Он действительно был некоторое время без сознания, но так всегда бывает после выстрела в упор, даже если на тебе пуленепробиваемый жилет. Он подошел к буфету в кабинете, налил себе виски, посмотрел на тела, на портфель, который лежал на том же месте, куда он его уронил. А когда он услышал звук моторов «навайо», то понял, что убирать все будут французы. Это, в конце концов, была их территория, значит, Арну и его парни из спецназа уже в пути.
   Время уходить, но как? Он налил еще виски и стал думать. Есть реактивный самолет Мишеля Арона «ситасьон», но куда он может полететь на нем, не оставляя следа? Нет, наилучшим решением, как всегда, будет вернуться в Париж. Ему всегда удавалось исчезнуть там, как в лесу. Там была его баржа и квартира над складом на улице Хельер. Все, что ему может понадобиться.
   Диллон допил виски, взял портфель и заколебался, глядя на жилет с двумя вмятинами. Он улыбнулся и тихо произнес:
   – Ты можешь пожевать это, Мартин.
   Он распахнул французские окна и постоял немного на террасе, глубоко вдыхая холодный воздух. Потом спустился по ступенькам на лужайку и быстро пошел мимо деревьев, тихонько насвистывая.
   Мэри настроила рацию на частоты, которые ей дал Фергюсон. Ее сигнал был немедленно принят в радиокомнате министерства обороны, включилась сложная аппаратура, исключающая запись разговора, и ее соединили с Фергюсоном.
   – Мы над проливом, сэр, направляемся домой.
   – Мы свяжемся с Гатвиком. Там будут ждать вас. Только что звонил из машины Арну. Он на пути в Сен-Дени. Как я и думал, французы не хотят никакой грязи на своей территории. Арон, Рашид и Макеев погибли в автомобильной катастрофе, Диллон – клиент в общую могилу. Никакого имени, только номер. То же самое и у нас в отношении этого парня, Гранта.
   – Но как, сэр?
   – Одного из наших докторов уже позвали, чтобы он засвидетельствовал его смерть от сердечного приступа. У нас есть свое собственное заведение для дел подобного сорта со времен второй мировой войны. Квайет-стрит, в северной части Лондона. Там есть и свой крематорий. Грант превратится в пять фунтов серого пепла еще до завтрашнего утра. Никакого вскрытия.
   – А Джек Харвей?
   – Здесь несколько иначе. Он и молодой Билли Ватсон все еще у нас, в постелях, в частной лечебнице в Хэмпстеде. Особая служба ведет за ними наблюдение.
   – Правильно ли я тебя понял, что мы ничего не должны делать?
   – Нет никакой необходимости. Харвей не хочет провести двадцать лет в тюрьме за работу на ИРА. Он и его пестрая команда будут держать языки за зубами. Так же, кстати, поступит и КГБ.
   – А Анжела?
   – Думаю, она могла бы приехать и побыть пока о вами. Я уверен, что вы, дорогая, сможете управиться с ней. Женский подход и тому подобное. – Последовала небольшая пауза, потом он сказал: – Видите ли, Мэри, абсолютно ничего никогда не было.
   – Значит, решено, сэр?
   – Да, Мэри. Скоро увидимся.
   – Что сказал этот старый педераст? – обратился Броснан к Мэри. Она рассказала. Когда она кончила, Флад расхохотался.
   – Так этого никогда не было? Восхитительно!
   – Что теперь, Мартин? – спросила Мэри.
   – Один Бог знает. – Он откинулся назад и закрыл глаза.
   Мэри повернулась к Харри Фладу. Он поднял стакан и выпил за ее здоровье.
   – Меня не спрашивай, – сказал он.
   Она вздохнула, выключила автопилот, взяла на себя управление и направила самолет к английскому побережью.
   Фергюсон быстро дописал докладную записку и закрыл досье. Он встал и подошел к окну. Снова пошел снег. Он посмотрел налево, в сторону пересечения Хорс-Гардз и Уайтхолла, где все это произошло. Он устал так, как не уставал никогда. Но нужно было сделать еще одну вещь. Он вернулся к столу и потянулся к спецтелефону.
   – Чарльз, я в Сен-Дени, и у нас неприятности, – сказал Арну.
   – Расскажи мне, – ответил Фергюсон, у которого засосало под ложечкой.
   – Только три тела: Макеев, Рашид и Мишель Арон.
   – А Диллон?
   – Никаких следов, только довольно странный бронежилет на полу с двумя вмятинами от вальтера.
   – О Боже! Ублюдок опять на свободе.
   – Боюсь, ты прав, Чарльз. Я, конечно, сообщу в полицию и все другие учреждения, но не могу сказать, что очень на них надеюсь.
   – А с чего бы тебе вдруг надеяться? Нам не удалось наложить на Диллона лапу ни разу за все эти двадцать лет. Почему теперь должно быть иначе? – Фергюсон глубоко вздохнул. – Ладно, Макс, буду тебе звонить.
   Он вернулся к окну и стал смотреть на падающий снег. Нет смысла вызывать на связь «навайо». Мэри, Броснан и Флад скоро сами услышат эти новости. И все-таки придется сделать еще кое-что. Неохотно он подошел к столу, снял трубку, немного помедлил, потом набрал номер Даунинг-стрит и попросил соединить его с премьер-министром.
   Начало смеркаться, снег падал крупными хлопьями. По главной дороге на Кайенн осторожно ехал в старом грузовом «ситроене» фермер Пьер Савиньи из деревни Сен-Жюст, что недалеко от Бейё. Он не заметил, как на дорогу вышел человек в кожаной куртке мотоциклиста и поднял руку.
   «Ситроен» вильнул на дороге и остановился. Диллон открыл дверцу кабины и улыбнулся.
   – Извините, – сказал он на безупречном французском, – но я прошагал довольно большое расстояние.
   – И куда вы направляетесь в такой поганый вечер? – спросил Савиньи, когда Диллон забрался на сиденье.
   – Кайенн. Надеюсь попасть на ночной поезд на Париж. Мой мотоцикл сломался. Пришлось оставить его в гараже в Бейё.
   – Тогда вам повезло, приятель, – сказал Савиньи. – Я как раз туда и еду. Везу картошку на рынок.
   Он включил зажигание, и грузовик поехал дальше.
   – Прекрасно. – Диллон достал сигарету, прикурил от своей зажигалки и уселся поудобнее, держа портфель на коленях.
   – Вы, очевидно, турист, мсье? – поинтересовался Савиньи, прибавив скорость.
   Син Диллон слегка улыбнулся.
   – Нет, просто проезжал здесь.
   Он откинулся на сиденье и закрыл глаза.