Хейз Мэри-Роуз. Бумажная звезда

   Джи Би равнодушно пожала хрупкими плечами.
   — Этого не произойдет, — заметила она спокойно.
   — Конечно же, нет, — согласился Сент. — Я никогда не пойду на это. К тому же все это бессмысленно. Я даже не сын Даймонда. Послушай, я вчера разговаривал с матерью по телефону.
   Сент пересказал Джи Би все, что узнал от Спринг.
   — Я пока не знаю, что человек должен чувствовать, узнав, что он сын шофера-мексиканца, да и какая теперь разница…
   Сент замолчал, потому что Джи Би громко засмеялась.
   Она хохотала и хохотала, и смех ее был на грани истерики.
   Вера встревожилась.
   — Прекрати! — закричала она. — Все будет хорошо. Ты можешь уйти от Даймонда, как только мы вернемся домой.
   Прекрати сейчас же. Прошу тебя.
   — Я не могу, я ничего не могу с собой поделать.
   Захлебываясь, Джи Би сделала несколько глотков воды, чуть не подавившись, и засмеялась снова.
   — Это ужасно смешно, — проговорила она сквозь слезы.
   — Смешно?! — в один голос спросили Сент и Вера, с удивлением глядя на нее.
   — Дело в том, что он опоздал, — сказала Джи Би.
   — Что значит опоздал? — спросила, нахмурившись. Вера.
   — Я уже беременна, об этом мне вчера сказал доктор Суарес. Я совершенно здорова, просто у меня… «налицо все признаки беременности», — процитировала она.
   — Почему же ты не сказала об этом Даймонду? — с удивлением спросила Вера.
   — Потому что это не его ребенок.
   — Не его? Ты в этом уверена?
   — Абсолютно. — Джи Би отпила воды и дрожащей рукой поставила стакан на ночной столик. — Мы никогда не делали того, что может привести к беременности, он на это просто не способен. Виктор не может иметь детей, он импотент. Теперь вы понимаете меня? Даймонд импотент и всегда им был.
   Сенту моментально стало жаль Даймонда. Вот уж действительно трагедия… или скорее трагикомедия.
   — Тогда чей же это ребенок? — спросила Вера, как будто сама не могла догадаться.
   — Дональда Уилера. — На какой-то момент глаза Джи Би просияли, потом сделались такими же холодными, как и вода в ее стакане. — Я вам передать не могу, какое странное чувство меня охватило, когда доктор Суарес, сидя вот здесь, на твоем месте, сказал мне об этом. Я словно очнулась от сна, скорее от кошмара. Вы даже представить себе не можете, как приятно снова быть нормальным человеком. Я существую в действительности, а не в фантазиях. Я — это я. — Джи Би погладила себя по плоскому животу. — Здесь ребенок, живой ребенок, мой ребенок.
   — Ты представляешь, что Даймонд с тобой сделает, когда все узнает? — в испуге спросила Вера.
   — Ты должна бежать, — предложил Сент. — Прямо сейчас.
   — Побег не спасет меня, — ответила Джи Би с печальной улыбкой. — Те, кто хоть раз ранил самолюбие Даймонда, не ушли от его наказания. Этого еще никому не удавалось.
   Но во мне мой ребенок, и я сделаю все возможное, чтобы защитить его. Смешно, но раньше я считала, что женщина во время беременности становится слабой, оказывается, это не так. Я чувствую себя сильной, как никогда, и готова сражаться за себя и своего малыша до конца.
   Сент вернулся из Пуэрто-Валларта далеко за полночь.
   — Она ждет ребенка, — сказал он по телефону Дональду Уилеру. — Твоего ребенка.
   Дональда совсем не удивило это известие.
   — Я прилечу завтра, — спокойно ответил он. — До моего приезда ничего не предпринимайте, чтобы не вызвать подозрений.. Ведите себя как обычно. Делай так, как я сказал, Сент. Никаких действий, все будет хорошо. Я тебе обещаю.
   Под дверью каюты Веры виднелась полоска света. Сент тихо постучался:
   — Я дозвонился ему, он обещал приехать завтра.
   В ответ ни звука.
   Сент вошел в пустую комнату. Койка была тщательно застелена, Вера даже не ложилась.
   Сент удивленно застыл. Он ожидал увидеть ее нетерпеливо расхаживающей по каюте.
   Внезапно он вспомнил, что Вера собиралась пойти в кантину, чтобы помочь Томасу подготовиться к вечеру.
   «Я сойду с ума, если буду сидеть здесь и ждать тебя», — сказала она.
   Сент повернулся, чтобы уйти, но тут взгляд его привлекло лежащее на столе изображение Даймонда, и он не смог удержаться и не посмотреть на него. Сент взял рисунок в руки. Сейчас с Даймондом произошла окончательная метаморфоза, он превратился в змею с чешуйчатой кожей и раздвоенным жалом. Сент печально улыбнулся: под портретом Даймонда лежал его собственный. Он сидел на пляже, облокотившись на перевернутую лодку. Сейчас у него было совершенно другое лицо и даже глаза стали другими. Сент взял рисунок в руки, внимательно исследовал его и сразу понял, в чем отличие. Он походил на шофера-мексиканца, водившего машину как дьявол.
   Он заметил, что на обратной стороне что-то написано, и стал читать.
   «Дорогой Сент!
   Мы все приехали в Мексику, и одному Богу известно, что здесь с нами может случиться, но я не могу думать ни о чем другом, только о тебе».
   Сент внимательно до самого конца прочитал письмо Веры.
   «Я полюбила тебя, как только увидела, и все еще продолжаю любить и буду любить вечно.
   Но теперь с меня довольно. Я должна положить этому конец.
   Я рада, что ты никогда не прочтешь этого письма».
   Сент решил не искать Веру.
   Он вышел на палубу и сел на носу лодки, один в полной темноте.
   Из-за грозовых туч робко выглядывала луна. Огромная волна накренила яхту, и якорная цепь жалобно заскрипела. Уже сейчас было видно, что надвигается буря.
   На берегу светилась желтыми огнями кантина, и оттуда доносилась музыка. Сент положил подбородок на руки и задумался.
   Какое-то время его голова была совершенно пуста, словно последнее потрясение парализовало мозг и он сам защищал себя от эмоциональной перегрузки.
   Постепенно на сердце потеплело, и это тепло разлилось по всему телу.
   Вера любит его.
   А он об этом никогда не догадывался. Затем Сент понял, что где-то в глубине души он знал об этом, но для него на первом месте всегда была Джи Би, заслонившая собой все, сделавшая его слепым. Сент не успел понять, что именно Вера поднимала его, когда он падал, к ней он прибегал в минуты отчаяния, и девушка, не задавая лишних вопросов, всегда принимала его и даже, жалея, легла с ним в постель. именно к ней он прибежал после ужасного обеда в Нью-Йорке и сделал это подсознательно; это Вера навещала его в тюрьме, приносила кучу подарков и снабдила пишущей машинкой. Его ум работал в унисон с умом Веры, они без слов понимали друг друга.
   Господи, Вера!
   Если он сейчас быстро что-то не предпримет, он навсегда потеряет ее. Она уедет в Японию, и он останется один и этого не переживет.
   Нет, решил Сент, они должны начать все сначала. Теперь он знает, как себя вести.

Глава 27

   В полдень стало жарко и тихо, однако, с юго-запада ползли черные грозовые тучи.
   Томас Очоа с самого утра смотрел на небо, умоляя, чтобы свершилось чудо и дождь прошел стороной, а уж если и польет, то хоть не проливной, как обещало зловещее небо, когда потоки воды с грохотом обрушиваются на крышу из оцинкованного железа, проникая во все дыры и щели. Если такое случится, то может произойти короткое замыкание, да и вообще весь вечер, обещавший быть таким чудесным, будет загублен.
   — Господи, помоги, — умолял Томас. — Не допусти, чтобы пошел дождь.
   Сент оставил на койке Веры записку: «Дональд уже в пути. Постарайся вести себя с Даймондом как обычно». Он хотел добавить, что им нужно как можно быстрее поговорить, но не решился, так как сейчас, когда настал решительный момент, Сент испугался: а вдруг Вера ему откажет и будет, впрочем, совершенно права.
   Во всяком случае, утром он ее не видел. Вера не пришла на заключительные съемки, где взволнованная Старфайер снова и снова сбегала вниз по полуразрушенной лестнице, пока Даймонд не остался доволен отснятой сценой.
   Сент нашел Веру на пляже в окружении ребятишек, которые с собачьей преданностью смотрели ей в глаза и просили нарисовать их портреты.
   — Когда же приедет Дональд? — спросила она. — Времени уже много.
   — Он сказал, что ему надо выудить еще одну крупную улику.
   — Что значит «выудить крупную улику»?
   — Думаю, об этом мы узнаем от него. Сколько еще ты собираешься рисовать ребятишек?
   — Сколько смогу, столько и нарисую, так быстрее бежит время.
   — Вера…
   — Да? — сказала она, на поднимая глаз от портрета, где тщательно оттеняла складки белого платья Челестины, купленного ко дню первого причастия и надетого ради такого случая.
   — Я хотел… А, пустяки, не обращай внимания.
   В то самое время, когда Сент, оставив Веру на пляже, уходил, так и не набравшись мужества поговорить с ней, доктор Дональд Уилер втискивал арендованную им машину между «Мерседесом-320» и черным «бьюиком» на парковочной площадке рядом с домом Дэвида Циммермана на Бель-Эр.
   Дворецкий открыл ему дверь и на хорошем английском языке сказал:
   « — Мне ужасно жаль, сэр, но, боюсь, мистер Циммерман не сможет принять вас сегодня.
   Из дома слышались телефонные звонки, громкие разговоры, хлопанье дверей, в воздухе пахло беспокойством.
   Дональд напустил на себя важность и на таком же хорошем английском языке ответил:
   — У меня назначена встреча, мистер Циммерман ждет меня. Ему обязательно нужно со мной увидеться.
   — Видите ли, в доме царит паника, — ответил дворецкий. — Он сказал мне: никого, ни единой души… Вам лучше позвонить ему на следующей неделе.
   — Нет, не лучше, — возразил Дональд. — На следующей неделе будет поздно. Скажите ему, что я хочу поговорить с ним о Викторе Даймонде, Флетчер Мак-Гроу и Вэнджи Селлорс.
   Дональд написал все эти имена на своей визитной карточке.
   Правый глаз дворецкого задергался, он в нерешительности топтался на месте.
   — Я вам ничего не обещаю, — ответил он наконец. — Вы выбрали не лучший день.
   Но взял визитку и скрылся за дверью.
   Через несколько минут Дональда провели в просторную комнату, выходящую окнами на зеленые лужайки с подстриженными в виде скульптур кустарниками. За широким столом сидели два человека и о чем-то горячо спорили. Один из них — высокий, с круглой загорелой лысиной, окруженной венчиком жестких, похожих на щетину волос; второй — маленький, грушеобразный, в черном шелковом костюме, он ожесточенно размахивал какой-то бульварной газетенкой. На первой полосе красовалась фотография обнаженной девицы, а заголовок, набранный большими черными буквами, которые Дональд мог прочитать даже с порога, гласил: «СТАРФАЙЕР БЫЛА ПРОСТИТУТКОЙ»
   — Черт возьми! — кричал лысый. — Тебе надо ехать туда сию же минуту! Входите, доктор Уилер, — сказал он, завидев Дональда. — Что бы у вас там ни было, хуже уже не будет.
   Дональд посмотрел на фотографию и узнал в обнаженной девице Джи Би.
   — Будет, — пообещал он.
   Экраном Томасу служила простыня, прикрепленная двумя концами к потолку, а двумя другими прибитая с помощью колышек к полу. За стеной мирно урчала генераторная установка, снабжая током телевизионный проектор, звукосниматель и прожекторы для подсветки, которые при включении вспыхнут — и разноцветные огни запляшут в радостном танце. Томас нарадоваться не мог: все должно пройти не хуже, чем в лучшем диско-клубе Пуэрто-Валларты. Одетый в обтягивающие джинсы и ярко-красную рубаху, с напомаженными до блеска волосами, он летал, словно яркая веселая птичка, между баром и времянкой, где солидный техник проверял качество звука и света.
   Люди начали стекаться в кантину с шести часов: деревенские, местные американцы, вся съемочная группа студии «Омега», за исключением тех, что уже улетели на рейсовом самолете или уехали с грузовиками, увозящими оборудование. Пришел даже отец Игнасио и, взобравшись на высокий стул у стойки бара, сидел, нахохлившись, словно старый гриф с взъерошенными пыльными перьями. Послышались глухие раскаты грома. Томас подбежал к отцу Игнасио и заломил руки.
   — Молитесь, отец, молитесь, чтобы не было дождя.
   Иерархическая верхушка студии «Омега» сидела за столом, расположенным между звуковой кабиной и баром, и была предметом высочайшего внимания, сплетен и пересудов.
   Виктор Даймонд сидел в центре весь в белом: белые с хорошо отутюженными стрелками брюки, белая туго накрахмаленная рубашка, которая, как ни странно, совершенно не промокла от пота, если учитывать изнуряющую жару. По мнению многих, ему бы корону на голову и муаровую ленту с орденами на грудь — и вот вам самый что ни на есть настоящий император. Слева от него сидел Сент, загорелый до черноты, в черных джинсах и черной майке, с цветным красно-белым платком вокруг головы, ну просто пай-мальчик из Лос-Анджелеса. Напротив него устроилась Вера в малиновой блузке, короткой черной юбке, с вызывающе яркой помадой на губах и алым экзотическим цветком в волосах. Рядом с ней расположился Арни в бело-голубой клетчатой рубашке, голубых джинсах, с небрежно повязанным вокруг шеи сине-белым платком. И хотя он был одет почти так же, как и Сент, на окружающих он производил совершенно другое впечатление: его воспринимали как пышущего здоровьем, непорочного и красивого ковбоя из Оклахомы.
   Ну и, конечно, гвоздем программы была сама Старфайер, сидевшая справа от Даймонда. На ней было короткое платье из материала, напоминавшего фольгу. Роскошные волосы собраны на макушке и прикрыты серебряным филигранным беретом. Она была далекой и не по-земному прекрасной, самая настоящая Чириуатетл, о чем продолжали шептаться жители деревни.
   Томас поставил на стол один кувшин с пивом, другой с вином, а перед Старфайер, которая отказалась от спиртного, стакан грейпфрутового сока. Боррачо Пит, подсевший к Сенту в надежде на бесплатную выпивку, встретил недобрый взгляд Даймонда и быстро ретировался.
   Звукооператор начал прокручивать пленки, тщательно отобранные Томасом, которые на прекрасной технике звучали просто ужасающе.
   Мексиканские парни пили и рассматривали Джи Би.
   — Хочешь потанцевать с ней, старик?
   — Смеешься? Танцевать с богиней? Или, может, с ведьмой?
   — Боишься, что она тебя околдует?
   — Я бы не возражал против ее колдовства.
   — Хватит, мужики, никакая она не ведьма. Ты что, дурак, не видишь?
   — Тогда иди и пригласи ее.
   Они продолжали пить, шептаться, строить планы. Вот она перед ними, впервые такая доступная. Ее можно потрогать, можно поговорить с ней, потанцевать, не страшась никакого возмездия, ибо сегодня фиеста, играет музыка и все веселятся.
   Да к тому же это их последняя возможность, завтра киношники уедут, и все кончится.
   — Почему она должна танцевать с нами? Пусть она не ведьма, не богиня, а все же кинозвезда.
   — И к тому же он с ней.
   Парни замолчали и украдкой поглядывали на Даймонда, которого все без исключения очень боялись.
   — Не дрейфь, пригласи ее. Не видишь разве, что она только и ждет твоего приглашения.
   — Больно надо, она холодна как лед, даже ни разу не улыбнулась.
   — Заладил, девчонка сейчас быстренько разогреется.
   — С чего ты взял?
   — Иносенсио добавил в се сок кактусовой водки. Я видел это собственными глазами.
   — Шутишь?
   Затаив дыхание, все посмотрели на Иносенсио, четырнадцатилетнего парня, разливавшего напитки.
   — Хлебни еще немного, — посоветовал один из заводил, — и лед растает в твоих руках.
   Даймонд встал и поднял руку, требуя внимания. В зале наступила гробовая тишина.
   Словно дождавшись именно этого мгновения, в небе долго и раскатисто прогремел гром. Сейчас Даймонд выглядел не как император, а как самый настоящий колдун, призывающий к себе на помощь стихию. Отец Игнасио перекрестился и дотронулся рукой до заветного мешочка с травами.
   — Завтра мы уезжаем, — начал Даймонд, — и я хочу сказать несколько слов. — Его тяжелый взгляд остановился сначала на Старфайер, затем на Сенте и Арни. — Мы здесь сотворили чудо, мы сотворили его своим талантом и трудом. Мы великая команда и создали великий фильм. Вместе мы можем свернуть даже горы. Мы построили новую империю, и все вы, — он широко распахнул руки, охватывая присутствующих, — стали ее частью. Частью нас самих, студии «Омега» и, конечно, «Старфайер». Мы вписали себя в историю.
   Собравшиеся зааплодировали, Даймонд дождался, когда смолкнут овации, и торжественно продолжал:
   — У меня хорошие новости, но я ждал подходящего случая, чтобы сообщить их, и вот момент настал. — Он набрал в легкие побольше воздуха и еще более торжественно провозгласил:
   — Мы не остановимся на достигнутом! Мы устремимся к новой цели! В следующем году мы начнем снимать еще один фильм. Я провозглашаю тост за «Старфайер III»!
   Даймонд схватил руку Джи Би и высоко ее поднял.
   Мало кто из присутствующих, кроме, конечно, американцев, понял смысл его речи, но ее торжественность не оставляла сомнений, поэтому все одобрительно загудели, застучали по столам кулаками и банками из-под пива.
   — А сейчас, — произнес Даймонд с торжественностью короля, открывающего бал для своих придворных, — давайте танцевать!
   Звукооператор с радостью отбросил в сторону пленки, отобранные Томасом, поставил другие. Многие вышли на танцевальную площадку, цветные пятна света закружились в бешеном ритме, и диско-вечер, который навсегда останется в памяти жителей Ла-Плаиты, начался.
   — Идем, Вера, — сказал Сент, предлагая ей руку.
   На танцплощадке уже было тесно от желающих танцевать, и Сент прижал Веру к себе. Откладывать дальше было невозможно. Сейчас или никогда. Он целый день твердил, что скажет ей, и выучил свою речь наизусть.
   — Так этот танец не танцуют, — прошептала Вера, пытаясь отстраниться от него.
   — Ерунда.
   Сент забыл о музыке и лишь чувствовал тепло ее тела под шелковой блузкой и тонкие пальцы в своей руке. Даже то, что Дональд так и не приехал, отошло для него на задний план. Он еще сильнее прижал Веру к своей груди, она была сейчас такой худенькой, такой хрупкой. Он знал ее толстой, похудевшей, снова растолстевшей и опять севшей на диету. Словом, видел ее всякую, но что за черт? Он растерял все слова, которые хотел сказать, а ведь какие умные были. Но надо же что-то говорить. Сейчас или никогда, и Сент скороговоркой начал:
   — Вера, я не хочу, чтобы ты уезжала в Японию. Я хочу, чтобы ты осталась со мной, вышла за меня замуж, потому что мы с тобой отличные партнеры в работе. Я не хочу терять тебя и… — Господи, зачем он это говорит? — Я люблю тебя, черт возьми.
   Сент с облегчением вздохнул и выжидательно посмотрел на Веру.
   Вера молчала, ее тело ослабло в его объятиях, девушка боялась поднять на него глаза.
   — Вера, можешь ты сказать хоть что-нибудь?
   «Может, она не слышала меня? — подумал Сент, и его охватила паника. — А что, если Вера ответит мне отказом?
   Господи, что я знаю о ее жизни? Меня никогда не интересовало, что с ней происходит. Я всегда принимал ее как нечто само собой разумеющееся и почему-то решил, что, стоит мне сказать «выходи за меня», она сразу же бросится в мои объятия».
   — Я дурак, каких свет не видывал, — сказал Сент. — И понял это только вчера вечером, когда пришел к тебе в каюту и прочел письмо.
   — Ты видел мое письмо? — жалобно спросила Вера.
   — Я знаю, что не должен был делать этого, но тем не менее сделал. Вера, я люблю тебя. Поверь мне, это правда.
   Я всегда тебя любил, просто раньше не осознавал этого. Мне пришлось пройти через многие испытания, чтобы понять это. Какой же я дурак! Ты выйдешь замуж за дурака и бывшего заключенного? Пожалуйста, Вера, скажи «да».
   Ему показалось, что девушка ответила, но музыка заглушила ее слова, — Что ты сказала? — спросил он.
   Сент потряс ее за плечи, стараясь добиться ответа, но она только произнесла:
   — Сент, давай вернемся на место.
   — Вик, — сказал Арни, когда Сент и Вера ушли танцевать. — Мне нужно с тобой поговорить.
   — Конечно, Арни, — охотно согласился Даймонд. — Я весь внимание.
   — Я знаю, что сейчас неподходящее время, но лучше выложить все сразу, я больше не могу ждать. Так вот относительно нашей команды и прочего. Я выхожу из нее.
   Наступило молчание. Улыбка на миг исчезла с лица Даймонда, затем заиграла снова, — Ты прав, сейчас не время для таких разговоров. Ты опустошен и вымотался, как и все мы. Я это прекрасно понимаю. Вот почему я не забил тревогу, когда ты провел ночь с Верой. Мы поговорим обо всем, когда вернемся в Лос-Анджелес.
   — Я не могу ждать так долго. Я знаю, что это звучит глупо… Уж если так долго ждал, то могу подождать и еще немного.
   — Ты прав, это глупо. Я не хочу слушать тебя, Арни.
   — Но тебе придется, я говорю вполне серьезно, это конец. Я не буду принимать участие в «Старфайер III».
   Даймонд продолжал улыбаться:
   — Не глупи, Арни. Ты заработаешь столько денег, сколько тебе и не снилось. Может, ты получил более выгодное предложение?
   — Меня не интересуют эти чертовы деньги и никогда не интересовали.
   — В чем же тогда дело?
   — Я не считаю себя достаточно хорошим актером…
   — А кого бы тебе хотелось играть? Гамлета? Послушай, Арни, может, ты и не Лоуренс Оливье, но как-никак звезда крупной величины.
   — Я кое-что придумал, тебе это должно понравиться.
   — Ты меня совсем не понимаешь. Если бы я был просто актером, это еще куда ни шло, но мне противно быть секс-символом. Я этого больше не выдержу.
   Даймонд задумчиво посмотрел на Арни:
   — Теперь вижу, что ты говоришь серьезно.
   Выражение лица Даймонда быстро менялось, и через минуту перед Арни сидел совершенно другой человек.
   — Понимаю, — сказал он. — Ты хочешь сказать, что меняешь пол.
   От удивления Арни захлопал ресницами.
   — Ты все знаешь? — спросил он.
   — Конечно, знаю.
   — Но откуда?
   — С самого того дня, когда ты рассказывал мне о Сенте.
   Глаза выдали тебя, Арни, тебе надо быть осторожнее. Все твои мысли можно прочесть по глазам.
   Арни на мгновение смутился, но быстро взял себя в руки.
   — Ну что ж, я рад, что ты меня понимаешь. Да, я гей и не стыжусь этого. Во всяком случае, сейчас, — сказал он и более решительно добавил:
   — И не собираюсь делать из этого секрета.
   Лицо Арни просияло: все оказалось намного проще, чем он думал, но, взглянув на Даймонда, увидел, что тот смотрит на него как на отвратительного уродца, помещенного в колбу с формальдегидом.
   — Ты испытываешь к Сенту физическое влечение, не так ли? — продолжал Даймонд, будто вообще не слышал, о чем говорил Арни. — Возможно, по ночам мечтаешь о близости с ним. Должно быть, это очень трудно: мечтать о мужчине, а на экране заниматься любовью с женщиной и делать вид, что ты страстно ее желаешь.
   Лицо Арни сразу осунулось, в голове зашумело.
   — Нет, — продолжал тем временем Даймонд. — Ты нужен мне, Арни. Ты не можешь вот так просто взять и уйти.
   У нас с тобой контракт. Если ты уйдешь от меня, то твоей карьере конец. Я покончу с тобой раз и навсегда.
   — Меня это больше не волнует, — ответил Арни, чувствуя, как неестественно звучит его голос.
   — Тогда подумай о всех здешних мальчиках и их родителях, для которых ты самый настоящий герой, сумевший покончить с наркотиками и призывающий к этому других.
   — Я…
   Даймонд улыбнулся, по мнению Арни, улыбкой паука, наблюдающего за мухой, попавшей в расставленные им сети.
   — Ты думаешь, им понравится, если они прочтут в утренних газетах о том, что ты уволен со студии «Омега» за то, что заманивал их детей на пляж и совращал там? Я вчера вечером видел тебя с одним из них.
   Лицо Арни стало мертвенно-бледным.
   — Что ты мог видеть? Мы просто разговаривали. Господи, Даймонд…
   — Эти люди очень бедны, Арни. Дай этому мальчику сто баксов, и он скажет что угодно. Как его зовут? Рауль?
   — Ты не можешь так поступить со мной. Как можно…
   — Можно пустить слух, что у тебя СПИД и ты заразил всю деревню.
   Потрясенный Арни молча смотрел на Даймонда, а тот, в свою очередь, разглядывал его. Глаза Виктора были пусты и напоминали глазницы мертвеца.
   — Я не люблю, когда мне предъявляют ультиматум. Еще никто и никогда не покидал меня. Я сам решаю, кому уйти, а кому остаться, Арни. Запомни это.
   Джи Би жадно пила. Сок имел странный привкус, но был прохладным и бодрящим, а ей стало жарко. «Мне бы только пережить сегодняшний вечер и завтрашнее утро, — думала она, — и если доктор Суарес ничего не рассказал Даймонду, я благополучно вернусь в Калифорнию, а там все образуется. Там мне ничто не страшно».
   Поднявшийся ветер продувал кантину и раскачивал гирлянды электролампочек. Пятна света с головокружительной скоростью плясали по стенам, в такт им гремела музыка.
   Она выпила сок, и тотчас же перед ней появился Томас со вторым стаканом. Джи Би снова стала жадно пить, одновременно поглаживая живот и думая о ребенке, таком маленьком, но упорно растущем, минута за минутой, клетка за клеткой.
   Она прекрасно сознавала, что любой ценой должна расстаться с Даймондом. У нее больше не было никаких иллюзий на его счет, так же, как и у Арни.
   Если он узнает о ребенке, то непременно убьет его (пока Джо-Бет думала о нем в третьем лице, не осмеливаясь называть «он» или «она»), а ее задача защитить его, даже если ей придется для этого пожертвовать Мелоди Рос или мамой.
   Она отпила еще немного сока и попробовала сосредоточиться, но мысли путались в ее голове. К столу подошел молодой человек, скорее мальчик лет семнадцати, не больше, и, улыбаясь, протянул руку.
   Она повернулась к Даймонду, но тот о чем-то горячо спорил с Арни и не смотрел на нее.