнул Сент. — Это же Вера, мы с ней просто друзья.
Гальегос с сожалением посмотрел на Сента:
— Тебе надо научиться разбираться в женщинах, Санто.
Дни шли за днями, недели за неделями, проходили месяцы.
После визита Веры у Сента затеплился было лучик надежды. Но время шло, а ничего хорошего так и не произошло, и он вновь впал в отчаяние, еще более глубокое, чем прежде.
Вместе с ним стал волноваться и Гальегос.
— Нельзя быть таким глупцом, — говорил он. — Ты ничего не сможешь сделать, только истерзаешь свою душу.
— Тебе хорошо меня успокаивать, — огрызнулся Сент. — Сам-то ты скоро будешь на свободе.
— Хочу надеяться, но разговор сейчас не обо мне. Послушай, что я тебе скажу, Санто. — Камера на ночь запиралась, и Гальегос спокойно разлил по рюмкам дорогой коньяк. — Один из ваших американских писателей сказал «Одно из преимуществ быть писателем — это то, что даже свои несчастья можно обратить в деньги».
— Возможно, ну и что? — сказал Сент, пожимая плечами.
— Перестань жалеть себя. Ты писатель, и в этом твое преимущество, ты можешь мысленно исчезнуть отсюда, можешь с пользой для себя проводить не только дни, но и ночи, и когда-нибудь еще поблагодаришь судьбу за то, что провел несколько лет в тюрьме, которая дала тебе такой богатый материал.
— Скажешь тоже, — усмехнулся Сент.
Мексиканец пожал полными плечами, обтянутыми дорогой шелковой рубашкой, и, отпив немного коньяка, продолжал:
— До чего же ты скучен, Санто, и к тому же глуп. Я буду повторять это каждый день, пока ты не возьмешься за ум. Ты писатель и должен писать. Пиши обо всем, что взбредет тебе в голову.
Неохотно и только для того, чтобы отделаться от Гальегоса, Сент приступил к работе.
Благодаря стараниям сокамерника ему принесли бумагу и ручку. Можно было даже нанять машинистку, появись такое желание.
— Главное, на тебя никто не давит, — заметил Гальегос. — У тебя масса свободного времени.
Сент хотел было возразить, но передумал; в словах ресторатора была железная логика.
Гальегос оставил его одного.
Сент заправил в пишущую машинку лист белой бумаги и задумался. Спустя минуту он напечатал: «Старфайер-скиталица».
Он поразмышлял еще минут пять и добавил: «Сценарная обработка текста».
Постепенно в его голове стали возникать образы, которые затем он описал словами:
«Старфайер, межпланетная посланница, возвращается в свою галактику и видит, что звезда ее старой системы видоизменилась, взорвалась и раздулась в поперечнике на миллиарды миль. Теперь это раскаленный гигант, поглотивший свои планеты с их спутниками, вся система превратилась в пыль.
Старфайер не верит своим глазам.
Почему ее никто не предупредил? Как долго она отсутствовала? Должно быть, время уплотнилось и прошла целая вечность. А с исчезновением ее дома, дававшего ей энергию, она утрачивает свою способность принимать различные очертания. Она больше не может, концентрируя свою энергию, перемещать предметы в пространстве и времени.
Сейчас она или просто сгусток энергии, или навсегда заключена в оболочку тела Дианы Старр…
Старфайер также привязана к вектору, который тянет ее обратно на Землю, и теперь ей остается только уповать на будущее».
Воображение Сента рисовало ему Вселенную. Вместе со Старфайер он парил в ней, стараясь избежать катаклизмов, черных дыр, пробиться сквозь миллиарды миль космической пыли.
Увлекшись, Сент не заметил, как наступил вечер.
«Спустившись по вектору за Землю, Старфайер увидела, что и сюда она прибыла слишком поздно.
В ее отсутствие на Земле разразилась ядерная война.
Земля лежала перед ней черная и обуглившаяся, окутанная дымом; в образовавшихся воронках бурлило грязное месиво; на горизонте до самого неба вздыбились черные горы — остовы зданий разрушенных городов. — Старфайер пришла в ужас, потому что Земля теперь по воле судьбы стала навсегда ее единственным домом. Она клянется сделать все возможное, чтобы спасти ее. Старфайер не позволит ей исчезнуть навсегда, как выветриваются и исчезают горные породы…»
— Отлично, — похвалил Сента Гальегос. — Начало положено.
— Думаю закончить этот сценарий в ближайшее время.
— Не торопись, — с улыбкой заметил сокамерник. — У тебя масса времени.
Заканчивался второй год пребывания Сента в тюрьме, 1985-й плавно перешел в 1986 год. В мае Вера снова приехала в Санта-Паулу, чтобы провести деловое совещание. Она остановилась в гостинице и каждый день навещала Сента.
Девушка быстро усвоила процедуру посещений и подружилась с некоторыми заключенными.
— Здесь вполне можно жить, имея деньги, — как-то раз заметила она.
— Хочешь попробовать?
— Я хочу сказать, что здесь отношение к заключенным более гуманное, чем в американской тюрьме. Мне все это напоминает деревню, — заметила она, глядя на тюремный двор, заполненный навесами, под которыми сидели целые семьи, включая и маленьких детей; женщины в полосатых пончо пекли маисовые лепешки.
— Семьи к вечеру уйдут, а заключенных на ночь запрут в камерах, — ответил Сент.
Вера рассказала Сенту, что Арни очень хочется навестить его, но сейчас он занят в съемках фильма и боится рисковать.
— Лично я думаю, — добавила Вера, — что ему просто невыносимо будет видеть тебя в таком ужасном месте. Он только еще больше разозлится.
Далее Вера поведала, что они с Арни посылают во все инстанции бесконечные прошения, пытаясь добиться освобождения Сента, но в ответ получают лишь обещания, что их очень расстраивает. Мать Сента посоветовала им обратиться к Виктору Даймонду, с которым она когда-то встречалась, правда, неизвестно, при каких обстоятельствах.
— Спринг очень переживает за тебя и говорит, что только Даймонд с его связями и влиянием может вызволить тебя отсюда.
— С какой стати ему помогать мне? — удивился Сент. — Чем он мне обязан?
Вера не имела ни малейшего представления.
Сент прощался с Верой у ворот, через которые на свободу устремлялись родственники заключенных.
— Одним словом, у вас ничего не получается, — сказал он Напоследок. — Видимо, мне суждено провести в этой тюрьме всю жизнь.
— Не смей так говорить! — возмутилась Вера. — Мы делаем все возможное, даже твоя мать принимает участие.
Если Виктор Даймонд нам не поможет, она найдет кого-нибудь еще.
— Могу я попросить тебя об одном одолжении? Не могла бы ты… — «попросить Джи Би написать мне», — хотел сказать Сент, но так и не решился. Он вздохнул и подумал:
«Все равно из этого ничего не выйдет».
Позже он даже радовался, что не обратился к Вере с такой просьбой. Лучше ему забыть Джи Би, спрятать в потаенный уголок своей памяти и никогда не извлекать оттуда.
Этой ночью Сент сидел за машинкой, и слова сами ложились на бумагу:
«Старфайер. Сценарий Джона Сента.
Космическая темнота, лишь кое-где мелькает свет далеких звезд да слышится завывание ветра, пропитанного космической пылью.
Камера медленно наезжает на одну из звезд; та сжимается, затем внезапно взрывается, излучая энергию, и становится красным пульсирующим гигантом; под музыкальную какофонию озаряется экран, Постепенно красный свет исчезает, уступая место черному; снова завывание ветра и свет далеких звезд; постепенно на экране появляются очертания человеческого лица.
Шум ветра сменяется приглушенной музыкой, которая вначале усиливается, затем становится все тише и, наконец, стихает совсем.
Из далеких звезд формируется женское лицо, становясь все ближе и отчетливее, пока экран не заполняют одни только глаза. Они необычайного серебристого цвета, в них видны отблески огня. Зрачки излучают звездный свет.
Накатом дается название:
«Старфайер»…
Глава 16
«Дорогой Дональд, — писала Вера, — мне очень жаль, что снова не удалось встретиться с тобой во время моего приезда в Англию, но мне надо было торопиться в Йоркшир к маме, которая, как ты, наверное, знаешь нездорова…»
На самом же деле все обстояло не так уж плохо.
— Ей хочется, чтобы о ней кто-нибудь заботился, — говорила Синтия. — Она чувствует себя одинокой, ей нечем занять себя.
Мама очень обрадовалась, что Вера навестила ее, и говорила: «Я так рада, что ты перестала наконец изображать из себя манекенщицу. Теперь ты снова похожа на прежнюю Веру».
Когда пришло время возвращаться в Калифорнию, мама слегла и стала жаловаться на ужасные боли.
— Не могу поверить, что ты опять уедешь туда и оставишь меня в таком состоянии. Ты стала безжалостной. Вера, чудовищно безжалостной. Не могу понять, зачем тебе возвращаться. Ведь видно, что у тебя нет молодого человека, который бы ждал…
«Я рада, что ты наконец возвращаешься в Калифорнию.
Твой преемник представляется мне человеком знающим и не растеряет твоих пациентов. Я уезжаю на несколько недель, поэтому, к сожалению, не смогу тебя встретить, к тому же уверена, что твоя семья настолько рада твоему возвращению, что им будет неприятно, если при встрече будет присутствовать кто-нибудь чужой».
На самом деле Вера и не планировала встречать Дональда в аэропорту, как тот просил ее. Девушке совсем не хотелось его видеть, особенно сейчас, когда она снова растолстела и все ее мысли были сфокусированы на одном Сенте.
«Дело Сента так и не сдвинулось с места. Все упирается в мексиканские власти, но мы с Арни не сдаемся и разработали новый план. Сейчас я живу у него в Беверли-Хиллз, он снимает квартиру, и я не могу тебе передать, как здесь чудесно. Здесь есть все, о чем только можно мечтать, включая просмотровую комнату, бассейн, гимнастический зал, хотя сам Арни пользуется только двумя комнатами: библиотекой, где работает над сценарием и слушает музыку, и спальней…»
Спальня Арни, по мнению Веры, была странной, но именно такой представлял ее директор, по замыслу которого подросток должен ощущать себя здесь уютно: односпальная кровать с выдвижным ящиком внизу, яркие клетчатые обои, напоминающие шотландский плед, такие же занавески и повсюду на стенах старые школьные фотографии спортивной команды, где среди колыхающихся физиономий школьников виднелось и лицо Сента.
«Жизнь Арни совсем непохожа на жизнь кинозвезды.
На самом же деле все обстояло не так уж плохо.
— Ей хочется, чтобы о ней кто-нибудь заботился, — говорила Синтия. — Она чувствует себя одинокой, ей нечем занять себя.
Мама очень обрадовалась, что Вера навестила ее, и говорила: «Я так рада, что ты перестала наконец изображать из себя манекенщицу. Теперь ты снова похожа на прежнюю Веру».
Когда пришло время возвращаться в Калифорнию, мама слегла и стала жаловаться на ужасные боли.
— Не могу поверить, что ты опять уедешь туда и оставишь меня в таком состоянии. Ты стала безжалостной. Вера, чудовищно безжалостной. Не могу понять, зачем тебе возвращаться. Ведь видно, что у тебя нет молодого человека, который бы ждал…
«Я рада, что ты наконец возвращаешься в Калифорнию.
Твой преемник представляется мне человеком знающим и не растеряет твоих пациентов. Я уезжаю на несколько недель, поэтому, к сожалению, не смогу тебя встретить, к тому же уверена, что твоя семья настолько рада твоему возвращению, что им будет неприятно, если при встрече будет присутствовать кто-нибудь чужой».
На самом деле Вера и не планировала встречать Дональда в аэропорту, как тот просил ее. Девушке совсем не хотелось его видеть, особенно сейчас, когда она снова растолстела и все ее мысли были сфокусированы на одном Сенте.
«Дело Сента так и не сдвинулось с места. Все упирается в мексиканские власти, но мы с Арни не сдаемся и разработали новый план. Сейчас я живу у него в Беверли-Хиллз, он снимает квартиру, и я не могу тебе передать, как здесь чудесно. Здесь есть все, о чем только можно мечтать, включая просмотровую комнату, бассейн, гимнастический зал, хотя сам Арни пользуется только двумя комнатами: библиотекой, где работает над сценарием и слушает музыку, и спальней…»
Спальня Арни, по мнению Веры, была странной, но именно такой представлял ее директор, по замыслу которого подросток должен ощущать себя здесь уютно: односпальная кровать с выдвижным ящиком внизу, яркие клетчатые обои, напоминающие шотландский плед, такие же занавески и повсюду на стенах старые школьные фотографии спортивной команды, где среди колыхающихся физиономий школьников виднелось и лицо Сента.
«Жизнь Арни совсем непохожа на жизнь кинозвезды.