Хейз Мэри-Роуз. Бумажная звезда

   — Все, что я говорил тебе вчера в кантине. Вера, правда до последнего слова. Я люблю тебя. — Он повернулся на бок к ней лицом. — Я всегда любил тебя, — сказал он, очерчивая пальцем линию ее губ. — Просто я был потрясающим дураком и не осознавал этого. Ты выйдешь за меня замуж?
   — Да, — ответила Вера.
   Она чувствовала на своей коже дыхание Сента, когда он целовал ее во впадинку на шее. Вера с наслаждением вздохнула.
   — Я хочу заняться с тобой любовью при свете дня, — прошептал Сент. — Мы еще никогда этого не делали… Нам многое предстоит сделать вместе.
   Ее тело очень подходило к его телу. Она сомкнула ноги у него на спине, и, несмотря на узкую койку, им было удобно и их движения были размеренными и плавными, словно они танцевали вместе, как когда-то танцевали в ее комнате в Сан-Франциско. Вера крепко держала его в своих объятиях и внимательно изучала, словно никогда не видела прежде, каждую пору на его лице, каждую жилку на закрытых веках, изгиб бровей, блеск волос, скульптурную резьбу ушей.
   — Я люблю тебя, — прошептала Вера. — Я всегда тебя любила. Ты это прекрасно знаешь.
   Он перевернул ее на живот и лег сверху; его руки нежно ласкали ее грудь.
   — Они словно специально сделаны для моих ладоней, — прошептал Сент.
   — Теперь, когда я похудела, они стали совсем маленькие.
   — Они великолепны.
   Он снова вошел в нее.
   — Не останавливайся, — попросила Вера.
   — Если бы это было возможно, — прошептал Сент ей в ухо.
   Он положил руки ей на талию и крепко прижал к себе.
   Она чувствовала его живот на своих ягодицах и старалась войти с ним в один ритм, — Господи, Вера, — услышала она сквозь его прерывистое дыхание.
   Ему было хорошо в ее теле, он взял девушку за плечи и положил на койку. Сейчас для них ничего больше не существовало, кроме любви. Они слились в единое целое, растворились друг в друге, и так продолжалось долго, бесконечно долго.
   Позже, согретая теплыми объятиями Сента и почти засыпая, Вера вдруг вспомнила о Ройале Гутиерресе, и ей стало жаль его. Одинокий, всеми покинутый, старик бродит сейчас где-то в джунглях.
   — Как ты думаешь, они поймают его? — спросила она.
   Сент сразу понял, о ком идет речь.
   — Нет, — ответил он. — Им никогда его не поймать.
   На следующий день Ясон Брилл снова превратился в умную машину, забыв о проявленной накануне человеческой слабости. Он сделал несколько нужных звонков официальным лицам в Мехико, доказав тем самым, что имя Виктора Даймонда работает даже и после его смерти. Все формальности, все нужные документы и разрешения, для оформления которых требуются недели, подготовили за несколько дней с потрясающей быстротой, и он, облачившись в свой черный костюм, погрузил гроб с останками Даймонда на личный самолет студии «Омега», который находился за пределами терминала Пуэрто-Валларта. Лицо Брилла при этом не выдавало никаких эмоций, как будто он грузил не гроб, а ящик с апельсинами.
   Вера с Сентом, Дональд Уилер и Джи Би отказались лететь с ним. Вместо этого они полетели в Лос-Анджелес на частном чартерном самолете. В аэропорту их встретил шофер, управлявший похожим на вагонетку автобусом, который долго кружил по летному полю. Наконец он высадил их на стоянке автотранспорта, где рыскали взволнованные репортеры. Но их никто не узнал.
   Дональд усадил Джи Би в грязную «тойоту». Она оделась в простую льняную блузку в зелено-белую полоску, голубую джинсовую юбку, голову ее прикрывал черно-белый платок, а большие солнечные очки закрывали половину лица.
   Ей казалось, что в таком наряде она выглядит совершенно незаметной — типичная туристка.
   — Залезай скорее, пока кто-нибудь не узнал тебя, — сказал ей Дональд, помогая забраться в машину.
   Джо-Бет чудесным образом шла на выздоровление. Она снова стала Джи Би, Старфайер ушла из ее жизни, чтобы уже никогда не вернуться, а вместе с ней ушла и аура Виктора Даймонда.
   Девушка отмела от себя еще один кусок жизни с такой же легкостью, с какой змея меняет кожу.
   — Я уже к этому привыкла, — сказала она Сенту, высунувшись из окна машины, чтобы поцеловать его на прощание, — но клянусь, что это в последний раз. Сейчас я поеду в Напу, где буду выращивать виноград и воспитывать моего ребенка.
   Джи Би выглядела веселой, и улыбка не сходила с ее губ. Вера никогда ее такой раньше не видела.
   — Мы остановимся на ночь в Биг-Суре. Затем приедем в «Дубы», и я никогда оттуда не уеду.
   Она наотрез отказалась присутствовать на похоронах Даймонда, которые вызывали у нее страх, смешанный с отвращением, и поэтому Сент и Вера поехали одни, так как Сент внезапно оказался в нелегком положении наследника монарха.
   Король умер, да здравствует король!
   Они с Верой ехали в черном лимузине Дэвида Циммермана, следовавшем сразу за катафалком и возглавлявшем вереницу таких же черных лимузинов, свет фар которых пробивался сквозь пелену дождя.
   После кремации Сенту вручили урну с прахом Даймонда, который, согласно его завещанию, должен быть развеян над пляжем Малибу, рядом с его домом, который по его воле переходил к Джи Би вместе со значительной суммой денег.
   — Мне он не нужен, — решительно возразила Джи Би. — Делайте с ним что хотите. Я никогда туда больше не войду.
   Она наотрез отказалась забрать даже свои личные вещи.
   — Я ненавижу этот дом и не хочу, чтобы хоть что-то напоминало мне о нем. Все это принадлежит Старфайер, а у меня с ней нет ничего общего. Деньги Даймонда мне тоже не нужны, они дурно пахнут.
   — Деньги есть деньги, — ответил Сент. — Просто люди не всегда зарабатывают их честным способом. Если они не нужны тебе лично, то сделай на них что-нибудь хорошее, например, обеспечь свою мать до конца жизни или открой приют для сирот. Я думаю, ты сама найдешь им хорошее применение.
   — Хорошо, — согласилась Джи Би после некоторого раздумья. — Я потрачу их на Вэнджи. Я много думала о ней.
   Вот с нее-то я и начну. Я должна обеспечить ей пожизненное обеспечение и как-нибудь съезжу навестить ее, пусть она даже не будет знать, кто перед ней.
   Хамура содержал дом в Малибу чистым и проветренным, но тот, словно живое существо, постепенно выпускал из себя жилой дух, как будто предчувствовал, что Виктор Даймонд никогда в него не вернется, и затаился в мрачном ожидании новых обитателей.
   — Вера с Сентом, Дэвид Циммерман и адвокат, чье имя Вера так и не запомнила, исследовали дом сверху донизу, включая огромную спальню, мрачную медитационную комнату и расположенную внизу проекционную.
   — Здесь где-то должны быть фильмы с участием Вэнджи Селлорс, — сказал Сент. — Мне бы хотелось на нее посмотреть, просто для сравнения.
   — Для какого сравнения? — удивился Дэвид Циммерман.
   — Мне хотелось бы знать, действительно ли она так похожа на Джи Би.
   — Вэнджи? — еще больше удивился Циммерман.
   — Одной из причин, почему Джи Би осталась с Даймондом, было чувство вины, — объяснил Сент. — Вера и Арни считают, что она вовсе не похожа на Вэнджи.
   — А как же иначе? — удивилась Вера. — Ведь мы никогда не видели ни единой ее фотографии, не говоря уже о фильмах.
   Адвокат с нетерпением посмотрел на часы.
   — Даймонд обвинил Джи Би, что та бесчестно обошлась с ним, загримировавшись под Вэнджи, чтобы тем самым привлечь его внимание.
   — Не вижу в этом никакой логики, — сказал Циммерман, заряжая в проектор фильм «Образ Терри» с участием Вэнджи.
   Он выключил свет, и все расселись по местам. На экране замелькали кадры.
   Фильм был ужасным, адвокат заерзал на месте и тяжело вздохнул.
   — Вам не стоило платить мне такие деньги, чтобы заставлять смотреть фильм, особенно такой отвратительный, как этот…
   — Вот она, — тихо сказал Циммерман. — Это она. Это Вэнджи Селлорс.
   Все затаили дыхание, когда на экране появилась стройная девушка и, держась за поручни, плавно пошла по вагону электропоезда метро.
   Циммерман остановил кадр, и Вэнджи Селлорс, лицо которой возникло крупным планом, в упор посмотрела на них с экрана, прекрасная какой-то неземной красотой и вся озаренная внутренним светом.
   — Но она же совсем не похожа на Джи Би, — прошептала Вера, разглядывая ее.
   Тогда зачем же он это сделал? Зачем сказал, что Джи Би похожа на Вэнджи?
   Был серый, промозглый день, в воздухе стоял сырой туман, но никому из них не хотелось оставаться в доме. Все четверо уселись за столик на веранде, куда Хамура подал им чай в маленьких фарфоровых чашечках.
   — Даймонд с самого начала водил всех за нос, — сказал Циммерман. — Он заявил Арни, что отказывается от проекта «Старфайер», так как Сент сидит в тюрьме за наркотики, но узнав, что Спринг Кентфилд — его мать, был заинтригован и, сославшись на наркотики, решил выиграть время, чтобы побольше разузнать о Сенте.
   — Что значит выиграть время? Всем известно, что Даймонд ненавидел наркотики.
   — Ему было наплевать на них, — ответил Циммерман. — Его война против наркотиков — всего-навсего игра на публику.
   — Но почему?
   — Мы еще дойдем до этого.
   — Но разве он не сказал Арни, что заинтересован в этом проекте и что ему надо все обдумать? — спросил Сент.
   — Вполне возможно, что сказал, но такое не в духе Даймонда. Ему обязательно нужно заманить вас в ловушку, чтобы потом было легче манипулировать. У Даймонда был византийский ум. Он отказался от проекта по соображениям морали, и это незамедлительно поставило вас в зависимость от него. Когда же он решил принять участие в проекте, вы были ему настолько благодарны, что ничего не требовали взамен. Он мог вертеть вами, как хотел.
   — А если бы Арни пошел с этим проектом на другую студию?
   — Из этого бы ничего не вышло. Рано или поздно он все равно вернулся бы к нему. Именно так случилось с твоим фильмом «Выхода нет».
   — Потрясающе, — выдохнул Сент.
   — Такой же трюк он проделал и с Джи Би, — продолжал Циммерман. — На вечере у Стивена Романо он соврал ей, что она точная копия Вэнджи, хотя у них нет ничего общего. Виктор хотел, чтобы девушка чувствовала себя виноватой, пристыженной и обязанной ему. Короче, он загнал ее в угол. Даже более того, поставил ее мать и сестру в зависимость от себя.
   — Но ведь она могла увидеть фотографию Вэнджи, — возразила Вера.
   — На это у нее не было ни малейшего шанса. Даймонд сделал все, чтобы Джо-Бет никогда не увидела ее. Если бы она попросила показать ей фотографии, он бы ответил, что уничтожил их, так как это связано с тяжелыми для него воспоминаниями. Не осталось ни единой копии фильмов с ее участием, потому что Виктор все выкупил. И потом, если вы помните, Джи Би говорила, что он держит дверь проекционной под замком, и она никогда не бывала там одна.
   — Так если вы все это знали, то почему же до сих пор молчали? — спросила Вера с укоризной.
   — Я многого не знал. Во всяком случае, до недавней поры, пока ко мне не пришел Дональд Уилер. Он собрал целое досье на Даймонда, не упустил ничего.
   Все свидетельства, объединенные вместе, очень впечатляют, Там так много людей, которые перебежали Даймонду дорогу, а потом бесследно исчезли или умерли не своей смертью, как это было в случае с Флетчер Мак-Гроу.
   — Но ведь Вэнджи помешалась на наркотиках, — заметила Вера. — Она сама в этом виновата.
   Циммерман поставил на стол чашечку и невидящим взглядом посмотрел на стальную женщину, державшую в руках лампу.
   — Даймонд сам приучил ее к наркотикам. Он подсыпал ей в питье ЛСД. Она собиралась оставить его и однажды так И сделала, убежав с молодым директором студии Лестером Маршаллом. Даймонд не мог ей этого простить. Он отправился за ними в Нью-Мехико, хотел якобы привезти ее обратно, но вместо этого схватил ее, отвез в пустыню и сказал, что если она долго будет смотреть на небо, то увидит Бога.
   Затем уехал, оставив ее одну, стоящую на раскаленном песке и смотрящую на небо.
   В наступившей тишине было слышно, как волны с шумом бьются о берег.
   — После этого, — устало продолжал Циммерман, — он объявил свой крестовый поход против наркотиков, но это было просто прикрытием.
   — Как это ужасно, — прошептала Вера. — Он был настоящим дьяволом.
   — Как вам удалось все это узнать? — спросил Сент.
   — Лестер Маршалл — мой друг. Он поведал мне эту историю. Он видел, как Даймонд увозил Вэнджи, и просил меня никому об этом не рассказывать. Он смертельно боялся Даймонда.
   — Я никогда не слышал о Лестере Маршалле.
   — И не услышишь, он мертв. Его нет в живых уже много лет. Он сорвался со скалы, смертельно пьяный. Последнее время он часто пил. Тогда этому случаю никто не придал значения. Дональд Уилер докопался до него, хотя я всегда подозревал…
   — ..что Даймонд…
   — ..организовал это. Вполне возможно. — Циммерман немигающе смотрел на торшер и разговаривал как бы с самим собой. — А ведь я любил ее, я любил Вэнджи Селлорс.
   Но, наверное, все-таки недостаточно, потому что не бросился в погоню за Даймондом, чтобы спасти ее, так как отчетливо понимал, что следующим буду я. Я даже был рад, когда Маршалл погиб, ведь только он знал о моей любви.
   После этого я прошел через ад, где сейчас находится, как я надеюсь, Даймонд. — Его голос сорвался до хрипоты, когда он добавил:
   — Пусть он горит вечным пламенем.
   Циммерман и адвокат ушли, а Сент с Верой остались в доме Даймонда.
   Сент стоял на песке, держа в руках урну с прахом, и смотрел на океан.
   — Там на лестнице я стоял впереди него, — сказал он Вере, — и если бы Даймонд не оттолкнул меня, Гутиеррес снес бы мою голову. Он спас мне жизнь.
   Вера молча кивнула. Какой бы ни был у него мотив, но факт остается фактом, хотя она не могла отделаться от чувства, что он опять действовал в своих целях, она хорошо запомнила его крик, уносимый ветром:
   — Вэ… н… джиии…
   Ее так и подмывало сказать: «Даймонд был ненормальным, он оттолкнул тебя, потому что хотел убить ее… Вэнджи снова предала его. Неужели ты этого не понимаешь?»
   Но она так и не решилась произнести эти слова и молча стояла на холодном песке, наблюдая, как он отнес урну к самой кромке воды и замер там, глядя на океан. Затем Сент вырыл глубокую яму, высыпал в нее пепел и сровнял с землей.
   Понурив голову, молодой человек с минуту постоял рядом с ней. Вере показалось, что он даже плакал.
   — Он любил этот пляж, — сказал Сент, поворачиваясь к Вере. — Теперь он его часть.
   Они молча наблюдали, как волны набегали на то место, где покоился прах Даймонда.
   Теперь они жили в доме, расположенном на другом пляже, намного севернее того места, где стоял дом Даймонда.
   Все свое свободное время они проводили вдвоем, и им было совсем нескучно.
   Вера лежала на полу в гостиной, животом на подушке, и листала старые альбомы со своими рисунками, время от времени поглядывая на открытый всем ветрам океан. Она лежала на полу, так как в их доме совсем не было мебели, за исключением двух больших подушек в голубых с оранжевым наволочках, ее рабочего стола, чертежной доски и кровати. Им постоянно не хватало времени на покупку мебели, а когда оно и появлялось, то находились дела поинтереснее.
   Дом спроектировал умный архитектор, и поэтому он казался больше, чем был на самом деле. Его построили из красного дерева, бетона и стекла, потолок представлял собой раздвижную стеклянную крышу, через которую проникали солнечные лучи, в разное время дня по-разному освещавшие комнату; вокруг дома располагалось крытое патио с небольшим плавательным бассейном. Когда погода была теплой, они проводили большую часть времени именно там, на открытом воздухе. Сейчас, в начале января. Вера и Сент больше лежали у камина или совершали длительные прогулки по пляжу. Очень часто, вернувшись с таких прогулок, Сент хватал Веру за руку или заключал в свои объятия и тащил в спальню, где они резвились, словно два веселых щенка, а иногда они даже и в спальню не заходили, а занимались любовью у камина, открытые взору людей, выгуливающих собак или праздношатающихся по пляжу. Веру это совершенно не беспокоило. Ей было безразлично, хоть весь свет соберись у их окон.
   Иногда они могли часами не разговаривать друг с другом, а иногда болтали всю ночь напролет.
   Может, кому-нибудь и непонятна такая жизнь, но им было хорошо вместе.
   Они старались не вспоминать о той последней ночи в Ла-Плаите, но однажды к этому разговору пришлось вернуться. В одном из баркасов нашли изуродованное до неузнаваемости тело Ройала Гутиерреса, хотя, впрочем, с полной достоверностью нельзя было сказать, что это именно он.
   Над ним хорошо потрудились дикие звери, и остались одни только кости.
   — Конечно, это не он, — решительно заявил Сент.
   — Почему ты так убежден?
   — Он знал страну как свои пять пальцев. Человек, которого нашли, был скорее индейцем, случайно оказавшимся в неподходящем месте в неподходящее время. — .
   — Ты высказал им свое мнение?
   — А зачем? Я ничего не могу им доказать. А даже если бы смог, мне все равно никто не поверит. Мексиканцы — очень практичный народ. Вера. Им нужно тело, и они его нашли. Все счастливы.
   — Согласна. Пусть все остается как есть.
   — Давай сменим тему разговора или вообще помолчим.
   Что ты предпочитаешь?
   — Помолчать.
   — Я надеялся, что ты скажешь: «Иди ко мне». Я люблю тебя. Вера Браун, — добавил Сент, целуя ее.
   Вера улыбнулась и подложила подушку под грудь, пытаясь в сгущающейся темноте рассмотреть Сента, который, несмотря на дождь, убежал к лагуне Болинас. Днем океан разбушевался, ветер гнал по нему высокие волны.
   Сенту нравилась такая мрачная погода. Он вернется взъерошенный, мокрый, но со счастливыми, сияющими глазами; прижмется к ней холодной щекой, поцелует и приласкает. Сейчас он уже исчез из виду.
   Вера перевернула последнюю страницу своего альбома и стала рассматривать рисунок, сделанный в Ла-Плаите, который она никому не показывала, особенно Сенту, и никогда не покажет. Этот рисунок она сделала, чтобы избавиться от наваждения, которое мучило ее, считая, что, перенеся его на бумагу, она обретет душевный покой.
   Виктор Даймонд лежал на ступенях лестницы; его глаза широко открыты и смотрят на мир с удивлением и, возможно, с радостью, что жизнь закончилась.
   Это единственный портрет, где он не выглядит чудовищем. На этом рисунке, уже мертвый, он выглядел как нормальный человек.
   Каким бы он стал, если бы не эти печальные обстоятельства?
   Они этого никогда не узнают.
   Чисто импульсивно Вера открыла другой альбом и нашла рисунок, где Сент работал за компьютером.
   «Да, — подумала Вера, сравнивая лица, — конечно, да».
   Сходство было не явным, но если присмотреться как следует, можно заметить одинаковую комплекцию, строение черепа.
   Кроме внешнего сходства, у них была одинаковая манера движений и жестов, оба обладали несомненным талантом, хорошим воображением, вкусом, оба любили большое пространство, огромные пляжи, океан и оба, отметила про себя Вера, предпочитали «ягуар» всем другим машинам.
   Возможно, Сент где-то в глубине души чувствовал это, а может, и знал наверняка?
   Знал, решила Вера. Конечно, знал. Недаром тогда в Малибу, на берегу океана, закопав прах Даймонда, он плакал.
   «А может, я напрасно усомнилась в Даймонде? — подумала Вера. — Может, тогда на лестнице он оттолкнул Сента не для того, чтобы убить Вэнджи, а просто спасал своего единственного ребенка?»
   Об этом она тоже никогда не узнает.
   Вера вырвала из альбома портрет Даймонда, разорвала его на мелкие кусочки и бросила в камин, где огонь сразу превратил их в пепел.

ЭПИЛОГ

   1990 год
   Сент и Вера поженились в сентябре в «Дубах» долины Напа. На церемонии присутствовали только родственники и близкие друзья. Джи Би была подружкой невесты, а Арни во второй раз шафером Сента.
   Вера была на третьем месяце беременности. Пока они держали это в секрете. По традиции, Вера первой должна была сообщить эту радостную новость маме, но та отказалась, сославшись на то, «что это сразу убьет ее. Я скажу через месяц-другой».
   — Тогда она будет думать, что у тебя преждевременные роды, — сухо заметил Сент.
   — Не сомневаюсь, — согласилась Вера.
   Сент слетал в Англию, чтобы пригласить на свадьбу маму, ее сестру Синтию и друга Альберта, бухгалтера в совете графства Харрогит.
   Мама, все еще крайне недовольная тем, что ее дочь избрала новую родину, долго колебалась, прежде чем лететь туда, а уж сама свадьба показалась ей совершенно странной. Она происходила не в церкви, а на открытом воздухе, и вместо викария был обыкновенный судья, а уж об одежде и говорить не приходится. Вместо белого кружевного платья на Вере было желтое с белой отделкой, бедра ее опоясывала шаль с бахромой, что делало ее похожей на цыганку, в то время как на Слоуне были белые слаксы и пиджак, слишком широкий для него. Сколько Вера ни убеждала маму, что этот костюм был сконструирован самим Армани, та осталась при своем мнении.
   Подружка невесты сразу после церемонии повесила себе на грудь сумку с крепким светловолосым малышом, чем испортила все впечатление от ее хорошенького льняного розового платья. По мнению мамы, единственным человеком, который был одет соответственно случаю, конечно, если не считать ее, Синтию и дорогого Альберта, был толстый мексиканский джентльмен в сером костюме, хотя и здесь весь эффект свелся на нет из-за его подружки, не знавшей ни слова по-английски, с толстым слоем косметики на лице и затянутой в такое узкое красное платье, что из него выпирала пышная грудь.
   — Мне бы и в голову не пришла такая свадьба, — говорила она, отказываясь от сандвичей с пастой из семги и крошечных огурчиков, которые, по ее мнению, никак не могли заменить барбекю, огромных блюд с различными салатами, сладкого и фруктов. По ее железной логике, именно такой стол должен был организовать Дональд Уилер, хотя, надо отдать ему должное, он был радушным хозяином.
   — С меня хватит, — запротестовала мама, когда он подошел к ней с бутылкой шампанского, однако опоздала прикрыть рукой свой бокал. Ей совсем не хотелось пить по такой жаре, а уж что касается бедного Альберта, то ему вообще пить не полагалось.
   — У него печень, — с гордостью заявила она Вере. — Я должна все время следить за ним.
   — Бедняжка, — отозвался Дональд об Альберте. — Мама сведет его в могилу своими заботами.
   — Возможно, — отозвалась Вера, — но пока у них есть время пожить друг для друга.
   — Они чудесная пара, — встряла в разговор тетя Синтия, одетая в ярко-розовое платье, которое оживляло ее несколько поблекшее лицо. — Она встретила его в палате для хроников, во время посещения больницы. У него чудесный домик с небольшим садиком, где он выращивает георгины, которые получают награды на всех выставках. Ты знаешь, дорогая, мы все так счастливы, что ты вышла замуж. Если она поймет, что больше не может опекать тебя, то, возможно, сойдется с Альбертом и в один прекрасный день они поженятся.
   На свадьбу из Сан-Франциско приехал Арни со своим новым другом Шоном Келли. Шон, служивший юристом в епархии архиепископа, был человеком слабого здоровья, с тонкими чертами лица и тихим голосом. Он выглядел бледным и изможденным, подслеповатые глаза его болели от солнечного света, и молодой человек все время щурился. Арни ухаживал за ним, следил, чтобы тот сидел в тени, приносил ему еду и вино, хотя Шон ел только виноград. Карьера кинозвезды для Арни закончилась. Он снова стал Арни Блессингом и начал изучать основы богословия.
   Арни произвел грандиозную сенсацию, объявив себя на празднике сексуальных меньшинств гомосексуалистом, но общественное порицание не было таким сильным, как он опасался, и, как предсказывал Сент, его поступок приветствовался многими, и он приобрел миллионы новых поклонников взамен тех, которых потерял. Блессинг чувствовал себя счастливым и, как говорил Вере, теперь жил полной жизнью. «И почему я этого не сделал раньше? — удивлялся он. — Столько времени потрачено зря!»
   Поддержка братства ободряла его, к нему возвратилось чувство собственного достоинства, как когда-то возвратилось здоровье после лечения в Раунд-Маунтинз; он продолжал бороться против СПИДа, и это делало его нужным людям; любовь и забота о Шоне давали жизни новый смысл.
   — Я счастлив, — искренне признался он Вере. — Господи, я по-настоящему счастлив, и, как это ни смешно, этим я обязан Виктору Даймонду. Если бы не он, может, ничего такого никогда бы не случилось.
   — Даймонду? — удивилась Вера.
   — В тот последний вечер в Ла-Плаите он говорил мне такие ужасные вещи, что я чувствовал себя униженным. Мне даже в голову не приходило, что один человек может так унижать другого. Мне тогда казалось, что я умру со стыда или сойду с ума, но я выжил. Уже потом, когда я немного успокоился, мне стало жалко Даймонда. Спасибо Господу, что он никогда не узнает, что чуть не убил меня.
   — Ты продолжаешь молиться за него?
   — Конечно. В тот день я наблюдал за отцом Игнасио, и хотя он стар, весь трясется и был слегка пьян, он сделал свое дело, а это главное. Во всяком случае, именно тогда я решил, что глупо оставаться Арни Блейзом, и я сделал то, что хотел. Теперь перед тобой брат Арнольд.
   Кстати, Вера, почему вы не говорите, что ждете ребенка?
   — Я не ожидала, что Сент расскажет тебе, — ответила Вера, покраснев.
   — Это и не нужно.
   — Ты хочешь сказать…
   — Ты очень изменилась, Вера. Ты вся светишься изнутри, и к тому же твое платье ничего не скрывает.
   Вера дотронулась до живота.