Похоже, чувствует себя не в своей тарелке — смущенно переминается с ноги на ногу, руки засунул в карманы. Да и ей тоже не по себе, ведь невооруженным глазом видно — для него мука горькая находиться рядом с ней. Сама во всем виновата, в который раз укорила себя Мэйбл. Собственными руками разрушила свое счастье.
— Может, присядешь? — предложила она. Он поднялся по ступенькам, но садиться не стал — прислонился к перилам.
— А где Алан?
— Гоняет с мальчишками в футбол. — Улыбнулась невесело. Догадка ее, похоже, оказалась верной. — Хочешь его видеть?
— Нет. Я пришел поговорить с тобой совсем о другом.
О чем же, вертелся на языке вопрос. Судя по выражению лица, приехал явно по делу, а не ради удовольствия.
— Ну что, разобралась со своим свекром?
Вот уж о чем не хотелось говорить с Гардом, так это о Роллинсах. Впрочем, он мог бы придумать вопросы и похлеще, а именно — почему она так подло бросила его и вышла замуж за другого? А то и того не лучше — почему разошлась с мужем? Вот пришлось бы попыхтеть, придумывая правдоподобное объяснение!
— Вроде да. Во всяком случае на какое-то время он успокоился, — ответила Мэйбл и поспешно добавила: — Питер желает нам только добра. Алан его единственный внук. Других у него не будет. И ему очень хочется, чтобы его жизнь текла без забот и хлопот. А то, что своей чрезмерной опекой он наносит ребенку вред, не понимает.
— Значит, твой бывший муж не женился? — Поймав недоуменный взгляд хозяйки, Гард пояснил: — Ты же сказала, что других внуков у Питера не будет.
Мэйбл смущенно отвела взгляд в сторону.
— Реджи сейчас не до женитьбы. А уж про детей и говорить нечего.
— Поэтому он и с сыном никогда не видится?
Гард смотрел ей прямо в глаза, но взгляд все равно скользил куда-то вниз, на ее ноги. Они были так близко — длинные, стройные. Только руку протяни, коснешься шелковистой кожи… И представил себе, как эти великолепные ноги обвиваются вокруг его бедер, сжимая их все крепче, крепче…
Совсем с ума сошел, оборвал он себя. Нашел время для воспоминаний. Вот вернешься домой, тогда думай и вспоминай сколько влезет. Но не сейчас, когда она, слепо уставившись в пустоту, рассуждает о своем бывшем муже — человеке, денежки которого пришлись ей куда больше по душе, чем его, Гарда, открытая душа.
— Они не видятся, потому что Реджи живет от нас за тысячу миль. Это во-первых. А во-вторых, у него сейчас другие проблемы.
— Неужели более важные, чем собственный сын?
Ни секунды не раздумывая, она коротко ответила:
— Да.
Гарду очень хотелось знать, что же это за проблемы, которые дороже собственного ребенка, но придержал язык. Не станет она ему отвечать. Вон какое изобразила непроницаемое лицо!
— Скучаешь по Мемфису? — сменил он тему разговора.
— Нет. — По лицу ее пробежала легкая улыбка, и оно стало еще красивее. — А ты скучаешь по тем местам, где приходилось служить?
— Нет. Только по сослуживцам. И еще по собакам.
Он тосковал по всем собакам, с которыми ему довелось работать — и по Джокеру, и по Голду. Первый отличался самым смирным нравом, Голд — самым злобным. Пес в припадке ярости запросто мог и покусать своего наставника. Но самой любимой собакой был Бизон.
— А в каких штатах тебе доводилось работать?
— В Южной Каролине, Алабаме, Джорджии, Теннесси.
При упоминании о последнем штате собеседница встрепенулась. Какая ирония судьбы, подумал Гард — уехать из Флориды подальше от нее и поселиться в Теннесси, о котором у него сохранились не самые теплые воспоминания. Он приехал туда, когда выписался из госпиталя после ранения. Чувствовал себя еще не вполне здоровым и, если бы знал, что Мэйбл живет всего в нескольких десятках миль от него, здоровья ему это вряд ли прибавило бы.
— А где в Теннесси?
— На военно-воздушной базе в Форт-Уэсте. Недалеко от Лекланда. Там я закончил школу кинологов.
Он несколько месяцев не мог решить, подавать ему документы в эту школу или нет, но после того, как его чуть не убили, раздумьям пришел конец — подавать, и чем скорее, тем лучше. Если он собирается и дальше служить в военной полиции, ему нужен напарник, которому можно доверять целиком и полностью, иначе не в силах будет преодолеть страх. А таким напарником мог быть только четвероногий друг.
— Ах, да… Ты же работаешь с собаками.
Мэйбл снова улыбнулась. На сей раз теплой, ласковой улыбкой, которая всегда трогала его до глубины души, вселяя надежду, что все будет хорошо.
— На Алана произвело неизгладимое впечатление, что собаки тебя так слушаются, — заметила она. — У него в Мемфисе был великолепный ирландский колли. Он пытался обучить его простейшим командам, ну, типа «сидеть», «лежать»… Но учитель из него оказался никудышный.
— Собака с вами живет? — поинтересовался Гард.
Кинология была одной из немногих областей, в которых он знал толк. Можно было бы помочь мальчишке выдрессировать колли. От этого их отношения только выиграли бы. Не исключено, что и мать почувствовала бы к нему большее расположение…
Но оказалось, рановато он размечтался.
— Нет, — грустно проговорила Мэйбл. — Реджи продал ее, когда мы с сыном от него уехали. Мы сначала снимали квартиру, и места для собаки было маловато. Договорились, что она какое-то время поживет у Реджи, а он избавился от нее. — Она взглянула Гарду прямо в глаза. — Алан думает, что она убежала. Сын не знает…
— Чего не знает, Мэйбл? — Она попыталась отвести взгляд, но Гард лишил ее этой возможности — подошел и встал прямо перед ней. — Всякий раз, когда речь заходит о Роллинсах, ты замыкаешься в себе. Что ты скрываешь?
А что она может рассказать ему? Выложить все до мельчайших подробностей? Он служит в полиции, наверняка всего повидал, и ему легче, чем кому бы то ни было, будет понять, каким кошмаром были для нее последние несколько лет. Облегчить душу? Она терпеть не могла хранить тайны, а последние три года только этим и занималась, чтобы ни сын, ни друзья и знакомые не узнали правду о Реджи. Рассказала только родителям и сестре.
Более того, если Гарду станет известно, что ее бывший муж наркоман, это польстит его самолюбию. Ему приятно будет осознавать, что тринадцать лет назад ее родители и она сама жестоко ошиблись. И что та безоблачная жизнь, которую она ждала от мужа, так и не сложилась.
Но Мэйбл молчала. Что же удерживало ее от признания? Жалость к Реджи? Не исключено. В конце концов он отец ее сына. Репутация семьи? Еще более вероятно. Многие люди — и Гард, по всей вероятности, не исключение — ждут любого удобного случая, чтобы вылить на Роллинсов ушат грязи. Кроме того, нравится ей это или нет, проблемы Реджи не могут не сказаться на ней самой и на сыне, хотя они нисколько этого не заслуживают.
И все же, вероятнее всего, ее удерживал от признания элементарный стыд. У нее язык не поворачивался рассказать Гарду, на какую низость оказался способен ее бывший муж. Дело в том, что собаку он продал, чтобы купить себе наркотики. У колли была великолепная родословная, так что денег муженек выручил достаточно, чтобы продержаться несколько дней. И вот этого-то предательства по отношению к бессловесному существу Мэйбл не могла ему простить.
А еще было стыдно от того, что в данный момент ее волновал не Реджи с его проблемами и не Алан, на котором могут отразиться выкрутасы отца, а Гард. Что он подумает, если узнает правду? Он же полицейский, и в его обязанности входит арестовывать таких, как Реджи, и сажать их в тюрьму. Станет ли он после этого общаться с ней и перевоспитывать ее сына? Вряд ли…
— Если ты со мной не согласен, скажи, — тихо начала она, спокойно встретив его взгляд. — Но, по-моему, нет ничего странного в том, что мне не хочется обсуждать проблемы моего бывшего мужа. Особенно с тобой.
Гость отошел в сторону и прислонился к перилам. Мэйбл опустила ноги на пол и вновь принялась раскачиваться, но, услышав новый вопрос, замерла.
— Почему он с тобой разошелся?
Сердце больно сжалось, но она и вида не подала, ответила со всей непринужденностью, на которую только была способна.
— Значит, ты считаешь, что муж сам подал на развод, потому что я ему стала больше не нужна?
— Вот именно. Судя по тому, как долго ты добивалась его руки, маловероятно, что добровольно от него отказалась.
А может, все же рассказать ему все, подумала Мэйбл вставая. Пусть знает, как он к ней жесток и несправедлив!
Но ведь и прав, считая ее жадной и эгоистичной. Она сама приложила немало усилий, чтобы о ней так думали.
С крючка над дверью свисала кормушка в виде домика для колибри. Хозяйка коснулась ее рукой — на пальце осталась капелька густого красного сиропа. Почти месяц ни одна колибри к ним в дом не залетала. Нужно будет почистить кормушку и убрать до весны. На этой же неделе займется…
Мэйбл отвела взгляд от птичьего домика и подошла к гостю почти вплотную.
— Ты прав, — безжизненным голосом произнесла она. — Я ни от чего не отказываюсь добровольно. Реджи я теперь мало волную. У него появилось кое-что получше. То, что ему дороже меня. Он забрал все, но у меня остался Алан, его единственный сын и единственный внук Питера.
Женщина помолчала, чтобы до него лучше дошел смысл ее последних слов — пока сын живет с ней, Питер проследит, чтобы они ни в чем не нуждались, — отошла и села в качалку. — Уходи, Гард, — устало проговорила она. — Оставь меня в покое!
После разговора с Мэйбл сомнения одолели Брустера с новой силой. Хотя она сама подтвердила то, о чем он все время подозревал, — что Роллинсу надоела ее алчность, что он повстречал другую женщину, которая любит его самого, а не его банковский счет и общественное положение, и сам подал на развод, — он ей не поверил.
Что-то во всей этой истории было не так. Неубедительно прозвучал ее намек на то, что сын служит ей лишь средством для выкачивания денег у бывшего свекра. Уж в том, что она любит ребенка, Гард ни капли не сомневался. Да она жить без него не может! И никогда никому его не отдаст.
Что же касается материальной помощи, то, судя по району, в котором она поселилась, по более чем скромному домику, не слишком-то помогают ей ни бывший муж, ни его папаша. Гард прекрасно знал эту женщину. Если бы у нее были деньги, прятать их она никогда бы не стала. Поселилась бы в шикарном особняке, оделась бы во что-нибудь более приличное, чем потертые джинсы и выцветшая кофточка. Нацепила бы на себя драгоценности, которые всегда обожала. В общем, как говорится, пускала бы пыль в глаза.
А вместо этого живет в неказистом домишке в самом бедном районе.
Так что же на самом деле произошло у нее с мужем? Кто с кем развелся? Сам ли он додумался вышвырнуть жену и сына из дома и из своей жизни или это Мэйбл решила уйти от него?
Интересно, какие чувства она испытывала к своему супругу? Что выходила за него не по любви, это ясно. А потом? Полюбила? И что решила предпринять, узнав о появлении в его жизни другой женщины? Снова попытать счастья? Может, и в Стампу вернулась неспроста — чтобы ее ретивые родственнички отыскали ей еще одного денежного придурка?.
Хотелось бы верить, что нет. Что приехала в родной город, потому что здесь ее дом, семья. Потому что у отца Алана появились какие-то непонятные интересы, сын отошел на задний план и мать попыталась заменить мальчишке нерадивого папашу всевозможными дедушками и бабушками, тетями и дядями, двоюродными братьями и сестрами.
А еще хотелось бы верить, что тринадцать лет назад она не нарочно поступила так жестоко. Что не просто поиграла с ним и бросила, а испытывала к нему хоть какие-то чувства. Что сожалеет о случившемся…
Но хочешь не хочешь, а поверить он ей не мог. Мэйбл всегда были присущи трезвый ум и тщательный расчет. Каждый свой поступок она продумывала до мельчайших подробностей. Так что вряд ли с годами изменилась.
— Что это вы сегодня такой мрачный?
Лейтенант скосил глаза — справа от него стоял Алан. Замызганное лицо пацана блестело от пота, и немудрено — работенка сегодня выдалась не дай Бог! В городе снесли последние здания, сохранившиеся еще со времен первой мировой войны, и его ребяткам вместе с другими подростками поручили растаскивать камни. Работа продолжалась уже почти четыре часа. Скоро закончат.
И он опять встретится с Мэйбл.
Что за черт! Всякий раз, когда он видит перед собой светлые глаза мальчишки, смущенную улыбку, либо дразнящую усмешку, вспоминает о его матери, хмуро подумал Гард, но тут же оборвал себя: а Алан здесь при чем? Разве он виноват, что похож на мать, один вид которой вызывает непреодолимое желание?
— С чего ты взял, что я хмурый? — спросил Гард, прищурившись — солнце било в глаза.
— Да к вам все подходить боятся! Сидите с таким видом, будто обозлились на весь белый свет!
А ведь парнишка недалек от истины, подумал Брустер. За тринадцать лет у него выработалась устойчивая привычка хмуриться — так было легче прятать свою боль. Это отпугивало от него людей, и за время учебы в Форт-Уэсте друзей он не нажил. С годами острота боли прошла, но время от времени возвращалась, давая о себе знать еще сильнее, чем прежде.
— Значит, только ты не побоялся, что я могу откусить тебе башку?
Алан мрачно глянул на него, и воспитатель улыбнулся. А ведь неплохой мальчишка! Нормальный ребенок, на которого нежданно-негаданно навалилась куча проблем — попробуй, выдержи! И развод родителей, и отец, у которого нет времени для собственного сына, и дедушки, убежденные, что они правят всем миром, — ну если не всем, то по крайней мере какой-то его частью, — и мать, чья любовь и верность измерялись долларами и центами… Но которая пойдет на все ради своего сына. Которая не побоялась выступить против бывшего свекра, когда тот надумал откупиться от закона. Которая понимала: допусти она это — и мальчишка решит, что ему позволено все по той простой причине, что он Роллинс.
— Уже почти пять часов, — заметил Алан. — Можно нам отдохнуть?
— Ну конечно! Скажи остальным, ладно?
Алан подбежал к ребятам, но через секунду вернулся и уселся рядом с наставником на бетонные ступеньки, ведущие в никуда — самого здания уже не было и в помине.
— Любишь футбол? — спросил Гард, ткнув пальцем в майку с названием мемфисского футбольного клуба.
— Ага… У нас с папой раньше был абонемент, и мы ходили почти на все игры. Но пару лет назад он потерял интерес к футболу. Мы и перестали… — Алан взглянул на свои грязные руки, вытер их о футболку и тихонько добавил: — Он вообще ко многому потерял интерес.
Значит, пару лет назад… Реджи с Мэйбл разошлись год назад. Может, перед этим он познакомился с другой, подумал Гард. Куда же она делась потом? Вчера Мэйбл сказала ему, что муж не женился во второй раз, поскольку ему теперь вообще не до женитьбы. Но почему? Что же происходит в жизни ее бывшего супруга? Чем это он так занят?
— Ты, наверное, скучаешь по нему?
Голос Гарда прозвучал совершенно спокойно, без какого-то особого интереса — точно так же он спросил бы об этом любого мальчишку из его группы.
— Ага…
— Зато с дедушками часто видишься.
Сказанул тоже — будто это может заменить ребенку отца.
— Да. До того как вы меня поймали… — Алан помолчал, — я каждую субботу проводил с ними. — Он усмехнулся. — Мы играли в гольф в Центральном парке.
Ну разумеется, в гольф! В какую еще игру могут играть Питер Роллинс и Ральф Уинд-хем? Только в эту. Игра богачей… И конечно, в самых престижных в Стампе клубах. За все долгие годы жизни в этом городе Гарду ни разу не посчастливилось там побывать. А уж в одиннадцатилетнем возрасте его бы и близко к воротам не подпустили. Куда ему до бывшего свекра Мэйбл, до ее отца, сына…
Полицейские живут в другом мире, где о богатстве знают только понаслышке.
А он-то, дурак, решил, что она, хоть и ненадолго, может вернуться к нему! Как же, дождешься…
Видя, что Алан ждет от него каких-то слов, наставник выдавил из себя улыбку и сказал:
— Значит, тебе нравится гольф.
— Я этого не говорил. Сказал только, что играл каждую субботу.
— А на самом деле предпочел бы делать что-нибудь другое?
— Все, что угодно. Даже работать здесь. Но, понимаете… Раньше, до того, как мои родители переехали в Мемфис, папа каждую субботу и воскресенье играл в гольф с дедушкой Роллинсом. А у дедушки Уиндхема никогда не было сына. Когда они приезжали в Мемфис, я был партнером, — закончил Алан, пожав плечами.
Выходит, мальчишка отказывал себе в каких-то других, любимых играх, чтобы доставить удовольствие двум старикам, которым и в голову не пришло спросить, нравится ему гольф или нет. Ну и ну, подумал воспитатель, а Алан-то, оказывается, добрый, отзывчивый паренек!
Подошел грузовик отвезти команду обратно к полицейскому участку. Гард встал и, тронув подопечного за плечо, тихонько заметил:
— А ты, похоже, не такой ершистый, каким себя изображаешь, верно?
Алан не смутился и не обиделся. Бросив на старшего какой-то недетский взгляд, таким же тихим голосом ответил:
— Вы тоже.
И, усмехнувшись, отчего взрослое выражение куда-то улетучилось, припустил к машине, возле которой уже стояли Фрэнсис и Мэтью.
А ведь парень прав, подумал Гард, не спеша направляясь следом. Упрямым и строптивым он никогда не был, особенно, если приходилось иметь дело со сбившимися с праведного пути подростками и их очаровательными мамашами.
Кстати, перед одной из них неплохо было бы извиниться. Его вопросы, почему да отчего она разошлась с мужем, были, мягко говоря, не совсем тактичными. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах он, пожалуй, имеет право знать хотя бы в общих чертах, что у нее произошло с Реджи.
Мэйбл и не скрывала — ее муж полюбил другую. Гард прекрасно понимал, как ей больно в этом признаваться — стоило только вспомнить ее полные страдания глаза. Ему ли не знать, что чувствует человек, когда его без конца сравнивают с другим — и сравнение всегда оказывается в пользу последнего, — а потом бросают. Если бы возлюбленная тринадцать лет назад рассталась с ним только потому, что потеряла к нему интерес, конечно, было бы больно, но он бы как-нибудь пережил. Но знать, что она предпочла ему другого только по меркантильным соображениям, было невыносимо…
Похоже, Мэйбл теперь на своей шкуре прочувствовала, что он, Гард, испытывал тогда. Если бы ее замужество просто не удалось — такое частенько случается, — не была бы настолько убита. Но дело оказалось в другом — она проиграла в сравнении с новой симпатией своего мужа. И Реджи в конечном счете выбрал другую.
Интересно, что это за женщина, которую можно предпочесть Мэйбл? Сам он в течение долгих тринадцати лет пытался отыскать такую.
Но так и не смог…
Когда они подъехали к полицейскому участку, Мэйбл уже дожидалась, сидя в своей шикарной машине. Гард собирался подойти к ней вместе с Аланом, извиниться и… Дальше извинений его фантазия не шла. Но планам его не суждено было осуществиться. Не успел он пройти и несколько шагов, как кто-то окликнул его. Барбара…
— Привет, лейтенант! Ну, как дела?
Он проследил взглядом за Аланом — тот уже почти добрался до машины — и обернулся.
— Да ничего.
— С Аланом больше не ругаетесь?
— Нет.
— А с Фрэнсисом?
— Тоже. И с Мэтью.
Алан тем временем уже открыл дверцу.
— Так ничего и не рассказывают о своих дружках, с которыми вместе ходили на дело?
— Нет. Мэтью жалуется, что родители его без конца донимают, пытаются сделать из него этакого пай-мальчика, но о сообщниках ни звука. И не собирается их выдавать.
Пока они стояли и мирно беседовали, шикарная машина укатила. Разочарованный, Гард перевел взгляд на брюнетку.
— Ну, что еще тебе хочется знать?
— Она не для тебя, Гард.
Умело скрыв раздражение, он сделал вид, что не понимает.
— О чем это ты?
— Брось притворяться. Ты прекрасно знаешь, о чем. Мы ведь с тобой одного поля ягодки. Ничто нам просто так не дается в руки. Тебе пришлось идти в полицию, чтобы зарабатывать деньги, я уже десять лет расплачиваюсь с долгами за обучение. Может, в глазах других мы и немногого добились в жизни, а по-моему, для бедняков вроде нас службу в полиции можно считать за счастье. — Барбара указала в ту сторону, куда уехала Мэйбл. — А вот ей все подносилось на блюдечке с голубой каемочкой. Окончила престижную частную школу, поступила в колледж только для того, чтобы найти себе богатого муженька, и вплоть до развода единственной ее заботой было играть роль образцовой жены.
Барбара, конечно, говорила наугад — не могла она знать ничего о женщине, вызвавшей ее неприязнь, — но, как это ни странно, попала точно в цель. Мэйбл действительно закончила частную школу, а с Реджи начала встречаться, учась в колледже. Верно и то, что пока муж ее не бросил, пока не пришлось самой зарабатывать на жизнь, образование ее лежало, так сказать, мертвым грузом. Да и к чему оно ей? Ведь она миссис Роллинс!
Все это было так, да не очень. Не совсем точную картину нарисовала Барбара. В ней почему-то не нашлось места для любящей матери, для девочки, которую он когда-то любил, и женщины, образ которой до сих пор преследовал его, не давая спать по ночам.
— Я давно знаю Мэйбл, — тихо сказал Гард.
Брюнетка улыбнулась печальной и мудрой улыбкой.
— Я встречала мужчин такого типа. Сулят золотые горы, а сами берут от тебя все, ничего не давая взамен. Они считают, что поскольку ты женщина, можно удовлетворять с тобой любые свои прихоти. Когда надоешь — бросят. Иные красотки ведут себя так же.
Гарду хотелось встать на защиту любимой, сказать, что она не такая, но он не мог погрешить против истины. Разве Мэйбл не клялась ему в вечной любви, а когда подвернулся кто-то получше, типа Роллинса, бросила его без сожаления.
— Берегись ее, лейтенант. Она вполне способна причинить тебе боль.
— Не бойся, я буду осторожен.
Нет, ничего Мэйбл ему не сделает, если он не забудет, что ей нельзя доверять, если будет держать в узде свои чувства и если, не дай Бог, не влюбится в нее окончательно и бесповоротно.
Он будет заниматься с ней сексом, а не любовью, в общем, использует, а потом бросит. При этой мысли Гард почувствовал укор совести. Разве не о таких мужчинах только что говорила Барбара — эгоистичных, эгоцентричных… Надкусят яблоко и бросят, тут же забыв его вкус. Которые берут все, ничего не давая взамен.
Но именно это он и собирался сделать — взять все, что она даст, а там хоть трава не расти.
На сей раз, дал себе слово Гард, он выйдет победителем.
— Почему вы решили сами отвезти меня домой? — спросил Алан, забираясь в машину. Был воскресный вечер. Еще одна смена закончилась. — Мама по воскресеньям свободна и сама может за мной приехать.
— Мне нужно с ней поговорить, — ответил Гард. После вчерашнего разговора с Барбарой он решил, что удобнее это сделать подальше от людских глаз.
— Но я же ничего не сделал! — нахмурившись, выпалил Алан.
Воспитатель пристально взглянул на него.
— С чего это ты взял, что разговор будет о тебе?
На лице мальчишки отразилось неподдельное удивление — ему и в голову не могло прийти, что у полицейского и матери найдутся другие темы для беседы, помимо его собственной персоны. Переварив услышанное, он снова нахмурился.
— Вам нравится моя мама?
Гард сделал вид, что всецело поглощен дорогой.
— Ничего…
— Знаете, почему я спрашиваю… — Алан секунду помолчал. — Потому что если вы вдруг влюбились в нее, все равно ничего не добьетесь. Когда мы уехали от папы, она сказала, что больше никогда не выйдет замуж. А если даже и надумает выйти, то скорее всего вернется к папе. Мама не хотела разводиться, и если он попросит ее вернуться, с удовольствием это сделает.
Гард мог бы сказать мальчишке, что жениться на его матери меньше всего входит в его планы, хотя поболтать с ней, а уж тем более заняться любовью было бы недурственно. Но не станешь же распинаться об этом перед одиннадцатилетним пацаном!
— Я только хочу поговорить с ней, Алан. Ничего более.
Ответ парнишку, похоже, удовлетворил, и он замолчал. Интересно, насколько верно то, что сообщил ему Алан, подумал Гард. Неужели и правда, развод отбил у Мэйбл всякую охоту снова выходить замуж? А может, наоборот, она вернется в Мемфис к бывшему мужу, стоит ему только намекнуть, что готов принять ее? И какую цену Реджи заплатит за ее возвращение? А вдруг она, до смерти довольная, что вернулась назад, вообще ничего не попросит? Как же! Эта особа еще отыграется на своем муже за то, что он предпочел какую-то мегеру ей, незабвенной. Он дорого заплатит за это, подвел Гард итог своим мыслям.
Они подъехали к дому. Хозяйки нигде не было видно, но у двери стояла ее роскошная новенькая машина. Оказывается, не так уж Роллинс все и забрал, усмехнулся гость, идя за Аланом к дому. Кое-что оставил. Вот, например, этот шикарный лимузин, который стоит столько, сколько ему и за два года не заработать.
Входная дверь была открыта. Мальчик первым ворвался в дом.
— Мам, я приехал! — завопил он и помчался в самый дальний конец коридора, где, по всей, видимости, находилась кухня.
— Да неужели? — раздался голос Мэйбл откуда-то слева.
Гард закрыл дверь и пошел на звук ее голоса. Она сидела на диване и, увидев его, встала — на лице вежливая сухая улыбка. Выглядела хозяйка потрясающе. Изумрудно-зеленое платье с низким треугольным вырезом, шикарная гладкая прическа, на шее — массивный бриллиантовый кулон. Этакая неприступная красавица. Интересно, специально так разоделась, чтобы подчеркнуть, какая пропасть лежит между ними, подумал Гард.
— Может, присядешь? — предложила она. Он поднялся по ступенькам, но садиться не стал — прислонился к перилам.
— А где Алан?
— Гоняет с мальчишками в футбол. — Улыбнулась невесело. Догадка ее, похоже, оказалась верной. — Хочешь его видеть?
— Нет. Я пришел поговорить с тобой совсем о другом.
О чем же, вертелся на языке вопрос. Судя по выражению лица, приехал явно по делу, а не ради удовольствия.
— Ну что, разобралась со своим свекром?
Вот уж о чем не хотелось говорить с Гардом, так это о Роллинсах. Впрочем, он мог бы придумать вопросы и похлеще, а именно — почему она так подло бросила его и вышла замуж за другого? А то и того не лучше — почему разошлась с мужем? Вот пришлось бы попыхтеть, придумывая правдоподобное объяснение!
— Вроде да. Во всяком случае на какое-то время он успокоился, — ответила Мэйбл и поспешно добавила: — Питер желает нам только добра. Алан его единственный внук. Других у него не будет. И ему очень хочется, чтобы его жизнь текла без забот и хлопот. А то, что своей чрезмерной опекой он наносит ребенку вред, не понимает.
— Значит, твой бывший муж не женился? — Поймав недоуменный взгляд хозяйки, Гард пояснил: — Ты же сказала, что других внуков у Питера не будет.
Мэйбл смущенно отвела взгляд в сторону.
— Реджи сейчас не до женитьбы. А уж про детей и говорить нечего.
— Поэтому он и с сыном никогда не видится?
Гард смотрел ей прямо в глаза, но взгляд все равно скользил куда-то вниз, на ее ноги. Они были так близко — длинные, стройные. Только руку протяни, коснешься шелковистой кожи… И представил себе, как эти великолепные ноги обвиваются вокруг его бедер, сжимая их все крепче, крепче…
Совсем с ума сошел, оборвал он себя. Нашел время для воспоминаний. Вот вернешься домой, тогда думай и вспоминай сколько влезет. Но не сейчас, когда она, слепо уставившись в пустоту, рассуждает о своем бывшем муже — человеке, денежки которого пришлись ей куда больше по душе, чем его, Гарда, открытая душа.
— Они не видятся, потому что Реджи живет от нас за тысячу миль. Это во-первых. А во-вторых, у него сейчас другие проблемы.
— Неужели более важные, чем собственный сын?
Ни секунды не раздумывая, она коротко ответила:
— Да.
Гарду очень хотелось знать, что же это за проблемы, которые дороже собственного ребенка, но придержал язык. Не станет она ему отвечать. Вон какое изобразила непроницаемое лицо!
— Скучаешь по Мемфису? — сменил он тему разговора.
— Нет. — По лицу ее пробежала легкая улыбка, и оно стало еще красивее. — А ты скучаешь по тем местам, где приходилось служить?
— Нет. Только по сослуживцам. И еще по собакам.
Он тосковал по всем собакам, с которыми ему довелось работать — и по Джокеру, и по Голду. Первый отличался самым смирным нравом, Голд — самым злобным. Пес в припадке ярости запросто мог и покусать своего наставника. Но самой любимой собакой был Бизон.
— А в каких штатах тебе доводилось работать?
— В Южной Каролине, Алабаме, Джорджии, Теннесси.
При упоминании о последнем штате собеседница встрепенулась. Какая ирония судьбы, подумал Гард — уехать из Флориды подальше от нее и поселиться в Теннесси, о котором у него сохранились не самые теплые воспоминания. Он приехал туда, когда выписался из госпиталя после ранения. Чувствовал себя еще не вполне здоровым и, если бы знал, что Мэйбл живет всего в нескольких десятках миль от него, здоровья ему это вряд ли прибавило бы.
— А где в Теннесси?
— На военно-воздушной базе в Форт-Уэсте. Недалеко от Лекланда. Там я закончил школу кинологов.
Он несколько месяцев не мог решить, подавать ему документы в эту школу или нет, но после того, как его чуть не убили, раздумьям пришел конец — подавать, и чем скорее, тем лучше. Если он собирается и дальше служить в военной полиции, ему нужен напарник, которому можно доверять целиком и полностью, иначе не в силах будет преодолеть страх. А таким напарником мог быть только четвероногий друг.
— Ах, да… Ты же работаешь с собаками.
Мэйбл снова улыбнулась. На сей раз теплой, ласковой улыбкой, которая всегда трогала его до глубины души, вселяя надежду, что все будет хорошо.
— На Алана произвело неизгладимое впечатление, что собаки тебя так слушаются, — заметила она. — У него в Мемфисе был великолепный ирландский колли. Он пытался обучить его простейшим командам, ну, типа «сидеть», «лежать»… Но учитель из него оказался никудышный.
— Собака с вами живет? — поинтересовался Гард.
Кинология была одной из немногих областей, в которых он знал толк. Можно было бы помочь мальчишке выдрессировать колли. От этого их отношения только выиграли бы. Не исключено, что и мать почувствовала бы к нему большее расположение…
Но оказалось, рановато он размечтался.
— Нет, — грустно проговорила Мэйбл. — Реджи продал ее, когда мы с сыном от него уехали. Мы сначала снимали квартиру, и места для собаки было маловато. Договорились, что она какое-то время поживет у Реджи, а он избавился от нее. — Она взглянула Гарду прямо в глаза. — Алан думает, что она убежала. Сын не знает…
— Чего не знает, Мэйбл? — Она попыталась отвести взгляд, но Гард лишил ее этой возможности — подошел и встал прямо перед ней. — Всякий раз, когда речь заходит о Роллинсах, ты замыкаешься в себе. Что ты скрываешь?
А что она может рассказать ему? Выложить все до мельчайших подробностей? Он служит в полиции, наверняка всего повидал, и ему легче, чем кому бы то ни было, будет понять, каким кошмаром были для нее последние несколько лет. Облегчить душу? Она терпеть не могла хранить тайны, а последние три года только этим и занималась, чтобы ни сын, ни друзья и знакомые не узнали правду о Реджи. Рассказала только родителям и сестре.
Более того, если Гарду станет известно, что ее бывший муж наркоман, это польстит его самолюбию. Ему приятно будет осознавать, что тринадцать лет назад ее родители и она сама жестоко ошиблись. И что та безоблачная жизнь, которую она ждала от мужа, так и не сложилась.
Но Мэйбл молчала. Что же удерживало ее от признания? Жалость к Реджи? Не исключено. В конце концов он отец ее сына. Репутация семьи? Еще более вероятно. Многие люди — и Гард, по всей вероятности, не исключение — ждут любого удобного случая, чтобы вылить на Роллинсов ушат грязи. Кроме того, нравится ей это или нет, проблемы Реджи не могут не сказаться на ней самой и на сыне, хотя они нисколько этого не заслуживают.
И все же, вероятнее всего, ее удерживал от признания элементарный стыд. У нее язык не поворачивался рассказать Гарду, на какую низость оказался способен ее бывший муж. Дело в том, что собаку он продал, чтобы купить себе наркотики. У колли была великолепная родословная, так что денег муженек выручил достаточно, чтобы продержаться несколько дней. И вот этого-то предательства по отношению к бессловесному существу Мэйбл не могла ему простить.
А еще было стыдно от того, что в данный момент ее волновал не Реджи с его проблемами и не Алан, на котором могут отразиться выкрутасы отца, а Гард. Что он подумает, если узнает правду? Он же полицейский, и в его обязанности входит арестовывать таких, как Реджи, и сажать их в тюрьму. Станет ли он после этого общаться с ней и перевоспитывать ее сына? Вряд ли…
— Если ты со мной не согласен, скажи, — тихо начала она, спокойно встретив его взгляд. — Но, по-моему, нет ничего странного в том, что мне не хочется обсуждать проблемы моего бывшего мужа. Особенно с тобой.
Гость отошел в сторону и прислонился к перилам. Мэйбл опустила ноги на пол и вновь принялась раскачиваться, но, услышав новый вопрос, замерла.
— Почему он с тобой разошелся?
Сердце больно сжалось, но она и вида не подала, ответила со всей непринужденностью, на которую только была способна.
— Значит, ты считаешь, что муж сам подал на развод, потому что я ему стала больше не нужна?
— Вот именно. Судя по тому, как долго ты добивалась его руки, маловероятно, что добровольно от него отказалась.
А может, все же рассказать ему все, подумала Мэйбл вставая. Пусть знает, как он к ней жесток и несправедлив!
Но ведь и прав, считая ее жадной и эгоистичной. Она сама приложила немало усилий, чтобы о ней так думали.
С крючка над дверью свисала кормушка в виде домика для колибри. Хозяйка коснулась ее рукой — на пальце осталась капелька густого красного сиропа. Почти месяц ни одна колибри к ним в дом не залетала. Нужно будет почистить кормушку и убрать до весны. На этой же неделе займется…
Мэйбл отвела взгляд от птичьего домика и подошла к гостю почти вплотную.
— Ты прав, — безжизненным голосом произнесла она. — Я ни от чего не отказываюсь добровольно. Реджи я теперь мало волную. У него появилось кое-что получше. То, что ему дороже меня. Он забрал все, но у меня остался Алан, его единственный сын и единственный внук Питера.
Женщина помолчала, чтобы до него лучше дошел смысл ее последних слов — пока сын живет с ней, Питер проследит, чтобы они ни в чем не нуждались, — отошла и села в качалку. — Уходи, Гард, — устало проговорила она. — Оставь меня в покое!
После разговора с Мэйбл сомнения одолели Брустера с новой силой. Хотя она сама подтвердила то, о чем он все время подозревал, — что Роллинсу надоела ее алчность, что он повстречал другую женщину, которая любит его самого, а не его банковский счет и общественное положение, и сам подал на развод, — он ей не поверил.
Что-то во всей этой истории было не так. Неубедительно прозвучал ее намек на то, что сын служит ей лишь средством для выкачивания денег у бывшего свекра. Уж в том, что она любит ребенка, Гард ни капли не сомневался. Да она жить без него не может! И никогда никому его не отдаст.
Что же касается материальной помощи, то, судя по району, в котором она поселилась, по более чем скромному домику, не слишком-то помогают ей ни бывший муж, ни его папаша. Гард прекрасно знал эту женщину. Если бы у нее были деньги, прятать их она никогда бы не стала. Поселилась бы в шикарном особняке, оделась бы во что-нибудь более приличное, чем потертые джинсы и выцветшая кофточка. Нацепила бы на себя драгоценности, которые всегда обожала. В общем, как говорится, пускала бы пыль в глаза.
А вместо этого живет в неказистом домишке в самом бедном районе.
Так что же на самом деле произошло у нее с мужем? Кто с кем развелся? Сам ли он додумался вышвырнуть жену и сына из дома и из своей жизни или это Мэйбл решила уйти от него?
Интересно, какие чувства она испытывала к своему супругу? Что выходила за него не по любви, это ясно. А потом? Полюбила? И что решила предпринять, узнав о появлении в его жизни другой женщины? Снова попытать счастья? Может, и в Стампу вернулась неспроста — чтобы ее ретивые родственнички отыскали ей еще одного денежного придурка?.
Хотелось бы верить, что нет. Что приехала в родной город, потому что здесь ее дом, семья. Потому что у отца Алана появились какие-то непонятные интересы, сын отошел на задний план и мать попыталась заменить мальчишке нерадивого папашу всевозможными дедушками и бабушками, тетями и дядями, двоюродными братьями и сестрами.
А еще хотелось бы верить, что тринадцать лет назад она не нарочно поступила так жестоко. Что не просто поиграла с ним и бросила, а испытывала к нему хоть какие-то чувства. Что сожалеет о случившемся…
Но хочешь не хочешь, а поверить он ей не мог. Мэйбл всегда были присущи трезвый ум и тщательный расчет. Каждый свой поступок она продумывала до мельчайших подробностей. Так что вряд ли с годами изменилась.
— Что это вы сегодня такой мрачный?
Лейтенант скосил глаза — справа от него стоял Алан. Замызганное лицо пацана блестело от пота, и немудрено — работенка сегодня выдалась не дай Бог! В городе снесли последние здания, сохранившиеся еще со времен первой мировой войны, и его ребяткам вместе с другими подростками поручили растаскивать камни. Работа продолжалась уже почти четыре часа. Скоро закончат.
И он опять встретится с Мэйбл.
Что за черт! Всякий раз, когда он видит перед собой светлые глаза мальчишки, смущенную улыбку, либо дразнящую усмешку, вспоминает о его матери, хмуро подумал Гард, но тут же оборвал себя: а Алан здесь при чем? Разве он виноват, что похож на мать, один вид которой вызывает непреодолимое желание?
— С чего ты взял, что я хмурый? — спросил Гард, прищурившись — солнце било в глаза.
— Да к вам все подходить боятся! Сидите с таким видом, будто обозлились на весь белый свет!
А ведь парнишка недалек от истины, подумал Брустер. За тринадцать лет у него выработалась устойчивая привычка хмуриться — так было легче прятать свою боль. Это отпугивало от него людей, и за время учебы в Форт-Уэсте друзей он не нажил. С годами острота боли прошла, но время от времени возвращалась, давая о себе знать еще сильнее, чем прежде.
— Значит, только ты не побоялся, что я могу откусить тебе башку?
Алан мрачно глянул на него, и воспитатель улыбнулся. А ведь неплохой мальчишка! Нормальный ребенок, на которого нежданно-негаданно навалилась куча проблем — попробуй, выдержи! И развод родителей, и отец, у которого нет времени для собственного сына, и дедушки, убежденные, что они правят всем миром, — ну если не всем, то по крайней мере какой-то его частью, — и мать, чья любовь и верность измерялись долларами и центами… Но которая пойдет на все ради своего сына. Которая не побоялась выступить против бывшего свекра, когда тот надумал откупиться от закона. Которая понимала: допусти она это — и мальчишка решит, что ему позволено все по той простой причине, что он Роллинс.
— Уже почти пять часов, — заметил Алан. — Можно нам отдохнуть?
— Ну конечно! Скажи остальным, ладно?
Алан подбежал к ребятам, но через секунду вернулся и уселся рядом с наставником на бетонные ступеньки, ведущие в никуда — самого здания уже не было и в помине.
— Любишь футбол? — спросил Гард, ткнув пальцем в майку с названием мемфисского футбольного клуба.
— Ага… У нас с папой раньше был абонемент, и мы ходили почти на все игры. Но пару лет назад он потерял интерес к футболу. Мы и перестали… — Алан взглянул на свои грязные руки, вытер их о футболку и тихонько добавил: — Он вообще ко многому потерял интерес.
Значит, пару лет назад… Реджи с Мэйбл разошлись год назад. Может, перед этим он познакомился с другой, подумал Гард. Куда же она делась потом? Вчера Мэйбл сказала ему, что муж не женился во второй раз, поскольку ему теперь вообще не до женитьбы. Но почему? Что же происходит в жизни ее бывшего супруга? Чем это он так занят?
— Ты, наверное, скучаешь по нему?
Голос Гарда прозвучал совершенно спокойно, без какого-то особого интереса — точно так же он спросил бы об этом любого мальчишку из его группы.
— Ага…
— Зато с дедушками часто видишься.
Сказанул тоже — будто это может заменить ребенку отца.
— Да. До того как вы меня поймали… — Алан помолчал, — я каждую субботу проводил с ними. — Он усмехнулся. — Мы играли в гольф в Центральном парке.
Ну разумеется, в гольф! В какую еще игру могут играть Питер Роллинс и Ральф Уинд-хем? Только в эту. Игра богачей… И конечно, в самых престижных в Стампе клубах. За все долгие годы жизни в этом городе Гарду ни разу не посчастливилось там побывать. А уж в одиннадцатилетнем возрасте его бы и близко к воротам не подпустили. Куда ему до бывшего свекра Мэйбл, до ее отца, сына…
Полицейские живут в другом мире, где о богатстве знают только понаслышке.
А он-то, дурак, решил, что она, хоть и ненадолго, может вернуться к нему! Как же, дождешься…
Видя, что Алан ждет от него каких-то слов, наставник выдавил из себя улыбку и сказал:
— Значит, тебе нравится гольф.
— Я этого не говорил. Сказал только, что играл каждую субботу.
— А на самом деле предпочел бы делать что-нибудь другое?
— Все, что угодно. Даже работать здесь. Но, понимаете… Раньше, до того, как мои родители переехали в Мемфис, папа каждую субботу и воскресенье играл в гольф с дедушкой Роллинсом. А у дедушки Уиндхема никогда не было сына. Когда они приезжали в Мемфис, я был партнером, — закончил Алан, пожав плечами.
Выходит, мальчишка отказывал себе в каких-то других, любимых играх, чтобы доставить удовольствие двум старикам, которым и в голову не пришло спросить, нравится ему гольф или нет. Ну и ну, подумал воспитатель, а Алан-то, оказывается, добрый, отзывчивый паренек!
Подошел грузовик отвезти команду обратно к полицейскому участку. Гард встал и, тронув подопечного за плечо, тихонько заметил:
— А ты, похоже, не такой ершистый, каким себя изображаешь, верно?
Алан не смутился и не обиделся. Бросив на старшего какой-то недетский взгляд, таким же тихим голосом ответил:
— Вы тоже.
И, усмехнувшись, отчего взрослое выражение куда-то улетучилось, припустил к машине, возле которой уже стояли Фрэнсис и Мэтью.
А ведь парень прав, подумал Гард, не спеша направляясь следом. Упрямым и строптивым он никогда не был, особенно, если приходилось иметь дело со сбившимися с праведного пути подростками и их очаровательными мамашами.
Кстати, перед одной из них неплохо было бы извиниться. Его вопросы, почему да отчего она разошлась с мужем, были, мягко говоря, не совсем тактичными. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах он, пожалуй, имеет право знать хотя бы в общих чертах, что у нее произошло с Реджи.
Мэйбл и не скрывала — ее муж полюбил другую. Гард прекрасно понимал, как ей больно в этом признаваться — стоило только вспомнить ее полные страдания глаза. Ему ли не знать, что чувствует человек, когда его без конца сравнивают с другим — и сравнение всегда оказывается в пользу последнего, — а потом бросают. Если бы возлюбленная тринадцать лет назад рассталась с ним только потому, что потеряла к нему интерес, конечно, было бы больно, но он бы как-нибудь пережил. Но знать, что она предпочла ему другого только по меркантильным соображениям, было невыносимо…
Похоже, Мэйбл теперь на своей шкуре прочувствовала, что он, Гард, испытывал тогда. Если бы ее замужество просто не удалось — такое частенько случается, — не была бы настолько убита. Но дело оказалось в другом — она проиграла в сравнении с новой симпатией своего мужа. И Реджи в конечном счете выбрал другую.
Интересно, что это за женщина, которую можно предпочесть Мэйбл? Сам он в течение долгих тринадцати лет пытался отыскать такую.
Но так и не смог…
Когда они подъехали к полицейскому участку, Мэйбл уже дожидалась, сидя в своей шикарной машине. Гард собирался подойти к ней вместе с Аланом, извиниться и… Дальше извинений его фантазия не шла. Но планам его не суждено было осуществиться. Не успел он пройти и несколько шагов, как кто-то окликнул его. Барбара…
— Привет, лейтенант! Ну, как дела?
Он проследил взглядом за Аланом — тот уже почти добрался до машины — и обернулся.
— Да ничего.
— С Аланом больше не ругаетесь?
— Нет.
— А с Фрэнсисом?
— Тоже. И с Мэтью.
Алан тем временем уже открыл дверцу.
— Так ничего и не рассказывают о своих дружках, с которыми вместе ходили на дело?
— Нет. Мэтью жалуется, что родители его без конца донимают, пытаются сделать из него этакого пай-мальчика, но о сообщниках ни звука. И не собирается их выдавать.
Пока они стояли и мирно беседовали, шикарная машина укатила. Разочарованный, Гард перевел взгляд на брюнетку.
— Ну, что еще тебе хочется знать?
— Она не для тебя, Гард.
Умело скрыв раздражение, он сделал вид, что не понимает.
— О чем это ты?
— Брось притворяться. Ты прекрасно знаешь, о чем. Мы ведь с тобой одного поля ягодки. Ничто нам просто так не дается в руки. Тебе пришлось идти в полицию, чтобы зарабатывать деньги, я уже десять лет расплачиваюсь с долгами за обучение. Может, в глазах других мы и немногого добились в жизни, а по-моему, для бедняков вроде нас службу в полиции можно считать за счастье. — Барбара указала в ту сторону, куда уехала Мэйбл. — А вот ей все подносилось на блюдечке с голубой каемочкой. Окончила престижную частную школу, поступила в колледж только для того, чтобы найти себе богатого муженька, и вплоть до развода единственной ее заботой было играть роль образцовой жены.
Барбара, конечно, говорила наугад — не могла она знать ничего о женщине, вызвавшей ее неприязнь, — но, как это ни странно, попала точно в цель. Мэйбл действительно закончила частную школу, а с Реджи начала встречаться, учась в колледже. Верно и то, что пока муж ее не бросил, пока не пришлось самой зарабатывать на жизнь, образование ее лежало, так сказать, мертвым грузом. Да и к чему оно ей? Ведь она миссис Роллинс!
Все это было так, да не очень. Не совсем точную картину нарисовала Барбара. В ней почему-то не нашлось места для любящей матери, для девочки, которую он когда-то любил, и женщины, образ которой до сих пор преследовал его, не давая спать по ночам.
— Я давно знаю Мэйбл, — тихо сказал Гард.
Брюнетка улыбнулась печальной и мудрой улыбкой.
— Я встречала мужчин такого типа. Сулят золотые горы, а сами берут от тебя все, ничего не давая взамен. Они считают, что поскольку ты женщина, можно удовлетворять с тобой любые свои прихоти. Когда надоешь — бросят. Иные красотки ведут себя так же.
Гарду хотелось встать на защиту любимой, сказать, что она не такая, но он не мог погрешить против истины. Разве Мэйбл не клялась ему в вечной любви, а когда подвернулся кто-то получше, типа Роллинса, бросила его без сожаления.
— Берегись ее, лейтенант. Она вполне способна причинить тебе боль.
— Не бойся, я буду осторожен.
Нет, ничего Мэйбл ему не сделает, если он не забудет, что ей нельзя доверять, если будет держать в узде свои чувства и если, не дай Бог, не влюбится в нее окончательно и бесповоротно.
Он будет заниматься с ней сексом, а не любовью, в общем, использует, а потом бросит. При этой мысли Гард почувствовал укор совести. Разве не о таких мужчинах только что говорила Барбара — эгоистичных, эгоцентричных… Надкусят яблоко и бросят, тут же забыв его вкус. Которые берут все, ничего не давая взамен.
Но именно это он и собирался сделать — взять все, что она даст, а там хоть трава не расти.
На сей раз, дал себе слово Гард, он выйдет победителем.
— Почему вы решили сами отвезти меня домой? — спросил Алан, забираясь в машину. Был воскресный вечер. Еще одна смена закончилась. — Мама по воскресеньям свободна и сама может за мной приехать.
— Мне нужно с ней поговорить, — ответил Гард. После вчерашнего разговора с Барбарой он решил, что удобнее это сделать подальше от людских глаз.
— Но я же ничего не сделал! — нахмурившись, выпалил Алан.
Воспитатель пристально взглянул на него.
— С чего это ты взял, что разговор будет о тебе?
На лице мальчишки отразилось неподдельное удивление — ему и в голову не могло прийти, что у полицейского и матери найдутся другие темы для беседы, помимо его собственной персоны. Переварив услышанное, он снова нахмурился.
— Вам нравится моя мама?
Гард сделал вид, что всецело поглощен дорогой.
— Ничего…
— Знаете, почему я спрашиваю… — Алан секунду помолчал. — Потому что если вы вдруг влюбились в нее, все равно ничего не добьетесь. Когда мы уехали от папы, она сказала, что больше никогда не выйдет замуж. А если даже и надумает выйти, то скорее всего вернется к папе. Мама не хотела разводиться, и если он попросит ее вернуться, с удовольствием это сделает.
Гард мог бы сказать мальчишке, что жениться на его матери меньше всего входит в его планы, хотя поболтать с ней, а уж тем более заняться любовью было бы недурственно. Но не станешь же распинаться об этом перед одиннадцатилетним пацаном!
— Я только хочу поговорить с ней, Алан. Ничего более.
Ответ парнишку, похоже, удовлетворил, и он замолчал. Интересно, насколько верно то, что сообщил ему Алан, подумал Гард. Неужели и правда, развод отбил у Мэйбл всякую охоту снова выходить замуж? А может, наоборот, она вернется в Мемфис к бывшему мужу, стоит ему только намекнуть, что готов принять ее? И какую цену Реджи заплатит за ее возвращение? А вдруг она, до смерти довольная, что вернулась назад, вообще ничего не попросит? Как же! Эта особа еще отыграется на своем муже за то, что он предпочел какую-то мегеру ей, незабвенной. Он дорого заплатит за это, подвел Гард итог своим мыслям.
Они подъехали к дому. Хозяйки нигде не было видно, но у двери стояла ее роскошная новенькая машина. Оказывается, не так уж Роллинс все и забрал, усмехнулся гость, идя за Аланом к дому. Кое-что оставил. Вот, например, этот шикарный лимузин, который стоит столько, сколько ему и за два года не заработать.
Входная дверь была открыта. Мальчик первым ворвался в дом.
— Мам, я приехал! — завопил он и помчался в самый дальний конец коридора, где, по всей, видимости, находилась кухня.
— Да неужели? — раздался голос Мэйбл откуда-то слева.
Гард закрыл дверь и пошел на звук ее голоса. Она сидела на диване и, увидев его, встала — на лице вежливая сухая улыбка. Выглядела хозяйка потрясающе. Изумрудно-зеленое платье с низким треугольным вырезом, шикарная гладкая прическа, на шее — массивный бриллиантовый кулон. Этакая неприступная красавица. Интересно, специально так разоделась, чтобы подчеркнуть, какая пропасть лежит между ними, подумал Гард.