— Нет, не надо полиции. — Она отреагировала спокойно и вполне определенно. Но я возразил:
— А почему нет? Я их оставил в таком состоянии, что полиция найдет их без труда.
— Нет, они и так достаточно наказаны. — Она казалась по-настоящему рассерженной. — Это было нападение совсем иного рода, не такое, как могло показаться. Вы не понимаете?
Дело становилось все более любопытным, и я сознавал, что она готова рассказать мне больше, но мне хватало и своих проблем, чтобы еще заниматься чужими.
— Это ваше дело. Поехали. — Я подошел к джипу и открыл дверь. А когда обернулся, то увидел, что она по-прежнему стоит на краю скалы. — Бог мой! — воскликнул я. — Если бы я хотел изнасиловать вас, то давно бы это сделал. Но вы явно не моего типа. Худая, как доска, и волосы слишком короткие.
Она не двинулась ни на дюйм. Ее лицо белело в свете луны. Я вдруг почувствовал себя беспомощным, будто столкнулся с упрямым ребенком, который хочет делать только то, что ему нравится.
— Ну хорошо, — настаивал я как можно мягче. — Вы пережили трудную ночь, я понимаю, но вам необходимо снова начать верить людям. Место, где живет моя знакомая, не более чем в миле отсюда; она женщина, поэтому может дать вам нужную одежду и все, что захотите. Вам, наверное, знакомо ее имя. Ее зовут Лилли Сент-Клер.
— Киноактриса?
— Она самая.
Девушка медленно двинулась ко мне, вид ее в этом бушлате с длинными рукавами как-то сразу стал жалким.
— Извините меня, что я засомневалась в вас, мой друг. Вот теперь я вижу, что вы хороший человек, вопреки самому себе.
Я был раздавлен ее словами и лишился дара речи, сел рядом и поехал вперед.
Дом Лилли представлял собой типичную для острова Ивиса виллу, только больше обычной. Местные жители называют такие дома «финса». Изысканный дворец в мавританском стиле именовался «Вилла Розе» и каждой своей черточкой соответствовал ландшафту. Его украшали кастильские арки, окна с коваными узорчатыми решетками. В сиянии дня на белоснежный дворец больно было смотреть. Все имение опоясывала высокая стена, за которой виднелись пальмы, черные на фоне ночного неба. Высокие чугунные ворота наглухо запирали.
Изможденный старик, крестьянин с овчаркой на цепи, появился из будки и направил на нас луч фонарика.
— Это я, Хосе!
Он молча кивнул и вернулся в будку, ведя за собой собаку. Ворота тут же открылись, и я проехал. До меня донесся тонкий аромат лимонной рощи, хотя я и не мог видеть ее; миндальные деревья и пальмы плавно качались под легким бризом. И повсюду слышалось журчание воды.
Я остановился около фонтана рядом с лестницей, которая вела к большой дубовой входной двери, вышел из машины, и Клер Бувье неохотно последовала за мной.
— Не надо волноваться, — успокоил ее я. — Большинство слуг приходят днем. А ночью здесь только старая карга Исабель, которая готовит, и Карло, шофер.
Она посмотрела на меня непонимающим взглядом.
— Ей нужен шофер ночью?
— Бывает. Никто не знает, когда и куда ей вздумается поехать.
Я потянул за цепочку рядом с дверью, она почти сразу открылась, и за ней возникла Исабель, тощая пожилая женщина, одетая в свое традиционное платье. Голубая шаль. Тесная черная кофта, красиво отделанная золотом, и черный фартук поверх длинной, до щиколоток, юбки. В моем присутствии она ни разу не проронила ни единого слова, и я так и не мог понять: из-за того ли это, что она почему-то невзлюбила меня, или по какой-то другой причине. И сейчас Исабель молча стояла перед нами. На ее худом лице не отразилось ни одной искорки эмоций, даже когда она увидела Клер Бувье, которая, по понятиям жителей острова Ивиса, выглядела более чем экстравагантно.
— Не смотрите ей в лицо, иначе окаменеете, — бросил я девушке и проводил ее через широкий холл, выложенный белой и красной керамической плиткой, к лестнице с площадкой наверху.
За стеклянными дверями, распахнутыми в ночь, открывался вид на ярко освещенный плавательный бассейн. Преданный Карло, здоровенный силач, мускулы которого так и выпирали из-под снежно-белого пиджака, стоял возле затейливого чугунного столика и смотрел вверх.
— Богиня Любви, — прошептала Клер Бувье, глядя на стройную фигуру женщины, вытянувшуюся на краю доски для прыжков в воду.
— Вот за что ее так прозвали, — произнес я, и Карло резко повернулся ко мне, а я повысил голос и крикнул: — Эй, Лилли, спускайтесь. У вас гости.
Она махнула в ответ и тут же прыгнула, пролетела вниз в желтом свете и вошла в воду почти без брызг. Когда она вынырнула на поверхность, Карло двинулся к ней с купальным халатом наготове. Она скользнула в него, ее глаза заблестели, и этот широкий, очень широкий рот приоткрылся в самой обезоруживающей улыбке всех времен.
— О, Джек, дорогой. Где ты пропадал целую вечность? — Она поцеловала меня, потом взяла за руку так, чтобы видела Клер Бувье, и посмотрела на нее. — А я и подумать не могла, что здесь будет целое представление, как в цирке.
— Это мисс Клер Бувье, — представил я свою спутницу. — Только что мне удалось вытащить ее из большой неприятности, здесь, неподалеку, на дороге.
— Как это ужасно, дорогой! — воскликнула Лилли, всем своим тоном стараясь показать, что это ей вовсе не безразлично. — Вы должны будете рассказать мне все, до мельчайших деталей. Когда вы достигнете моего возраста, чужие приключения тоже станут вашей единственной радостью. Пока можете поплавать, любимый, увидимся позже.
— У меня на заднем сиденье джипа лежит тысяча вонючих американских сигарет, которые вы так любите, — заметил я. — Да еще ящик бурбона. Подарок от Тэрка. Я принесу все это?
— Святые Небеса, нет! Еще надорветесь, погубите свою потенцию. Оставьте это Карло. Он куда сильнее, чем все мы.
Это действительно являлось неоспоримым фактом. Я как-то случайно увидел Карло, который тренировался в поднятии тяжестей на заднем дворе у гаража. Раздетый до пояса, он напоминал Примо Карнеру в его лучшие времена.
Лилли взяла Клер Бувье за руку и повела ее в комнаты, а Карло слегка поклонился и пошел за ними. Я оказался предоставленным сам себе, поэтому отправился в раздевалку, подобрал себе плавки и пошел поплавать.
В салоне, отделанном с изысканным вкусом в древнем мавританском стиле, голубой потолок красиво контрастировал с белыми стенами и полом, выложенным черной и белой керамической плиткой. В открытом очаге пылали крупные поленья.
Я развалился перед ним с большим бокалом знаменитого джина с тоником, который приготовлял Карло, когда вошла Лилли.
Она, пожалуй, действительно самое удивительное создание изо всех, кого я когда-либо знал. За свои почти пятьдесят она так много пережила, и все же даже при ярком и беспощадном свете дня ей никто не мог дать ни дня больше тридцати пяти. Вот как сейчас, например. Она явилась в длинном черном прозрачном вечернем платье, надетом, насколько я видел, на обнаженное тело, и ее ноги могли бы на много лет лишить покоя Марлен Дитрих.
Элегантно склонившись, Лилли поцеловала меня, приоткрыв рот, будто хотела проглотить целиком. Когда ее язык наконец устал трепетать, она легла в кресло и глубоко вздохнула.
— Вы совсем исчезли, любимый. Где это вас носило?
— Работа.
Вошел Карло в перчатках, неся поднос с напитками, и подал ей мартини. Она взяла его и прикурила — он поднес ей огня, а потом молча удалился на террасу, где и остался в ожидании.
Она спросила:
— А где эти хиппи напали на девочку?
— Около мельницы у Ла-Гранде.
Она выпила мартини и прошла к огню.
— Мерзкие подонки! Надо выгнать их с острова, всех до последнего.
— Только не говорите мне, что вы тоже боитесь.
Когда она повернулась ко мне, то казалась почти рассерженной.
— А что, и боюсь! Они вытворяют такие вещи! Вламываются к людям в дома. А здесь такое чудесное место…
— Даже когда тут с вами Карло? — удивился я. — Вы, наверное, шутите. Он же один справится с шестью. Я думаю, вы поэтому его и держите.
Она вдруг изменилась, ее лицо осветилось ослепительной улыбкой, знаменитой улыбкой Лилли Сент-Клер, и она направилась к Карло.
— Верно, конечно, это так. Вы же не позволите им обидеть меня, не правда ли, Карло?
Карло взял протянутую ему руку и осторожно поцеловал ее. По выражению его лица я понял, что он поотрывает руки и ноги тому, кто попытается это сделать. Она потрепала его по щеке.
— Спасибо тебе, Карло. А не посмотреть ли нам фильм? Что скажете насчет «Двери в ад?»
Он удалился молча, как всегда. Она налила себе еще мартини и села в кресло рядом со мной. Этот ритуал я видел уже много раз.
Позади салона размещалась небольшая кинобудка, и Карло показывал фильм, используя в качестве экрана гладкую белую стену возле камина.
Свет стал гаснуть, и я спросил:
— А как насчет девушки?
— Когда я уходила, она сидела в ванне. Думаю, не задержится там долго. Она рассказала вам, как связалась с теми подонками?
— Я не спрашивал.
— А я спросила. Она сказала, что назначила встречу с приятелем в Ла-Гранде в девять часов. Приехала туда на такси, но он так и не появился. Тогда эти свиньи напали на нее.
Она покачала головой.
— Все это очень дурно пахнет, скажу я вам.
— Это ее дело, а не наше.
— И еще ее волосы, — продолжала Лилли, будто я ничего не говорил.
— А что с волосами?
— Не знаю. Это неестественно. Что-то мне напоминает, только не могу понять, что именно. Картину, в которой я когда-то снималась.
— А почему бы вам не помолчать, — остановил я этот поток. — Давайте насладимся картиной. Мне кажется, что я не видел ее раньше.
Я полагал, что она резко ответил мне на этот выпад, но тут в фильме появилось ее лицо во весь экран, и, как обычно, ее поглотила самая великая любовная страсть со времен Антония и Клеопатры: страсть Лилли Сент-Клер к Лилли Сент-Клер.
— Это тридцать восьмой год, — прокомментировала она. — Я уже два года работала в Голливуде. Это моя первая номинация на «Оскара».
Она стояла на верху мраморной лестницы в неглиже, а вокруг метались, угрожая ей мечами, с полдюжины круглоголовых. Все они выглядели достаточно злодейски, чтобы играть гангстеров в стиле Аль Капоне, что они и будут, скорее всего, делать на будущей неделе. В подходящий момент на экран выскочил атлетически сложенный тип в бриджах и белой рубашке, с мечом в зубах, и начал крушить круглоголовых налево и направо.
— Жак Дефорж, — выдохнула она. — Лучший из лучших.
— Лучше, чем Лилли Сент-Клер? — настойчиво спросил я.
— Черт побери, дорогой, вы же понимаете, что я имею в виду. Дитрих, Джоан Кроуфорд… О, они великие. Замечательные люди. Больше таких не будет.
— Но вы — величайшая из всех.
— Вот, посмотрите мой последний фильм. Не знаю, смотрел ли его кто-нибудь.
Я быстро пригнулся, чтобы уклониться от брошенного бокала. Фильм в самом деле изобиловал слабыми местами. Его сценарист, как говорили, исчез без следа.
Сзади раздалось тихое вежливое покашливание, и к нам спустилась Клер Бувье. Брюки-слаксы и спортивный свитер в сочетании с ее короткими волосами придавали ей странный мальчишеский вид. Она подняла глаза и с некоторым удивлением посмотрела на стену, где кипела схватка на мечах, а потом повернулась к Лилли и в нерешительности произнесла:
— Вы так добры, мисс Сент-Клер. Я постараюсь завтра же возвратить вам эти вещи.
— Все в порядке, дорогая. Когда в этих вещах не будет больше надобности, отдайте их бедным.
Она не предложила ей остаться на ночь, как я ожидал, потому что не терпела никакой конкуренции в своем доме.
— Отлично. Тогда поехали, — сказала Клер Бувье.
Она как-то застенчиво посмотрела сначала на Лилли, потом на меня, поднялась по ступеням и вышла из холла.
Лилли спросила:
— Она вам нравится?
— Я как-то об этом не подумал.
— Не сделайте ошибки. С этой девочкой происходит что-то странное. — Она обняла меня за шею и прошептала в мое правое ухо нечто уж совсем нецензурное.
— Это невозможно, — ответил я.
— О, я не знаю, — возразила она. — Мы всегда можем попробовать. Дорога до города Ивиса и обратно займет у вас не более часа.
И она крепко меня поцеловала, широко приоткрыв губы. Я заметил, что Карло с бесстрастным лицом вежливо ждал в сторонке, но в его взгляде мелькнуло такое, что я почувствовал, будто мне всаживают нож между лопатками.
Я потрепал ее по щеке.
— Может быть, и так, посмотрим, — и быстро ушел.
Клер немного рассказала о себе, пока мы ехали в город. Когда мы проезжали мимо мельницы, где все началось, я спросил:
— Какого черта вы здесь делали, да еще совсем одна?
— Я назначила встречу. С другом.
— Который так и не появился? — Я был сам поражен приливом гнева, охватившего меня. — Ему за это следовало бы хорошенько дать по заднице.
Она повернулась ко мне, бросила быстрый взгляд, но не произнесла ни слова. Я внимательно следил за дорогой. Чуть погодя она попросила:
— Расскажите мне о себе. Чем вы занимаетесь?
— Я пилот по найму. У меня гидросамолет там, в Тихоле.
— А мисс Сент-Клер, вы давно ее знаете?
— Довольно давно.
Мы уже въехали на окраину Ивисы, и я выбрал авениду де Эспанья, где располагалось много шумных баров, открытых всю ночь, — в конце концов, Испания была все еще молодой страной; но когда я выключил мотор около небольшого приморского отеля на авениде Анденес, мне показалось, что вокруг совсем тихо.
Она вышла из машины и направилась ко входу, а я последовал за ней.
— Думаю, у вас появилось желание что-нибудь выпить?
— Вовсе нет, — ответила она. — Я очень устала. Вы понимаете?
— Конечно.
Она протянула мне руку, я взял ее, почувствовав, что мне не хотелось бы расставаться с нею.
— Что я могу сказать? — произнесла она. — Я так вам обязана.
— Вы могли бы удовлетворить мое любопытство.
Она довольно долго обдумывала ответ, а потом кивнула.
— Да, я должна это сделать, хотя бы из чувства благодарности. Вам известен храм Иглесиас де Иисус?
— Одна из красивейших церквей на острове.
— Можете утром встретиться там со мной?
— Думаю, что да.
— Десять часов вам не покажется слишком рано?
— Я буду там точно в это время.
Она снова быстро дотронулась до моей руки.
— Благодарю вас, дорогой друг. — Она потянулась ко мне, коротко поцеловала в щеку и юркнула в дверь.
И это определенно вытеснило у меня из головы все, в том числе и Лилли. В Клер было что-то неуловимое. Что-то такое неопределенное, что трудно поддавалось осмыслению. Говоря откровенно, это зуд в том месте, до которого нельзя дотянуться, но страстно хочется его почесать. У меня возникло чувство, что меня втягивают во что-то помимо моей воли, а когда дело касалось женщин, я предпочитал полную ясность. Прежде чем перейти дорогу к своему джипу, я задержался на краю тротуара, чтобы закурить сигарету, и тут из-за угла вылетел грузовик «форд», заехал на тротуар и бросился на меня, как боевой бык. Я еле втиснулся в ближайший дверной проем и увидел, как, свесившись из окна машины, Красная Рубашка хохочет как сумасшедший. Грузовик свернул за угол и исчез. Я не сделал попытки погнаться за ними. Еще будет время, да и хватит с меня событий за одну ночь. В чем я нуждался сейчас, так это в высоком длинном бокале чего-нибудь, да в холодной ладони на моем разгоряченном лбу. И я поспешил обратно, к Лилли.
Подъехав к вилле, я не стал беспокоить стража главных ворот и предпочел появиться менее заметно, беспокоясь о добром имени Лилли, хотя я иногда думал, что она будет просто обрадована мыслью о том, что кто-то лезет через стену ради нее. Как всегда, она отключила электронную охранную систему, чтобы облегчить дело.
Когда я поднялся из сада на террасу возле ее спальни, Лилли громко вскрикнула, и это вовсе не прозвучало просьбой о помощи. Французское окно было распахнуто в ночь, занавеси вздымались, словно белые паруса, и внутри виднелся свет. Карло, насколько я мог судить, отлично выполнял свои мужские обязанности. И уж конечно легкое вежливое покашливание с террасы едва ли могло помочь, поэтому я просто убрался оттуда ко всем чертям.
Добравшись до Тихолы, я зашел в бар на пляже и заказал большой бокал местного бренди — напитка, который специально изготовлялся с таким расчетом, чтобы сдирать кожу с губ, если вы оказались бы достаточно неразумным, чтобы коснуться ими этой жидкости. В окнах моего коттеджа горел свет, что не удивило меня, потому что Тэрк имел обыкновение заходить ко мне ночью.
Я нашел его уткнувшимся в стол, без чувств. Глаза впали, но пульс стучал довольно ровно. Героин и испанский бренди. Я тащил его к кровати и спрашивал себя, сколько еще это может продолжаться. Я укрыл его одеялом и повернулся, чтобы возвратиться к столу, и тут увидел листок бумаги, пришпиленный к двери ножом для резки хлеба. «Мы спихнули птичку на дно моря. Впредь думай, что делаешь, а то настанет твой черед».
Бог знает почему я взволновался, выскочил наружу и быстро побежал. И не напрасно: я оставил «Оттер» на наклонной плоскости, а теперь его там не было. В самом деле, это была не моя ночь.
Глава 3
Алтарь Иисуса
Встав чуть свет, я поехал в Ивису, где взял с катера «Мери Грант» пару аквалангов и другие приспособления для подводного плавания. Когда я вернулся в Тихолу, Тэрк еще не пришел в себя. Приводить его в чувство было все равно что возиться с трупом. Я попытался разбудить его, но совершенно зря: поставленный на ноги, он тут же обмяк, как бескостная медуза. Поэтому я прекратил свои потуги и предоставил его самому себе.
Итак, в такой острый момент я снова остался в одиночестве. Как всегда! Или мне только так казалось? Одно стало совершенно ясно: сейчас мне придется управляться самому; поэтому я натянул желтый костюм для подводного плавания, застегнул на себе акваланг и вышел наружу.
Сначала я попробовал самое простое: прямо сошел по наклонному спуску в воду. Глубина здесь нарастала быстро и вблизи от берега достигла четырех или пяти морских сажен. Вода, как черное стекло, только создавала иллюзию прозрачности — словом, видимости никакой, да к тому же солнце еще не встало. Я проплыл от наклонного спуска по прямой ярдов пятьдесят, держась ближе ко дну, и ничего не увидел. Тогда я сделал другую попытку: возвращаясь к берегу, двигался зигзагами по двадцать футов в каждую сторону. Это потребовало гораздо больше времени.
Я ничего не ел, даже не выпил чашки кофе, и мне, несмотря на костюм для подводного плавания, стало холодно. Просто я старею, вот в чем дело. Стал слишком дряхл для таких упражнений. Холод въелся в тело, словно кислота, и меня охватило чувство дикого отчаяния.
Все, что я имел в мире, было связано с «Оттером». Без него я — ничто.
Навсегда выброшен на берег без всяких надежд. Я поднялся на поверхность недалеко от наклонного спуска и увидел, что Тэрк сидит по-турецки на песке с одеялом на плечах. Между ног у него была воткнута в песок бутылка дешевого местного бренди, обеими руками он бережно держал кружку.
— Развлекаетесь? — спросил он.
— Единственное, что мне осталось в жизни.
Он сделал еще глоток этого ужасного бренди и с отсутствующим видом кивнул. Казалось, что его здесь вообще нет, по крайней мере его разума.
— О'кей, генерал, что все это значит?
И я все рассказал ему. О мельнице у Ла-Гранде, о Клер Бувье, о Красной Рубашке и его дружках — все. Пока я говорил, солнце взошло и залило светом залив. Когда я закончил рассказ, он покачал головой и тяжело вздохнул.
— Вы так и не научились обдумывать свои поступки? Будто у вас нет друзей на свете!
— Такой уж я человек. А теперь давайте послушаем ваше профессиональное мнение.
— Все очень просто. Вы искали не в том месте. Здесь, в бухте, сильное течение, поэтому надо смотреть посередине фарватера. Как говорится, у меня оборвалось сердце.
— Но там глубина пятнадцать или даже шестнадцать морских сажен!
— Верно, генерал, верно. — Он устало улыбнулся. — Вот поэтому вам и нужен папочка. Дайте мне пять минут, чтобы собрать снаряжение. Мы возьмем надувную лодку с выносным мотором, только надо, чтобы якорный линь имел длину по крайней мере двадцать морских сажен. Он нам там пригодится.
— А вы уверены, что достаточно хорошо себя чувствуете для подводного путешествия? — спросил я.
— Вы, наверное, шутите, — ответил он без малейшего намека на улыбку, повернулся и пошел с курьезной важностью, а одеяло тащилось за ним по песку, словно тога, и во всем этом было что-то пугающее. Ведь только что, когда я пытался разбудить его, он выглядел словно труп. А теперь этот труп двигался. Чудеса, да и только.
Я сидел согнувшись в надувной лодке посередине фарватера, готовый соскользнуть в воду. Примерно в девять часов Тэрк появился на поверхности и сделал мне знак. Я поправил мундштук акваланга и погрузился вслед за ним в серую как дым воду на глубину в десять морских сажен. «Оттер» притаился на островке морской травы, словно странное морское чудовище. На расстоянии казалось, что все вполне нормально, но когда я подплыл поближе, то увидел дыры в поплавках и корпусе самолета. Нам больше нечего было здесь делать, я пошел за Тэрком наверх и выплыл на поверхность около надувной лодки. Он выплюнул мундштук акваланга и зло усмехнулся.
— Это поработал какой-то умелец с газовым резаком. Вы в самом деле знаете, как приобретать влиятельных друзей.
Я залез в лодку, снял акваланг и завел выносной мотор.
— Отлично, я просто лопаюсь от смеха. Какие у нас перспективы?
— Чтобы поднять его? — Он пожал плечами. — О, я могу сделать это. Но мне нужны два понтона и паровая лебедка, да еще надо нанять с полдюжины рабочих из местных.
— А сколько потребуется времени?
— Месяц, может, и больше, если помешает погода. Но в любом случае это будет дорого стоить. Четыре или пять тысяч долларов, да и машина вся ободрана. Значит, потребуется ремонт корпуса и поплавков, системы управления, да и всей машины. Если прибавить стоимость официальных предполетных проверок, на которых всегда настаивают власти, то только один Бог знает, во сколько все это обойдется. Вы сможете заплатить?
Я покачал головой:
— Да никогда в жизни.
— А как насчет страховки?
— Она ни за что не покроет все расходы. Я никогда не мог позволить себе большую страховую премию.
Я заглушил выносной мотор, лодка подошла к берегу, и мы вдвоем вытащили ее на песок. Тэрк взял свой акваланг.
— А тот тип в красной рубашке и в очках… Я поспрашиваю людей. Может быть, кто-нибудь его знает.
— А что это даст? — с горечью спросил я. — Он же никогда не заплатит за это.
— Может, и не заплатит. Но вы смогли бы вытащить его из норы и вежливо спросить, зачем он все это сделал?
Только сейчас я осознал размер постигшей меня катастрофы и зло пнул борт надувной лодки.
— Почему?! — взмолился я. — Почему?
— Я думаю, что неплохо бы задать несколько вопросов этой девушке.
— Клер Бувье?
— Она не хотела, чтобы полиция вмешалась в это дело, не так ли? Сказала вам, что это не то, о чем вы подумали. Этот выродок пытался задавить вас грузовиком и умчался в сторону стоянки вашего «Оттера». Явное предупреждение, чтобы вы побеспокоились о своем бизнесе. Уверен, если кто-нибудь и может пролить свет на ситуацию, так только она.
Я посмотрел на часы. Уже перевалило за девять тридцать.
— О'кей, похоже, это имеет смысл, если больше ничего нельзя сделать. У меня как раз назначена с ней встреча в десять часов в церкви Иглесиас де Иисус. Хотите, поедем вместе?
В ответ он улыбнулся своей странной меланхолической улыбкой.
— Только не это, генерал. Я много лет не был в церкви. Это место не для меня. Я буду нести свой крест. А вы — свой.
И, сделав такое мрачное, но вполне определенное заявление, он повернулся и направился к коттеджу.
До церкви Иглесиас де Иисус, расположенной в самой середине богатой сельскохозяйственной области, от моего коттеджа всего десять минут езды. Покрытый сетью ирригационных каналов район с вкрапленными в ландшафт белеными домиками выглядел очень живописно. Лимонные рощи и поля пшеницы рядом с пальмами и зданиями мавританской архитектуры делали этот пейзаж похожим более на Северную Африку, чем на Европу. Как и все сельские храмы на острове, эта церковь отличалась изящной простотой линий и, сверкая белизной на средиземноморском солнце, являла собой чудесный образец европейской готики. Открыв дверь, я вошел внутрь, будто нырнул в холодную воду. Здесь стояла такая тишина, что я застыл в нерешительности, не понимая почему. Может, сами небеса подавали мне знак, что все будет хорошо в этом лучшем из миров, а весь мой житейский опыт и все горькое, что с ним связано, в конце концов только иллюзия.
Храм наполнял обычный запах ладана, свечи мерцали у алтаря. И ни души кругом. С каким-то неясным страхом я подумал, что та девушка, наверное, вовсе не собиралась приходить сюда. Никогда не собиралась. И вдруг я увидел, что ошибался, полагая, что здесь никого нет. У алтаря, опустив голову и молитвенно сложив руки, стояла на коленях монашенка в черном одеянии.
Глубоко вздохнув и скрепя сердце, я направился к выходу, как вдруг услышал знакомый тихий голос.
— Мистер Нельсон!
Я медленно обернулся, слишком удивленный, чтобы ответить. С центральной панели задника алтаря Иисуса на меня смотрело выполненное с потрясающим мастерством изображение Святой Девы с Младенцем. От ее строгой красоты веяло тихим покоем. Исчезали все сомнения в том, что Бог есть любовь. Клер Бувье стояла перед алтарем в своем черном одеянии, и ее можно было бы принять за модель, которую использовал художник, писавший Мадонну, если не знать, что этот задник для алтаря он создал в первой половине XVI века. Но все выглядело совершенно реально, несмотря на некоторую странность происходившего. По крайней мере, это объясняло, почему у нее так коротко острижены волосы.