Страница:
В это самое время Диллон решил действовать. Тот факт, что Гастон следил за ним, мог означать просто желание братьев узнать о нем поподробнее. С другой стороны…
Диллон вышел, закрыл на ключ дверь номера, отыскал черную лестницу и осторожно спустился по ней. Внизу имелась дверь, которая довольно легко отворилась и вывела его на двор позади дома. По аллее он вышел на шоссе, пересек его и начал приглядываться к припаркованным грузовикам. Ему приглянулся один, стоявший в пятидесяти метрах от гостиницы. Оттуда был хороший обзор. Достав нож, он начал ковырять им стекло кабины. Через некоторое время оно поддалось, так что Диллон смог просунуть в отверстие пальцы и отжать стекло. Минутой позже он был уже внутри. Решив не рисковать, он не закурил, откинулся на спинку сиденья и стал ждать, подняв воротник и засунув руки в карманы. В половине четвертого четыре автомобиля без опознавательных знаков тихо подъехали к гостинице. Оттуда вышли восемь человек, причем ни один не был одет в форму.
– Оперативная служба, будь я проклят, – тихо произнес Диллон.
Из последней машины вылез Гастон Жобер, поговорил с приехавшими, и все они вошли в гостиницу. Диллон не был зол, нет, он был доволен, потому что все сделал правильно. Он вылез из грузовика, перешел дорогу и направился по ближайшей аллее к складу на улице Хельер.
Французская секретная служба, многие годы известная как СДЕКЕ, была переименована в Генеральную Дирекцию Внешней Безопасности, сокращенно ДЖСЕ. Это было сделано при Миттеране, чтобы смягчить репутацию этой безжалостной организации, девизом которой было: «Не останавливаться ни перед чем». Если судить по результатам, можно уверенно заявить, что в мире мало спецслужб, которые работали бы столь эффективно.
Эта служба была разделена, как и прежде, на пять секций и много отделов. Самой знаменитой, или самой омерзительной (с какой стороны посмотреть на ее деятельность), была пятая секция, больше известная как Оперативная служба: именно она разгромила секретную военную организацию, известную как ОАС.
Полковник Макс Арну был участником всех операций секции. Он самым безжалостным образом расправлялся с оасовцами, хотя и был когда-то парашютистом-десантником в Индокитае и в Алжире. Теперь это был элегантный седой человек шестидесяти одного года, сидевший за столом в своем кабинете на втором этаже в штаб-квартире ДЖСЕ на бульваре Мортьер. Оставалось несколько минут до пяти часов. Арну изучал через свои очки в золотой оправе лежавший перед ним доклад. Он провел ночь в своем загородном доме в сорока милях от Парижа и только что прибыл на службу. Инспектор Савари почтительно смотрел на хозяина кабинета. Арну снял очки:
– Я ненавижу это время суток. Оно напоминает мне Дьен-Бьен-Фу, когда мы все время ждали, что вот-вот наступит конец. Налейте мне еще кофе, пожалуйста.
Савари взял его чашку, подошел к кофеварке, стоявшей на столике, и налил Арну крепкий кофе.
– Что вы об этом думаете, сэр?
– Вы полагаете, что эти братья Жобер сказали нам все?
– Абсолютно все, сэр. Я знаю их много лет. Старший, по имени Пьер, был в ОАС, которая, как он считает, сделала из него специалиста. На самом деле оба они второсортные гангстеры. Они неплохо проворачивают делишки с ворованными автомобилями.
– Так что это дело совсем не по их профилю?
– Совершенно верно. Они признались мне, что в прошлом продавали этому Рокару автомобили.
– Из числа «горяченьких»?
– Да, сэр.
– Конечно, они говорят правду. Об этом свидетельствуют десять тысяч долларов. А что насчет этого Рокара? Вы опытный полицейский, инспектор. Сколько лет он на свободе?
– Пятнадцать, сэр.
– Скажите мне ваше мнение.
– Его физический облик представляет интерес, так как, по словам братьев Жобер, его вообще не существует. Он небольшого роста, не выше 165 см, глаза неопределенного цвета, волосы светлые. Гастон рассказал, что, когда они повстречались впервые, он решил, что этот человек ничего из себя не представляет, а затем он убил в их баре какого-то парня в два раза выше себя ростом за какие-то пять секунд.
– Продолжайте, – Арну закурил сигарету.
– Пьер говорит, что его французский слишком хорош.
– Что он имеет в виду?
– Он не знает. Просто у него всегда появляется ощущение, что с этим человеком что-то не так.
– Он не француз?
– Вот именно. Есть два интересных факта. Он всегда насвистывает странную простенькую мелодию. Гастон ее запомнил, он ведь играет на аккордеоне. Он сказал, что Рокар однажды признался ему, что мелодия ирландская.
– Вот это интересно.
– Еще одно обстоятельство. Когда он собирал пулемет в заднем отсеке «рено» в Валентоне, то сказал парням, что это «Калашников». У него были не просто пули, а трассирующие, бронебойные. Он заявил также, что видел, как один такой пулемет разнес на куски лендровер, заполненный британскими парашютистами-десантниками. Пьер не стал спрашивать, где это было.
– Так что вы, инспектор, усматриваете здесь присутствие ИРА? А что вы предприняли в связи с этим?
– Приказал вашим людям, полковник, достать альбомы фотографий. Братья Жобер просматривают их сейчас.
– Превосходно. – Арну встал и на этот раз сам налил себе кофе. – Что вы думаете о случившемся в гостинице? Вы полагаете, что его спугнули?
– Возможно, но необязательно. С кем мы имеем дело? Настоящий «профи» собирается использовать шанс, который выпадает лишь раз в жизни. Может быть, он просто проявил сверхосторожность, чтобы быть уверенным, что за ним никто не следит. Я сам не стал бы доверять Жоберам ни на грош. Почему должен доверять он? – Савари пожал плечами.
Макс Арну сказал жестко:
– Есть еще что-то? Выкладывайте.
– У меня плохое предчувствие, касающееся этого парня, полковник. Я думаю, что он необычный человек. По-моему, он мог использовать трюк с гостиницей, так как подозревал, что Гастон следит за ним. Кроме того, он хотел выяснить: братья Жобер просто любопытны или тут что-то большее?
– Так вы считаете, что он мог быть где-то на улице и наблюдать за прибытием наших людей?
– Вполне вероятно. С другой стороны, может быть, он и не знал, что Гастон следил за ним. Возможно, трюк с гостиницей – обычная мера предосторожности. Такой трюк применяли маки в последней войне.
Арну кивнул головой, соглашаясь:
– Верно. Давайте посмотрим, не закончили ли они. Позовите их.
Савари вышел и вернулся с братьями Жобер. Они были напуганы.
– Ну? – произнес Арну.
– Неудача, полковник. Его нет ни на одной фотографии.
– Ладно. Ждите внизу. Вас отвезут домой. Мы вызовем вас снова позднее.
– Но для чего, полковник? – спросил Пьер.
– Для того чтобы твой брат мог поехать в Валентин на «рено», а ты мог последовать за ним в автомашине, как вам приказал Рокар. А теперь пошли вон.
Они поспешно ретировались. Арну обратился к Савари:
– Мы проследим, чтобы госпожа Тэтчер была доставлена в безопасности по другой дороге. Жаль, что придется разочаровать нашего друга Рокара.
– Если он там появится, полковник.
– Никогда не знаешь, может и появиться. Вы хорошо поработали, инспектор. Думаю забрать вас к себе в Пятую секцию. Вы не будете против?
Будет ли он против? Савари чуть не задохнулся от избытка чувств:
– Сочту за честь, мсье.
– Хорошо, ступайте примите душ и позавтракайте. Увидимся позднее.
– А вы, полковник?
– Я, инспектор? – Арну рассмеялся и взглянул на свои часы. – Пятнадцать минут шестого. Сейчас позвоню в Британскую службу безопасности в Лондоне. Потревожу сон своего очень старого друга. Если кто-то и может помочь нам с нашим таинственным клиентом, то только он.
Генеральная дирекция Британской службы безопасности занимает большое здание из белого и красного кирпича недалеко от гостиницы «Хилтон» на Парк-Лейн, многие отделы размещены по всему Лондону. Специальный номер, по которому позвонил Макс Арну, принадлежал секции, известной как Группа Четыре и располагавшейся на четвертом этаже министерства обороны. Она была создана в 1972 году для ведения дел, касающихся терроризма и подрывной деятельности на британских островах. Она подчинялась напрямую премьер-министру. С момента создания ею руководил один и тот же человек, бригадир Чарльз Фергюсон. Он спал в своей квартире на площади Кавендиш, когда его разбудил звонок телефона, стоявшего возле кровати.
– Фергюсон слушает, – сказал он, мгновенно очнувшись от сна, так, как это умеют делать только профессионалы.
– Париж, бригадир, – произнес голос в трубке. – Вне всякой очереди. Вызывает полковник Арну.
– Соедините и затрите запись.
Фергюсон сел. Это был крупный неряшливый человек шестидесяти пяти лет, со спутанными седыми волосами и двойным подбородком.
– Чарльз? – спросил Арну по-английски.
– Мой дорогой Макс. Что заставило тебя позвонить в такой неурочный час? Тебе повезло, что я все еще работаю. Новые власти собираются избавиться от меня, как и от всей Группы Четыре.
– Какая чепуха!
– Я знаю, но генеральному директору никогда не нравилось, что у меня все эти годы была абсолютная независимость. Что я могу сделать для тебя?
– Госпожа Тэтчер осталась на ночь в Шуази. Мы располагаем данными, что ее собираются убить завтра по пути к аэродрому в Валентоне.
– Помилуй Бог!
– Все меры приняты. Леди поедет домой другим путем. Мы еще надеемся, что человек, планирующий убийство, все-таки появится, хотя я в этом сомневаюсь. Однако мы будем ждать его во второй половине дня.
– Кто он? Мы его знаем?
– Судя по сведениям наших информаторов, мы подозреваем, что он ирландец, хотя его французский настолько хорош, что он может сойти за француза. Дело в том, что замешанные в этом деле лица просмотрели все наши снимки членов ИРА, но безрезультатно.
– Есть у вас его описание?
Арну рассказал все, что ему сообщили.
– Боюсь, что этого мало.
– Я проведу компьютерную проверку и свяжусь с тобой. Расскажи мне всю историю.
Арну поделился с ним всем, что знал об этом деле. Когда он закончил, Фергюсон сказал:
– Вы его упустили, старина. Готов поспорить с тобой на обед в ресторане «Савой грилл» в следующий раз, когда ты сюда приедешь.
– У меня предчувствие в отношении этого человека. Я думаю, что он исключительная личность.
– И все же его нет в ваших досье, а мы ведь снабжаем вас новейшими данными.
– Я знаю, – ответил Арну. – Ты наилучший эксперт по ИРА, что же нам делать?
– Вот тут ты ошибаешься. Самый большой эксперт по ИРА сейчас у вас, в Париже. Это Мартин Броснан, наш ирландско-американский друг. Ведь он таскал на себе пистолет для них до тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Я слышал, что он был профессором кафедры политической философии в Сорбонне.
– Ты прав, – заметил Арну. – Я совсем забыл о нем.
– Теперь он очень респектабельный человек. Пишет книги и живет неплохо на те деньги, которые оставила ему мать. Она умерла в Бостоне пять лет назад. Если у тебя какая-то чертовщина, то он именно тот человек, который может в ней разобраться.
– Спасибо за подсказку. Но для начала мы посмотрим, что произойдет в Валентоне. Я буду поддерживать с тобой связь.
Фергюсон положил трубку, нажал кнопку на стене и встал с кровати. Через минуту дверь открылась и вошел его слуга, индус, бывший гурка. Он накинул на Фергюсона халат поверх пижамы.
– Срочное дело, Ким. Я позвоню капитану Таннер и попрошу ее приехать сюда. Потом приму ванну. Завтрак после того, как она приедет. – Ким вышел. Фергюсон взял трубку и набрал номер: – Мэри? Говорит Фергюсон. Крупное дело. Я хочу, чтобы через час вы появились у меня на площади Кавендиш. Да, наденьте форму. В министерстве обороны, в одиннадцать. Вы всегда производите на них сильное впечатление при полном параде.
Он положил трубку и направился в ванную, чувствуя себя совершенно проснувшимся и в прекрасном настроении.
Было половина седьмого, когда такси подобрало Мэри Таннер у ступенек дома на площади Лоундес, где находилась ее квартира. Шофер был поражен ее видом, как большинство людей, видевших ее в форме. Она была в форме капитана женской службы Королевских войск. Слева на груди красовались крылышки пилота военно-воздушных сил. Под ними колодка медали Георга – награды за храбрость, очень высоко ценимой, и колодки за участие в кампании в Ирландии и за службу в миротворческих силах Организации Объединенных Наций на Кипре.
Мэри была девушкой двадцати девяти лет, невысокого роста, с коротко стриженными черными волосами и большим армейским стажем. Ее отец был врачом. Она получила диплом специалиста по английскому языку в Лондонском университете, пробовала преподавать, но ей это не понравилось. Тогда она пошла в армию. Большая часть ее службы проходила в военной полиции. Какое-то время на Кипре и три срока в Ольстере. События в Дерри принесли ей медаль Георга, шрам на левой щеке и привлекли внимание Фергюсона. Вот уже два года она была его помощницей.
Мэри расплатилась с таксистом, взбежала по лестнице на второй этаж и открыла дверь квартиры своим собственным ключом. Фергюсон сидел на диване возле камина в элегантной гостиной с салфеткой под подбородком, а Ким подавал ему вареные яйца.
– Как раз вовремя, – сказал он. – Что бы вы хотели?
– Чай «Эл Грей», пожалуйста, Ким, поджаренный хлеб и мед.
– Должны следить за фигурой?
– Слишком рано, чтобы плотно есть, даже вам, бригадир. А теперь, что случилось?
Он рассказал ей, продолжая есть. Ким принес чай и хлеб. Она села напротив, внимательно слушая. Когда он закончил, Мэри сказала:
– Этот Броснан. Я никогда не слышала о нем.
– Это было еще до вас, моя дорогая. Ему теперь должно быть около сорока пяти. В моем кабинете вы найдете досье на него. Родился он в Бостоне, в одном из нечистоплотных богатых американских семейств, входивших в высшее общество. Его мать родом из Дублина. Он вел порядочную жизнь, учился в Принстоне, получил степень, а затем все испортил, записавшись добровольцем во Вьетнам в качестве солдата. Я думаю, что это было в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, когда он стал десантником-парашютистом. Уволился он в звании сержанта и имел много наград.
– А что в нем такого особенного?
– Он мог избежать Вьетнама, оставаясь в университете, но не сделал этого. Он записался в армию рядовым, что крайне необычно для человека с его социальным положением.
– Вы просто старый сноб. Что произошло потом?
– Он отправился в Дублин, в колледж Святой Троицы, для работы над докторской диссертацией. Кстати, он протестант, а его мать была ревностной католичкой. В августе шестьдесят девятого года он посетил дядю по материнской линии, священника в Белфасте. Помните, что тогда произошло? Как все началось?
– Протестантские «оранжевые» толпы сжигали католиков? – спросила Мэри.
– А полиция ничего не предпринимала. Толпа сожгла церковь дяди Броснана и пошла по дороге водопадов. Горстка старых членов ИРА с ружьями и пистолетами задержала ее. Но, когда одного из них подстрелили, Броснан взялся за свое ружье. Полагаю, инстинктивно, учитывая Вьетнам и все такое.
– И с тех пор он стал на их сторону?
– Да, совершенно. Вы должны помнить, что в те первые дни в этом движении было много людей, подобных ему, людей, веривших в свободу Ирландии и всякое такое.
– Простите, сэр. Я видела слишком много крови на улицах Дерри, чтобы оправдывать его.
– Да, я тоже не собираюсь делать из него святого. Он убил в свое время несколько человек, но в грудь, а не в спину. Это я должен отметить. Он стал очень знаменит. Во Вьетнаме он спас жизнь французского военного фотографа по имени Анн-Мари Оден после того, как упал вертолет. Довольно романтичная история. Она появилась в Белфасте, и Броснан в течение недели знакомил ее с подпольным движением. В результате она напечатала в журнале «Лайф» серию фотографий о «доблестных ирландских борцах». Вам знакомы такие штучки.
– Что произошло после этого?
– В тысяча девятьсот семьдесят пятом он отправился во Францию договориться о поставке оружия. Оказалось, что это ловушка, полиция ждала его. К сожалению, он застрелил одного из полицейских, и его приговорили к пожизненному заключению. В семьдесят девятом он освободился из тюрьмы – с моей помощью.
– Но зачем?
– Еще до вашего появления здесь существовал некий террорист, которого звали Фрэнк Барри. Начал карьеру в Ольстере с небольшой группировкой, называвшейся «Сыны Эрина». Потом присоединился к европейскому террористическому кругу. Он был подлинный гений зла, если такой вообще существовал на земле. Сделал попытку убить лорда Каррингтона на пути во Францию, когда тот был министром иностранных дел. Французы замяли это дело, но наш премьер-министр был взбешен. Он отдал мне прямой приказ изловить Барри чего бы это ни стоило.
– Теперь я понимаю. Вам был нужен для этого Броснан?
– Поручил вору поймать другого вора, и он доставил его нам.
– А потом?
– Он вернулся в Ирландию и получил звание доктора.
– А эта Анн-Мари Оден? Они поженились?
– Насколько мне известно, нет. Но она оказала ему еще большую услугу. Ее семья принадлежит к одному из старейших родов во Франции и чрезвычайно влиятельна в политической жизни. Его наградили орденом Почетного легиона за ее спасение во Вьетнаме. Во всяком случае, ее усилия принесли плоды пять лет тому назад. Президент Миттеран помиловал его. Он снова стал чистым как стеклышко.
– Так он и очутился в Сорбонне? Он, очевидно, единственный из всех профессоров, который убил полицейского?
– После войны там было несколько человек, сделавших то же самое во время войны, в Сопротивлении.
– Разве леопард меняет когда-либо окраску? – спросила Мэри.
– Вы слишком недоверчивы. Как я уже говорил, вы найдете его досье в моем кабинете, если хотите узнать о нем больше. – Фергюсон протянул ей листок бумаги. – Это описание таинственного человека. Не так уж много, чтобы двигаться дальше, но пропустите его на всякий случай через компьютер.
Она вышла.
Вошел Ким с экземпляром «Таймс». Фергюсон быстро пробежал заголовки и перевернул страницу. На второй странице его внимание немедленно привлекло сообщение о визите госпожи Тэтчер во Францию, которое до этого появилось в «Пари суар».
– Ну, Макс, – тихо произнес он, – желаю тебе удачи. – С этими словами он налил себе еще одну чашку кофе.
III
Диллон вышел, закрыл на ключ дверь номера, отыскал черную лестницу и осторожно спустился по ней. Внизу имелась дверь, которая довольно легко отворилась и вывела его на двор позади дома. По аллее он вышел на шоссе, пересек его и начал приглядываться к припаркованным грузовикам. Ему приглянулся один, стоявший в пятидесяти метрах от гостиницы. Оттуда был хороший обзор. Достав нож, он начал ковырять им стекло кабины. Через некоторое время оно поддалось, так что Диллон смог просунуть в отверстие пальцы и отжать стекло. Минутой позже он был уже внутри. Решив не рисковать, он не закурил, откинулся на спинку сиденья и стал ждать, подняв воротник и засунув руки в карманы. В половине четвертого четыре автомобиля без опознавательных знаков тихо подъехали к гостинице. Оттуда вышли восемь человек, причем ни один не был одет в форму.
– Оперативная служба, будь я проклят, – тихо произнес Диллон.
Из последней машины вылез Гастон Жобер, поговорил с приехавшими, и все они вошли в гостиницу. Диллон не был зол, нет, он был доволен, потому что все сделал правильно. Он вылез из грузовика, перешел дорогу и направился по ближайшей аллее к складу на улице Хельер.
Французская секретная служба, многие годы известная как СДЕКЕ, была переименована в Генеральную Дирекцию Внешней Безопасности, сокращенно ДЖСЕ. Это было сделано при Миттеране, чтобы смягчить репутацию этой безжалостной организации, девизом которой было: «Не останавливаться ни перед чем». Если судить по результатам, можно уверенно заявить, что в мире мало спецслужб, которые работали бы столь эффективно.
Эта служба была разделена, как и прежде, на пять секций и много отделов. Самой знаменитой, или самой омерзительной (с какой стороны посмотреть на ее деятельность), была пятая секция, больше известная как Оперативная служба: именно она разгромила секретную военную организацию, известную как ОАС.
Полковник Макс Арну был участником всех операций секции. Он самым безжалостным образом расправлялся с оасовцами, хотя и был когда-то парашютистом-десантником в Индокитае и в Алжире. Теперь это был элегантный седой человек шестидесяти одного года, сидевший за столом в своем кабинете на втором этаже в штаб-квартире ДЖСЕ на бульваре Мортьер. Оставалось несколько минут до пяти часов. Арну изучал через свои очки в золотой оправе лежавший перед ним доклад. Он провел ночь в своем загородном доме в сорока милях от Парижа и только что прибыл на службу. Инспектор Савари почтительно смотрел на хозяина кабинета. Арну снял очки:
– Я ненавижу это время суток. Оно напоминает мне Дьен-Бьен-Фу, когда мы все время ждали, что вот-вот наступит конец. Налейте мне еще кофе, пожалуйста.
Савари взял его чашку, подошел к кофеварке, стоявшей на столике, и налил Арну крепкий кофе.
– Что вы об этом думаете, сэр?
– Вы полагаете, что эти братья Жобер сказали нам все?
– Абсолютно все, сэр. Я знаю их много лет. Старший, по имени Пьер, был в ОАС, которая, как он считает, сделала из него специалиста. На самом деле оба они второсортные гангстеры. Они неплохо проворачивают делишки с ворованными автомобилями.
– Так что это дело совсем не по их профилю?
– Совершенно верно. Они признались мне, что в прошлом продавали этому Рокару автомобили.
– Из числа «горяченьких»?
– Да, сэр.
– Конечно, они говорят правду. Об этом свидетельствуют десять тысяч долларов. А что насчет этого Рокара? Вы опытный полицейский, инспектор. Сколько лет он на свободе?
– Пятнадцать, сэр.
– Скажите мне ваше мнение.
– Его физический облик представляет интерес, так как, по словам братьев Жобер, его вообще не существует. Он небольшого роста, не выше 165 см, глаза неопределенного цвета, волосы светлые. Гастон рассказал, что, когда они повстречались впервые, он решил, что этот человек ничего из себя не представляет, а затем он убил в их баре какого-то парня в два раза выше себя ростом за какие-то пять секунд.
– Продолжайте, – Арну закурил сигарету.
– Пьер говорит, что его французский слишком хорош.
– Что он имеет в виду?
– Он не знает. Просто у него всегда появляется ощущение, что с этим человеком что-то не так.
– Он не француз?
– Вот именно. Есть два интересных факта. Он всегда насвистывает странную простенькую мелодию. Гастон ее запомнил, он ведь играет на аккордеоне. Он сказал, что Рокар однажды признался ему, что мелодия ирландская.
– Вот это интересно.
– Еще одно обстоятельство. Когда он собирал пулемет в заднем отсеке «рено» в Валентоне, то сказал парням, что это «Калашников». У него были не просто пули, а трассирующие, бронебойные. Он заявил также, что видел, как один такой пулемет разнес на куски лендровер, заполненный британскими парашютистами-десантниками. Пьер не стал спрашивать, где это было.
– Так что вы, инспектор, усматриваете здесь присутствие ИРА? А что вы предприняли в связи с этим?
– Приказал вашим людям, полковник, достать альбомы фотографий. Братья Жобер просматривают их сейчас.
– Превосходно. – Арну встал и на этот раз сам налил себе кофе. – Что вы думаете о случившемся в гостинице? Вы полагаете, что его спугнули?
– Возможно, но необязательно. С кем мы имеем дело? Настоящий «профи» собирается использовать шанс, который выпадает лишь раз в жизни. Может быть, он просто проявил сверхосторожность, чтобы быть уверенным, что за ним никто не следит. Я сам не стал бы доверять Жоберам ни на грош. Почему должен доверять он? – Савари пожал плечами.
Макс Арну сказал жестко:
– Есть еще что-то? Выкладывайте.
– У меня плохое предчувствие, касающееся этого парня, полковник. Я думаю, что он необычный человек. По-моему, он мог использовать трюк с гостиницей, так как подозревал, что Гастон следит за ним. Кроме того, он хотел выяснить: братья Жобер просто любопытны или тут что-то большее?
– Так вы считаете, что он мог быть где-то на улице и наблюдать за прибытием наших людей?
– Вполне вероятно. С другой стороны, может быть, он и не знал, что Гастон следил за ним. Возможно, трюк с гостиницей – обычная мера предосторожности. Такой трюк применяли маки в последней войне.
Арну кивнул головой, соглашаясь:
– Верно. Давайте посмотрим, не закончили ли они. Позовите их.
Савари вышел и вернулся с братьями Жобер. Они были напуганы.
– Ну? – произнес Арну.
– Неудача, полковник. Его нет ни на одной фотографии.
– Ладно. Ждите внизу. Вас отвезут домой. Мы вызовем вас снова позднее.
– Но для чего, полковник? – спросил Пьер.
– Для того чтобы твой брат мог поехать в Валентин на «рено», а ты мог последовать за ним в автомашине, как вам приказал Рокар. А теперь пошли вон.
Они поспешно ретировались. Арну обратился к Савари:
– Мы проследим, чтобы госпожа Тэтчер была доставлена в безопасности по другой дороге. Жаль, что придется разочаровать нашего друга Рокара.
– Если он там появится, полковник.
– Никогда не знаешь, может и появиться. Вы хорошо поработали, инспектор. Думаю забрать вас к себе в Пятую секцию. Вы не будете против?
Будет ли он против? Савари чуть не задохнулся от избытка чувств:
– Сочту за честь, мсье.
– Хорошо, ступайте примите душ и позавтракайте. Увидимся позднее.
– А вы, полковник?
– Я, инспектор? – Арну рассмеялся и взглянул на свои часы. – Пятнадцать минут шестого. Сейчас позвоню в Британскую службу безопасности в Лондоне. Потревожу сон своего очень старого друга. Если кто-то и может помочь нам с нашим таинственным клиентом, то только он.
Генеральная дирекция Британской службы безопасности занимает большое здание из белого и красного кирпича недалеко от гостиницы «Хилтон» на Парк-Лейн, многие отделы размещены по всему Лондону. Специальный номер, по которому позвонил Макс Арну, принадлежал секции, известной как Группа Четыре и располагавшейся на четвертом этаже министерства обороны. Она была создана в 1972 году для ведения дел, касающихся терроризма и подрывной деятельности на британских островах. Она подчинялась напрямую премьер-министру. С момента создания ею руководил один и тот же человек, бригадир Чарльз Фергюсон. Он спал в своей квартире на площади Кавендиш, когда его разбудил звонок телефона, стоявшего возле кровати.
– Фергюсон слушает, – сказал он, мгновенно очнувшись от сна, так, как это умеют делать только профессионалы.
– Париж, бригадир, – произнес голос в трубке. – Вне всякой очереди. Вызывает полковник Арну.
– Соедините и затрите запись.
Фергюсон сел. Это был крупный неряшливый человек шестидесяти пяти лет, со спутанными седыми волосами и двойным подбородком.
– Чарльз? – спросил Арну по-английски.
– Мой дорогой Макс. Что заставило тебя позвонить в такой неурочный час? Тебе повезло, что я все еще работаю. Новые власти собираются избавиться от меня, как и от всей Группы Четыре.
– Какая чепуха!
– Я знаю, но генеральному директору никогда не нравилось, что у меня все эти годы была абсолютная независимость. Что я могу сделать для тебя?
– Госпожа Тэтчер осталась на ночь в Шуази. Мы располагаем данными, что ее собираются убить завтра по пути к аэродрому в Валентоне.
– Помилуй Бог!
– Все меры приняты. Леди поедет домой другим путем. Мы еще надеемся, что человек, планирующий убийство, все-таки появится, хотя я в этом сомневаюсь. Однако мы будем ждать его во второй половине дня.
– Кто он? Мы его знаем?
– Судя по сведениям наших информаторов, мы подозреваем, что он ирландец, хотя его французский настолько хорош, что он может сойти за француза. Дело в том, что замешанные в этом деле лица просмотрели все наши снимки членов ИРА, но безрезультатно.
– Есть у вас его описание?
Арну рассказал все, что ему сообщили.
– Боюсь, что этого мало.
– Я проведу компьютерную проверку и свяжусь с тобой. Расскажи мне всю историю.
Арну поделился с ним всем, что знал об этом деле. Когда он закончил, Фергюсон сказал:
– Вы его упустили, старина. Готов поспорить с тобой на обед в ресторане «Савой грилл» в следующий раз, когда ты сюда приедешь.
– У меня предчувствие в отношении этого человека. Я думаю, что он исключительная личность.
– И все же его нет в ваших досье, а мы ведь снабжаем вас новейшими данными.
– Я знаю, – ответил Арну. – Ты наилучший эксперт по ИРА, что же нам делать?
– Вот тут ты ошибаешься. Самый большой эксперт по ИРА сейчас у вас, в Париже. Это Мартин Броснан, наш ирландско-американский друг. Ведь он таскал на себе пистолет для них до тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Я слышал, что он был профессором кафедры политической философии в Сорбонне.
– Ты прав, – заметил Арну. – Я совсем забыл о нем.
– Теперь он очень респектабельный человек. Пишет книги и живет неплохо на те деньги, которые оставила ему мать. Она умерла в Бостоне пять лет назад. Если у тебя какая-то чертовщина, то он именно тот человек, который может в ней разобраться.
– Спасибо за подсказку. Но для начала мы посмотрим, что произойдет в Валентоне. Я буду поддерживать с тобой связь.
Фергюсон положил трубку, нажал кнопку на стене и встал с кровати. Через минуту дверь открылась и вошел его слуга, индус, бывший гурка. Он накинул на Фергюсона халат поверх пижамы.
– Срочное дело, Ким. Я позвоню капитану Таннер и попрошу ее приехать сюда. Потом приму ванну. Завтрак после того, как она приедет. – Ким вышел. Фергюсон взял трубку и набрал номер: – Мэри? Говорит Фергюсон. Крупное дело. Я хочу, чтобы через час вы появились у меня на площади Кавендиш. Да, наденьте форму. В министерстве обороны, в одиннадцать. Вы всегда производите на них сильное впечатление при полном параде.
Он положил трубку и направился в ванную, чувствуя себя совершенно проснувшимся и в прекрасном настроении.
Было половина седьмого, когда такси подобрало Мэри Таннер у ступенек дома на площади Лоундес, где находилась ее квартира. Шофер был поражен ее видом, как большинство людей, видевших ее в форме. Она была в форме капитана женской службы Королевских войск. Слева на груди красовались крылышки пилота военно-воздушных сил. Под ними колодка медали Георга – награды за храбрость, очень высоко ценимой, и колодки за участие в кампании в Ирландии и за службу в миротворческих силах Организации Объединенных Наций на Кипре.
Мэри была девушкой двадцати девяти лет, невысокого роста, с коротко стриженными черными волосами и большим армейским стажем. Ее отец был врачом. Она получила диплом специалиста по английскому языку в Лондонском университете, пробовала преподавать, но ей это не понравилось. Тогда она пошла в армию. Большая часть ее службы проходила в военной полиции. Какое-то время на Кипре и три срока в Ольстере. События в Дерри принесли ей медаль Георга, шрам на левой щеке и привлекли внимание Фергюсона. Вот уже два года она была его помощницей.
Мэри расплатилась с таксистом, взбежала по лестнице на второй этаж и открыла дверь квартиры своим собственным ключом. Фергюсон сидел на диване возле камина в элегантной гостиной с салфеткой под подбородком, а Ким подавал ему вареные яйца.
– Как раз вовремя, – сказал он. – Что бы вы хотели?
– Чай «Эл Грей», пожалуйста, Ким, поджаренный хлеб и мед.
– Должны следить за фигурой?
– Слишком рано, чтобы плотно есть, даже вам, бригадир. А теперь, что случилось?
Он рассказал ей, продолжая есть. Ким принес чай и хлеб. Она села напротив, внимательно слушая. Когда он закончил, Мэри сказала:
– Этот Броснан. Я никогда не слышала о нем.
– Это было еще до вас, моя дорогая. Ему теперь должно быть около сорока пяти. В моем кабинете вы найдете досье на него. Родился он в Бостоне, в одном из нечистоплотных богатых американских семейств, входивших в высшее общество. Его мать родом из Дублина. Он вел порядочную жизнь, учился в Принстоне, получил степень, а затем все испортил, записавшись добровольцем во Вьетнам в качестве солдата. Я думаю, что это было в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, когда он стал десантником-парашютистом. Уволился он в звании сержанта и имел много наград.
– А что в нем такого особенного?
– Он мог избежать Вьетнама, оставаясь в университете, но не сделал этого. Он записался в армию рядовым, что крайне необычно для человека с его социальным положением.
– Вы просто старый сноб. Что произошло потом?
– Он отправился в Дублин, в колледж Святой Троицы, для работы над докторской диссертацией. Кстати, он протестант, а его мать была ревностной католичкой. В августе шестьдесят девятого года он посетил дядю по материнской линии, священника в Белфасте. Помните, что тогда произошло? Как все началось?
– Протестантские «оранжевые» толпы сжигали католиков? – спросила Мэри.
– А полиция ничего не предпринимала. Толпа сожгла церковь дяди Броснана и пошла по дороге водопадов. Горстка старых членов ИРА с ружьями и пистолетами задержала ее. Но, когда одного из них подстрелили, Броснан взялся за свое ружье. Полагаю, инстинктивно, учитывая Вьетнам и все такое.
– И с тех пор он стал на их сторону?
– Да, совершенно. Вы должны помнить, что в те первые дни в этом движении было много людей, подобных ему, людей, веривших в свободу Ирландии и всякое такое.
– Простите, сэр. Я видела слишком много крови на улицах Дерри, чтобы оправдывать его.
– Да, я тоже не собираюсь делать из него святого. Он убил в свое время несколько человек, но в грудь, а не в спину. Это я должен отметить. Он стал очень знаменит. Во Вьетнаме он спас жизнь французского военного фотографа по имени Анн-Мари Оден после того, как упал вертолет. Довольно романтичная история. Она появилась в Белфасте, и Броснан в течение недели знакомил ее с подпольным движением. В результате она напечатала в журнале «Лайф» серию фотографий о «доблестных ирландских борцах». Вам знакомы такие штучки.
– Что произошло после этого?
– В тысяча девятьсот семьдесят пятом он отправился во Францию договориться о поставке оружия. Оказалось, что это ловушка, полиция ждала его. К сожалению, он застрелил одного из полицейских, и его приговорили к пожизненному заключению. В семьдесят девятом он освободился из тюрьмы – с моей помощью.
– Но зачем?
– Еще до вашего появления здесь существовал некий террорист, которого звали Фрэнк Барри. Начал карьеру в Ольстере с небольшой группировкой, называвшейся «Сыны Эрина». Потом присоединился к европейскому террористическому кругу. Он был подлинный гений зла, если такой вообще существовал на земле. Сделал попытку убить лорда Каррингтона на пути во Францию, когда тот был министром иностранных дел. Французы замяли это дело, но наш премьер-министр был взбешен. Он отдал мне прямой приказ изловить Барри чего бы это ни стоило.
– Теперь я понимаю. Вам был нужен для этого Броснан?
– Поручил вору поймать другого вора, и он доставил его нам.
– А потом?
– Он вернулся в Ирландию и получил звание доктора.
– А эта Анн-Мари Оден? Они поженились?
– Насколько мне известно, нет. Но она оказала ему еще большую услугу. Ее семья принадлежит к одному из старейших родов во Франции и чрезвычайно влиятельна в политической жизни. Его наградили орденом Почетного легиона за ее спасение во Вьетнаме. Во всяком случае, ее усилия принесли плоды пять лет тому назад. Президент Миттеран помиловал его. Он снова стал чистым как стеклышко.
– Так он и очутился в Сорбонне? Он, очевидно, единственный из всех профессоров, который убил полицейского?
– После войны там было несколько человек, сделавших то же самое во время войны, в Сопротивлении.
– Разве леопард меняет когда-либо окраску? – спросила Мэри.
– Вы слишком недоверчивы. Как я уже говорил, вы найдете его досье в моем кабинете, если хотите узнать о нем больше. – Фергюсон протянул ей листок бумаги. – Это описание таинственного человека. Не так уж много, чтобы двигаться дальше, но пропустите его на всякий случай через компьютер.
Она вышла.
Вошел Ким с экземпляром «Таймс». Фергюсон быстро пробежал заголовки и перевернул страницу. На второй странице его внимание немедленно привлекло сообщение о визите госпожи Тэтчер во Францию, которое до этого появилось в «Пари суар».
– Ну, Макс, – тихо произнес он, – желаю тебе удачи. – С этими словами он налил себе еще одну чашку кофе.
III
Утром в Париже стало значительно теплее, к обеду снег почти растаял. За городом тоже прояснилось, снег лежал лишь местами на кустарнике вдоль шоссе. Диллон ехал в Валентон, держась боковых дорог. Он сидел на мотоцикле «БМВ», который взял со своего склада. Одет он был как полицейский почетного эскорта: каска, защитные очки, автомат МАТ-49 на груди черного форменного плаща.
Конечно, это безумие ехать туда, но он не мог устоять перед возможностью посмотреть бесплатный спектакль. Он остановился на узкой проселочной дороге возле ворот, ведущих па ферму, и, сверившись по карте, пошел пешком по дорожке через лесок до невысокой ограды на холме, сложенной из камней. Внизу, примерно метрах в двухстах перед ним, был железнодорожный переезд. Черный «рено» все еще стоял там, где он его оставил. Нигде ни души. Минут через пятнадцать прошел поезд.
Диллон посмотрел на часы. Они показывали четверть третьего. Направив цейсовский бинокль в сторону переезда, он увидел, как белый «рено» спустился по дороге, развернулся и заблокировал переезд. За ним следовал «пежо» с Пьером за рулем. Пьер уже начал давать задний ход, чтобы развернуться, когда к нему подбежал Гастон. «Пежо» был старой модели, выкрашенный в ярко-красный и кремовый цвета.
– Очень недурно, – пробурчал тихонько Диллон, видя, как «пежо» укатил вверх по дороге. – Теперь дело за кавалерией. – Он закурил.
Минут через десять по дороге спустился большой грузовик. Он встал, не имея возможности проехать. На его высоких парусиновых боках было намалевано: «Стейнер электроникс».
– Электроника, мать вашу… – произнес Диллон, Дуло пулемета высунулось из грузовика, открыв огонь по «рено». Когда стрельба прекратилась, Диллон вынул из кармана черный пластиковый электронный детонатор, включил его и вытянул антенну.
Из грузовика выпрыгнула дюжина человек в черных комбинезонах и пластиковых касках. У каждого в руках были укороченные автоматы. Когда они приблизились к «рено», Диллон нажал кнопку детонатора. Настроенный на самоликвидацию заряд во второй черной коробке (Пьеру он сказал, что там дополнительные патроны) мгновенно взорвался, развалив на части весь фургон. Куски корпуса медленно плыли по воздуху. Несколько человек лежали на земле, другие бежали в поисках укрытия.
– Вот вам, господа, кушайте на здоровье, – провозгласил Диллон.
Он вернулся по дорожке через лесок, сел на «БМВ» и укатил.
Диллон открыл дверь сарая на улице Хельер, сел на мотоцикл, заехал внутрь и припарковал его. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь, сверху его окликнул Макеев:
– Полагаю, ничего не вышло? Диллон снял каску.
– Боюсь, что так. Братья Жобер донесли на меня. Когда он стал подниматься по лестнице, Макеев сказал ему:
– Маскировка, вот что мне нравится. Полицейский всегда остается для людей просто полицейским. Они никогда ничего не могут добавить, описывая внешность.
– Верно. Несколько лет тому назад я недолго работал с великим ирландцем, которого звали Фрэнк Барри. Когда-нибудь слышали о нем?
– Конечно. Как Карлос.
– Он был лучше Карлоса. Его убили в семьдесят девятом. Я не знаю кто. Фрэнк часто использовал образ полицейского почетного эскорта. Удобно играть роль почтальона. Никто никогда не обращает внимания на почтальона.
Он прошел за русским в гостиную.
– Расскажи мне, – попросил Макеев. Диллон рассказал ему обо всем. Потом добавил:
– Была возможность использовать этих двоих. Но она сорвалась. Вот и все. Больше не о чем говорить.
– И что теперь?
– Я же сказал вчера вечером, что обеспечу другую цель. Я имею в виду все эти деньги. Мне уже пора подумать о своей старости.
– Ерунда, Син. Тебе нет никакого дела до своей старости. Игра доставляет тебе удовольствие и возбуждает.
– Может быть, ты и прав. – Диллон закурил. – Я знаю одно – мне не нравится проигрывать. Я придумаю что-нибудь для вас, заработаю свои деньги и расплачусь с долгами…
– Братья Жобер? Стоят ли они этого?
– О да, – заявил Диллон. – Дело чести, Жозеф. Макеев вздохнул:
– Я ухожу, повидаюсь с Ароном, сообщу ему печальную новость. Буду держать с тобой связь.
– Здесь или на барже. – Диллон улыбнулся. – Не беспокойся, Жозеф. Я еще никогда не проваливался, когда твердо решал что-то сделать.
Макеев спустился по лестнице. Его шаги гулко разносились по сараю. Потайная дверка захлопнулась за ним.
Диллон вернулся в длинную комнату, насвистывая свою любимую мелодию.
– Я ничего не понимаю, – сказал Арон. – По телевидению об этом не было сказано ни слова.
– И не будет. – Макеев отвернулся от окна, выходящего на авеню Виктора Гюго. – Французы будут придерживаться версии, что ничего не произошло. Сама мысль о том, что госпожа Тэтчер могла подвергаться риску на французской земле, расценивалась бы как национальное оскорбление.
Арон побледнел от гнева.
– Этот ваш специалист провалил дело. Слишком много разговоров, Макеев, а результатов – ноль. Хорошо, что я сегодня утром не перевел эти десять миллионов на его счет в Цюрихе.
– Но ведь вы согласились! Он в любой момент может позвонить и проверить, переведены ли ему деньги.
– Мой дорогой Макеев, на депозите этого банка у меня пятьсот миллионов долларов. Учитывая, что я могу перевести свои капиталы в другой банк, управляющий с большой готовностью согласился на маленький обман, когда Рашид разговаривал с ним сегодня утром. Когда Диллон позвонит, чтобы проверить, как обстоят дела, ему подтвердят перевод денег на его счет.
– Человек, с которым вы имеете дело, чрезвычайно опасен, – заметил Макеев. – Если он обнаружит…
– Кто скажет ему? Конечно, не вы. Ему заплатят в конце концов, но только в том случае, если он добьется результата.
Рашид налил ему чашку кофе и обратился к Макееву:
– Он обещал альтернативную цель, упомянул британского премьер-министра. Какие у него планы?
– С ними свяжутся, когда он примет решение.
– Разговоры… – Арон подошел к окну и встал, потягивая кофе. – Одни разговоры.
– Нет, Мишель, – покачал головой Макеев. – Вы совершенно не правы.
Квартира Мартина Броснана находилась на набережной Монтебелло, напротив острова Сите. Отсюда открывался самый прекрасный вид на собор Парижской Богоматери. До Сорбонны можно было дойти пешком, что очень нравилось Броснану.
Когда он отправился домой, часы только что пробили четыре. Он был высокого роста, с широкими плечами и темными волосами без седины, несмотря на сорок пять лет. Волосы были слишком длинные, и это придавало ему вид отчаянного гуляки из шестнадцатого столетия. Одет он был в старомодный плащ. Полностью его имя звучало так: Мартин Аодх Броснан. Имя Аодх было ирландским вариантом имени Хью. Его ирландское происхождение выдавали высокие скулы и серые глаза.
Опять похолодало, и он съежился, свернув за угол на набережную Монтебелло, и быстро зашагал вдоль дома. Весь дом принадлежал ему, и он занял самую лучшую угловую квартиру на втором этаже. Строительные леса шли до пятого этажа, где проводились какие-то ремонтные работы.
Конечно, это безумие ехать туда, но он не мог устоять перед возможностью посмотреть бесплатный спектакль. Он остановился на узкой проселочной дороге возле ворот, ведущих па ферму, и, сверившись по карте, пошел пешком по дорожке через лесок до невысокой ограды на холме, сложенной из камней. Внизу, примерно метрах в двухстах перед ним, был железнодорожный переезд. Черный «рено» все еще стоял там, где он его оставил. Нигде ни души. Минут через пятнадцать прошел поезд.
Диллон посмотрел на часы. Они показывали четверть третьего. Направив цейсовский бинокль в сторону переезда, он увидел, как белый «рено» спустился по дороге, развернулся и заблокировал переезд. За ним следовал «пежо» с Пьером за рулем. Пьер уже начал давать задний ход, чтобы развернуться, когда к нему подбежал Гастон. «Пежо» был старой модели, выкрашенный в ярко-красный и кремовый цвета.
– Очень недурно, – пробурчал тихонько Диллон, видя, как «пежо» укатил вверх по дороге. – Теперь дело за кавалерией. – Он закурил.
Минут через десять по дороге спустился большой грузовик. Он встал, не имея возможности проехать. На его высоких парусиновых боках было намалевано: «Стейнер электроникс».
– Электроника, мать вашу… – произнес Диллон, Дуло пулемета высунулось из грузовика, открыв огонь по «рено». Когда стрельба прекратилась, Диллон вынул из кармана черный пластиковый электронный детонатор, включил его и вытянул антенну.
Из грузовика выпрыгнула дюжина человек в черных комбинезонах и пластиковых касках. У каждого в руках были укороченные автоматы. Когда они приблизились к «рено», Диллон нажал кнопку детонатора. Настроенный на самоликвидацию заряд во второй черной коробке (Пьеру он сказал, что там дополнительные патроны) мгновенно взорвался, развалив на части весь фургон. Куски корпуса медленно плыли по воздуху. Несколько человек лежали на земле, другие бежали в поисках укрытия.
– Вот вам, господа, кушайте на здоровье, – провозгласил Диллон.
Он вернулся по дорожке через лесок, сел на «БМВ» и укатил.
Диллон открыл дверь сарая на улице Хельер, сел на мотоцикл, заехал внутрь и припарковал его. Когда он повернулся, чтобы закрыть дверь, сверху его окликнул Макеев:
– Полагаю, ничего не вышло? Диллон снял каску.
– Боюсь, что так. Братья Жобер донесли на меня. Когда он стал подниматься по лестнице, Макеев сказал ему:
– Маскировка, вот что мне нравится. Полицейский всегда остается для людей просто полицейским. Они никогда ничего не могут добавить, описывая внешность.
– Верно. Несколько лет тому назад я недолго работал с великим ирландцем, которого звали Фрэнк Барри. Когда-нибудь слышали о нем?
– Конечно. Как Карлос.
– Он был лучше Карлоса. Его убили в семьдесят девятом. Я не знаю кто. Фрэнк часто использовал образ полицейского почетного эскорта. Удобно играть роль почтальона. Никто никогда не обращает внимания на почтальона.
Он прошел за русским в гостиную.
– Расскажи мне, – попросил Макеев. Диллон рассказал ему обо всем. Потом добавил:
– Была возможность использовать этих двоих. Но она сорвалась. Вот и все. Больше не о чем говорить.
– И что теперь?
– Я же сказал вчера вечером, что обеспечу другую цель. Я имею в виду все эти деньги. Мне уже пора подумать о своей старости.
– Ерунда, Син. Тебе нет никакого дела до своей старости. Игра доставляет тебе удовольствие и возбуждает.
– Может быть, ты и прав. – Диллон закурил. – Я знаю одно – мне не нравится проигрывать. Я придумаю что-нибудь для вас, заработаю свои деньги и расплачусь с долгами…
– Братья Жобер? Стоят ли они этого?
– О да, – заявил Диллон. – Дело чести, Жозеф. Макеев вздохнул:
– Я ухожу, повидаюсь с Ароном, сообщу ему печальную новость. Буду держать с тобой связь.
– Здесь или на барже. – Диллон улыбнулся. – Не беспокойся, Жозеф. Я еще никогда не проваливался, когда твердо решал что-то сделать.
Макеев спустился по лестнице. Его шаги гулко разносились по сараю. Потайная дверка захлопнулась за ним.
Диллон вернулся в длинную комнату, насвистывая свою любимую мелодию.
– Я ничего не понимаю, – сказал Арон. – По телевидению об этом не было сказано ни слова.
– И не будет. – Макеев отвернулся от окна, выходящего на авеню Виктора Гюго. – Французы будут придерживаться версии, что ничего не произошло. Сама мысль о том, что госпожа Тэтчер могла подвергаться риску на французской земле, расценивалась бы как национальное оскорбление.
Арон побледнел от гнева.
– Этот ваш специалист провалил дело. Слишком много разговоров, Макеев, а результатов – ноль. Хорошо, что я сегодня утром не перевел эти десять миллионов на его счет в Цюрихе.
– Но ведь вы согласились! Он в любой момент может позвонить и проверить, переведены ли ему деньги.
– Мой дорогой Макеев, на депозите этого банка у меня пятьсот миллионов долларов. Учитывая, что я могу перевести свои капиталы в другой банк, управляющий с большой готовностью согласился на маленький обман, когда Рашид разговаривал с ним сегодня утром. Когда Диллон позвонит, чтобы проверить, как обстоят дела, ему подтвердят перевод денег на его счет.
– Человек, с которым вы имеете дело, чрезвычайно опасен, – заметил Макеев. – Если он обнаружит…
– Кто скажет ему? Конечно, не вы. Ему заплатят в конце концов, но только в том случае, если он добьется результата.
Рашид налил ему чашку кофе и обратился к Макееву:
– Он обещал альтернативную цель, упомянул британского премьер-министра. Какие у него планы?
– С ними свяжутся, когда он примет решение.
– Разговоры… – Арон подошел к окну и встал, потягивая кофе. – Одни разговоры.
– Нет, Мишель, – покачал головой Макеев. – Вы совершенно не правы.
Квартира Мартина Броснана находилась на набережной Монтебелло, напротив острова Сите. Отсюда открывался самый прекрасный вид на собор Парижской Богоматери. До Сорбонны можно было дойти пешком, что очень нравилось Броснану.
Когда он отправился домой, часы только что пробили четыре. Он был высокого роста, с широкими плечами и темными волосами без седины, несмотря на сорок пять лет. Волосы были слишком длинные, и это придавало ему вид отчаянного гуляки из шестнадцатого столетия. Одет он был в старомодный плащ. Полностью его имя звучало так: Мартин Аодх Броснан. Имя Аодх было ирландским вариантом имени Хью. Его ирландское происхождение выдавали высокие скулы и серые глаза.
Опять похолодало, и он съежился, свернув за угол на набережную Монтебелло, и быстро зашагал вдоль дома. Весь дом принадлежал ему, и он занял самую лучшую угловую квартиру на втором этаже. Строительные леса шли до пятого этажа, где проводились какие-то ремонтные работы.