— Так у тебя татуировка… — удивленным голосом протянула она и погладила изображение пистолетов, украшавшее его руку. — Как это я раньше не замечала?
Он припомнил, сколько раз она видела его без рубашки. Получилось два. Первый — во дворе, когда ее внимание было приковано к груди, и второй — в этой самой комнате ночью, когда они занимались любовью.
— Не до того тебе было, — заметил он и давленным от нетерпения голосом произнес: — Есть кое-что поинтереснее, чем рисунок.
— Как обрадуется Дороти, когда я ей об этом расскажу! — не обращая внимания на последнюю реплику, рассмеялась Мэйбл. — Сестра всегда говорила, что для полноты образа злодея которым тебя представляли мои родители, только пиратской наколки и не хватает.
Гард приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
— Я тебе сейчас покажу, что такое настоящий злодей, малышка! Вот увидишь, ты у меня будешь стонать и корчиться от страсти. — Он помолчал и уже более спокойным и даже несколько скучноватым голосом добавил: — Впрочем, если тебе так хочется, можешь стоять и любоваться произведением искусства. Не сказав ни слова, Мэйбл, лукаво улыбаясь, попятилась, увлекая Гарда за собой.
Несколько шагов — и любовники оказались у кровати. Секунду она постояла, потом бросила на него застенчивый и невыносимо соблазнительный взгляд.
— Раздень меня, милый… Люби меня… Гард сглотнул комок, подступивший к горлу. Таким же тихим, трепетным голосом девушка попросила его об этом же в один незабываемый вечер много лет назад, когда они впервые познали сладкий вкус яблока греха. Тогда она не была совсем уж неискушенной — они целовались, не стесняясь, ласкали друг друга. Особое наслаждение ему доставляло касаться ее грудей губами. Дай сама любопытная подружка трогала его за самое интимное место, а когда убирала руку, ему становилось не по себе — казалось, в паху вот-вот что-то взорвется. Но при всем при том она оставалась непорочной Евой, пока лишь любующейся наливным, манящим, но запретным плодом. В тот самый вечер, когда они уютно расположились на берегу залива, чтобы предаться обычным невинным ласкам, недотрога посмотрела на него огромными, поблескивающими от лунного света глазами и тихонько попросила:
— Раздень меня, милый… Люби меня…
Он выполнил просьбу с радостной дрожью, а уняв ее, с великой нежностью любил Мэйбл. Тогда и открыл для себя истину — он влюблен.
И вот сегодня все повторяется снова.
— Ну что же ты, Гард?
Видения прошлого рассеялись, он приблизился вплотную.
— За что мне такое счастье, Мэйбл? — все еще не веря в реальность, воскликнул любовник, и когда она попыталась что-то сказать, приложил к ее губам палец. — Не говори ничего, молчи.
Гард поцеловал любимую и, скользнув руками по груди, взялся за краешки свитера и осторожно потянул вверх вместе с маечкой. Он уже знал, что лифчика нет, и при одном взгляде на затвердевшие соски понял — Мэйбл хочет его так же страстно, как и он ее.
Бюст у нее был великолепный — высокий, упругий. Когда-то представлял себе, как Мэйбл кормит грудью ребенка — их малыша… Теперь воображение не уносило его так далеко. Ни о каких детях и помышлять нечего.
Не разжимая объятий, Гард попятился и сел на кровать. Мэйбл оказалась у него между ног и порывисто дышала. Он коснулся губами розового бутона соска, и женщину будто током ударило. Выгнувшись дугой, она, задыхаясь, вцепилась руками в его плечи. Стоять уже не могла — ноги подкашивались.
Надо бы побыстрее раздеть ее, подумал Гард, вот-вот упадет на него полуодетая.
Он провел рукой по мягкому животу, и мурашки побежали по телу над юбочкой. Снять ее, а потом собственные джинсы и прочее было парой пустяков.
Всего несколько дней назад он заметил, что Мэйбл носит простое практичное белье. Но о трусиках, которые красовались на ней, сказать такое язык бы не повернулся. Изящный нарядец — весь из кружев, скромностью явно не отличался. Скорее призван будоражить самые греховные желания. Жаль снимать такую прелесть, но не заниматься же французской любовью.
Взявшись за край трусиков, он чуть стянул их, и они упали. Неподвластные пальцы без дела не остались — поглаживали шелковистые волоски, потом проникли в горячую влажность между ног. Послышался стон.
Запечатлев на лобке поцелуй, Гард откинулся на кровати. Красавица стояла перед ним обнаженная, на шее висела цепочка с бриллиантом, который ему запомнился издавна. Протянув руку, он ухватил кулон, потянул на себя и коснулся губами ее губ, язык юркнул в чужой рот. Не выдержав, греховница бросилась ему на колени и, усевшись, обхватила спину любовника ногами. И вот уже его плоть проникла в самый интимный заповедник.
Закрыв глаза, Мэйбл покорно отдалась ласке — пусть будет так. Никогда они еще не занимались любовью в подобной позе — сидя лицом к лицу, когда соски ее трутся о его грудь, вызывая самые сладостные ощущения. Она положила руки на плечи любимого, чтобы не двигался, — теперь сама все сделает. И не спеша принялась подниматься и опускаться, распаляя неутоленную жажду.
Гард не противился. Удовлетворение наступит, когда придет черед, охватив жарким пламенем. А потом они немного отдохнут, и все начнется снова — безудержное желание, обладание, сладостный заключительный аккорд. Только так, а не иначе и только с Мэйбл! Никто ему больше не нужен!
Пламя страсти разгоралось жарче и яростней. Она задвигалась быстрее, все глубже вбирая в себя сильную плоть — и огонь пробежал по ее жилам. Сердце как бешеное билось в груди, дыхание срывалось, послышались тихие стоны. Откуда это, как сквозь сон подумала Мэйбл. Господи, ведь это она сама!
Верно говорил Гард, она и вправду издает самые немыслимые эротические звуки.
Наконец почувствовала, что вот-вот вспыхнет. И, содрогнувшись всем телом, пронзительно вскрикнула. А потом услышала, как глухо застонал и Гард, догорев в снедавшем обоих огне…
— Значит, говоришь, буду корчиться от страсти? — с явным удовольствием проговорила Мэйбл, вытянувшись на кровати и повторяя последние слова с интонацией, с которой они прозвучали из уст любовника. — А сам-то каков! — И рассмеялась.
Повернувшись к насмешнице лицом, Гард самодовольно ответил:
— А меня радует, что эти слова не оказались пустым звуком.
Его отрада умиротворенно лежала во всей своей красе — обнаженная, влажные волосы разметались по подушке, соски набухли… Распутница да и только, усмехнулся Гард.
Бесстыдница, измученная любовными ласками.
Уж он-то постарался довести ее до изнеможения! Вот было бы здорово, если бы эта женщина жаждала не только постельных страстей, а влюбилась в него. А он взял бы и разбил ее сердце. Вот и получилось бы, что оно принадлежит особе, много лет назад поступившей с ним точно так же. Смех, да и только! Впрочем, смеяться не над чем. Конечно, пришлось перенести много боли, но, оказывается, все можно исправить. И сделать это способна именно Мэйбл, а не какая-то другая женщина.
Может быть, у них есть все-таки будущее? Если бы она его любила…
Стоп! Что это ему взбрело в голову! Разве тринадцать лет назад не клялась любимая девушка в вечной любви? Он поверил, а что получил взамен? Как же теперь ей доверять? Зная, чем это может кончиться, стоит ли снова так рисковать?
Кстати, о риске…
— Ты принимаешь противозачаточные таблетки? — повернулся он к Мэйбл.
Женщина взглянула на него с милой улыбкой.
— Тебе не кажется, что ты несколько запоздал с этим вопросом?
Но ему было не до улыбок. Единственно, чего он хотел, это услышать «да».
— Я уже больше года в разводе, — терпеливо принялась объяснять она. — А до этого несколько месяцев не жила с мужем. Нет, я ничего не принимаю. Мне это как-то ни к чему.
А ведь чертовка видит меня насквозь, мрачно подумал Гард, и тут же отвернулся. Мэйбл успела заметить, что любовник встревожен. Она встала, взяла со спинки кровати халат и, надев его, туго подпоясалась.
— Я давно уже сама забочусь о себе и сыне, — спокойно сказала она. — И если у меня будет ребенок, сумею и о нем позаботиться. Так что не переживай. От тебя мне ничего не нужно.
Ну, успокоила, чуть не выпалил Гард — ведь прекрасно знает, что если забеременеет, все изменится. Тут уже будет не до рассуждений, любит он ее или не любит, доверяет или нет! Просто обязан будет жениться на ней. Как порядочный человек.
Уставившись в потолок, он сдержанно заметил:
— Похоже, эта проблема тебя не очень-то волнует…
— Сейчас у меня безопасный период, — так же сдержанно сказала Мэйбл.
— Рад, что это тебя не беспокоит, — соврал Гард.
Женщина пошла к двери, но он вскочил и преградил ей путь.
— Прости меня…
Не поднимая головы, Мэйбл, запинаясь, проговорила:
— Я знаю, ты мне не поверишь, но у меня никогда и в мыслях не было женить тебя на себе насильно. Я уже один раз выходила замуж без любви, во второй раз это не повторится. Никогда!
Выходя замуж в первый раз, она не любила Роллинса. Это ясно. А что означают слова о втором разе? Хочет сказать, что не любит и его? Что не сможет полюбить?
Но спросить он не решился.
— Хочешь есть? — вдруг сменила тему разговора хлебосольная хозяйка.
Однако… От женитьбы к еде. Ничего себе переход! Но есть хотелось, да еще как! Когда только приехал сюда, уже был голоден, а их любовные игры только разожгли аппетит.
— Я тебе еще должен один обед, — заметил он.
— Ничего ты мне не должен, мой дорогой, — раздалось в ответ.
— А вот это неправда. — И, дотронувшись до ее плеча, Гард улыбнулся. — Ну, не грусти!
— Не могу. Никогда не знаешь, что ты выкинешь в очередной раз, что уж тут веселиться… Может, в субботу мне и не следовало с тобой спать, но, по правде сказать, меньше всего думала о том, как мы будем предохраняться. Наверное, это глупо с моей стороны, но, в конце концов, в моей жизни было только двое мужчин. Наверно, когда наберусь побольше опыта, буду осторожнее.
Она попыталась его обойти, но Гард снова помешал ей.
— Что это значит, побольше опыта? — спросил он, подозрительно сощурившись. — Что ты надумала, срамница? Если собираешься после стольких лет супружеской верности пуститься во все тяжкие, то ты просто спятила.
— Значит, ты считаешь, что тебе можно спать с кем попало, а мне нельзя?
— Я вовсе не сплю с кем попало! — возразил Гард, но голос его прозвучал виновато, потому что долгое время он именно этим и занимался. В первые несколько лет, когда уехал из Стампы, вообще менял женщин как перчатки. — А у тебя есть с кем любовью позаниматься! Я-то на что! Или хочешь вкусить свежего яблочка?
Злость ее постепенно улетучивалась, уступая место грусти.
— Ах, мой верный Адам! Не жить же тебе здесь всю жизнь. Ты человек военный. Дадут приказ ехать в другой город, уедешь. А я останусь в Стампе. И хотела бы снова выйти замуж. А для этого нужно встречаться с мужчинами. И с некоторыми из них спать. Так что большое тебе спасибо за науку. Я теперь буду более осторожна. — Она наконец-то обошла его и, подойдя к двери, бросила: — Одевайся и марш вниз. Приготовлю что-нибудь поесть. — И вышла из комнаты.
Спокойствие, только спокойствие, стиснув зубы, стараясь дышать ровно, приказал озадаченный мужчина. Сегодня вечером пнул со всей силы стул, к счастью, не сломав ни его ножку, ни собственную ногу. Ведь умеет сдерживать свои чувства, а сейчас опять возникло непреодолимое желание — да такое сильное, что весь затрясся — что-нибудь шарахнуть. Но не биться же головой о стену или крушить мебель! Ничего этим не добьешься, только кости переломаешь.
Но если Мэйбл и вправду думает, что он позволит ей развлекаться с другими мужчинами, то это просто идиотизм!
Впрочем, это ее дело, решил Гард, внезапно успокаиваясь. Кто он такой, чтобы запрещать ей? Какое право имеет вмешиваться в ее жизнь? Он всего лишь проводит с ней время, и только. Сам ведь этого хотел! Поболтать, погулять, позаниматься любовью… А когда надоест, уйдет в любой момент, без малейшего сожаления.
Как хорошо! Ничто не связывает! Нет ни прав, ни обязанностей.
Так что может переспать со всем городом по очереди. Только вряд ли это доставит хоть капельку удовольствия.
«Одевайся и марш вниз», — приказано ему. Хорошо хоть не выгнала из дому, не послала к черту и не принялась названивать очередному любовнику.
Он спускался по лестнице, когда раздались телефонные трели.
— Послушай, пожалуйста, — крикнула из кухни хозяйка.
Перегнувшись через перила, Гард снял трубку.
— Слушаю, — бросил он.
Секунду стояла гробовая тишина, потом раздался грубоватый голос Алана.
— А вы что там делаете?
Пропустив вопрос мимо ушей, непрошеный гость спокойно сказал:
— Подожди секунду, сейчас я позову твою маму.
— Ходят там всякие… — последнее, что услышал Гард, откладывая телефонную трубку.
Он отправился на кухню, где хозяйка жарила мясо.
— Это Алан.
Бросив вилку, женщина поторопилась в холл, оставив дверь приоткрытой. Так что разговор он слышал отлично.
— Как долетели?.. Мы ужинаем. Рад, что приехал в Мемфис?.. Да, немного поздновато ужинать. Как папа?.. Нет, не нужно, я не хочу с ним говорить, милый. Алан! Алан!.. Привет, Реджи…
Гард бросил угрюмый взгляд на скворчавшее в сковородке мясо, потрогал вилкой и убавил огонь. Мэйбл решительно заявила совсем недавно, что никогда не встретится с Роллинсом, но он все равно испытал укол ревности. Хоть и разговаривала с бывшим мужем холодным и безразличным голосом, как с незнакомым человеком, все равно не мог спокойно это слушать.
Ведь она в течение двенадцати лет была его женой. Родила от него ребенка. Провела с ним вместе более трети своей жизни.
Так что было, к чему ревновать!
Закончив разговор, Мэйбл вернулась на кухню. Она уже успела причесаться, и теперь волосы ее были гладко зачесаны, а на затылке собраны в конский хвост. И выглядела уже не бесстыжей распутницей, а чистой и невинной девушкой.
Но менее обольстительной от этого не стала.
Мэйбл не сменила помощника у плиты, а полезла в холодильник и вытащила лук, сыр, сметану, а из ящика стола кетчуп, коробку с приправами и начала натирать на терке сыр. Гард выключил огонь на плите.
— Как твой сын?
— В восторге от того, что он со своим отцом. — Взяв щепотку измельченного сыра, хозяйка попробовала его. — И в ярости от того, что ты со мной.
— Чего еще ждать от твоего отпрыска! Ваша семейка меня никогда не жаловала.
— Верно. Но она по крайней мере знала о твоем существовании, не то, что твоя!
Уязвленный ухажер молчал.
— Интересно, почему ты никогда не рассказывал им обо мне? — Она сделала вид, что размышляет. — Ах да! Они могли бы захотеть со мной встретиться. А если бы ты и в самом деле привел меня в дом, им пришлось бы наставлять тебя на пусть истинный. Говорить, что ты совершаешь ошибку, что я тебе не пара… Может, тебя и сейчас волнует, что они о нас подумают? Боишься, что делаешь глупость, встречаясь со мной?
Гард резко повернулся к ней лицом. — С каких это пор мнение моей семьи стало для тебя что-то значить? Раньше ты плевать на них хотела! Когда мы с тобой встречались раньше, ты ни разу не удосужилась о них спросить! Даже не знала, что мою любимую сестру зовут Шерон. Никогда тебя не волновало, где они живут, чем занимаются, как выглядят! Почему же теперь спрашиваешь?
Потому что люблю тебя, хотелось ответить Мэйбл, и желала бы удостовериться, что и я тебе небезразлична. А еще хочу, чтобы эта часть твоей жизни, и немаловажная часть, не была от меня сокрыта. А ты считаешь, что я недостойна твоей семьи, стыдишься меня…
Но что она могла ему сказать? Правду — не в силах, а врать не хотелось. Гард так и не дождался ответа.
Встав на цыпочки, Мэйбл потянулась к полке, коснувшись грудью его спины. Он повернулся, схватил ее за плечи и с силой повернул к себе.
— Давай не будем ссориться, милая, — напряженным голосом проговорил он. — У нас с тобой не так-то много времени. Скоро вернется Алан, и тогда все будет еще сложнее. Так что, прошу тебя, давай наслаждаться тем, что у нас есть.
— Может, стоит составить список запретных для разговора тем? Как-то: противозачаточные таблетки, твои родственники…
— И твои мужики, — подхватил ревнивец.
— Нет у меня никаких мужиков! — выпалила Мэйбл, склонив голову ему на грудь.
Гард ласково приподнял ее подбородок.
— У тебя есть я.
Надолго ли, печально подумала Мэйбл.
— Впрочем, не многих женщин прельщает перспектива быть со мной рядом, — добавил Гард. — Похоже, ты тоже от этого не в восторге.
Что ж, если таковых немного сейчас, то, может, найдутся в будущем, приуныла Мэйбл. А что ждет ее? Одинокая старость? Потому что никогда она больше не выйдет замуж! И никого, кроме вот этого человека, никогда не полюбит! Мало ли чего наговоришь в запальчивости.
— Ах, милая ты моя… — тихо вздохнул Гард, и у нее защемило сердце. — Что мне сделать, чтобы тебя развеселить?
— Уверена, что-нибудь придумаешь, — прошептала Мэйбл, выскальзывая из его объятий, и стала накрывать на стол.
Они уселись напротив друг друга и молча принялись за еду.
— Откуда у тебя татуировка? — внезапно спросила Мэйбл.
— Попробуй сама догадайся, — пожал он плечами.
Секунду подумав, она сказала:
— Ну, наверное, напился однажды до потери пульса, как нередко случается с новобранцами, а утром проснулся и увидел это на руке.
Гард кивнул, давая понять, что она угадала.
— А почему пистолеты крест-накрест?
— Эмблема военной полиции. По правде говоря, мне хотелось, чтобы изобразили сердце и цветок, но попросить об этом постеснялся. Наверное, мало выпил.
— Сердце и цветок? — переспросила Мэйбл, наконец-то одаривая его улыбкой, которой он так долго дожидался. — Для представителя военной полиции выбор несколько сентиментальный, тебе не кажется?
— Разбитое сердце. И роза алого цвета, — спокойно уточнил он.
Мэйбл пристально взглянула на него. Вообще-то она предпочитала не вспоминать о некоторых подробностях свадебного дня, но кое-какие вещи забыть было просто невозможно. Например, букет, на котором настояла ее мать. Две дюжины великолепных алых роз. Они стоили кругленькую сумму — пустая трата денег на такое короткое время.
— Откуда ты узнал? — удивилась она.
— Я там был. Стоял напротив церкви. — Не поднимая на нее глаз, Гард принялся подбирать мясную подливку кусочками хлеба. — Увидел в газете объявление о свадьбе и хотел удостовериться, что ты действительно вышла замуж, получить подтверждение, что между нами все кончено. Вот и получил. — Он перевел на нее взгляд. — Я видел, как ты выходила из церкви с Роллинсом. Он обнимал тебя за плечи, а ты держала в руках букет роз и была потрясающе красива.
Интересно, изменилось бы что-нибудь, знай она, кто находится совсем рядом, переживает, страдает, проклинает, задала себе вопрос Мэйбл.
Ей припомнился один момент перед свадьбой. Все было почти готово — прическа хоть куда, макияж тоже, — ждала только, когда мама и будущая свекровь помогут ей облачиться в расшитое бисером белое атласное платье, которое заказали во Франции. Она стояла перед ними в бюстгальтере без бретелек, длинных белых панталонах, шелковых чулках и белых туфельках на высоких каблуках. Взглянула на платье, и ею овладело непреодолимое желание убежать. Как хотелось это сделать. Духу не хватило, да и некуда было. Но если бы знала, что Гард так близко, стоит напротив церкви, может, у нее и достало бы мужества…
— Ну, пистолеты мне нравятся больше, чем всякие там сердечки и цветочки, — попыталась как можно беззаботнее произнести Мэйбл. — А больно было?
— Не помню.
— Неужели и в самом деле так напился? Он криво усмехнулся.
— Тогда я пил по-черному, армия спасла.
— Теперь, слава Богу, нет, — перекрестилась женщина, с ужасом вспомнив и другой порок — наркоманию.
— С тех пор — нет.
С облегчением вздохнув, Мэйбл тем не менее с грустью заметила:
— Да, служба в армии наложила не только хороший отпечаток…
— Татуировку я заработал по собственной глупости, а шрамы — по долгу службы.
— Тебе нравится твоя работа?
— Да. Я правильно сделал, что пошел в армию, хотя причины, по которым в ней оказался, отличались от тех, что у большинства парней. Мне было наплевать на патриотический долг, не нужны были и деньги, чтобы, допустим, потом поступить куда-нибудь учиться.
Просто хотелось сбежать от тебя подальше. Но в конечном счете оказалось, что я сделал правильный выбор. Мне нравится моя работа, люди, с которыми доводилось сталкиваться, места, где приходилось бывать.
Она не задавала вопросов, которые так и напрашивались. Выбором работы он остался доволен. А как с личной жизнью? Счастлив ли? Или после ее замужества так и не смог побороть в себе горечь и разочарование?
Ей было страшно услышать ответ, потому что больно чувствовать себя виноватой.
Хотелось просто наслаждаться этим вечером. Смотреть Гарду в лицо до тех пор, пока каждая черточка крепко-накрепко не запечатлится в памяти. Говорить с любимым обо всем и ни о чем, слушать его низкий, спокойный голос, касаться его руки, лица, тела…
А еще хотелось снова заниматься с ним любовью.
Но больше всего — просто любить его.
Алан вернулся из Мемфиса вместе с бабушкой и дедушкой ранним вечером в воскресенье и из аэропорта сразу же приехал домой. Гард провел с Мэйбл целую ночь и полдня, кроме тех нескольких часов, когда нужно было работать с подростками. К вечеру смалодушничал и сказал, что собирается уехать до появления родственников. Она не стала уговаривать остаться. Просто бросила на него ласково-печальный взгляд и проговорила:
— Я хотела бы, чтобы ты не уезжал. Вот так и получилось, что он нос к носу столкнулся в просторном холле с Аланом и родителями бывшего мужа.
Пожилая чета была сама любезность и обходительность, а миссис Роллинс вообще оказалась милейшей дамой. С улыбкой протянула руку, назвала по имени и, растягивая слова, — ох уж этот южный говорок! — польстила, что много наслышана и очень рада познакомиться. Такого Гард и не ожидал! Думал, что отнесутся враждебно — как же, обхаживает бывшую невестку, не скроют негодования — посмел арестовать любимого внука. Ожидал высокомерия и неприязни — куда там какому-то полицейскому до самих Роллинсов…
Но если супруги приятно удивили, то Алан повел себя точно так, как гость и предполагал. Вцепившись обеими руками в небольшой нарядный сверток, повернулся к матери. Глаза его при этом так и полыхали яростью. — Что он здесь забыл? Гард почувствовал, как краска смущения залила лицо.
— Алан! — повысив голос, одернула сына Мэйбл, но того уже понесло.
— Почему ты его не прогонишь? Я таких ненавижу! Проклятый фараон! Его с моим папой даже рядом поставить нельзя.
«Проклятый фараон»… Офицер, конечно, понимал, что в сердцах мало ли чего наговоришь, но оскорбительные слова разъяренного мальчишки задели его сильнее, чем мог бы признаться даже самому себе. Он прекрасно знал — чем чаще будет встречаться с матерью, тем большую враждебность станет проявлять сын. Едва он успел полюбить своенравного мальчишку, как тот проникся к нему ненавистью.
И надо же, как раз в то время, когда отношения с Мэйбл принимают все более серьезный характер и так нужны дружба и поддержка ее сына.
— Дедушка, ну, пожалуйста, заставь его уйти! — взмолился Алан. — Пусть оставит нас в покое! Ты ведь запросто можешь это сделать! Сам говорил, что тебе с любым человеком справиться ничего не стоит, а тут какой-то фараонишка! Сделай так, чтобы он ушел, ну прошу тебя!
— Алан… — грозным голосом начала было мать, но Питер перебил ее.
— Ну-ка прекрати! — жестко бросил он. Видя, что никто, даже дед, его не поддерживает, мальчишка бросился к гостю, со всей силы толкнул в грудь и помчался по лестнице. Наверху остановился и, перегнувшись через перила, с размаху швырнул сверток вниз.
— Вот тебе твой дурацкий подарок! Получай!
И не дожидаясь, пока тот грохнется об пол, кинулся в свою комнату и с треском захлопнул за собой дверь.
Сверток пролетел мимо Гарда, едва не задев его, и приземлился прямо у ног. Раздался звон разбитого стекла. Секунду стояла гробовая тишина, пока Алиса тихонько не охнула.
Гость стоял и тупо смотрел на сверток. Вокруг все суетились, слышались охи и извинения… В общем, извинялись все, только не тот, кому следовало бы, усмехнулся Гард. Все наперебой уверяли его, что мальчик просто устал с дороги, так рад был встрече с отцом и огорчен расставанием с ним… И все в том же духе.
Наконец Роллинсы попрощались. Гард слышал, как за ними захлопнулась дверь, после чего Мэйбл с виноватым лицом подошла к нему и, обняв руками за талию, поцеловала.
— Как ты догадался? — тихо спросила она. Гард удивленно уставился в глаза женщины.
— О чем?
— Что сын будет вести себя так, когда вернется. Ночью ты мне как раз говорил об этом. Так как же?
— Догадаться нетрудно. Алан очень хочет, чтобы вы с Реджи снова были вместе. Ну, подумай сама — после долгой разлуки он наконец-то снова встречается с горячо любимым отцом, живет у него несколько дней и наверняка убеждает себя в том, что придет время, когда будет с ним постоянно. Что Реджи скоро поправится, приедет сюда и будет жить с вами. — Гард пожал плечами. — И вот мальчик возвращается домой… И что видит? Меня рядом в тобой.
Мэйбл прижала руку к его щеке. То ли пальцы у нее такие холодные, то ли его лицо все еще пылает, подумал Гард. Скорее всего последнее.
Он припомнил, сколько раз она видела его без рубашки. Получилось два. Первый — во дворе, когда ее внимание было приковано к груди, и второй — в этой самой комнате ночью, когда они занимались любовью.
— Не до того тебе было, — заметил он и давленным от нетерпения голосом произнес: — Есть кое-что поинтереснее, чем рисунок.
— Как обрадуется Дороти, когда я ей об этом расскажу! — не обращая внимания на последнюю реплику, рассмеялась Мэйбл. — Сестра всегда говорила, что для полноты образа злодея которым тебя представляли мои родители, только пиратской наколки и не хватает.
Гард приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.
— Я тебе сейчас покажу, что такое настоящий злодей, малышка! Вот увидишь, ты у меня будешь стонать и корчиться от страсти. — Он помолчал и уже более спокойным и даже несколько скучноватым голосом добавил: — Впрочем, если тебе так хочется, можешь стоять и любоваться произведением искусства. Не сказав ни слова, Мэйбл, лукаво улыбаясь, попятилась, увлекая Гарда за собой.
Несколько шагов — и любовники оказались у кровати. Секунду она постояла, потом бросила на него застенчивый и невыносимо соблазнительный взгляд.
— Раздень меня, милый… Люби меня… Гард сглотнул комок, подступивший к горлу. Таким же тихим, трепетным голосом девушка попросила его об этом же в один незабываемый вечер много лет назад, когда они впервые познали сладкий вкус яблока греха. Тогда она не была совсем уж неискушенной — они целовались, не стесняясь, ласкали друг друга. Особое наслаждение ему доставляло касаться ее грудей губами. Дай сама любопытная подружка трогала его за самое интимное место, а когда убирала руку, ему становилось не по себе — казалось, в паху вот-вот что-то взорвется. Но при всем при том она оставалась непорочной Евой, пока лишь любующейся наливным, манящим, но запретным плодом. В тот самый вечер, когда они уютно расположились на берегу залива, чтобы предаться обычным невинным ласкам, недотрога посмотрела на него огромными, поблескивающими от лунного света глазами и тихонько попросила:
— Раздень меня, милый… Люби меня…
Он выполнил просьбу с радостной дрожью, а уняв ее, с великой нежностью любил Мэйбл. Тогда и открыл для себя истину — он влюблен.
И вот сегодня все повторяется снова.
— Ну что же ты, Гард?
Видения прошлого рассеялись, он приблизился вплотную.
— За что мне такое счастье, Мэйбл? — все еще не веря в реальность, воскликнул любовник, и когда она попыталась что-то сказать, приложил к ее губам палец. — Не говори ничего, молчи.
Гард поцеловал любимую и, скользнув руками по груди, взялся за краешки свитера и осторожно потянул вверх вместе с маечкой. Он уже знал, что лифчика нет, и при одном взгляде на затвердевшие соски понял — Мэйбл хочет его так же страстно, как и он ее.
Бюст у нее был великолепный — высокий, упругий. Когда-то представлял себе, как Мэйбл кормит грудью ребенка — их малыша… Теперь воображение не уносило его так далеко. Ни о каких детях и помышлять нечего.
Не разжимая объятий, Гард попятился и сел на кровать. Мэйбл оказалась у него между ног и порывисто дышала. Он коснулся губами розового бутона соска, и женщину будто током ударило. Выгнувшись дугой, она, задыхаясь, вцепилась руками в его плечи. Стоять уже не могла — ноги подкашивались.
Надо бы побыстрее раздеть ее, подумал Гард, вот-вот упадет на него полуодетая.
Он провел рукой по мягкому животу, и мурашки побежали по телу над юбочкой. Снять ее, а потом собственные джинсы и прочее было парой пустяков.
Всего несколько дней назад он заметил, что Мэйбл носит простое практичное белье. Но о трусиках, которые красовались на ней, сказать такое язык бы не повернулся. Изящный нарядец — весь из кружев, скромностью явно не отличался. Скорее призван будоражить самые греховные желания. Жаль снимать такую прелесть, но не заниматься же французской любовью.
Взявшись за край трусиков, он чуть стянул их, и они упали. Неподвластные пальцы без дела не остались — поглаживали шелковистые волоски, потом проникли в горячую влажность между ног. Послышался стон.
Запечатлев на лобке поцелуй, Гард откинулся на кровати. Красавица стояла перед ним обнаженная, на шее висела цепочка с бриллиантом, который ему запомнился издавна. Протянув руку, он ухватил кулон, потянул на себя и коснулся губами ее губ, язык юркнул в чужой рот. Не выдержав, греховница бросилась ему на колени и, усевшись, обхватила спину любовника ногами. И вот уже его плоть проникла в самый интимный заповедник.
Закрыв глаза, Мэйбл покорно отдалась ласке — пусть будет так. Никогда они еще не занимались любовью в подобной позе — сидя лицом к лицу, когда соски ее трутся о его грудь, вызывая самые сладостные ощущения. Она положила руки на плечи любимого, чтобы не двигался, — теперь сама все сделает. И не спеша принялась подниматься и опускаться, распаляя неутоленную жажду.
Гард не противился. Удовлетворение наступит, когда придет черед, охватив жарким пламенем. А потом они немного отдохнут, и все начнется снова — безудержное желание, обладание, сладостный заключительный аккорд. Только так, а не иначе и только с Мэйбл! Никто ему больше не нужен!
Пламя страсти разгоралось жарче и яростней. Она задвигалась быстрее, все глубже вбирая в себя сильную плоть — и огонь пробежал по ее жилам. Сердце как бешеное билось в груди, дыхание срывалось, послышались тихие стоны. Откуда это, как сквозь сон подумала Мэйбл. Господи, ведь это она сама!
Верно говорил Гард, она и вправду издает самые немыслимые эротические звуки.
Наконец почувствовала, что вот-вот вспыхнет. И, содрогнувшись всем телом, пронзительно вскрикнула. А потом услышала, как глухо застонал и Гард, догорев в снедавшем обоих огне…
— Значит, говоришь, буду корчиться от страсти? — с явным удовольствием проговорила Мэйбл, вытянувшись на кровати и повторяя последние слова с интонацией, с которой они прозвучали из уст любовника. — А сам-то каков! — И рассмеялась.
Повернувшись к насмешнице лицом, Гард самодовольно ответил:
— А меня радует, что эти слова не оказались пустым звуком.
Его отрада умиротворенно лежала во всей своей красе — обнаженная, влажные волосы разметались по подушке, соски набухли… Распутница да и только, усмехнулся Гард.
Бесстыдница, измученная любовными ласками.
Уж он-то постарался довести ее до изнеможения! Вот было бы здорово, если бы эта женщина жаждала не только постельных страстей, а влюбилась в него. А он взял бы и разбил ее сердце. Вот и получилось бы, что оно принадлежит особе, много лет назад поступившей с ним точно так же. Смех, да и только! Впрочем, смеяться не над чем. Конечно, пришлось перенести много боли, но, оказывается, все можно исправить. И сделать это способна именно Мэйбл, а не какая-то другая женщина.
Может быть, у них есть все-таки будущее? Если бы она его любила…
Стоп! Что это ему взбрело в голову! Разве тринадцать лет назад не клялась любимая девушка в вечной любви? Он поверил, а что получил взамен? Как же теперь ей доверять? Зная, чем это может кончиться, стоит ли снова так рисковать?
Кстати, о риске…
— Ты принимаешь противозачаточные таблетки? — повернулся он к Мэйбл.
Женщина взглянула на него с милой улыбкой.
— Тебе не кажется, что ты несколько запоздал с этим вопросом?
Но ему было не до улыбок. Единственно, чего он хотел, это услышать «да».
— Я уже больше года в разводе, — терпеливо принялась объяснять она. — А до этого несколько месяцев не жила с мужем. Нет, я ничего не принимаю. Мне это как-то ни к чему.
А ведь чертовка видит меня насквозь, мрачно подумал Гард, и тут же отвернулся. Мэйбл успела заметить, что любовник встревожен. Она встала, взяла со спинки кровати халат и, надев его, туго подпоясалась.
— Я давно уже сама забочусь о себе и сыне, — спокойно сказала она. — И если у меня будет ребенок, сумею и о нем позаботиться. Так что не переживай. От тебя мне ничего не нужно.
Ну, успокоила, чуть не выпалил Гард — ведь прекрасно знает, что если забеременеет, все изменится. Тут уже будет не до рассуждений, любит он ее или не любит, доверяет или нет! Просто обязан будет жениться на ней. Как порядочный человек.
Уставившись в потолок, он сдержанно заметил:
— Похоже, эта проблема тебя не очень-то волнует…
— Сейчас у меня безопасный период, — так же сдержанно сказала Мэйбл.
— Рад, что это тебя не беспокоит, — соврал Гард.
Женщина пошла к двери, но он вскочил и преградил ей путь.
— Прости меня…
Не поднимая головы, Мэйбл, запинаясь, проговорила:
— Я знаю, ты мне не поверишь, но у меня никогда и в мыслях не было женить тебя на себе насильно. Я уже один раз выходила замуж без любви, во второй раз это не повторится. Никогда!
Выходя замуж в первый раз, она не любила Роллинса. Это ясно. А что означают слова о втором разе? Хочет сказать, что не любит и его? Что не сможет полюбить?
Но спросить он не решился.
— Хочешь есть? — вдруг сменила тему разговора хлебосольная хозяйка.
Однако… От женитьбы к еде. Ничего себе переход! Но есть хотелось, да еще как! Когда только приехал сюда, уже был голоден, а их любовные игры только разожгли аппетит.
— Я тебе еще должен один обед, — заметил он.
— Ничего ты мне не должен, мой дорогой, — раздалось в ответ.
— А вот это неправда. — И, дотронувшись до ее плеча, Гард улыбнулся. — Ну, не грусти!
— Не могу. Никогда не знаешь, что ты выкинешь в очередной раз, что уж тут веселиться… Может, в субботу мне и не следовало с тобой спать, но, по правде сказать, меньше всего думала о том, как мы будем предохраняться. Наверное, это глупо с моей стороны, но, в конце концов, в моей жизни было только двое мужчин. Наверно, когда наберусь побольше опыта, буду осторожнее.
Она попыталась его обойти, но Гард снова помешал ей.
— Что это значит, побольше опыта? — спросил он, подозрительно сощурившись. — Что ты надумала, срамница? Если собираешься после стольких лет супружеской верности пуститься во все тяжкие, то ты просто спятила.
— Значит, ты считаешь, что тебе можно спать с кем попало, а мне нельзя?
— Я вовсе не сплю с кем попало! — возразил Гард, но голос его прозвучал виновато, потому что долгое время он именно этим и занимался. В первые несколько лет, когда уехал из Стампы, вообще менял женщин как перчатки. — А у тебя есть с кем любовью позаниматься! Я-то на что! Или хочешь вкусить свежего яблочка?
Злость ее постепенно улетучивалась, уступая место грусти.
— Ах, мой верный Адам! Не жить же тебе здесь всю жизнь. Ты человек военный. Дадут приказ ехать в другой город, уедешь. А я останусь в Стампе. И хотела бы снова выйти замуж. А для этого нужно встречаться с мужчинами. И с некоторыми из них спать. Так что большое тебе спасибо за науку. Я теперь буду более осторожна. — Она наконец-то обошла его и, подойдя к двери, бросила: — Одевайся и марш вниз. Приготовлю что-нибудь поесть. — И вышла из комнаты.
Спокойствие, только спокойствие, стиснув зубы, стараясь дышать ровно, приказал озадаченный мужчина. Сегодня вечером пнул со всей силы стул, к счастью, не сломав ни его ножку, ни собственную ногу. Ведь умеет сдерживать свои чувства, а сейчас опять возникло непреодолимое желание — да такое сильное, что весь затрясся — что-нибудь шарахнуть. Но не биться же головой о стену или крушить мебель! Ничего этим не добьешься, только кости переломаешь.
Но если Мэйбл и вправду думает, что он позволит ей развлекаться с другими мужчинами, то это просто идиотизм!
Впрочем, это ее дело, решил Гард, внезапно успокаиваясь. Кто он такой, чтобы запрещать ей? Какое право имеет вмешиваться в ее жизнь? Он всего лишь проводит с ней время, и только. Сам ведь этого хотел! Поболтать, погулять, позаниматься любовью… А когда надоест, уйдет в любой момент, без малейшего сожаления.
Как хорошо! Ничто не связывает! Нет ни прав, ни обязанностей.
Так что может переспать со всем городом по очереди. Только вряд ли это доставит хоть капельку удовольствия.
«Одевайся и марш вниз», — приказано ему. Хорошо хоть не выгнала из дому, не послала к черту и не принялась названивать очередному любовнику.
Он спускался по лестнице, когда раздались телефонные трели.
— Послушай, пожалуйста, — крикнула из кухни хозяйка.
Перегнувшись через перила, Гард снял трубку.
— Слушаю, — бросил он.
Секунду стояла гробовая тишина, потом раздался грубоватый голос Алана.
— А вы что там делаете?
Пропустив вопрос мимо ушей, непрошеный гость спокойно сказал:
— Подожди секунду, сейчас я позову твою маму.
— Ходят там всякие… — последнее, что услышал Гард, откладывая телефонную трубку.
Он отправился на кухню, где хозяйка жарила мясо.
— Это Алан.
Бросив вилку, женщина поторопилась в холл, оставив дверь приоткрытой. Так что разговор он слышал отлично.
— Как долетели?.. Мы ужинаем. Рад, что приехал в Мемфис?.. Да, немного поздновато ужинать. Как папа?.. Нет, не нужно, я не хочу с ним говорить, милый. Алан! Алан!.. Привет, Реджи…
Гард бросил угрюмый взгляд на скворчавшее в сковородке мясо, потрогал вилкой и убавил огонь. Мэйбл решительно заявила совсем недавно, что никогда не встретится с Роллинсом, но он все равно испытал укол ревности. Хоть и разговаривала с бывшим мужем холодным и безразличным голосом, как с незнакомым человеком, все равно не мог спокойно это слушать.
Ведь она в течение двенадцати лет была его женой. Родила от него ребенка. Провела с ним вместе более трети своей жизни.
Так что было, к чему ревновать!
Закончив разговор, Мэйбл вернулась на кухню. Она уже успела причесаться, и теперь волосы ее были гладко зачесаны, а на затылке собраны в конский хвост. И выглядела уже не бесстыжей распутницей, а чистой и невинной девушкой.
Но менее обольстительной от этого не стала.
Мэйбл не сменила помощника у плиты, а полезла в холодильник и вытащила лук, сыр, сметану, а из ящика стола кетчуп, коробку с приправами и начала натирать на терке сыр. Гард выключил огонь на плите.
— Как твой сын?
— В восторге от того, что он со своим отцом. — Взяв щепотку измельченного сыра, хозяйка попробовала его. — И в ярости от того, что ты со мной.
— Чего еще ждать от твоего отпрыска! Ваша семейка меня никогда не жаловала.
— Верно. Но она по крайней мере знала о твоем существовании, не то, что твоя!
Уязвленный ухажер молчал.
— Интересно, почему ты никогда не рассказывал им обо мне? — Она сделала вид, что размышляет. — Ах да! Они могли бы захотеть со мной встретиться. А если бы ты и в самом деле привел меня в дом, им пришлось бы наставлять тебя на пусть истинный. Говорить, что ты совершаешь ошибку, что я тебе не пара… Может, тебя и сейчас волнует, что они о нас подумают? Боишься, что делаешь глупость, встречаясь со мной?
Гард резко повернулся к ней лицом. — С каких это пор мнение моей семьи стало для тебя что-то значить? Раньше ты плевать на них хотела! Когда мы с тобой встречались раньше, ты ни разу не удосужилась о них спросить! Даже не знала, что мою любимую сестру зовут Шерон. Никогда тебя не волновало, где они живут, чем занимаются, как выглядят! Почему же теперь спрашиваешь?
Потому что люблю тебя, хотелось ответить Мэйбл, и желала бы удостовериться, что и я тебе небезразлична. А еще хочу, чтобы эта часть твоей жизни, и немаловажная часть, не была от меня сокрыта. А ты считаешь, что я недостойна твоей семьи, стыдишься меня…
Но что она могла ему сказать? Правду — не в силах, а врать не хотелось. Гард так и не дождался ответа.
Встав на цыпочки, Мэйбл потянулась к полке, коснувшись грудью его спины. Он повернулся, схватил ее за плечи и с силой повернул к себе.
— Давай не будем ссориться, милая, — напряженным голосом проговорил он. — У нас с тобой не так-то много времени. Скоро вернется Алан, и тогда все будет еще сложнее. Так что, прошу тебя, давай наслаждаться тем, что у нас есть.
— Может, стоит составить список запретных для разговора тем? Как-то: противозачаточные таблетки, твои родственники…
— И твои мужики, — подхватил ревнивец.
— Нет у меня никаких мужиков! — выпалила Мэйбл, склонив голову ему на грудь.
Гард ласково приподнял ее подбородок.
— У тебя есть я.
Надолго ли, печально подумала Мэйбл.
— Впрочем, не многих женщин прельщает перспектива быть со мной рядом, — добавил Гард. — Похоже, ты тоже от этого не в восторге.
Что ж, если таковых немного сейчас, то, может, найдутся в будущем, приуныла Мэйбл. А что ждет ее? Одинокая старость? Потому что никогда она больше не выйдет замуж! И никого, кроме вот этого человека, никогда не полюбит! Мало ли чего наговоришь в запальчивости.
— Ах, милая ты моя… — тихо вздохнул Гард, и у нее защемило сердце. — Что мне сделать, чтобы тебя развеселить?
— Уверена, что-нибудь придумаешь, — прошептала Мэйбл, выскальзывая из его объятий, и стала накрывать на стол.
Они уселись напротив друг друга и молча принялись за еду.
— Откуда у тебя татуировка? — внезапно спросила Мэйбл.
— Попробуй сама догадайся, — пожал он плечами.
Секунду подумав, она сказала:
— Ну, наверное, напился однажды до потери пульса, как нередко случается с новобранцами, а утром проснулся и увидел это на руке.
Гард кивнул, давая понять, что она угадала.
— А почему пистолеты крест-накрест?
— Эмблема военной полиции. По правде говоря, мне хотелось, чтобы изобразили сердце и цветок, но попросить об этом постеснялся. Наверное, мало выпил.
— Сердце и цветок? — переспросила Мэйбл, наконец-то одаривая его улыбкой, которой он так долго дожидался. — Для представителя военной полиции выбор несколько сентиментальный, тебе не кажется?
— Разбитое сердце. И роза алого цвета, — спокойно уточнил он.
Мэйбл пристально взглянула на него. Вообще-то она предпочитала не вспоминать о некоторых подробностях свадебного дня, но кое-какие вещи забыть было просто невозможно. Например, букет, на котором настояла ее мать. Две дюжины великолепных алых роз. Они стоили кругленькую сумму — пустая трата денег на такое короткое время.
— Откуда ты узнал? — удивилась она.
— Я там был. Стоял напротив церкви. — Не поднимая на нее глаз, Гард принялся подбирать мясную подливку кусочками хлеба. — Увидел в газете объявление о свадьбе и хотел удостовериться, что ты действительно вышла замуж, получить подтверждение, что между нами все кончено. Вот и получил. — Он перевел на нее взгляд. — Я видел, как ты выходила из церкви с Роллинсом. Он обнимал тебя за плечи, а ты держала в руках букет роз и была потрясающе красива.
Интересно, изменилось бы что-нибудь, знай она, кто находится совсем рядом, переживает, страдает, проклинает, задала себе вопрос Мэйбл.
Ей припомнился один момент перед свадьбой. Все было почти готово — прическа хоть куда, макияж тоже, — ждала только, когда мама и будущая свекровь помогут ей облачиться в расшитое бисером белое атласное платье, которое заказали во Франции. Она стояла перед ними в бюстгальтере без бретелек, длинных белых панталонах, шелковых чулках и белых туфельках на высоких каблуках. Взглянула на платье, и ею овладело непреодолимое желание убежать. Как хотелось это сделать. Духу не хватило, да и некуда было. Но если бы знала, что Гард так близко, стоит напротив церкви, может, у нее и достало бы мужества…
— Ну, пистолеты мне нравятся больше, чем всякие там сердечки и цветочки, — попыталась как можно беззаботнее произнести Мэйбл. — А больно было?
— Не помню.
— Неужели и в самом деле так напился? Он криво усмехнулся.
— Тогда я пил по-черному, армия спасла.
— Теперь, слава Богу, нет, — перекрестилась женщина, с ужасом вспомнив и другой порок — наркоманию.
— С тех пор — нет.
С облегчением вздохнув, Мэйбл тем не менее с грустью заметила:
— Да, служба в армии наложила не только хороший отпечаток…
— Татуировку я заработал по собственной глупости, а шрамы — по долгу службы.
— Тебе нравится твоя работа?
— Да. Я правильно сделал, что пошел в армию, хотя причины, по которым в ней оказался, отличались от тех, что у большинства парней. Мне было наплевать на патриотический долг, не нужны были и деньги, чтобы, допустим, потом поступить куда-нибудь учиться.
Просто хотелось сбежать от тебя подальше. Но в конечном счете оказалось, что я сделал правильный выбор. Мне нравится моя работа, люди, с которыми доводилось сталкиваться, места, где приходилось бывать.
Она не задавала вопросов, которые так и напрашивались. Выбором работы он остался доволен. А как с личной жизнью? Счастлив ли? Или после ее замужества так и не смог побороть в себе горечь и разочарование?
Ей было страшно услышать ответ, потому что больно чувствовать себя виноватой.
Хотелось просто наслаждаться этим вечером. Смотреть Гарду в лицо до тех пор, пока каждая черточка крепко-накрепко не запечатлится в памяти. Говорить с любимым обо всем и ни о чем, слушать его низкий, спокойный голос, касаться его руки, лица, тела…
А еще хотелось снова заниматься с ним любовью.
Но больше всего — просто любить его.
Алан вернулся из Мемфиса вместе с бабушкой и дедушкой ранним вечером в воскресенье и из аэропорта сразу же приехал домой. Гард провел с Мэйбл целую ночь и полдня, кроме тех нескольких часов, когда нужно было работать с подростками. К вечеру смалодушничал и сказал, что собирается уехать до появления родственников. Она не стала уговаривать остаться. Просто бросила на него ласково-печальный взгляд и проговорила:
— Я хотела бы, чтобы ты не уезжал. Вот так и получилось, что он нос к носу столкнулся в просторном холле с Аланом и родителями бывшего мужа.
Пожилая чета была сама любезность и обходительность, а миссис Роллинс вообще оказалась милейшей дамой. С улыбкой протянула руку, назвала по имени и, растягивая слова, — ох уж этот южный говорок! — польстила, что много наслышана и очень рада познакомиться. Такого Гард и не ожидал! Думал, что отнесутся враждебно — как же, обхаживает бывшую невестку, не скроют негодования — посмел арестовать любимого внука. Ожидал высокомерия и неприязни — куда там какому-то полицейскому до самих Роллинсов…
Но если супруги приятно удивили, то Алан повел себя точно так, как гость и предполагал. Вцепившись обеими руками в небольшой нарядный сверток, повернулся к матери. Глаза его при этом так и полыхали яростью. — Что он здесь забыл? Гард почувствовал, как краска смущения залила лицо.
— Алан! — повысив голос, одернула сына Мэйбл, но того уже понесло.
— Почему ты его не прогонишь? Я таких ненавижу! Проклятый фараон! Его с моим папой даже рядом поставить нельзя.
«Проклятый фараон»… Офицер, конечно, понимал, что в сердцах мало ли чего наговоришь, но оскорбительные слова разъяренного мальчишки задели его сильнее, чем мог бы признаться даже самому себе. Он прекрасно знал — чем чаще будет встречаться с матерью, тем большую враждебность станет проявлять сын. Едва он успел полюбить своенравного мальчишку, как тот проникся к нему ненавистью.
И надо же, как раз в то время, когда отношения с Мэйбл принимают все более серьезный характер и так нужны дружба и поддержка ее сына.
— Дедушка, ну, пожалуйста, заставь его уйти! — взмолился Алан. — Пусть оставит нас в покое! Ты ведь запросто можешь это сделать! Сам говорил, что тебе с любым человеком справиться ничего не стоит, а тут какой-то фараонишка! Сделай так, чтобы он ушел, ну прошу тебя!
— Алан… — грозным голосом начала было мать, но Питер перебил ее.
— Ну-ка прекрати! — жестко бросил он. Видя, что никто, даже дед, его не поддерживает, мальчишка бросился к гостю, со всей силы толкнул в грудь и помчался по лестнице. Наверху остановился и, перегнувшись через перила, с размаху швырнул сверток вниз.
— Вот тебе твой дурацкий подарок! Получай!
И не дожидаясь, пока тот грохнется об пол, кинулся в свою комнату и с треском захлопнул за собой дверь.
Сверток пролетел мимо Гарда, едва не задев его, и приземлился прямо у ног. Раздался звон разбитого стекла. Секунду стояла гробовая тишина, пока Алиса тихонько не охнула.
Гость стоял и тупо смотрел на сверток. Вокруг все суетились, слышались охи и извинения… В общем, извинялись все, только не тот, кому следовало бы, усмехнулся Гард. Все наперебой уверяли его, что мальчик просто устал с дороги, так рад был встрече с отцом и огорчен расставанием с ним… И все в том же духе.
Наконец Роллинсы попрощались. Гард слышал, как за ними захлопнулась дверь, после чего Мэйбл с виноватым лицом подошла к нему и, обняв руками за талию, поцеловала.
— Как ты догадался? — тихо спросила она. Гард удивленно уставился в глаза женщины.
— О чем?
— Что сын будет вести себя так, когда вернется. Ночью ты мне как раз говорил об этом. Так как же?
— Догадаться нетрудно. Алан очень хочет, чтобы вы с Реджи снова были вместе. Ну, подумай сама — после долгой разлуки он наконец-то снова встречается с горячо любимым отцом, живет у него несколько дней и наверняка убеждает себя в том, что придет время, когда будет с ним постоянно. Что Реджи скоро поправится, приедет сюда и будет жить с вами. — Гард пожал плечами. — И вот мальчик возвращается домой… И что видит? Меня рядом в тобой.
Мэйбл прижала руку к его щеке. То ли пальцы у нее такие холодные, то ли его лицо все еще пылает, подумал Гард. Скорее всего последнее.