Они нагнулись одновременно. Ленту Мэйбл тут же узнала — как же, ее собственная. Подержала, поглаживая дрогнувшими пальцами ткань, но когда Гард протянул руку, не раздумывая положила убор ему на ладонь.
— Спасибо, — поблагодарил он и сунул вещи в карман.
Они еще немного прогулялись по парку, а потом пошли к машине. Был пятый час. Ей пора возвращаться, чтобы успеть забрать сына домой, а Гарду — немного вздремнуть перед ночной сменой. Если повезет, никакие сновидения не будут его мучить.
Когда же ему так везло в последний раз, усмехнулся он невесело.
Ответ пришел сам собой — в ту ночь, когда он арестовал Алана.
— Может, поужинаешь сегодня с нами?
спросила Мэйбл.
— А как же сын?
— Я уже рассказывала ему, что мы с тобой когда-то давным-давно были друзьями. Он ничего не имеет против.
— Значит, друзьями? — хмыкнул Гард.
С Мэйбл их связывало что угодно — безудержная страсть, надежда и мечты, слезы и боль, безграничная любовь — но только не дружба.
— Мальчишке еще мало лет, — заметила она. — Рановато знать правду. Так как насчет ужина?
— Только не сегодня. Хочу поспать перед работой.
— Ой, прости, я и забыла, что ты всю прошлую ночь работал. Может, на неделе?
Как просто сказать «да». И просто, и легко. Да, мне хотелось бы встретиться с тобой на этой неделе. Да, я был бы счастлив провести с тобой весь вечер, даже в присутствии Алана. Но еще проще и гораздо безопаснее отвергнуть приглашение. Что он и сделал, подъезжая к ее дому.
— Вряд ли.
Женщина отвернулась, но Гард успел заметить, как ей неприятен отказ, и почувствовал себя последним подлецом.
— Что ж, ладно, — проговорила она и, открыв дверцу, быстро вышла. Когда она снова взглянула на него, в ее глазах светилась благодарность.
— Спасибо, рада нашей встрече, — негромко проговорила Мэйбл.
Повернувшись, направилась по лужайке к дому, а он все сидел, наблюдая, как она поднимается по ступенькам, отпирает замок и захлопывает за собой дверь. Его так и подмывало броситься вслед, сказать, что он наврал, что на самом деле ему было бы приятно поужинать с ней вместе. Двигатель работал вхолостую, а Гард все не уезжал, раздираемый противоречивыми желаниями.
Наконец благоразумие взяло верх, и он, решительно развернувшись, поехал домой, в свою тихую пустую комнату, где его никто не ждет и где столько времени провел в одиночестве. Подальше от того места, где на самом деле хотелось бы быть.
За что она благодарила, размышлял Гард по дороге. За обед? Вполне вероятно. Но только ли за это?
А может быть, еще и за то, что он больше не сердится на нее, что забыл былые обиды и опять вошел в ее жизнь? Ему не хотелось в это верить. Ведь в таком случае придется поверить и в то, что она стремится восстановить их былые отношения, что все еще любит его. А если это так, то почему же он собирается отплатить ей черной неблагодарностью, причинить боль?
Впрочем, стоит ли делать такие поспешные выводы по одному-единственному, брошенному ею доброму взгляду? И вообще он слишком много раздумывает. Нужно поспать хоть пару часов, чтобы в голову не лезла всякая чепуха, решил Гард.
Что он сейчас и попробует сделать.
— А хорошо бы сегодня притвориться больным и не ходить на работу!
Стоя на коленях возле клумбы, Мэйбл искоса взглянула на сына — Алан, удобно облокотившись о перила, наблюдал, как она работает. Не перетружусь, усмехнулась про себя женщина. А вот он застыл и глазеет, вместо того чтобы подойти и помочь. Ну, ничего, негодник сегодня свое отработает.
— И думать не смей! Смотри и в самом деле не свались от солнечного удара. Только этого мне не хватает!
Поймав ее на слове, Алан выпрямился, схватился руками за грудь и театрально рухнул на пол, откинув голову, закатив глаза и раскрыв рот. Но через секунду слегка пошевелился — посмотреть наблюдает за ним мать или нет. Увидев, что да, снова замер.
— Неплохо, — сухо заметила Мэйбл. — Но можно бы и получше.
Он перевернулся на живот и просунул голову между деревянными стойками перил.
— Ну, пожалуйста, мамочка, позволь мне сегодня не ходить! Завтра я отработаю две смены, клянусь тебе! Сегодня ужасно жарко… Так хочется поплавать в бассейне у дедушки Роллинса. А бабушка сказала, что если ты разрешишь, я останусь у них ночевать. Ты ведь не против?
— А когда это ты успел поговорить с бабушкой?
— Да только что! Она сказала, что они сегодня собираются звонить папе, и если ты меня привезешь, я смогу с ним поговорить. А еще она разрешила покупаться у них в бассейне.
— Иди позвони ей и скажи, что я привезу тебя после работы.
— Ну, мам…
— Ну, Алан… — передразнила она его. — Все, беги.
Озорник сделал вид, что изо всех сил пытается вытащить голову, но никак не может. Изобразив на лице дикий испуг, он заорал:
— Ой, мам, голова застряла! Никак не могу вытащить. Что же делать? Придется мне, бедному, несколько дней пролежать без еды и воды, пока не похудею. Может, тогда голова усохнет и вылезет. А потом уж точно до конца недели работать не смогу от переживаний!
— Ничего, сейчас схожу к соседям, возьму у них пилу и вызволю тебя, — рассмеялась мать. — Правда, одно ухо придется отрезать. А может, и оба…
Сын вытащил голову, встал и схватился за перила.
— Мне, правда, придется идти на работу, мам? Ведь так жарко…
— Ничего не поделаешь. Ну, беги звонить бабушке.
Алан скрылся в доме, и женщина тоже поднялась, с наслаждением разогнув спину. А ведь и в самом деле жарища, подумала она, вытирая со лба пот. Прошлая неделя стояла прохладная, чуть больше двадцати градусов. А в ближайшее время по прогнозам ожидается около тридцати, а то и больше. Такую погоду синоптики обычно называют перепадом температур, но Мэйбл не могла припомнить ни одной осени и зимы в Стампе, когда не было бы резкого перехода от жары к холоду и наоборот. Бывало и такое — одну неделю гуляет в шортах, а на другой не знает, что еще нацепить на себя, чтобы согреться.
Обернувшись, она взглянула на корзины с анютиными глазками, которые поставила в тени раскидистого дерева. Следовало бы, конечно, посадить их с месяц назад, но и сейчас еще не поздно — будут отлично цвести всю зиму напролет. Она принесла их сегодня утром из садового питомника и последние несколько часов подготавливала клумбы — выдергивала прошлогодние цветы, собирала древесную кору и сухие ветки, рыхлила землю, вносила удобрения. Теперь осталось только посадить цветы, разровнять почву — и до весны ни забот, ни хлопот.
Мэйбл уже почти расправилась с первой корзиной, когда услышала позади себя шум мотора. Обернувшись, еще раз вытерла пот со лба и замерла — из машины показался Гард. В глубине души она была счастлива его видеть, но виду не подала, — слишком обидел его отказ поужинать с ней и сыном.
Он дошел по извилистой дорожке до нижней ступеньки лестницы и прислонился к перилам. Окинув его равнодушным взглядом, хозяйка сняла перчатку и поправила выбившуюся прядь волос.
— Подай мне, пожалуйста, вон те цветы, — самым небрежным тоном проговорила она. Вот еще, станет ему показывать, что оскорблена в лучших чувствах. Не дождется!
Гость принес пластиковую корзинку и поставил на землю.
— Какими судьбами в наших краях? — И, не дожидаясь ответа, вытащила из корзины пакетик с шестью корешками нежнейших бледно-сиреневых цветов, отделила один и воткнула в землю, придавив ее вокруг стебелька. Через полминуты остальные пять оказались рядом, а Мэйбл уже взялась за цветы с изящными белыми лепестками.
— Да вот, проезжал мимо, решил подвезти Алана на работу.
— Немного рановато, ты не находишь? У него в запасе еще часика два есть.
— Знаю. Как раз хватит, чтобы его мама со мной пообедала. Если она, конечно, не против…
Женщина на секунду оторвалась от своего занятия, чтобы взглянуть на непонятного визитера. Не человек — загадка. То отталкивает от себя, то, наоборот, ищет ее общества… Зачем?
Но тут же, отвернувшись, улыбнулась. Какая разница, почему он это делает! Самое главное, что он здесь. Все остальное ровным счетом ничего не значит.
— Сейчас, вот только посажу эти цветы, приведу себя в порядок и поедем.
Упираясь одной рукой в землю, Мэйбл дотянулась другой до середины продолговатой клумбы и сделала несколько лунок. Цветы она решила посадить волнистыми рядами от начала грядки до самого конца, чередуя бледно-сиреневые и белые с пурпурными. Пока клумба, надо признать, выглядела немного голой, но через несколько недель цветы разрастутся, и будто шелковый ковер необыкновенной красоты покроет землю.
Чувствуя себя неловко, оттого что прохлаждается без дела, Гард отошел в сторону и стал наблюдать за хозяйкой. Она работала довольно методично — сначала делала ямки такого размера, чтобы туда поместился корень, потом сажала цветок, держа его за стебель, засыпала землей и утрамбовывала. Мужчине нравилось смотреть, как она движется, как напрягаются мышцы под влажной от пота белой футболкой. Мягкие округлости ее тела приятно ласкали взор. На лбу выступили капельки пота, на щеке грязь, волосы растрепались, но казалась еще красивее и доступнее, чем когда бы то ни было.
Неплохо было бы помочь ей, решил Гард, и принялся аккуратно отделять один цветок от другого и класть в протянутую руку.
— Когда я был мальчишкой, — заметил он, — мы часто помогали маме сажать цветы — нарциссы, ноготки и маргаритки. С тех пор я никакой работой по саду не занимался, разве что несколько раз за лето помогал отцу подстригать газон.
— Ты ведь жил в казарме, где же тебе было заниматься садом-огородом, — заметила Мэйбл.
— Я не всегда жил в казарме. Однажды мы снимали… — Поняв, что сказал лишнее, Гард отошел и взял под деревом еще одну корзину с цветами. Черт побери, теперь не отделаешься, подумал он.
— Что снимали? — спросила Мэйбл.
— Дом, — выдавил он из себя. И кто его тащил за язык!
— Кто это «мы»?
— Я и еще один полицейский.
— Ну, по мнению мужчин, иметь цветник перед домом вовсе не обязательно, ведь так?
Помощник молча протянул ей следующий цветок и, когда она взяла его, принялся растирать пальцами сухой комочек земли. Его молчание насторожило женщину — будто в чем-то провинился. И она, на секунду прекратив свое занятие, взглянула на него. Гард поспешно отвел глаза, чувствуя на себе ее испытующий, оценивающий взгляд. Наконец Мэйбл отвернулась и снова принялась методично втыкать цветы в землю.
— Надо же, далее сейчас, в шестидесятых годах, когда произносят слово «полицейский», я представляю себе мужчину, — заметила она. — Но ведь в полиции служат и женщины?
Гард и на это ничего не сказал.
— Вы были любовниками?
Теперь настала его очередь смотреть на нее, а ее — избегать мужского взгляда. И он увидел совершенно бесстрастное лицо — Мэйбл мастерски сумела его изобразить. Но голос ее выдал — он так и звенел от ревности. Странно, что она ревновала к женщине, с которой он не встречался уже много лет. Которую использовал, как и остальных, чтобы забыть свою первую любовь.
— Да, — равнодушно произнес он. — Были. — И голосом, дрожащим от злости, продолжал: — Ты сама порвала со мной и вышла замуж за другого! Так что я имел право спать и жить с кем угодно.
— Знаю, — виновато согласилась Мэйбл. Потом распрямилась на коленях перед клумбой и, запрокинув голову, взглянула на небо. — Как бы я хотела…
И осеклась. Гард не стал допытываться, чего бы она хотела. Он и так это прекрасно знал. Сам желал того же. Чтобы жизнь сложилась по-другому. Чтобы Реджи Роллинса никогда не было в ее жизни. Ну почему у нее в свое время не хватило силы воли дать отпор отцу? Прибежала бы к нему, Гарду, и попросила жениться на ней, увезти ее куда глаза глядят, подальше от отца. Чтобы их любовь длилась всю жизнь.
Но ничего этого не случилось. Родителям она подчинилась, к нему не прибежала, умоляя увезти куда-нибудь подальше, а Реджи стал ее мужем, лучшим другом и отцом ее сына. А он, отвергнутый, отошел куда-то на задний план и исчез из памяти. И любовь их длилась всего-то около года, а уж никак не всю оставшуюся жизнь.
Но, что самое обидное, хочет он того или нет, изменить что-либо уже не в силах.
— Ну, все! Остальные посажу вечером, когда спадет жара. — Мэйбл встала, стащила перчатки, сделала пару наклонов вперед, чтобы размять поясницу, и выпрямилась. Раскрасневшаяся, с короткими завитками волос, прилипшими к влажной коже. — Пойду приведу себя в порядок, скажу сыну, что ты пригласил нас обедать, и поедем. Может, войдешь?
Гость покачал головой.
— Подожду здесь.
Гард проследил, пока хозяйка не скрылась за дверью, и уселся на ступеньку. Когда-нибудь — может, через несколько недель, а если повезет, то и через несколько месяцев — он в последний раз будет наблюдать эту картину. А потом вернется к своей прежней жизни — жизни без нее, хотя отлично представлял себе, какой это будет ад кромешный.
Хлопнула входная дверь, из дома вышел Алан и тоже уселся на лестнице, но ступенькой выше.
— Мама говорит, вы нас везете обедать…
— Куда бы ты хотел поехать?
— В таком виде? — Мальчишка дернул себя за старенькую футболку. — Только туда, где меня никто из знакомых не увидит. А то я одет как пугало!
— По-моему, тебе еще рановато думать, во что ты одет.
— А вот бабушка Роллинс говорит, что нужно смолоду гордиться своим внешним видом, — отрезал Алан. — Правда, только тогда, когда пытается нацепить на меня рубашку с галстуком. Ненавижу эти удавки! — И прежде чем Гард успел что-то сказать по этому поводу, мальчонка быстренько перевел разговор на другую тему. — Может, мы сегодня не будем работать? А то такая жарища…
Воспитатель укоризненно взглянул на него.
— Ты отбываешь наказание, Алан. Советую не забывать об этом.
— Как же, забудешь тут! — пробормотал подопечный.
— Однако… — взрослый подождал, пока мальчишка снова обратит на него внимание, — сегодня решено сократить время работы на два часа.
Лицо Алана просветлело.
— Это из-за жары? Хоть бы она подольше продержалась!
— Не знаю из-за чего.
Лейтенанту сообщили новость, как раз когда он собирался ехать в эту семью, и ему было не до расспросов. Им владело одно желание — снова увидеть Мэйбл и узнать, сердится ли она на него за то, что произошло в прошлые выходные.
— Когда я сегодня вернусь после работы домой, мама отвезет меня к бабушке. Я останусь там ночевать. Мы сначала позвоним папе, а потом пойдем купаться. У них большой бассейн. Вода в нем подогревается, а зимой сверху натягивают тент, чтобы не замерзнуть. Я плавать люблю. В Мемфисе даже был в сборной школы, пока мама с папой… ну, вы знаете…
— А почему тебе нужно ехать к бабушке с дедушкой, чтобы позвонить отцу? Ты что, отсюда не можешь? — нахмурившись, спросил Гард. Его отчего-то насторожили именно эти слова Алана.
Мальчик беззаботно пожал плечами.
— А мы всегда так делаем, с тех пор как переехали. Мама с папой друг с другом почти не разговаривают, а бабушка с дедушкой ему часто звонят, и если он чувствует себя хорошо, я тоже могу, с ним поговорить.
— Он что, болен?
— Ага. Он заболел как раз перед нашим приездом сюда. И в больнице лежал пару раз. Иногда он вроде ничего, а иногда какой-то странный и… — Внезапно, видимо, вспомнив, с кем разговаривает, мальчишка оборвал себя на полуслове, а через секунду с вызовом добавил: — Но он поправится и тогда приедет сюда! Мы снова будем жить вместе, одной семьей. Втроем!
В дверях появилась Мэйбл. Отлично, обрадовался Гард, как раз вовремя. Лучшего момента и придумать нельзя. Не хотелось отвечать на вызов мальчугана, особенно когда он, сам того не ведая, дал ему новую пишу для размышлений.
Значит, Роллинс был болен и два раза лежал в больнице. Интересно, почему Мэйбл никогда об этом не говорила. И сыграла ли эта болезнь свою роль при разводе? Может, именно она дала мужу понять, что жизнь слишком ценная штука, чтобы тратить ее на женщину, которая никогда не любила его, которая и замуж-то вышла только из-за денег?
— Ну, куда поедем? — спросила Мэйбл, первой спускаясь по лестнице.
Шорты она переодела, сменив на новые, давая возможность бывшему возлюбленному вволю насмотреться на ее длинные ноги, сменила блузку, заплела косу и чуточку накрасилась. При виде стройной красивой женщины Гарда снова стал мучить вопрос, почему она разошлась с мужем и кто в этом виноват. Но больше всего ему хотелось бы знать, как это Реджи без нее обходится — ведь жизнь с Мэйбл пусть и не самая лучшая, намного приятнее, чем жизнь без нее.
На вопрос, куда поехать, Алан назвал ближайшее кафе быстрого обслуживания. Сообразив, что мальчик ждет его согласия, Гард кивнул и поднялся.
Народу в кафе было полным-полно, но им посчастливилось найти у стены только что освободившийся столик на двоих. Алан же взгромоздился на табурет у стойки, такой высокий, что ноги его не доставали до пола.
— Похоже, мальчик достиг того возраста, когда стыдится появления на людях с матерью, — вздохнув заметила Мэйбл. — Правда, не припомню, чтобы мои родители вызывали у меня подобные чувства.
— Зато я вызывал, — подколол ее Гард, переставляя тарелки с подноса на стол. — Ты не очень-то хотела, чтобы нас видели вместе.
Мэйбл расстелила салфетку, сняла обертку с гамбургера и только потом взглянула на собеседника.
— Это неправда, Гард. Мы с тобой все время где-то бывали.
— Да, но только там, куда никогда не заглядывали твои друзья. Где тебе не пришлось бы меня с кем-нибудь знакомить.
— Я и с твоими друзьями не была знакома…
— Ты никогда не выказывала такого желания.
— Ты тоже. — Она натянуто улыбнулась. — Впрочем, то, чем мы с тобой предпочитали заниматься, лучше было делать не при людях.
Он хотел было поспорить, но тут же передумал. А ведь она права! Больше всего ему хотелось быть с ней, а не с ее друзьями. Хотелось разговаривать с любимой, прикасаться к ее телу, заниматься с ней любовью. Жить в том мире, где только он и она. И в какой-то степени им удалось создать этот мир. Конечно, у каждого из них была своя жизнь — семья, друзья, его работа, ее учеба, — в которой они жили отдельно друг от друга. Но существовала и другая, в которой хватало места только для двоих.
Впрочем, разглагольствовать на этот предмет Гард не стал — просто сменил тему разговора.
— Алан сказал, что сегодня, когда закончит работать, поедет к дедушке и бабушке.
Мать кивнула.
— После того как ты его туда отвезешь, я хотел бы с тобой поговорить.
— О чем? — поинтересовалась она, но Гард лишь молча покачал головой.
Битком набитое кафе не располагало к подобным беседам, да и Алан сидел слишком близко, вполне мог что-нибудь услышать.
Мэйбл не стала настаивать. Может, кто-то скажет, что у нее напрочь отсутствует чувство собственного достоинства, но она готова пойти на все, лишь бы пробыть с приятным ей человеком подольше.
— А почему бы тебе самому не привезти его обратно? — предложила она. — Потом мы бы отправили его к бабушке с дедушкой, а сами спокойно поговорили бы.
Гард неохотно кивнул, и женщина поняла — он не в восторге от ее предложения. И вовсе не потому, что ему не хотелось отвозить Алана домой или беседовать с ней, нет. Его смущала перспектива поездки к Роллинсам. Что ж, его понять можно. Многие испытывали страх перед мистером Питером, а уж этот, больше чем кто бы то ни было, имел основания держаться от высокомерного богача подальше. Тринадцать лет назад он чуть не помешал осуществлению планов глав двух семейств поженить своих детей. А недавно арестовал единственного внука ее бывшего свекра.
Но самое главное, он может разрушить надежду Питера на то, что Мэйбл когда-нибудь снова вернется к его сыну. Когда-то она пожертвовала ради него дружбой и любовью.
Но теперь этого не произойдет. Она станет бороться за право любить и быть любимой.
И этому способствовала ее встреча с Гардом.
Мэйбл сидела дома и ждала, пока наставник привезет сына после смены домой, как они договаривались. Услышав шум мотора у входной двери, она вышла, прихватив с собой сумку, в которую положила кое-какие вещи сына. Сев в машину, принялась объяснять Гарду, как проехать к дому Роллинсов, не обращая внимания на его протестующий взгляд. Он ведь сегодня сам упрекнул ее в том, что она не представила его никому из своих знакомых. Настала пора это исправить.
Всю дорогу Алан без умолку рассказывал о том, чем они сегодня занимались. Впрочем, мать и без него догадалась — что-то красили. И руки, и лицо, и одежда мальчишки были испещрены пятнами. Время от времени он обрывал свое повествование, чтобы дать указания водителю — здесь направо, потом налево, — пока наконец они не выехали на неширокую частную дорогу, которая привела прямо к подъезду дома, построенного в южноамериканском стиле. Его с полным правом можно было назвать особняком. Даже на Мэйбл, выросшую на одном из соседних участков, вычурная красота этого здания когда-то производила ошеломляющее впечатление. Потом все приелось.
Она первой вышла из машины, за ней Алан, который тут же устремился к дому.
— Ну что, зайдешь познакомиться с дедушкой и бабушкой Алана:
Он лишь ухмыльнулся.
Когда Мэйбл подошла к входной двери, та распахнулась, гостеприимно пропуская ее в дом — Алиса их уже дожидалась. Она крепко обняла внука, несмотря на то, что он был вымазан с головы до ног, потом вежливо улыбнулась бывшей невестке.
— Алан, дедушка сейчас как раз разговаривает с папой по телефону. Беги скорее в кабинет!
Мальчуган чмокнул мать в щеку и скрылся в глубине просторного холла.
— Как Реджи? — повернулась к свекрови Мэйбл.
— Сегодня очень хорошо. — Алиса посмотрела в окно, потом перевела взгляд на гостью. — А как ты, дорогая?
— Отлично.
Не в силах больше сдерживаться, свекровь легким движением головы указала на «фордик».
— Это…
— Да, это Брустер.
— Ну, теперь я понимаю, чем он тебя прельстил. Красавец мужчина!
Мэйбл тоже взглянула в окно. Даже с большого расстояния было видно хмурое лицо Гарда. Может, следовало самой привезти сына, а он бы пока подождал дома, размышляла женщина. Но если он и вправду считает, что она стыдилась показывать его своим знакомым, то сейчас, стоя перед шикарным особняком Роллинсов, наверняка почувствует еще большую неуверенность в себе.
— Да, — повернулась она к Алисе. — Он красивый.
— Ты с ним снова встречаешься?
— Пытаюсь, — усмехнулась она. — Но пока не очень-то получается. Я за многое должна просить у него прощения.
Алиса печально вздохнула.
— Мы тоже, дорогая. Питер надавил на твоего отца, твой отец на тебя… — Я часто думаю, как сложилась бы ваша жизнь, предоставь мы вам возможность поступать по-своему. Ты бы, наверное, вышла замуж за своего Гарда, и вы были бы счастливы и подарили бы твоим родителям не одного внука. А Реджи… Может быть, если бы ему не выпала такая тяжелая доля — достойно нести фамилию Роллинсов, — он не был бы настолько уязвим. Жил бы своей жизнью, как хотел, с кем хотел и где хотел… Может, и не стремился бы тогда искать спасения от действительности в наркотиках.
И прежде чем Мэйбл смогла найти подходящий ответ, Алиса снова спряталась за вежливую улыбку.
— Сколько тебе лет, Мэйбл?
— Скоро тридцать два.
— Уже не девочка. Должна понимать, что настоящая любовь приходит к человеку лишь однажды, и иметь мужество сказать отцу, что не нуждаешься в его советах, в кого влюбляться, за кого выходить замуж и с кем быть счастливой. — Она улыбнулась и перевела разговор на другую тему. — Придешь завтра в церковь?
Мэйбл кивнула.
— Тогда мы Алана привезем туда. Желаю тебе приятно провести вечер, дорогая.
Мэйбл захлопнула за собой дверь и направилась к «фордику». Усевшись, пристегнулась, и они тронулись в путь. Несколько кварталов проехали в молчании.
— Что-нибудь случилось? — наконец отважился нарушить его Гард.
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Вы обе выглядели такими серьезными. Свекровь… — Обеими руками вцепившись в руль, он с трудом договорил: — Миссис Роллинс что-то сказала обо мне?
Он считает, что Алисе неприятно видеть ее с человеком, которого она чуть было не предпочла ее сыну, который, став полицейским, посмел арестовать ее внука, догадалась Мэйбл. Поскольку от ее родителей он не видел ничего хорошего, чего же ждать от родителей Реджи?
— По правде говоря, да, — ответила она, взглянув на него. — Сказала, что ты очень красивый мужчина.
Гард, не ожидавший комплимента, мучительно покраснел.
— Моя свекровь отличная женщина, — продолжала Мэйбл. — Равно как и мама. А вот с мужчинами нашей семье не повезло.
Несколько недель назад он бы как-то отреагировал на ее последнее замечание, сегодня же промолчал. И слава Богу, облегченно вздохнула Мэйбл.
Когда они подъехали к ее дому, Гард заметил под деревом несколько десятков анютиных глазок в пластиковых корзинках.
— Ты еще не закончила…
— Думала, пока будем разговаривать, посажу.
— Я тебе помогу.
Ей хотелось сказать, что он и так целый день провел на солнцепеке, занимаясь физическим трудом, но не стала этого делать, просто пожала плечами. Оставив сумочку на крыльце, натянула перчатки, опустилась на корточки и взяла в руки рыхлитель.
— О чем ты хотел со мной поговорить?
Гард не ответил. Казалось, чего проще — задать не дававшие ему покоя вопросы: почему ушла от мужа, что с ним происходит, в самом ли деле он болен, почему Алан не может поговорить с ним по телефону дома и так далее и тому подобное.
— Спасибо, — поблагодарил он и сунул вещи в карман.
Они еще немного прогулялись по парку, а потом пошли к машине. Был пятый час. Ей пора возвращаться, чтобы успеть забрать сына домой, а Гарду — немного вздремнуть перед ночной сменой. Если повезет, никакие сновидения не будут его мучить.
Когда же ему так везло в последний раз, усмехнулся он невесело.
Ответ пришел сам собой — в ту ночь, когда он арестовал Алана.
— Может, поужинаешь сегодня с нами?
спросила Мэйбл.
— А как же сын?
— Я уже рассказывала ему, что мы с тобой когда-то давным-давно были друзьями. Он ничего не имеет против.
— Значит, друзьями? — хмыкнул Гард.
С Мэйбл их связывало что угодно — безудержная страсть, надежда и мечты, слезы и боль, безграничная любовь — но только не дружба.
— Мальчишке еще мало лет, — заметила она. — Рановато знать правду. Так как насчет ужина?
— Только не сегодня. Хочу поспать перед работой.
— Ой, прости, я и забыла, что ты всю прошлую ночь работал. Может, на неделе?
Как просто сказать «да». И просто, и легко. Да, мне хотелось бы встретиться с тобой на этой неделе. Да, я был бы счастлив провести с тобой весь вечер, даже в присутствии Алана. Но еще проще и гораздо безопаснее отвергнуть приглашение. Что он и сделал, подъезжая к ее дому.
— Вряд ли.
Женщина отвернулась, но Гард успел заметить, как ей неприятен отказ, и почувствовал себя последним подлецом.
— Что ж, ладно, — проговорила она и, открыв дверцу, быстро вышла. Когда она снова взглянула на него, в ее глазах светилась благодарность.
— Спасибо, рада нашей встрече, — негромко проговорила Мэйбл.
Повернувшись, направилась по лужайке к дому, а он все сидел, наблюдая, как она поднимается по ступенькам, отпирает замок и захлопывает за собой дверь. Его так и подмывало броситься вслед, сказать, что он наврал, что на самом деле ему было бы приятно поужинать с ней вместе. Двигатель работал вхолостую, а Гард все не уезжал, раздираемый противоречивыми желаниями.
Наконец благоразумие взяло верх, и он, решительно развернувшись, поехал домой, в свою тихую пустую комнату, где его никто не ждет и где столько времени провел в одиночестве. Подальше от того места, где на самом деле хотелось бы быть.
За что она благодарила, размышлял Гард по дороге. За обед? Вполне вероятно. Но только ли за это?
А может быть, еще и за то, что он больше не сердится на нее, что забыл былые обиды и опять вошел в ее жизнь? Ему не хотелось в это верить. Ведь в таком случае придется поверить и в то, что она стремится восстановить их былые отношения, что все еще любит его. А если это так, то почему же он собирается отплатить ей черной неблагодарностью, причинить боль?
Впрочем, стоит ли делать такие поспешные выводы по одному-единственному, брошенному ею доброму взгляду? И вообще он слишком много раздумывает. Нужно поспать хоть пару часов, чтобы в голову не лезла всякая чепуха, решил Гард.
Что он сейчас и попробует сделать.
— А хорошо бы сегодня притвориться больным и не ходить на работу!
Стоя на коленях возле клумбы, Мэйбл искоса взглянула на сына — Алан, удобно облокотившись о перила, наблюдал, как она работает. Не перетружусь, усмехнулась про себя женщина. А вот он застыл и глазеет, вместо того чтобы подойти и помочь. Ну, ничего, негодник сегодня свое отработает.
— И думать не смей! Смотри и в самом деле не свались от солнечного удара. Только этого мне не хватает!
Поймав ее на слове, Алан выпрямился, схватился руками за грудь и театрально рухнул на пол, откинув голову, закатив глаза и раскрыв рот. Но через секунду слегка пошевелился — посмотреть наблюдает за ним мать или нет. Увидев, что да, снова замер.
— Неплохо, — сухо заметила Мэйбл. — Но можно бы и получше.
Он перевернулся на живот и просунул голову между деревянными стойками перил.
— Ну, пожалуйста, мамочка, позволь мне сегодня не ходить! Завтра я отработаю две смены, клянусь тебе! Сегодня ужасно жарко… Так хочется поплавать в бассейне у дедушки Роллинса. А бабушка сказала, что если ты разрешишь, я останусь у них ночевать. Ты ведь не против?
— А когда это ты успел поговорить с бабушкой?
— Да только что! Она сказала, что они сегодня собираются звонить папе, и если ты меня привезешь, я смогу с ним поговорить. А еще она разрешила покупаться у них в бассейне.
— Иди позвони ей и скажи, что я привезу тебя после работы.
— Ну, мам…
— Ну, Алан… — передразнила она его. — Все, беги.
Озорник сделал вид, что изо всех сил пытается вытащить голову, но никак не может. Изобразив на лице дикий испуг, он заорал:
— Ой, мам, голова застряла! Никак не могу вытащить. Что же делать? Придется мне, бедному, несколько дней пролежать без еды и воды, пока не похудею. Может, тогда голова усохнет и вылезет. А потом уж точно до конца недели работать не смогу от переживаний!
— Ничего, сейчас схожу к соседям, возьму у них пилу и вызволю тебя, — рассмеялась мать. — Правда, одно ухо придется отрезать. А может, и оба…
Сын вытащил голову, встал и схватился за перила.
— Мне, правда, придется идти на работу, мам? Ведь так жарко…
— Ничего не поделаешь. Ну, беги звонить бабушке.
Алан скрылся в доме, и женщина тоже поднялась, с наслаждением разогнув спину. А ведь и в самом деле жарища, подумала она, вытирая со лба пот. Прошлая неделя стояла прохладная, чуть больше двадцати градусов. А в ближайшее время по прогнозам ожидается около тридцати, а то и больше. Такую погоду синоптики обычно называют перепадом температур, но Мэйбл не могла припомнить ни одной осени и зимы в Стампе, когда не было бы резкого перехода от жары к холоду и наоборот. Бывало и такое — одну неделю гуляет в шортах, а на другой не знает, что еще нацепить на себя, чтобы согреться.
Обернувшись, она взглянула на корзины с анютиными глазками, которые поставила в тени раскидистого дерева. Следовало бы, конечно, посадить их с месяц назад, но и сейчас еще не поздно — будут отлично цвести всю зиму напролет. Она принесла их сегодня утром из садового питомника и последние несколько часов подготавливала клумбы — выдергивала прошлогодние цветы, собирала древесную кору и сухие ветки, рыхлила землю, вносила удобрения. Теперь осталось только посадить цветы, разровнять почву — и до весны ни забот, ни хлопот.
Мэйбл уже почти расправилась с первой корзиной, когда услышала позади себя шум мотора. Обернувшись, еще раз вытерла пот со лба и замерла — из машины показался Гард. В глубине души она была счастлива его видеть, но виду не подала, — слишком обидел его отказ поужинать с ней и сыном.
Он дошел по извилистой дорожке до нижней ступеньки лестницы и прислонился к перилам. Окинув его равнодушным взглядом, хозяйка сняла перчатку и поправила выбившуюся прядь волос.
— Подай мне, пожалуйста, вон те цветы, — самым небрежным тоном проговорила она. Вот еще, станет ему показывать, что оскорблена в лучших чувствах. Не дождется!
Гость принес пластиковую корзинку и поставил на землю.
— Какими судьбами в наших краях? — И, не дожидаясь ответа, вытащила из корзины пакетик с шестью корешками нежнейших бледно-сиреневых цветов, отделила один и воткнула в землю, придавив ее вокруг стебелька. Через полминуты остальные пять оказались рядом, а Мэйбл уже взялась за цветы с изящными белыми лепестками.
— Да вот, проезжал мимо, решил подвезти Алана на работу.
— Немного рановато, ты не находишь? У него в запасе еще часика два есть.
— Знаю. Как раз хватит, чтобы его мама со мной пообедала. Если она, конечно, не против…
Женщина на секунду оторвалась от своего занятия, чтобы взглянуть на непонятного визитера. Не человек — загадка. То отталкивает от себя, то, наоборот, ищет ее общества… Зачем?
Но тут же, отвернувшись, улыбнулась. Какая разница, почему он это делает! Самое главное, что он здесь. Все остальное ровным счетом ничего не значит.
— Сейчас, вот только посажу эти цветы, приведу себя в порядок и поедем.
Упираясь одной рукой в землю, Мэйбл дотянулась другой до середины продолговатой клумбы и сделала несколько лунок. Цветы она решила посадить волнистыми рядами от начала грядки до самого конца, чередуя бледно-сиреневые и белые с пурпурными. Пока клумба, надо признать, выглядела немного голой, но через несколько недель цветы разрастутся, и будто шелковый ковер необыкновенной красоты покроет землю.
Чувствуя себя неловко, оттого что прохлаждается без дела, Гард отошел в сторону и стал наблюдать за хозяйкой. Она работала довольно методично — сначала делала ямки такого размера, чтобы туда поместился корень, потом сажала цветок, держа его за стебель, засыпала землей и утрамбовывала. Мужчине нравилось смотреть, как она движется, как напрягаются мышцы под влажной от пота белой футболкой. Мягкие округлости ее тела приятно ласкали взор. На лбу выступили капельки пота, на щеке грязь, волосы растрепались, но казалась еще красивее и доступнее, чем когда бы то ни было.
Неплохо было бы помочь ей, решил Гард, и принялся аккуратно отделять один цветок от другого и класть в протянутую руку.
— Когда я был мальчишкой, — заметил он, — мы часто помогали маме сажать цветы — нарциссы, ноготки и маргаритки. С тех пор я никакой работой по саду не занимался, разве что несколько раз за лето помогал отцу подстригать газон.
— Ты ведь жил в казарме, где же тебе было заниматься садом-огородом, — заметила Мэйбл.
— Я не всегда жил в казарме. Однажды мы снимали… — Поняв, что сказал лишнее, Гард отошел и взял под деревом еще одну корзину с цветами. Черт побери, теперь не отделаешься, подумал он.
— Что снимали? — спросила Мэйбл.
— Дом, — выдавил он из себя. И кто его тащил за язык!
— Кто это «мы»?
— Я и еще один полицейский.
— Ну, по мнению мужчин, иметь цветник перед домом вовсе не обязательно, ведь так?
Помощник молча протянул ей следующий цветок и, когда она взяла его, принялся растирать пальцами сухой комочек земли. Его молчание насторожило женщину — будто в чем-то провинился. И она, на секунду прекратив свое занятие, взглянула на него. Гард поспешно отвел глаза, чувствуя на себе ее испытующий, оценивающий взгляд. Наконец Мэйбл отвернулась и снова принялась методично втыкать цветы в землю.
— Надо же, далее сейчас, в шестидесятых годах, когда произносят слово «полицейский», я представляю себе мужчину, — заметила она. — Но ведь в полиции служат и женщины?
Гард и на это ничего не сказал.
— Вы были любовниками?
Теперь настала его очередь смотреть на нее, а ее — избегать мужского взгляда. И он увидел совершенно бесстрастное лицо — Мэйбл мастерски сумела его изобразить. Но голос ее выдал — он так и звенел от ревности. Странно, что она ревновала к женщине, с которой он не встречался уже много лет. Которую использовал, как и остальных, чтобы забыть свою первую любовь.
— Да, — равнодушно произнес он. — Были. — И голосом, дрожащим от злости, продолжал: — Ты сама порвала со мной и вышла замуж за другого! Так что я имел право спать и жить с кем угодно.
— Знаю, — виновато согласилась Мэйбл. Потом распрямилась на коленях перед клумбой и, запрокинув голову, взглянула на небо. — Как бы я хотела…
И осеклась. Гард не стал допытываться, чего бы она хотела. Он и так это прекрасно знал. Сам желал того же. Чтобы жизнь сложилась по-другому. Чтобы Реджи Роллинса никогда не было в ее жизни. Ну почему у нее в свое время не хватило силы воли дать отпор отцу? Прибежала бы к нему, Гарду, и попросила жениться на ней, увезти ее куда глаза глядят, подальше от отца. Чтобы их любовь длилась всю жизнь.
Но ничего этого не случилось. Родителям она подчинилась, к нему не прибежала, умоляя увезти куда-нибудь подальше, а Реджи стал ее мужем, лучшим другом и отцом ее сына. А он, отвергнутый, отошел куда-то на задний план и исчез из памяти. И любовь их длилась всего-то около года, а уж никак не всю оставшуюся жизнь.
Но, что самое обидное, хочет он того или нет, изменить что-либо уже не в силах.
— Ну, все! Остальные посажу вечером, когда спадет жара. — Мэйбл встала, стащила перчатки, сделала пару наклонов вперед, чтобы размять поясницу, и выпрямилась. Раскрасневшаяся, с короткими завитками волос, прилипшими к влажной коже. — Пойду приведу себя в порядок, скажу сыну, что ты пригласил нас обедать, и поедем. Может, войдешь?
Гость покачал головой.
— Подожду здесь.
Гард проследил, пока хозяйка не скрылась за дверью, и уселся на ступеньку. Когда-нибудь — может, через несколько недель, а если повезет, то и через несколько месяцев — он в последний раз будет наблюдать эту картину. А потом вернется к своей прежней жизни — жизни без нее, хотя отлично представлял себе, какой это будет ад кромешный.
Хлопнула входная дверь, из дома вышел Алан и тоже уселся на лестнице, но ступенькой выше.
— Мама говорит, вы нас везете обедать…
— Куда бы ты хотел поехать?
— В таком виде? — Мальчишка дернул себя за старенькую футболку. — Только туда, где меня никто из знакомых не увидит. А то я одет как пугало!
— По-моему, тебе еще рановато думать, во что ты одет.
— А вот бабушка Роллинс говорит, что нужно смолоду гордиться своим внешним видом, — отрезал Алан. — Правда, только тогда, когда пытается нацепить на меня рубашку с галстуком. Ненавижу эти удавки! — И прежде чем Гард успел что-то сказать по этому поводу, мальчонка быстренько перевел разговор на другую тему. — Может, мы сегодня не будем работать? А то такая жарища…
Воспитатель укоризненно взглянул на него.
— Ты отбываешь наказание, Алан. Советую не забывать об этом.
— Как же, забудешь тут! — пробормотал подопечный.
— Однако… — взрослый подождал, пока мальчишка снова обратит на него внимание, — сегодня решено сократить время работы на два часа.
Лицо Алана просветлело.
— Это из-за жары? Хоть бы она подольше продержалась!
— Не знаю из-за чего.
Лейтенанту сообщили новость, как раз когда он собирался ехать в эту семью, и ему было не до расспросов. Им владело одно желание — снова увидеть Мэйбл и узнать, сердится ли она на него за то, что произошло в прошлые выходные.
— Когда я сегодня вернусь после работы домой, мама отвезет меня к бабушке. Я останусь там ночевать. Мы сначала позвоним папе, а потом пойдем купаться. У них большой бассейн. Вода в нем подогревается, а зимой сверху натягивают тент, чтобы не замерзнуть. Я плавать люблю. В Мемфисе даже был в сборной школы, пока мама с папой… ну, вы знаете…
— А почему тебе нужно ехать к бабушке с дедушкой, чтобы позвонить отцу? Ты что, отсюда не можешь? — нахмурившись, спросил Гард. Его отчего-то насторожили именно эти слова Алана.
Мальчик беззаботно пожал плечами.
— А мы всегда так делаем, с тех пор как переехали. Мама с папой друг с другом почти не разговаривают, а бабушка с дедушкой ему часто звонят, и если он чувствует себя хорошо, я тоже могу, с ним поговорить.
— Он что, болен?
— Ага. Он заболел как раз перед нашим приездом сюда. И в больнице лежал пару раз. Иногда он вроде ничего, а иногда какой-то странный и… — Внезапно, видимо, вспомнив, с кем разговаривает, мальчишка оборвал себя на полуслове, а через секунду с вызовом добавил: — Но он поправится и тогда приедет сюда! Мы снова будем жить вместе, одной семьей. Втроем!
В дверях появилась Мэйбл. Отлично, обрадовался Гард, как раз вовремя. Лучшего момента и придумать нельзя. Не хотелось отвечать на вызов мальчугана, особенно когда он, сам того не ведая, дал ему новую пишу для размышлений.
Значит, Роллинс был болен и два раза лежал в больнице. Интересно, почему Мэйбл никогда об этом не говорила. И сыграла ли эта болезнь свою роль при разводе? Может, именно она дала мужу понять, что жизнь слишком ценная штука, чтобы тратить ее на женщину, которая никогда не любила его, которая и замуж-то вышла только из-за денег?
— Ну, куда поедем? — спросила Мэйбл, первой спускаясь по лестнице.
Шорты она переодела, сменив на новые, давая возможность бывшему возлюбленному вволю насмотреться на ее длинные ноги, сменила блузку, заплела косу и чуточку накрасилась. При виде стройной красивой женщины Гарда снова стал мучить вопрос, почему она разошлась с мужем и кто в этом виноват. Но больше всего ему хотелось бы знать, как это Реджи без нее обходится — ведь жизнь с Мэйбл пусть и не самая лучшая, намного приятнее, чем жизнь без нее.
На вопрос, куда поехать, Алан назвал ближайшее кафе быстрого обслуживания. Сообразив, что мальчик ждет его согласия, Гард кивнул и поднялся.
Народу в кафе было полным-полно, но им посчастливилось найти у стены только что освободившийся столик на двоих. Алан же взгромоздился на табурет у стойки, такой высокий, что ноги его не доставали до пола.
— Похоже, мальчик достиг того возраста, когда стыдится появления на людях с матерью, — вздохнув заметила Мэйбл. — Правда, не припомню, чтобы мои родители вызывали у меня подобные чувства.
— Зато я вызывал, — подколол ее Гард, переставляя тарелки с подноса на стол. — Ты не очень-то хотела, чтобы нас видели вместе.
Мэйбл расстелила салфетку, сняла обертку с гамбургера и только потом взглянула на собеседника.
— Это неправда, Гард. Мы с тобой все время где-то бывали.
— Да, но только там, куда никогда не заглядывали твои друзья. Где тебе не пришлось бы меня с кем-нибудь знакомить.
— Я и с твоими друзьями не была знакома…
— Ты никогда не выказывала такого желания.
— Ты тоже. — Она натянуто улыбнулась. — Впрочем, то, чем мы с тобой предпочитали заниматься, лучше было делать не при людях.
Он хотел было поспорить, но тут же передумал. А ведь она права! Больше всего ему хотелось быть с ней, а не с ее друзьями. Хотелось разговаривать с любимой, прикасаться к ее телу, заниматься с ней любовью. Жить в том мире, где только он и она. И в какой-то степени им удалось создать этот мир. Конечно, у каждого из них была своя жизнь — семья, друзья, его работа, ее учеба, — в которой они жили отдельно друг от друга. Но существовала и другая, в которой хватало места только для двоих.
Впрочем, разглагольствовать на этот предмет Гард не стал — просто сменил тему разговора.
— Алан сказал, что сегодня, когда закончит работать, поедет к дедушке и бабушке.
Мать кивнула.
— После того как ты его туда отвезешь, я хотел бы с тобой поговорить.
— О чем? — поинтересовалась она, но Гард лишь молча покачал головой.
Битком набитое кафе не располагало к подобным беседам, да и Алан сидел слишком близко, вполне мог что-нибудь услышать.
Мэйбл не стала настаивать. Может, кто-то скажет, что у нее напрочь отсутствует чувство собственного достоинства, но она готова пойти на все, лишь бы пробыть с приятным ей человеком подольше.
— А почему бы тебе самому не привезти его обратно? — предложила она. — Потом мы бы отправили его к бабушке с дедушкой, а сами спокойно поговорили бы.
Гард неохотно кивнул, и женщина поняла — он не в восторге от ее предложения. И вовсе не потому, что ему не хотелось отвозить Алана домой или беседовать с ней, нет. Его смущала перспектива поездки к Роллинсам. Что ж, его понять можно. Многие испытывали страх перед мистером Питером, а уж этот, больше чем кто бы то ни было, имел основания держаться от высокомерного богача подальше. Тринадцать лет назад он чуть не помешал осуществлению планов глав двух семейств поженить своих детей. А недавно арестовал единственного внука ее бывшего свекра.
Но самое главное, он может разрушить надежду Питера на то, что Мэйбл когда-нибудь снова вернется к его сыну. Когда-то она пожертвовала ради него дружбой и любовью.
Но теперь этого не произойдет. Она станет бороться за право любить и быть любимой.
И этому способствовала ее встреча с Гардом.
Мэйбл сидела дома и ждала, пока наставник привезет сына после смены домой, как они договаривались. Услышав шум мотора у входной двери, она вышла, прихватив с собой сумку, в которую положила кое-какие вещи сына. Сев в машину, принялась объяснять Гарду, как проехать к дому Роллинсов, не обращая внимания на его протестующий взгляд. Он ведь сегодня сам упрекнул ее в том, что она не представила его никому из своих знакомых. Настала пора это исправить.
Всю дорогу Алан без умолку рассказывал о том, чем они сегодня занимались. Впрочем, мать и без него догадалась — что-то красили. И руки, и лицо, и одежда мальчишки были испещрены пятнами. Время от времени он обрывал свое повествование, чтобы дать указания водителю — здесь направо, потом налево, — пока наконец они не выехали на неширокую частную дорогу, которая привела прямо к подъезду дома, построенного в южноамериканском стиле. Его с полным правом можно было назвать особняком. Даже на Мэйбл, выросшую на одном из соседних участков, вычурная красота этого здания когда-то производила ошеломляющее впечатление. Потом все приелось.
Она первой вышла из машины, за ней Алан, который тут же устремился к дому.
— Ну что, зайдешь познакомиться с дедушкой и бабушкой Алана:
Он лишь ухмыльнулся.
Когда Мэйбл подошла к входной двери, та распахнулась, гостеприимно пропуская ее в дом — Алиса их уже дожидалась. Она крепко обняла внука, несмотря на то, что он был вымазан с головы до ног, потом вежливо улыбнулась бывшей невестке.
— Алан, дедушка сейчас как раз разговаривает с папой по телефону. Беги скорее в кабинет!
Мальчуган чмокнул мать в щеку и скрылся в глубине просторного холла.
— Как Реджи? — повернулась к свекрови Мэйбл.
— Сегодня очень хорошо. — Алиса посмотрела в окно, потом перевела взгляд на гостью. — А как ты, дорогая?
— Отлично.
Не в силах больше сдерживаться, свекровь легким движением головы указала на «фордик».
— Это…
— Да, это Брустер.
— Ну, теперь я понимаю, чем он тебя прельстил. Красавец мужчина!
Мэйбл тоже взглянула в окно. Даже с большого расстояния было видно хмурое лицо Гарда. Может, следовало самой привезти сына, а он бы пока подождал дома, размышляла женщина. Но если он и вправду считает, что она стыдилась показывать его своим знакомым, то сейчас, стоя перед шикарным особняком Роллинсов, наверняка почувствует еще большую неуверенность в себе.
— Да, — повернулась она к Алисе. — Он красивый.
— Ты с ним снова встречаешься?
— Пытаюсь, — усмехнулась она. — Но пока не очень-то получается. Я за многое должна просить у него прощения.
Алиса печально вздохнула.
— Мы тоже, дорогая. Питер надавил на твоего отца, твой отец на тебя… — Я часто думаю, как сложилась бы ваша жизнь, предоставь мы вам возможность поступать по-своему. Ты бы, наверное, вышла замуж за своего Гарда, и вы были бы счастливы и подарили бы твоим родителям не одного внука. А Реджи… Может быть, если бы ему не выпала такая тяжелая доля — достойно нести фамилию Роллинсов, — он не был бы настолько уязвим. Жил бы своей жизнью, как хотел, с кем хотел и где хотел… Может, и не стремился бы тогда искать спасения от действительности в наркотиках.
И прежде чем Мэйбл смогла найти подходящий ответ, Алиса снова спряталась за вежливую улыбку.
— Сколько тебе лет, Мэйбл?
— Скоро тридцать два.
— Уже не девочка. Должна понимать, что настоящая любовь приходит к человеку лишь однажды, и иметь мужество сказать отцу, что не нуждаешься в его советах, в кого влюбляться, за кого выходить замуж и с кем быть счастливой. — Она улыбнулась и перевела разговор на другую тему. — Придешь завтра в церковь?
Мэйбл кивнула.
— Тогда мы Алана привезем туда. Желаю тебе приятно провести вечер, дорогая.
Мэйбл захлопнула за собой дверь и направилась к «фордику». Усевшись, пристегнулась, и они тронулись в путь. Несколько кварталов проехали в молчании.
— Что-нибудь случилось? — наконец отважился нарушить его Гард.
— Нет. А почему ты спрашиваешь?
— Вы обе выглядели такими серьезными. Свекровь… — Обеими руками вцепившись в руль, он с трудом договорил: — Миссис Роллинс что-то сказала обо мне?
Он считает, что Алисе неприятно видеть ее с человеком, которого она чуть было не предпочла ее сыну, который, став полицейским, посмел арестовать ее внука, догадалась Мэйбл. Поскольку от ее родителей он не видел ничего хорошего, чего же ждать от родителей Реджи?
— По правде говоря, да, — ответила она, взглянув на него. — Сказала, что ты очень красивый мужчина.
Гард, не ожидавший комплимента, мучительно покраснел.
— Моя свекровь отличная женщина, — продолжала Мэйбл. — Равно как и мама. А вот с мужчинами нашей семье не повезло.
Несколько недель назад он бы как-то отреагировал на ее последнее замечание, сегодня же промолчал. И слава Богу, облегченно вздохнула Мэйбл.
Когда они подъехали к ее дому, Гард заметил под деревом несколько десятков анютиных глазок в пластиковых корзинках.
— Ты еще не закончила…
— Думала, пока будем разговаривать, посажу.
— Я тебе помогу.
Ей хотелось сказать, что он и так целый день провел на солнцепеке, занимаясь физическим трудом, но не стала этого делать, просто пожала плечами. Оставив сумочку на крыльце, натянула перчатки, опустилась на корточки и взяла в руки рыхлитель.
— О чем ты хотел со мной поговорить?
Гард не ответил. Казалось, чего проще — задать не дававшие ему покоя вопросы: почему ушла от мужа, что с ним происходит, в самом ли деле он болен, почему Алан не может поговорить с ним по телефону дома и так далее и тому подобное.