Он был прав, разумеется, и все-таки дело было не только в этом.
– Что-то в нем было. В те дни, когда я встретил его впервые, он показался мне единственной реальностью, чем-то надежным в этом безумном, свихнувшемся мире. Я верил ему безоглядно.
– Ну а потом? Что случилось потом?
– Ничего. Это я изменился, он-то остался прежним. Он всегда оставался тем, что и теперь, – вот в чем весь ужас. Того Шона Берка, которого – как мне представлялось – я знал в Лоренцо Маркесе и позже, просто никогда не существовало в действительности.
Воцарилось молчание. Я некоторое время лежал, размышляя, потом внимательно посмотрел на деда.
– Скажи, ты ведь знал, что они затевают?
– Только частично. Об остальном догадывался. Хоффера выслали из Штатов несколько лет назад, когда ему грозила тюрьма за уклонение от уплаты налогов. Он сотрудничал с Cоsa Nоstra[5] в Америке, а приехав сюда, прихватил с собой несколько приятелей из американо-сицилийской мафии. Они привезли на Сицилию кое-что новое, как я уже говорил тебе. Наркотики, проституцию и прочую гадость. Мне это не нравилось, но все-таки это были наши люди.
– С тех пор они тут и укоренились?
– Именно. Совет решил, что они имеют на это право.
– Так значит, вы приняли их к себе?
Дед кивнул.
– Надо сказать, они оказались неплохими организаторами, этого у них не отнимешь. Хоффер, к примеру, взялся вести наши дела по нефтяным разработкам в Геле. В общем-то, он проделал хорошую работу, но я никогда не доверял ему – да и его приятелям тоже.
– Эти-то люди и действовали против тебя?
– Все это далеко не так просто. Иногда сообща, а зачастую поодиночке, они пробовали давить на меня. Они думали, им не составит труда улестить тупоголового сицилийского крестьянина, заставить его плясать под свою дудку. Одурачить его. Когда же им это не удалось, они попытались действовать по-другому, иными методами.
– Включая бомбу, убившую мою мать? Ты же знал, что они готовы уничтожить тебя в любую минуту, и все-таки сотрудничал с ними? – Я покачал головой. – Акулы, раздирающие друг друга на части, учуяв запах крови.
– Ты все еще не понимаешь. – Он вздохнул. – Мафия – это Совет, Стейси, а не один только Вито Барбаччиа. По закону они имели право быть принятыми. А это, другое, – мое личное дело.
– И ты убивал их всех исключительно по закону, это ты мне пытаешься доказать?
– Любой из них мог быть причастен к той бомбе, которая убила твою мать, – а может быть, и все сразу.
– Тогда почему же Хоффер до сих пор жив?
– Не люблю спешки. Я привык по-своему обделывать такие дела, – ответил дед мрачно. – Хоффер тупица, как и вообще все те, кто считает себя умниками. Он женился на этой английской вдовушке, этой аристократке, из-за денег. К несчастью, она оказалась сметливее, чем он думал, и вскоре его раскусила. Она не давала ему ни пенни.
– Почему же она просто не ушла от него?
– Кто их поймет, этих женщин! Может любила. Ну, вот он и избавил ее от тягот этого бренного мира, отправив в иной, лучший, очень ловко и аккуратно подстроив несчастный случай, – он, кстати, до сих пор еще знает, что мне известно об этом, – а после этого обнаружил, что она ему ничегошеньки не оставила.
– Все перешло к Джоанне.
– Вот именно; на тех условиях, что он все это унаследует, если девушка умрет прежде, чем успеет вступить в свои права. Как только она достигнет совершеннолетия, для него все будет кончено. Она может тут же, не сходя с места составить завещание и оставить все состояние благотворительному обществу или какой-нибудь неизвестной кузине – все, что угодно. Тогда даже убийство оказалось бы бессмысленным.
Дед встал и подошел к окну, снова превратившись в темную тень.
– Однако в этом желании прибрать к рукам имущество падчерицы им двигала не одна только жадность. Он боялся. Его ожидал смертный приговор. Он использовал наши деньги, деньги мафии, в различных операциях с золотом, в основном в Египте, в надежде и самому сорвать большой куш. К несчастью, кто-то намекнул властям. Дважды его суда были пойманы с поличным.
– Кто-то предупредил власти? Кто-то по имени Вито Барбаччиа?
Я так расхохотался, что чуть было не задохнулся, и дед торопливо подошел к кровати и налил мне воды в стакан. Я сделал глоток и вернул стакан. Да. Заставил-таки поволноваться старика.
– Забавно, не правда ли? – выговорил я наконец. – Ты же не знал, что я был на одном из этих судов? Что из-за этого я и угодил в египетскую тюрьму?
Единственный раз за всю эту жизнь мне удалось потрясти деда. Он протянул ко мне руку, и на лице его отражалась крайняя растерянность.
– Стейси, – пробормотал он, – что я могу сказать? Так оно и было. Я виноват перед тобой.
– Забудь об этом, – сказал я. – Это слишком смешная история, чтобы быть трагичной. Лучше расскажи-ка мне еще что-нибудь занимательное.
Дед опустился на стул. Он все еще не мог оправиться от потрясения.
– Так вот, Хофферу нужно было дать шанс возместить ущерб, чтобы Общество не пострадало. Собрался Совет, чтобы обсудить положение. Он честно во всем признался, но делал вид, будто заключая подобные сделки, хотел принести пользу Обществу. Но это ему не помогло, ведь Совет не давал ему таких полномочий. Хоффер признал, что обязан вернуть этот долг, и попросил дать ему время, чтобы собрать необходимую сумму.
– И ему дали время.
– Не было никаких причин отказывать. Он сказал на Совете, что по условиям завещания его покойной жены ему был оставлен существенный пай в акциях американских предприятий. Что он реализует их месяца за два-три и выручит больше чем достаточно, чтобы рассчитаться.
– И Совет поверил ему?
– А зачем ему было лгать? Если бы он не явился с деньгами к назначенному сроку, им и так занялись бы, даже если бы он и попытался сбежать.
– Но ведь ты знал, что он лжет?
Дед спокойно кивнул.
– В том-то и заключается тупость Хоффера: ему, понимаешь ли, все не верится, что старый сицилийский крестьянин оказался умнее его. Я всегда был на шаг впереди него – всегда. Я видел фотокопию завещания его жены раньше, чем он узнал о его содержании.
– Почему же ты не сказал Совету?
– Мне было любопытно посмотреть. Мне хотелось узнать, как он будет выкручиваться.
– И оставаться, как обычно, на шаг впереди него? Ты ведь знал, что у него один выход – избавиться от падчерицы, прежде чем ей исполнится двадцать один год?
– Скажем так – после того как я увидел завещание, это представлялось мне как один из возможных вариантов. Позднее до меня дошли слухи об этой кутерьме с Серафино и как оно все неожиданно пошло наперекосяк.
– И тут тебе подвернулся я и открыл недостающие карты. – Я опять разозлился. – Если ты знал, что девушка остается у Серафино, так как хочет укрыться от Хоффера до своего совершеннолетия, ты должен был понимать, что цель нашей маленькой экспедиции в горы, в таком виде как мне ее представили, – ложь. Что единственное, для чего мы могли туда отправиться, – это уничтожить Джоанну.
Я заговорил громче.
– Что же, черт побери, ты думал, могло произойти, когда я окажусь там и все откроется? Или может ты считал, что я лгу тебе? Ты, что, думал, я заделался убийцей молоденьких девушек!?
– Не будь идиотом, Стейси, – сказал дед сухо. – Ты плоть от плоти моей – и я знаю это. Представим такого рода дела разным там Хофферам и Беркам. Людям без совести.
– Совесть? – Я расхохотался. – Разве ты не понимал, что Берку придется убить меня, ведь он знал, что я не стану стоять рядом и смотреть, как они расправляются с девушкой! Что ты своим молчанием, посылаешь меня на верную смерть, точно так же, как Хоффер?
– Но у меня не было выбора, неужели ты не понимаешь? – возразил он спокойно. – Послушай меня и постарайся понять, Стейси. Совет дал Хофферу время – время, чтобы он вернул деньги, а как – это уж его личное дело. Или деньги на бочку к назначенному сроку, или смерть – другого выбора у него не было. Но если уж кому-нибудь дали время, он может действовать по своему усмотрению, и Общество не должно вмешиваться. Если бы я предупредил тебя, что он намеревается убить девушку, я тем самым подтолкнул бы тебя к тому, чтобы не допустить этого, и оказался бы таким образом виновен в нарушении одного из старейших законов мафии.
– И это означало бы смерть для Вито Барбаччиа, так?
– Смерть? – Он, казалось, был искренне изумлен. – Ты думаешь, это пугает меня? А я надеялся, что ты наконец-то понял. Законы существуют для всех, и все обязаны им подчиняться, даже капо. Без них мы ничто. В них – сила, благодаря им мы до сих пор существуем. О, нет, Стейси, тот, кто нарушает законы, заслуживает смерти – он ДОЛЖЕН умереть.
На какое-то мгновение мне почудилось, что я сошел с ума.
Я очутился в незнакомой стране, где были свои правила и обычаи, такие же закостенелые, архаические, как у средневековых рыцарей.
Не так-то легко мне было собраться с мыслями, однако я заметил:
– И все-таки, что-то не сходится. Ну хорошо, предположим, я не знал, что Хоффер из мафии, но он-то знал, что я твой внук, и я достаточно ясно намекнул Берку, что разговаривал с тобой об этом деле.
– А почему это должно волновать его? История о похищении падчерицы была состряпана вполне правдоподобно, включая причины, по которым ему не хотелось поднимать шума: и он думал, что все, в том числе и я, приняли его версию насчет денег, которые будут выручены за акции. Так при чем тут девчонка Траскотт и то, что с ней приключилось?
Все это было не лишено смысла. Без сомнения, объяснение казалось таким же приемлемым, как и все остальные, которые предлагались мне в этом темном, кошмарном мире мафии.
– Тем не менее, мы остаемся при том, что ты мог предупредить меня, – медленно произнес я. – Ты мог бы мне как-нибудь намекнуть, о том что происходит, сказать мне, по крайней мере, что Хоффер из мафии, в тот первый вечер, когда мы с тобой разговаривали.
– Тогда я нарушил бы закон, Стейси, а этого я никак не мог сделать. Хоффер знал это, и для меня даже выгодно было помалкивать. Это ведь Хоффер втянул тебя в это дело. Хоффер да еще этот Берк, который обманывал тебя. Если бы ты вдруг пошел против них, Хофферу некого было бы в этом винить, кроме меня.
– У этого твоего Совета могут оказаться другие соображения по этому поводу, – заметил я. – Возможно, они не захотят поверить, что твой внук действовал не по твоим прямым указаниям.
– Ну что ж, поживем – увидим, – ответил Вито. – Но ты должен сам придти на заседание, Стейси, и увидеть все своими глазами. Думаю, это будет забавно.
– Забавно? – Если бы я был поближе к нему, я бы, наверное, мог ударить его в эту минуту. – Меня могли убить, ты что, не понимаешь? Я любил тебя – я всегда тебя любил. Несмотря ни на что, а ты послал меня на смерть – молча, без единого слова – ради каких-то дурацких замшелых законов, нелепой ребяческой игры!
Вито нахмурился.
– На смерть, Стейси? Ты и в правду так думаешь? – Он хрипло расхохотался. – Ну что ж, ладно, признаюсь. Я собирался удержать тебя от этого в тот первый вечер, когда ты приехал повидаться со мной, хотя бы силой, если понадобится. Но потом я поговорил с моим внуком – увидел его в деле, увидел, каков он есть мафиозо, такой же, как его дед, только рангом выше. А этот Берк – это ничтожество, эта ходячая развалина, гниющая заживо, – ты что же думал, я поверю, будто бы моему внуку не справиться с ним?!
Его голос упал до хриплого шепота, и он нагнулся ко мне совсем близко, одной рукой опираясь на край кровати. Я смотрел на него, не в силах отвести глаз.
– Неужели ты не понимаешь, Стейси? Хоффер должен был получить свой шанс – таковы законы – но я хотел, чтобы он ползал на брюхе, раздавленный, жалкий, так как я уверен, что из всех них именно он наверняка виновен в гибели моей дочери. Я хотел, чтобы его план провалился, а потому позволил лучшему и самому безжалостному из мафиози, какого я когда-либо знал, выполнить это для меня.
Меня словно обдало ледяной волной, я содрогнулся, а он сел на свое место и спокойно закурил еще одну сигару.
– Для тебя это только игра, не так ли? И чем она сложнее, тем лучше. Ты мог бы расправиться с Хоффером когда угодно и где угодно. Дома, на улице – но это было бы для тебя слишком просто. Тебе нужна была классическая трагедия.
Дед встал, лицо его было бесстрастно; он смахнул пепел с лацкана пиджака и поправил галстук.
– Они скоро будут здесь. Я пришлю к тебе Марко с одеждой.
Дверь за ним затворилась. С минуту я невидящим взглядом смотрел в потолок, потом сбросил ноги с кровати, встал и попытался пройти хоть немного.
Я прошел до окна и обратно. Голова сильно кружилась, и плечо болело невыносимо, когда я двигал рукой, но главное – я мог двигаться, а это было все, что мне требовалось.
Я рылся в ящиках ночного столика, когда вошел Марко. Он кинул замшевый пиджак, габардиновые брюки и белую нейлоновую рубашку на постель и достал «смит-вессон».
– Ты случайно не это ищешь?
Он бросил его мне. Я вытащил револьвер из кобуры, с минуту подержал его в левой руке, потом крутанул барабан и высыпал патроны на одеяло.
Я аккуратно перезарядил его, вернул барабан на место и сунул револьвер в кобуру.
– Был еще бумажник.
– Вот он.
Марко вынул его из кармана и протянул мне, молча глядя, пока я проверял содержимое.
– Они уже здесь?
– Почти все.
– А Хоффер?
– Нет еще.
Я заметил, что руки у меня слегка дрожат.
– Помоги мне одеться. Не следует заставлять их ждать.
[6].
– Ты говоришь о нем в прошедшем времени, Карл, – заметил дед. – Следует ли понимать, что он действительно ему принадлежит?
– Это единственная хорошая новость, которую я могу сообщить сегодня Совету, – ответил Хоффер. – Полиция, как всем известно, беспомощна в подобных делах, так что, когда Лентини прислал записку с требованием о выкупе, я наскреб необходимую сумму и встретился с ним лично, как и было условлено, на дороге в Беллону. Он взял деньги и рассмеялся мне в лицо, когда я попросил вернуть приемную дочь. Он надумал оставить ее себе.
– Странно, – негромко прервал его дед. – Как мне известно, у Серафино отсутствует нечто, весьма существенное и необходимое для донжуана.
Хоффер помолчал, пронзительно глянув на него, и довольно находчиво возразил:
– Он метил не в меня, поступая подобным образом. Он хотел выказать презрение к Обществу – ко всем нам. – Пожав плечами, он широко развел руками. – Я не мог сидеть сложа руки, ничего не предпринимая, когда несчастная девушка подвергалась немыслимым надругательствам от людей Серафино. В прошлом мне уже приходилось пользоваться услугами ирландского наемника, полковника Берка, прославившегося своими подвигами в Конго. Мне подумалось, что такой человек сумеет выполнить то, на что не способен никто другой, – проникнуть в неприступные отроги Каммараты и вызволить мою приемную дочь. Я полетел на Крит, встретился там с Берком, и он согласился взяться за это рискованное дело, подрядив себе в помощники еще трех парней, из тех, что служили под его началом в Конго.
Даже я теперь слушал его с интересом, а в гостиной стояла тишина, как в соборе.
– Только когда полковник Берк и его парни приехали сюда, я обнаружил кое-что примечательное. Один из них был внуком нашего капо, молодой человек по имени Виатт.
Удар был рассчитан точно, и мяч полетел прямо в ворота Вито Барбаччиа. Дед ловко поймал его – думаю он ждал этого. Он откашлялся, и лицо его стало печальным и строгим:
– Все знают, что моя дочь с ребенком переехала ко мне после того, как ее мужа-американца убили в Корее. Она погибла от рук подлого наемного убийцы, покушавшегося на мою жизнь. К несчастью, мой внук отчасти обвинил меня в том, что произошло с его матерью.
Это, по-видимому, был вечер откровений и разговоров по душам.
– Мы отдалились друг от друга, и мальчик – тогда ему было девятнадцать – бежал с острова. На какое-то время я потерял его из виду, затем узнал, что он служит наемником в Конго. Он был у меня на днях с этим самым Берком и рассказал, для чего они приехали на Сицилию. Меня поразила эта история, и я не мог понять, почему Карл не обратился ко мне за помощью, но решил, что у него были на то свои причины.
– За помощью? – Хоффер опять воздел руки, точно взывая к Совету. – Разве кто-нибудь мог тут помочь? Моя единственная надежда была на Берка и его парней.
Затем, словно это только что пришло ему в голову, он как-то неуверенно повернулся к Барбаччиа.
– Мне нечего скрывать. При создавшихся обстоятельствах мне казалось, что, чем меньше людей будет знать об этом, тем лучше для девушки.
– Ну разумеется, – кивнул дед. – Во всяком случае, мой внук подробно рассказал мне об своих замыслах. Спуститься с парашютом на Каммарату – дерзкая мысль.
К этому времени, разумеется, атмосфера переменилась: все уже чувствовали, что тут что-то кроется, что-то происходит между Хоффером и моим дедом.
– Мне жаль, что девушка умерла, – заметил Барбаччиа. – Я знаю, как она была дорога тебе, Карл. Потерять дочь – что может быть страшнее! Я понимаю.
– Капо! – хрипло воскликнул Хоффер. – Бог свидетель – это немыслимо, но я должен сказать вам. В этой схватке – в перестрелке между группой полковника Берка и людьми Серафино – ваш внук также нашел свою смерть; насколько мне известно, он погиб, безуспешно пытаясь спасти жизнь моей названой дочери.
И тут я понял, для чего Хоффер устроил весь этот спектакль: он так подробно рассказывал обо всем, подводя повествование к последнему сокрушительному удару, желая нанести его публично, в присутствии самых значительных лиц.
Дед съежился, уронил свою трость – точно состарился на глазах.
– Стейси? – сказал он хрипло. – Стейси погиб?
Хоффер, разумеется, не позволил себе торжествующе улыбнуться, но уголки его рта слегка дрогнули. Дед выбрал именно эту минуту для нанесения ответного удара. Он вынул новую сигару и чиркнул спичкой, снова став прежним.
– Отлично, Карл, замечательно. Ты мог бы далеко пойти в Обществе, если бы только не был так глуп.
Марко тронул меня за плечо, но я уже встал и шагнул в гостиную. Небеса не разверзлись, и Зевс-громовержец не посылал своих громов и молний, однако впечатление было почти такое же.
Хоффер страшно побледнел, в основном от потрясения, но, думаю, также и от внезапного осознания того, что его карта бита. Для других я был просто неожиданно появившимся чужаком, посторонним, и самый толстый и безобидный на вид из сидевших в гостиной мгновенно выхватил автоматический «манлихер», выказывая сноровку настоящего профи.
Мой дед остановил его жестом руки.
– Мой внук, Стейси Виатт, господа, который – если верить словам нашего друга – с честью погиб в горах Каммараты этим утром, напрасно пытаясь спасти жизнь Джоанны Траскотт. Следует, кстати, упомянуть, что эта юная леди в эту самую минуту находится в другой части виллы, где ей обеспечены уход и лечение.
Рука Хоффера нырнула в карман, но смерть уже смотрела на него из дула «смит-вессона», зажатого в моей левой руке.
– Нет, Стейси! Не здесь. Здесь он неприкосновенен, – крикнул дед. – Таков закон.
Господин в слишком ярких подтяжках отобрал у Хоффера «вальтер», а я сунул «смит-вессон» обратно в кобуру.
– А теперь – истина, господа.
Вито Барбаччиа щелкнул пальцами, и Марко, который уже подошел и стоял за моей спиной, извлек из конверта серую официальную бумагу с печатью, развернул и положил на стол.
– Фотокопия завещания, на которое Хоффер ссылался: только сегодня днем она попала мне в руки.
«Интересно, – подумал я, – сколько человек из присутствующих поверили этому?»
– Оно на английском, но среди вас есть достаточно людей, знающих этот язык, и они могут заверить Совет, что Хоффер солгал. Жена ничего ему не оставила. У него нет никаких акций в Америке, которые он мог бы реализовать, чтобы покрыть долг. – Он посмотрел на Хоффера. – Будешь возражать?
– Иди ты к дьяволу! – крикнул Хоффер.
Дед продолжал:
– Единственной его надеждой было уничтожить девушку, но Лентини провел его. Тогда он нанял этого Берка. Но им нужен был кто-нибудь, кто знал бы местность и говорил по-итальянски, и тут Берку пригодился мой внук. Мой внук, которого он считал, вплоть до этой минуты, убитым – спокойно и хладнокровно – вместе с Серафино и девушкой; так думал и я, пока не прочитал завещания и не услышал рассказа Стейси о том, что произошло в Каммарате. Можно лишь возблагодарить Всевышнего и некомпетентность этого Берка за то, что Стейси остался жив и сумел доставить девушку в Беллону.
Хофферу нечего было добавить; никто не мог помочь ему здесь, в этой комнате, где люди с непроницаемыми, суровыми лицами стояли вокруг стола. А потому он ответил так, как позволяла его грубая, животная натура, ударив по больному месту.
– Ну что ж, Барбаччиа, ты победил. Но это я подложил ту бомбу, что убила твою дочь. Я, своими собственными руками.
Он плюнул в лицо деду. Марко быстро шагнул вперед, но Вито уперся рукой ему в грудь.