– Благодарю вас, полковник.
* * *
Когда мы проезжали через ворота, Берк закурил еще одну сигарету, и в свете спички я заметил, как у него вспотело лицо. Неужели он испугался? Это казалось невероятным.
– С тобой все в порядке, Шон? – спросил я.
Впервые я подумал, что могу не дождаться от него ответа, но когда тот последовал, в нем прозвучала горечь:
– Бог знает, что они сделали с тобой в тюрьме, но я представляю, как тебе пришлось несладко.
Почему он заговорил об этом именно сейчас? Я смотрел на море и думал, но не о том, что случилось на вилле, а о Карле Хоффере, Благородной Джоанне и Великом Любовнике Серафино Лентини, который так сильно желал девушку, что настоял на том, чтобы подержать ее у себя еще немного. Серафино стал бесполым, как сказал дед, после пыток в полиции... И он был неспособен к физическому акту любви.
ТОГДА ПОЧЕМУ ВИТО БАРБАЧЧИА, ВЕЛИКИЙ СТРАТЕГ И ТАКТИК, РЕШИЛ СООБЩИТЬ МНЕ ОБ ЭТОМ?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Хоффер оказался верен слову и обеспечил нас «фиатом» с просторным салоном для нашей разведывательной поездки. Кроме того, он навязал нам еще и Розу Солаццо, аргументировав свое пожелание тем, что женщина придаст убедительность нашей легенде, однако я подозревал, что она поехала с нами в качестве простого соглядатая.
Совещание, состоявшееся ранним утром, происходило в спешке. Хоффер улетал по делам в Катанью на своей «сессне» и стремился вылететь пораньше, чтобы успеть вернуться к вечеру и подвести итоги дня.
Никакого упоминания о стрельбе на вилле Барбаччиа не последовало – этот факт я счел весьма интересным, принимая во внимание еще одну деталь. Когда мы возвращались с виллы деда, Берк попросил меня держать все случившееся при себе – казалось, он был сильно обеспокоен тем, чтобы не расстроить такого уважаемого бизнесмена, как господин Хоффер, – не дай Бог тот узнает, что каким-то образом оказался причастен к насилию подобного рода. Чиччио, однако, не мог не слышать выстрелов, хотя и пребывал в своем обычном флегматичном состоянии по пути назад. Мне было трудно представить, что он не передал впоследствии эту весьма будоражущую новость остальным обитателям поместья Хоффера.
Маршрут, которым мы следовали, ничем не отличался от обычного, который избрали бы туристы, задумавшие проехать на машине через остров по направлению к Агридженто в поисках красивых мест. Я сидел за рулем, как и планировалось, Берк рядом со мной, а Роза Солаццо получила в свое распоряжение заднее сиденье. Надо сказать, что она выглядела весьма привлекательной в голубом брючном костюме морского стиля, сшитом скорее по мужской моде, который был дополнен более чем женской белой нейлоновой блузкой с оборками. Красный шелковый шарф вокруг головы приятно довершал ее облик плюс, конечно, неизменные темные очки.
Она не пыталась завести разговор и читала журнал. Когда, проехав около десяти миль, я остановился в деревеньке Мисилмери, чтобы купить сигарет, то спросил ее, не желает ли она чего-нибудь. Ее ответом было лишь легкое покачивание головы.
Присутствие Розы сводило к минимуму разговор между мной и Берком, однако последний в любом случае казался не в настроении. Он откинулся на спинку сиденья, угрюмо размышляя над какими-то мировыми проблемами, а в его руках опять была заметна слабая дрожь.
Впервые я поймал себя на мысли о том, способен ли полковник выполнить то, на что мы подрядились. Судя по тому, как он действовал на вилле деда, никак нельзя было сказать, что он в какой-то мере потерял форму. Выстрел, прикончивший парня с «люпарой», был очень трудным, однако рука Берка была, как всегда, верной на спусковом крючке. Хотя некоторые нехорошие признаки все же ясно угадывались в нем... Но хватит об этом, сказал я себе, и постарался сконцентрироваться на удовольствии от поездки.
Стояло время весеннего сбора урожая; апельсиновые деревья благоухали спелыми плодами в теплом воздухе, и кругом цвели цветы. Красные маки, анемоны, а в некоторых местах ирис распростерся как ковер, уходящий за горизонт. Еще неделя, и железная рука лета схватит землю за горло и выжмет ее насухо, оставив горную страну умирать от жажды, и превратит в подобие голых скал и песков Северной Африки.
Чем дальше мы уезжали от Палермо в сердце острова, тем больше я осознавал, как мало изменилась страна. Здесь уже не встречались «веспас» и «ламбреттас», так привычных для сельскохозяйственной зоны, прилегающей к городу. Здесь мы проезжали через средневековый пейзаж, через такую бедность, которую вряд ли встретишь где-либо еще в Европе.
Миновав старика-крестьянина верхом на осле, мы проехали мимо вереницы изможденных женщин с корзинами на головах, одетых в старомодные черные платья, словно в траур по собственному существованию. Черные подолы колыхались в клубах пыли, и женщины поворачивали к нам коричневые морщинистые лица, состарившиеся задолго до срока.
Деревни производили то же впечатление – большинство домов было без окон, дверь являлась единственным источником света и воздуха и открывалась в темную полость, которая во многих случаях служила приютом не только людям, но также свиньям и козам. Обитали в деревнях в основном женщины, старики и вечно голодные дети.
В одном таком месте я остановился снаружи небольшой траттории, и мы сели за грубый деревянный стол в тени, и хозяин – очень старый человек с белесыми волосами – принес нам бутылку «пассито», обжигающе ледяную со дна ручья.
Хотя было только одиннадцать утра, но уже очень жарко, и, когда нас окружило кольцо благоговейно разглядывающих детей, мы ясно ощутили запах их немытых тел.
– У них что, здесь нет ни одного мужчины? – проворчал Берк. Он выглядел уставшим и много потел – гигантские темные пятна пропитывали под мышками его рубашку.
– Большинство мужчин эмигрировало, – сказал я ему. – В некоторых провинциях Сицилии восемьдесят пять процентов населения состоит из женщин и детей.
Берк с отвращением осмотрелся вокруг и вытер пот со лба.
– Что за чертова страна.
Роза Солаццо исчезла в поисках места, которое используется в качестве туалета в этих краях, и присоединилась к нам как раз в тот момент, когда полковник произносил свой последний комментарий. Он, очевидно, ей не понравился.
– Это одна из беднейших областей в Европе, полковник Берк. Летом здесь такой же климат, как и в Северной Африке, земля едва поддается обработке, а все источники воды контролируются мафией. Эти люди рождаются без какой-либо надежды. Что они еще могут предпринять, как только не попытаться уехать?
Она, очевидно, и не надеялась переубедить его. Люди, о которых она говорила, были ее соотечественниками – не исключено, что она начала свою жизнь в одной из подобных деревень.
Берк рассмеялся.
– Вы, как мне кажется, живете весьма прилично.
Роза резко протолкалась через толпу детей и забралась в «фиат». Я допил свой стакан и покачал головой, когда Берк стал наливать себе еще один.
– Я не стал бы на твоем месте повторять. Сильная штука «пассито».
Этого оказалось достаточно, чтобы заставить его наполнить стакан до краев. Тогда я оставил Берка за столом и сел в машину. Вынув сигареты, я предложил одну Розе.
– Примите мои извинения. Он просто не понимает.
Роза была взбешена.
– Я не нуждаюсь в ваших извинениях. Он, по крайней мере, говорит от невежества, но вы и вам подобные – вы и мафия – ответственны за все это.
Итак, я был все еще мафиозо? Я обернулся, и она наклонилась и дотронулась до моего плеча.
– Нет, я раздражена и вымещаю свой гнев на вас. Вы простите меня?
Я не мог сказать, что творилось за темными стеклами. Подумала ли она, что зашла слишком далеко, и просто пыталась восстановить отношения или же боялась самой мысли о том, что оскорбила внука Вито Барбаччиа? Или, возможно, это была всего лишь простая вежливость?
Мой ответ годился для всех трех вариантов.
– Все в порядке.
Берк тем временем допивал свой третий стакан. Закончив его, он встал, затем снова резко сел, выглядя удивленным.
– Вы предупреждали его насчет «пассито»? – спросила Роза.
– Он был не в том настроении.
Она начала смеяться. Мстительность, особенно когда это касается женщин, всегда сладка.
* * *
Мы были уже высоко в горах, на гигантских безлюдных скалах вокруг Монте Каммарата, причем сама гора поднималась в небо на высоту около шести тысяч футов.
Берк погрузился в оцепенение, а Роза положила руки на спинку моего сиденья, и мы беседовали; наши голоса становились тише, когда скалы смыкались вокруг нас. Съехав с главной дороги, мы стали подниматься по серпантину в горы, долина лежала глубоко под нами.
Чертова страна, как сказал Берк, пристанище беглых рабов и бандитов со времен Римской империи.
Во время войны здесь был главный опорный пункт итало-германской системы обороны, когда союзники оккупировали остров, однако американцы прошли через него без усилий благодаря тому, что, по слухам, большинство итальянских солдат дезертировали после приказа, поступившего от мафии.
Дорога сузилась, однако она полностью принадлежала нам, и я держался ближе к скале, медленно поднимаясь на второй передаче в облаке пыли. Единственными живыми существами, которых мы видели, были пастух со стадом высоко над линией буковых деревьев, и когда мы проехали поворот, то обнаружили Беллону в сотне ярдов впереди.
В течение многих лет из-за постоянного состояния анархии и бандитизма в сельской части Сицилии люди стремились объединяться в деревни, значительно большие по размеру, чем встречаются повсюду в Европе. Беллона была поменьше остальных, хотя, возможно, это было естественно в такой малонаселенной высокогорной стране.
Несколько улиц сбегали под уклон к площади, причем сточные канавы вдоль них были открытыми – видимо, никто не возражал против запаха мочи. В пыли вяло играли тощие дети.
Я затормозил у винной лавки. В тени стояли три деревянных стола со скамейками; двое мужчин сидели и пили красное вино. Один из них был старым крестьянином в потертой темной одежде. Его приятель выглядел иначе – низкорослый, крепко сложенный человек лет сорока, с типом лица, которое не подвержено загару, и с темными, глубоко посаженными глазами.
Что отличает мафиозо? Очевидно, особый взгляд, вид превосходства и отстраненности от других людей. Этот человек был Серда – я уже был уверен в этом, когда он поднялся на ноги и двинулся в нашу сторону.
– Что я могу сделать для вас, синьор? – сказал он, когда я вылез из машины, чтобы поприветствовать его.
Берк выглядел уже совершенно больным. Большие капли пота стекали с его лица, и он плотно прижимал руку к животу.
– Мы едем в Агридженто, – сказал я. – Один из моих пассажиров заболел. – Он наклонился, посмотрел на Берка, затем на Розу, и я добавил:
– Вы владелец?
Он кивнул.
– Кто он, американец?
– Ирландец. Выпил бутылку «пассито» на нашей последней остановке. Несмотря на то, что его предупреждали.
– Туристы. – Серда покачал головой. – Мы проводим его в дом.
– Лучше подождите снаружи, синьорина, – сказал я Розе. – Что мне заказать вам?
Она помолчала, затем слегка улыбнулась.
– Кофе, но убедитесь, чтобы они вскипятили воду.
– Я сразу же пошлю жену, синьорина, – сказал Серда. – Может быть, вы соизволите сесть за один из столиков?
Она вышла из машины, когда мы взяли под руки Берка.
Внутри дома находился мраморный прилавок с трещиной посередине, полдюжины столиков и проход за ними. Серда раскрыл дверь ударом ноги, и мы оказались в маленькой заставленной спальне, очевидно, его собственной. Мы уложили Берка на кровать, и я ослабил ему галстук.
– Через пару часов худшее закончится, – сказал Серда. – Похмелье неприятное, но он будет в состоянии путешествовать. Я вернусь через минуту.
Он вышел – очевидно, договориться насчет кофе, – а я прикурил сигарету и подошел к окну. Минуту спустя дверь открылась, и когда я обернулся, Серда стоял, прислонившись к косяку и держа руку за спиной.
– Теперь мы поговорим. Кто вы?
– Не слишком ли вы быстрый? – сказал я.
Он покачал головой:
– Никто в здравом уме по пути в Агридженто не едет в обход, выбирая самую дрянную дорогу в Сицилии ради забавы.
– Вы правы, конечно. Я собираюсь достать кое-что из своего правого кармана, поэтому не стреляйте в меня. Это не оружие.
Носовой платок произвел практически такой же эффект, как какая-нибудь древняя реликвия. На мгновение мне показалось, что он собирается поцеловать его. Он вынул из-за спины старый автоматический «кольт» сорок пятого калибра, возможно, оставшийся у него с войны, и положил на сундук с выдвижными ящиками.
– Итак, вы от капо. Я был почти уверен, что вы от Общества, с момента, когда увидел вас, но ведь каждый может ошибаться. Странно, что мы не встречались раньше. Я бываю в Палермо каждый месяц по делам Общества.
– Я уезжал на несколько лет. Только что вернулся. – Я решил полностью добить его. – Я внук капо.
Его глаза расширились на мгновение, и я подумал, что он может преклонить колена.
– Но, конечно, я помню вашу матушку, земля ей пухом. – Он перекрестился. – Ваш отец американец, я знаю. Я сразу подумал, что в вас есть что-то не совсем сицилийское. Кто такой ваш друг?
– Он работает со мной, но история с «пассито» совершенно верна.
Он ухмыльнулся:
– Мы оставим его здесь. Прохладней, чем на кухне, во всяком случае.
Кухня была большой просторной комнатой с небольшим окошком, так что в ней было почти совсем темно, несмотря на яркое солнце снаружи. Серда принес за столик бутылку вина, наполнил пару стаканов и предложил мне сесть. Его жена вспорхнула от плиты, словно темная птица, и исчезла за дверью с подносом.
– Ну так что же привело внука капо в Беллону?
– Серафино Лентини, – сказал я.
Он промолчал, так и не донеся стакана до рта, затем снова опустил его на стол.
– Вы хотите добраться до Серафино? – Он рассмеялся. – Матерь божья, я тоже этого хочу. И капо сказал вам встретиться со мной? Я не понимаю. Общество гоняется за Серафино вот уже почти два года. Он причинил нам много неприятностей, и наши люди давно охотятся за ним. – Он глотнул вина и вздохнул. – Ничего вдохновляющего.
– Кого он из себя строит? – сказал я. – Второго Джулиано? Робин Гуда?
Серда сплюнул на пол.
– Серафино такой же, как и все остальные, – старается быть номером первым. Он оказывает пастухам некоторые услуги время от времени или предотвращает выселение какой-нибудь старой женщины, так что они думают, что солнце светит ему за спиной. Шесть месяцев назад недалеко от Френтини он задержал местный автобус, который вез зарплату кооперативу. Застрелил водителя и банковского клерка. Водитель умер два дня спустя.
– Действительно, жестокий человек, – прокомментировал я.
– Дикий, – сказал он. – Никогда не образумится. Скажу вам, что он сильно пострадал в руках полиции, когда был моложе. Потерял глаз. Я лично думаю, что он никогда не смирится с этим. Но какое все-таки вам до него дело?
Я рассказал то, что ему можно было знать, и, когда закончил, Серда покачал головой:
– Но это чистое безумие. Вы никогда не сможете подойти близко к Серафино. Пойдемте, я покажу вам.
Он выдвинул ящик стола и вынул крупномасштабную карту района, на которой была изображена область горы Каммарата с подробными деталями.
– Вот здесь Серафино находится в настоящий момент. – Серда обозначил точку на карте с противоположной стороны горы, примерно в пятнадцати сотнях футов ниже вершины. – Там есть пастушья хижина рядом с ручьем. Он пользуется ею почти все время, за исключением того, когда находится в бегах.
– Вы уверены? – искренне удивился я.
Серда печально улыбнулся:
– Сейчас я вам все объясню. Знать, где находится Серафино, и схватить его там – две совершенно разные вещи. Ему поклоняется каждый пастух в горах. У них разработана сигнальная система от скалы к скале, которая предупреждает Серафино о приближении кого-либо, когда тем требуется еще три или четыре часа, чтобы забраться наверх. Я не раз пытался добраться до него с местными людьми, которые верны Обществу, – с людьми, которые выросли в горах. И мы всегда терпели неудачу.
– Сколько с ним людей?
– В настоящий момент трое – братья Вивальди и Джо Рикко.
Я изучал карту две или три минуты, затем попросил его описать район детально. Я не нуждался ни в каких пометках, ибо раньше слишком часто занимался этим. В конце концов я кивнул и сложил карту.
– Могу я оставить карту себе?
– Конечно. Это ведь невозможно, вы убедились?
– Напротив. – Я улыбнулся. – Я чувствую себя даже более уверенным, чем раньше. Теперь мне надо немного пройтись. Нужно осмотреть местность. Увидимся позже.
Я задержался у входной двери, ослепленный внезапным сиянием, и надел темные очки. Роза сидела за столом, ближайшим к машине; поднос стоял напротив нее. Она была не одна. Два парня, лениво развалившиеся у края стола, были типичными для молодежи, все еще остававшейся в этих краях. Жестокие, загрубевшие лица, потрепанная и залатанная одежда, разбитые ботинки и полотняные кепки вполне подходили бы в другом месте Европы для одного из прошедших веков.
Спина Розы была прямой и напряженной, и она курила сигарету, уставившись в пространство. Один из мужчин что-то сказал – я не расслышал, что именно, – и тут же остатки кофе из чашки Розы полетели ему в лицо.
Для сицилийского мужчины женщина не была человеком в полном смысле слова – она должна была делать то, что ей говорили. Быть оскорбленным женщиной, да еще публично, – об этом невозможно было даже и подумать. Некоторые из наблюдавших детей рассмеялись, и парень протянул руку через стол и криком заставил Розу встать, а другую занес для удара.
Я схватил его за плечо и развернул лицом к себе. Мы смотрели друг на друга достаточно долго, и выражение его лица уже начало постепенно меняться, когда я ударил его тыльной стороной руки. Я не сказал ни слова. Рука у парня потянулась к щеке, а друг дернул его за рукав. Оба попятились с побелевшими лицами, развернулись и поспешили прочь.
Роза присоединилась ко мне, застегивая блузку.
– Что бы вы сделали, если бы они вдвоем бросились на вас? Пристрелили бы их?
– Но они ведь не бросились, – заметил я.
– Нет, вы правы – они знают, что лучше не связываться с мафией.
– Но откуда им знать, с кем связываются?
– Не играйте со мной в игры, мистер Виатт. Вы давно не смотрелись в зеркало? На вашем лице ясно отпечатался мафиозо. Самодовольство, сила, тихая ярость. Вы ведь даже не заговорили с этими бедолагами. Большего оскорбления нельзя было и придумать.
– Для вас или для него? – Я перехватил руку Розы, готовую ударить меня. – Бедная Роза. Вы носите нейлоновое белье и платья из Лондона и Парижа и чувствуете себя виноватой перед ними. Почему? У вас, вероятно, есть братья и сестры, которые до сих пор живут в подобном дерьме?
– Нечто вроде. – Она кивнула. – Вы чересчур умный, мистер Виатт.
– Стейси, – сказал я. – Зовите меня Стейси. А теперь давайте прогуляемся.
* * *
За деревней мы обнаружили прекрасный склон, который плавно поднимался по направлению первой гряды с темным лесом на противоположной стороне, затем голая скала и вершина, слабо различимая и сверкающая на дневной жаре.
Я захватил из машины бинокль и, расстелив карту, которую дал мне Серда, стал тщательно сверять ориентиры с теми, что были на самом деле.
– Так можно это сделать? – спросила Роза, когда я складывал карту и убирал бинокль в футляр.
– Я думаю, да.
– И вы не собираетесь сказать мне, как именно?
– Я думал, вы поехали с нами только покататься.
Она ударила меня кулаком по плечу.
– Я уверена, вы первый из тех, кто способен вызвать ярость.
– Хорошо, – сказал я. – А теперь мы забудем все на свете, за исключением того, как здесь прекрасно. Мы проведем остаток дня, словно беззаботные любовники, и будем говорить друг другу прекрасную ложь.
Она рассмеялась, откинув голову назад, но, когда я взял ее руку в свою, она позволила ей остаться там.
* * *
Мы обнаружили на склонах васильки с гигантскими желтыми тычинками, амброзию, орхидеи и серебряно-голубую горечавку. Мы гуляли около часа, потом легли в небольшую ложбинку, нагретую солнцем, курили и разговаривали.
Я оказался прав: Роза была родом из деревни в провинции Мессина, очень похожей на Беллону. Дядя с материнской стороны, вдовец, владел небольшим кафе в Палермо, и его единственная дочь умерла. Ему нужен был кто-нибудь на ее место в деле, а никакой сицилиец не может подумать о том, чтобы пригласить человека со стороны, если в семье имеется подходящая кандидатура.
Она вышла замуж в восемнадцать за пожилого владельца подобного заведения, который умудрился удачно отойти в мир иной год спустя.
У меня создалось впечатление, что Хоффер просто занял пустующее место, – он умел удивлять ее, однако Роза была не очень откровенна насчет деталей. Важным являлось то, что она была способна подстраиваться под него, как самая искушенная женщина в мире, что было отнюдь не просто даже с ее умом и навыками.
Роза, в свою очередь, задала мне несколько вопросов, и я обнаружил, что отвечаю. Я не сказал ничего существенного, конечно, но глаза у нее неожиданно расширились:
– Невероятно, – проговорила она. – Вы совершенно обычный человек. Мне трудно представить, что вы можете так хладнокровно убивать, как прошлой ночью.
– Значит, вы знаете об этом? – удивился я. – Кто же вам сообщил?
– Ну, полковник Берк. – Ответ сорвался у нее с языка, прежде чем она смогла прикусить его. – Я слышала, как он говорил Карлу.
КОГДА ЖЕ ВСЕ ОКОНЧАТЕЛЬНО ВСТАНЕТ НА СВОИ МЕСТА?
Я громко рассмеялся, и Роза спросила меня, что я нахожу столь забавным.
– Жизнь, – ответил я. – Одна большая шутка.
Я повалил ее на спину и поцеловал. Она лежала и смотрела на меня спокойными глазами и не пошевелилась, чтобы остановить мою руку, когда я просовывал ее под блузку, чтобы положить ей на грудь. Ее сосок расцвел под моим большим пальцем, и я заметил крошечные капли пота у нее на бровях.
Я уничтожил их поцелуем и рассмеялся.
– Брючные костюмы, несомненно, являются наилучшей защитой женской добродетели со времен пояса верности. Почти неразрешимая проблема.
– Но не совсем, – заметила она.
– Да, не совсем.
Я поцеловал ее снова, и на этот раз ее руки обвили мою шею, придвинули меня ближе. Роза действительно была очень желанной, но доверия к ней я все же не испытывал.
* * *
Мы спускались к деревне другой дорогой, и мне удалось заглянуть внутрь огороженного стеной сада, находившегося за винной лавкой, с высоты в пару сотен футов. У амбара был припаркован красный «альфа-ромео», а у входа разговаривали двое мужчин. Достав бинокль, я обнаружил, что это были Серда и Марко Гаджини.
Роза шла чуть впереди и собирала дикие цветы. Я ничего не сказал ни ей, ни тем более Серда, когда мы вернулись в лавку. Берк был снова на ногах, но выглядел крайне неважно. Я усадил его на заднее сиденье, а Розу посадил рядом с собой.
Берк сдерживал свой темперамент первую сотню ярдов, а затем взорвался:
– Так ты расскажешь мне наконец, ради всего святого? Что ты выяснил?
– Где обитает Серафино.
– Можем мы достать его?
– Я думаю, да. Помнишь высадку в Лагоне?
– Когда мы прыгали с парашютом, чтобы спасти монахинь? – Берк нахмурился. – Именно это ты и предлагаешь?
– Это единственный способ, – сказал я. – Можешь подготовить снаряжение?
Он кивнул.
– Нет проблем. Завтра оно будет доставлено с Крита.
Слушай, а ты на самом деле уверен в успехе?
– Я расскажу все по порядку, когда мы вернемся, – сказал я ему. – А сейчас почему бы тебе еще немного не поспать?
Берк с горечью рассмеялся:
– Спать? Я больше никогда не буду спать.
Он скрючился в углу, а я бросил «фиат» в первый поворот, подняв облако пыли. Посмотрев в зеркало, я увидел, что улыбаюсь.
* * *
Мы достигли Палермо, когда вечер еще не наступил, и здесь нам предстояло сделать еще одно дело, о чем я и напомнил Берку. Мы зашли в банк Хоффера, представили его чек и перевели деньги в вексель одного швейцарского торгового банка, на который я указал. Мы оставили вексель в хранилище банка, из которого его можно было извлечь только по представлении ключа, который нам дали, и подписи банкира.
Берк был недоволен – во многом потому, что я заставил его сделать то, что ему не хотелось делать. Клерк дал мне большой манильский конверт, в который мы положили вексель, и я позволил Берку самому запечатать его, отчего его настроение вроде бы немного улучшилось. Я сказал ему, что он может держать ключ при себе, и Берк аккуратно спрятал ключ в бумажник.
В конце концов полковник все же остался недоволен. Но я даже был обрадован этим обстоятельством.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Когда мы возвратились на виллу, Хоффера еще не было. Роза скрылась, чтобы принять ванну. Именно это хотел сделать и я, однако Берк снова вернулся к жизни. Я сказал ему:
– Прими-ка душ и выпей кофе. Если Хоффер увидит тебя в таком состоянии, то начнет тревожится за свои капиталовложения.
Мои слова произвели весьма специфический эффект.
– К черту Хоффера, – заявил Берк. – Я ему нужен, и он хорошо об этом знает. Давай-ка побеседуем. Мне надо знать, что ты выяснил сегодня.
И он потащил меня через холл на веранду. Пайет и Легран играли в карты, между ними на столе стояла бутылка.
Пайет вскочил, завидев Берка, и его лицо озарилось внутренним огнем.
– Слава Господу! – воскликнул Легран. – Сегодня здесь было так же живо и многолюдно, как на кладбище. Когда, наконец, мы возьмемся за дело?